Время шло, поры года сменяли друг друга, согласно установленных природой норм. Сегодня на улице выпал метровый слой снега. Зимой Тернополь напоминал мне Хмельницк. Не менялось лишь моя влюблённость. Я с каждым разом всё больше и больше погружался в чувства, что влекли меня к учительнице музыки. На запотевшем стекле я начертил пальцем её имя "АГНЕШКА". В минуты затишья, она теребила прядку золото-огненных волос, гипнотизируя мой пристальный взгляд.
Внезапно на всю аудиторию, Ярек завопил:
- Смотрите! Смотрите! Матеуш влюбился в панну Камински!
От такого стыда, я готов был провалиться сквозь землю. Мельком глянув на Агнешку, я обратил внимание, как её щёчки покрылись легким румянцем, но она даже не подняла взгляд. Может, чтоб не смутить меня или не подыгрывать несносному братцу.
Между уроками музыки и истории я припомнил Яреку этот инцидент. Он сам спровоцировал меня на откровенный разговор. Я тогда ещё не знал, что мой брат уже расставил приоритеты по отношению ко мне. Но прежде чем во всё разобраться я спросил у него:
- Можно задать тебе вопрос?
- Ты уже его задал,- дерзнул мой сводный двоюродный братец и начал уходить.
- Не отворачивайся, когда я с тобой говорю!- мой голос существенно повысил тон, теперь я не заикался.
- А то что? Пожалуешься своей Агнешки?- с насмешкой подстрекнул Ярек.
Я был на взводе. Последствия бессонницы не прошли бесследно. Моё сознание разделилось на ярость и субординацию. Я вот-вот был на грани того, что скорее выберу ту часть, где мой гнев наконец-то вытиснится наружу.
От возможных летальных последствий Ярека спас учитель истории, что снова пришел искать вечно опаздывающих учеников.
- Что здесь происходит?- вопросил пан Колек, увидев мои сжатые кулаки и взгляд, устремленный в сторону Ярека,- А впрочем, не объясняйте. Если хотите драться, то я вам не стану препятствовать.
Получив благословление от самого учителя, во мне как будто что-то перевернулось. В груди начал закипать гнев. На смену обиде пришла злость. Причём не обычная злость, а самая настоящая безудержная ярость.
Ярек отсекся, он явно не ожидал получить отпор. Ему пришлось стать в стойку, иначе прощай авторитет и статус задиры. Первые удары были нелепыми, мой соперник дрался не впервые и уже умел уклоняться. Но его реакция, по сравнению с моей уязвленной честью, оказалась не эффективной. Попав один раз по лицу, а точнее скользнув по его правой щеке, у меня возник ещё больший стимул и он уже не успевал за моими молнеиносными ударами по плечам, шеи, груди. И даже один раз по спине, меж лопаток. В перепалке порвался его туфель. А когда я реально хотел порвать ему щеку, чтобы его противная улыбка исчезла навсегда, пан Колек нас разборонил.
- На сегодня хватит. Теперь все на урок. Кроме тебя Матеуш.
Когда все разошлись, учитель пристально посмотрел мне в глаза и не громко произнес:
- Молодец. Забудь о том, что главное участие, а не победа. Нет. Только победа. Первый вариант для слабаков и их оправданий.
Затем он подморгнул в знак молчания об инциденте и показал мне рукой, чтобы я следовал за ним на урок.
Синяков у Ярека не было, но порванный туфель не прошел бесследно. Не одолев меня в честной схватке, он решил пойти подлым путём, и просто сделал гнусный донос.
В школу к профессору Стефану Домбровски вызвали Войтека. Пока он шел, я пытался понять, как мне поступить. Либо поступить как Ярек и оболгать его, а там пусть разбираются, кто прав. Либо сказать правду. Но на деле, никто меня даже не спросил, что именно стало причиной раздора.
Кабинет профессора находился на втором этаже здания. Это была большая комната с высокими потолками, которая, наверное, раньше служила гостиной. По периметру потолка шел лепной карниз, а сверкающая люстра свисала из центра огромной лепной розетки. Стены были увешаны рамками с разными видами пришпиленных бабочек. Впустив меня и Войтека в кабинет, профессор вернулся за свой большой стол, на котором, радуя глаз, громоздились кипы книг и бумаг. Пол тоже был завален книгами и бумагами. К столу была прилажена пробковая доска, которую в три слоя покрывали бумажки с записями, сообщениями и списками неотложных дел.
Сам же профессор Домбровски, которого я видел впервые, выглядел важно. Глубоко посаженые глаза, высокий лоб, бакенбарды с редкими волосами.
Вместо того, чтобы меня отчитывать, пан Стефан принялся обвинять во всех бедах Агнешку, откинувшись на спинку стула:
- Простите мы взяли пану Камински на время пока не найдем ей замену. Она у нас девушка видная, немного протестантка и категорически не любит покрывать голову. Трудно найти мужчину-учителя на такую должность. Я на досуге займусь этим вопросом, и она больше не будет мутить головы нашим пубертатным юнцам.
- Это не справедливо! Если она женщина, значит, она теперь должна быть изгоем?! Она не виновата, что родилась в мире, где к женщинам не относятся с должным уважением!- неожиданно для себя вскипел, и тот час же об этом пожалел.
Профессор ничего не ответил и лишь загадочно приподнял правую бровь.
- Матеуш! Немедленно извинись перед профессором!- таким же тоном, приказал оторопевший Войтек.
- Извините пан Домбровски,- виновато выдавил из себя, словно под прицелом пушки.
- Вот видите, о чём я говорю. Гормоны это страшная сила и если их не направить в нужное русло, подростки могут натворить немало безумного.
Домой мы с Войтеком шли молча, я рассуждал о поведении Ярека. Почему он так поступает? Хоть он и не родной брат, но всё же. Я почему-то вспомнил и о дяде Борисе. Мне стало интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы он тогда не предал своего брата.
Вдруг послышался шелест бумаги, это сквозняком потянуло мне под ноги брошенную кем-то на пол газету с длинным заголовком. Титульная страница гласила: Адольф Гитлер объявляет о принятии "Закона о создании вооруженных сил". 16 марта. 1935 год. Мне стало не по себе, но я не мог понять почему. Затем я опустил газету и увидел как недалеко от нас с тротуара грузили тело бездомного, того самого бездомного, которого я угостил сырым рисом. Они брезгливо кинули его на повозку, словно мешок с картошкой. Мой шок перебил голос Войтека, что привык к подобным зрелищам:
- Пойми Матеуш. Справедливость мой компас по жизни, но наше общество, ещё не достигло того уровня, когда всё будет определяться по-справедливому. И заметь, я сказал не равноправно, а справедливо. Это две большие существенные разницы.
Я сделал вид, что увлечён беседой и всё понимаю, а на самом деле с моей головы не выходил тот бездомный, что так нечестно распрощался с миром.
На следующий день в дом постучали с трагическими новостями. Умер от удушья брат Войтека, бывший кавалерист и бизнесмен. А также по совместительству отец Ярека. Умер неожиданно, по-глупому, но не мучительно, а во сне. Их слуга, который так же погиб, забыл на ночь отворить заслонку на печи и угарный дым распространился по всему дому. Выжил только Ярек, что по стечению обстоятельств открыл окно, так как его кровать слишком близко стояла к обогревающим стенам, и ему стало очень душно. Естественно, моим названым родителям пришлось взять племянника на поруки. Похороны должны быть завтра. Начал задумываться над тем, куда делись родительские тела в Украине. Говорят, время лечит, но это не правда.
Ярека привезли вечером. Я не видел на его лице слёз, обиды или отчаяния. Он просто был хмурым. Может, потому что ему это не впервые. Однажды он уже терял мать. Смерть его родителя была смягчающим обстоятельством. Поэтому я больше не держал на него зла. Даже когда он продолжал вести себя, как и прежде, вызывающе.
- Мир?- спросил я и протянул руку для пожатия.
Он нехотя протянул руку, предварительно глянув на Ханну и Войтека.
- Ты жмешь руку слишком сильно,- проворчал братец и тут же прервал рукопожатие.
Понимая его горе не понаслышке, я снова спросил:
- Ты как? Я тебе сочувствую.
- Тебе действительно интересно или ты спросил ради приличия?!- заголосил Ярек и обозлённо добавил,- Меньше всего я сейчас хочу услышать чье-то сочувствие.
Я боялся потерять контроль над собой. Ведь я всего лишь хотел проявить соболезнование, а он упрямился и не хотел иметь со мной ничего общего. И тут я задумался. Он открыл мне глаза. Зачем я пресмыкаюсь перед ним? К чёрту сочувствие, если оно ему не нужно. Я не должен под него подстраиваться, как и он по отношению ко мне взаимностью. Он просто пытался быть прямолинейным. И я стал уважать в нём это его качество.
А когда Ярек демонстративно ушел, Войтек подошел ко мне и дал совет:
- Если хочешь победить врага, сделай его своим другом.
Я опять сделал вид, будто понял его премудрости и ушел вслед за сводным братом, а уходя, услышал позади чуть слышные слова Ханны:
- То ни одного ребёнка, то два сразу. Наверное, Бог тешится над нами.
Когда я внезапно открыл дверь в свою комнату, то увидел, как Ярек шарит по моим вещам. Уже вечером он меня подставил. Сказал что видел, как я раздавил очки Войтека и спрятал их в своей комнате. Он был персоной высшей степени притворства.
- Это правда?- спросил Войтек, но без каких либо подозрений и обид.
- Хотите правду? Я расскажу Вам правду. Несколько лет назад я разбил часы, но не сознался в этом. Зачем я это сделал? Потому что они меня пугали. А теперь вопрос. Зачем мне ломать очки. Даже если бы я сделал это не умышленно, я бы в этом признался. Это не моих рук дело, но решать, конечно же, вам.
На лице братца изобразилось недоумение. Войтек похлопал меня по плечу и отправил в кровать. Сегодня мне пришлось спать в одной комнате с Яреком. Не выдержав длительной тишины, он спросил у меня:
- Зачем ты тогда убил тех крыс?
Я не понимал, почему я их убил, может на тот момент мною руководила агрессия, последствия бессонницы, а может я просто не знал условий договора и сам решил что так нужно, но Яреку сказал, что хотел доказать всем свой боевой настрой.
Он был тем человеком, которому секреты рассказывать противопоказанно.
После этого разговора прошло немало дней, но он продолжал смотреть на меня волком. Я знал, в тайне он надеялся на мои неудачи и не радовался моим успехам, он хотел выйти в свет на фоне моих промахов. Сам он не выносил никакой критики и не был готов даже к конструктивному обсуждению. Он боялся брать на себя ответственность за неудачи. Наивный Ярек был уверен, что всё на свете знает и считал себя пупом Земли.
Как-то раз перед сном, я решился рассказать свой секрет так называемому брату.
- Хочешь, я поделюсь с тобой своей самой сокровенной тайной?
Уставившись на меня вопросительным взглядом, Ярек покивал головой в знак согласия. Было видно, как в его глазницах зажегся огонёк.
- Я уже несколько лет не сплю. Время будто остановилось, я перестал ощущать течение времени. Для меня оно перестало существовать. Нет разницы между днём и ночью, всё это уже не разделяется.
- И что теперь, тебе пособолезновать?- неожиданно выпалил братец и добавил,- Я давно заметил, что ты какой-то странный. Но разве это секрет? Зачем ты мне это рассказываешь?
- Не ради этого я затеял разговор. Мне нужен критик, тот, кто будет меня контролировать и сдерживать от агрессии. Тот, кто будет свидетелем моих необычных способностей.
- Я соглашусь тебе помогать и держать секрет в себе, но ты тоже должен пообещать мне, если я вдруг попрошу у тебя что-то необычное, то ты мне не откажешь.
Я искал вескую причину не соглашаться, но так её и не нашел. Меня не удивило, что он решил выкроить выгоду с этой ситуации. А когда я согласился, то неожиданно для себя изрёк искренние слова:
- Теперь ты мой настоящий брат, которого у меня никогда не было, но должен был быть.