Пролог: У заповедника Энергодара происходит несколько жутких прецедентов с участием животных неопознанного вида. Областное управление отправляет отряд охотников в запретную зону для обезвреживания опасных зверей. Противостояние двух видов хищников превращается в губительное испытание, в ходе которого выяснится ужасная правда, где речь идёт о выживании трети человечества.
"Чтоб понять мудрость заповедника, не стоит пытаться его подчинить, ибо он не подчиняем"
Глава 1
Жалость, лишь искреннюю жалость она испытывает к тем, кто мнит себя вершиной природы, кто слишком самоуверен в своей вседозволенности, кто на ошибках не желает учиться. Хтоническая сущность, не видимая простыми смертными, давно не ищет оправданий человечеству, слишком много необратимых глупостей оно натворило. Если бы деревья могли говорить, они бы не смогли описать всю ту неоправданную кровожадность, что им доводилось видеть. Если бы реки могли проливать слёзы, они бы потеряли пресность и вышли из берегов, разливаясь по миру. Если бы горы могли кричать, они бы приняли обет молчания, иначе кричали бы вечность. А людям остаётся только поучиться у природы её смиренности и гармонии, бескорыстия и щедрости, свободе и мудрости. И только тогда наступит идиллия, о которой большинство мечтает веками.
Заповедник Энергодара давно сплелся корнями где-то глубоко под землёй и стал одним организмом. Одинок, но свободен. Там больше не было ни вчера, ни завтра. Его размеренностью и покоем, оставалось только восхищаться. Вольность природы можно было увидеть зоркими глазами сокола, который ловил потоки ветра, взмахивая иногда крыльями и планируя над территорией Энергодара. Это был тихий и мирный полёт с целью, о которой знала только сама птица. Будто лесной надзиратель, сокол изучал новые тропы на земле, оставленные неопознанными ночными обитателями, и как бы следил за здешним порядком.
Протяженный шаткий сетчатый забор, сменили пожелтевшие леса, несколько оживляющие пейзаж. С ветвей массово падали листья прямо под корни деревьев, хаотично смешивая оттенки желтого цвета. Вместе с листьями, на землю падали мелкие сухие ветки, сломанные резкими порывами ветра. Продольные поля и кряжи, скрывая морщины и шрамы под дымкой, усеялись новыми тёмными пятнами после недавнего пожара. А древние водоёмы отражали небо и даже мелкую копию внимательного парящего птаха, что приближался к границам периферии, улиц и проулков.
На брошенной территории города, когда-то бурлила иная жизнь. Люди, озадаченные надуманными проблемами, опаздывали на работу, озорные дети, вопреки указаниям родителей, допоздна гуляли в парках, а старики хлопотливо копошились на огородах, изучая погоду на месяц вперёд. Теперь здесь доминирует новая жизнь, жизнь без людей. Муравьи-трудяги, бесконечно снующие в муравейнике на остановке. Шустрые пугливые зайцы и юркие ондатры, прячущиеся друг от друга по песочницам. А у самых границ города старые лисицы учили шаловливый молодняк, как правильно выкапывать нору-укрытие прямо в клумбе под горбатой акацией. С высоты казалось, будто природа снова поглощает то, что было создано человеческими амбициями, чтобы всё начать заново. Жизнь не исчезла, она освободилась от нетактичного вмешательства и воскресла.
Долетая до края осиротелого города с брошенной и порыжевшей коррозией техникой, что обросла навязчивой растительностью, сокол нашел место для посадки. Он завершил своё протяжное блуждание и, согнав стаю робких голубей, приземлился на самой верхушке разрушенного атомного реактора, чтобы увидеть то, ради чего он проделал столь не лёгкий путь.
И вот, настал очередной рассвет. Золотистый луч солнца насыщенный сдержанными красками филигранно прошил тучу на горизонте и озарил всё истинное величие Энергодара объятого глубокими водами Днепра, в которых поглощался весь дневной свет без остатка, будто обозначив его, как одно из самых чистых мест на Земле.
Заповедник не был совсем безлюдным. Единственному человеку, который научился жить в гармонии с природой, такая жизнь была по душе. Он старался не тревожить нынешних обитателей своим присутствием и появлялся в городе-призраке лишь по потребности. Сегодня была именно такая потребность.
Через заброшенный город, медленно, но целенаправленно передвигалась лошадь, запряженная самодельной повозкой с колесами от элитного автомобиля. На повозке сидел седовласый старик с седыми усами. Спина его уже ссутулилась, лицо было изрезано морщинами, но при всех внешних признаках старости он был завидно энергичен, учитывая прожитые почётные семьдесят лет. Старик был из разряда тех, кто почитает прошлое и не стесняется будущего. Новые кроссовки на старике, выглядели чем-то чужеродным, как и новые колёса на изношенной повозке, особенно по контрасту с затёртыми штанинами и обшарпанной курткой. Позади старика находились аккуратно размещённые - металлическая канистра пропахшая запахом бензина и вместительный пожухлый школьный рюкзак с чернильным пятном. Повозка остановилась возле ржавой пожарной машины со спущенными колёсами, что казались вросшими в дорогу.
Внимательно глянув вниз, старик спрыгнул на еле виднеющийся асфальт возле сороконожки, которая замерла в ожидании неизбежного. Бережно переступив насекомое, суетливо юркнувшее в одну из множества трещин дорожного покрытия, странник достал из рюкзака резиновый шланг, открутил крышку бензобака и вставил в отверстие один край. Из второго края, он попытался втянуть бензин ртом, создавая штучный компрессор. Топливо полилось ручьём. Ловко подставив шланг к отверстию ёмкости, старик стал наполнять её дефицитной жидкостью. Пока горючее стекало, старик в сотый раз рассматривал видневшийся вдалеке разрушенный реактор. Свидетельство человеческого безрассудства, казалось, подпирало небосвод.
Закончив процедуру изъятия, старик спрятал скрученный шланг в рюкзак и ловко взобрался обратно на высокую повозку. Слегка дёрнув вожжи, лошадь, с характерным цоканьем, послушно продолжила путь через лес к дому. Из-за запущенности дороги ветви проросли вовнутрь дорожного просвета, иногда цепляя голову погонщика. А иногда цепляясь за капюшон и рукава. Все эти неудобства давно перестали донимать старика. Будучи отшельником, он забыл, как это злиться на что-то или на кого-то.
Добравшись до поселка по изломанному корнями асфальту, и проехав мимо непоколебимого знака, на котором уже давно выцвело название, лошадь замедлила ход. Все пустые дворы у хат вдоль дороги плотно проросли высоким рыжим бурьяном. Внутренности домов валялись повсюду меж сорняков, вперемешку с осыпавшимися чернеющими переспелыми грушами. Даже бензокоса, брошенная на произвол судьбы, иронично обросла вьюнком, словно подтверждая, кто здесь воистину хозяин. Лишенные стёкол оконные рамы, пропускали сквозняки, создавая шум, будто там завывали привидения. Некоторые крыши совсем сровнялись с полом. Из подбитых, но уцелевших черепиц бок о бок торчали верхушки молодых груш, что приспособились к человеческому уюту. Это выглядело, как рейдерский захват людской обители. Но на самом деле, когда-то случайная птица уронила одно зернышко через прореху в покрытии, и оно попало в щель дощатого пола, где и обрело шанс на существование. Поддавшись любопытству, из крупных трещин выглядывали и другие местные хозяева - воробьи. Увидев знакомую повозку, они метнулись в небо и живым указателем стали провожать странника к его усадьбе.
Вскоре повозка въехала в единственный обжитой двор на этой улице. Во дворе ютились одна кирпичная летняя кухня и два деревянных сарая. Один сарай с небольшим окном выглядел недавно построенным. Другой же сарай без окон с трухлявыми стенами годился разве что под снос.
Старик услышал, как скулит его овчарка на привязи. Хозяин спустился с повозки так быстро, как мог, подбежал к собаке и остановился в испуге. От увиденного кровь стыла в жилах. Возле овчарки лежали трое щенят, которые только родились. Новорождённые не подавали никаких признаков жизни. А четвертый живой щенок, прятавшийся за роженицей, привёл повидавшего виды старожила в истинный ужас.
Хозяин овчарки смотрел на нечто так, словно это было отродье самого дьявола. Голова последнего щенка слегка напоминала человеческую. Веки его были широко открыты, в отличие от новорождённых щенков, которые всегда появляются на свет слепыми. Но больше всего нагоняли жути сами глаза. С синей радужкой вокруг зеницы, они были уж слишком похожи на людские.
Старик три раза перекрестился и, достав из-за пазухи крестик, поцеловал его так, будто от этого зависела сама его жизнь.
Ближе к вечеру, единственный живой человек Энергодара вел велосипед в руках через тернистый лес, периодически наезжая на сухие трескучие ветви. С раритетным ружьём за спиной и с уродливым щенком в свертке, что находился в корзине велосипеда, старик добрался до ближайшей опушки. Он и сам не мог в себе понять, что им управляло, желание покончить со страданиями существа или избавить мир от монстра?
Объятый страхом старик бережно положил щенка на траву и, переломив двуствольное оружие, неуверенно зарядил его. Один патрон выпал из трясущихся рук палача в росистую траву, заставив его ещё раз обдумать приговор. Оно и не удивительно, старый отшельник никогда никого не убивал. А ружье держал при себе скорее для отпугивания непрошеных гостей.
Неуверенный в себе старик немного подождал, тяжело выдохнул, взял себя в руки и поднял патрон. В этот момент он уже знал ответ на свой вопрос - страх перед дьяволом во плоти, был сильнее, чем страх Божьего осуждения.
Прицелившись в щенка, стрелок в последнюю секунду закрыл глаза и только тогда нажал на жесткий спусковой крючок. Оглушительный хлопок выстрела заметался между деревьями и унёсся с поляны, плавно затихая где-то вдалеке. Открыв глаза, старик с ужасом увидел, что только ранил животное в нижнюю часть позвоночника. Нечто лежало на правом боку, не издавая ни звука. На уродливой неподвижной голове открылся один глаз. Пристально глядя в глаза своему мучителю, оно словно спрашивало, в чём его вина, чем могло разгневать душегуба и заслужить такую кару.
Дрожащими руками старик снова направил ружьё на щенка, но почему-то замер. С каждой секундой его решимость усугубляла положение и стремительно таяла. Неудержимое время лишь накладывало неопределенность поступка слой за слоем...
Раздумья старика прервал отдалённый звериный вой. Этот вой, разорвавший тишину посильнее, чем недавний выстрел, вызывал безотчётную тревогу.
Старик инстинктивно огляделся по сторонам, с опаской вглядываясь в темень. Обволакивающий страх дорисовывал кошмарные силуэты за каждым кустом, за каждым деревом. Старика не покидало ощущение, что он здесь не один.
Так и не решившись повторно нажать на спусковой крючок, чтобы добить раненного щенка, старик поспешно ушел с велосипедом в руках, от греха подальше. Последний патрон он оставил для своей защиты, так как отчётливо понимал, что в Энергодаре отныне не безопасно. До недавнего времени самым страшным животным здесь считалась лиса. Но одичалые псы, взяли верховенство над брошенной территорией, и буквально выгрызли себе титул самых опасных существ, в пределах периметра старого ненадёжного забора.
Теперь ничего не напоминало в лесу о недавнем присутствии человека, легкий ветерок унёс остатки чужеродных запахов, и на поляне появились две поджарые ходячие тени - бесшумные, черные, словно посланники потустороннего мира, внешне напоминающие ротвейлеров.
Один из псов тщательно обнюхал измученного щенка, осторожно взял его за загривок клыками, и обе тени исчезли в гуще леса, растворившись в зловещем ночном мраке.