Проблема ресентимента- одна из наиболее актуальных в рамках современной нравственной философии. Исследование этой проблемы важно не только с точки зрения теории, но и в аспекте практики в контексте современного глобального мира, т.к. развернутый анализ феномена ресентимента даст инструментарий для трактовки и изучения причин социальных катаклизмов. Приоритет в исследовании отдается Ф. Ницше, который оформил названное явление, в понятие и придал ему статус одного из инструментов анализа в этико-философских рассмотрениях. Примечательно, что до введения термина, описание проявлений ресентимента можно наблюдать и в более ранних работах мыслителя. Исследование специфики проявления ресентимента в основных произведениях Ницше позволит значительно дополнить и обогатить данное понятие.
Ницше затронул в своей философии ряд основополагающих понятий, которые способствуют глубокому пониманию как духовной сущности человека, так и изменений происходящих в обществе и в истории. Одним из таких понятий является ресентимент. Впервые данное понятие было введено в работе "К генеалогии морали". Несмотря на то, что прежние книги подверглись ревизии со стороны философа, тема ресентимента явилась связующей и направляющей в его работах. Ресентимент широко и в то же время противоречиво представлен в творчестве Ницше. Мы лишь обозначим специфику проявления ресентимента в основных работах философа, что даст материал для совершенствования теоретической базы ресентимента.
Изучение ресентимента как специфического проявления этико-философской мысли позволяет прояснить причины столкновений интересов на межличностном и социальном уровнях. Различные способы оценки действительности приводят к непониманию и столкновению интересов социальных групп. В современном обществе остро встает проблема гармонизации общественных, национальных, межличностных отношений. Истолкование Ницше через понятие "воля к воле", предложенное М. Хайдеггером, непосредственно вводит нас в круг проблем современного человека глобального мира, вовлеченного в круговорот производства/потребления.
В своей курсовой работе я использовала в качестве первоисточников работы Ницше "Антихрист", "К генеалогии морали" и критику Ницше К. Ясперсом "Ницше и христианство", М. Шелером "Рессентимент в структуре моралей".
Рессентимент в работе "К генеалогии морали".
Ressentiment (фр. "мстительность") -- понятие, имеющее особое значение для генеалогического метода Ницше. Сам Ницше предпочитал употреблять слово "ressentiment" без перевода. Впоследствии понятие "ressentiment" приобрело большую популярность и стало использоваться в трудах многих европейских мыслителей. Так, в книге Шелера "Ресентимент в структуре морали" автор следующим образом объясняет значение данного феномена: "В естественном французском словоупотреблении я нахожу два элемента слова "ресентимент": во-первых, речь идет об интенсивном переживании и последующем воспроизведении определенной эмоциональной ответной реакции на другого человека, благодаря которой сама эмоция погружается в центр личности, удаляясь тем самым из зоны выражения и действия личности. Причем постоянное возвращение к этой эмоции, ее переживание, резко отличается от простого интеллектуального воспоминания о ней и о тех процессах, "ответом" на которые она была. Это -- переживание заново самой эмоции, ее после-чувствование, вновь чувствование. Во-вторых, употребление данного слова предполагает, что качество этой эмоции носит негативный характер, то есть заключает в себе некий посыл враждебности... это блуждающая во тьме души затаенная и независимая от активности Я злоба, которая образуется в результате воспроизведения в себе интенций ненависти или иных враждебных эмоций и, не заключая в себе никаких конкретных намерений, питает своей кровью всевозможные намерения такого рода".
В философии Ницше ressentiment предстает в качестве движущей силы в процессе образования и структурирования моральных ценностей. Он характеризует его как смутную автономную атмосферу враждебности, сопровождаемую появлением ненависти и озлобления, то есть ressentiment -- это психологическое самоотравление, проявляющееся в злопамятстве и мстительности, ненависти, злобе, зависти. Однако взятые по отдельности все эти факторы еще не образуют самого ressentiment, для его осуществления необходимо чувство бессилия.
Итак, истина первого рассмотрения (1) -- это психология христианства: рождение христианства из духа ressentiment, т.е. движение назад, восстание против господства аристократических ценностей. Моральный закон, по Ницше, не существует a priori ни на небе, ни на земле; только лишь то, что биологически оправдано, является добром и истинным законом для человека. Поэтому только сама жизнь имеет ценность. Каждый человек имеет такой тип морали, который больше всего соответствует его природе. Из этого положения Ницше и выводит свою историю морали -- вначале мораль господ (сильных людей), а затем победившая ее мораль рабов (победили не силой, а числом). Предпосылками рыцарски-аристократических суждений ценности выступают сила тела, цветущее, бьющее через край здоровье, а также сильная, свободная, радостная активность, проявляющаяся в танце, охоте, турнире, войне. Параллельно с такого рода суждением существовал и жречески-знатный способ оценки (который впоследствии будет доминировать) со свойственными ему нездоровьем, пресыщением жизнью и радикальным лечением всего этого через Ничто (или Бога). Однако главной характеристикой такой оценки Ницше считает бессилие, из которого и вырастает затем ненависть, из которой, в свою очередь, и возникает рабская мораль. Евреи, по мысли Ницше, этот "жреческий" народ, всегда побеждали своих врагов радикальной переоценкой их ценностей, или, по словам философа, путем акта духовной мести. Именно евреи рискнули вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности ("хороший = знатный = могущественный = прекрасный = счастливый = боговозлюбленный"). Для Ницше такой акт ненависти -- это не вина, не преступление, а естественный ход истории морали: чтобы выжить и сохранить себя как народ, евреям необходимо было совершить акт бездонной ненависти (ненависти бессилия) -- свою слабость они сделали силою. И теперь только отверженные, бедные, бессильные являются хорошими, только страждущие, терпящие лишения, больные являются благочестивыми и только им принадлежит блаженство. Христианство в полной мере унаследовало эту еврейскую переоценку. Так, заключает Ницше, именно с евреев начинается "восстание рабов в морали", так как теперь ressentiment сам становится творческим и порождает ценности. Если всякая преимущественная мораль начинается из самоутверждения: говорит "Да" жизни, то мораль рабов говорит "Нет" всему внешнему, иному. Это обращение вовне, вместо обращения к самому себе, как раз и есть, по Ницше, выражение ressentiment: для своего возникновения мораль рабов всегда нуждается в противостоящем и внешнем мире, то есть чтобы действовать ей нужен внешний раздражитель, "ее акция в корне является реакцией". Ницше отмечает, что человек аристократической морали полон доверия и открытости по отношению к себе, его счастье заключается в деятельности. Наоборот, счастье бессильного выступает как наркоз, "передышка души", оно пассивно. Человек, характеризующийся ressentiment, лишен всякой открытости, наивности, честности к самому себе. Если сильным человеком овладевает ressentiment, то он исчерпывается в немедленной реакции, оттого он никого не отравляет. Таким образом, из неумения долгое время всерьез относиться к своим врагам проистекает уважение к ним, т.е. по Ницше, настоящая "любовь к врагам своим". Творчество "человека ressentiment" измышляет себе "злого врага" и, исходя из этого, считает себя "добрым". Первоначальная нацеленность ненависти постепенно размывается неопределенностью самого процесса объективации. ressentiment больше проявляется в той мести, которая меньше нацелена на какой-либо конкретный объект. Таким образом, ressentiment формирует чистую идею мести, он лучше всего "произрастает" там, где есть недовольство своим положением в иерархии ценности. Отсюда можно выделить две формы ressentiment: месть, направленная на другого, то есть другой виноват в том, что я не такой как он; месть, направленная на самого себя, самоотравление. Если первая форма относится к экстравертируемой модели ressentiment -- восстанию рабов в морали, то вторая относится к интравертируемой -- аскетическому идеалу.
Вывод: на основе работы "К генеалогии морали" можно дать определение ресентимента как поворота оценивающего взгляда, обращенного вовне вместо обращения к самому себе; ресентимент знаменует возникновение морали рабов, для которой присуще искусственное конструирование своего счастья на основе лицезрения противостоящего и внешнего мира. Ницше после введения данного термина использует как синонимы - рабский и ресентиментный, мораль рабов и мораль ресентимента.
Рессентимент в поздних работах Ницше: "Антихрист", "По ту сторону добра и зла", "Так говорил Заратустра"
Фридрих Ницше за аристократами признает право формирования истинных ценностей, право давать имена, то есть стоять у истоков формирования самого языка, и выступает как проявление власти господствующих натур.
В "Антихристе", развивая эту тему, Ницше выделяет условия формирования истинных ценностей сильного (аристократа) и ложные ценности слабого (раба). Здесь действие ресентимента заключается в ограждении слабого от всех условий, в которых до сих пор мог и должен был жить человек и в создании противоположных естественным условиям понятий религии, культуры, истории, психологии. Формируется мораль, которая становится противоположностью жизни,- мораль как коренное извращение фантазии, "дурной глаз" по отношению к миру. Естественные ценности, которые есть выражение естественных условий необходимых для жизни и роста народа, отражены Ницше в морали господ.
Так называемое "восстание рабов в морали"- формирование христианской морали-- привело ресентиментный способ оценивания к триумфу. В произведении "По ту сторону добра и зла" философ обозначает это как "выворачивания ценностей наизнанку". В "Антихристе" он утверждает, что христианство есть ненависть к чувствам, радости. Чувству сострадания Ницше отводит особое место. Сострадание увлекает в Ничто, в Небытие. Сострадание - главное орудие декаданса, практика нигилизма, с которым связан упадок Европы. Принцип ресентимента - это одновременно и decadent и начало ценностной переоценки ("Ecce Homo"). Мораль - есть инстинкт декаданса ("Сумерки идолов, или как философствуют молотом"). Преодоление сострадания Ницше относит к аристократическим добродетелям.
Добродетели христианства - это ценностная иллюзия людей ресентимента, это выражение бессилия к власти, когда бог сделался добрым по необходимости. Сюда же Ницше относит и сократовские добродетели. В "Сумерках идолов" Ницше указывает на раздражительность и боязливость греков - они имели несколько лишних причин позволить проповедовать себе мораль. Победа Сократа - это разрушение гармонии аполлонического и дионисического начал - тема, составившая смысл произведения "Рождение трагедии, или эл-линство и пессимизм". "Противопонятия" аполлонического и дионисического введены Ницше в эстетику, но причины их взаимодействия он проясняет в процессе этического анализа.
Пытаясь постичь уравнение Сократа: разум=добродетель=счасгье, Ницше уличает его в злобе рахитика, в разнузданности и анархии инстинктов, даже в ресентименте черни ("Сумерки идолов"). Становление сократического идеала происходило в условиях "ненависти к миру", страх перед красотой и чувственностью, явил на свет формулы Сократа: "добродетель есть знание", "грешат только по незнанию", "добродетельный есть и счастливый", когда в итоге метафизической деятельности человека явилась мораль - воля к отрицанию жизни, а не искусство - жизнеутверждающая воля.
Характеризуя историю, историческое чувствование в работе "О пользе и вреде истории", Ницше, на наш взгляд, описывает систему реактивного комплекса, действие ресентимента. Это действие присуще историческому мышлению, тяжесть прошлого, которого "пригибает его вниз, или отклоняет его в сторону, оно затрудняет его движение, как невидимая и темная ноша". По мнению Ницше, историческое мышление характеризует таких людей, которые потеряли веру в свое собственное бытие, они подобны животным, осужденным жить только все новым и новым пережевыванием одной и той же жвачки. Они видят в монументальной истории, лишь ожесточенную борьбу, упорное состязание, вокруг требования, чтобы "великое было вечным". В этой работе становящийся мир противопоставляется системному застывшему миру, условием которого является ресентимент.
Смысл книги "Так говорил Заратустра" связан с преодолением морали рабов, которое Ницше видит в сверхчеловеческой морали господ, в приходе сверхчеловека на смену человеку, в преодолении прежнего мышления, - которое суть подчиненное духу ресентимента. Ресентимент является разоблачительным принципом критики современных ценностей, которые не принимаются и отрицаются Заратустрой.
Заратустра подобен священнику, который направляет оценивающий взгляд, нивелируя прежние добродетели обратные тем, которые утверждал священник христианский; убеждает, что сострадание всего лишь сладострастие, любовь к ближнему - дурная любовь к самому себе. В случае с христианством, священник изменил направление и форму ресентимента. Заратустра же разоблачает мышление человека, которое подвержено ресентименту.
Мораль принадлежит к ценностному сознанию. Понимание морали как фальсификации ценностей посредством ресентимента сходно с пониманием того явления, которое провозглашает Заратустра как ценности сверхчеловека. Различие лишь в приоритете ценностей - в том и другом случае речь идет о морали - о морали рабов и морали сверхчеловека. Ницше не остается по ту сторону морали, он "нащупывает" развитие морали, этики - перспективизм морали, где обязательная стадия - это и мораль сверхчеловека, и мораль рабов, которая должна быть преодолена. В первом случае, описывается начало ценностного структурирования, которое исходит из утверждения как такового, даже если для этого необходимым условием является разрушение прежнего; во втором - декаданс морали, где злоба, зависть, бессилие переворачивают прежний порядок ценностей в угоду ресентименту, слабости.
Вывод: придав категориальный статус ресентименту и концептуально развернув его относительно моральных суждений в "К генеалогии моралей", Ницше практически во всем творчестве касается этой темы. Обстоятельно описывая противоборство двух начал - реактивного и активного комплекса - он описывает становление сверхчеловека ("Так говорил Заратустра"), упадок культуры ("Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм"), истории ("О пользе и вреде истории"), описывает мораль как систему реактивного комплекса ("По ту сторону добра и зла", "К генеалогии моралей", "Человеческое, слишком человеческое"), где решающую роль в способе оценивания играет ресентимент.
Понятие ресентимента у комментаторов Ницше.
"Кто знает, сколько поколений должно только пройти, чтобы породить нескольких людей, которые полностью воспримут все то, что я сделал! И даже тогда меня повергает в ужас мысль, что когда-нибудь сошлются на мой авторитет в неправомочных и совершенно неподходящих случаях. Но для каждого великого учителя человечества это является мукой: он знает, что при неблагоприятном стечении обстоятельств может стать для человечества злым гением - так же, как мог бы стать благословением."
Именно эта истина - рабы останутся рабами и их надо держать в ярме, чтобы они своим духом мщения не отравили чистые источники благородных, - самая беспощадная стрела, выпущенная Ницше прямо в сердце современного человечества.
Жиль Делез, анализируя ницшеанское понимание раба как существа, охваченного реактивными силами мстительности, отмечает: "Стоит ли говорить, до какой степени ницшеанское понимание раба не означает обязательно кого-то подчиненного - по судьбе или социальному положению..." Но в восприятии эпохи восстания масс ницшевское понимание раба, сугубо этическое - как человека одержимого местью, - приобретало социальное измерение. Точно также под классом господ Ницше подразумевал не экономически или политически властвующую элиту, а касту носителей нересентиментной культуры. Но опять же эпоха наделила ницшеанских "господ" всеми чертами социально господствующего класса. В действительности восстание рабов было направлено не на прорыв к этой культуре, а на изменение социально-экономического расклада, олицетворяемого традиционным правящим классом. Свержение этого класса, то есть социальная революция, согласно Ницше, - совершенно бессмысленна, ибо лишь по видимости пытается решить ресентимента. На самом же деле она лишь вводит в заблуждение, поскольку проблема лежит в иной плоскости: в плоскости духовного усиления "группы одиночек". Социальная революция оттого внешне кажется эффективной, что направлена против господствующего экономически и политически класса, который играет важнейшую роль в навязывании всем остальным слоям культурно-моральных требований, освящающих и закрепляющих его господство. Тем самым он выполняет биологически репрессивную функцию подчинения масс господствующим нормам (в том числе сексуальным, трудовым и т.д.). Поэтому восстание низших слоев против господствующего класса неизменно сочетается с бунтом против господствующей морали, которая неизбежно связывается с его системой власти. Разрушение этих норм и запретов переживается как акт не только социального, но и биологического освобождения.
Послушаем Заратустру: сверхчеловек - тот, чья воля к могуществу полностью очистилась от ресентимента и духа мщения. Это тот, кто могуч духом и волей настолько, чтобы не мстить.
Центральный пункт ницшеанской революции - освобождение и возвышение индивида, воссоединение его с природой, завоевание им максимальной способности к творчеству и одариванию. В отличие от национал-социализма и раннего коммунизма, цель Ницше - не растворение индивида в безликой массе, а демассификация индивида, форсированное развитие всех его способностей до уровня сверхчеловека. Но он лишь на первый взгляд рупор и "возгонщик" индивидуалистических тенденций. Его форсирование индивидуализма имеет более высокую и тяжкую цель - преодоление индивидуализма. Но не через регрессию на уровень стада за счет нивелировки и деградации индивида. А, напротив, преодоление индивидуализма путем максимального личностного роста человека. Задача Ницше в том, чтобы человек вырос до масштабов Космоса.
Ницше хотел снятия нашего фундаментального видового конфликта между индивидом и коллективом через экспансию человека до всеохватной коллективности. Тоталитаризм же растворял индивида в безликой массе, в которую редуцировался и коллектив. Совершенно очевидно, что тоталитарный человек противоположен сверхчеловеку. "Тоталитарные режимы есть режимы рабов...".
Итак, мы пришли к отгадке одной из величайших загадок Ницше: как мыслитель, не имеющий себе равных (возможно, за исключением Достоевского) в отвержении всякой идеологии и политической практики растворения личности в мега-организме коллективности, в упразднении индивидуальных различий, был при этом страстным певцом дионисийского снятия индивидуальности? Но разгадка проста: если личность деградирует и растворяется в стаде, то Ницше категорически против. Другое дело, если речь идет о прорыве творцов к сверхсознанию сверхчеловеков.
Именно этот страстный порыв Ницше к освобождению до сих пор очаровывает левых теоретиков и делает ницшеанство вполне конкурентоспособным с марксизмом. Но это очарование длится недолго, до тех пор, пока не становится ясно, что ницшеанский проект освобождения предельно элитарен: Ницше исходил из того, что все люди в принципе не могут освободиться, то есть прорваться до уровня сверхчеловека. Структурную ситуацию целой исторической эпохи, когда подавляющее большинство человечества находилось в угнетенном и униженном состоянии, он экстраполировал на бескрайнее будущее. Лишь немногие - те, кого он называл сверхлюдьми - способны прорваться за пределы парадигмы ресентимента. Рабы же в лучшем случае способны лишь составить тоталитарное стадо существ без свойств. Именно этот элитаризм освобождения больше всего шокировал левых.
"Чем больше размышляешь об освободительной стратегии Ницше, тем очевидней вторичность роли жестокости и насилия. Ницше по большому счету неважно, действует ли человек жестоко или нет. Главное - чтобы он не действовал из мести. Философ жестокости проповедует, прежде всего, жестокость по отношению к себе, как силу самопреодоления. Для него раб - тот, кто будет искать освобождения за счет другого. В этом суть низкого дионисийства. Поэтому жестокость и насилие не могут быть инструментами освобождения: тот, кто ненавидит чужую кровь или презирает ее, не является еще индивидом, а есть нечто вроде человеческой протоплазмы. В итоге тоталитарная практика насилия дает лишь иллюзию освобождения. Плебейская революция "обезьян Заратустры" на самом же деле блокирует действительный сброс ресентимента: только личностный рост, только индивидуальное преодоление духа мщения открывает тяжкий путь к сверхчеловечеству", - пишет Николай Орбел.
Ницше исходит из того, что стадом люди не пройдут по канату, натянутому между "последними людьми" и сверхчеловеком. Этот канат неизбежно разорвется, и те, кто шел по нему, неизбежно падут в бездну мстительности и коллективной безответственности. Вместо восхождения к сверхчеловеку в бездне их поджидают фюрер или вождь. Это чрезвычайно тонко подметил Николай Бердяев: "В жесткой фигуре Гитлера замена Бога волей к могуществу германской расы дает другие плоды. Вокруг Гитлера собираются не аристократы духа, как хотел Ницше, а худшие, подонки, parvenu, люди ressentiment, дышащие злобой и местью".
Возникает не вмещающееся в обычную логику противоречие, которое, однако в ницшеанской системе координат приобретает характер целостной мысли. Фашизм есть восстание масс, с одной стороны, спровоцированное - в полном соответствии с Ницше - взрывом ресентимента, а с другой - именно в силу того, что он представляет собой восстание масс, - прямо противоречащее всей ницшевой программе преодоления ресентимента. Хотя восстание рабов, казалось, опрокидывало тысячелетние уклады ненавистной старой цивилизации, оно несло способ организации мира, в принципе неприемлемый для Ницше. Он, певец аристократических благородных идеалов, восстал против этого грядущего восстания рабов, ибо для него прорыв к иной цивилизации - дело не "стада", а немногих сверхчеловеков. В ницшеанстве, таким образом существуют как бы два Диониса, два дионисизма. С одной стороны, низовой дионисизм толпы, в которой, деградируя, растворяется индивид. С другой - высший дионисизм, в котором личность полностью реализует себя, преодолевает в себе дух мстительности и ненависти, поднимаясь тем самым до сверхчеловечества.
Безудержная беспощадная критика Вагнера как раз питалась отвращением Ницше перед "социалистическим" Дионисом. Именно вагнерианство представляет собой, по Ницше, культурную бациллу, которая привела к эпидемии национализма. И именно в отношении к Вагнеру очевидна противоположность Ницше и Гитлера.
Ницше заранее знал об экзистенциальном поражении первого Диониса. Понимая, что восстание масс было направлено против уклада угнетения и репрессивной модели культуры, он в принципе не верил в их способность перестроить биополитические и биоэкономические структуры бытия. Он знал, что массы после кровавых неистовств будут вновь загнаны в подполье жизни, а их ресентимент в итоге возрастает на порядки. Ведь как только массы побеждают (и в этом вся ирония истории), их победа оборачивается разгромным поражением. Будучи восстанием самых униженных народных слоев против комплекса ресентимента, порожденного неравенством, тоталитарный режим утверждает еще более страшное неравенство. Это "неравенство навсегда" (по выражению Гитлера) настолько однозначно и бесповоротно, что исключает всякое сопоставление неравных друг с другом, всякие оценки и самооценки. Тоталитаризм устанавливает столь жесткую иерархию, какая возможна только в мире природы. "Фашизм ... утверждает, что неравенство неизбежно, благотворно и благодеятельно для людей, которые не могут быть уравнены механическим и внешним фактом, каковым является всеобщее голосование", - пишет самый "верный ученик" Заратустры - Бенито Муссолини.
Итак, рабы никогда не перестанут быть рабами, а значит... рабы нужны. Именно такого безоговорочного неравенства, исключающего недовольство рабов, требует и сам Ницше, полностью смыкаясь в этом пункте со своими тоталитарными узурпаторами. Как верно отмечает Т. Адорно, "само преодоление [ресентимента и нигилизма] Ницше мыслил совсем по-другому, но, тем не менее, стал поставщиком всех нужных фашизму слов".
Вывод:
Рессентимент в 20 веке.
Психологически массы переживают это состояние - и в этом крупнейшее открытие Ницше - как ресентимент, то есть как психическую депрессию, для которой характеры чувства униженности, затаенной обиды, подавляемой мстительности, парализующего волю бессилия - и активное сопротивление. (Люди, как метко замечает Ницше, страдают больше не от природных катастроф, а от социальных неурядиц).
Впервые настроения ресентимента эпидемически охватили человечество в середине I тысячелетия до нашей эры - в так называемую осевую эпоху (открытую Карлом Ясперсом благодаря ницшеанскому анализу генеалогии морали). Как способ компенсации этих ресентиментных настроений одновременно в Китае, Индии, Греции, Палестине, Персии появляются мировые религии и мировые философии, разработанные как духовные практики утешения и спасения. Почти 25 веков эти системы более или менее справлялись с выполнением своих функций, пока не произошло всемирно-историческое событие, возвещенное Ницше: "Бог умер".
Суть этого страшного пророчества в том, что духовные системы, которые ориентировали человечество, наполняли его существование смыслом, позволяли переносить все тяжкие испытания жизни, - разом рухнули. Началась эпоха нигилизма, обесценения всех высших ценностей, прежде всего религии и морали, веками державших массы в повиновении. Ницше первым понял, что накопившиеся со времен Сократа и Христа колоссальные заряды ресентимента неизбежно должны взорваться. "Бог умер", и потому ничто уже не могло удержать самые отверженные и угнетенные классы от восстания.
Ницше первым провидчески предсказал, что тоталитаризм XX в. (как в сталинской, так и в фашистской версиях) явится чудовищным взрывом ресентимента наиболее обездоленных масс, которые восстанут против всей тысячелетней системы ценностей, запретов и институтов, освящающих их угнетенное и подчиненное состояние.
Русские и немцы первыми пережили всем своим существом смерть Бога и приняли на себя все бремя опустевшего неба. Вскоре и другие народы Европы с тревогой обнаружили, что старые скрижали ценностей разбитыми валяются в пыли, Старый континент накрыла тень "жуткого гостя" - нигилизма. По сути, тоталитарные движения первой половины XX в. были жестокой и отчаянной реакцией на это страшное событие; их глубинную природу адекватно выражают слова Хайдеггера, как бы невзначай брошенные им в курсе лекций о Шеллинге: "Оба эти человека - Гитлер и Муссолини - каждый по-своему развязали контр-движение против нигилизма. Оба были каждый по-своему учениками Ницше. Но даже они еще не ввели в действие подлинный метафизический размах ницшеанской мысли". В этом высказывании бросается в глаза почти дословный парафраз формулы воли к власти как выражения "противоборствующего движения... которое когда-нибудь в будущем сменит... нигилизм".
Начинается возвещенная Ницше великая эпоха мировой гражданской войны, принявшая форму революций и мировых войн. Это первое глобальное "восстание рабов" (по терминологии Ницше) возглавили лидеры, идеально выражавшие чудовищный ресентимент масс, - Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини. Выходцы из самых низов или из резко обедневших семей, они изначально вели неустроенную жизнь, полную унижений и отверженности. Уже тогда в них накопились мощные заряды сильнейшей ненависти к богатым, страстное желание мщения, беспредельная зависть к блестящему миру сытых и преуспевающих людей. То, что в юности выпало на долю фюрера и дуче, переживали десятки миллионов обездоленных людей, готовых к безудержному бунту против капитализма, его культуры, религии и морали. И именно такой философ-маргинал, как Ницше, оказался глашатаем этого бунта. В "Мифе XX века" ведущий теоретик нацизма Розенберг отмечал: "Фридрих Ницше... выразил отчаянный крик угнетенных народов. Его яростная проповедь о сверхчеловеке" высвободила "порабощенную, задушенную материальным давлением частную жизнь. Теперь, по крайней мере", хоть кто-то "нежданно разрушил все ценности... Облегчение прокатилось через души всех ищущих европейцев".
Ницше исходил из того, что лечение ресентимента требует самых жестоких и насильственных методов. В его работах можно в изобилии обнаружить призывы к безжалостному уничтожению "всего вырождающегося и паразитического". Взрывное извержение ресентимента, не сдерживаемого религиозно-моральными рецептами смирения и сострадания, порождало чудовищные практики насилия и жестокости: гражданские и мировые войны, террор, ГУЛАГ, Освенцим, Холокост - беспощадно кровавые, но эффективные средства лечения ресентимента. "Массы в прямом смысле извергали из себя жестокость, которая направлялась не только против их врагов, но и против них самих. Жестокость и насилие высвобождали гигантские заряды подавленной агрессивности, в результате чего массы впадали в совершенно демоническую безжалостность к своим врагам и к себе самим. Так, массовое уничтожение евреев было не просто проявлением преступной патологии, но представляло собой брутальную массовую психотерапию, направленную на символическое изживание ресентимента как опыта, пережитого евреями, и изобретенных ими рабских способов борьбы против этого опыта", - заключает Николай Орбел в Ecce Liber - опыте ницшеанской апологии.
В практике насилия, развернутого тоталитаризмом, центральное место неслучайно занимает культ смерти. Смерть как воплощение предельной жестокости, направленной не только против других, но и против самих себя, притупляет инстинкт самосохранения, стимулирует героическое мироощущение. Конечно, такая функция смерти стала возможной лишь вследствие больших войн и сопряженных с ними бедствий, которые резко девальвировали ценность жизни. Но жизни, прежде всего ущербной и униженной. Именно тоталитаризм превратил смерть в массовый культ. Миллионы людей стали совершенно искренне смотреть на смерть "за Родину", "за свободу" как на привилегию, как на святое право. Своя смерть, как и смерть других ("врагов народа", представителей "низших рас"), превращалась в неотъемлемый ритуал героизации повседневности. Эта массовая шокотерапия придавала жизни пафос пронзительной остроты и тем самым девальвировала ее. Дух мщения справлял свои сатурналии, без разбору разя "направо" и "налево". Страшный неистовый Дионис, ставший богом темного насилия, террора и крови, парил над полчищами ликующих людей, счастье которых было неподдельно, а освобождение иллюзорно. И именно управление грандиозными социальными взрывами ресентимента Ницше называл "большой политикой".
Жестокость и насилие, которые прописывал тоталитарный режим народу (в немецком случае - против "врагов Германии", в советском - против "врагов народа"), давали такой мощный эффект разряжения ресентимента, что огромные множества людей оказывались способны без большого усилия "претерпевать" насилие над собой: войны, репрессии, лишения стали "нормальной" формой жизни и переживались как героизм. Именно этим эффектом освобождения можно объяснить тот важнейший факт, что даже огромное большинство тех, кто подвергся насилию, кто прошел через ГУЛАГ, оправдывали это насилие, оставаясь до конца верными своим тоталитарным вождям.
Привлекательность эпохи тоталитаризма для масс состоит в том, что благодаря действиям, которые они совершали (энтузиастическое строительство "новой жизни", беспримерные военные подвиги, бесстрашие перед жестокостью, требующие максимальной храбрости, и т.д.), резко повышалась самооценка прежде угнетенных людей. Отныне они чувствовали себя не "убогими и сирыми", а титаническими героями, проживающими жизнь по полной мере. Их борьба становилась пространством ликования от сознания собственного могущества, "macht". Это освобождающее действие жестокости и насилия переживалось как эстетический эффект особой, необычной красоты, и порождало ощущение, по ницшеанской терминологии, "сверхчеловечности".
Восстание рабов неизбежно протекало в форме самовосхваления и самопрославления ("Да здравствует великий советский народ!", "Немцы - высшая раса"). Это - необходимый элемент снятия ресентимента, депрессивного состояния, порожденного собственной униженностью и умаленностью. В фашизме это самовосхваление выражалось в коллективном самоутверждении с помощью расовых терминов (наиболее близких природному началу). В советском же самовосхвалении самоидентификационное повышение ранга осуществлялось в чисто классовых терминах. "Мы - не рабы! Рабы - не мы!".
"Достаточно непредвзято посмотреть на лица немцев, приветствующих Гитлера в фильме Лени Рифеншталь "Триумф воли", или советских людей в фильмах сталинской эпохи, чтобы убедиться: эти люди были неподдельно счастливы оттого, что благодаря национал-социализму и большевизму смогли "разогнуться", выйти из депрессивного состояния. Их самооценка резким образом возросла. Слова "Интернационала" - "Кто был ничем, тот станет всем" - отнюдь не были для них пустым звуком. Это намного позже массы отвернулись от "реального социализма", потерявшего свой героический драйв и погрязшего в лицемерии. (III Рейх спас от возможной бюрократизации массового подъема собственный крах в 1945 г.). Но вначале массы увидели в тоталитарных режимах гарантию своих кровных интересов и готовы были их защищать ценой жизни. И надо прямо признать, что эти режимы были не просто массовыми, но и подлинно народными, они явились результатом прямого захвата власти наиболее отверженными и угнетенными слоями народа" - отмечает Н. Орбел.
Петер Слотердайк в речи, посвященной 100-летию смерти Ницше, отмечает: "... первобытное ликование" масс было результатом их выхода из исторического гетто на сцену, на которой развернулись грандиозные ритуалы собственного самовосхваления". Вся прежняя культура была для масс структурой самоуничижения, самопринижения и смирения. Эта культура была порождена комбинацией ресентимента с потребностью в его психологическом смягчении. И именно раскрепощение языка от ресентимента давало лидерам тоталитарных движений, первыми транслировавшим массам речевое освобождение, такую беспредельную поддержку народа, которую в принципе не могла создать никакая пропагандистская машина.
Совершенно закономерно, что вся жгучая ненависть "восставших рабов" обрушилась как раз на тысячелетние системы смягчения ресентимента и придания ему хронического характера - на религию, мораль и метафизику. И именно по этим параметрам идеологи фашизма распознали в Ницше своего предтечу. Они почувствовали, что этот мыслитель-динамит - взорвал тысячелетние запреты, и, конечно, этим не могли не воспользоваться самые униженные классы и их вожди. Они востребовали и узурпировали его высокий пафос сверхчеловеческого усилия, нацеленного на радикальное изменение жизни здесь и сейчас. Они увидели в нем законодателя новых лучезарных идеалов вместо изъеденных нигилизмом идолов.
В нем они уловили призыв к штурму пасмурного, моросящего дождем неба, за которым сверкает яркое солнце. В нем они почувствовали экстатическое утверждение героического мифа. Именно этот ницшеанский шквал бури и натиска питал тоталитарные революции XX в. Муссолини и Гитлер, действуя по его заветам, словно вернули в старую, обрюзгшую, пошлую и обывательскую Европу могучий воинственный дух, разбудили мужские, рыцарские инстинкты, наполнили ее города громогласным боевым кличем, зовущим к битвам и доблести. В практике фашизма зримо воплощалась ницшеанская критика современной ему "наивульгарнейшей эпохи" с ее обывательскими ценностями и единственной допустимой тягой - тягой к наживе и наслаждениям.
Не только широкие массы, но и самые великие умы и справа и слева услышали в этом кличе глубинный зов бытия, казалось, устремившегося к своему освобождению.
Ницше изначально развивал свою философию и как критику всей предыдущей культуры, порождающей ресентимент, и как интенсивную терапию этого состояния, которую разрабатывал лично для себя. Эта терапия предназначалась "для всех и для никого" и в силу своей крайне сложной эзотерической рецептуры могла быть доступна лишь узкому кругу людей, занимающихся культурой и ясно осознающих ее трагический разлом, в который они попали. Эта терапия давала шанс таким одиночкам на спасение от ресентимента путем сугубо индивидуального прорыва в новое психологическое состояние. "Когда же эта рецептура облагораживания оказалась в руках масс, разъедаемых ресентиментом, вся позология и правила приема были отброшены: народ жадно стал пожирать это ницшеанское лекарство."
Широкие массы, спровоцированные взломом тысячелетних нравственных запретов, вторглись в политику и были приняты за "новых варваров", несущих на остриях своих копий новую культуру. У многих выдающихся умов XX в., мысливших в ницшеанской системе координат, возникло ощущение, что массы как сила, угнетенная господствующей ресентиментной культурой, олицетворяют природное начало. Им казалось, что эта первобытная, не обузданная обществом природа прорвет препоны старой культуры и приведет к натурализации человека, к его воссоединению с природой и слому старой культуры. На заре тоталитарных движений XX в. у многих возникло впечатление, что, раз рабы восстали против ресентиментной культуры Сократа и Христа и используют всю ницшеанскую рецептуру борьбы, то Ницше - на их стороне. Но на деле они не были "варварами" XX в., которых он так страстно ждал. Он презирает их, ибо для него они остаются рабами, захлебывающимися от собственного ресентимента, обиды и мстительности.
По Ницше, "восстание рабов" представляет собой высшую форму демократии, понимаемую как прямую самоорганизацию масс во власть. Демократия, как ложное - по Ницше - средство лечения ресентимента, всегда будет чревата тоталитаризмом. Именно это отрицание массовой демократии помешало увидеть антифашизм ницшеанства, воспринимающего фашизм как доведенную до пределов демократию, как его высшую стадию.
Главный упрек Ницше против демократии в том, что она нивелирует и стандартизирует людей. Отсюда только один шаг до полной деградации индивида и его растворения в массе, что и осуществляется в политико-эстетической литургии тоталитаризма: монументальных партийных съездах, грандиозных военных парадах, многочасовых демонстрациях ликующих масс, триумфальных маршах и шествиях.
Восстание рабов Ницше рассматривал как самую страшную угрозу своему делу. Именно им кричал Заратустра: "Вместе с вами я проиграю даже свои победы... Вы не те, кому принадлежат мое имя и мое наследие". Он, конечно, засекретил, как мог свою рецептуру, но сдержать обещание, данное в одном из писем, - "возможно, я в один прекрасный день замолчу - из человеколюбия"- было не в его силах. Устами Заратустры, прошедшего "от начала и до конца" все фронты двух германо-мировых войн, он скажет: "Я не стерегусь обманщиков, ибо неосторожным должен я быть: так хочет судьба моя".
Вывод:
Заключение.
Тема преодоления ресентимента, содержащаяся в основных произведениях Ницше, состоит не только в том, чтобы уничтожить ценности, господствующие в культуре и истории, но и переоценить их на онтологическом уровне. Ницше критикует мораль в конкретно историческом содержании. По видимому, мораль господ обладает внеэмпирическим контекстом - например - как вектор движения к совершенству.
Ницше, в сущности, дает представление о морали. В произведениях Ницше прослеживает различные понятия о морали, через призму которых он и рассматривает сам феномен морали. Ницше описывает мораль в категориях психологии и социологии, отказываясь тем самым от императивов "чистого разума". Различные критерии (будь то критерии раба аристократа, сверхчеловека) являются различными ценностными приоритетами. В любом случае они существуют в этическом пространстве и являются различными типами морали, при этом деление производится по наличию или отсутствию ресентимента.
Представляется возможным использовать понятия, построенные на основании рассмотрения учения Ницше о ресентименте, для анализа определенных дискурсивных формаций, характерных для современной ситуации: построение фигуры "злого врага" в противоположность "доброму себе"; обнаруживающая себя как мораль рабов претензия на обладание конечным критерием оценки человеческого поведения; стремление провозгласить себя "аристократом духа" и видеть в себе элементы сверхчеловеческого.
Литература:
--
"Жизнь как ценность" / под ред. к. ф. н. Л. В. Фесенковой. -- М.: ИФРАН, 2000. -- 270 с.
--
"Звезда", N3 (с. 121-148) // Иоханнес де Грааф Этика имморализма -- СПб: *, 2003. -- с.
--
"История философии: Энциклопедия" -- Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002. -- 1376 с.
--
Адорно Т. "Негативная диалектика", М., 2003.
--
Б.В. Марков "От Гегеля к Ницше, революционный перелом в мышлении 19 века", СПб, "Владимир Даль", 2002
--
Ницше и современная западная мысль: Сб. статей. Под ред. В.Каплуна. СПб, 2003.
--
Ницше Ф. Воля к власти, пер. с нем . Герцык Е. , М. , "Культурная революция", 2005, 880 с.
--
Ницше Ф. Собрание сочинений в 2 томах / пер. с нем. К. А. Свасьяна. -- М.: Мысль, 1990. -- с.
--
Философия и жизнь. Материалы ежегодной конференции 16-17 ноября 2001г. Петербург -- СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. -- 276 с.
--
Фридрих Георг Юнгер "Ницше" / пер. с немецкого А. В. Михайловского. -- М.: Праксис, 2001. -- 256 с.
--
Хайдеггер Мартин "Кто такой Заратустра у Ницше?" -- М.: Топос, 2000. -- с.50-65
--
Шелер М. "Ресентимент в структуре моралей", Перевод с немецкого А.Н.Малинкина
--
Ясперс К. "Ницше и христианство"
--
Ясперс К. "Ницше. Введение в понимание его философствования"
--
Ясперс К. "Введение в философию" -- *: *, *. -- с
--
Сабиров В. Ш. "Проблема добра и зла в христианской этике"
Хоркхаймер М. , Адорно Т. "Диалектика Просвещения", пер. с нем. Кузнецова М
Термин ресентимент обозначает психологический комплекс состояний бессилия, затаенной обиды, мстительности, трусости и так дальше и является центральным в ницшеанстве. Ницше заимствовал этот термин из французского языка и употреблял его без перевода. М. Шелер в знаменитой работе "Ресентимент в структуре морали" отмечает: "Мы пользуемся словом "ресентимент" не из особого предпочтения к французскому языку, а потому что нам не удается перевести его на немецкий. К тому же благодаря Ницше оно было разработано до Terminus technicus" (см. М. Шелер "Ресентимент в структуре морали". СПб. 1999, с.10). В русскоязычной философской литературе этот термин также используется без перевода.
F.Nietzsche. Briefwechsel: Kritiche Gesamtausgabe. Berlin-New York: De Gruyter 1978 ff, III, 5, S.411.