Уже с февраля я чувствую, как ползёт по земле этот гнилостный запах.
Грязь, огонь, боль, шизофрения, отстрел...
За окном только трубы и трупы - перечёркнутый проводами кадр.
Под снегом обозначаются скелетики ёлок, сваленные в кучу...
С остатками мишуры - призраки радости - всё, что от неё остаётся.
[От неё не должно ничего оставаться]
Вцепившись в чёрные кривые руки придорожного куста, рваной фатой бъётся обрывок полиэтилена...
Вон чей-то шарик улетел. Всё чёрно-белое, а он вызывающе яркий.
Путь по чёрному гребню у края дороги.
Чёрный лёд.
Чёрные ступеньки детской горки.
Как сложно угадать в этом рождение нового.
Это такое время - "время-ничто", "время-нет","не-время","время вне времени".
Между жизнями, когда кажется, что умер навсегда.
Когда нас нет - совсем нет, нигде нет.
...Рваться... как этот кусок полиэтилена.
Быть парусом, быть белым флагом, чувствовать себя прибитым к стене/мачте/веткам...
Рвать края... ты - белое полотно, тебе не больно.
Сначала оборвётся один, и станет свободнее.
Оборвётся второй, и ты уже сможешь танцевать.
Изящество белого полотна, вывинчиваемого ветром - до последнего, в штопор, в веретено...
Выжимает слёзы из сухого...
Резко разворачивает, полощет крылья - потанцуй... потанцуй...
Непостижимое, страшное сочетание холода и боли... которое всё никак не хочется постигнуть до конца.
Если со свежими шрамами выйти на улицу в феврале, можно почувствовать, как холод проникает в глубину, точно повторяя рисунок сплетённых в сеть ран.
"Умирать зимою холодно..."
Видишь попавшего под колёса и думаешь: "Он там живой? Господи, хоть бы мёртвый! Ведь так холодно и больно лежать на чёрном льду. Так больно, когда не сразу не насмерть".
Вон полотно - оторвалось от веток, улетело, совсем улетело... страааашно....
Как быстро забываются лица мёртвых - особенно если под рукой нет фото.
...Вон провод свернулся в петлю и раскачивается, кажется, ты даже слышишь этот жуткий скрежет - не надо, перестань уже, не надо! - а на самом деле он раскачивается зловеще беззвучно.
Стоишь и слушаешь вой ветра, страшные, выворачивающие тебя звуки...
Какой страшный - впервые - ветер, какие кладбищенские завывания...
Похоронный оркестр.
Впервые-
Важно- в любом чувстве, любой фразе.
Я впервые это испытываю.
Я всё- каждый миг- вижу и чувствую впервые.
Впервые читаю эту книгу.
Я никогда так...
Безумно хочется весны и курить.
Едешь в маршрутном такси, смотришь на них и вспоминаешь собственную фразу: "Глупо бояться быть непонятым. Наши мысли слишком типичны, чтобы мы не понимали друг друга".
Сойтись с ними в одной точке на основании пустоты, поразиться тому, что все пепелища выглядят одинаково (а что было до - ты уже сам не разберёшь), сверять координаты, системы координат...
Поколение, диагноз которого - пустота.
В каждом - пустота.
Ты больше не хочешь заглядывать в их души - ты знаешь, что там.
Ты знаешь, что это за родство - так держатся вместе те, кому скоро умирать.
Мы умирали синхронно.
Хорошо спланированный взрыв, тысячи эпицентров.
И дотлели - одновременно.
Человечество, диагноз которого - пустота.
...Давно-давно...было так же грязно и пусто... только тогда ты к этой пустоте ещё не привык. Там, у "Юности", такие запутанные дороги, редкие светофоры и такой вывернутый съезд с "Меридиана", что водитель до последнего ничего не видит. Сначала ты идёшь по обочине, слушаешь альбом "SMS" и ничего плохого не хочешь. А потом видишь этот спуск. Такой идеальный. Водитель успевает затормозить, ты получаешь ****юлей. И у тебя на всю жизнь остаётся приятное воспоминание о том, как ты не умер. Сначала оно - бесцветное, но спустя несколько лет, ты с теплотой вспоминаешь эту грязь, и тебе снова хочется "броситься у "Юности". Все чувства, наполнявшие тебя в тот момент, начисто выветриваются, остаётся трафарет события: грязь. мосты, свёртка.
Собираешь мозаику, всё так хорошо сходится, и вдруг - последний кусочек не подошёл.
И всё готово рухнуть , но ты сидишь и смотришь, как, отражаясь в галерее автомобильных стёкл, сияет на небе ярко-зелёная луна и две - прямая и изломанная - стрелки на ней...