Аннотация: Когда потери так тяжелы, что люди больше не нужны. Когда Жизнь вторгается туда, где, казалось бы, реанимация невозможна
Она спешила домой с работы, вечер с каждым днем задерживался, и до подъезда она добралась засветло. Дворовое собачье семейство привычно окружило ее, активно обнюхивая и виляя хвостами. Черная коренастая сука ощенилась чуть больше месяца назад, но ее пушистое неуклюжее потомство уже повсюду сопровождало ее: трое черно-белых, пока поразительно похожих друг на друга комочка. Собак Лера любила куда больше, чем людей. Ни один из представителей человеческого рода не смог бы приблизиться к ней так быстро, легко и естественно, как это делали четвероногие. С ними и она, пусть совсем ненадолго, но расслаблялась всем телом, и на глаза наворачивались предательские радостно-щемящие слезы. Вырвавшись из тесного круга лап и хвостов, она взлетела на свой третий этаж в доме без лифта, наскоро поужинала полезной вареной грудкой и обезжиренным йогуртом, приняла ежевечерний душ, и, продолжая четко выверенный ритуал, отправилась в фантастический мир Андре Нортон, ровно на 2 часа перед сном.
Даже совершенные люди допускают ошибки. Она опять забыла с вечера плотно закрыть штору. Предательские весенние лучи слишком рано вырвали Леру из крепкого сна. Она бросила взгляд на часы. 5-25. Выругалась, и направилась к окну. Сражение со шторой стряхнуло с нее остатки сна. Мысли, отступающие лишь ночью, да и то если повезет не встретиться с ними в очередном кошмарном сне, вновь рябят посреди нового, на первый взгляд, дня. Мысли ни о нем, как это обычно случается у достаточно молодых женщин. Если бы было так, это отдаленно напоминало бы романтику. Саркастичные страдания чеховских героинь, или ― очищающие душу - достоевских.
Ее же ― больше похожи на достаточно стандартную историю болезни в психоневрологическом диспансере. Да и не болезни даже, а так - набора симптомов, в быту именуемых "перфекционизм". Лера составляла план на день, а когда он становился безупречен в ее представлении, вплетала его в месячный план, а после - в годовой. В процессе этой ревизии будущего неизменно находилось одно-два события, дающие ей энергию взаймы для поддержания робкой искры жизни. Каждый день, а то и несколько раз на день, она сверяла свои планы с реальностью. Любые намеки на случайность, на неожиданные отклонения от курса уже заранее имели несколько вариантов действия. Если-То-Иначе. Алгоритмы разрастались, обнаруживая все новые "если", но неизменно приводили к нужному результату. В ровные прямоугольники безупречных схем она день за днем тщательно упаковывала свою жизнь.
Вот за тем прячется печаль, за другим - надежда, за третьим - нежность, а если тщательно поскрести десяток самых крупных, то можно обнаружить тонны ужаса, которые невозможно выносить иначе, кроме как раздробив, запаковав, и жить дальше совершенной мыслящей машиной. В чьем-то теле. Кажется, женском.
Сегодня выходной, но, обнаружив, что в нем едва ли остается свободная минутка, несмотря на столь ранний подъем, она выдохнула с облегчением. Душ. Завтрак. Зарядка. Закинуть белье в машинку. Пока спит основная масса покупателей, сделать недельную закупку продуктов. Повесить белье. Приготовить полуфабрикаты, предназначенные для быстрого приготовления пищи в будние дни. Погладить белье. Вытереть пыль. Вымыть пол. Почитать (для работы ума обязательно нужна духовная пища). Совершить вечернюю пешую прогулку. Спать.
А завтра будет новый день. И до майских праздников, второго адского кошмара после новогодних, остается всего несколько дней. Дней, в которые ей совсем нечего делать. Нет, вы не подумайте, что Лера оставила их свободными. Для нее это немыслимо. Просто они с подругой собирались в недельную поездку. Подруга серьезно заболела. Как ни странно, этого "иначе" в Лерином плане не оказалось. Ей даже в голову не могло прийти, что кто-то способен болеть, собираясь в вожделенный много лет тур. Ехать одна она категорически не хотела. Плавала, знает, как обрушивается одиночество в пустых номерах отелей, запруженных парочками. Теперь это было ее главным мучением - план на эти дурацкие продолжительные выходные.
Пронзительный визг ворвался в окно, вырвав ее из построившихся в рядок мыслей. Она замерла. Визг стих. Облегчение было готово захватить Леру в тот момент, когда визг повторился с удвоенной силой. Отчаянный призыв умирающего животного. Она прижалась к окну: совсем ничего не видно за липовой кроной. Не раздумывая и минуты, она натянула вчерашнюю одежду и бросилась во двор. Один из щенков, с раздутым животом, катался по земле от боли. Он уже не визжал, а лишь беззвучно открывал рот, как засыпающая рыба. Его мать бессильно и удивленно смотрела на него, и, увидев Леру, робко вильнула хвостом всего один раз, словно не вправе сейчас претендовать на ее внимание. Четкость мышления девушки приобрела кристальную ясность. Все эмоции остались за бортом ее сознания. Сейчас надо действовать.
Ветеринарная клиника в 10 км отсюда. Пока она дождется такси, может стать поздно. Вот пошел к машине ее сосед из дома напротив, хмурый мужчина лет 35, нелюдимый и вечно погруженный в свои мысли. Она часто видела его выгуливающим очень злую, видимо, как и он сам, овчарку. Последние несколько месяцев собака не показывалась в его компании. Впрочем, Лера очень редко бывала дома. Сейчас ей было неважно, что обычно они даже не здороваются друг с другом. Лера решительно направилась к нему, и тоном, не предполагающим отказа, объяснила ситуацию. Ей нужно время лишь взять кошелек и какой-нибудь плед, чтобы завернуть щенка. Ему как раз хватит этого времени, чтобы прогреть машину. Он ничего не ответил, просто кивнул, и она бросилась домой.
И вот она уже сидит на заднем сидении, сжимая судорожно дрожащий комочек. Впервые за долгое время все мысли оставляют ее в покое. Она просто гладит его по голове и шепчет: "Держись, ты обязательно поправишься!" Ей хочется рыдать и биться в истерике, но внешне она - само спокойствие.
Водитель молчит, он весь сосредоточен на дороге, на поиске самого быстрого пути. В утренних пробках делать это совсем непросто. В каждой вынужденной остановке Лерино дыхание замирает, что-то проваливается в животе, и единственное, что не позволяет улететь в черный бездонный тоннель - это спазмы боли щенка, для которого она сейчас является единственной надеждой. Ее падение в ужас может подождать более удобного момента.
В клинике очередь. Твердость изменяет Лере. Когда она просит уступить ей, горячие слезы катятся по щекам, дыхание становится судорожным, и ей с трудом удается объяснить ситуацию. Впрочем, владельцы животных научены пониманию без слов. Ее не только пропускают, а даже один из мужчин, держащий в клетке вальяжного кота, заходит в кабинет и просит врача оторваться от своей работы, если она может хоть немного подождать, и уделить время остро нуждающемуся в срочной помощи пациенту. Лера смотрит на него с удивленной благодарностью, ее слезы высыхают, когда врач обращается к ней. Сейчас вновь необходимо быть предельно собранной, чтобы рассказать все, что она знает про болезнь щенка. Он не шевелится и, кажется, не дышит, но маленькое сердечко робко бьется под щуплыми ребрами, сохраняя надежду.
Ему ставят капельницу. Вероятнее всего, он съел что-то ядовитое. Колят витамины, стимуляторы и еще целый коктейль непонятных препаратов. Берут кровь. Во всем сумбуре до понимания Леры доносится лишь одно: "Он будет жить! Я успела вовремя!". Она вновь плачет, но уже от радости. Щенку нужен постоянный уход, но и она сейчас не занята ничем несколько дней, а там будет видно. Когда она вновь пытается завернуть его в плед, он выворачивается и лижет ей руки. На крыльце клиники она практически сталкивается с соседом. Глядя в пол, он очень сухо говорит: "Машину пришлось поставить довольно далеко" и жестом предлагает ей идти за собой. Нет никакой нужды в спешке, и сейчас Лера могла бы взять такси, но что-то не дает ей отказаться от предложенной помощи.
Садясь в машину, она представляется:
- Лера.
- Андрей, - отвечает он.
- Я не знаю, как вас отблагодарить. Если бы не вы, он умер бы, - она вновь начинает плакать
- Просто не нужно плакать. Этого достаточно, - говорит он ровным безэмоциональным тоном. Лера осекается. Всю оставшуюся дорогу они молчат.
На работе она выбирает все свои отгулы, накопленные за несколько лет. Как раз хватит до майских праздников, чтобы устроить себе мини-отпуск.
****
Несколько дней пролетели в суете заботы о другом живом существе. Уже на вторые сутки щенок стал пытаться вставать. Ноги подводили его, подкашиваясь от слабости, но он упорно повторял попытки. Лера садилась рядом и клала руку ему на спинку, чувствуя его тепло, даже жар, и передавая свое. В доме запахло щенком. В доме, в котором прежде царила такая стерильность, что не оставалось места запахам. Первое время он не мог пить из миски, а есть ему пока было нельзя. Она поила его из пипетки, так делала ее мать, выхаживая многочисленных котят, которые неведомо откуда снова и снова оказывались у их двери. Она сидела на корточках у его импровизированной лежанки, и будто мама была рядом, обнимая ее за плечи. Словно говоря: "Главное, пои его побольше и будь рядом, а остальное сделает он сам. Он обязательно выкарабкается!" Как бы это не было странно, но уже давно она не чувствовала себя так спокойно, как сейчас, рядом с тяжело больным щенком.
На третий день она решила дать ему имя. Теперь у нее жил Шах.
Работодатели Леры придерживались принципа: интенсивнее отдых - качественнее труд, и устраивали сотрудникам полноценные майские каникулы. Как же сейчас это оказалось полезным! Щенок нуждался в постоянном присмотре, питье каждый час, а чуть позже - дробном питании. Она отварила ему нежирную телятину и измельчила в паштет. Теперь он вылизывал ее пальцы еще интенсивнее. На пятые сутки она стала выносить его ненадолго во двор, где его сначала радостно приветствовала мамаша и достаточно равнодушно, уже успев позабыть, братья и сестры. В клинику необходимо было ездить через день. К счастью, в такси была услуга: перевозка с животным. Шах быстро шел на поправку, и через неделю выглядел окрепшим и изрядно повзрослевшим псом.
Сначала Лера хотела выпустить его назад, во двор, как только он перестанет нуждаться в его уходе, но поняла, что очень крепко привязалась к белолобому каштановому красавцу. Всего за несколько дней ее жизнь наполнилась чем-то необычайно трогательным и важным. Покупая ему поводок, она сделала выбор: теперь у нее есть собака.
*****
Шах, преодолев несколько дней сильной слабости, вновь превратился в энергичного щенка. На прогулках он всюду совал свой нос, и если принимался что-то нюхать, то Лере непросто было сдвинуть его с места. Часто дружной компанией за ними следовал весь выводок, родом из которого был новый лохматый приятель девушки. Они дружно облаивали встречающихся по пути кошек, и облизывали собак, а иногда и их хозяев. Словом, развлекались, как могли. Через несколько дней Лера стала ловить себя на том, что выискивает взглядом овчарку Андрея. И почему он с ней не гуляет? Может быть, они куда-то уехали? Он был скуп на слова рядом с ней и не очень то вежлив, но без колебаний пришел на помощь в экстренный момент, она помнила его странный потухший взгляд. Его волосы были нетронутыми сединой, а глаза - поседевшими до срока, словно у глубокого старика. Интересно, сколько ему лет и есть ли у него семья? Хотя, наверное, столь злющие собаки не уживутся ни в какой семье. Она рычала на каждого смеющегося ребенка с такой ненавистью, что почти каждый из них замирал от страха. Быть может, и хорошо, что они разминаются на прогулках. Рыцарский поступок Андрея оставил след в ее сердце и стал возвращать ей веру в людей, но это ощущение было настолько хрупким, что могло не выдержать испытания обратным поведением. Даже единожды. Уж лучше она придумает про него историю, про его доброту, прячущуюся за суровой маской. И будет с теплом вспоминать его всю жизнь.
Громкий заливистый лай выдернул ее из собственных мыслей. Мимо чинно и степенно проходил ньюфаундленд. Складывалось ощущение, что это он ведет хозяина, а не наоборот, настолько величественной и выверенной была его гордая походка на фоне суетливых шагов щуплого мужчины, держащего в руках поводок. Щенки лаяли всей сворой. В лае явственно слышались восторг и уважение.
В первый рабочий день Леру охватила сильная тревога. Она даже хотела выпустить Шаха во двор, а вечером вернуть в квартиру, но быстро отмела эту идею: он уже был ее собакой, а не уличным псом. Привыкнув к заботе и ошейнику, он мог утратить свои навыки выживания. Морально подготовившись к лужам на кухне, она очень долго гладила его, перед тем, как закрыть за собой дверь. Положив ключ в сумочку, она превратилась в прежнюю Леру, собранную и напряженную. Будто и не было в ее жизни необычных майских праздников.
- Командировка?! Но я никак не могу поехать! - Новость выбила ее из колеи, и изрядно напугала. Каким-то особенным образом она позабыла об основном характере своей работы - периодических разъездах.
- Почему же? У вас что-то случилось?
- Д-да. Нет! - Она осеклась. Аргумент в виде новоявленной собаки вряд ли будет принят в расчет. - Я в последнее время плохо себя чувствую.
- Так посетите врача. А после езжайте. Самое позднее - через два дня.
Вечером Лера еле плелась домой, словно придавленная тяжелым грузом. И как она могла совершить такую глупость? И как она теперь расстанется с псом? Мозг судорожно работает в поисках решения. Есть передержки, но там совсем незнакомые люди. Неизвестно, как они обращаются в животными. Ее единственная подруга до смерти боится собак. Выпустить его во двор? При этой мысли внутри нее все сжималось от ужаса. Пытаясь отыскать выход, Лера почувствовала себя неимоверно одинокой - крошечной фигуркой посреди пыльной бури, как вдруг в сознание ворвалось: "Андрей!" и крошечная надежда забрезжила над ней.
Куда только делась старушечья походка? Она летела на всех парусах к человеку, который однажды уже пришел к ней на помощь. Что-то внутри нее твердо знало: он не откажет.
Наскоро выгуляв и покормив Шаха, который, встречая, едва не сбил ее с ног, она отправилась на поиски Андрея. Лера знала лишь подъезд, где он живет, но квартиру обитания злой собаки не составило найти особого труда: даже соседи, которые не видели их, неизменно слышали совершенно не устраивающий их лай. Андрея явно не жаловали.
Он сразу открыл дверь, словно ждал ее, и, ничего не спрашивая, указал рукой в сторону кухни, где уже вскипал чайник. Лера беспокойно спросила про собаку, не тронет ли она ее. "Фриды больше нет", - отрывисто бросил он, и ушел на кухню, не дожидаясь пока она войдет. Прежняя Лера развернулась бы и ушла в ответ на такую встречу, но Лера сегодняшняя, наоборот, почувствовала себя, как дома. Кухня на самом деле оказалась уютной и родной. Она села и не спешила начинать разговор, ожидая чая. Две чашки стояли на столе, словно подготовленные заранее.
- Сейчас люди разучились заваривать чай, - сказал Андрей. - А я многое делаю по старинке, как привык.
- Вот и прекрасно, я никогда и не умела его заваривать. Если живешь одна, хватает и пакетиков. Попробую у вас забытый вкус, - Лера приветливо улыбнулась ему, где-то на заднем фоне возник в памяти чайник с маминой кухни. - Мне кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я его пила.
Их чашки опустели в полном молчании. Она ждала вопросительного взгляда, чтобы начать разговор, но его не следовало, словно ее визит был ежедневной обыденностью его жизни. Он не спрашивал о судьбе собаки, и вообще не демонстрировал своего интереса, угрюмо глядя куда-то внутрь себя. Пауза становилась неловкой.
- Я пришла с просьбой, - смущаясь, начала Лера. Выражение лица Андрея не изменилось. - Я взяла того щенка себе, и он уже здоров, но меня отправляют в срочную командировку, и я не представляю как быть.
Она набрала побольше воздуха и продолжила уже скороговоркой:
- Вы не могли бы гулять с ним или взять его к себе на эти три дня?
Она выпалила и замолчала, не смея смотреть ему в глаза, такой наглостью казалось ей сейчас собственное вторжение.
- Хорошо, - все так же безэмоционально ответил он. Лере захотелось подпрыгнуть от радости и благодарности, но она сдержалась. Неуместными казались яркие эмоции в этой холодной подавленности.
- Спасибо! Я могу как-то вас отблагодарить?
- Думаю, не стоит.
- Может быть тогда я сейчас познакомлю вас с Шахом? Ну пожалуйста! - стала настаивать она, увидев его колебания.
- А когда вы уезжаете?
- Послезавтра.
- Тогда завтра приходите пить чай вместе с ним.
- Я обязательно приду. Спасибо вам! - Лера почти убегала из квартиры в противоречивых чувствах, но заметное облегчение проторило дорогу радости, и по ступенькам она бежала вприпрыжку. Как в детстве.
На следующий день Лера поднималась на второй этаж, словно впервые. В более спокойном состоянии она замечала все вокруг. Хотя их два дома были построены в один и тот же год одним подрядчиком, в чужом подъезде было намного уютнее. Стены были аккуратно покрашены в яркие цвета, на окошках кто-то разводил кактусы, и поражала удивительная чистота, словно это не было общественной территорией. Шах, казалось, тоже удивлялся обстановке, поднимаясь наверх очень медленно и степенно. Дверь перед ними на этот раз открылась не сразу, пришлось подождать. Андрей присел перед щенком на корточки и попросил его лапу, собака тотчас послушалась, и они несколько секунд изучали друг друга. Андрей вернулся в прежнее положение и сделал приглашающий жест. Лера робко вошла, осматриваясь, словно попала сюда впервые. Удивительная чистота продолжалась и за дверью, но не была искусственной, как привыкла она. Обстановка квартиры опровергала все ее представления о быте одиноких мужчин. Повсюду виднелись уютные мелочи: цветные маленькие подушки, коврик в технике "пэчворк", из гостиной выглядывал массивный аквариум, а кухня утопала в комнатных растениях, многие из которых цвели. На стенах не было обоев, их отделка имитировала побелку в деревенском саманном доме. Но все вместе выглядело настолько органично, что она с тоской подумала о собственной холодной квартире, возвращаться в которую ей не хотелось, пока там не появился Шах.
Сегодня Андрей был не настолько хмурым, как вчера. Казалось, присутствие собаки его расслабляло. Лера чувствовала к нему необычайно острый интерес, но не решалась спрашивать. Ей казалось, что любой вопрос вернет его привычную угрюмость. Он предложил передержать щенка у себя, поскольку работает дома с редкими выездами, будет с ним гулять, сколько потребоваться. И это даже хорошо, ему полезно выходить из дома, а без необходимости в этом нет смысла. Будто отвечая на незаданный вопрос Леры, он сам заговорил о своей собаке. Она умерла, а перед этим очень долго и тяжело болела, все врачи говорили об усыплении, а он не решался это сделать. Не он владел ее жизнью, а она сама. При воспоминаниях он помрачнел, но ненадолго. Брошенный на Шаха взгляд, вернул на его лицо улыбку.
Вечер струился, совершенно незаметно и естественно они перешли на "ты" и говорили о собаках. Андрей вспоминал о чудачествах и преданности Фриды, и Лера все больше уверялась, что оставляет Шаха в надежных руках, настолько сильно преображалось лицо Андрея, когда он рассказывал о своей собаке. Она поняла, что оттягивает момент расставания. Все договоренности достигнуты, телефон для экстренной связи оставлен, а ей настолько уютно в его маленькой кухоньке, наполненной чайным ароматом, что ее визит затянулся куда дольше необходимого. Решено было привести пса рано утром после прогулки, и отправляться к великим свершениям со спокойной совестью. Ей предстояло провести всего две ночи вне дома, но беспокоилась она ровно в той степени, в какой обычно тревожится мать, оставляя ребенка впервые на попечение отца. Шах мирно свернулся клубочком на полу, и вся изменчивость его позы заключалась в том, что он изредка открывал один глаз, убеждался, что хозяйка на месте, и вновь погружался в сон.
Наконец, когда часы пробили десять, она заторопилась к себе, чувствуя смущение от того, как много времени она провела дома у малознакомого мужчины. Она словно ждала его сигнала о том, что пора бы и честь знать, но он выказывал лишь неожиданное радушие, достаточно резко контрастирующее с их прошлыми встречами. "Мне было так спокойно здесь, что я засиделась", - начала оправдываться она. Андрей ничего не ответил, но посмотрел с удивлением на Леру, которая собиралась с поспешностью Золушки, покидающей бал.
На борту самолета Лера отодвинула все, что не касалось ее служебных обязанностей, и целиком погрузилась в предстоящий процесс. Лишь сигнал будильника, отмечающий время, в которое она звонила Андрею, напоминал ей сейчас о Шахе. Дважды в день. И даже ночью она тщательно гнала от себя рой мыслей, тщательно и настырно пытающихся протиснуться в ее голову. Она изучала отчетность, искала в ней изъяны и несостыковки. Такая тщательность в работе была присуща ей всегда, но сейчас она являлась еще и надежным барьером между ней и ее переживаниями. Три дня пронеслись совершенно незаметно: наполненные бесчувственной деятельностью часы ― лучший ластик проведенного времени.
Та Лера, которая возвращалась назад, вновь была прежней Лерой. Высеченной из камня Галатеей. Совершенной, вызывающей восхищение, но холодной, как скала, из которой она родилась. Она не хотела домой. За время, проведенное в гуще корпоративных событий, она успела наметить немало планов предстоящего развития. Некоторые филиалы требовали срочного внедрения ее идей. Было бы неплохо сразу после возвращения составить сложный маршрут, и отправиться из дома уже на пару недель. И зачем она только во все это ввязалась?! Собака! Она же хуже ребенка, требует постоянного присмотра, всю свою жизнь. Где была ее голова? Что на нее нашло, дуру такую? Лера доставала из арсенала все новые сокрушительные слова, отчитывая себя. Быть может, Андрей согласится взять щенка навсегда? Эта мысль сначала наполнила ее воодушевлением, а потом в окаменевшем сердце что-то больно кольнуло, и она решила пока не думать обо всем этом, вновь погрузившись в мысли о текущем положении вещей на рынке. Там было спокойнее. Это была освоенная территория.
Сгущались сумерки, когда она вышла из такси. Непонятная тревога, нарастающая в пути, достигла апогея. Что-то было не так. Она глянула на небо, словно отыскивая опору в расположении звезд. Ее отец увлекался астрономией, сколько же раз они вместе глазели в ясное мерцающее небо, отыскивая летом семейство Медведиц, Кассиопею, Летний треугольник, а зимой могучего Ориона, сверкающего своим внушительным поясом, украшенным драгоценностями. Глядя в небо, она видела папины глаза и ощущала его теплую руку, в которую она могла вцепиться, и все страхи сразу отступали. Сейчас ее тревога не стала меньше, но выдохнув, она смогла двигаться дальше. Уши резала непривычная тишина. И, вдруг, откуда-то изнутри вспарывающим ножом кольнуло понимание. Она побежала вверх по лестнице, старательно отгоняя его от себя, но по щекам уже текли неподвластные ей слезы. Внутри ее разгорался спор:
- Да чего ты ревешь, как дурочка, может ничего не случилось!
- А где же тогда они?
- Гуляют, да хотя бы увязались за Андреем с Шахом...
- Ничего они не гуляют, слишком тихо вокруг, не нужно мне врать!
- А сколько раз ты паниковала преждевременно? И зачем ты вообще к ним привязываешься, все равно все дворовые собаки - жильцы однодневки, ломаного гроша их жизнь не стоит...
- Замолчи! - Лера вздрогнула от своего же крика в пустом подъезде, слезы уже лились градом, она задыхалась от рыданий. Собаки со двора исчезли всем выводком, как уже это бывало и ни раз. Собаколовы старательно выполняли свою работу. Она схватилась за стену, чтобы не упасть, ноги начали подкашиваться, и вдруг из недр памяти перед ее глазами появилась картинка - смешная мордочка Шаха. Она встрепенулась, открыла дверь. Даже не входя, бросила сумку в прихожую и понеслась к Андрею, нелепо пытаясь ладонью стереть с лица следы своего эмоционального взрыва.
Она не замечала включенного света в окошках дома напротив в то время, как в ее собственном доме царила тишина, не слышала "Я люблю тебя до слез...", гремящих на весь подъезд из-за двери первого этажа. Она словно была заключена в тоннель, оканчивающийся в чужой квартире: мира между не существовало. Лишь перед дверью она задержалась на несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. Одернула скособоченную юбку и, шумно выдохнув, нажала на кнопку звонка. Дверь сразу же распахнулась, как и в первый ее визит. Две пары глаз были устремлены на нее, и мокрый нос уткнулся в ее руку: пес вскочил на задние лапы, передние уничтожали колготки, совершая неуправляемые хаотичные движения, содержащие бурную, несдерживаемую радость. Лера уняла порыв схватить Шаха на руки и крепко прижать к себе, постеснявшись Андрея.
- Здравствуй, - спокойствие потихоньку возвращалось к ней.
- Здравствуй.
- Где собаки? - не выяснив этого, она не смогла бы говорить ни о чем другом.
Вместо ответа Андрей потупил глаза, и тут уж Лера не смогла сдержать рыданий. Она словно окаменела, превратившись в водопад "Девичьи слезы", существующий на множестве туристских маршрутов. И даже барабанящие по ней лапы были лишь камнями, летящими с гор в ее купель. За несколько секунд она оказалась запертой в мире, где царила смерть. Где пропадали все, кто был ей дорог. Ее любовь была чем-то убивающим, уничтожающим, карающим.
- Лера, ты меня слышишь? - едва пробивался сквозь каменные стены голос Андрея. - Лера, Шах жив, ты спасла его дважды.
Внутри ее склепа едва заметно потеплело, эти слова напомнили, что за стенами существует жизнь, но она не могла выйти. Тело не повиновалось ей. И вдруг, одна из стен стала стремительно таять. То был лед, а не камень. Встрепенувшись, Лера обнаружила себя в объятьях Андрея: одной рукой он крепко прижимал ее к себе, а другой мягко гладил по голове. Она все еще всхлипывала, но то была весенняя капель, а не подземные воды, бурно вырывающиеся на поверхность в глухом лесу.
- Прости меня, пожалуйста, я помню, что ты не терпишь женских слез, - ей было неловко взглянуть на него.
- Не извиняйся, я сам был готов расплакаться, но вот этот товарищ, ― он ласково взглянул на щенка. - Своей жизнерадостностью не дал мне не только печалиться, но и работать.
- Ой, - вырвалось у Леры.
- Все хорошо, мне давно не хватало хорошего отдыха. Чай тебя ждет.
И они двинулись в кухню, спотыкаясь о Шаха, который в этот момент никак не соответствовал своей величественной кличке, продолжая пребывать в своей бурной щенячьей радости. Он обежал вокруг них несколько раз с такой скоростью, что в этот момент с лихвой заменял целое собачье семейство, с которым все они расставались навсегда....
Ранние летние лучи ворвались в комнату сквозь небрежно задернутые шторы. Однажды разбуженная, пусть даже самым ранним утром, она уже не могла заснуть, и лениво нежилась в постели. Внезапно в памяти возникло то предпраздничное утро трехмесячной давности, когда она услышала собачий визг, и на мгновение ее пробрало ужасом: "А что если Шах бы не заболел, и этого ничего бы не было?! Ни мужчины, так сладко спящего сейчас рядом с ней. Ни верного четвероногого друга. Да даже самой Леры не появилось бы!"
Она вспоминала ту тревожную, а, потому, на первый взгляд совершенную железную леди, не замечавшую стука своего сердца и меряющую дни лишь по количеству дел, которые она успела завершить. Проснувшись, она не позволила бы себе лежать и лишней минуты! Она не умела быть в тишине, слушать пение птиц или даже жужжание мухи в комнате, капли прохудившегося крана, веселую возню у соседей сверху. А самое страшное в том, что она не помнила, как любить. Если бы не Шах, она не узнавала бы день за днем в угрюмом Андрее себя. Каждое мгновение перед ней он, сидящий напротив в его крошечной кухоньке, глядящий в чашку и рассказывающий о себе. Еще несколько лет назад он был наисчастливейшим из людей: любимая жена, с которой они знакомы с первого класса, чудесная трехлетняя дочурка с золотистыми локонами, и Фрида, позволяющая делать с собой что угодно только этому ребенку. Жизнь раскололась на части за несколько часов: он отвлекся лишь на одну минуту, чтобы ответить на телефонный звонок, когда дочь летела с этой горки. С горки, по которой она спускалась сотни раз. Но именно этот раз стал роковым. Она поскользнулась, полетела кубарем и ударилась виском. Нелепая точечная травма. Это немыслимо, чтобы вот так, в одну секунду у ребенка исчезли все шансы на жизнь. Сутки врачи боролись за нее. Сутки, растянувшиеся в вечной мерзлоте. Жена не смогла простить Андрея, или просто очень хотела забыть, сбежать от этой немыслимой боли. Лишь забота о Фриде оставила его по эту сторону, а после ее смерти он просто продолжал жить по привычке. Не жить, конечно, а существовать. Инерция - могучая сила.
Ее боль вулканом вырвалась на поверхность, и это извержение разморозило и его похороненную горечь. Два страдания, выпущенные на поверхность, вызвали половодье. Немало вечеров прошло в заплаканных объятьях. А когда судороги жизни перестали сводить их тела из-за непривычного контраста температур, они обнаружили друг друга. Она - мужчину, он - женщину. Прозрев, застыдились своей откровенности, но ледяной панцирь был разрушен, спрятаться некуда. Да и Шах бдил, то и дело вылизывая им руки, щеки, лбы - словом, все, до чего мог добраться.
Вспоминая все это, она смотрела на мужчину, ставшего для нее настолько близким, и шептала куда-то в неизвестность: "Пожалуйста, только не забирайте его у меня!". Луч света попал и на его лицо. Поморщившись, он перевернулся на другой бок, в полусне притянул ее к себе, и вновь провалился в сновидение, в котором Шах резвился с Фридой, а Лера тепло улыбалась его дочурке.