Шестая дорога
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
У каждого свой путь...
|
Мир был ещё таким новым, что многие вещи не имели
названия и на них приходилось показывать пальцем.
Каждый раз в марте месяце у околицы селения раскидывало
свои шатры оборванное цыганское племя и под визг
свистелок и звон тамбуринов знакомило жителей Макондо
с последними изобретениями учёных мужей.
Габриэль Гарсия Маркес "Сто лет одиночества".
Пришла весна, которая не давала ему покоя, вгоняла в непонятное и беспокойное состояние. Природа бунтовала и цвела. Головокружительные запахи заставляли бежать кровь по его жилам быстрее.
Егор был в том самом возрасте, когда открываешь для себя возможность любить и быть любимым. Он бродил по территории родительского хозяйства, неприкаянным призраком слонялся и по тропинкам - границам соседних участков и искал себе близкого человека, девушку, подспудно понимая, что никого подходящего он не найдёт.
В соседних хозяйствах, правда, были девушки-подростки, но ни одна из них серьёзно не смотрела на Егора.
Родители и прочие родственники, которых чёрт знает сколько жило в доме, сердились на эти хождения Егора. Весна была порой, когда нужно было полностью сосредоточится на земле, уйти с головой в аграрные работы, а он, вместо того, чтобы помогать, вечно где-то шлялся.
Но Егор не мог ничего с собой поделать. Весна и молодая кровь гнали его вперёд. За день он порой проходил по несколько километров туда и обратно. Он делал это, чтобы вечером, вернувшись домой, без сил упасть на постель и тут же отключиться без всяких мыслей и забот.
Этой весной его сердце билось как-то по-иному. Он не знал, отчего...
Вот и сейчас он довольно далеко отошёл от родительского участка. Семейное хозяйство нисколько не занимало его.
В голове блуждали и метались самые разнообразные мысли, но спроси его, о чём он думает конкретно, Егор затруднился бы ответить.
Весна была великолепна, и все её запахи просто сводили его с ума. Это было одновременно что-то невозможное и прекрасное...
Внезапно Егора посетило ПРЕДЧУВСТВИЕ!..
Он остановился и затаил дыхание. Что-то должно было вот-вот произойти, а он терялся в догадках, не понимая, что! Всё вокруг было тихо и спокойно. Всё было как всегда, но...
Предчувствие не было случайным. Это ещё ничего не значит, когда вокруг всё спокойно. Что-то непременно должно было произойти...
Егор стоял неподвижно и ждал. Ему пришлось изнемогать в неизвестности минут пять, пока он не получил подтверждение того, что его беспокойство было не напрасным.
Вдалеке, на большой дороге, которая была только еле-еле видна Егору из-за буйно разросшейся по её краям растительности, послышалось странное, но весёлое пение. Оно как-то по-новому тревожило его душу.
Егор напряг зрение. Сквозь просветы буйно цветущих кустов и деревьев он различил мелькание разноцветных одежд...
Цыгане!!!
Противоречивые чувства переполнили Егора. Это были определённо цыгане, но он не знал, хорошо это или плохо...
Егор смутно помнил те времена, когда они приходили. Это случалось несколько раз на его, пока что, коротком веку. Честно говоря, воспоминания были не ахти какие...
Всех маленьких детей на время прихода цыган сгоняли в дом и запирали там под присмотром нескольких взрослых. Их держали взаперти, пока цыгане не уходили. Таким образом, приход этих странных кочевников был чем-то вроде стихийного бедствия. Все взрослые в таких случаях выглядели крайне озабочено, мрачно переговаривались.
С этой точки зрения, приход цыган был каким-то злом...
Но с другой стороны, Егор не мог не радоваться этому. Он не хотел, но весёлая улыбка сама собою вспыхнула на его лице. Он попытался, как взрослый, озабоченно нахмуриться, но у него ничего не получилось.
Егор был рад приходу цыган, из-за того, что это было необычно и нарушало всю картину скучного устоявшегося мира. Это была та встряска, которой ждал и искал Егор, бродя по окрестностям.
Но нужно было что-то делать. Сообразив, Егор стремглав кинулся домой. Нужно было принести весть взрослым.
Ожидание и радость сжимали грудь Егора. Ему было уже семнадцать лет, а это значило, что его не прогонят вместе с детьми в дом. На этот раз он будет с взрослыми и, наверняка, узнает, почему и за что они так не любят цыган. Это был один из наиболее мучивших его вопросов.
О цыганах вообще рассказывали много всякого разного и, порой, противоречивого. У них была какая-то своя сила и вера. Они, как рассказывали, умели творить чудеса и несли эту силу вместе с собой. В конце концов, они одевались в яркие и пёстрые одежды, в то время, как оседлые жители хозяйств носил исключительно серое, и лишь на праздники облачались в белые одежды. Уж не за это ли различие они не любили цыган?
Но Егор не успел серьёзно подумать об этом. Он пуле влетел во двор их большого дома, в котором жило несколько поколений и ветвей их семьи, и тут же наткнулся на дядю Олега, который очень сурово поглядел на племянника.
-Цыгане! - выпалил Егор.
Дядя Олег ещё более нахмурился. Цепь морщин, как горные хребты на карте, пролегла по его лбу. Он нагнулся к племяннику и спросил:
-Табор или караван?
-Я... Не знаю... - Егор весь съёжился под пристальным взглядом, - Вроде бы... караван.
Он сказал это и пристыжено посмотрел на дядю Олега, словно это он сам был виноват в появлении цыган.
Дядя Олег выругался и, подойдя к большому колоколу, который был специально установлен во дворе, стал звонить в него.
Цыгане делились на две категории: чистокровные, ходившие табором, к которым относились с терпением, а порой, правда - очень редко, и с симпатией. Другие же были полукровками и кочевали так называемым караваном. Их никто не любил. Именно им приписывали магические способности и именно от них ждали бРльших неприятностей.
Со всего участка хозяйства собирались родственники, призванные к единению нервным звоном колокола. Прибегали соседи, узнать, что случилось и, услышав про цыган, чертыхаясь бежали к себе. Скоро вся округа гудела от тревожного звона колоколов.
Женщины сгоняли в дом детей. Мужчины собирались в группы и совещались.
Егор был в стороне от всей этой суматохи. Он был весь в ожидании. Душа радостно рвалась наружу, желая вырваться из плена надоевшего тела.
Егору было одновременно страшно, любопытно и радостно. Сейчас, само собой, все ждали цыган, но он, возможно вследствие своей неопытности, ждал их по-иному.
Цыгане пришли пёстрой толпой и встали за домом.
Егор слышал, как дядя Олег с мрачной догадкой сказал:
-Караван...
Да - это были действительно те загадочные полукровки, у которых зачастую были не цыганские имена и не цыганские лица, хотя некоторые и носили отпечаток этой нации.
Егор как заворожённый смотрел на эту пёструю толпу. Основу её составляли женщины и девушки. Мужчин и стариков со старухами было мало. Тогда Егор не задумался об этом.
Ему было просто любопытно, хотя, по рассказам, он знал, что должно было произойти дальше.
От толпы отделилось примерно с десяток девушек и женщин. Они, тихо что-то напевая, двинулись во двор.
Дядя Олег, как некая оборонительная сила, вышел вперёд и, сняв с себя рубашку, надел её снова, вывернув на изнанку. Он сделал это против сглаза.
Две молодые цыганки бросили на участок двора, поросший изумрудной травой, мелкие кости какого-то животного. Егор слышал, что это часть гадания.
Тут же несколько мужчин, во главе всё с тем же дядей Олегом, подскочили к этим костям и переступили через них, выражая тем самым отношение к цыганской магии.
Незнающий человек, смотря со стороны, мог бы подумать, что все присутствующие, как цыгане, так и хозяева-мужчины, удачно взаимодействуют в каком-то одном ритуале. Но Егор подсознательно понимал, что во дворе сейчас происходит очень тонкая и напряжённая борьба.
Так уж было принято, что в физическое противостояние с цыганами не вступали. Егор когда-то слышал об этом. Драк с ними обычно не устраивали, зато боролись с их непонятной магией какими-то своими доморощенными заговорами и поверьями. Правда, насколько была равноценной борьба, судить было трудно.
Егор не участвовал в этом противостояние, т.к. не имел ни малейшего понятия, что нужно делать. Он как бы был внимательным зрителем, но не только...
В качестве зрителя он любовался молоденькими цыганками, которые творили свою магию. При этом весна в его крови проявлялась сексуальным желанием, которого он практически не осознавал.
С другой же стороны, так уж получилось, что он оказался с краю двора, как раз рядом с отцовской машиной. Ощущая себя одним из хозяев дома, а следовательно и всего имущества их хозяйства, а так же памятуя про рассказы о вороватых нравах цыган, он следил и за старым белым отцовским фургоном.
Рядом с Егором как раз оказалась цыганка. Она не вошла со всеми своими подругами во двор, а осталась тут, с краю. Егора немного смущало это её присутствие, но он был более озабочен наблюдением за происходящим и вообще прибывал в каком-то странном состояние.
Цыганка тем временем часто поглядывала на Егора. Она была не так молода, как остальные цыганки, вошедшие во двор, но совсем ещё и не стара.
То, что она поглядывала на него - начало раздражать Егора. Наконец на один из её взглядов он ответил своим - раздражённо-вопросительным.
Цыганка посмотрела на него задорно, а потом слегка кивнула в сторону машины.
Егор посмотрел на фургон. Внезапно прямо на его глазах автомобиль стал меняться. Машина из добитой и бело-ржавой превратилась в что-то новое, сияющее чёрной краской.
Егор почти физически почувствовал, как у него от удивления глаза полезли на лоб. "Цыганские чары", - подумал он. Впервые в жизни он видел нечто подобное, такую удивительную метаморфозу.
Как бы Егору и не хотелось, чтобы отцовская машина была именно такой, он почти инстинктивно перекрестился и пару раз прошептал:
-Чур меня... Чур меня...
Машина снова приобрела свой прежний бело-ржавый вид.
Цыганка усмехнулась.
-Мы с Богом идём одной дорогой, - сказала она Егору, - только он первой - прямой, а мы пятой - извилистой.
Егор не понял её слов, но внимательно посмотрел на неё. Внезапно он понял, что что-то неудержимо тянет и влечёт его к этой цыганке. Он совершенно неожиданно заметил, что эта женщина удивительно похожа на девушку, в которую он был влюблён в школе. Зимой, начиная концом сбора урожая и заканчивая началом посевной, его заставляли посещать общеобразовательный класс.
Егор сам удивился, как он сразу же заметил сходство цыганки с Аней (так звали ту девушку). Поразительно! Так, наверное, могла бы, или скорее, должна была бы выглядеть Анна взрослой. Или это опять цыганские чары?
Егору было уже всё равно. Тем более, что цыганка, похоже, всё поняла по его глазам и протянула ему руку. Егор невольно ответил на её жест. Их руки соприкоснулись. Кровь вскипела в жилах у Егора, а сердце ринулось вверх и застряло в горле. Из-за этого у него перехватило дыхание.
Цыганка увлекла его из двора. Совсем рядом было поле с мягкой, словно перина, травой...
По телу Егора пробежала дрожь вожделения. В последнее время он много думал о потере девственности, но это всё пришло так неожиданно!
Он знал, что такое секс, и как это выглядит. Но здесь и сейчас всё было совсем не так. Их вновь окутывали цыганские чары. Егор с удивлением и удовольствием ощущал метаморфозы своего тела.
Его Ррган, освобождённый из плена штанов, превратился в флейту, а полуобнажённая цыганка играла на ней, извлекая божественные, щемящие душу, звуки. Это была не метафора. Именно так видел всё это Егор.
Он умирал и возрождался, сгорал фениксом и победителем восставал из пепла. Всё это было одновременно бесконечно и мгновенно. Время изменялось, ломалось, гнулось, растворялось в крови, бегущей через их сердца.
Он хотел бы, чтобы это продолжалось бесконечно, но даже цыганские чары были бессильны сделать это.
Всё прошло, кончилось... Егор лежал в мягкой траве, смотрел в бескрайнее небо и не мог отдышаться.
Но внезапно послышался голос отца. Он раздался почти над самым ухом Егора.
Отец грязно выругался.
Цыганка громко вскрикнула, вскочила, прикрыла руками свою обнажённую грудь.
Внутри у Егора всё похолодело, а щёки наполнились жаром. Он, приложив неимоверные усилия, повернул свою голову в сторону отца. Егор ощущал, как пылает его лицо.
Отец смотрел зло и сурово. Наконец он сказал сыну:
-Ты знаешь, что по уставу общины, человек, вступивший в отношения с цыганами, изгоняется из поселения!
Отец замолчал и пристально посмотрел на Егора. Он чего-то ждал. Егор даже знал, чего.
Нужно было пасть на колени, просить прощения, пресмыкаться. Кровью и слезами замаливать свой грех, кричать, что он не ведал, что делал, что цыганка его околдовала. Всё это нужно было сделать...
Но Егор не двигался. Неизвестно откуда он нашёл в себе силы открыто смотреть в лицо отца. Он знал, что надо делать, но не делал этого. Он не чувствовал себя виноватым, не ощущал за собой никакого греха. Наоборот, - ему было удивительно хорошо... Да, и собственно говоря, начни он сейчас унижаться... Отец бы не сказал, что прощает его, а только бы кивнул, разрешая тем самым вернуться в дом, но Егор на всю жизнь получил бы несмываемое клеймо. Каждое мгновение он ловил бы на себе чей-нибудь порицающий взгляд.
Егор не кинулся в ноги к отцу, не стал просить прощения. Время как бы застыло.
Отец ждал очень долго, но внезапно лицо его исказилось страшной яростью, и он приказал Егору:
-Убирайся отсюда!!!
Ещё не осознав всего произошедшего, Егор поднялся и пошёл прочь, вновь увлекаемый цыганкой. Только теперь они шли вон из хозяйства, к пёстрой толпе цыган, дожидавшихся их на дороге.
Он прошёл с толпой цыган уже несколько километров, но всё не мог понять сути произошедшего. Он тупо шагал рядом с той самой цыганкой, а голова его была свободна от каких-либо мыслей. Даже кровь успокоилась и не бродила больше весной.
К вечеру они остановились на привал, и тут внезапно всё навалилось на Егора. Он чуть не закричал от сдавившей его сердце боли. Но в этот момент цыганка провела рукой ему по глазам, и боль отступила.
Но мысли остались, и тоска вновь вернулась к Егору через несколько минут.
Около часа он провалялся в полубреду. Он видел дом, свою комнату, участок. Видел своих бесчисленных родных во главе с дядей Олегом, отца и мать. Он чувствовал, как рвётся его связь с прошлым. Но все эти нити были частью его живой души. Каждый раз, когда с треском рвалась очередная из них, это отдавалось неимоверной болью.
За этот час цыганка вновь пару раз проводила рукой по его глазам, и Егору становилось легче, правда, всего на несколько минут.
В конце концов, он немного успокоился и забылся болезненным, рваным сном.
Цыганка легла рядом и обняла его.
Егор ещё долго метался и стонал во сне, но ближе к полуночи на него снизошёл покой.
Егору снилось, что он - птица и может лететь куда захочет. Это был очень странный и приятный сон. Ему ещё никогда не снилось ничего подобного.
Во всём этом было слишком много вопросов, но ни одного ответа. Егору казалось, что так невозможно ничему научиться.
Цыгане говорили о силе, но в неё надо было просто верить. Они говорили о строении мира и о пяти жизненных дорогах. Этого тоже никак нельзя было пощупать, и вновь оставалось только слепо верить. Это очень часто бесило Егора.
-Ну, ладно... - говорил он после бесплодных споров, - Хорошо... Но я всё-таки не понимаю! Например, о дорогах...
После таких его слов, старая цыганка, обучавшая его всем этим относительным премудростям, начинала терпеливо повторять то, что говорила буквально десять минут назад:
-Весь мир состоит из дорог... Первой, прямой, идёт Бог. Пятой, извилистой, цыгане. Третьей - все остальные люди.
-Хорошо... - соглашался Егор, еле сдерживая своё раздражение, - Положим, мир состоит из пяти дорог. По первой идёт Бог, так? По третьей люди, за исключением цыган, так как те идут по пятой, да?
Цыганка кивнула.
-Замечательно! - вздыхал Егор, - Я готов это принять и верить этому! Но мне интересно, кто в таком случае идёт по второй и четвёртой дорогам?
-Это тайна, - отвечала цыганка.
Егор фыркал, но тут же брал себя в руки. Он был готов согласиться и с этим ограничением в знание, но у него были и иные вопросы:
-Ладно, - покорно соглашался он, - Пусть, - тайна. Ладно... Хорошо... Согласен. Но если первая дорога прямая, а пятая, - извилистая, то какова третья, по которой идут люди?
Егор вопросительно смотрел на цыганку. Та некоторое время молчала, а затем со значительностью ответила:
-Люди сами не знают этого.
-Ладно... - изнывая от желания получить хоть один определённый ответ, Егор впадал в азарт, - А вы?.. Мы?.. Цыгане?
-Мы только догадываемся, - ответила цыганка.
-Ну и в чём же догадка? - напирал Егор.
-Это, - тайна, - с невозмутимым видом отвечала цыганка.
Егора бросало в бешенство. Чтобы дать этому хоть какой-то выход, он вскакивал и несколько минут мерил землю шагами туда и обратно.
Успокоившись, он задавал последний вопрос:
-Но куда ведут все эти дороги?
-Никто этого не знает... - вновь философски отвечала старая цыганка.
-Но хоть кто-то же должен знать! - возмущался Егор.
-Да... - соглашалась цыганка, противореча своим собственным словам, но нисколько не беспокоясь об этом.
-И кто же знает?
-Бог...
-А ещё?
-Цыганский мессия...
-Кто он?
-Никто не знает...
-Ладно, чёрт с ним... Кто ещё?
-Больше никто.
Обычно этот разговор полутайн и полуответов заканчивался тем, что к Егору подходила Аделаида, цыганка, которая тогда увела его из дома. Она обнимала его за плечи, и он мгновенно успокаивался.
Но всё равно Егор страшно бесился из-за того, что цыгане довольствовались только вопросами, которые сначала трансформировались в утверждения, а затем перерастали в догмы, а все ответы держались под замком тайны. Так было много лет до, и будет много лет после, до самого прихода их мистического мессии. Хотя, даже неизвестно, принесёт ли его приход ответы. Да и явится ли он вообще?
Это тоже была тайна.
Они были кочевниками и путешествовали так называемым караваном. Все называли их цыганами главным образом из-за того, что они сами так себя именовали. Они хотели нести радость и чудеса, но к ним относились с осторожностью и неприязнью. Их никто не любил, хотя, точно так же, никто не смог бы вспомнить причин и времени зарождения вражды.
Егор уже привык называть себя цыганом. Он знал, что рано или поздно окончательно забудет своих родных и близких, свой бывший дом. Очень скоро он станет настоящим кочевником.
Конечно, память была ещё очень крепка и долговечна, да отмирала неохотно. По ночам ему ещё очень часто хотелось плакать. В такие моменты он искал забвения и покоя в объятиях Аделаиды, которая вырвала его из одной жизни и втолкнула его в совершенно иную.
Они были кочевники, и им было легко идти по земле.
Аделаида была как бы негласной предводительницей каравана, хотя среди всех цыган были женщины старше и мудрее её, не говоря о мужчинах. Егора, привыкшего к домостройному патриархату, первое время поражало такое распределение сил.
Они легко шли по земле... В каждом посёлке, из общины в общину, всюду повторялось одно и то же. Где-то десять женщин под надзором Аделаиды входили в какой-нибудь двор и начинали свой колдовской ритуал, а хозяева стремились произвести какое-нибудь своё антидействие.
Мужчины никогда не пересекали границ чужих владений, чтобы не вызвать тем самым агрессию со стороны хозяев. Правда, и без того случались нападения и попытки физической расправы над караваном, но цыгане не отвечали на силу силой. Они просто спасались бегством от разъярённых селян.
Егор, признаться, не понимал такой пассивности, но поступал, как и все. Он подчинялся общим законам.
Аделаида порой пыталась объяснить ему, почему они убегают, а не вступают в бой и не мстят, даже если кого-нибудь из них убивали, но Егор ничего не понимал и, в конце концов, получался такой же разговор, как и со старой цыганкой о дорогах.
Они никому не делали зла, и им было легко идти по земле...
Еда, одежда, деньги... Всё появлялось само собой, словно Бог, идущий прямым путём, покровительствовал своим детям ковыляющим извилистой пятой дорогой. Да, наверное, так оно и было...
Егор, не имея возможности идти с Аделаидой во двор и, попутно, памятуя обстоятельства своего приобщения к каравану, испытывал муки ревности. Он пытался бороться с этим, но не мог. Хотя, насколько он мог знать и следить, с того момента, как он появился в караване, Аделаида была всецело верна ему. Это при том, что в среде цыган царили в высшей степени вольные нравы...
Да, наверное, Бог покровительствовал им, но, не смотря на это, случались и беды...
Однажды, когда они шли, подчиняясь своей кочевой путеводной звезде, из придорожного леска выскочила стая диких псов, которая кинулась на караван.
Ничего иного не оставалось, как спасаться бегством. На беду, рядом, в стороне отступления, было поле. За ним был сплошной лес. Чтобы спастись от псов, нужно было успеть перебежать поле и взобраться на деревья. Было ясно, что не все успеют сделать это... Многим суждено было погибнуть... Даже если бы не всех настигнутых разорвали бы в клочья... Даже в таком случае, покусанные наверняка умерли бы. Среди диких собачьих стай, как правило, гуляло бешенство.
Главной заботой были дети. Их было мало и они были очень слабы. Цыганские дети не отличались сильным здоровьем. Они были самыми уязвимыми. Они не могли так быстро бежать, как взрослые...
Детей подхватывали на руки и несли.
Некоторые из стариков стали отставать. Кто-то уже не мог выдержать темп бега, а кто-то решил пожертвовать своей, катящейся в закат, жизнью ради возможности спасти других.
Егор убегал и в отчаянье думал, почему они удирают, вместо того, чтобы занять круговую оборону и побить псов палками и камнями? Пусть кто-то из них всё равно погибнет, но это же не будет так бессмысленно!.. В этот момент он почувствовал глубоко в себе злость, а затем внезапно ощутил и ту поразительную силу, о которой ему столько говорили, но в которую он даже не верил!
И Егор решился!..
"Будь что будет! - подумал он, - Разорвут, так туда и дорога!"
Он остановился и повернулся к летящей на него как единое многоголовое чудовище стае. Караван убежал вперёд. Псы неумолимо приближались.
Сила хлынула из тела Егора и направленным потоком ринулась навстречу псам.
Егор стоял и смотрел на то, как смешалась стая, послышался собачий визг. Тела псов стали взлетать вверх и прямо так рваться на клочья в воздухе. Капли крови долетали до Егора и оседали на его лице, руках, одежде...
Когда всё кончилось, установилась поразительная тишина.
Цыгане молча подходили к Егору и смотрели на него, с ног до головы испачканного кровью. Никто ничего не говорил...
Их караван продолжал путь, но оставшуюся часть дня они шли без песен.
Итак, магическое мастерство дало о себе знать. Сила, о которой ходили только невнятные цыганские легенды, проявилась воочию. Ободрённый этим Егор подумал, что это может быть знамением. Может быть, сейчас раскроются вопросы, мучающие его.
Тем же вечером, когда наконец все отошли от произошедшего, Егор вновь затеял разговор со старой цыганкой, но надежды его не оправдались...
Вновь последовал ряд путанных вопросов и ответов:
-Что есть второй путь?
-Это тайна.
-Что есть четвёртый путь?
-Это тайна.
-Куда ведут пути?
-Этого никто не знает.
-Но ведь Бог-то знает?!
-Да, Бог знает.
-А ещё?!
-Ещё знает мессия.
-Так где же, чёрт вас всех бери, этот мессия?!! Кто он?!! - вновь разгорячился Егор. Внезапно он услышал за своей спиной голос Аделаиды:
-Это - ты.
Во время одного из привалов Егор сидел на каком-то склоне, поросшем мягкой травой. Он был мессией, обладателем неведомой силы, но даже это не спасало его душу от волнений и беспокойства. Порой тоска захлёстывала его горькопенной волной без всякой причины.
Вот и сейчас Егор думал, что эти чувства одолевают его без повода. При этом, он знал, что врёт себе.
К нему, одиноко сидящему на склоне холма, подошла Аделаида и села рядом. Егор сделал вид, что не замечает её, углубившись в свои думы.
Аделаида сидела некоторое время молча, нисколько не смущаясь тишиной. Цыган было вообще трудно чем-нибудь смутить. Но наконец она заговорила:
-Ты беспокоишься из-за того, что завтра мы будем проходить мимо твоего родного дома? - спросила Аделаида.
-Нет, - зло ответил Егор, но это прозвучало фальшиво. Тогда он добавил, - Я - цыган. У меня нет родного дома! Весь мир мой родной дом! - это тоже прозвучало неубедительно. Егор скривился.
-Тот, у кого был родной дом, не сможет забыть его, - грустно сказала Аделаида.
-Но почему только я из-за этого мучаюсь?! - зло спросил Егор, - Почему никогда никто из каравана не страдал из-за этого? Или я просто не замечал? А?
-Действительно, ты единственный из каравана страдаешь из-за этого, - подтвердила Аделаида, - Объяснить это, на самом деле, просто. Все, кого ты видишь вокруг себя, - это уже третье, четвёртое поколение рождённых именно в караване. Для них весь мир, - родной дом, потому что они не знают другого дома. Их и твои понятия по этому поводу различаются кардинальным образом.
-А ты? - с внезапной надеждой спросил Егор.
-Я тоже рождена в караване. Я такая же, как и они, - ответила Аделаида и почему-то грустно улыбнулась, - А ты, - другой. Ты пришёл к нам в караван совершенно из иного мира. В тебе скрещения двух культур и традиций. Ты такой, какими были наши далёкие предки, которые первыми покинули свои дома и собрались в караван. Вот, наверно, потому ты и мессия...
Аделаида замолчала. Егор задумался над её словами. Через некоторое время Аделаида заговорила снова:
-Ты ушёл с нами... Ты оказался обладателем силы, превышающей возможности даже самых способных из каравана... На моей памяти, - ты первый, кто присоединился к нашему каравану. Конечно, у нас есть легенды, которые напоминают твою историю, но сейчас уже невозможно сказать, что в них правда, а что - ложь. Да и не стоит так обращаться с легендами. В них надо просто верить... Знаешь, почему нас не любят оседлые жители? Когда-то они относились к цыганам достаточно лояльно. Но в те же времена, по какой-то там причине, дела в караване шли плохо, умирало очень много цыган. Одним словом, всё это шумное веселье грозило навсегда сгинуть с лица земли. Вот тогда-то цыгане и стали воровать младенцев...
Егор поднял голову и внимательно посмотрел на Аделаиду.
-Да, - Аделаида грустно покачала головой, - цыгане стали воровать младенцев, у которых ещё не сформировалось понятие дома. Вырастая в караване эти дети становились настоящими цыганами... Вот после этого жители хозяйств и поселений вступили в необъявленную войну с нашими предками. Появились какие-то примитивные приёмы против нашей магии, детей стали прятать в дом. Эта война ведётся уже очень давно. Но простые люди всё ещё боятся нашей магии (ведь они не знают, что она слаба и не воинственна), а то иначе они уже всех нас уничтожили бы.
-Что, и моя магия слаба? - спросил Егор.
-Нет, - ответила Аделаида, - Ты обладаешь большой силой, но ты не должен применять её во вред. Не должен применять её против кого бы то ни было.
-И я не должен был применять её тогда, против диких собак?
-Нет. Не должен был.
-Но они разорвали бы стариков, добрались бы и до детей...
-Всё равно. Ты не должен был применять свою силу.
-Я не понимаю... Почему?
-Бог и цыгане идут одной дорогой, только путь божий прямой, а у цыган - извилистый. Ни одна из этих дорог не несёт в себе зла.
-А воровать младенцев у родителей, - хорошо? - ехидно спросил Егор.
-Нет, - Аделаида поднялась и хотела уйти, но задержалась ещё на мгновение и сказала, - Если хочешь, мы можем обойти твоё родное поселение стороной.
-Нет, - твёрдо ответил Егор, вновь устремляя свой взгляд вдаль. Я не боюсь их!
Аделаида ушла.
Он надел на своё лицо маску безразличия, но это нисколько не спасало его от того ада, что у него бушевал внутри. Егор всеми силами пытался справиться со своими чувствами. Он бесился из-за того, что он - мессия - не может справиться с какими-то простыми моральными проблемами.
Чем ближе они подходили к поселению, тем чаще он нервно оглядывался вокруг, устремлял свой взгляд вдаль, на уже показавшиеся участки. С болью в сердце он пытался разглядеть то место, с которого он тогда, в первый раз, увидел караван, так изменивший его судьбу. Он даже не знал, зачем это сознательное беспокойство. Не проще ли всё забыть? Ведь он цыган! У него нет родного дома. Весь мир для него родной дом! У него нет прошлого и нет будущего. Даже настоящее под вопросом.
Но нет! Нет! Родной дом - это родной дом. Если он у тебя был... Будь ты хоть мессия, хоть сам Господь Бог, ты не сможешь так легко его забыть! "Я смогу", - подумал Егор и упрямо сжал кулаки.
Его нагнала Аделаида. Она озабоченно спросила:
-Как ты?
-Нормально, - нервно ответил ей Егор.
-Ты уверен?
-Да.
Всем своим видом он дал понять, что не желает продолжать этот разговор.
-Мы ещё можем пройти мимо, - сказала Аделаида.
-Я веду караван, - сказал Егор, - Мы не будем сворачивать, или проходить мимо.
-Караван никто не ведёт, - возразила Аделаида, - Он идёт сам. Каждый из нас идёт пятой дорогой, поэтому мы идём вместе. Но злость способна сбить с пятой дороги...
Егор молча сверкнул на неё глазами. Аделаида грустно улыбнулась и отстала, но Егору показалось, что он услышал её шёпот: "Злой божок".
Он дёрнулся как от удара и обернулся назад, но лицо Аделаиды уже было непроницаемым. В любом случае, ему могло и послышаться.
Они шли вперёд, и очень скоро Егор узнал подъём, ведущий к дому, а там, слева, было поле, где он тогда потерял невинность... Всё вокруг было каким-то очень живым и кровоточащим.
Егор невольно замедлил шаг. Они подошли к его родному дому. Вместо того, чтобы, как он изначально собирался, гордо стоять впереди, Егор оказался в задних рядах каравана.
Аделаида и несколько других цыганок вступили во двор...
Егор вытянул шею и смог разглядеть почти всех своих родных. Не было только малышей, которых согнали в дом.
Аделаида и цыганки даже не успели начать свой обряд. Вперёд вышел всё тот же дядя Олег, но только теперь он был вооружён не примитивной домашней магией, а вполне реальной двустволкой. Егор заметил, что в руках у его отца и других мужчин тоже были ружья.
Время и пространство содрогнулись и сжались тревожным комком. В воздухе повисло ощущение надвигающейся беды.
Оба ствола двустволки уткнулись в грудь Аделаиды.
-Ну что, чёртовы цыгане?! - с губ дяди Олега разве что не струилась пена, - Что вы скажете, похитители детей?! Что вы скажете перед смертью, ублюдки?!
-Ты сами ублюдок!!! - Егор поразился ярости, которую услышал в своём голосе. Он даже не заметил, как оказался в первом ряду.
-Выродки!!! - прорычал Егор, шагая вперёд. Весь мир словно сжался в одну точку, которая была средоточением ненависти.
Егор почувствовал, как абсолютно все напряглись, когда он нарушил одно из самых главных правил для цыгана-мужчины, - переступил границу чужого владения. Аделаида даже охнула. Но Егору было глубоко наплевать. Он был мессией, он был выше правил!
-А вот с ним я разберусь, - это сказал отец Егора, тот самый человек, который выгнал его из дома, заставил покинуть хозяйство. Егор, собственно говоря, ступил на свой родной двор, но теперь это была абсолютно чужая территория.
Отец громко взвёл курок, но его руки задрожали и сами собой опустили ружьё, когда он увидел усмешку сына.
Егор был страшен.
-Ну что? - злобно спросил он, кривя рот в противоестественной гримасе, - Испугались, черви ничтожные? Хотите воевать?! Получайте!..
В то же мгновение где-то вдалеке послышался тревожный гул, а спустя секунду люди увидели идущую на них сплошную стену огня, которая застилала собой и землю, и небо.
Раздались крики дикого ужаса, при чём, кричали и поселенцы и цыгане. Кто-то застыл в оцепенении, поражённый безумным ликом надвигающейся гибели.
Один только Егор, казалось, вырос в размерах, стал ещё более неузнаваемо страшен. Он всё ещё улыбался, ощущая себя мессией огня, королём хаоса.
Огненная пучина накрыла хозяйство. Уничтожая всё вокруг, она странным образом не тронула цыган.
Егор торжествующе смотрел, как горят, корчатся, обугливаются и превращаются в пепел его родственники. Сейчас они были ему больше, чем просто чужие люди. Они были врагами. Они умирали под жуткий вой огненного урагана.
Весь в золе и саже, чёрный как чёрт, Егор сидел на пепелище своего родного дома. Он сидел, закрыв лицо руками, от чего ещё больше пачкал его. Он сидел спокойно, хотя минуту назад плакал, о чём свидетельствовали разводы на его запачканном копотью лице. Над ним стояла Аделаида.
-Ты не цыган, - сказала она.
Егор ничего не ответил.
-Ты выбрал шестую дорогу... Ты выбрал дорогу ярости, в то время, как цыгане идут дорогой добра. Пусть она у нас и не такая прямая, как у Бога... На то мы и не боги, чтобы идти прямой дорогой, но нам не по пути с идущим шестой дорогой...
-Но я же цыган... - сквозь зубы выдавил из себя Егор.
-Нет! - чуть ли не закричала Аделаида, - Ты идёшь по шестой дороге, чёрт бы тебя побрал!
-Но почему эта дорога шеста?! - в свою очередь закричал Егор.
-Потому что цифра "шесть" составная в числе зверя. Все, кто идут дорогой ярости и убийств, идут тропой зверя, - шестой дорогой. Скажи, сколько ты сегодня убил людей?
Егор не мог ответить, т.к. он не знал. Он мог только сказать, - "много", но вместо этого предпочитал молчать.
-Скажи мне, сколько среди них было женщин? Сколько среди них было невинных детей?.. Сколькие из них были твоими родными и близкими? - продолжала Аделаида.
-Я, - цыган! - упрямо повторил Егор, у меня нет родных и близких. У меня нет родного дома...