"В некоторых людях страсть к познанию перевешивает всё, ей уступает даже инстинкт самосохранения..."
(Г. Лавкрафт "Хребты Безумия")
В этот город мы вошли на закате, и с каждым шагом я ощущал, как нарастает мой страх при приближении к руинам седовласой древности. В последних лучах предзакатного солнца это место таким и запомнилось - частично ушедшим под землю, в базальтовых колоннах и подтёках застывшей лавы. Воздух пропитан чем-то зловещим, он казался затхлым и пустым, словно из этого места выкачали всю жизнь и заменили её тяжёлым духом могильного одиночества. Я не слышу ни ветра, ни шелеста травы или листьев, а только звук шагов и собственное сердцебиение. Порой мне мерещилось, что мое дыхание уносится в чертоги мёртвого города и возвращается чужеродным эхом. Древние создатели желали вознестись к небесам и определённо чувствовали себя если не Богами, то великими мастерами. Но это было тысячелетия назад, а сейчас никто даже и не помнит, как они выглядели.
Мы разбили лагерь на противоположном берегу, позволив себе наблюдать руины и их пугающее величие, окутанное мраком ночи, зловонием проклятых трясин и безжизненным опустошением. Эта река выглядела неестественно: беспросветная и неподвижная, она лежала ровной гладью, и лишь изредка можно проследить за её движением, когда на поверхность падала травинка или листок. В последний раз я попросил своего компаньона не кидать от скуки в неё камни, поскольку мне становилось не по себе от мысли, что обитает или может обитать на том берегу. Он рассмеялся, порицая мою боязливость, и мне пришлось вернуться к бумагам. Я с содроганием смотрел на призрак прошлого и выталкивал из головы видения тех событий, что привели к исчезновению целого города. Планета старалась поглотить эту обитель зловещих легенд, но её тень до тех пор останется на поверхности, пока не превратятся в пыль следы исчезнувшей цивилизации. И глядя на прекрасно сохранившиеся стены, я уверен, что счёт этому числу - конец времени.
Ах, если бы я только мог знать, что мы здесь делаем. Я мог предположить, что эти люди - искатели сокровищ или археологи, если бы наблюдал в их арсенале подходящее оборудование, но все сумки закрыты и недоступны моему вниманию. Это мой сон. Я не могу направить движения этого человека и не в силах руководить его мыслями. Будучи наблюдателем в теле человека с другой планеты или иного времени, я могу только пользоваться его органами чувств и распоряжаться собственными мыслями. Из-за незнания языка я не выхватывал сути разговора, но вслушиваясь в слова, понимал, что юношу зовут Кар'Анту; он белокурый, любит горячие блюда и представляет собой учёный ум этого мира. Я насчитал пятерых человек. Двое ставили палатки, третий запасал дрова и ещё один предавался раздумьям о звёздах, потому как внимательно вглядывался в прибежище неисчислимых созвездий. Что касается меня, - вернее, того человека, в чьём теле я пребывал, - мои действия направлены на изучение потрёпанных жёлтых листков бумаги, на которых изображались неуклюже разрисованные маршруты, а так же руны оккультного характера и иллюстрации древних легенд, порождающие животные страхи перед забытым прошлым. Я не смог подобрать даже приблизительный перевод, а потому - относился ли этот язык к одному из земных - не знаю. Важно то, что рисунки воссоздали облик забытого города, в коем преобладали высокие каменные стены с множеством окон, и от поразительного сходства с последовавшими ассоциациями меня настигла удушающая паника.
Кар'Анту отвлёкся от чтения. Впервые я услышал шелест листьев, но он был кротким и резким, словно кто-то могущественный дёрнул за все ниточки сразу, подвязанные к каждой ветке этого леса. Мой компаньон у реки удивлённо огляделся и только двое других при установке палаток ничего не услышали. В свою очередь я всмотрелся в руины, утонувшие в застывшей лаве и почвенных образованиях с растениями пугающего бледного оттенка. Почувствовав, с какой частотой заколотилось сердце учёного, как он задыхается от волнения и дрожит от страха, я осознал, насколько сильна его вера в проклятие руин. Но, может быть, тяжёлая атмосфера просто играет с воображением?.. Обоим могло почудиться, что из разрушенных окон древнего строения вырвались столбы пыли...
* * *
... Я не помню, когда наступило утро. Оно пришло незаметно, ибо мрак царствует здесь по своим правилам. Небо затянула мгла, туман оседал над рекой. Кар'Анту поспал только пару часов, не одолев бессонницу, и полночи он провёл за чтением у костра, где мне пришлось составить ему компанию. Он произносил вслух слова и вычитывал какие-то координаты. Люди никогда не спускались в эти руины, я так думаю, поскольку карты руин нарисованы небрежно и схематично, словно первооткрыватели поспешили покинуть город до первого спуска в необъятные владения тьмы. Записи указывают на то, что существуют соединительные сети тоннелей, открывающие под ними поистине пугающий подземный мир. Кар'Анту не хотел туда спускаться, но знал, что должен сделать этот шаг. Что там внизу и что так тянет его туда?.. Почему это место вызывает непреодолимое желание бежать прочь, бежать в ужасе без оглядки и навсегда забыть дорогу назад?..
Всё просто. Такова наша природа. Тайна неведомого страха, как и любой первозданный кошмар, всегда следовала по пятам человечества. Мы не можем побороть эту эмоцию. Сначала ищем оправдание, чтобы взглянуть страху в лицо и доказать, что бояться на самом-то деле нечего, но в итоге всё равно понимаем, как сильно мы ошибались в своём превосходстве. Вопрос не в том, зачем я иду к этим развалинам. Я хочу знать, чего боятся люди этого мира и, самое главное, чего боюсь я в своём собственном сне. У меня только один вопрос: почему мои колени дрожат?..
Мы взобрались по базальтовой лестнице и вошли через высокое окно, перелезая обвалы и неустойчивые выступы, пока не оказались в зале необъятной темноты. Полы здания покрывали не только осколки древней культуры и окаменелые породы, но и сформированные временем почвенные наросты с травой. Долго я смотрел под ноги и пытался понять, чем именно меня насторожила эта серая трава, но переключив внимание на затянутый тёрном потолок, застыл среди колонн и отверстий в полу. Удушающая энергия руин рассеивала взор, вызывая помутнение и отчаяние.
Особенно сильно разум затуманился тогда, когда один из наших спутников обернулся и дрожащим голосом призвал остальных. Никто ничего не сказал. Тьма поглотила выход и лучи восходящего солнца. Учёный сделал шаг в их сторону, но в нерешительности остановился. Чуть позже я вспомнил, с каким беспокойством он смотрел на реку и сообразил, что возвращение вызывает у него ещё больший страх, чем путь в неизведанные чертоги. Он не желал приближаться к окнам. Что-то снаружи не даёт права чувствовать себя в безопасности даже при свете дня...
* * *
... Очень долго мы продвигались по развалинам в окружении стен из красного камня, и я почти не обращал внимания на то, что в обычной жизни мне казалось повседневным и малоинтересным, тогда как Кар'Анту и его спутники останавливались возле каждого обломка, каждого осколка и каждого кусочка неизвестной им культуры. Всё было очень очевидно, но мой разум отказывался воспринимать увиденное. Они находили предметы из стекла и рваные полусгнившие одежды, обрывки нечитаемых книг и предметы мебели, которые странным образом сохранились в этих условиях даже через тысячи лет. Мало что оставило свой первоначальный облик - время всё изуродовало.
Записи в журнале делал только молодой учёный. Остальные о чём-то спорили и направляли друг другу в лицо найденные предметы, словно искали что-то из древних легенд, что-то неопределённое и могущественное. Один из таких споров всё и решил. Кто-то разозлился и выкинул металлическую рамку от настольной фотографии, посчитав её бесполезной. Я успел взглянуть на сохранившееся за стеклом изображение, и если бы я действительно мог, мне хватило бы секунды, чтобы вырвать крик из горла Кар'Анту. Я получил ответ, который искал, но последующие события помешали мне погрузиться в размышления. Он не знал, никто не знал, что за той темнотой скрывалась пропасть и шаткие булыжники, которым для падения было достаточно одного прикосновения...
Когда грохот утих, а мурашки стали совсем невыносимы, мы обменялись друг с другом взглядами, переполненными непритворными эмоциями. Уста не издали ни звука, но глаза единогласно сказали: "уходим". Бормоча что-то невнятное, словно извиняясь за шум, этот человек повёл отряд к выходу, но спустя две минуты остановился. Он долго вслушивался и не произносил ни слова, пока остальные переговаривались и с тревогой поглядывали на партнера, а затем развернулся, как если бы ожидал увидеть за спиной кошмар всей своей жизни, и мы обнаружили, что его лицо отразило мёртвый ужас. Оглушённый гулом и волнением, я лишь через мгновение сообразил, что он услышал звук, к которому уже никто из нас не был причастен. Сначала был глухой стук. Потом мы услышали, как ударило железо. И не успел я сглотнуть ком во рту и неохотно обернуться, как под ногами прозвучал ещё один звук, который, вне всякого сомнения, уже не имел ничего общего с падением. Это было то, что можно описать только как звук множественных шагов. В следующее мгновение мы зажмурились, поскольку в лицо ударил порыв ветра и послышался голос, похожий на сдавленный хрип и ледяное дыхание ветра, пронзающего вершины скал. Кар'Анту упал на колени, прикрывая глаза и сдерживая дыхание. Он был на грани срыва. Звуки раздавались отовсюду. Они приближались...
Здесь всё и завершилось. Я не помню подробностей, будучи потрясённым до умопомрачения, но есть среди этого сумбура и то, что я пожелал бы позабыть. В панике мы перепутали двери и вошли не в тот коридор, где эта тьма и поглотила первого спутника нашей группы. Где-то в глубине души Кар'Анту знал, что не стоило открывать ту железную дверь, но вслушиваясь в приближающиеся звуки и стягивая с плеч тяжёлый рюкзак, он слишком поздно догадался, что собирался сделать их проводник. С ржавым скрипом дверь открылась и наступила тишина, и открывший её человек долго вглядывался в темноту за дверью. А когда мрак пронзил янтарный свет и он без чувств повалился на пол, я закричал. Мне хватило одной секунды, чтобы вырвать этот крик из горла Кар'Анту и на секунду мне показалось, что я даже смог повернуть его в противоположном направлении, словно взял тело под контроль. Но, может быть, мы подумали об этом в одно время?..
Полы скрипели и ломались, будь то окаменелое дерево или шаткие кирпичи. Второй компаньон провалился под землю. Или что-то потащило его туда. Кар'Анту выбросил рюкзак во тьму, но этим жестом он намеревался не облегчить бег, а вызвать отвлекающий шум...
* * *
Ориентируясь по колоннам и прорываясь через терновые кусты, разрывая руки в кровь и оставляя на шипах лоскуты одежды, я задержался только на пороге между внешним миром и обителью подземного кошмара. Лишь потому, что я осознал, что не так в этой траве. Я не слышу и не чувствую ветра. Но она извивается. Извивается бесшумно и беспорядочно, словно змеи или тысячи длинные тонких пальцев, пытающихся за что-то ухватиться.
Я посмотрел на своего спутника - нас осталось двое, но только я один сохранил рассудок. Он испускал дикий, практически безумный вид человека, готового выпрыгнуть из окна на базальтовую лестницу, что при всех случаях привело бы к ужасной смерти. Кар'Анту схватил его за грудки и потащил к безопасному спуску, где продолжал контролировать его движения и давать советы, но вдруг отвлёкся, почувствовав тревогу. Раздался гром, но не в небе, а под землёй. В спину ударил ветер, за ним задрожала земля. Когда он обернулся, то увидел, что растения заколыхались с утроенной силой, издавая холодное, почти серебристое свечение.
И я увидел существ, которые никоим образом не относились к миру живых. Они приближались. Их невозможно сосчитать. О, Боги... они ужасны...
Мы взобрались на самодельный плот, и я схватил длинный прут, рассчитывая увести нас к другому берегу. Мой компаньон беспомощно стоял на коленях и смеялся с нелепым причитанием, не пытаясь обернуться. Он отреагировал лишь на воду в реке, когда с её ила начали всплывать обугленные кости, огромное множество древних костей, складывающихся в человеческие скелеты, но та реакция дала понять, что его рассудок потерян окончательно и бесповоротно. Их худые пальцы сжимались в кулак и пытались рассоединить брёвна, разрывая связывающие их верёвки.
Когда я опомнился, твари уже подплывали к плоту, намереваясь его опрокинуть и разбить. Из-за своей несбалансированности тот и в самом деле перевернулся, и меня затянуло под воду, оглушив и притупив органы чувств. Но Кар'Анту не сдавался. Ему удалось выбраться на сушу и, перекатываясь по илистому берегу, он в последний раз взглянул на руины.
Здесь он мог протянуть руку помощи своему спутнику, если бы не знал, что тот сошёл с ума или что твари подземного мира начали выползать следом.
Размахнувшись шестом и кинув булыжник в воду, он со всех ног побежал в самые что ни на есть глубины леса, прочь от этого места, желая забыть обо всем, что здесь произошло...
* * *
Он остановился в постоялом дворе, преодолев в одиночестве расстояния и время. Своим видом учёный отталкивал от себя посетителей, которые взволнованно перешёптывались и старались покинуть его компанию под одной крышей.
Дважды мне удалось бросить взгляд в зеркало, когда он омывал лицо от грязи; его глаза были чернее ночи, без блеска и радости от спасения. Наверное, Кар'Анту тоже сошёл с ума, как и его товарищ, которого нельзя было спасти. Единственное, что он смог для него сделать - это подарить быструю смерть. Метко брошенный камень сделал своё дело.
Пока молодой учёный пытался осознать свой поступок и найти себе оправдание, я размышлял о том загадочном времени, когда подобные строения были переполнены светом и достигали небесных вершин до их погружения под землю. Я предавался этим мыслям в совершенном одиночестве, поскольку из нас двоих в этой комнате только я мог устанавливать параллели между тем, что видел и что помнил. Вероятно, многие уже догадались, что причины моего страха содержались в той металлической рамке, которую так небрежно выкинули в глубины забытого мира, а именно - в фотографии за стеклом, на которой я отчётливо разглядел архитектурный памятник своего города...
... Запершись в комнате, он сполз по стене и закрыл лицо дрожащими руками. Мне хочется верить, что это было лишь последствием буйного воображения после пребывания без света и в ограниченном доступе кислорода. Но когда открылась та злополучная дверь, и мы увидели янтарный свет, нас обоих - именно НАС - испугала вовсе не смерть компаньона.
Голос. Бездушный и протяжный голос, донёсшийся из мёртвого города - он продолжал звучать в голове и не давал уснуть ещё очень и очень долго.