Длинное здание с бесконечными коридорами, переходящими друг в друга, напоминало законченный пару лет тому назад Университет, который поначалу отремонтировали для Фонда, созданного под весьма влиятельное (если не сказать - первое в стране) лицо. Фонд просуществовал недолго и быстро почил в бозе ввиду своей полной бесполезности, а вот здание сохранилось и теперь служило науке, удачно сочетавшейся с образовательным процессом, где новое поколение постигало азы государственной и финансовой грамоты, а заодно и иностранные языки, неожиданно превратившиеся для многих в средство зарабатывания на жизнь.
Татьяна (так назовём нашу героиню) долго плутала по лабиринту ставших чужими аудиторий, пытаясь найти выход из здания, но конца анфиладе комнат, в которые неожиданно превратились коридоры, не было видно. Спохватилась: документы и телефон куда-то запропастились. Оглянулась, поискав глазами утраченное - есть, лежит на цоколе у колонны, подпирающей потолок, помалкивает. Странно, как они могли сюда попасть - вроде бы здесь не проходила: может быть когда-то, давно, но не сегодня, точно не сегодня. Пора выбираться - стояла духота (на кондиционировании, как всегда, сэкономили), голова слегка побаливала, в глазах начинало темнеть.
Сообразила: есть I-phone, новенький, недавно подаренный, с картой памяти, фотоаппаратом, разнообразными приложениями, калькулятором и ещё чёрт знает с чем - она так и не разобралась до конца, всё недосуг. Порой такое небрежение современным гаджетом её здорово подводило: то забудет отключить чудо высоких технологий, то не может найти нужный адрес, а он иногда возьмёт и заявит о себе, позвонив кому-то, и не раз, не два - извиняйся потом. Вдруг андроид превратился в I-часы, о которых когда-то так мечтала. Непонятно, куда всё-таки делся I-phone и как теперь позвонить: все адреса и номера забиты в память, с фотками - традиционные записные книжицы ушли в прошлое, да и несовременно теперь, засмеют.
Что-то здесь не так, подумала Татьяна и подняла глаза: навстречу шла покойная мама. Она замахала на видение руками, испуганно-остервенело - и ... проснулась. Стояло хмурое утро, за окном таял снег, весенняя капель барабанила по подоконнику. В спальню ворвался отец.
-- Доченька, что случилось - ты так кричала !
- Приснилось, пап, ничего, сейчас очухаюсь, ты иди.
Пора вставать - впереди обычный круговорот дел: сначала завтрак, потом звонки, просмотр почты и новостей, магазин, за ними следует уборка квартиры (под еженедельное испытание нервной системы, своей и отца, выделялся вторник).
Ну что ж, пожалуй начнём.
* * *
За весь период своей недолгой и, скажем откровенно, - не очень успешной предпринимательской деятельности, которой она решила заняться после окончания Университета, Татьяна столкнулась с тремя типами российских бизнесменов. Первый она определила для себя как бретёров, берущихся за всё без исключения, с невероятным апломбом расписывающих свои многочисленные возможности и головокружительные перспективы. Такая вот своеобразная карусель, залихватство в сочетании с фанаберией, чем характеризовался подобный стиль. В голове дятлом стучало palaver - пустая болтовня, благо английским языком владела неплохо, а главное - любила им заниматься. Дело с подобными бизнесменами склеить оказывалось невозможно в принципе: после бурных словоизвержений и изложения многообещающих проектов они вдруг куда-то исчезали, переставали отвечать на СМС-сообщения, игнорировали электронные письма, а мобильники если и брали, то разговаривали уклончиво и неохотно.
Второй подвид классифицировался кратко - краснобаи, или по-простому трепачи, умевшие долго и очень подробно рассуждать о разнообразных проектах, весьма многообещающих, множившихся после распада страны и обретения самостоятельности бывшими союзными республиками, что, как считалось, таит великое благо для нашей будущности ввиду колоссальных ресурсов, скрытых в бескрайних просторах теперь одной седьмой части земной тверди. Здесь до конкретики дело не доходило (да и не могло в принципе), а если и появлялось нечто, сулившее прорыв, явно не соответствовало первоначально нарисованной картине, как в неудачной музыкальной композиции, где музыка само по себе, а исполнение солистом - мимо нот.
Но больше всего возмущал новоявленную бизнес-леди третий тип, весьма нередкий ввиду своей врождённой беспринципности, которая была видна сразу. Назовём их забытым русским словом резонёры. Этот генотип бизнес-особей чаще всего заводил разговор на какую-нибудь отвлечённую тему, отводя безжизненный взгляд в сторону от собеседницы и оправдывая впоследствии отказ от своих слов ссылками на очевидное "неправильное понимание" всего ранее оговорённого и многократно подтверждённого.
Дабы упростить свой квалификационный перечень, Татьяна поступила до смешного просто и мудро: все категории красноречивых партнёров пронумеровала в соответствии с порядком, задаваемым последовательностью простых чисел (кстати, почему они "простые" - она так и не смогла понять из школьной программы). На эту плодотворную мысль её натолкнули уроки по физике в родной школе, где у бесшабашной и немного разбитной преподавательницы физики были наработаны стандартные присказки на все случаи образовательного процесса, обретшие в результате длительной практики общения с непоседливым ученическим народцем видимость устойчивых выражений. В свою очередь, ушлые одноклассники, не лишённые интеллектуальных способностей, а следовательно, и чувства юмора, решили систематизировать прибаутки весёлой преподавательницы и в преддверии очередного словоизлияния пускали по рядам в зависимости от складывавшейся ситуации прогнозируемый вариант. Предполагавшийся номер произносился громким театральным шёпотом и звучал примерно так:
- Внимание, сейчас третий пойдёт (или четвёртый, либо седьмой и так далее.)
Ошибок практически не бывало - физика всё-таки наука точная. Единственное сочетание, которое долго не поддавалось расшифровке - некое КГЦ. Аббревиатура регулярно озвучивалась физичкой с явным намёком на неведомую единицу измерения, но идентифицировать её долгое время не удавалось, так как в справочниках она отсутствовала напрочь. Измученные неизвестностью, одноклассники решили заслать на разбор саму Татьяну, слывшую примером для всех будущих поколений учеников, к самому источнику загадочной производной. Прозвучавшее объяснение было элементарным - физичка расхохоталась и призналась, что таким образом она в целях экономии времени на уроке озвучивала общеизвестный трюизм - "как говорицца".
Смешно.
Но вот теперь, во взрослой жизни, было не до смеха: дела явно стояли на месте, причём от разработанной методики категоризации проку никакого. Всё запуталось окончательно, когда выделенные подвиды начали перетекать один в другой, создавая невнятную мешанину, не дававшую по ночам покоя. Больше всего волновало не отсутствие видимого результата, а невозможность спрогнозировать развитие ситуации и поведение доморощенных предпринимателей, рассыпавшихся в любезностях перед эффектной девушкой и расточавших бессмысленный елей, лишённый материальной сущности (Татьяна любила хорошо и стильно одеваться, чтобы соответствовать моде и природе, давшей ей всё то, что так тревожит и привлекает взгляд случайных прохожих).
Невесёлые размышления периодически прерывались всплесками надежды, подпитывавшимися новыми и всё более причудливыми, а порой экзотическими идеями. Например, поехать поработать на коллайдере в Швейцарии и открыть новую элементарную частицу, назвав её своим именем (чем мы хуже Бозона), или пополнить таблицу Менделеева (с тем же результатом), либо написать продолжение какого-нибудь известного произведения, например: "Гамлет. Возрождение". А можно и "Анна Каренина. Часть вторая". Также неплохо завершить незаконченный "Вадим" Лермонтова, либо диккенсовскую "Тайну Эдвина Друда" - делались же попытки, правда, в большинстве своём неудачные. Навевали желание фантасмагорические задумки и изыски современных киносценаристов и драматургов (не говоря о литераторах), с завидной регулярностью представлявших изумлённой публике канувших в небытие героев. Вспоминалась пьеса Томаса Стоппарда, подыгравшего Шекспиру, и сиквел "Унесённых ветром", а также неожиданным образом воскресший пират Джек Воробей. Про бессмертного Агента 007 и говорить не приходится.
А вот в музей пойти можно было бы - чего только не увидишь, на какие неожиданные размышления не натолкнёт седая старина. Прошлое в настоящем - так это, кажется, называется, думала Татьяна, вспоминая последнюю поездку в Александровскую Слободу, почти в гости к Ивану Грозному. Вот где собрались энтузиасты - не анкетные, настоящие, делом своим увлечённые. Завели в подклет Покровской церкви, фактически подземелье, двери старинные, дубовые похоже, за ними закрыли - заперли, свечи зажгли (свет загодя вырубили), и зазвучали в жути этой стихари кровопийцы великАго. Страшно стало, невыносимо просто, мураши аж до пят пробрали: казалось, ещё чуть-чуть - и сам самодержец явится, глазами безумными зыркнет, посохом оземь шарахнет - и поминай, как звали. Но всё чинно сорганизовалось - на полати рассадили, рассказали, как было и чего быть не могло, а потом вроде иммерсионного представления устроили (и слов таких не знали, а сделали), то есть с участием самих экскурсантов и погружением в мрачное прошлое наше. И отказаться никто не посмел почему-то.
В-общем, получилось здорово, но как представила себе каждый день такое, да по нескольку раз, так и задумалась - с ума сойдёшь, не состарившись. Можно, конечно, шоу сделать с новым сценарием - ни один квест не сравнится. Предложила своё - и, как водится, послали по кругу: заместитель, потом директор, комиссия и так далее. То ли не поняли, в чём суть современного подхода ("новая нормальность" теперь называется, как довелось позже увидеть на афише одного из театров), а, может, и испугались креативности, но дело не пошло - видимо, прикипели к старине.
А ведь как складывалось поначалу: диплом "с отличием", и ребята вокруг гарцевали-кружили, и предложения делались, в разные фирмы-институты звали, но всё выбирала, думала, как бы не прогадать. И здесь не так, как хотелось бы, и работа не такая - тягомотина сплошная с режимом жёстким ("у нас не опаздывают, нас не поймут"). Кто не поймёт, почему? Смешные её будущие (да так и не состоявшиеся) начальники - все как один с брюшком, сальными глазками посверкивали, а если возникали дамы бальзаковского возраста - сначала фигуру изучающе оценивали перед тем, как к сути перейти, но только сути было не больше, чем яда в спичке. За умными рассуждениями отчётливо проступала сплошная пустота и бесперспективность, и становилось понятно, какие мысли возбуждала молодая девушка у не реализовавших свои мечты-надежды, стареющих морализаторов.
Так что дело дошло до триариев (вспоминалось древнеримское изречение), то есть надо было сделать последнюю ставку. Конечно, можно проштудировать газеты типа "Из рук в руки", или "Работа для Вас", но заниматься дегустацией кофе, как предлагалось крупным шрифтом в одной из них, либо поехать куда-то на "консумацию" не хотелось (интересно, что за этим кроется, мелькнула задорная мысль, но тут же была благоразумно отвергнута). Иногда предложение звучало серьёзно, но потом оказывалось, что сначала надо пройти некие курсы, повысить свою квалификацию или получить дополнительное образование, например новомодного визажиста, заплатив немалые деньги, и только потом следовало решающее собеседование, вроде экзамена. Причём с почти гарантированным трудоустройством, почти. Ибо связи у данного HR-агентства с предполагаемым работодателем прочные, сбоев не наблюдалось, разве только: "зависит многое от Вас, девушка, сами понимаете". Понимаем, думала Татьяна: походит на мелкое мошенничество или вымогательство, либо на очередную "кадровую работу", а на деле нечто вроде пирамиды: "привлеките как можно больше соискателей, тогда станете их руководителем, и так далее, по нарастающей". Логического конца этой цепочки не просматривалось.
Между тем, весна наконец-то пробила стену зимнего уныния, разрушила казавшиеся незыблемыми барьеры на пути солнечного будущего, разорвала путы рефлексии коротких дней и тревожных ночей. Морозы отступили разом, опровергая все противоречивые прогнозы, деревья оперились одномоментно - смена картин, предлагавшаяся природой, поражала своей масштабностью. Раздражение постепенно уходило, отец, слава Богу, помалкивал, понимая причины тревоги, отпечатывавшейся на всём облике дочери. С советами не лез, деликатно выслушивал историю очередного собеседования в Фонде или Банке, или Ассоциации, или ...
- Представляешь, - со смехом рассказывала отцу повеселевшая дочь, - я ему пытаюсь изложить свой бэкграунд (образование и послужной список - кто не знает), а он мне:
- Лучше расскажите, что за Институт такой Вы закончили на самом деле - ведь не существует такого, о котором говорите !
Я ему тогда диплом вытащила, но он и смотреть не захотел, говорит:
- Меня Ваши компетенции и языки не интересуют - вот завтра сможете организовать по Скайпу с партнёрами видео-конференцию ? Я говорю - завтра, потому что добрый, а был бы злой - сказал бы сегодня и через час. Понятно ?
- Ну а ты что? - робко поинтересовался отец, всегда встававший на сторону дочери, даже когда не соглашался с ней (но не в этот раз).
- Ну, я ответила, что подумаю, а потом позвонила и отказалась. Послала, короче - знаю таких милосердных, видала виды на "картошке" в Универе.
Даже небольшой жизненный опыт позволял дочке чётко отделять заявленное от реального, сущего, так сказать. Тем временем Татьяна продолжала:
- Да не станет нормальный мужик сам себя расхваливать, да ещё с такими заходами. Умный либо с тыла зайдёт, подбросив пару историй о своей добродетельности, или наоборот - монстром себя выставит, чтобы потом от противного плясать. Я же психолог, да и семиотику знаю, науку знаков. Здесь все знаки про одно, то самое: на физиономии заглавными буквами написано, и главное - всё и сразу подавай.
Вспоминался уже нацелившийся уходить на заслуженный отдых кадровик, в противоположность предпоследнему работодателю внимательно ознакомившийся с резюме Татьяны и вполне уверенно заявивший:
- Да, с такими квалификациями и данными Вам без дела не остаться. Главное - не спешите и не волнуйтесь: к Вам всё придёт. Вот только я ухожу, меня здесь уже не слышат, а жаль.
Но не приходило.
В другой фирме почти сложилось, но уже на выходе случайно услышала обрывок разговора двух длинноногих соискательниц, обсуждавших, как оказалось, её кандидатуру, новую соперницу, на которую сразу положил глаз предполагавшийся руководитель. Из разговора стало понятно, что она будущая и очередная жертва любвеобильного шефа, причём ненадолго: как раз на период испытательного срока. Здесь красивые девушки не задерживались - у месье, как говорят французы, большое сердце.
К середине лета чувство беспокойства усилилось - время уходило, утекало безвозвратно, монотонная безысходность происходящего убивала, однообразие замашек похожих друг на друга предпринимателей обескураживало. Стайки таких же страждущих носились по городу почти организованными колоннами (некоторые подавали себя только группами), причём отдельные лица стали узнаваемыми - почти профсоюз лузеров, горько усмехалась Татьяна.
Тем временем страна, очнувшаяся после многих лет самостийной ненормативной исключительности, выходила наконец "в свет": множились банки и агентства, открывались представительства инофирм и создавались СП, просто объединения заменялись ФПГ (Финансово-Промышленные группы, не путать с ОПГ), призывно горели вывески секс-шопов и торговых домов, по Москве носились диковинные иномарки, телевещатели взахлёб рисовали картины счастливого будущего и всеобщего процветания. Пёстро, гламурно, разнообразно, неожиданно.
О недавнем славном прошлом рассуждали повсюду: в метро, магазинах, бассейнах, автобусах, в основном осуждали, хотя совсем недавно... Оказалось, строили-строили, а что в итоге получилось - никому не понять. То ли империю, то ли коммуну, то ли ещё нечто неведомое историкам-социологам-экономистам-политикам и непостижимое для человеческого разума. Возникавшие порой бурные дискуссии в разных точках быстро достигали апогея, чтобы так же скоротечно затихнуть. Смертельных исходов, к счастью, не наблюдалось, только через какое-то время интерес к теме угас полностью: перед населением стояла одна задача: выжить. В Центре (таким эвфемизмом теперь именовалась столица) ещё каким-то образом жизнедеятельность поддерживалась новой властью, а вот на окраинах когда-то великой державы дела шли совсем плохо, причём не только из-за сложностей "переходного этапа", но скорее - в результате простого небрежения.
Инфляция ушла в космические дали, легко пробив все прогнозные границы, заработная плата в сохранившихся очагах социального патернализма (министерствах, учреждениях, ЖЭКах, конструкторских бюро, НИИ и прочая) никак не могла угнаться за её динамичной поступью. Некоторые предприятия успешно осваивали методику натурального хозяйства, выдавая сотрудником их "кровные" наработанной продукцией, ассортимент которой оказался на удивление широким (производили же когда-то такое). Здесь были и детские игрушки, и обувка, бельё женское и чулочно-носочные изделия в категории унисекс (правда, слова этого не использовали, рановато ещё), спортивные принадлежности и купальники, очки солнечные и простые, маски медицинские, футболочки и трусики, распредвалы жигулёвские и иные запчасти, и даже .. шланги для полива, за счёт чего многие и выживали.
Несколько смущали расплодившиеся рынки, большие и малые, у метро и в переходах, в пансионатах и рядом с магазинами, на бульварах и в парках, у водоёмов и рядом с торговыми домами, на набережных и стадионах. Торговали всем, что можно увидеть на антресолях отживавших свой век пятиэтажек - здесь можно купить и французские духи, сохранившиеся с незапамятных времён (такой флакон когда-то хранили и родители Татьяны, иногда доставая его как музейную ценность из старого секретера), застёжки, пуговицы, косыночки и шарфы, кремы и батарейки (КБС-ки и Кроны), радиоприёмники марки "Сокол" или "Спидола", электробритвы "Агидель", носочки бабушкиной вязки, а также шампуни, удлинители, тройнички, молнии вставные, коробочки из-под монпансье, настольные лампы и просто лампочки, презервативы, варежки, сковородки и кастрюльки, кремы и шапки меховые, ручки дверные, замки врезные и висячие, чайники и чайнички с гжелевской либо жостовской росписью, а также Бог его знает что ещё. Встретить продающих своё добро можно было даже в центре города, не говоря уже о знаменитой Луже - Лужниках, где старались занять свои новые рабочие места спозаранку. Руководители крупных торговых сетей только диву давались: ну как так можно - купить в магазине и тут же рядом встать со своим столиком, прямо у входа. Поговаривали, что некоторые даже попробовали повторить свой опыт за рубежом, но не тут то было: законы у бывших друзей по соцлагерю работали. Процветал видеопрокат: открывшаяся отдушина в другой мир давала возможность немного помечтать, фабрики целлулоидных снов предлагали продукцию на любые вкусы.
Реакция в кабинетах реформаторов на происходившие перемены оказалась на удивление благожелательной: да, именно так капитализм нарождается, называется первоначальным накоплением капитала.
Главное не сдаваться, проявить себя, благополучие всех - в руках каждого из нас, а мы поддержим, и запретам в нашей жизни места больше нет, с прошлым покончено навсегда ! Развиваться будем по-новому, конкурсы станут обычным явлением, справедливые, без блата, по достоинствам и компетентности заявителя. И будет всем счастье !
Сомнения в их компетентности не возникали: всё-таки выпускники зарубежных вузов. Ну а инфляция, ну что ж поделать - реформы, сами понимаете.. А если денег на жизнь не хватает - учитесь жить без опекунства со стороны государства, патернализм закончился, перестраиваться надо, всё-таки рынок, понимаешь ! Психологи и целители заполонили все газетные полосы, рекламировалась польза сокотерапии, уринотерапии (то есть если пьёшь свежевыжатый сок натощак либо свою мочу), расцвёл бурным цветом Гербалайф, для России разрабатывались якобы специально адаптированные под местные условия методики ведения бизнеса, от преследования за веру перешли к строительству новых храмов. Модным стало стояние в приходах со свечами - остроумцы их именовали подсвечниками - и истовым молением. Тон задавали сами реформаторы.
Примерами успешного движения в нужном направлении считались не только рынки, но и киоски со Сникерсами, спиртом Royal, отвратительным коньяком из Греции, шампанским и иными напитками; радовали глаз и душу ставшие вдруг доступными рестораны, во множестве расплодившиеся палатки розничной торговли, а также неожиданно изданный на русском языке журнал "Бурда", с которым успешно соревновались бывшие кружки кройки и шитья, которые также не унывали, выдавая на гора новомодные джинсы-варёнки и соревнуясь в моделировании изощрённых образцов одежды, пополнявших молодёжный гардероб. Новое и весьма неожиданное значение приобрело подзабытое слово "челнок"; телеканалы полнились экстрасенсами, обнажёнкой, говорящими головами и музыкальными изысками в исполнении кривляющихся эстрадных див, появление которых походило на пир во время чумы, теперь уже почти реальной.
Про кооперативы и говорить нечего - на пару таких нарвалась сама Татьяна, но там сразу брали в оборот: вноси свой пай, подпишем Договор, наличные с собой? От таких уходила не прощаясь, либо обещая вернуться с необходимой суммой через час, через два...
Однажды нарвалась на энергичного менеджера футбольной команды, такого бодрячка-мудачка, с ходу предложившего ей "задвинуть" (лексика сохранена) куда-нибудь на Восток пару молодых футболистов штук за семьдесят "зелёных" и пропорционально поделить полученную от сделки сумму: нам - по тридцатнику, им - десятку. И все будем в "шоколаде", заявил специалист по торговле живым товаром. На изумлённый вопрос Татьяны "В чём-чём?" реагировал уверенно: "В шоколаде"! Ушла сразу.
Вывод напрашивался сам собой: завести своё дело, причём не просто фирму, а что-нибудь необычное, с изюминкой, что не подлежит узаконенной экспроприации, а уж если и дойдёт до этого - так вместе со всей начинкой пусть забирают, с потрохами, то есть с тобой самой.
Мысль посетила измученную бессонницей Татьяну во время ставших уже привычными ночных бдений и казалась очень простой и естественной, а главное - соответствовавшей возможностям и призванию: заниматься консультациями и не просто консультировать, но и сопровождать клиентуру, причём индивидуально, благо два иностранных языка она знала превосходно, один из которых - редкий. Имелся и опыт - небольшой, накопленный за время поездок по офисам и деловым центрам с горделивыми и звучными вывесками, но как бы осознанный, пропитавший всё нутро благодаря природной наблюдательности и умению видеть скрытое и недосказанное. Сопровождать планировалось всю цепочку, отслеживая звенья на каждом этапе, таившем неожиданные повороты и конфликты.
Окрылённая новыми соображениями, да так, что даже отец перестал узнавать вечно хмурую дочку, Татьяна взялась за дело. Первым - наперво дала рекламное объявление, но что ей одной не справиться, было ясно: требовалось плечо с накопленным опытом и желательно с уже наработанными контактами, а потом, глядишь и свой офис откроем. Такой виделась ситуация.
Выстраданной идеей консалтинга, причём исключительно для нерезидентов (так стали называть наивных иностранцев, приезжавших из-за рубежа в надежде честно заработать миллионы), Татьяна поделилась со своей бывшей одноклассницей - Мариной. Они встретились на Дне открытых дверей в ставшей уже знаменитой стараниями их бывшей классной руководительницы школе. И хотя дружбы особой не сложилось, как, впрочем, среди большинства заканчивающих учебные заведения такого ранга, в данной ситуации притяжение было взаимным и диктовалось суровой действительностью отсутствия реального дела.
Надо сказать, что класс их особой сплочённостью не отличался: дружили больше "по чинам", группами. Дистанция выдерживалась интеллигентно и бесконфликтно (во всяком случае, к тому стремились). Перейти черту "оседлости", своеобразный водораздел данной клановости, не удавалось никому: куда тебя определили изначально соответственно социальному статусу в зависимости от происхождения и занимаемого родителями положения - там тебе и куковать. И ничего, никто не обижался, не паниковал. Торжествовал режим негативного консенсуса, как позже его определят политологи, правда в иной ипостаси, который школа жизни успешно опережала. Ощущения ущербности подобная градация у Татьяны не вызывала, смотрела на происходящее самостийное разграничение снисходительно, с иронией: пускай одноклассники потешатся, рановато мне ввязываться в эти игры.
Теперь, через годы, подтверждалась до слёз обидная и жалящая сознание мысль: послевкусие десятилетнего общения разных и совершенно чужих друг другу людей, разбежавшихся по разным углам после традиционного (и совсем не грустного, как оказалось) последнего звонка отсутствовало напрочь. Понятие alumni, существующее в зарубежных колледжах и университетах, когда взаимная поддержка выпускников формирует основу деловых отношений до конца жизненного пути, здесь прижиться не могло в принципе.
Между тем, поводом для всеобщего краткого единения оказались задуманные директором помпезные торжества по поводу 150-летия школы с приглашением множества значительных людей. Правда, к данному заведению они не имели никакого отношения, но задумка была почти гениальная: протянуть шлейф от бывшей гимназии, некогда занимавшей то же самое здание, до современного просветительского учреждения, которое пару лет тому назад уже отмечало своё 30-летие. Таким образом подчёркивались связь времён и роль педагогики в стране, вставшей на новые рельсы и при этом вроде не изменявшей своим вековым образовательным традициям. О подмене знали только настоящие питомцы сего гнезда, тихо посмеивавшиеся под звонкие трели окологосударственных деятелей и партийных бонз, с недоумением обращавших свои взоры на давящихся от смеха бывших выпускников.
Хотя, как уже сказано, от встречи особой радости Татьяна не испытывала, схожесть ситуации сблизила бывших одноклассниц, ибо интеллектом и квалификацией они гармонично дополняли друг друга (Марина занималась внешними связями и экономикой). Так что решение пойти по жизни вместе напрашивалось само собой, хотя некоторые опасения насчёт характера Марины имелись. Её высокомерие и замкнутость были притчей во языцех, но и особой конфликтностью никогда не отличалась: просто уходила в себя, не достучаться.
Истинное лицо Марины сразу не распознать - за внешней скромностью и даже податливостью крылись сила духа и твёрдость характера: она не боялась идти на обострение в случае необходимости и чаще всего оказывалась в выигрыше. Данные для ведения переговоров что надо, но вот в личном общении могли возникать сложности. Как известно, такие черты с возрастом только укрепляются, становятся подобны монолиту, но думать об этом пока не хотелось: как-нибудь разберёмся, да и делить нам нечего, думала Татьяна. Уж очень хотелось забыть всё, связывавшее наших героинь с когда-то взрастившим их заведением, и им это удалось. Ни ностальгии, ни душевного трепета от пережитого в священных стенах они не испытывали.
Итак решено: никаких офисов на первых порах не арендовать. Просто стали ждать реакцию на объявление о новом появившемся направлении в бизнес-сообществе, которое, как предполагалось, станет абсолютно уникальным и приведёт к немедленному успеху. И действительно, через пару недель раздался звонок, откуда-то издалека: говоривший с акцентом человек с трудом связывал воедино русские слова. Но понять можно.
- Памагаешь с контактами, да-а?- говорок вопрошавшего явно свидетельствовал о его нерусском происхождении.
- Да, мы консалтингом занимаемся. А что Вас конкретно интересует, какая сфера ?
Но южанин явно не услышал уточняющего вопроса или не хотел входить в детали.
- Всем промышляю понемногу, товар есть, всё есть, никто не знает, как продать за рубеж. Я в Иран хочу продать, мы тут рядом живём, три Корана уже заслал, а они молчат и молчат, что делать будем, а-а-а ?
Становилось понятно, что звонивший жил, скорее всего, в Азербайджане и не знал, как избавиться от привалившего счастья - с распадом Союза сложностей у торгашей возникало выше крыши. Татьяна начала обстоятельно.
-- Во-первых, хотелось бы понять, чем Вы занимаетесь конкретно, что предлагаете, есть ли лицензия, опыт работы на внешнем рынке, какая форма организации предприятия.
Договорить не удалось.
-- Что тут за допрос такой - я куда, в милицию звоню ? Всем занимаюсь, понятно ? И мебелью, и фруктами, всё делаем.
-- Да поймите же, - не теряла надежды вразумить звонившего Татьяна, - я не из праздного любопытства спрашиваю, не для протокола, так сказать: нам надо знать, кто Вы, потом заключаем Договор об оказании услуг, потом начинаем поиск партнёров. Коран Вы можете не посылать больше - у них там своих хватает!
-- Ва-а, откликнулся южанин, - что хочешь, денег, да ? Ты мне адрес дай, а я сам разберусь, с кем твой Договор заключать, понимаешь, да-а ? Скажи кому ?
Татьяна не выдержала:
-- Так это не работает! Если хотите - приезжайте с бумагами учредительными, прайс-лист привозите, сертификаты безопасности, коммерческое предложение, если это фрукты - фитоконтроль нужен. И про опыт свой расскажете.
-- Слушай, какой лист, что за контроль. Не хочешь - так и скажи, а голову не морочь, - заорал первый клиент и бросил трубку.
Опыт явно не удался, надо было менять подход, продумать стиль общения, выработать тактику и тональность разговора на будущее. Поделилась с подругой, та согласилась, решили встретиться в кафе, обсудить ситуацию. Новых мыслей не приходило, но и отказываться от казавшейся плодотворной идеи не хотелось. Вдруг Марину осенило.
-- Знаешь, а давай рискнём сюда что-нибудь завезти, импортом займёмся. Пусть пока к нам едут, а потом раскрутимся, сможем и на просторы дальнего зарубежья, как сейчас пишут, выйти. Страна огромная, рынок есть.
Идея понравилась.
-- Давай попробуем как посредники, только кому и что будем предлагать ? Ты газеты читаешь - сколько таких, да и пули свистят вокруг.
-- Насчёт этого можешь не беспокоиться, есть один товарищ на примете, очень деятельный, знакомы с детства, Чем занимается, точно не знаю, не работали, но я выясню. Ходит гоголем, вроде всё у него тип-топ, бодренький такой, весёлый всегда.
-- Давай, - оживилась Татьяна, - как появится конкретика - сразу подумаем о формате и условиях, а ты с ним созвонись. Так, глядишь, и опыт наработаем, паблисити себе сделаем. А потом представляешь - вывеска такая: "Торговый Дом" и наши имена на логотипе, помечтала Татьяна. Прикольно будет.
Прошла ещё неделя, новых звонков не поступало, знакомый Марины обещал прислать описание своей фирмы, но, видимо, был сильно занят. Татьяна опять не выдержала, связалась с Мариной:
-- Ну и где твой суженый-ряженый хренов, сколько ждать можно ? Всё сидим, время теряем.
-- Да, дёрну сейчас, он вчера обещал факсом заслать, да видимо не заладилось.
-- Вот что, приглашай его на встречу сегодня же. Посмотрим, что за человек, что может.
Вечером собрались в кафе, теперь уже втроём. Друг Марины пришёл под лёгким градусом, опоздал ненадолго: всего на час, объяснил так:
-- Знаете, у нас на работе - братство, отмечали одно событие: сами понимаете, не уйдёшь. Ну а факс, извините, не проходит, я его неделю пытался Вам переслать. Аппарат глючит, но я отправлю, не переживайте !
Речь будущего партнёра текла гладко, говорил напористо - сама харизма и уверенность, правда, всё слегка походило на ноздрёвщину. Надо держаться, хотя неделю отправлять стандартную рекламу - это, конечно, многовато. И решилась:
-- А что у Вас за предприятие такое, что производите ?
-- У нас - фасовка, есть свободная линия, можем что угодно запаковать, если надо - закажем этикетки, всё в лучшем виде.
Сразу вспомнилась реклама с последней продовольственной выставки в Сокольниках. Предлагались специи, на которые тогда она особого внимания не обратила, но пару образцов всё-таки прихватила вместе с адресом производителя, находившемся где-то на Северном Кавказе. Теперь же, учитывая постоянно меняющуюся ситуацию, возникла идея полностью переключиться на внутренний рынок - тогда и проблем с доставкой не возникнет. Поэтому следующий вопрос звучал вполне логично:
-- А специи сможете запаковать ?
-- Да легко, и дистрибьютерами можем - любая фантазия за Ваш счёт !
О конкретике говорить было явно преждевременно, так что всю последовавшую неделю ждали нового рекламного буклета под предложенные Татьяной специи вместе с образцами этикеток. Обещанная цветовая гамма с логотипом предприятия волновала, вызывая разнообразные ассоциации с рисовавшимися картинами последующей презентации, с напитками, разносимыми услужливыми официантами, звучащими тостами, шумной толпа гостей с закулисными разговорами и лёгким флиртом..
Однако с буклетом опять не заладилось: видимо, факс решил объявить забастовку, либо отправился на плановую диспансеризацию. Надежда таяла постепенно, но подруга не унывала и оптимизма не теряла.
-- Не стоит торопиться, понимаешь - он такой, просто у него бывают моменты...
Какие моменты, с чем они связаны - не уточнялось. И вот настал день, когда слово задуманное отлилось в типографский свинец, обозначив перспективу будущего великого начинания. Из аппарата выползла замятая бумага, ещё тёплая от соприкосновения с таинственной внутренней механикой чудодейственного изобретения. В колонтитулах сверху и снизу гордо отливались логотипы будущего предприятия, каждая строка рекламного текста начиналась с буквицы, ощерившейся витиеватыми закорючками - очевидно, таким образом автор хотел придать тексту лёгкий флёр ароматов Востока.
Татьяна взяла рекламу, взглянула на сопроводительное письмо, где отбивалась дата отправки (если кто не помнит - на каждом факсе пропечатывалось To и From). В строке From стояла давнишняя дата. Итак, первое враньё, даст Бог - последнее, мелькнула робкая надежда: возможность диалога всё ещё сохранялась.
Татьяна начала читать.
"Наш продукт создан на основе рецептов древнего восточного эпоса - сказок "Тысячи и одной ночи", уже не первое столетие будоражащих умы современников". Интересно, есть ли рецепты в "Тысяче и одной ночи", да и можно ли назвать сказки эпосом ? Надо посоветоваться с литературоведами, подумала Татьяна и попыталась продолжить чтение. Текст изобиловал невероятными фантазийными поворотами и умозаключениями, богатейшими эпитетами, открывавшими невиданные горизонты в русской словесности и истории Древнего мира - везде, куда вела креативная мысль автора. Связь времён становилась настолько очевидной, что затмевались все иные соображения, когда-либо высказанные историками, а озвученная ранее некими медиевистами мысль о том, что "прошлое обязательно возвращается и воплощается в настоящем", становилась буквально осязаемой, не требуя подтверждения какими-либо иными действиями, например - покупкой рекламируемого продукта. В общем, текст претендовал на вечность.
Татьяна обернулась к подруге.
-- Ты видела, что настрочил твой друг ?
-- Нет пока, у меня дел по горло дома, труба течёт, едва пол-дома не затопила.
-- Ну так посмотри, хотя скажу сразу: это - не реклама и не коммерция. Из рубрики "ржунемогу". Он вообще кто по образованию ?
-- Да сама точно не знаю: каждый раз по-разному объясняет, даже стихи пишет.
-- Лучше бы сказки. А в бизнесе давно ?
-- Да не очень.
-- И что он там делает, только конкретно ?
-- Вроде по снабжению что-то, называет логистикой.
Больше вопросов не возникало. Можно конечно поискать и другого "логиста", но возникла новая проблема - на сей раз с планировавшимся источником- поставщиком. Общительный представитель Северного Кавказа, расточавший любезности и улыбки на выставке пищевых продуктов в Сокольниках, вдруг полностью исключил все возможности обратной связи с ним без объяснения причин. Так что переговорный процесс зашёл в тупик, вернее - в два тупика (если такое бывает). Через много лет она случайно узнает (причём там же, на аналогичной выставке), что обаятельный представитель нашей южной окраины, представлявший на деле какой-то влиятельный местный клан, давно уволен.
Так завершился первый опыт новоиспечённых бизнес-леди. Посмеиваясь над самими собой - лучшей самооценки и не придумать - подруги решили хорошенько отметить провальную операцию, оставалось найти подходящее место. На дорогой ресторан они явно не наработали, идти в только-только открывшуюся сеть Макдональдс, кишевшую прыщавыми подростками и их рано повзрослевшими подругами, кайфовавшими от сознания своей причастности к забугорной жизни, тоже не хотелось. Решили отметить по старой советской традиции: бутылкой портвейна и наспех сконструированной закуской. Место - полузаброшенный рынок у Пятницкой, на облезлых прилавках, пустовавших по вечерам. Бутерброды разложили на скамейке, пили прямо из горла.
Разомлев, Марина вдруг открылась с неожиданной стороны - демонстрировавшая какую-то отстранённость от действительности, как бы взлетев "над суетой", она оказалась неплохим собеседником, даже психологом.
-- Представляешь, как жалко не нашедших себя (видимо, имелся в виду резонёр от логистики) или считающих, что чего-то добились, а как начнут рассказывать о своих достижениях - уши вянут. И вспомнить им, как оказывается, нечего: итоги если не сомнительные, то ничтожные. Один мне рассказывал про свой отчёт, которым начальник восхищался, другой - про какую-то справку, которую он за два часа написал, прикинь - достижение! А самый балдёж - от учёного услышала, как он в волейбол играл и мяч на сторону противника влёт добил, в одно касание говорит, никто не смог взять ! Вот как - всё время наукой занимался, а впечатление за всю жизнь одно-единственное!
Странно. И печально. Было о чём задуматься (раньше Татьяне не приходило в голову, к чему можно прийти в конце пути).
Домой возвращались порознь, соображения у каждой свои, настроение походило на русские горки: резкий спуск с ожиданием подъёма сменялся новым головокружительным падением, от которого захватывает дух и ртом судорожно хватаешь воздух, выходя на новый виток, на плато, и знаешь, что сейчас всё повторится.
Вскоре в жизни наших предпринимателей (или предпринимательниц) появился мужчина, причём один на двоих. И с этим событием многое окажется связано в нашем последующем нарративе (почему нарративе, а не просто повествовании - не знаю, но отдать дань моде считаю себя обязанным).
Выдуманная реальность заставляла задуматься о своём будущем, и становилось очевидным, что без поддержки, желательно мужской, вряд ли получится осуществить задуманное: на парочку самостийных предпринимательниц смотрели снисходительно, если не сказать - с усмешкой и недоверием. В глазах так и сквозил вопрос:
-- Девчата, вы чьи?
Ветер за окном играл остатками прошлогодней листвы (осень в весне), на обочинах загородных дорог, освобождавшихся от снежного плена, валялись дохлые собаки (интересно, почему не кошки), а мысли у девушек были невесёлые - потерян ещё один год. Горечь неудач сквозила в каждом движении, просматривалась сквозь натянутые улыбки и неуклюжие движения рук, неуместные и несмешные шутки.
Звонок из Германии оказался как нельзя кстати. Предлагалась постоянная аналитическая работа - с обзорами, по заказам крупных компаний, с хорошей оплатой. Звали благодетеля (или работодателя) Андреем: русский, осевший в Германии
Его приезд в Москву был неожиданным. Встреча прошла в простеньком кафетерии, причём узнали друг друга сразу, без фотографии (электронная почта появится позже). Андрей - видимо психолог - быстро оценил ситуацию и сразу перешёл к делу, не предложив даже визитки. Татьяна пыталась вручить буклет с описанием фирмы - последовал отказ.
-- Мы и так познакомились, мне эта макулатура ни к чему.
Почти светский лев, ещё не утративший былого шарма, с сединой на висках, выглядел несколько помпезно, но без рисовки. Идеально сидящий костюм, без лоска дорогого бренда. Видимость элегантности усиливалась сухопаростью, в безукоризненно отглаженной рубашке, при галстуке и только начинавших входить в моду часах "Скелетон" (это когда механизм просматривается через прозрачный корпус). Воплощение такта и профессионализма, внешне он сильно смахивал на бюсты древнеримских патрициев, когда не сразу можешь точно определить пол и требуется подсказка в виде таблички на пьедестале. Нос с горбинкой, густые чёрные волосы, жгучий взгляд бонвиана.
Свою историю, довольно занятную, рассказывал легко и непринуждённо, закинув нога на ногу как бы по-американски, что всегда удивляло Татьяну (не с этической, а чисто физиологической точки зрения). Ребёнком Андрей попал в Восточную Германию, где отец служил в группе советских войск. Когда войска поспешно выводили на родину, он решил остаться нелегально, невзирая на все аргументы родителей, Какое-то время обитал в опустевших казармах военного городка - поначалу немцы закрывали глаза на таких обитателей и даже проявляли неожиданное сочувствие к молодому полу-беженцу, полу-гастарбайтеру, но с течением времени помещение, естественно, попросили освободить, что было вполне ожидаемо. Нелегальное существование оказалось делом нелёгким - спасало знание немецкого языка, который он худо-бедно успел освоить в гарнизонной школе, плюс основы аудита, изложенные энтузиастом из вольнонаёмных. Именно последнее и помогло найти работу - сливавшиеся воедино две половинки страны испытывали острую необходимость в экономистах, способных произвести оценку поспешно брошенного имущества, а заодно и результатов периода социалистического
хозяйствования. Но оставалась проблема гражданства: отсутствие местного вида на жительство серьёзно ограничивало возможности полноценной оплаты своей работы, столь необходимой для встававшей из руин догматического бытия стране. Именно в этот момент в жизни Андрея появилась Марта - как они познакомились, рассказывать не стал, да и не было в том необходимости. Условия брака оговаривались заранее и закреплялись брачным договором, больше напоминавшим сделку: всё имущество, в первую очередь - жильё, закреплялось за супругой, в случае развода Андрей не мог претендовать ни на что, кроме гражданства. Однако возникавшие преимущества перевешивали все соображения (в том числе моральные), включая крышу над головой и возможность поддерживать оставшуюся вместе с ним в Германии сестрёнку, что явно не нравилось Марте. Но в конечном итоге договорились, что жить она будет с ними вместе, а платить за нахождение в квартире новоявленной семьи придётся Андрею. Такой вот складывался семейно-деловой симбиоз (здесь надо отдать должное Андрею, проявившему характер), во многом копировавший процесс объединения двух Германий.
Со временем об Андрее заговорили, чему помогло и владение русским языком, на котором велась вся брошенная второпях документация. Через несколько лет, устав от коротких трудовых контрактов (устроиться на постоянную работу так и не удалось - видимо, генетическая память второго и даже третьего послевоенного поколения немцев хранила отзвуки другой несостоятельной национальной идеи, порождая, кстати, взаимное отчуждение). Русский специалист воспринимался как чужак, пытающийся встроиться в систему иных ценностей, которые ему были недоступны. Результаты войны для многих считались великой трагедией, хотя звучали и иные голоса в пользу избавления. И тогда Андрей решил открыть своё дело самостоятельно, и вскоре нашёлся постоянный заказчик, а точнее - заказчики в лице укреплявшейся банковской системы. Для свободного плавания нужна команда, и вполне естественным образом свои взоры он обратил на историческую родину, где и нашёл двух попутчиц.
Перспектива открывалась неплохая: делать обзоры на заказ для банков и бизнесменов из Германии, где Андрей станет тем самым связующим звеном, путеводной звёздочкой, которой так и не удалось найти дома. Холодный проницательный взгляд становился неожиданно тёплым, когда в ходе беседы он пересекался с глазами Татьяны, или показалось ? Напряжение явно спадало, от чопорности не осталось и следа. Всё-таки главный stake-holder - она, и идея её, и вообще - потом, глядишь, звено в колечко превратится, в роскошный особняк в Ванзее, у озера, утренняя пробежка по аллеям (а там есть аллеи, тенистые ?), бассейн, потом вечерняя прогулка, чтобы крепче спалось Или выездка на лошадях днём, выгул пятнистого далматинца (можно дога утром), вечером - органная музыка в соборе, либо задушевная беседа у пышущего жаром камина в уютной sitting room.
Да о чём это я, подумала Татьяна - инопланетянин из мира процветания и благополучия, и вообще, где он, и где мы?
От приятных мечтаний оторвал встревоженный голос подруги:
-- Ты чего, не слышишь, что спрашивают - второй раз: мы на немецком сможем работать ?
-- На каком ещё немецком, - с трудом вышла из транса Татьяна. - У меня английский основной, я же писала Вам: на немецком точно не сможем, только на английском !
-- Ладно, давайте попробуем, - неожиданно быстро согласился Андрей, - там видно будет: многие немцы вообще на русском говорят, в школах раньше едва не обязательный предмет был, поэтому, думаю, справимся. Договорились, так ?
Обменялись адресами, оставалось ждать, ждать... И всё-таки положительный эффект от встречи ощущался, несмотря на непредсказуемость её результатов: девушки (в первую очередь Татьяна) почувствовали не то чтобы прилив новых сил, но возникало некое чувство уверенности в себе, здорово подорванное, а главное - появилось осознание правильности выбранного пути, возможность сказать о важном без оглядки на прошлое, глубоко засевшее в подсознании, не отпускавшее и тревожащее ("как бы чего не вышло, или кто-то не подумал.").
Дело в том, что уже на закате существования великой державы Татьяне довелось стать свидетелем (к счастью, не участницей) одного институтского аутодафе - результате доведенной до абсурда антиалкогольной кампании. Тогда из магазинов разом исчезли почти все алкогольные напитки, люди выстраивались в огромные очереди, чтобы купить к празднику хотя бы бутылку шампанского, а про более крепкие напитки и говорить нечего: за ними разворачивались настоящие баталии. Обязательное условие - сдать пустую бутылку в обмен на заветный напиток, иначе никак !
Проявилась кампания и в Университете, Татьяниной Alma Mater, откуда двое её однокурсников отправились на стажировку в Китай. Выезжали лучшие, самые-самые, с идеальной характеристикой и незапятнанной репутацией, активисты и так далее. Уехали ребята на год, и вдруг, к всеобщему удивлению, один из "экскурсантов", как насмешливо шептались по углам, объявился в институте. Что да почему возвращенец никому не объяснял, на занятия ходил кое-как, чего раньше за ним не замечалось, оснований похвастаться хорошим настроением явно не было. Всё разъяснилось, когда на доске объявлений появилась маленькая бумажка, где анонсировалось собрание курса с грозным предупреждением о рассмотрении "Личного дела комсомольца, назовём его Ивановым. О сути дела никому известно не было, немногие посвящённые молчали, стыдливо отводя глаза. Буря зрела, проявляясь в каких-то неуловимых движениях, намёках, ощущалась в настроении подавленности, напитавшей атмосферу университетских коридоров. Зрело нечто неуловимо грозное, неотвратимое, как поступь командора, или того хуже - мессии.. Апокалипсис близился, и час пробил.
Вначале выступил секретарь партийной организации, с большим пафосом поведавший собравшейся молодёжи о "серьёзном инциденте, произошедшем в первые дни пребывания комсомольца Иванова за рубежом, не оправдавшего оказанное ему доверие и подорвавшего репутацию (слово имидж тогда ещё не вошло в моду) института, что выразилось в нарушении норм и правил поведения наших сограждан за рубежом, а если конкретно - требований пресловутой антиалкогольной кампании". Оказалось, через пару дней после приезда в Китай друзья решили укрепить узы дружбы с братским китайским народом, для чего организовали небольшую вечеринку. Естественно, не обошлось и без выпивки - китайские товарищи до такого уровня поддержки своего собственного Нового Курса ещё не доросли, и потому встреча прошла в весьма благоприятной и непринуждённой обстановке. Дышалось свободно и радостно, впереди маячил год познания, не обременённый экзаменами и зачётами, вкупе с уже спланированными путешествиями по стране в целях знакомства и углублённого изучения неподражаемой китайской культуры и истории.
Беда случилась после сабантуя: кто-то из новых духовных братьев опрокинул на выходе из общежития велосипед. Стоявшие в ряд средства передвижения посыпались по принципу "домино", создавая определённые звуковые эффекты. Как складывалось дальше и кто донёс в Посольство неизвестно, но упустить такой повод проявить свою бдительность и служебное рвение дипломаты посчитали недопустимым, благо проштрафился московский студент, а не свой сотрудник, что подпитывало энтузиазм бойцов дип-фронта. Грозные инвективы последовали незамедлительно, депортация произошла быстро, в поступившей вслед за событием "бумаге" во всех красках описывались детали "безобразного поведения" на вечеринке, где, правда, никто из сотрудников дипмиссии не присутствовал.
-- Вот такая история, - подытожил парторг, - попрошу высказываться.
Слово тут же взяла сокурсница, девушка принципиальная.
-- Товарищи, - зазвучали бодрые комсомольские аккорды, - я не представляю себе, как может комсомолец в такое напряжённое для нашей страны время, находясь за рубежом, нарушить наши принципы, так подвести своих товарищей, уронить авторитет великого государства ! И как на нас теперь будут смотреть - вы понимаете, о чём я ?
Наступила пауза, ясность относительно того, что следовало понимать, отсутствовала, но все посмотрели на провинившегося Иванова, которому ничего не стоило опровергнуть прозвучавшее обвинение как очевидную демагогию, давно набившую оскомину. Ни одного свидетельства, что произошло на самом деле, и кто раскидывал злосчастные велосипеды по улицам Пекина, представлено не было. Но неподдельное презрение Иванова к бесконечному фарисейству вместе с какой-то отрешённостью от всего происходящего сыграли плохую службу.
-- Я просто пригубил, неужели за это можно так..
Фразу закончить не дали.
-- Ну вот, вы видите, - торжествовала комсомолка-кликуша, - и главное: "неужели"! Поехать в такую страну (какую?), разгуливать по улицам чужого города и устраивать такой погром! Не думаю, что такой человек достоин пребывания в наших рядах !
Далее зазвучало сопрано представителя учебной части, Викторины Николаевны - женщины решительной и твёрдой в своих убеждениях, только изредка менявшихся в зависимости от складывающейся обстановки.
-- Предлагаю исключить из Института без права восстановления !
Все притихли, такого поворота не ожидал никто, даже пламенная комсомолка, выступившая первой. Гром среди ясного неба, всеобщему возмущению не было предела, один из друзей Иванова попытался переломить ситуацию.
-- Вы меня извините, Викторина Николаевна, но я Вас не понимаю. Скажите, Вы на Новый год, что, никогда бокал не поднимали, соком довольствовались ? Или на день рождения ? Скажете "нет" - не поверю: не помните, что случилось с Вами два года назад на защите дипломов ? Это же просто лицемерие - за "пригубил" отчислять из Института !
Но Викторина удар держала жёстко, благо, опыт имелся значительный.
-- Нет, не понимаю, и Вам советую как следует подумать - мы ещё с Вами отдельно поговорим !
И действительно, поговорили, только потом, на следующем собрании, где каяться пришлось уже так неудачно выступившему.
У самой Татьяны тогда возникло чувство странной потерянности - происходящее напоминало шабаш обезумевших агитаторов из общества "Знание", наконец-то дорвавшихся до кормила власти. Ситуация представлялась ясной, как божий день: карьерные дипломаты нарабатывали себе очки, накручивая листаж для отчётов, о дальнейшей судьбе студента думать никто не собирался: впереди новые командировки, повышения по службе, промоушены, так сказать. Надо бы встать и сказать (ведь как хотелось): я с Послом не знакома, а Иванова знаю, и Вы его хорощо знаете: пять лет вместе провели в этих стенах. А потому стыдно всем должно быть за этот бред, что написали в Посольстве - неужели не понятно ?
Но не встала, не сказала, не посмела, не решилась, не сформулировала. Вот эта мысль долго потом не покидала, свербила, дятлом стучала в голове, разрушала, являясь из глубин памяти, куда она старательно её запихивала, а та вдруг - тут как тут, ну прямо чёрт из коробочки, подмигивая и кривляясь: ну что, слабо ? И не было сил унять демонов, бушевавших в этом подвале.
Утешало одно: Иванова из Института всё-таки не выгнали, исключили из комсомола, который развалился сам по себе и очень скоро. Обескураживало другое - практически мгновенная перековка преподавателей Университета, быстро уловивших последовавшие ветры перемен и сразу переквалифицировавшихся в трубадуров перестройки. Старенький профессор, обычно читавший монотонным голосом курс по научному коммунизму, неожиданно вдохновился идеями ускорения, переименовав название своего предмета и продолжив вразумлять молодую поросль своим скрипучим голосом. Аналогичная метаморфоза произошла и с преподавателем истории компартии. Строгая ревнительница идеалов великой идеи, неизменно воплощавшейся во всемирно-исторические значения регулярно проходивших съездов КПСС, вдруг прониклась социальной ответственностью бизнеса и значимостью человеческого фактора для всеобщего развития. Количество перевёртышей множилось на глазах.
Грустные мысли скоро ушли - Андрей слово держал, тему прислал, причём интерес она представляла не просто исследовательский, но даже почти личный, выстраданный за годы перестройки, и партнёрши взялись за неё с энтузиазмом, буквально вырывая друг у друга написанный от руки текст, чтобы пополнить работу новыми соображениями.
То, что позже получит название "перепотребления" - результат предшествующих лет вынужденного самоограничения из-за тотального дефицита - вытекало из понятия отложенного спроса, основные характеристики которого полностью опровергались казуистикой российской действительности. Всё, чему учили в институте, ("ну не наденет человек два костюма сразу и не закажет два обеда, даже если его несколько лет морили голодом"), опровергалось напрочь, вызывая оторопь у экономистов и создавая в то же время картину неуёмности человеческих желаний и честолюбивых устремлений, отражавшихся в ложных символах достоинства и благополучия. Материала для такого открытия хватало - он был визуален, материализуясь в безумной роскоши новых российских предпринимателей, демонстративно выставлявшейся напоказ с явной целью показать своё превосходство, причём небрежно, с демонстративным игнорированием всех приличий и норм человеческого общежития. Фактически обзор, сделанный по заказу немецкого банка и переданный в Москву Андреем, тянул на серьёзный доклад где-нибудь на международном экономическом форуме или статью в солидном научном журнале.
Работа понравилась и была хорошо оплачена - как договаривались. И случилось неожиданное: банк пригласил авторов в Германию, на небольшую стажировку. Познакомиться с немецкими работодателями и заодно пройти краткие курсы повышения квалификации звучало заманчиво.
Встретили по первому разряду, показали несколько городов, поселили в добротной гостинице - четыре звезды. Часть дня проходила во встречах с банковскими аналитиками, потом - культурная программа. Регулярно к компании присоединялся Андрей, один раз встретились с Мартой. Марта не понравилась сразу: резкие черты лица, пронзительные глаза-буравчики, одета с претензией, не по-нашему. Высокомерие сквозило в каждом жесте, английским владела свободно, но разговор не клеился, общих тем не находилось. Отторжение было взаимным - видимо, и здесь срабатывала историческая память, предававшаяся от предыдущего поколения, поколения войны. Расстались холодно, но приличия для вида выдержали, договорившись встретиться в Москве ("приезжайте, будем ждать"). Три месяца пролетели, как один миг, и - "домой, домой, я больше не могу".
Вернулись в другую страну: перемены были не столько бурными, сколько неожиданными и непредвиденными. Одинокие розничные торговцы и палатки почти полностью исчезли, место кооперативов и товариществ заняли биржи и крупные агломераты с непонятной аббревиатурой, свидетельствовавшей об их государственной принадлежности. Разборки и кровавые побоища постепенно уходили в прошлое, вежливые и очень настойчивые люди выдвигали убедительные аргументы, предлагая свои условия делового сотрудничества. Передачи по "ящику" телепротировали в неведомый мир вдумчивых врачей и заботливых медсестёр (у всех - авто и уютные современные квартиры), в фильмах создавались образы партикулярных и внимательных чиновников - идеалы порядочности и человеколюбия, а также вежливых и мыслящих следователей, стремящихся установить истину, грамотных адвокатов, владеющих хорошим слогом и сажающих в лужу бездушных обвинителей. Прославляли стойких воинов-афганцев, справедливых и бескомпромиссных, а также новоявленных рефлексирующих бандитов-романтиков, отстаивающих принципы своего бригадного братства.
На просторах делового сообщества теперь безраздельно хозяйничали менеджеры внешне рафинированного вида, непременно добивавшихся исполнения поставленных их руководителями задач. Явление называлось новым переделом собственности, что звучало вполне политично, а что за ним стояло в действительности, сказать никто не осмеливался. Только к давно вошедшему в обиход словечку "рэкет" теперь добавлялся эпитет "государственный", правда произносилось словосочетание исключительно шёпотом.
Причина станет скоро понятна: в деловое сообщество вошли люди, носившие раньше погоны и сохранившие неплохие связи "там, наверху", что вскоре получит наименование "административного ресурса" - отныне важная составляющая успешного ведения бизнеса.
Нельзя сказать, что Татьяна испытывала антипатию к новой генерации предпринимателей - скорее, это можно назвать недоверием к людям, заранее знавшим ответы на все без исключения вопросы и безапелляционно отвергавшим любые разумные и логичные доводы, а также испытывавшим явное удовольствие от своих безграничных возможностей. Рамки допустимого для других, не принятых в этот круг, сузились до предела (Татьяна вспоминала свои школьные годы), хотя её ниша, которую теперь она в шутку называла щелью, пока ещё не закрылась. С новой действительностью надлежало мириться и уживаться.
Между тем из Германии поступил новый заказ - на этот раз требовалась аналитика на языке, предпочтительно немецком, но можно и на английском, а вот тарифные ставки понижались.
- Понимаете, у меня изменились некоторые личные обстоятельства, - заявил Андрей, повторив текст незабываемого продавца-комиссионщика из старого рязановского фильма.
Казалось, надо встать в позу, выразив своё возмущение, отказаться от дальнейшего сотрудничества, и ... предпринимательницы согласились: иного выхода не просматривалось. Да и звучало предложения не так уж императивно, скорее просяще-слезливо, с заверениями объясниться позже, при встрече. Хотя причину Татьяна почувствовала стразу: нелады с Мартой - в телефонной трубке буквально звенел сигнал SOS.
Во время очередного визита в Москву Андрей являл собой образец обходительности, пригласил в дорогущий ресторан, но скрыть внутреннее напряжение ему не удалось. Татьяна внимательно вглядывалась в физиономию забугорного партнёра, как по нотам прочитывая его душевное состояние. В голове вертелись старые понятия: напряжение бровей, конфликт эмоций, неуверенность и заискивание. Плюс незначительное давление в сочетании с призывом к сопереживанию. Договорились считать пониженные ставки временным явлением, результатом неких личных форс-мажорных обстоятельств, которые вскоре обязательно разрешатся. В детали вдаваться не стал, но глаза, глаза говорили о явной симпатии к Татьяне. Наигранность безразличия и напряжённый прищур никак не могли ускользнуть от Татьяны - почти профессионалки в области межличностных отношений, а расширенные зрачки в сочетании с косыми взглядами в её сторону говорили сами за себя. Однако робкая попытка вывести партнёра на откровение столкнулась со скрытой агрессией - Андрей всё ещё пытался спасти уже проигранную партию с Мартой.
И наступила новая пауза: от партнёра никаких запросов не приходило - видимо, что-то там не складывалось и не складывалось капитально. Если сначала инвективы (их Татьяна озвучивала внутренне) опережали эмоции, то позже возмущение переросло в понимание и даже жалость; волнами накатывало чувство безнадёжности и провальности начатого дела. Хотя трезвое понимание бессмысленности начинаний - скорее свойство, присущее мыслящему человеку.
Марина в трудной ситуации оказалась плохим союзником - как-то обособилась, ушла вся в себя, разговаривала отрывисто, отвечала уклончиво. По телефону предпочитала разговаривать уединенно, уходя в соседнюю комнату, как будто скрывала любовника от мужа. Татьяна только диву давалась, но лезть в чужую жизнь желания не испытывала: мало ли какие могут быть обстоятельства. К тому же опыт подсказывал: рано или поздно всё раскроется. Насколько она была права - даже себе не представляла.
На улице подошёл странный человек, смуглый, видимо, восточных кровей или цыганских.
-- Ну что, дочка, не клеится ?
-- А Вы кто, откуда знаете, - вдруг растерялась предпринимательница.
-- Вижу я, как ты переживаешь, всё на лице твоём написано.
-- Да почему, что это всё значит?
-- Как отец я тебе, давно наблюдаю.
-- Моих родителей попрошу не трогать - всё с ними в порядке (Татьяна явно кривила душой - мама умерла два года тому назад, отец серьёзно болел).
-- Зря ты так, не волнуйся, всё придёт к тебе. И помни: не пара он тебе, обманет, и подруге своей не верь.
-- Да что Вы позволяете себе такое, почти заорала Татьяна. Но незнакомца рядом уже не было: вот тут стоял, и нет его: пропал, исчез, растворился.
Она проснулась - в висках стучала кровь, вновь накатила тревога, дистресс по-новому, ныл зуб, глаза склеивались от недосыпа. Что за видение посетило - непонятно, но образ сохранялся, хотя сны обычно забывались сразу, как нечто мимолётное, пустое, а вот этот не шёл из головы, скворчал, бередил душу.
Фобии не покидали, понемногу разрушая психику: ночью, если не удавалось отключиться сразу, начинался анализ вариантов, формулировок, последовательности будущих действий, возможных проблем, способов их решения. Окружавшая темнота, слившись с тишиной, замыкала круг безнадёжности. Утром всё забывалось.
А тем временем...
Яков Сигизмундович Райхин родился и вырос в семье ювелира, потомственного, в городе Одесса, и, несмотря на все свои старания и таланты, выехать из страны на ПМЖ в Израиль, неожиданно открывшийся для соплеменников благодаря каким-то мутным договорённостям в верхах между державными лидерами, так и не смог. Переживаниям душевного свойства и почти угрызениям (только не совести, чего-то ещё, неопределённого) не было конца: постоянно пилила жена, вспоминая соседей, которые оказались предприимчивее и мобильнее её мужа и смогли воспользоваться вожделенным окном в другой мир (не путаем с "миром иным").
-- Идочка, - ныл Яков Сигизмундович, заискивающе глядя жене в глаза в поисках сочувствия и понимания - ну куда мы поедем со всеми нашими цацками. Понимание имелось: никакой возможности вывезти за рубеж "цацки", под которыми понимались кое-какие безделушки в виде золотых изделий, золотого песка, огранённых драгоценных камней, а также лома, не существовало в принципе. Воспетый пропагандистам тех времён "замок" на границе, которым так гордилась правящая элита, открылся на один поворот ключа, то есть не совсем, не полностью. Монетизировать нажитое также не имело смысла: валютообменные операции не только запрещались, но считались преступным деянием. Однако жалости от супруги ожидать не стоило: только случай или чудо могли разрешить неприятную дилемму, а как известно - чем реже событие, тем труднее определить степень его вероятности (мысль не моя, каюсь). И даже неожиданные изменения в стране едва не победившего социализма, ситуацию существенно с места не сдвинули: крутиться приходилось по-прежнему, если не больше, проявляя чудеса изобретательности и изворотливости.
Решение всё-таки принимать надо и созрело оно неожиданно в лице сына Эдуарда, которому прислали приглашение дальние родственники, успевшие покинуть выпадавшую из нормативности страну в далёком 17-м году. Бурно растущий империалистический монстр тогда принимал почти всех, поскольку сам остро нуждался в рабочей силе, создавая таким образом своеобразный Интернационал, только с вполне внятными и реальными целями. На какое-то время родственники друг друга потеряли: общение и даже переписка с "дальним" зарубежьем не то чтобы запрещалась, но находилась под пристальным взором соответствующих служб, отслеживавших подобные контакты из опасений их возможного ущерба для великой идеи, обращённой в светлое будущее.
Радикальных изменений не внесла даже короткая оттепель - в анкетах сохранялась графа с вопросом о наличии родственников за границей, неправильный ответ на который мог стоить как карьеры, так и поломанной навсегда судьбы. В общем, Система работала на полную мощь, потрясая воображение самых скептически (либо оптимистически, в зависимости от взглядов оценивающих ситуацию) сограждан.
Эдик, закончивший техникум, где изучал технологические процессы, имевшие отношение к медицинскому оборудованию, вполне мог рассчитывать на блестящую карьеру, если бы не пресловутый пятый пункт (кто не знает - указание на национальность) вкупе с почти полной невозможностью вступить в ряды "ума, чести и совести нашей эпохи". А между тем его наработки получали у работников медицинской промышленности не просто высокие оценки, но вызывали искренний восторг, поскольку помогали решать серьёзные проблемы, которые раньше не давали отрасли двигаться вперёд из-за ограничений, налагаемых техникой безопасности. Так, разработанный Эдуардом аппарат для разлива ртути сразу нашёл применение на одном из предприятий по производству простых советских градусников, знакомых каждому ребёнку. Никто, ни взрослые, ни дети не подозревали, насколько вредоносным был процесс выпуска этих простейших предметов медицинского пользования: ртутные пары разрушали всё, от оборудования до организма, превращая людей в беззубых инвалидов, страдающих одышкой и рано уходящих из жизни. Песенный рефрен "мы за ценой не постоим" стал здесь своеобразным гимном трудовым свершениям, перекочевав из фильма о давно прошедшей войне в мирную жизнь.
Изобретение Эдуарда вполне могло претендовать на авторское свидетельство, но и здесь возникли неожиданные препятствия. Ларчик открывался просто: начальник доходчиво объяснил изобретателю, где его место и как следует оформить заявку: вписать в соавторы ещё двоих сотрудников, одним из которых оказался сын руководителя предприятия, где он работал. Ответом на вполне законное возмущение и отказ от нечистоплотной сделки стали строгие санкции, за которыми маячили если не увольнение, то серьёзные проблемы с дальнейшим пребыванием на предприятии. В итоге Эдуард решил уйти сам. Новой работы не предвиделось, наступал чёрный зибер, как говорили домашние. Так что неожиданно возникшие дальние родственники пришлись весьма кстати - за перепиской последовало приглашение, которым не преминул воспользоваться изобретатель, благо ненадолго открывшееся окно, дававшее возможность отъезда из страны, ещё не захлопнулось.
Проводы были недолгими, на таможне пришлось испытать все удовольствия личного досмотра (опустим анатомические подробности унизительных действий доблестных сотрудников этой службы, свято стоящих на защите государственных и, надо полагать, народных интересов), за которыми последовали их злобные взгляды в спину и натянутые улыбки длинноногих стюардесс, призванных, видимо, компенсировать полученный стресс, а заодно и продемонстрировать всему миру открытость и миролюбие великого государства.
Но будем объективны: особого восторга по прибытии Эдуарда в далёкую заокеанскую державу тоже никто не выказывал, хотя помогали на первых порах практически все, даже незнакомые люди. Что удивляло - улыбчивость и искреннее желание что-то подсказать, поделиться своим опытом, предостеречь от ошибки, подвести к нужному человеку и даже подвезти, если заблудился.
Вопрос с питанием, как казалось Эдуарду, должен был решаться достаточно просто: на Брайтоне работал известный всем переселенцам из Союза магазин под названием International Food, имевший все признаки добротного универсама и предлагавший знакомые с детства продукты, попадавшие сюда неведомыми для обывателей тропами. Ассортимент оказался необычайно широким и включал всё необходимое для адаптации на чужбине, начиная с Геркулеса и заканчивая Ессентуками полного номерного ряда. Единственная проблема заключалась в необходимости заявить о себе как о "своём", что удалось далеко не сразу. Выглядело первое посещение примерно так: когда подошла очередь Эдуарда, стоявшая за прилавком продавщица неожиданно отвернулась и удалилась в дальний угол, озаботившись нарезкой и размещением огромного лимона в пластиковую тару. На удивленные и достаточно красноречивые попытки привлечь к себе внимание не реагировала, направляя отсутствующие взгляды в разные стороны. Пришлось отказаться от покупки, но попытка утолить голод в небольшом загончике - пристройке того же магазина, отведённом под кафетерий, также не увенчалась успехом. Ситуацию спас вальяжно развалившийся за столиком соотечественник, наблюдавший за Эдуардом с момента его появления в магазине и сочувственно спросивший:
-- Ну что, не получается ?
-- Ну да, и понять не могу, в чём дело.
-- А в том, что здесь - Америка. Видимо, Вы недавно приехали и ещё не все американские прелести испытали, - усмехнулся незнакомец. - Заморочек будет много, это я Вам как старожил гарантирую.
Потом продолжил:
-- Правда, законы здесь работают, хотя и не всегда так, как бы нам хотелось. Но жить можно, только правильно реагировать надо научиться, а свои привычки в корзину выкинуть, иначе не получится адаптации.
За сентенцией последовал утробный звук, всколыхнувший всех окружавших посетителей. Но мужчина не смутился.
-- Это крик души, - с видимым наслаждением заявил он, - вкусно очень готовят. Ладно, Вы сами чем занимаетесь?
-- Пока ничем, только приехал.
-- А как обустроились ?
-- Мне помогли, поселили на первых порах в доме ирландцев. Но ненадолго, на месяц, потом должен сам искать жильё. Да и работу заодно неплохо бы найти, только вот не знаю, куда податься. Всё так необычно.
-- Согласен, - сочувственно вздохнул собеседник, - привыкать придётся долго, не всем удаётся. Некоторые уезжают обратно, через год - другой, хотя и не так часто, и далеко не все. Так я не понял, что у Вас за профессия, что делать умеете ?
-- Я - инженер-разработчик медицинского оборудования, есть изобретения, работал в Одессе, но не сложилось: с руководителем не сошлись, - объяснил Эдуард.
-- Да, бывает, - вздохнул незнакомец. - Вы присаживайтесь, я сейчас официантку позову, а Вы заказывайте: угощаю.
Официанткой оказалась та самая озабоченная разделкой лимонов девушка, являвшая теперь верх доброжелательности и внимания.
-- Симочка, - обратился к ней неожиданный благодетель, - это наш новый соотечественник, недавно прибыл из Союза. Ты уж поласковей с ним, он только осваивается. Идёт ?
-- Та я ж не знала, извиняйте, - узнаваемым говорком забубнила Симочка. - Добро пожаловать, а Вы надолго здесь? - тут же поинтересовалась вмиг изменившая тональность бывшая соотечественница.
-- Пока навсегда, - нашёлся Эдуард, ничуть не смутившись внезапной перемене, - потом посмотрим. Вы мне принесите что-нибудь, я после самолёта ничего не ел, умираю от голода.
Симочка оказалась не редкость расторопной девушкой (позже выяснится, что они не просто соотечественники, а даже земляки, но это отношения к нашему повествованию не имеет). Накормила знатно: здесь были и пельмени, и салат оливье, и какие-то странные фрукты, о которых Эдуард не имел представления.
-- Ну вот что, - завершил совместную трапезу незнакомец, - Вы меня заинтересовали, предлагаю сотрудничество. Работаю в одной маленькой фирмёшке, что-то типа информационной площадки для налаживания бизнес-контактов. Недавно поступил к нам запрос от канадцев, ищут специалиста Вашего профиля. Конечно, что там и как - я в деталях не знаю, надо посмотреть повнимательнее, да и репутацию сначала неплохо заработать. Спецов местного разлива здесь хватает, но и халтуры много: пока разберёшься, заказ уйти может, а мне недосуг ковыряться. Подходите сегодня к вечеру на Лексингтон Авеню, я с шефом провентилирую и ответ Вам дам. А заодно и посмотрим повнимательнее, что за заказ. Придёте ?
-- Ну конечно, просто везение, чудо какое-то, и спасибо Вам, - обрадовался Эдуард
Обменялись адресами, расстались почти по-дружески. Правда незнакомец так и не представился, но оставался адрес на визитке с телефоном и названием "фирмёшки": "World Advisory Center". Выглядело солидно, хотя и немного пафосно. Попытки продолжить беседу с Симочкой успеха не имели, имя неожиданного благодетеля оставалось тайной (Симочка явно уклонялась от общения, при упоминании о счастливом случае - случайной встрече в кафе - почему-то отводила глаза в сторону).
Но выбора не было - надо всё пробовать, решил Эдуард и вечером стоял у старого небоскрёба постройки конца 30-х годов прошлого века на Лексингтоне.
Надо сказать, что офисные центры на Манхэттене выглядели гораздо прозаичнее по сравнению с тем, как они воспринимались на подъезде к городу из аэропорта JFK (привычка американцев всё сокращать, даже имя легендарного трепетно чтимого президента страны сразу вызывала раздражение, так и не прошедшее впоследствии). Старый лифт, в котором Эдуард поднимался на 40-й этаж обшарпанного здания в сопровождении старого негра-привратника дребезжал, как разбитый автобус на окраине Одессы, клерки носились по этажам с папками, забитыми бумагами, подтрунивая над друг другом и что-то жуя на ходу, рамы в оконных проёмах, движимые порывами гулявшего на высоте ветра, издавали странные звуки, постоянно напоминая о себе, как о живых сущностях.
Но самое неприятное (на первый взгляд) заключалось в том, что сам язык здорово отличался от преподававшегося в школе, а также вызывала неприятие манера американцев общаться друг с другом. Если последнее обстоятельство Эдуард решил для себя не рассматривать как препятствие для пресловутой адаптации, памятуя о данном незнакомцем в кафетерии совете, то стиль разговорной речи, напоминавший собачий лай, представлял реальное препятствие для межличностной коммуникации (или социализации, как хотите): он его просто не понимал, улавливая только отдельные, не связанные друг с другом слова.
"World Advisory Center" предстал в виде маленькой комнатушки, похожей на светёлку. Все окна офиса, выпиравшего из пенала небоскрёба, смотрели сразу на три стороны света, так что совершавшее свой ежедневный обход небесных просторов светило присутствовало в конторе постоянно. В помещении находился единственный человек - утренний знакомец Эдуарда, сразу перешедший к делу. Выяснилось, что никакой встречи с руководителем организации не состоится: кандидатура Эдуарда получила его полную поддержку, а сам шеф немного приболел.
-- Если хотите, можете пообщаться с ним по телефону. У него давление скачет, видите, что за окном творится, - заговорил Марк Моисеевич (он наконец-то представился).
За окном творился дождь. Вернее - целая буря, слегка раскачивавшая небоскрёб. Вибрация почти не ощущалась, только неуловимое подрагивание подвесок из страз, обрамлявших припотолочную люстру, сопровождавшееся мелодичным звоном чашек и стопок на столе.
-- А где все сотрудники, и вообще: если кандидатура моя одобрена, то но на какой предмет ? Чем заниматься? - вопрошал слегка ошалевший от напористости и вызывавшей некоторую настороженность лёгкой удачи Эдуард.
-- А, ну да, - требуется разработать проектную документацию под медицинский прибор по заказу из Канады. Я вам утром говорил про этот вариант, помните ? Так вот: передаю Вам техническое задание, посмотрите внимательно и приходите через пару дней в это же время. Скажете, если согласны, О"Кей ?
-- Ну хорошо, - недолго думая, согласился Эдуард. - А мы Договор подпишем или как всё оформляется в таких случаях (горький опыт из казавшейся теперь далёкой прошлой жизни делал такой вопрос вполне актуальным).
-- Да какой Договор, - вскинулся Марк Моисеевич, - у Вас наверняка и документов нет пока, а без рабочей визы, не говоря уже о пресловутой Green Card, здесь только в уборщики можно идти. Пока Вы её будете получать, знаете, сколько времени пройдёт, а я Вам предлагаю реальный заработок, причём сразу. О цене договоримся, можете не беспокоиться. Здесь все так начинают, к тому же у Вас ни рекомендаций, ни серьёзной поддержки нет, как я понимаю. Мы Вас совсем не знаем, Ваш послужной список тоже неизвестен, но шанс даём - своих не бросаем. Так что, договорились ?
Всё выглядело вполне логично, отступать было некуда.
Эдуард вышел на улицу, выдохнул. Только что закончилась буря, на улицах валялись вывернутые наизнанку зонты - чёрные и цветастые, мужские и дамские, они шуршали и как живые перекатывались с бока на бок, моля о пощаде, которой не знали нью-йоркские таксисты, безжалостно давившие разноцветные тушки в вечной погоне за клиентами. Неуловимый оттенок желтоватых знаменитых на весь мир городских кэбов навевал воспоминания о детстве, проведённом Эдуардом на городской окраине, где на приусадебном участке дед фанатично ухаживал за любимыми цветами.
Поход в пиццерию - следовало как-то отметить удачный день - приятно удивил: работали, видимо, этнические итальянцы. Хрустели отменно пропеченные коржи, обильно сдобренные специями и нарезками из сырокопчёных мясных изделий, пестрели разнообразием сыры всех видов; изобилие завитых как морские раковины овощных добавок в сочетании с приятной музыкой, звучавшей откуда-то из-под прилавка, создавало атмосферу благостности и безмятежности.
Но сохранялась проблема с расселением. Первые дни пребывания в "ирландском" доме могли показаться вполне комфортными, но что-то подсказывало Эдуарду, что за внешней доброжелательностью хозяина кроется нечто иное.
Дом построили в начале века эмигранты из России, и потому здесь ощущались неуловимые нотки чего-то утерянного, родного. Наступала зима - она пришла неожиданно, засыпав улицы толстым слоем снега, но американцы подготовились основательно, сбоев не наблюдалось. С раннего утра на улицах трудилась снегоуборочная техника, разбрасывая заблаговременно гуртованные в островерхие кучи соляные реагенты (оказалось, начать работу в четыре утра здесь не считалось чем-то исключительным, а вот для Эдуарда это выглядело почти подвигом); машины, тем не менее, пробуксовывали, выписывая странные фигуры на дороге. Приходилось быть начеку: пресловутая законопослушность местного населения, как оказалось, действовала только в присутствии полиции - в других случаях отстоять свою правоту оказывалось делом нелёгким. Тем временем морозы усиливались, работать над проектом в холодной комнате становилось серьёзным испытанием, а по ночам и вовсе героизмом. Такое понятие, как центральное паровое отопление, если где-то и существовало, то только не в арендованном доме, на первом этаже которого жил его хозяин, распоряжавшийся газовой установкой для обогрева.
Не выдержав ночных испытаний на морозоустойчивость, Эдуард пожаловался на колотун и в ответ услышал неожиданное: на ночь газовый нагреватель выключается, так как законом не предусмотрено поддержание температуры выше определенного предела - и всё тут ! Предел этот хозяин действительно выдерживал, а если что-то не нравится - плиз, обращайся в суд, но учитывай, что здесь - хозяин ухмыльнулся - наша земля ! Вот так: намёк был прозрачен и понятен.
Для согрева надолго уходил из дома - благо, рядом была аптека, или drugstore, неожиданно сочетавшая в дополнение к своему основному предназначению функции закусочной и магазина. Здесь делали вкуснейший кофе - настоящий, с горчинкой, причём утренняя трапеза Эдуарда обычно сопровождалась свежими булочками, либо пирожными, чизкейками и так далее - в зависимости от настроения. Дальше можно побродить по городу - воображение поражали мосты Нью-Йорка, заслуживавшие отдельной фотовыставки. Подумал: профессионалу-фотографу ничего изобретать не требовалось - просто фотографируй и шедевры готовы. Построенные в начале прошлого века гигантские конструкции с заклепками в человеческий рост поражали своей мощью и величием, ирреально выглядел двуярусный мост имени Джорджа Вашингтон, соединяющий город с соседним штатом, где действовали свои, отличные от местных уложений законы, Так что если за тобой числится какой грешок - просто переберись на другой берег, и дело с концом, выяснил вскоре Эдуард.
Всё-таки дело следовало довести до конца: техзадание не представляло особой сложности, все звенья быстро выстроились в стройную линию, созревший проект ждал своего воплощения на бумаге. Оставалось положить концепцию на бумагу, но именно в этом крылась неожиданная проблема.
Зима в год приезда Эдуарда выдалась на редкость суровой, требовался дополнительный источник тепла, так как карандаш буквально примораживался к ладоням (ночная работа всегда представлялась более продуктивной - творилось легко, с задором, выдумкой). Выход, казалось, нашёлся - в ближайшем магазине купил два масляных обогревателя, подключил и ... во всем доме погас свет. Оказывается, хозяин в целях экономии установил автомат, контролировавший потребление энергии (позже выяснится, что такая практика давно стала вполне обычным явлением в городах Америки). Через минуту по лестнице буквально кувырком скатился хозяин.
-- Что у Вас включено, молодой человек?
Эдуард молча кивнул на два обогревателя. Ирландец мгновенно покрылся багровыми пятнами.
-- А я то думаю, что это со счётчиком случилось - крутится, как волчок ! Почему со мной не согласовали, Вы мне так дом сожжёте !
-- Хватит орать, - вдруг с какой-то неожиданной для себя решимостью сказал Эдуард, - я Вас просил, предупреждал, что не привык к такому холоду, могли бы пойти на уступку. Но Вам на всё плевать - если не нравится, могу съехать, ищите себе другого жильца !
Это в планы хозяина явно не входило - искать нового поселенца представлялось делом нудным и муторным, к тому же неизбежно влекло за собой дополнительные расходы, в то время как за первый месяц Эдуарду полагалась компенсация от диаспоры, напрямую выплачиваемая хозяину, так что его позиция представлялась явно сильнее.
После длительной дискуссии, сопровождавшейся криками и оскорблениями (впервые в жизни пришлось материться на английском) всё-таки пришли к соглашению: Эдуард оставляет за собой право включать обогреватели, но накрутки по счётчику оплачивает сам. На том и разошлись.
Проект вскоре был готов, Эдуард отнёс бумаги в уже знакомый офис на Лексингтоне, где по-прежнему отсутствовали сотрудники за исключением известного нам Марка Моисеевича.
-- Ну как, всё получилось ? - сразу взял начальственный тон его благодетель.
-- Да, конечно, особых изысков не требуется в таких проектах - я дома их на раз делал.
-- Вот и славно, давайте посмотрим, - оживился работодатель, вмиг сбавивший тон, - интересно, очень даже: я ведь и сам когда-то занимался подобными вещами, а у Вас, вижу, нестандартное мышление, молодой человек. Что ж, благодарю.
Всем видом Марк Моисеевич давал понять, что аудиенция закончена.
Да, ну а как насчёт оплаты, - робко поинтересовался Эдуард, - мне на что-то жить надо ! Работа выполнена, так что давайте рассчитаемся.
-- Уж очень Вы спешите, молодой человек, - затянул благодетель, - это пока проект, его надо оформить правильно, передать конструкторам, чертежи подготовить, потом утвердить у Заказчика, согласовать, так сказать. Так что минимум на всё месяц уйдёт. Обещаю: как только оплата поступит, Вы в накладе не останетесь.
-- Извините, но мы не так договаривались, - возмутился Эдуард, - мне и жильё оплачивать скоро, хотя бы аванс.
-- Молодой человек, усмехнулся Марк Моисеевич, - я же не могу Вам из своего кармана платить, да и офис тоже недёшево стоит, Нью-Йорк всё-таки, сами понимаете ! Вам сейчас наши друзья помогают, я правильно понимаю ?
-- Ну да, ещё неделю-другую, а потом как будет - не знаю.
-- Ну так Вы объясните им ситуацию, попросите взаймы, кредит что ли, а мне идти надо. Извиняйте, как говорится.
Не будем долго мучить читателя подробностями дальнейших злоключений Эдуарда - через месяц, как Вы уже наверняка догадались (опыт Хопер-Инвеста, Тибета, МММ и прочая, думаю, памятен всем), в указанном офисе никого найти не удалось, вывеска со звучным названием "World Advisory Center" исчезла, арендатор съехал, так и не расплатившись с владельцем здания, как со вздохом объяснил негр-привратник. Попытки найти Марка Моисеевича в известном магазине на Брайтоне тоже не увенчались успехом: Симочка, к которой обратился с просьбой поискать неуловимого работодателя, сделала удивлённое лицо и легко отшила Эдуарда, прибегнув к до боли знакомой аргументации: никого с таким именем она не знает, заходят сюда многие и вообще ! После этого интерес к персоне нашего героя был утерян напрочь и, видимо, навсегда !
Татьяна
Спасение, как казалось, пришло неожиданно и из-за далёкого заморского государства. В квартире раздался звонок, ближе к вечеру (разница во времени была существенной, почти половина суток). В трубке картавый голос:
-- Доброе утро, скорее - вечер, полагаю. Это у нас - утро.
-- Ну да, а Вы кто, откуда ?
-- Вас беспокою из Нью-Йорка, прочитал Вашу объяву в Интернете, интересно. Главное, насколько я понял, Вы владеете иностранными языками, и не только западноевропейскими, но и восточными - так ?
-- Именно так, а Вы что хотели, откуда звоните,- спросила Татьяна.
-- Меня зовут Марк Моисеевич, я живу в Североамериканских Соединённых Штатах (заявление озвучивалось с лёгким грассированием и претензией на оригинальность). Нарисовалась тут одна тема: продвигать обучение русского языка на Ближнем Востоке с использованием компьютерной программы. Вам это интересно ?