Аннотация: Иногда бывает, что теряя кого-то, мы кого-то обретаем...
Дерманская Надежда
Кот, который сидел на крыше (2009 г.)
Я никогда не знал лишений. Да, с тех самых пор, когда хозяин купил меня котенком на городском рынке... Хотя те времена мне помнятся довольно смутно.
Теплый дом, вкусная еда, хорошее отношение - что еще нужно коту для счастья?! И я был счастлив. Я очень любил и уважал Александра Ивановича, моего хозяина, и всегда старался ему помочь. Да уж, будьте уверены, я не оставался неблагодарным, как подумается многим. Если хотите знать, каждый божий день котам хватает работы, где бы они ни находились. Хотя эту самую работу люди чаще всего не замечают.
Но (почему-то всегда, даже в самых счастливых историях имеет место это пресловутое "но"!) однажды моему довольству настал конец.
Хозяин умер. К сожалению, иногда так бывает, хотя лично я к такому повороту судьбы оказался совсем не готов.
Это произошло рано утром, в воскресенье. Был хороший солнечный денек и мой старик сидел у себя на крыше (его квартира находилась на последнем этаже пятиэтажки), где стояли вазоны с цветами, которые он любил выращивать. Отсюда открывался превосходный вид на окрестности, и хозяин, сидя в старом скрипучем кресле, задумался, глядя на сверкающие под утренним солнцем крыши соседних домов.
Я еще с вечера почувствовал неладное: он стал светиться слишком слабо не так, как другие люди. И вот, утром я подобрался поближе, чтобы подлечить старика. Но не успел - он вдруг вспыхнул чистой энергией, не надолго, всего на секунду, а затем погас. Вернее, погасло его тело, а белый яркий сгусток небесного пламени, который есть внутри каждого существа, пока оно живет, и который люди зовут странным словом "душа", поднялся вверх, покружил немного и спрятался в один из цветочных горшков.
Я пробовал выудить его оттуда, даже перевернул вазон, но душа отказалась возвращаться в тело. И мне стало понятно: мой старик уже никогда не станет брать меня на руки, наливать в миску свежего молока, гладить, когда я болею. И никогда больше не назовет тем трогательным и смешным именем, которое он мне дал.
Но коты не умеют плакать. Из-за этого нам тяжелее, чем вам, людям, переносить горе.
Тогда я сделал единственно разумное, что можно было сделать. Я позвонил сыну Александра Ивановича Игорю. Ну, позвонил - это слишком громко сказано. Я просто скинул вниз трубку телефона и надавил лапой на кнопку повторного вызова, как это много раз делал мой старый хозяин. А кроме своего Игореши он никому не звонил. Юноша был ему единственным родным человеком.
Долгие гудки в трубке и затем - голос Игоря:
- Папа?.. Алло, пап! - Парень снова и снова звал отца.
Что я мог поделать? Я не умею говорить по-человечески, а мяукать не стал. Да и зачем? Делу это не поможет.
Поэтому я молчал. И в награду за мое терпение в трубке снова раздался уже обеспокоенный голос парня:
- Отец, я не понимаю, что происходит, но держись: я немедленно выезжаю.
В трубке послышались короткие гудки, и я устало вздохнул.
Сын хозяина не приехал к обеду. Я и не рассчитывал на это - он жил за сотни километров, в столице. Но как же тяжело мне было одному!
Он не приехал ни к вечеру, ни тогда, когда ночь зажгла яркие звезды на чистом весеннем небе. Я увидел мелькание черных теней за окном и вернулся на крышу.
Всю ночь я сидел рядом с телом Александра Ивановича и отгонял от его мечущейся души потусторонних паразитов.
А рано утром приехал Игорь.
Казалось, целую вечность из-за приотворенной двери на крышу слышались приглушенные рыдания парня. Я завидовал ему. Очень скоро ему станет легче, а мне придется всю жизнь нести с собой эту боль.
Когда прибыли медики, Игорь сокрушался и винил во всем себя, что-то твердил о задержке рейса, даже не стараясь скрыть свое горе перед чужими людьми. Все его жалели.
Про меня он, однако, не вспомнил. Ни сразу, ни когда унесли тело хозяина, ни тогда, когда он закрыл квартиру и уехал.
Я снова остался наедине со своим горем. И голодом.
Сначала я не хотел есть, но, когда прошли еще одни сутки, голод понемногу дал о себе знать.
Светящийся сгусток все еще находился в доме. Порой мне казалось, что я вижу в его глубине знакомые черты. Иногда душа очень осторожно подлетала ко мне, словно желая утешить. Я прекрасно все понимал, но от этого мне не становилось легче. Тому, кто никогда не испытывал подобного, очень трудно понять каково это, когда твой мир внезапно рушится. Ведь хозяин был для меня моим миром!
Когда голод стал нестерпимым, я пошел на кухню.
Залезая на обеденный стол, я случайно опрокинул чашку хозяина, и она разбилась на множество осколков. Как жаль! Это была его любимая чашка.
На столе ничего съестного не оказалось, как ничего не оказалось и в холодильнике. У меня не сразу получилось его открыть, но когда получилось - я был не особо вознагражден. Сиротливо лежащая рядом с крошечным куском заплесневелого сыра сосиска свидетельствовала о том, что старик давненько не ходил за покупками.
"Как же я этого не заметил! Похоже, я был не особо прилежным котом" - корил я себя. "Ведь, если бы я раньше понял, что он слабеет, я бы еще успел что-то сделать".
Найденного в холодильнике мне хватило еще на сутки. Душа сочувственно мерцала мне из темного угла комнаты. Часть меня хотела, чтобы она уже оставила этот мир, и в то же время я знал, что пока светящийся шар здесь, рядом со мной все еще остается частица хозяина.
Прошло несколько дней, и я понял, что слабею. От голода силы медленно покидали меня.
Еле двигая лапами, я пробрался на крышу и огляделся. Хода вниз не было. До ближайшего здания было не меньше трех моих прыжков, пожарная лестница уже полгода как отвалилась.
Я вернулся в комнату и обессилено лег возле дивана...
Игорь покончил с похоронами и пожив еще несколько дней в гостинице, чтобы немного придти в себя, отправился в квартиру отца, разбирать вещи покойного.
Открыв дверь своим ключом, он огромным усилием воли проглотил комок в горле и прошел в кухню выпить воды. Войдя, он с удивлением обнаружил, что дверца холодильника распахнута настежь, а на полу лежат осколки любимой папиной чашки.
Парень быстро вернулся в комнату и увидел свисающую со стола трубку телефона. Вернув ее не место, Игорь медленно поднялся на крышу. Возле старого кресла лежал разбитый цветочный горшок, однако цветы еще не успели увянуть. Он взял в руки горсть земли и с силой сжал ее в кулаке.
Когда он вернулся в комнату, то заметил то, чего не замечал раньше, а именно большого рыжего кота, разлегшегося возле старого потертого дивана.
Внезапно молодого человека обуяла ярость.
- Так это все твои проделки! Проклятая тварь! - Закричал он с отчаянной злостью.
Парень подошел и схватил кота за шиворот. Со всей яростью на несправедливую судьбу, на отца, который не рассказал ему о своей болезни, он принялся трясти безвольно висящее пушистое тело. Внезапно его пальцы сами собой разжались, и он разрыдался, опустившись на колени.
- Игорек! - Услышал он внезапно тихий голос над собой. - Игореша, сынок!
Игорь в ужасе поднял голову и увидел перед собой большой светящийся шар. Парень изумленно взирал, как сгусток сияющей энергии принимает облик его умершего отца. И вот через несколько мгновений перед ним стоял его папа, такой, каким парень помнил его еще в детстве - молодой и веселый. С улыбкой Александр Иванович протянул руку и погладил сына по голове.
- Пушистик не виноват, Игорек. Мне пришлось уйти, и никто из нас уже не в силах это изменить.
- Но почему, пап?! - Прорыдал Игорь.
- Так и должно быть, и когда-нибудь ты это поймешь. Не плачь, сынок, мы с тобой еще встретимся, когда придет время. Для тебя оно еще не пришло, как, впрочем, и для Пушистика. - Александр Иванович указал на рыжее тельце, не подававшее никаких признаков жизни. - Береги его, пожалуйста. Он был мне хорошим другом.
Облик отца медленно стал расплываться и вскоре снова стал светящимся шаром.
- До встречи, Игорек. - Услышал парень, прежде чем сгусток энергии вылетел через открытое окно и растворился небе.
...Меня разбудил поток яркого солнечного света, лившегося на мою голову, и услышал вздох облегчения, когда пошевелился, пытаясь заслониться лапой. Открыв глаза, я увидел Константина, стоящего на коленях возле большой корзины, в которой я лежал. Он протянул руку и погладил меня. И я ощутил, как тяжесть горя постепенно сползает с моей души.
Так у меня появился мой новый хозяин - мой новый мир. А история о том, как к Игорю приходил уже после смерти его папа и как потом парень неделю отпаивал полумертвого меня молоком с пипетки, передавалась из поколения в поколение нашими сентиментальными потомками...