Аннотация: Это рассказ о моем пёсике чихуа-хуа Кузе, имевшем, со слов главного ветеринара Москвы, двадцать вредных привычек. Но для меня Кузенька был и останется навсегда самой лучшей собачкой на свете.
Противный Кузя или Кузенька мой сладенький"
Рассказ
Его принесли в коробке под детские сандалики Дочь, зять и внук приехали поздравить жену с Женским днем. Она была на работе. Они специально приехали пораньше. Отложив подарки, дочь указала мне на коробку.
- А это тебе.
Я удивился:
- Я-то причем?
- Угадай, что там?
Не знаю, что меня толкнуло.
- Щенок что ли?
- Как ты угадал?
Я не знал, что ответить. Дочь пояснила:
- А помнишь, ты процитировал чьи-то строки: "Буду пить. Хорошо бы собаку купить". Вот мы тебе и принесли ее.
Я открыл коробку. В ней могли поместиться два таких щенка, хотя принесенному было почти два месяца. Он был ростом с мышь. Его держать в руках было страшно: как бы не сделать больно и не выронить. Он был черненький, в бежевых сапожках с белым низом, бежевыми были надбровья, щечки, шейка и грудь в виде двух крыльев. Главное, все было симметрично, словно он был рукотворным созданием художника. Чистокровность породы подтверждала бело-бежевая перевернутая вниз лилия на попке и поднятом дугой хвостике.
- Тебе он нравится? - приставала дочь.
- Мне-то очень. Понравится ли он маме - вот вопрос.
Мы сошлись на том, что, если жена до утра не выбросит щенка в форточку, он останется. Насчет выбросит, разумеется, утрированно, тем более что на улице был мороз, но смысл нашего опасения, думаю, понятен. Дело в том, что до сих пор она не терпела ни кошек и ни собак, считая, что это не ее.
Показали мы щенка жене не сразу, а когда выпили, и была создана праздничная атмосфера, испортить которую могло что-то очень уж неприятное. Щенок же был прелестен настолько, что не понравиться мог только ведьме. А жена ведьмой не была, хотя иногда я ее так называл, когда допекала.
Думаю, не надо говорить, что от щенка жена была в восторге. Она потом рассказала, что, когда взяла его в руку, а с ладони чуть спускался его хвостик, сердце ее облилось каким-то теплом, и она прижала щенка к шее. Он затих и только перебирал лапками. Вопрос о том, что он уже наш, решился мгновенно.
Дочь, к которой щенок уже привык, легла с матерью. Как они потом рассказали, уснули они лишь под утро. Так как у них обеих не было опыта общения с собаками, они, в первую очередь, как ребенку, дали ему молока, после чего попытались уложить его спать на мягкой подстилке. Молоко он выпил, а спать не пожелал, хотя укладывался и даже закрывал глазки. Но как только они отходили, он вставал и топал за ними. Так продолжалось до глубокой ночи, и его пришлось переложить на пуфик возле кровати, дав ему руку, которую он периодически облизывал. Для жены сама мысль о том, чтобы собака легла на ее кровать, была невозможна. Щенок же упорно делал попытки перебраться на кровать, однако они упорно пресекались женой, но, по мере приближения утра, когда бороться со сном уже не было сил, она сдалась, и он раз и навсегда отвоевал свое место на кровати рядом с ней. И тогда и после засыпал он, как правило, на ее руке, согнутой в локте.
На работу жена пришла с закрывающимися глазами, но через пару часов уже хотела домой, чтобы посмотреть, как там ее чадо, ставшее для нее самым любимым членом семьи.
В этот день она впервые обратила внимание на собак и взглянула на них другими глазами. Если раньше все они казались ей на один лад, то теперь она стала отмечать их внешний вид и сочувствовать бездомным.
Назвали мы щенка Кузей. Нас не раз спрашивали, почему мы назвали так просто такого красавчика. Не знаю, что говорила жена, а я отвечал, что люди мы русские до мозга костей, и собачке нашей не к морде иметь чужеродное имя, как, к примеру, Альдо у собаки Президента и Баффо - у Премьера. Интересно, это как же называла бы жена нашего щеночка в минуту нежности? Альдошкой или Баффошкой? Разве сравнить с Кузенькой? Или Куинькой, как выговаривала соседская девочка по даче? А какой синоним Кузяке придумала бы другая соседка, кстати, чуть ли не главный ветеринар Москвы? Альдоака или Баффака? Ужас! Нам, простым людям, разумеется, не понять, чем думали Президент и Премьер, называя так по-дурацки своих питомцев. Но это, как бы между прочим. Какие клички придумывать нашими правителями своим любимчикам - это, как говорится, их собачье дело. А мое, - чтобы Кузя стал для меня и жены преданным другом и надежным сторожем на даче.
Его власть над нами мы вначале не замечали. Он был такой маленький, хорошенький и беспомощный, что хотелось ублажать его во всем. Жену прямо-таки обуяла мания его кормления.
- Сладенький ты мой, кушай. Рыбка моя, почему ты не кушаешь? - только и слышал я. - Что ты, родненький, хочешь?
Моя гордая жена, не допускавшая ранее даже мысли, чтобы кто-то ею командовал и тем более властвовал, почти сразу оказалась в плену этого крохотного чуда. Возвращаясь с работы домой, она почти физически ощущала, как ее Кузенька подбежит к ней и положит передние лапки ее на колени. Иногда она даже пугалась, как глубоко он вошел в ее жизнь, заполнив всю ее.
Та самая соседка-ветеринар, в знании которой собак сомневаться нее приходилось, "порадовала" нас, заявив, что Кузя, насколько очень красив, настолько и противен. Я посчитал это определение чисто женским, которое означает все, что угодно, и не придал ему значение, а зря. Но Кузя оказался умнее меня и хорошо тяпнул соседку за палец, после чего она добавила еще одно определение: "нелечимый" (имея в виду, что врачи откажутся его лечить). А понаблюдав за Кузей двадцать минут, добавила еще двадцать отрицательных характеристик.
Да хоть еще двадцать! Все равно Кузенька стал для нас самым лучшим и любимым существом на свете, разделившим нашу жизнь до и после него.
Жизнь наша с ним преобразилась, подобно тому, как она преображалась каждый раз после рождения дочери и внука. Разница между детьми и Кузей состояла лишь в том, что они слишком быстро вышли из самого интересного детского возраста, а он так и остался в нем, доставляя нам вот уже девять лет радость общения с ребенком. Жена так его и называет. "Оставь ребенка в покое!" - сердится она, когда я начинаю заигрывать с Кузей. А с кем еще? Не с ней же. От одной этой мысли смешно становится. А он сам всегда готов побаловаться. К примеру, почему-то не может видеть меня в носках. И норовит их обязательно снять и потрепать. Поэтому я не успеваю штопать их украдкой от жены, уверенной, что я нарочно заставляю его снимать их. Ничего себе, нарочно. Во-первых, дырку он делает не на пятке, а на самом видном месте. А во-вторых, у него зубы, как иголки, и после каждого снятого носка я чувствую себя, словно после сеанса иглоукалывания. Зато ух, как бодрит!
Помимо носков, Кузя помогает снимать с меня и брюки, уволакивая их на кухню, напоминая крошечный катер, тянущий баржу. А больше всех доволен всем этим я, старый хрыч.
Короче, ни одеться, ни раздеться, ни ступить без Кузи нельзя. Ему до всего есть дело, как заправскому хозяину. Он, извините, даже в туалет к нам заходит. Любит, когда его именно там гладят. Трудно сказать, знает он или нет, что мы там делаем, но сам он в доме ни-ни. Даже на даче выходит только за ворота. В этом смысле он намного культурнее детей, которым ничего не стоит сходить под себя в одежке. А еще он в отличие от них никогда не плачет. Лишь один раз, когда у него сильно болел животик, он несколько ночей подряд жалобно кричал. Но это не в счет. Взрослые люди тоже стонут, когда им больно.
Всегда веселый Кузя чутко воспринимает наше плохое настроение и боль. Когда у жены болел бок, он, будучи еще щенком, притих и неожиданно прижался к нему. Помог он или нет, но боль в боку у нее утихла.
Когда у меня была высокая температура, притихший Кузя все время лежал рядом на полу и ловил мой взгляд, как бы спрашивая, как я себя чувствую. Обычно он просил меня, а не жену, с ним погулять. А тут даже не заикался мне об этом и выходил с женой очень редко.
Со временем мы научились хорошо его понимать и разговариваем с ним, как с человеком. Неумение говорить он заменяет вилянием хвоста, уканьем и телодвижением. Если он подходит и протяжно укает, что делает ежедневно, значит, хочет капитально поесть еды с кухни. Интересно он просит надбавку: подбегает, часто и коротко укая, и выставляет вперед вихляющий зад. Нам без слов становится все ясно.
Говорить нам приходится, когда он подходит и, не мигая смотрит на нас крупными черными с мареновым отливом глазами. Они у него всегда умные, хитрые, понимающие, просящие, умоляющие, извиняющиеся и печальные. Вот и пойми, что он хочет. Но, раз подошел, значит, что-то хочет, и я в таком случае говорю ему: "Кузенька, покажи, что ты хочешь". Он ведет либо к стенке в коридоре, где лежат его купленные в зоомагазине собачьи сласти, либо чаще всего к двери.
Если продолжить сравнивать Кузю с детьми, надо сознаться, что с ними нам было все же полегче. Во-первых, они не кусались. А Кузя делал это практически во всех случаях жизни даже, когда, казалось бы, для этого не было никакого повода. Несу я, к примеру, ему блюдце с едой, он видит и радостно виляет хвостом. Но стоит мне приблизиться, как он, рыча, набрасывается на мои ноги, норовя укусить за палец. Приходится ухитряться, быстро поставив перед ним блюдце, вовремя отскочить. Или во время нашей еды на кухне все его внимание почему-то сосредоточено на наших ногах. Не дай бог переставить или пошевелить ими, как он тут же кидается на них. Я так и не понял, чем они ему мешают. К этому мы быстро привыкли, а гости? Выручало лишь то, что они настолько очаровывались Кузей, что его привычку кусать пальцы ног воспринимали со смехом и пытаются погладить его. Но делать это он никому не разрешает. Мы - исключение, но и то только после ласковых слов и когда он сам захочет. А уж что говорить про то, чтобы постричь ему коготки - это каторга, к которой мы готовимся заранее. Он вырывается и кусается с такой яростью и силой, что удержать его просто невозможно. Не намного легче вытащить из него клеща: надо изловчиться, чтобы избежать его укусов.
Не лишен он и коварства. К примеру, подходит и просит его почесать за ушком, а на восьмом или десятом почесывании кусает за руку так быстро, как удар молнии. Или приходит к жене подруга, Кузя долго лежит около их, изображая из себя паиньку, а затем, уличив момент, кусает кого-нибудь из них за пальцы на ногах.
Видно, это имела в виду соседка - ветеринарша, говоря о его противности.
Но однажды он нас поразил. К нам приехал пятнадцатилетний внук. Кузе в то время шел уже второй год. Приезду внука он был рад безумно и не отходил от него ни на шаг. А когда тот сел на диван, вдруг тоже запрыгнул на него и положил рядом с внуком кусочек мяса из своего блюдца. Мы не поверили своим глазам: чтобы Кузя поделился своей едой, когда не подпускал нас близко к ней! Но такое чудо было.
Отучать Кузю от привычки кусаться было бесполезно. Он вообще не терпит, когда на него повышают голос и командуют им. Моментально скалит зубки, вы бы видели, какие: чуть толще швейной иголки. Свободолюбивый до невозможности. Скалил он зубки, когда я говорил ему "Нельзя кусаться!" Пробовал я наказывать его и ремнем. Еще не зная, что это такое, он попытался укусить ремень, взвизгнул и спрятался под кровать. Жена, естественно, набросилась на меня, защищая своего любимчика. Надо видеть Кузю в тот момент! Он выскочил из-под кровати и ну на меня лаять! Я прямо-таки слышал: "Ага, получил? Ты за что меня ударил? Я, что, виноват, что такой уродился?" Это он вторил жене, которая уверена, что его привычка кусать - это инстинкт выражения протеста или недовольства чем-либо. "Для этого и существует дрессировка собак", - возражал я. "Вот мы с ним с завтрашнего дня и начнем тебя дрессировать, чтобы ты не бил его". Продолжать разговор дальше было бесполезно, и под лай Кузи я удалился в свою комнату. И что же? Через секунду он прибежал туда и, виляя хвостом, заюлил, словно прося прощенье. Как тут на него сердиться? Настроение мое тут же поднялось.
Оно поднималось у многих, с кем встречался Кузя. Он почему-то боится старых людей, особенно с палками. Увидит, к примеру, идущую навстречу старушку с палкой или сумкой, останавливается, поджимает хвост и, рыча, пятится назад. Надо видеть, как светлеет морщинистое лицо старушки! А я, естественно, переполняюсь гордостью хозяина собачки, которая никого не оставляет равнодушным. Смотреть на него, не любуясь им, нельзя, особенно, когда на вас лает. Внешне Кузя совсем не походит на декоративную пушистую или плюшевую собаку - игрушку, а представляет из себя самую настоящую собаку, символом которой для меня является пограничная овчарка, только он намного меньше. Кстати, он не признает этих самых декоративных собак, принимая их, видно, за кошек, и обходит их стороной.
В продолжение сравнения Кузи с детьми, можно отметить, что они ходят в туалет дома. А его надо обязательно выводить на улицу. В этом есть свои плюсы, в частности, для меня. Если до него я вылезал из дома лишь в магазин и на работу, максимум один-два раза в день, то с Кузей я прогуливаюсь и дышу свежим воздухом регулярно, а по утрам разминаю зарядкой старые кости. Кроме того, у меня появились знакомые хозяева собак.
Вот тоже интересный вопрос: отношение Кузи к другим собакам. Их он с самого начала разделил на больших и маленьких, как он сам, или чуть повыше.
На больших он до сих пор иногда рычит и лает, роя землю задними лапами. Об этом, кстати, предупреждала соседка-ветеринар, собаки, мол, это не любят. Но они обычно смотрят на него, как на дурачка, и с усмешкой отходят в сторону.
С малорослыми собачками Кузя знакомится охотно, но дружбу ни с кем не заводит. Иногда я завидую хозяевам собак, которые играют друг с другом, независимо от породы и роста. Как-то я наблюдал, как огромная собака пыталась догнать в собачьем загоне маленькую, как Кузя, собачку. Шансов у большой не было никаких. Я даже пожаловался жене: "Все собаки, как собаки, а наш злой, как собака, ни с кем не дружит". Я думал, она со мной согласится, а она наоборот похвалила Кузю. Никаких его недостатков, кроме кусания, она не признает.
Исключение для Кузи за все время составили лишь три сучки. Кстати, насчет его отношения к собачьему полу. Долгое время он не разделял собак на сучек и кобелей. А когда стал их различать, выбрал в подруги сучку Майку, очень похожую на него черную метиску с белыми подпалинами внизу. Ее хозяйки, две сестры, пояснили нам, что мать у Майки была тоже чихуа-хуа, а подвел отец - летчик - налетчик неизвестной породы. Майка была первая, к кому Кузя проявил симпатию и бежал к ней, увидев за сто метров. К нему она тоже была неравнодушна, охотно разрешала себя обнюхивать и иногда сама тыкалась носом ему под хвост. Однако по части секса Кузя был полным профаном, каковым и остался до сих пор. Во всяком случае, при мне он ни разу не пытался на кого-либо запрыгнуть. И на Майку тоже. По-моему, он до сих пор не знает, как это делать. Затем Майка исчезла. И вот однажды зимой, спустя год, во время прогулки по двору Кузя вдруг рванул с места и побежал от меня со всех лап. Я еле догнал его возле одной из сестер. Он подпрыгивал перед ней, виляя хвостом и скуля, словно спрашивал, где Майка. А так как говорить он не мог, то спросил я. Оказалось, Майка умерла в конце лета. Понял это Кузя или нет, не знаю, но я еле оттащил его от женщины. А совсем недавно, еще три года спустя, Кузя опять побежал и догнал другую сестру. Увидев, как он прыгал перед ней, она заплакала, повторяя: "Господи, как же ты похож на нашу Майку. Вылитый она". Он за это время и в самом деле пополнел, приблизившись по габаритам к своей возлюбленной.
Второй и постоянной пассией Кузи считается тоненькая и легкая, как пушинка, Долька, живущая этажом выше. Но она всегда больше радуется мне, чем Кузе, хотя и не против понюхаться с ним носами. Но как только он переходит к ее хвосту, она тут же садится на землю. Он, надо отдать ему должное, не обижается и отходит без признаков недовольства. Но они продолжают по-прежнему встречаться, как старые друзья.
Третья возлюбленная Кузи - пегая овчарка из того же соседнего подъезда, где жила Майка. С ней Кузя познакомился года три назад. К ней он особенно неравнодушен и, увидев ее, аж скулит от возбуждения и бежит к ней, сломя голову. Отогнать его от нее невозможно. Да и жалко: не так уж много у него в жизни кобелиной радости. Побудет рядом с любимой, обнюхает, тем более что и она к нему тянется. И хозяйке Кузя нравится, его она шутейно называет женишком. А главное, она уверена, что от Кузи ее сучка не подзалетит. Смотреть, как он свободно проходит у нее под животом очень забавно особенно, когда овчарка изгибается дугой к его хвосту, а он пытается достать носом до нее. Разлучает их обычно хозяйка, уводя овчарку домой, Кузя провожает их до самой двери подъезда.
Первые уроки закона джунглей в мире животных, а нынче и среди людей в нынешней России, устанавливающего главенство силы и наглости, Кузя познал от собак мелкой породы. Однажды, увидев во дворе нашего дома незнакомую небольшую собачку, он, как всегда, захотел с ней познакомиться. Но она, едва мы приблизились к ней, - я запомнил ее свисавшую бороду, - вдруг прыгнула на Кузю и вцепилась в шею. Хорошо, что он был в одежке, и до укуса дело не дошло. Да и я сразу его поднял. Помню, он весь дрожал и долго не мог успокоиться. С тех пор и он, и я избегаем встреч с усатыми собаками.
Второй аналогичный случай произошел с терьером, показавшимся мне, судя по большим поднятым ушам, Кузиной породы. Кузя тоже принял его за своего и спокойно подошел. Терьер дождался, когда Кузя оказался совсем близко, и пулей метнулся на него, тоже вцепившись в загривок. Я с трудом оторвал его. Хозяйка бандита, молоденькая девушка, извиняясь, убеждала меня, что никогда с ним такого не было.
Я и сам уже заметил, что Кузя почему-то действовал на нервы некоторым небольшим собакам. Например, две таксы тоже из соседнего подъезда, но с другой стороны, люто его возненавидели и всегда налетают на нас с громким лаем, а он у них не по росту громовой. Отгонять их бесполезно, и единственное, что нам остается, это поднимать Кузю и уходить как можно дальше от этих дураков.
Но самый страшный случай произошел на даче, где на Кузю набросилась огромная собака. Он бежал в метре впереди меня. Собака выскочила из-за моей спины и, схватив зубами Кузю за голову, подняла его и стала трепать, как игрушку. Я отбросил ее в сторону и поспешил за убегавшим к дому Кузей. Догнал я его у нашего переулка. Он поднял голову, и у меня потемнело в глазах, когда я увидел его вылезший наполовину из орбиты в красных прожилках правый глаз. Я отнес Кузю к соседке - ветеринару. Она сказала, что с собой у нее ничего нет, а без наркоза делать она ничего не будет. Я спросил, сколько у меня времени, чтобы глаз сохранился. По-моему, она назвала три часа. Я зашел в дом за деньгами и побежал к автобусной станции. Там я вскочил на уже отъезжавший автобус и поехал в ближайший городок к Сереже, знакомому ветеринару. В дороге Кузя пытался чесать лапой глаз, я загораживал его рукой, он кусал ее, но боли я не чувствовал.
К Сережиному дому я подошел приблизительно через час двадцать и увидел на воротах замок. Первая моя мысль была ехать домой в Москву. Я прикинул, что на это потребуется не менее двух с половиной часов, а там куда? И остался ожидать Сережу, надеясь только на чудо и на Бога, который меня не раз выручал. Так и случилось. Через полчаса появился Сережин тесть с тещей, она связала меня с Сережей по мобильному телефону, и он пообещал приехать, по возможности, скорее.
Появился он часа через два и на моих глазах вставил Кузин глаз на место. Вот, что значит, доктор от Бога, не то, что высокопоставленная соседка ветеринар. Это он спас Кузю, когда тот кричал от боли в животе. Соседка и еще один ветеринар называли разные диагнозы и велели ехать в Москву сдавать анализы. А Сережа лишь глянул на скрюченного Кузю, сделал укол и прописал обычный человеческий мезим. Утром Кузя уже бегал, как ни в чем ни бывало.
Единственное, что я помню, когда мы возвращались от Сережи поздним вечером домой, Кузя был необыкновенно тяжелый, и его безжизненное от наркоза тело сползало из моих рук, как жидкое тесто, и я его все время подхватывал. Зато уже дома, еще не совсем придя в себя, он зарычал на пришедшую ветеринаршу. Я даже засмеялся. Она взглянула на выписанный Сережей рецепт глазных капель и с умным видом сказала: "Эти капли давно устарели. Я позвоню знакомой, и она выпишет вам современные дорогие капли". Вообще-то я от природы стеснительный, но тут не сдержался: "Не надо никому звонить Я куплю капли, которые выписал Сережа. Потому что верю одному ему".
Кроме глаза, та стерва каким-то образом повредила Кузе еще и правую заднюю ногу. Я заметил это уже после Сережи дома. Полгода Кузя прыгал на трех ногах и до сиз пор, когда сидит, держит ногу на весу. Но в сравнении с глазом это почти что ничего.
Я часто поглядываю на правый Кузин глаз, и меня берет гордость, что это я спас его. Вот только смутно представляю, как я смог в своем возрасте, с больными ногами и слабым сердцем, пробежать четыре километра до автобуса и километр от остановки до Сережиного дома. Обратный путь я уж не учитываю, здесь я мог и ползти.
А еще я благодарю Бога за то, что жена в тот вечер была в Москве и не видела Кузиного вылезшего глаза. Мне трудно представить, что с ней было бы. Скорее всего, и ее пришлось бы везти в больницу.
С того раза все большие собаки стали для Кузи опасными. Увидев какую-нибудь из них впереди, он либо поворачивает назад, либо сворачивает в сторону. К маленьким по-прежнему подходит, но с опаской. Жизнь преподнесла ему хороший урок.
И все же главным инстинктом Кузя является охрана нас с женой, в том числе друг от друга. Когда мы находимся рядом, к примеру, едим на кухне, он бдительно охраняет от меня жену. Иногда я нарочно показываю на нее указательным пальцем, он моментально вскакивает и начинает на меня лаять. Даже смотреть хмуро на нее не разрешает, начиная рычать. Зато, когда я сижу за компьютером, и мне кто-то позвонит, передать мне трубку для жены целая проблема. Кузя ни за что не впустит ее в мою комнату, бросаясь на нее с громким лаем. Сначала она кидала трубку на диван. Но тут возникала новая проблема: Кузя не подпускал меня к трубке, возможно, принимая ее за гранату. Поэтому я встаю и беру у жены трубку как можно выше от пола, куда не может допрыгнуть Кузя.
А когда звонят лежавшей на кровати в спальне жене, Кузя не впускает меня к ней, и я бросаю трубку на постель с таким расчетом, чтобы жена успела ее схватить раньше Кузи. А когда он лежит на пороге спальни жены, я не имею права даже просунуть голову в дверь.
Вот такой Кузя наш телохранитель. Стоит ли рассказывать, как он охраняет нас от других? Никому нельзя разводить руками рядом с нами или касаться нас. А на даче он не пропускает никого, кто проходит мимо, и впускает в калитку только хорошо знакомых. Мы там за ним, как за каменной стеной.
Свою жизнь без Кузи я не представляю. Как, к примеру, придти домой, чтобы он меня не встретил с такой бурной радостью, словно я отсутствовал целый год? Или, когда я ухожу на работу, он сердито лает, будто говоря: "Ну и уходи, черт с тобой! Можешь совсем не возвращаться"? Во время работы вспомнишь это, и ловишь себя на том, что улыбаешься и произносишь вслух: "Кузенька мой родненький".
Когда его у нас не было, мы с женой иногда за целый день не перекидывались двумя словами. Она восполняла молчание со мной болтовней с подругами по телефону, и три - четыре часа для них не предел. Столько времени я не наговориваю с друзьями и за пять лет. А с Кузей разве помолчишь? Во-первых, он часто бывает отдушиной, через которую я спускаю переполнявший меня сердитый пар. Он это не терпит и начинает на меня лаять. И тут же подходит, виляя хвостом и заглядывая в глаза. Мое настроение моментально поднимается. Во-вторых, когда он сидит рядом или мы гуляем, из меня сами так и лезут ласковые слова, чаще всего одни и те же: "Кузенька мой сладенький. Кузенька мой родненький". Если я способен только на эти слова, то можно представить, какой запас нежности использует жена. Тут и лапочка, и ласточка, и цыпочка, и почему-то котик, а еще непонятнее - Мусик и пузырек. Разве все упомнишь?
Я все чаще стал думать, поглядывая на Кузеньку: "Господи, хоть бы ты пожил подольше. Глядишь, с тобой поживу и я".
P.S.
Но Кузенька опередил меня. Он умер через год после написания этого рассказа о нем. Его отравили либо догхантеры, о появлении которых в Москве предупреждали накануне по телевизору, либо какая другая сволочь.
В тот вечер, как обычно, мы вышли с ним погулять перед сном. Я уселся на лавку во дворе дома и занялся упражнениями ног, поглядывая на темневщую невдалеке Кузину фигурку. Минут через двадцать я сходил за ним, и мы вернулись домой.
Утром расстроенная жена пожаловалась, что в половине третьего Кузю начало рвать, и с тех пор он так и лежит у миски с водой.
Я никогда не забуду, как он, шатаясь из стороны в сторону, шел к нам на кухню, а позже полз по коридору ко мне в комнату. Я лег на пол рядом с ним, пытаясь его подбодрить, но он уже не реагировал на слова. О том, что он умрет, я не допускал даже мысли.
Около двенадцати жена закапала Кузе в рот мезим, как велел Сережа, но все было напрасно, и в три часа дня Кузя умер.
Мы похоронили его под тремя березами, прикрыв могилку камнями. На девятый день и через полгода я ходил к нему с конфетами.
Два месяца я не находил себе места и плакал, как в детстве, вспоминая, как Кузенька перед смертью полз к нам, надеясь на нашу помощь, или попрощаться.
Одна женщина, видя мое состояние, посоветовала заиметь собачку, полностью противоположную Кузе, чтобы не напоминать о нем. Я так и сделал, купив двухмесячную йоркширку. Собачек этой миниатюрной породы я иногда встречал во время прогулок с Кузей, и они мне нравились своим искренним дружелюбнем. На первый взгляд их густо и длинно волосатые мордочки с небольшими глазками могли показаться, мягко говоря, страшненькими, особенно в сравнении с атласной Кузиной мордочкой, треть которой занимали огромные неподвижные глазищи, но первое впечатление быстро сменялось восхищением от исходящей от этих лохматых чёртиков неуемной жизнерадостности и веселья. Купленная собачка к тому же оказалась еще и веретеном, грызуном и воровкой. За один вечер, что я провел с ней дома в Москве, она успела изуродовать две передние узорчатые ножки комода в коридоре, и утаскивала с собой все, что ей попадалось на пути.
По паспорту она оказалась Софией Ленокс, из-за чего, а также из-за воровства и бежевых лапок, я окрестил ее Сонькой - золотая ручка.
В дороге на дачу я подготовил себя к любой враждебной реакции жены, которая после смерти Кузи зареклась никогда больше не иметь никаких собак. Увидев в моих руках Соню, она в ужасе воскликнула "Кто это?", подумав, что я привез крысу, на что я ответил решительно: "Она ни в чем не виновата, и свою злобу и ненависть ты возмести на мне одном".
Через десять минут жена понесла Соню показывать соседке.
Соня действительно оказалась полной противоположностью Кузи. Ее подвижности в первый год трудно было подобрать название, больше всего подходили моторчик, ракета и юла. Вырвавшись из дома, она может без передышки двадцать раз обежать по внутреннему периметру участка дачи. Так Кузя бегал только за проезжавшими мимо нашей дачи таджиками на велосипедах.
Сторож из Сони никакой. Если Кузя охранял дом от пришельцев, то Соня выражает им буйную радость. Радуется она каждой встречной собаке, вызывая ее на перегонки.
Кусаться Соня совсем не умеет, и жена одна стрижет ей когти и волосяной покров, растущий, как у людей. Благодаря ежедневному уходу за Соней, она выглядит привлекательнее других йоркширских терьеров и кажется нам почти такой же красивой, как Кузенька.
Упомянутая выше ветеринарша назвала Соню настоящей собакой по сравнению с Кузей, имевшим двадцать недостатков. Но для меня Кузенька остался самой лучшей собачкой в мире, и я его никогда не забуду. Соня очень хорошая собачка, очень ласковая, но Кузеньку она мне не заменила. И не заменит. Он был членом нашей семьи, даже ее хозяином. А Соня - живая игрушка.