Аннотация: Каждое произведение фантастики это пророчество, начинает сбыватьс Мираж.
А. Дешабо
Мне сейчас трудно восстановить события того дня и тем более их хронологическую последовательность. Я заканчивал свои дела в Аддис-Абебе и собирался вылететь утренним самолетом французской компании "Сюзи" в Лондон, намереваясь пробыть там, около трех дней и вернуться на родину, в Москву. В аэропорт я прибыл за сорок минут до посадки и, спасаясь от утренней небывалой жары, зашел в бар выпить бутылку кока-колы. В эти ранние часы бар был почти пуст, не считая двух или трех сонных пассажиров лениво потягивающих мартини. Я занял место недалеко от щеголеватого летчика-европейца и обменявшись с ним мнением о том, какое здесь будет в полдень пекло, я неторопливо посмотрел на часы..
- Вы на девятичасовой? - спросил он меня, наливая себе еще.
- Да - ответил я рассеяно и через некоторое время добавил - на Лондонский.
- В таком случае вы можете не торопиться, я являюсь командиром этого экипажа и самолет, раньше, чем мы этого пожелаем, взлететь не сможет.
Его звали Жанн де Вин, жил он в Париже, но работа в компании "Сюзи" заставляла его болтаться по всему белому свету. Это был довольно остроумный и общительный человек, и я несколько не жалею, что провел с ним время, оставшееся до полета.
В то время мир снова заговорил о летающих тарелках и, конечно, наш разговор коснулся этой темы. Собственно говоря, я не верил в подобные рассказы и считал все этой "уткой" придуманной досужими журналистами в целях увеличения тиража своих газет. Однако де Вин был один из свидетелей подобного явления, что меня страшно заинтересовало. К неопознанным летающим объектам он относился с суеверным страхом и уверял меня, что сам видел летающий крест на высоте восемь тысяч метров, буквально в сотне километров на северо-запад от нашего аэродрома. Я успокаивал его тем, что это могло оказаться оптиче
ским обманом или игрой электрических атмосферных разрядов. Но мой жалкий неубедительный лепет еще больше укрепили его веру в летающие тарелки.
Мы расстались, когда загорелось табло - "Посадка разрешена".
Мое место в салоне самолета оказалось рядом с толстым добродушным коммивояжером, летящим по делам своей фирмы в Манчестер. Опустившись в мягкое кресло, я полу закрыл глаза и, расслабив мышцы тела, лениво думал о предстоящих переговорах. Меня вывел из себя вкрадчивый голос стюардессы, которая, угостив традиционными леденцами, скрылась за перегородкой. Увидев, что я не сплю, мой сосед заговорил на плохом английском языке. Он говорил не останавливаясь, жестикулируя, руками, брызжа слюной и беспрерывно вертясь в кресле. Через некоторое время его болтовня мне настолько надоела, что я стал серьезно подумывать о том, как бы избавиться от моего навязчивого спутника. Я попытался уткнуться в газету, сделать вид что сплю и даже симулировал плохое состояние. Однако, все мои попытки были тщетны, он продолжал дергать за рукав, бить по плечу, при этом заглядывая мне в рот. Когда же он не отрывая взгляда от иллюминатора закричал:
- Смотрите, на нас что- то движется!
Я не обратил внимания на его слова и продолжал рассматривать замысловатую фотографию в "Морниг стар". Увидев, что я не двигаюсь с места, он закричал еще сильней, в его голосе послышались нотки ужаса:
- Смотрите, на нас что-то движется!
Я больше из любопытства, чем из-за страха, посмотрел через его плечо. На нас сбоку самолета медленно приближалось конусообразное тело розового цвета, которое можно было принять за облако. Но, его необыкновенная окраска и форма заставили меня, буквально, впиться глазами в иллюминатор. Оно приблизилось медленно, погружая в себя наш самолет, и окрасило всю внутреннюю обстановку и пассажиров в розовый цвет.
Наш самолет неожиданно сильно тряхнуло, и мы почувствовали необычную тяжесть во всем теле. С трудом передвигаясь, я поплелся в кабину пилота узнать в чем дело. Де Вин полулежал в кресле, откинутая назад голова говорила о том, либо он мертв, либо находится в бессознательном состоянии. Стрелки многочисленных приборов безжизненно застыли на нулевом положении, сигнальные лампы были потушены. Стояла необычная тишина и давила на уши после привычного рева турбовинтовых двигателей. Никто из пассажиров и членов экипажа не мог сдвинуться с места. Огромная сила ускорения внезапно вдавила всех в кресла и тем самым лишила возможности передвигаться и принять какие- либо меры для спасения.. Очевидно, я и все ожидали близкого падения на землю и приготовились к худшему. Однако, не смотря на мои расчеты, оно не происходило, и даже наоборот, я почувствовал все возрастающую перегрузку, которая казалась вот-вот раздавит меня. Начались сильные головные боли, это у меня после контузии. Теперь я знал, наступит жестокая бессонница, против которой бессильны лучшие в мире патентованные пилюли. Я не смогу сказать, сколько продолжалось это тяжелое состояние организма, работающего на пределе. Наконец, я почувствовал облегчение, приятную усталость, истому и даже голод. Потом стало совсем легко, это была невесомость. Ожидаемого падения на землю не произошло, а розовый цвет приобрел темно-кровавую окраску. Все пассажиры и члены экипажа глубоко спали в самых невероятных позах, и только моя контузия не позволяла мне сделать им кампанию. Те, кто не был в свое время пристегнут ремнями, парили по салону, их было пятеро: две женщины, мужчина, девушка двадцати лет и мальчик школьного возраста. Мне с трудом удалось их поймать и пристегнуть к креслам. Потом я отправился в буфет и начал жевать бутерброды, запивая кислым вином. Несмотря на ужасное положение, я сохранил бодрость духа и оптимизм, который был вложен в меня с самого детства. Мое путешествие в ничто продолжалось без приключений и довольно продолжительное время. Я вел почти нормальный образ жизни со всеми присущими ему атрибутами: странно коротким сном, пищей, прогулкой по салону. Мои попытки связаться по радио были безуспешны. Остальные люди продолжали находиться в состоянии глубокого сна.
Необычное положение пока складывалось неплохо, но меня начало тяготить чувство одиночества и я тогда решил разбудить де Вина. Неоднократный массаж, искусственное дыхание и камфарные уколы (шприц и ампулы с камфарой, единственное, что я нашел в аптечке стюардессы), сделали свое дело. Лицо де Вина порозовело, участилось дыхание, и он открыл глаза.
Когда он пришел в себя окончательно, я посвятил его в суть дела, при этом старался не упустить мельчайших подробностей. После этого мы стали думать что делать. Вдвоем можно было советоваться и предпринимать какие- либо шаги к нашему спасению.
Окраска салона из темно-красного цвета превратилась в сплошной темный и мы, передвигаясь, беспомощно натыкались друг на друга и, наконец, обессилев, заняли два пустых места рядом. Засыпая от утомления, мы опять почувствовали перегрузку. Это было знакомое чувство тяжести, которое перенесли относительно легко. Очевидно, мы долго спали и проснулись одновременно.
В салоне был сумрачный дневной свет, если не считать едва заметный оранжевый оттенок. Все происшедшее казалось дурным сном, и я стал сомневаться в правдоподобности перенесенного путешествия. Мне подумалось, что мы сейчас выйдем из самолета и окажемся в родных краях. Эта видимость благополучия продолжалась одно короткое мгновение. Неожиданно меня за плечо схватил де Вин и крепко сжал своими тонкими пальцами. У нас над головой прожужжала какая- то непонятная машина и верх салона был приподнят подобно крышки от консервной банки.
В глаза ударил яркий солнечный свет, как я уже говорил, с едва заметным оранжевым оттенком. На несколько секунд мы потеряли способность видеть, а когда зрение адаптировалось, мы увидели, как тонкие блестящие щупальцы стали вынимать по одному спящих пассажиров и бережно переносить их в глубину темнеющего пролета. Перед нами предстали контуры гигантской машины, поразивших нас своими размерами. Де Вин осторожно тронул меня за плечо, дав понять одним взглядом, следовать за ним. Мы начали осторожно пробираться между рядами кресел. Нам удалось незаметно доползти до хвоста самолета, и де Вин попробовал открыть аварийный люк. После нескольких попыток это ему удалось. Спрыгнув вниз, мы заметили как щупальцы беспокойно заметались по салону и застыв над люком стали опускаться.
Де Вин резко дернул меня за руку и мы отскочили в сторону от вибрирующих стальных пальцев и спрятались под крыло. Однако и оно не смогло служить нам защитой от вездесущих стальных конечностей. Над нашими головами тонко зажужжала привычная машинка, вскрывая наше убежище. Мы с де Вином бросились в глубину пролета, инстинктивно ища темное место. -Мы бежали, примерно, около получаса и остановились совсем изможденные, с учащенным дыханием и стуком в висках. Еще не успев отдышаться, как снова я увидел над нами знакомые щупальцы. Они приблизились с изящной легкостью и начали медленно опускаться. Мы, тяжело дыша, бросились дальше вдоль этой бесконечно большой, чудовищной машины. Я бежал несколько впереди, ощущая на своем затылке хриплое, прерывистое дыхание де Вина. Так продолжалось до тех пор, пока я не услышал его крик. Он наверно подвернул ногу и рухнул вниз лицом, потому что, когда я оглянулся, щупальцы бережно поднимали его за спину в воздух. Я с трудом поднимая ноги, продолжал двигаться, немного снизив темп бега.
Наконец, впереди забрезжил зеленоватый свет, неожиданно кончилась эта проклятая машина, я пересек границу темного и зеленого поля. Остановившись отдышаться, я заметил как щупальцы дойдя до границы настороженно застыли, не смея ее пересечь.
Это был не сон, а скорее забытье, я не могу сказать, сколько оно продолжалось. Когда открыл глаза, находился на том же самом месте и почувствовал себя немного отдохнувшим.
Я поднялся, что бы осмотреться: небольшое зеленое поле, такая же машина, но гораздо меньших размеров или даже совсем маленькая, если мыслить категориями того окружения, в котором находился этот мир. Я уже собирался провести тщательное обследование обстановки, как, вдруг, с ужасом почувствовал мягкое, почти нежное прикосновение щупальцев. Меня подняло в воздух, пронесло несколько метров и опустило в мягкое кресло напротив зеленого экрана. Почувствовав, что вырваться из кресла нельзя, я стал ожидать дальнейших событий, и они не заставили себя долго ждать. За экраном раздался мягкий щелчок, и он осветился бирюзовым светом. Я услышал ровный, спокойный голос де Вина:
- Здравствуйте, как вы себя чувствуете?
- Черт подери, - закричал я вне себя от радости, - где ты находишься и почему такой официальный тон?
- Успокойтесь и отвечайте на вопрос, - послышался тот же бесстрастный, металлический голос, настолько похожий на голос моего друга, что я опять поперхнулся.
Уловив подвох у меня мгновенно улетучилось чувство радости. Я ответил грубо и с вызовом:
- Хорошо! Что вам еще от меня нужно?
- Какие у вас есть желания? - услышал я без тени раздражения.
- Несомненно, я решил воспользоваться возможностью и узнать о судьбе моего друга и других пассажиров. Как только я высказал свое пожелание, экран приобрел ярко зеленую окраску, в центре находился самолет, со срезанной верхней частью. Щупальцы переносили одного за другим пассажиров в темнеющий проем серой машины. Последним был перенесен де Вин. Когда в проеме исчезли длинные ноги моего друга, створки дверей медленно сошлись, воссоздав идеальную полированную поверхность. Тогда я попросил экран рассказать, куда и зачем поместили моих товарищей. Голос не заставил себя долго ждать, полилась ровная, монотонная речь:
- - Для того, что бы понять происшедшее, вы должны услышать следующее: в настоящее время машина "Элекс" номер два, сто сорок седьмой степени собирает данные о природных ресурсах и цивилизации в целях постройки подобной машины на вашей планете.
От галактики к галактике распространяется контроль над пространством машинами типа "Элекс". После сбора информации о планете, на ней происходит постройка последующих машин. Сбор информации осуществляется посредством управления концентрированных магнитных полей, их поместили во внутрь самолета и доставили сюда.
Заселение планет машинами "Элекс" бесконечно. После получения информации разложением на атомы живых существ, населяющих вашу планету и летательного аппарата, тщательного изучения, на вашей планете цивилизация будет уничтожена и произойдет постройка новой машины "Элекс". Так было, так есть, так будет!
Голос на минуту умолк. Мне сделалось не по себе, однако, я не проронил ни единого слова, неотрывно продолжая смотреть на экран.
Голос возобновился через некоторый промежуток времени.
- Наша машина представляет сооружение высотой сорок метров, шириной десять и длиной по экватору всей планеты с разрывом в сто метров. В этом разрыве находится блок "Критикс элекс", размером два метра на три и длинной четыре, с которым вы имеете честь беседовать. Функции этого блока следующие: при выборе оптимального варианта какого-либо проекта, этот блок должен доказать несостоятельность предлагаемого проекта. В противном случае проект будет принят, и события произойдут.
В настоящее время, в целях подготовки фронта работ, по постройке машины предложен проект уничтожения цивилизации на вашей планете. Блок подготавливает тезисы о несостоятельности этого проекта.
Далее этот блок начал говорить о себе в первом лице, а меня называть на "ты". В его голосе послышались нотки беспокойства. Я тоже был взволнован от всего услышанного.
Ему нужно что-то посоветовать, что - бы проект не был принят, но что? Я несколько растерялся и начал говорить быстро и сбивчиво. Как же нам помешать принятию проекта. Мы должны сказать что-то важное: там солнце, дети, музыка, поэзия, это нельзя уничтожить. Меня прервал его голос.
- В программу "Элекс" не вложены чувства продолжения рода, материнства, отцовства, понятия прекрасного. Она воспринимает только математические схемы и логику.
В моей голове бешено закрутились мысли: логика... логика...за пять тысяч лет осознанной истории человечество пережило около четырнадцати тысяч войн. Какая логика была у крестоносцев? Разве можно было убедить Гитлера не посылать танковую армию Гудериана на лужайки, усеянные нежными июньскими цветами, где пастушок, играя на свирели, пасет овечек, где дети бегают с сачком за красивыми бабочками. Разве можно было убедить Брежнева не посылать войска в Афганистан, где жгучее солнце в раскаленных скалах заставляет с величайшим трудом добывать кусок хлеба. Как ему объяснить, что в трудных природных условиях, так легко нарушить равновесие, нарушить хрупкий мир и вот уже вырастают новые поколения, чьи руки не приспособлены писать музыку, писать стихи, делать сачок для ловли бабочек. Их руки умеют только нажимать на спусковой крючок, и они живут в мире непреложного закона, выживает тот, кто нажимает первым. Это и есть логика войны.
А разве можно было убедить Ельцина и как ему объяснить, что конституционный порядок, это отнюдь, не остовы разрушенных зданий в мертвых городах и селах. Это не тот порядок, когда люди-призраки живут в подвалах в голоде, холоде и страхе. И когда идет зачистка, солдат бросает в подвал гранату, а потом смотрит, нет ли там посторонних. Это тоже логика войны.
Какой пастушок? Какая дудочка?
Нет, логика здесь играет последнюю роль, если она вообще существует. Интеллигенция пыталась защитить мир красотой, мол, красота спасет мир. Но для них красота понятие запредельное.
Люди давно нашли рецепт против войны, выдавая дочку царя одной страны за принца, потенциального противника, другой страны. Таким образом, они внедряли своего человека в стан врага, и враг становился родственником, хорошим или плохим, но таким путем удавалось избежать военного конфликта.
Но это было в прошлые века, в двадцатом подобным рецептом уже не пользовались. Очень трудно, невозможно найти логику в поведении человечества, когда на смену одного политика-отморозка приходит другой.
Мираж
Наше торговое судно "Вычегда" с грузом оборудования на борту направлялось из Одессы в Банконг. Обогнув остров Суматра в Яванском море, "Вычегда" неожиданно сбавила ход. Я пошел к капитану, узнать в чем дело.
В каюте капитана находился главный механик. Разговор велся на повышенных тонах. Из отрывистых фраз я понял, что на главной машине случилась авария. Отремонтировать в море своими силами не представлялось возможным. Капитан написал радиограмму и подал мне.
Вернувшись в радиорубку, я передал радиограмму в управление. Ответ пришел через два часа. Нам предлагали стать на ремонт в Сингапуре.
Я уже здесь был до этого четыре раза и любил бродить по его окраинным улочкам, заходить в душные харчевни и смотреть на людей, чью национальность не установит самая компетентная комиссия в мире. Мы простояли в Сингапуре восемь суток.
Однажды, устав от хождения, я заглянул в небольшой ресторанчик под бамбуковым навесом. Заняв крайний столик, который стоял почти на улочке, я увидел, что сижу рядом со странным человеком. Ему на вид было лет сорок. У него не было обеих ног и левой руки, правая отрезана по локоть, лицо изрезано шрамами. Он попросил у меня закурить. Я сунул ему в рот сигарету и поднес зажигалку.
Он говорил на чистом английском языке. Я посмотрел на него долгим внимательным взглядом. Будто поняв мой взгляд, он спросил:
- Хотите знать, где это так меня?
Мне неудобно было ему отказать, и я молчаливо кивнул головой.
- У вас есть время меня выслушать?
Я опять кивнул. У меня было время, как я говорил, ремонт затягивался, и мне абсолютно нечего было делать на судне. Я подвинулся к нему ближе.
Он выплюнул докуренную сигарету и попросил чем - ни будь прополоскать горло. Мне принесли коньяк и я, налив рюмку, дал ему выпить.
Потом он заговорил медленно и толков. Я не берусь судить о правдивости рассказанного, но по возвращению на судно, я этот рассказ записал.
- Ты на мне женишься?
- Нет.
- Почему?
- Я не нашел сегодня работу.
- А если ты найдешь ее завтра?
- Тогда я не знаю.
- Ты не хочешь отвечать, Джо?
- Хочу.
- А почему ты не говоришь, да?
- Я не хочу обещать.
- Но ты же мне обещал, помнишь?
- Я тогда был наивным мальчишкой
- Но с тех пор прошел только один месяц.
- А мне кажется тридцать лет. Каждый день я получал порцию унижений, оскорблений, порцию горя, ровно столько, сколько положено одному человеку на десять лет.
- Но ты же меня любишь.
- Этого слишком мало, что бы жениться на тебе, еще кроме этого нужны деньги, а у меня их нет.
- И что же мы будем делать?
- Ты будешь ждать, а я буду искать.
- И как долго?
- Послушай, Кэтрин, не задавай глупых вопросов. И чего это тебя сегодня прорвало.
- Мне надоело, понимаешь, надоело ожидать неизвестно чего. Какая я дура, что не пошла замуж за Фредди. Это ничего что он жирный и от него пахнет потрохами, зато он имеет дом и работу в лавке мясника.
Джо с силой хлопнул дверью и выскочил на лестничную площадку. Через минуту скоростной лифт выплюнул его в оглушительный бурлящий поток улицы.
Лицо незнакомца было изрезано морщинами , словно потресковавшиеся от засухи земля. Большие красные и неуклюжие руки лежали на полированном столе, как бы бросая вызов все этой чопорной, тщательно обдуманной роскоши.
Несмотря на простоту одежды, глаза незнакомца глядели на толстого самодовольного собеседника с вызовом и подчеркнутой независимостью. Хозяин подвинул гостю раскрытую коробку душистых сигар.
- Курите.
Человек, щелкнув зажигалкой, жадно затянулся.
- Итак, - хозяин кабинета продолжил прерванный разговор - вы назвались Самуэлем Роустом, инженером радиотехником.
- Да. После пяти лет работы в восточной фирме "Острейдеокорпорейшен" я уехал в Сахару, где провел пятнадцать лет в изучении возникновения миражей. Я думаю, мне это удалось. Я разгадал принцип их появления и научился вызывать их искусственно.
- И что вы мне можете предложить - в голосе хозяина появились нотки заинтересованности.
- Совсем немного - ответил Роуст - создать яркую объемную рекламу на использовании изученных мною материалов.
Хозяин кабинета поднялся из - за стола.
- Мне это, кажется, понравилось, и когда будут получены первые результаты.
- Самое большее, через месяц - два.
- Что вам нужно для этого?
- Деньги и лабораторию.
- А мне гарантии - проговорил хозяин.
Человек достал из кармана небольшой черный ящик и, щелкнув выключателем, направил его на стену. Кабинет наполнился голубым светом, стены раздвинулись и уступили место бесконечным барханам. Вдали четко выступали каменные громады пирамид. Вереница груженных верблюдов важно вышагивала, оставляя после себя ровную нить следов. Веселые, беззаботные и загорелые мужчины и женщины в белых одеждах восседали под тентами в небольших оазисах.
Вспыхнули огненные неоновые буквы:
Вы еще не посетили пирамиды Африки?
Большой вопросительный знак искрился и переливался многоцветной радугой. Потом на долю секунды погаснув, воздух вновь заискрился большим красным ответом:
Нет!
И посыпались как из рога изобилия буквы, слова, речь, музыка:
Спешите! Спешите! Спешите! Еще не поздно!
Замелькали таблицы стоимости, выкладки, сведения. Зовущие руки девушек, их тела, улыбки закружились в дивном круговороте неистовых красок, песен, музыки.
Хозяин подался вперед, словно желая войти в их веселый хоровод. В это время погас свет и восстановилась сумрачная тишина кабинета. Роуст щелкнул выключателем и положил прибор в карман.
Хозяин вытер вспотевший лоб носовым платком.
- Где я смогу приобрести документы на посещение Африки?
- Пока нигде - ответил Роуст скрипучим голосом - это фрагменты рекламы, разработанные мною для рядового бюро путешествий.
Хозяин, устало, опустившись в кресло и обхватив голову руками, сидел минут пять не шевелясь. Потом посмотрел на Роуста долгим затуманенным взглядом и, встряхнувшись, будто от какого - то наваждения, потянулся за графином с водой. Сделав несколько больших глотков, хозяин протянул руку.
- Меня зовут Бент Джикин. Мне кажется, мы договорились.
- Когда мы встретимся? - Роуст встал.
- Завтра в десять утра.
Джикин вялой потной ладонью тряхнул крепкую руку Роуста. Потом он проводил его до порога кабинета и, мягко прикрыв дверь, медленно вернулся к столу, опустился в кресло и, подперев руками подбородок, закрыл глаза.
Джо подбросил на ладони монету и в задумчивости поймал. Последняя истратить на сигарету или оставить до более тяжелых времен. Джо захотелось затянуться, жадно, в полную силу объема легких. Он подошел к автомату. Подождал, пока стоявший впереди него мужчина толстыми красными пальцами вынул из ниши сигарету. Джо не спеша, растягивая удовольствие, опустил свою монету и она упала в прожорливую пасть автомата, унося с собой крохотную надежду когда ни будь еще иметь деньги. У незнакомца в зажигалке кончился бензин. Джо предложил свою. Они закурили. Они курили молча, ни о чем не думая, давая мозгу возможность уклониться, дезертировать от прямого ответа, что -делать дальше.
Потом незнакомец спросил, - у тебя была последняя монета?
- Последняя , - ответил Джо.
- У меня тоже - проговорил незнакомец и после недолгого молчания добавил, - давно не работаешь?
- Полгода.
- Ну и как?
- Плохо.
- Какая у тебя специальность?
- Радиотехник, но это не имеет никакого значения, кому это нужно.
- Я тебе дам работу, если ты хочешь, работу за которую хорошо заплатят.
У Джо пересохло во рту, в висках застучало:
-Где? Когда?
- Не торопись, мой малыш, - незнакомец шутливо потряс его по плечу - завтра на этом месте ровно в шесть вечера.
- Я согласен - ответил Джо.
По необъяснимым причинам он поверил незнакомцу. Джо летел домой, будто на крыльях и едва переступив порог, закричал:
- Кэтрин! Ты куда запропастилась, Кэтрин?
Она вышла ему навстречу.
- Я нашел работу, Кэтрин. Я буду работать, и получать деньги - он начал ее целовать и кружить по комнате.
Потом он прикурил потушенную около автомата сигарету и заходил из угла в угол.
- Только бы работать, делать что угодно, но работать, работать и получать деньги. Впереди еще сутки, я наверно сойду с ума, и не проживу их. Сутки ожидания - это вечность. Кэтрин, давай отпразднуем это событие. У нас осталось после завтрака немного черного несладкого кофе. Мы будем пить его маленькими глотками словно нектар, будто самое дорогое вино в мире. У нас будет свой маленький праздник, Кэтрин, правда?
- А он тебя не обманет Джо?
- Зачем это ему нужно?
- Не верю я ему, - задумчиво проговорила она.
- Это правда Кэтрин, у него чистые открытые глаза и потом руки, у него руки, которым знакома тяжелая работа. Такие люди не обманывают - но в голосе Джо уже не слышалось прежней уверенности. Тонкой холодной змейкой сомнение пыталось пробраться в его душу, но он усилием воли отогнал его прочь.
- Нет, нет, Кэтрин - взорвался он, - не говори мне этого, пожалуйста, хотя бы до завтрашнего вечера. Мы будем иметь с тобой маленькое, крохотное счастье, но такое дорогое для нас обоих.
Они пили кофе и весело болтали.
- Ты меня любишь, Джо?
- Конечно, дорогая.
- И на мне женишься, правда, Джо?
- При одном условии, что ты не будешь вспоминать того жирного мясника Фредди.
- Я буду тебя любить только одного, Джо, и никого больше в этом мире.
Они ворковали о любви до поздней ночи, пока над городом не взошла бледно-желтая луна, едва заметная на фоне беснующей, кричащей, бесконечно яркой рекламы.
Самуэль Роуст открыл знакомую, обитую дорогой коричневой кожей, дверь. К его удивлению в кабинете оказалось двое. Напротив Бент Джикина сидел человек, лет пятидесяти, с голым квадратным черепом, в толстых роговых очках и в мундире полковника. Они обменялись приветствиями. Полковник назвался Кробсом. Бент Джикин вел себя обеспокоено, он то и дело нервно поглядывал на часы, бегал из угла в угол своего кабинета и снова садился в кресло. Как узнал позднее Роуст, он спешил на самолет, который зафрахтовало Национальное бюро путешествий по странам Африки.
Кробс вел спокойный, неторопливый разговор. Его интересовала перспектива. Он просмотрел фрагменты, сделанные Роустом, поцокал языком, закурил сигару и приступил к делу:
- Понимаете, Роуст, создать эту систему, только для того, что бы продать лишнюю тысячу коробок зубной пасты не имеет смысла. Потом, купив человек лишний тюбик зубной пасты, не докупит носовой платок . Поэтому какая разница, победит фирма "Сюзи" или "Стейз и сыновья". Мы эту машину пустим на рекламирование джунглей Вьетнама и Центральной Африки. Вам хорошо известно, что наше уважаемое правительство ведет довольно затянувшуюся войну, которая грозит перерасти в столетнюю. И наше ведомство испытывает недостаток в храбрых солдатах, в то время как в городах скопились миллионы безработных. Понимаете, Роуст, никто не хочет ехать в джунгли, только потому, что там жарко и убивают. И вы должны позвать их, сказать им, что там есть настоящее дело для мужчин.
Лицо Роуста, покрытое оранжевым загаром, было непроницаемым. Глаза его смотрели независимо, скрывая огромную внутреннюю борьбу.
- Ну, говорите же, Роуст - поторопил его полковник.
- Я согласен - ответил он и, после томительного молчания добавил - только сроки придется увеличить с двух до шести месяцев.
Кробс достал заготовленный договор и Роуст размашисто подписал его. Бент Джикин вынул из бара коньяк, и они подняли рюмки за успех дела. Потом полковник Кробс выписал чек на двадцать тысяч долларов, написал адрес помещения, предложенное под лабораторию, и закурив сигару, заговорил:
- О поставках нужного оборудования мы договоримся позднее. Штаты можете подбирать сами, за исключением двух-трех человек, которых рекомендую я сам.
Они расстались друзьями, однако, Роуст до конца беседы не снял с лица маску непроницаемости. Он вышел из кабинета прямой, независимой походкой, едва кивнув головой на прощание.
- Привет, малыш, я кажется немного задержался -Самуэль Роуст протянул руку.
- Пустяки - ответил Джо, здороваясь.
- Нам нужно поближе с тобой познакомится, малыш, где ты живешь?
Джо показал рукой.
- Это хорошо, что рядом, на первое время я остановлюсь у тебя. Надеюсь, ты не возражаешь.
- Я буду даже рад, - ответил смеясь Джо.
Самуэль Роуст достал небольшую пачку денег:
- Держи, это на мелкие расходы. Мы заработаем с тобой кучу денег, малыш.
Джо держал в руках деньги, смущенно и радостно улыбаясь:
- Я куплю Кэтрин подарок. Я обязательно куплю ей подарок. Нам то же нужно взять, что не будь с собой, отпраздновать нашу встречу. Пойми, Роуст, не каждый встречает в жизни доброго Санта-Клауса, да еще жарким летом.
- Конечно, малыш, мы возьмем самого дорого вина.
По дороге домой, они зашли в несколько роскошных магазинов. Джо купил для Кэтрин платье. Она никогда не носила такого платья.
- Как красиво - сказала Кэтрин, - я буду в нем похоже на кинозвезду, и на меня будут смотреть мужчины.
- Я им не позволю, - прервал Джо ее красноречие.
- Послушай, - спохватилась Кэтрин - а где ты взял деньги?
- Я тебе говорил, что нашел работу, познакомься, мой друг Самуэль Роуст. Моя невеста Кэтрин. Держи наши покупки и приготовь нам чего - нибудь.
Они пили вино и смеялись, в бокалах сверкало солнце, которое полвека назад поймали на виноградных плантациях и спрятали в подземелье, а теперь подобно сказочному Джину оно освободилось и плескаясь, заиграло в бокалах, в глазах, улыбках. Потом Кэтрин ушла в другую комнату, примерять платье, а они остались вдвоем и молча курили. Вдруг, Роуст спросил:
- Что ты думаешь о войне?
- Я не разу не был на войне,- сказал Джо, - но это ужасно, когда люди убивают друг друга. Когда правительство играет в политику, а страдают простые парни.
Роуст заговорил медленно:
- Война - дитя несправедливости. Я знал одно племя в Африке. У них было много детей, я никогда не видел столько детей. Они жили на хороших землях, но их прогнали оттуда, потому что там нашли то ли уран, то ли алмазы, то ли еще что-то. Им отвели землю, на которой от жары потрескались камни. У них было много детей. Понимаешь, солнце, камни, дети. У вождя оранжевое лицо в трещинах, точно, таких как на камнях и он плакал. Представляешь, вождь, у которого из глаз вытекают две капли слез и они катятся бесконечно долго, столько веков, сколько существует человечество. И мне захотелось, что бы в крови потонул тот, кто порождает великую несправедливость. Конечно, я не Господь Бог и не имею право судить, но кто - то должен же крикнуть на весь мир. Если не я, то кто же? И мы должны работать над этим, Джо. Нам дано мало времени, несколько месяцев, но мы должны сделать так, что бы несправедливость испытал тот, кто ее породил.
- Как? - удивленно воскликнул Джо.
- Не спеши, малыш, завтра выходим на работу.
Лаборатория находилась на одной из тихих улочек. Они приходили сюда ежедневно рано утром и уходили поздно вечером. В лаборатории работало двадцать человек и, только Роуст и Джо не считались с рабочим временем. Первый месяц занимались установкой оборудования. Пускали в эксплуатацию вычислительную технику, устанавливали генераторы, модуляторы, лазеры, осциллографы. Военное ведомство не скупилось на техническое оснащение лаборатории. Они покупали у самых известных фирм самое дорогое оборудование. К исследованиям приступили в начале второго месяца. Шаг за шагом прошли они диапазон излучения от микрона до пятнадцати тысяч метров и только после этого начали комбинировать различные частоты в каскадном и постоянном излучении. Некоторые участки этого огромного диапазона были хорошо изучены, другие таили в себе загадку, но различные комбинации частот давали поразительные результаты.
Они часто оставались вдвоем, когда в лаборатории уже никого не было. Однажды, Роуст спросил:
- Ты помнишь, Джо, наш разговор о войне?
- Мое мнение твердое, я могу подтвердить это, даже на страшном суде - ответил Джо.
- То, что я думаю о войне, ты тоже знаешь. Я ненавижу тех людей, которые посылают на смерть других. Я ненавижу тех, которые заявляют, что гениальная личность тем гениальней, чем она больше пролила крови. Мне кажется, если бы я был достаточно взрослым при Гитлере, я бы его задушил вот этими руками, - Роуст говорил сбивчиво, перескакивая с одной мысли на другую.
- Слушай дальше, малыш, у нас будет великолепная реклама джунглей, наикрасивейшие картины, и это будет фасад, пусть яркий и красочный, но не он сыграет главную роль в нашем деле. На фоне этого фасада мы будем оказывать воздействие на мозг человека, вернее на отдельные участки его подсознания комплексом комбинированных частот. Только частотная и амплитудная модуляция позволяет нам это сделать. Теперь, слушай меня внимательно, будучи в Африке, мне удалось установить, что при таком воздействии мы получаем от мозга, от подсознания человека обратную связь и таким образом можно произвести отбор тех объектов, которые причастны к организации военных действий, прямых или косвенных. Например, нажива на поставках, карьера или одним словом корыстная заинтересованность в ведении войн.
Роуст подробно объяснил выбранных комплекс частот, амплитуд, гармоник и их воздействие. Он говорил, что учитывает массу факторов: привычки, наклонности, образ жизни, общественное положение и еще сотни незаметных деталей.
После этого разговора они работали еще упорней. Дни, вечера, ночи, воскресенья перестали для них существовать. Время вытянулось в однообразный, непрерывный рабочий день. Кэтрин сначала радовалась этому, но потом стала обижаться, что Джо так редко виделся с ней. Изредка они отсыпались по двенадцать часов, но потом работали с еще большим напряжением. Казалось, нет такой в мире силы, способной остановить их. У Джо тоже руки стали большими и красными. Роуст рассчитывал на компьютере оптимальный комплекс частот, амплитуд, величину излучения, время воздействия и многие другие параметры. На это ушло два месяца, прежде чем Роуст получил первые результаты.
То была сложная комбинация волн и их гармоник. Машину, названную Роустом "Мираж" строили разные фирмы по отдельным блокам. Сборка производилась в лаборатории, ее осуществлял сам Роуст. Когда машина была собрана, Роуст уволил всех сотрудников, закрыл на ключ лабораторию, опечатал ее и вместе с Джо уехал домой.
Спустя неделю, Кробс разрешил начать установку оборудования. Машину установили в здании крупной страховой компании на центральной площади города. Военное ведомство заключило договор на аренду помещения. Это было здание в шестьдесят этажей из стекла, алюминия и бетона. На двадцатом этаже, в просторном, роскошном холле, организовали вербовочный пункт. Роуст и Джо несколько дней провели в ожидании разрешения начать испытания. То были томительные дни безделья и неизвестности.
Однажды, когда на улице опустился вечер и город, потонув в рекламе, закричал, загремел, затрубил на разные голоса:
Спешите! Спешите! Спешите! Только у нас вы сможете приобрести пилюли, самолеты, подтяжки, бомбы самые лучшие на континенте, в мире, в Галактике.
Когда бешено вращающиеся неоновые буквы предлагали любовь и зубную пасту, в помещении, где была установлена машина, раздался телефонный звонок.
Трубку взял Роуст:
- Я вас слушаю...
- Говорит полковник Кробс. Как у вас дела мальчики?
- Ждем, - односложно ответил Роуст.
- Можете начинать.
Роуст медленным движением положил трубку, закурил сигарету и, подойдя к пульту управления, нажал кнопку блока питания. Джо сидел в кресле, напротив огромного окна, во всю стену. Роуст раздвинул шторы и сел рядом. У них под ногами бесновался город, шум, яркий свет проникал в каждый нейрон мозга, раскачивал его и заставлял исполнять бешеный танец в такт огромного распластанного спрута - города, который извивался, дергался, визжал, хрипел и полыхал буйными неистовыми красками.
Небо было черным с редкими бледными звездами. Через две - три минуты, когда прогрелась машина, небо в зените начало розоветь. Свет подобно жидкости разливался по огромной чаше небосвода и запульсировал, зажил своей неведомой странной жизнью. Зашелестели вековые деревья джунглей, несколько тигров царственной походкой прошли на водопой. В юга - восточной части неба проступали снежные вершины гор. По узкой, причудливо извилистой тропинке, поднимались молодые парни в зеленых беретах. Их белоснежные улыбки на загорелом лице, смех, беззаботность и могучие фигуры увлекали за собой. Звучали чарующие звуки музыки. Появились девушки, их волосы вились на ветру, протянутые руки звали. Они исполняли неведомый, неземной танец. Сдержанность красок, простота, размах и суровость этого странного мира бросали вызов никчемности, мишурности города. Краски города погасли, как гаснет тусклый свет керосиновой лампы перед лучами солнца. Еще минуту назад человек восхищался этим светом и, вдруг, осознал его бессилие и ненужность, его выдуманость и мелочность. Его покорил другой мир, покорил своей сдержанностью, простотой и суровостью.
Роуст подошел к телефону и набрал номер вербовочного пункта:
- Говорит Роуст, как дела? - спросил он с тревогой.
- Никто не приходил - ответил ему мужской голос, - я вам позвоню, как только появятся первые клиенты.
Небо жило своей загадочной жизнью. Огромные буквы складывались в слова и предлагали оторваться от повседневных дел и устремиться в неведомое.
Время тянулось томительно долго. Чем дальше часовая стрелка уходила за полночь, тем больший налет тревоги отражался на лице Роуста. Он нервно курил сигарету за сигаретой. Потом он попросил принести им коньяку. Налил себе и Джо. Они выпили молча. Звонок раздался около трех часов ночи. Роуст быстрым движением поднял трубку.
- Говорят из вербовочного пункта, начали поступать первые клиенты.
- Сколько? - спросил Роуст.
- Пять человек, - ответила трубка.
- Кто они? - Роусту с трудом удавалось скрывать волнение.
Говоривший человек назвал пять фамилий. Это были известные в стране конгрессмены, профессиональные политики. Роуст положил трубку, устало опустился в кресло и закрыл глаза. Он сидел, не двигаясь несколько минут, потом вскочил, заходил по комнате и радостно заговорил:
- Нам удалось это сделать, Джо. Они идут, идут как в пасть к удаву. Идут те, кто придумал, кто создал эту пасть своими руками.
Роуст подошел к телевизору и включил его. Телекамера была установлена на вербовочном пункте. Комментатор знакомил телезрителей с теми, кто изъявил желание защищать престиж родины в далеких джунглях. Мягко и непрерывно раскрывались двери, в роскошный холл входили холенные, откормленные джентльмены: известные в стране политики, конгрессмены, высшие военные чины, миллиардеры, чьи предприятия работали на войну. Они произносили в микрофон напыщенные патриотические речи, взывали к гражданственности и важно шествовали навстречу новому миру приключений.
Неожиданно репортаж из вербовочного пункта прервался, его перенесли в кабинет президента. Сам президент тоже говорил речь. Тоже напоминал, что престиж отечества подорван, и он не может стоять в стороне. Его показывали крупным планом, когда он начал одевать генеральский мундир, что бы лично утвердить себя как мужчину, как воина.
Через два часа вышел экстренный выпуск газет. Они захлебывались от восторга, что сам президент вылетает на войну для личного руководства военными операциями. Сенсационное сообщение в миг облетело всю страну. Однако, вербовочный пункт заполнили только люди из высших слоев общества. Подобранные Роустом комбинации волн и их гармоник оказывали воздействие только на те умы, которые причастны к войне и вызывало в других отвращение или порождало пассивность. Потом позвонил Кробс:
- Что вы наделали? - спросил он угрожающе.
- То, что было оговорено в контракте - отрезал Роуст.