Убийца с веником
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Почему капитан Лизневский взял на аэродром именно меня? До сих пор, спустя много десятилетий, я задаю себе этот вопрос - и не нахожу ответа. Не должен он был брать меня - желторотого младшего лейтенанта госбезопасности, - если уж кого, то не меня.... но - взял.
Как бы то ни было, но к десяти часам утра поземка утихла, и в морозном небе проступило белёсое солнечное пятно. Притоптывая хромовыми сапожками по скрипучему снегу, капитан Лизневский нетерпеливо посматривал на часы. Противное дело - ожидать, причём непонятно чего: то ли награждения, то ли нагоняя.
Но вот на мутном полотне неба появилась крохотная тёмная запятая. Прошла минута, другая, запятая превратилась в чёрную стальную птицу, заложившую круг над аэродромом. Вскоре "Ли-2" скользнул вдоль взлётно-посадочной, и рыча моторами, поднимая фонтаны сухого снега, пробежал сотню метров по тверди и замер.
Сержант Золотарёв остервенело крутил ручку стартёра, пытаясь завести мотор "эмки".
- Сука, - прохрипел Лизневский. - Сгною на Колыме.
И угроза его не была пустой. Своего предыдущего шофёра он за какую-то провинность разжаловал в рядовые и отправил охранять зеков. К счастью Золотарёва, "эмка" кашлянула из выхлопной трубы чёрным дымком и завелась. Мы с Лизневским бросились на заднее сиденье. Пробуксовав по заснеженной целине, машина выкатилась на взлётно-посадочную и затормозила подле самолёта. Послышались удары по металлу, дверца самолёта распахнулась, наружу выпала лесенка, и по ней начала спускаться чья-то долговязая фигура в тёмной шинели.
- Товарищ старший майор госбезопасности... - деревянно шагнув к гостю и вскинув руку к околышу, проорал капитан Лизневский.
- Моя фамилия Холмогоров, - прервал его пришелец с неба. - Везите в Управление. Доложите по дороге. Материалы дела у вас с собой?
Материалов с собой у Лизневского, разумеется, не было. На лице товарища Холмогорова отразилось что-то вроде омерзения, но он промолчал и полез в кабину.
Никогда бы не поверил, что этот человек являлся высокопоставленным сотрудником даже не 2-го Отдела, а Особого следственного комитета НКВД СССР. Скорей наоборот, такой типаж проще найти в колонне заключённых: впалые, плохо выбритые щёки; длинный, хрящеватый нос; круглые металлические очки; щелястые, наполовину железные зубы. Этакий гнилой интеллигентишка, учитель математики или бухгалтер, пять лет по 58-ой за контрреволюционную агитацию. А гляди-ка - два ромба на петлицах, старший майор госбезопасности.
- Я не совсем понимаю интерес Центра к столь малозначительному, да к тому же успешно раскрытому делу, - сладким голосом начал Лизневский, умостив своё круглое брюхо на заднем сидении справа от товарища Холмогорова.
- Ваше дело не решения Центра обсуждать, - буркнул Холмогоров. - А о деле докладывать. Ну? Я жду.
Лизневский поперхнулся, покраснел. и начал доклад.
- Значит так. Вчера рано утром сообщили об убийстве инженера Бурского, второго заместителя главного конструктора по проекту "изделие сто один". Расследование сразу было передано нам.
Докладывал Лизневский, на мой взгляд, безобразно. Но на то он мой начальник, чтобы я помалкивал и мотал на ус.
- К каким материалам имел доступ Бурский? - поинтересовался Холмогоров, закуривая папиросу в длинном жёлтом мундштуке.
- Практически ко всем по "сто первому проекту". Мы сразу заподозрили похищение у инженера документов, либо вынуждение под пытками разгласить подробности работы. Однако, в результате оперативно-следственных мероприятий, проведённых вчера под моим руководством, не обнаружено пропажи каких либо секретных материалов из конструкторского бюро. А экспертиза не нашла на теле инженера следов пыток.
- А с чего вы взяли, что это убийство?
- Действительно, сначала предположили естественную смерть. Инфаркт, инсульт, то да сё... Но ссадина на правом виске - раз. И раздавленная гортань - два.
- Вы имеете в виду прижизненную гематому тканей в районе виска и травматический разрыв хрящей гортани? - поморщился Холмогоров. - Хотите сказать, что жертву оглушили кулаком и добили ударом в горло? А если не ударом? А если душили коленом - чем не пытки? Впрочем, согласен - так не выпытывают секреты.
Он слушал доклад и одновременно размышлял. И я вдруг понял, что мне интересно следить за ходом его мыслей. Действительно, какой уж тут допрос под пытками, если жертва не может произнести ни слова. Так не пытают.
- Где и при каких обстоятельствах обнаружено тело? - поинтересовался товарищ Холмогоров.
- Инженер снимал комнату в доме учителя Инцынова. В шесть часов утра, ещё в темноте, прачка Шарафутдинова выносила мусор, и в глухом проходе между стенами двух домов увидела тело инженера. Вытащила, попыталась "разбудить", позвала на помощь.
- Как лежал труп?
- Прачка говорит, что на спине, ногами к забору.
- Что насчёт следов?
- Сильный снег прекратился только под утро, никаких следов не осталось. А после вокруг натоптали.
- Домов внутри квартала много?
- В том-то и дело, что - полным-полно, и между ними целый лабиринт ходов, тупичков и ниш. Фасады только некоторых домов выходят на улицы, но двери и проходы забиты досками и перегорожены заборами, а ворота в квартал общие. Тело нашли в дальнем углу квартала, довольно далеко от дома учителя, в узкой щели между двумя стенами, в шаге от внешнего забора.
- Забор цел?
- Да, но в нём отодвигается доска. Человек не пролезет, а кошки и собаки - запросто.
- Можно ли передать с улицы или на улицу какой-нибудь предмет?
- В принципе, можно, - смутился капитан Лизневский. - Но это не важно...
- Действительно, не важно, - задумчиво пробормотал товарищ Холмогоров. И опять я его понял. Зачем передавать предмет в щель между заборными досками, если можно перекинуть сверху? А ещё - через такой забор невозможно ни нанести оглушающий удар, ни добить жертву. Разве что, перелезть, укокошить, а затем вернуться обратно. Но тогда, при чём тут отодвигающаяся доска?
- ...Это не важно, - заторопился Лизневский, - Потому что убийца уже обнаружен и разоблачён. А "эмка" между тем пересекла железнодорожные пути и въехала в посёлок. Потянулись глухие заборы, забелело между домами жестяное от мороза бельё, вслед машине оборачивались и, узнав, отдавали честь военные патрули на перекрёстках. Всё, мы приехали.
- Истопник Каргин котёл починил? - зашипел капитан дежурному, пока товарищ Холмогоров топтался у входа, отряхивая снег с ботинок (интеллигент вшивый, ага).
- Нет, обещал только к вечеру.
- Тварь. Оторву оставшуюся руку и отдам под суд за саботаж.
По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж, в кабинет Лизневского. Капитан открыл сейф и выложил на стол материалы дела.
- Не раздевайтесь, товарищ Холмогоров, у нас студёно. Котёл парового отопления распаялся, трубы замёрзли. Может, чайку?
Но Холмогоров уже уселся за стол, цепким взглядом впился в фотографии, протоколы допросов и отчёты криминалистических экспертиз.
- Мне нужен помощник, - пробурчал он вдруг, не поднимая глаз. - Сообразительный и расторопный малый, который в курсе ваших реалий. Обеспечьте.
- Ватников, - приказал мне капитан. - Бегом за Гыгиным. И пошли Золотарёва проверить - завезли ли в столовую продукты к новогоднему банкету.
Я спустился на первый этаж и передал распоряжения.
Вскоре по скрипучей лестнице на второй этаж побежал старший лейтенант госбезопасности Гыгин - зам Лизневского, опытнейший следователь, на счету которого числились многие десятки разоблачённых троцкистов, бухаринцев и прочих врагов народа. А сержант
Золотарёв направился в соседний квартал, где в главной столовой посёлка в новогоднюю ночь планировался торжественный банкет с участием партийно-хозяйственного актива.
Видимо, Гыгин "не глянулся" Холмогорову: уже через полминуты наверх потянулись остальные - лейтенанты Пряжкин с Морковиным, и даже старший лейтенант Бабенштейн.
Я замешкался на первом этаже, стрельнув у дежурного тряпочку и почистив носки сапог. Заодно косил глазом в окно - там на дровнях привезли какого-то насмерть замёрзшего ночью пьяницу. Покойник был рослым и грузным, с дровен свешивалась по локоть голая рука, вся в синих татуировках. Потом я вернулся в кабинет - доложиться и получить новые указания. Там уже строились наши, капитан глазами приказал мне встать в шеренгу. Выражение этих глаз мне очень не понравилось. Товарищ Холмогоров - кулаки за спиной - глядел через окно за завод. Ждал. Вдруг он обернулся.
- Две матери, две дочери и бабушка со внучкой. Сколько народу всего? - спросил Холмогоров у Гыгина. Тот налился кровью, засопел и гаркнул:
- Не могу знать!
Холмогоров скорчил насмешливую гримасу и обратился к Бабенштейну:
- В комнате три-на-четыре из угла в угол протянута верёвка. Какова её длина?
Бабенштейн напрягся, пожевав губами и сообщил, что - метров шестьв, не меньше. Холмогоров хмыкнул и направился вдоль строя дальше.
- Сколько углов останется у стола, если один из них отпилить?
- По чему товарищ Ленин ходил в ботинках, а товарищ Сталин ходит в сапогах?
- Что быстрей на морозе замерзнет - водка или вода?
Дошла очередь и до меня.
- Что тяжелее: фунт пуха или фунт железа?
Похоже, он удивился, услышав правильный ответ. Видимо, моя внешность не совсем соответствовала его ожиданиям.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Младший лейтенант госбезопасности Ватников!
- Ватников? Угу, - видимо, он счел мою фамилию соответствующей внешности. - Подойдите к окну. Что это - завод?
Действительно, из кабинета Лизневского опытно-экспериментальный завод был виден, как на ладони: несимметричный четырёхугольник заборов, вышки по углам, запорошённые снегом крыши цехов и складов, двухэтажный корпус заводоуправления, будочка проходной.
- Так точно, он самый.
- Я вижу его панораму в первый раз. Тем не менее, почти наверняка можно сказать, что конструкторское бюро расположено в третьем по счёту бараке из четырёх. Как я догадался? Ну?
Я попытался взглянуть на завод его глазами. Так... У ближнего забора четыре одинаковых складских барака, к третьему ведёт самая широкая тропа в снегу. Ну и что? Допустим, там хранится что-нибудь очень нужное, вот туда и ходят постоянно... И вдруг я понял.
- Кабель! Электрический кабель на столбах - такой же толстый, как и ведущий к цехам!
- Верно, - насупился товарищ Холмогоров. - Если мы с младшим лейтенантом Ватниковым догадались, то и враг может. Он не дурак. Намёк ясен, товарищ Лизневский?
Капитан вздрогнул, словно его укусила муха, и прохрипел:
- Так точно! Исправим!
- Вот и займитесь. А младший лейтенант Ватников с этой минуты поступает в моё распоряжение.
- Поедем смотреть на место преступления, - решил товарищ Холмогоров. - Ватников, вы машину водите?
- Вожу, но... Это в соседнем квартале, буквально в полутора сотнях метров отсюда.
- Ну что ж, пройдёмся пешком.
Шинель у него была длинная и чёрная, зубы жёлтые, и пахло от него кислым табаком. Слишком уж он был похож на генерала-изменника Власова. Не зря капитан Лизневский, улучив минутку, поймал меня за рукав и проскрежетал в ухо:
- Следи, Ватников. Ходи с ним, запоминай. Потом подробнейший рапорт напишешь. И не дай тебе бог - хоть что-нибудь пропустить.
Впрочем, капитан Лизневский имел свой зуб на приезжего следователя, и я его понимал. По диагонали просмотрев материалы из папки, Холмогоров буквально парой фраз развалил дело.
Следователь Гыгин и курирующий дело Лизневский сразу заподозрили учителя Инцынова, в доме у которого снимал комнату погибший инженер.
Во-первых, Инцынов был сыном священника, расстрелянного в двадцатом году за сокрытие церковных ценностей. Странная была история: когда за золотыми окладами от икон пришли, старик заперся в церкви. Двери взломали, но ценностей на месте не оказалось.
Конечно, учитель в то время был ещё пацаном, но, по мнению капитана Лизневского, куда отец дел иконы, знать был должен.
Во-вторых, Инцынов сумел избежать призыва в действующую армию и отправки на фронт. Сильная близорукость и порок сердца - с этим, конечно, воевать трудно. Но чтобы шпионить по заданию фашистской разведки, железное здоровье не обязательно.
Правда, в ночь убийства Инцынов в посёлке отсутствовал - отвозил рожавшую жену к её матери, в деревню Гороховку - это в десяти верстах от посёлка. И беременная жена, и её мать, и её сёстры в один голос клялись, что Инцынов ночевал в деревне, и отправился в посёлок на санях лишь на заре, в семь утра, чтобы успеть к занятиям.
Но это оказалось враньём. Потому что Гыгин, проводивший обыск, нашёл в сарае кучу каких-то икон и - лыжи. И всё встало на свои места.
Двадцать вёрст на лыжах с пороком сердца? Враг, затаивший звериную ненависть против Советской власти, на всё способен. Неизвестен мотив? Инженер Бурский был ключевой фигурой в проектно-конструкторском бюро, действующем на территории опытно-экспериментального завода, и его смерть способна замедлить темпы работ по "сто первому изделию".
Жаль, что сам Инцынов в этом уже никогда не признается. На первом же допросе он посинел лицом и упал замертво. Патолого-анатом подтвердил порок сердца, но не исключил и отравления - каким-нибудь секретным ядом, разработанным в фашистских лабораториях.
И вот такую замечательную версию товарищ Холмогоров разбил в пух и прах.
- По сведениям Центра, - буркнул он. - В ваш район направлен опытный агент абвера по кличке Часовщик. Кто такой - пока неизвестно, но есть информация, что ещё год назад он находился на территории Данцигской разведшколы. А Инцынов - местный уроженец, и дальше десяти вёрст от посёлка никогда не удалялся. Значит, он, в лучшем случае - пособник. И надо искать дальше.
В городе чувствовалось приближение праздника. Лица у немногочисленных прохожих были румяны и оживлены, собаки из-за заборов перелаивались громко и весело, и даже снег источал особенный, новогодний запах.
От снега пахло победой. В эти дни далеко-далеко отсюда, на Волге, армия Паулюса ожесточённо рвалась из стального ошейника, накинутого ей на горло советскими войсками. И все понимали, что шансов у неё не было. Наверное, это чувствовал даже неизвестный агент абвера, затаившийся где-то в посёлке и творящий свои чёрные дела. Чуыствовал, но не затаился, не лёг на дно. Опытный и наглый, зверюга.
Я никогда раньше не видел настоящих агентов врага. Положа руку на сердце, все эти "шпионы иностранных держав", которых мы ранее разоблачали и сажали десятками и сотнями, были обычными лентяями-разгильдяями, ехидными недоброжелателями, рассказчиками анекдотов и просто случайными людьми. Они попадали под удар нашего карающего меча лишь за то, что... впрочем, я никогда серьёзно не задумывался, достойны ли они наказания. Начальство лучше знало - достойны или нет.
Я провёл товарища Холмогорова к дверям дома, в котором снимал комнату инженер Бурский. Вход был с обратной стороны. Холмогоров внимательно осмотрел крыльцо и окружающие сугробы, потом сорвал печати и вошёл внутрь. Хороший дом себе отстроил до революции поп Инцынов - с толстыми кирпичными стенами и большой печкой. Я выглянул наружу через узкое окошко-бойницу: вот она - столовая, бывшая церковь - прямо напротив. Только комнатки были маленькими, просто крохотными, одно слово - "кельи". Возможно, поэтому-то дом не отобрали.
Но товарища Холмогорова интересовало не это. Он угрюмо осмотрел необычно гладкие и чистые полы с высохшими следами солдатских и офицерских сапог, простучал оклеенные старыми бумажными обоями стены. Покосился на чистый стол, пустую пепельницу. А одежда, обувь и посуда, валявшиеся повсюду - следы обыска, произведённого нашими сотрудниками - его не заинтересовали.
- Ведите на место обнаружения трупа, - буркнул Холмогоров.
Мы вышли на мороз. Дорога лежала вдоль глухих стен домов и сараев, которыми был застроен квартал. Из-за стен еле слышно лаяли собаки. По пути мы несколько раз сменили направление, пробираясь по узким, плохо протоптанным в снегу тропинкам, и вышли на заснеженный пятачок, образованный углами полудюжины домов и сараев. В сторону внешнего забора вёл узкий - тучный человек не пролезет - проход между кирпичными стенами. Здесь повсюду виднелись следы сапог и папиросные окурки, слегка припорошенные утренним снегопадом. Холмогоров заглянул в проход, повертел носом, хмыкнул и вернулся ко мне:
- Обратили внимание, Ватников?
Я развёл руками.
- Мы ни разу не прошли вдоль окон какого-либо дома. Заметить нас мог лишь случайный свидетель. Не мудрено, что никто из обитателей квартала в глухую морозную ночь не видел, как убийца тащил труп...
- Тащил???
- Не думаете же вы, что инженера убили здесь, на этой помойке? Он погиб в доме или на крыльце.
Я молчал, не успевая за ходом мыслей товарища Холмогорова.
- Не понимаете? Потом поймёте. А пока соберите в вёдра верхний слой снега вокруг крыльца Инцынова, растопите его и всё найденное просушите на газетах.
Он в направился назад в Управление, а я остался на месте преступления, хлопая в недоумении глазами. Впрочем, следовало выполнять приказание. В одиночку справиться трудно - надо подключить Золотарёва и ещё кого-нибудь...
Всего потребовалось четырнадцать вёдер. Я пронумеровал их и записал в блокнотик, откуда было взято содержимое. Быстро растопить снег удалось в кочегарке, пристроенной на заднем дворе нашего Управления: котла инвалид Каргин ещё не починил, но топку по нашей просьбе разжёг.
Пока я занимался всем этим, товарищ Холмогоров вызывал с завода начальника конструкторского бюро. Судя по всему, беседа с ним никаких новых фактов и умозаключений в копилку расследования не добавила.
Через полчаса на газетных листах, разложенных на полу в кабинете у капитана Лизневского, появились: окурки папирос "беломорканал", горелые спички, какой-то мелкий стеклянный мусор, несколько очень длинных светлых волосинок, извёстка, волокна паутины и слипшиеся комки домашней пыли.
- Твой Холмогоров совсем с ума сошёл, - хихикнул капитан Лизневский, проходя мимо меня по коридору. - Дерьмо собирает.
Товарищ Холмогоров, вооружившись огромной лупой, занялся изучением найденного.
- Что курил учитель Инцынов? - бурчал он, не поднимая глаз.
- Ничего, товарищ старший майор госбезопасности. Он же был больной.
- А инженер Бурский?
- Предпочитал "беломорканал".
- Замечательно.
И опять углублялся в изучение. Через минуту снова:
- Вот эти стеклянные крошки - откуда?
- Из ведра номер девять, снег взят справа от крыльца.
- Точно справа? Ошибки быть не может?
- Никак нет.
- Славненько.
Спустя несколько мгновений новый вопрос:
- У жены Инцынова какого цвета волосы?
- Вроде бы, русые.
- Отлично.
Вдруг товарищ Холмогоров отложил лупу и блеснул на меня стёклами очков:
- Скажите, Ватников. Как вы думаете, где в посёлке самая полная информация по внешности людей? О том, кто хромает, кто левша, у кого светлые волосы, и так далее. А?
- Не могу знать, товарищ старший майор...
- А если подумать?
- Гм. В отделе кадров завода - вряд ли. В парикмахерской? В поликлинике?
- Уже совсем тепло. Ну?
- В столовой?
- Правильно, Ватников! - возликовал товарищ Холмогоров. - Идём в столовую.
В большом зале столовой было совсем мало народу: обеденное время подходило к концу. Солдаты из комендантской роты натягивали из угла в угол толстые лески с вырезанными из бумаги снежинками - вечером здесь планировался банкет с участием партийно-промышленного актива. Заведующая, крупная женщина с рябым лицом, буквально затряслась от страха, увидев нас.
- Не волнуйтесь, - уcпокоил её товарищ Холмогоров. - Нам бы поговорить с поварами и с теми, кто сидит на кассе. Пригласите их по одной в ваш кабинет.
Трясущаяся женщина вышла, и через некоторое время в кабинете начали появляться поварихи и кассирши. Всего из было четверо. Товарищ Холмогоров задавал им один и тот же набор вопросов:
- Обедал ли в столовой инженер Бурский? А учитель Инцынов? Имеются ли постоянные посетители, которые держат ложку в левой руке? Нет ли среди них особы с длинными светлыми волосами?
Впрочем, женщина с подобной причёской сама появилась в кабинете заведующей - повариха Люба Куликова. Услышав вопрос про инженера Бурского, он окаменела лицом. Это не укрылось от внимательного взгляда товарища Холмогорова.
- Вы давно знакомы с Бурским? - спросил Холмогоров. - Только не надо врать. Я же по глазам вижу, что вы собираетесь сочинять. Ну, быстро - давно?
- Два месяца, - прошептала Куликова. Вся кровь прилила к её лицу.
- Вы бывали у него? Инцынов и его жена вас видели?
- Нет, он сам приходил ко мне - раз в неделю. Правда, раз хозяева уехали, пригласил к себе на тридцатое, но...
На глазах у Куликовой появились слёзы.
- Странно. Ну да ладно, а с кем вы встречались раньше, до Бурского?
Губы Куликовой задрожали.
- Я не понимаю...
- Кто он? - гаркнул товарищ Холмогоров. - Имя!!! Ну?
- Борис...
- Дальше!
- Борис Ложкин... Только он никого не убивал. Он уехал, ещё три дня назад.
- Он левша? Пишет и ложку держит левой рукой?
- Да, - ответ был тихим, словно вздох. Казалось, Куликова сейчас упадёт в обморок.
- Выпейте воды, - товарищ Холмогоров протянул ей стакан. - И расскажите про Ложкина. Он в посёлке давно?
- Не знаю, - ответила Люба, стуча зубами о край стакана. - Я сама эвакуированная из-под Ленинграда, приехала в мае. Да здесь таких, как я и он, половина посёлка. До войны всего тысяча человек здесь жила, а как завод перевели, население утроилось.
- А почему он не на фронте?
- Так бронь у него, он же на железной дороге работает - сцепщиком.
- Куда он мог уехать? Кто его отпустил? Война ведь.
- Не знаю, - вздохнула Люба. - Он сам сказал, что уезжает. И вот, уж три дня его не видно.
- Откуда вы знаете? Вы продолжали с ним поддерживать отношения? И с ним, и с Бурским - одновременно? И Ложкин ревновал - да?
Куликова не ответила. Но по её лицу было видно, что товарищ Холмогоров угодил со своим вопросом в точку.
- Ну ладно, - вздохнул товарищ Холмогоров. - Мы вас ещё пригласим к себе, на официальный допрос. Вы нам всё подробненько изложите на бумаге. А сейчас расскажите, где живёт Ложкин, и опишите его внешность.
Люба назвала адрес, помедлила, и рассказала:
- Боря... Борис очень высокий и плотный. У него карие глаза, кудрявые волосы и нос с горбинкой. А на руках наколки - якоря, русалки, неприличные слова всякие. Он говорил, что с Чёрного моря родом...
Зимний день клонился к вечеру. Смеркалось. Товарищ Холмогоров вызвал к себе железнодорожное начальство, а опергруппа направилась домой к Ложкину. Через полчаса мы получили ещё два отрицательных результата: с работы Ложкина никто никуда не отпускал, его комната в барачном общежитии оказалась пуста.
Что-то не вязалось. По всему выходило, что Ложкин не имеет к фашистской разведке никакого отношения, он убил Бурского из ревности. Но почему ночью? Зачем оттащил в дальний угол квартала? И где он сейчас скрывается - ещё у какой-нибудь женщины?
Товарищ Холмогоров с мрачным лицом сидел за столом Лизневского, в очередной раз пересматривая материалы дела, и курил папиросу за папиросой. А в моей голове шебуршился какой-то назойливый червячок.
- Товарищ Холмогоров, - сказал я. - Извините, что вмешиваюсь в ход расследования. Но мне кажется, что Бориса Ложкина можно уже не искать. Он в морге. Его нашли сегодня утром, замёрзшим насмерть. В отделе охраны правопорядка должны знать подробности.
Товарищ Холмогоров вскочил, словно подброшенный пружиной.
- Вскрытия, конечно, ещё не было? Безымянный пьянчуга, да? Раздолбаи!
Сержант Золотарёв побежал в поселковую больницу за хирургом, а мы с товарищем Холмогоровым направились в морг. Действительно, утренний "жмурик" лежал там: рослый мужик с кудрявыми волосами, все руки в голых русалках.
- Празднуете раньше времени! - зарычал товарищ Холмогоров на перепуганного дежурного. - А враг по посёлку разгуливает!
Он, натянув резиновые перчатки, самостоятельно снял с покойника верхнюю одежду, закатал рубашку. Ощупал шею, живот, заглянул в глаза и рот.
- Спиртом, конечно, разит, - сообщил он. - Но и горло, похоже, раздавлено. Один и тот же почерк. Дьявол... ничего не понимаю.
Мы вышли на улицу, закурили под светом фонаря. Уже совсем стемнело.
- Вам не кажется, Ватников, что это дело похоже на клубок перепутанных ниток? - угрюмо спросил товарищ Холмогоров. - Мотив убийства не ясен. Следов мало. Убийца неизвестен. Но чувствуется во всём этом какая-то логика. Давайте ещё раз пройдёмся по фактам и догадкам.
Итак, вечером двадцать девятого декабря учитель Инцынов с женой отправляются в деревню. Инженер Бурский остаётся в доме один.
Ночью у него появляется какой-то гость. Обратите внимание - гость нежданный: следов застолья в комнате не видно. Он убивает Бурского голыми руками. Кто из местных мужиков на такое способен? Ложкин? Еще кто-нибудь? Вряд ли. Чувствуется спецподготовка, полученная в школах абвера.
Далее, убийца пытается скрыть и запутать следы преступления. Тщательно подметает полы в доме - зачем? Высыпает в сугроб собранный мусор, пепельницу с окурками, женские волосы, стеклянную труху. Мусор и окурки рассеяны равномерно, а стеклянная труха и волосы расположены отдельно и компактно. Вы сами указали - вёдра номер девять и номер два. Почему? Убийца хотел, чтобы мы обратили внимание на стекло и волосы? Или, наоборот, хотел отвлечь от них наше внимание?
Если вы помните, Куликова принимала Бурского у себя, и в доме Инцынова её волос быть не должно. Да, бывает, что романтичные натуры носят с собой локоны возлюбленных. Но, по рассказам, инженер Бурский был чужд романтике, да и не разбрасывал бы волосы где попало. Значит, волосы подбросил убийца.
Зачем? Можно предположить, что это ложный след. И мы купились, кинулись в указанном направлении, и вышли на Куликову и Ложкина. Правда, след довольно быстро оказался оборванным, и оборвал его сам убийца.
Далее - стеклянный мусор, напоминающий осколки стекла наручных часов. Возможно, убийца, нанося удар в висок, задел рукой о косяк. Стекло найдено справа от крыльца. Если вы помните, я спрашивал у поварих: много ли среди посетителей столовой - леворуких? Как раз Ложкин - левша.
Опять Ложкин. Не кажется ли вам, Ватников, что это перебор? Два следа ведут в одном направлении. Похоже, один из них верный, а другой создан специально, для маскировки первого. Опытный агент не будет ради развлечения создавать для нас ложные следы, он предпочтёт не оставлять их совсем. Но раз уж случайно оставил, и нет возможности избавиться, значит, надо всё запутать, "затоптать поверху". Или подброшены волосы, чтобы отвлечь внимание от стекла. Или подброшено стекло, чтобы отвлечь внимание от волос.
Но волосы, как мы выяснили - сфабрикованный след. Значит, истинный след - стеклянная труха. Убийца, действительно, разбил часы на крыльце. И он, действительно, левша! Но не Ложкин.
Обратите внимание, убийца соорудил довольно примитивные ложные следы и использовал весьма прозрачные маскирующие приемы, чтобы затормозить расследование. День-два, и мы бы сами всё поняли. Но нам повезло, и мы разобрались за час. Не означает ли это, что шпиону требовалось любой ценой выиграть время - хотя бы несколько часов, но теперь у него этой форы нет?
Ну и, наконец, убийца оттащил труп подальше от дома, выбирая путь таким образом, чтобы его никто не заметил. Цель? Да простая - отвлечь нас от дома, в котором произошло убийство.
Итак, разгадка таится в доме! И она как-то связана с чистотой полов! Ватников, у вас найдётся мощный электрофонарь? Лучше два.
Мы вновь вернулись в дом, в котором был убит инженер Бурский.
- Паутина и пыль в мусоре - понятное дело, - бормотал товарищ Холмогоров, водя лучом фонаря по потолкам, - Но почему так много извёстки?
- Печка тоже белёная, - подсказал я.
- Печка?
Товарищ Холмогоров повернулся к монументальному сооружению, установленному в центре дома. Углы и бока печи выглядывали во все комнаты. Печь топили несколько дней назад, кирпичи были ещё тёплыми. Товарищ Холмогоров достал из кобуры старинный жандармский "браунинг" и начал простукивать их рукояткой. По звуку выходило - везде монолит. Я же заглянул в топку, отодвинул груду сковород и чугунков, осмотрел изнутри чёрные стенки.
- Почти нет золы. Похоже, топили углём. Интересно, где брали? На станции?
- Может быть... может быть, - пробормотал Холмогоров. - Ватников, вы не знаете, зачем печке две заслонки?
Действительно, из белёной стенки высоко над топкой торчали в метре друг от друга две металлических ручки. Я потянул нижнюю, послышался скрежет железа по камню - плоская заслонка перекрыла дымоход. Верхняя располагалась высоко, и даже долговязый Холмогоров, привстав на цыпочки, смог дотянуться до неё только кончиками пальцев.
- Странно, - удивился он. - Не идёт. Застряла?
Я подтащил табуретку, залез на неё, дёрнул за ручку со всей дури. Раздался протяжный шорох, и вдруг угол печи повернулся вокруг своей оси. Посыпалась извёстка. В полу открылось тёмное отверстие.
- Я ожидал чего-то подобного, - признался товарищ Холмогоров, светя фонарём в дырку. - И даже догадываюсь, куда ведёт лаз. Ну что, товарищ младший лейтенант госбезопасности - вперёд, навстречу древним тайнам поповского дома!
Узкий лаз напоминал траншею, обложенную со всех сторон сырыми кирпичами. Двигаться по нему приходилось на карачках. Луч фонаря выхватывал клочья мха и пятна плесени на стенах и потолке. Но пол был удивительно чистым, как будто лазом часто пользовались. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем впереди ощутилось пустое пространство и я вывалился на цементный пол какого-то помещения. Под коленями захрустела бумага.
- Осторожно, - захрипел товарищ Холмогоров сзади. - Не трогайте здесь ничего. Одно неудачное движение и - смерть. Быстро возвращаемся назад.
- Но тут ничего и нет, - удивился я. - Какие-то доски. А ещё бумажные мешки, похоже, с углём.
- Не с углём, а с тринитротолуолом, - хмыкнул товарищ Холмогоров. - Мы в подвале столовой, бывшей церкви. Вражеский диверсант готовил взрыв - сегодня ночью, когда в зале соберутся люди. Секретарь парткома, директор завода, главный инженер, почти весь состав конструкторского бюро, начальник железнодорожной станции, военный комендант посёлка... Зачем врагу знать подробности работы над "проектом сто один", когда можно одним махом уничтожить сам проект, взорвав коллектив разработчиков? Всё, уходим. Здесь нужны сапёры.
- Вот и всё, - грустно улыбнулся товарищ Холмогоров. - Подготовьте мой самолёт, я возвращаюсь в Москву. Правда, новый год придётся встречать в воздухе, но это ничего.
В кабинете Лизневского было тепло и накурено.
- Надо же, - капитан Лизневский не знал, радоваться или огорчаться. - Страшно представить, что произошло бы нынешней ночью. Нас бы всех разорвало на куски и засыпало кирпичами. Семьдесят килограммов взрывчатки - не шутки. Но когда он успел всё это натаскать? Ведь мы приняли решение о проведении банкета только позавчера.
- Думаю, сначала там был личный схрон Инцынова, - пояснил товарищ Холмогоров. - Он всегда знал, где спрятал иконы его отец в двадцатом году. Потом в город явился враг и начал шантажировать Инцынова, угрожая донести об иконах властям. А может быть, и намекал, что расправится с беременной женой. Желал он немногого - пользоваться этим же схроном для своих нужд. В подвале церкви можно было хранить радиостанцию, оружие и взрывчатку. Возможно, жена Инцынова знала о существовании лаза, но понятия не имела, что им пользуется кто-то ещё. Ведь днём она уходила на работу. Жилец, инженер Бурский, тоже отсутствовал до вечера. А Инцынов, аккуратно подметая полы, скрывал следы чужих посещений. Но последние недели жена Инцынова готовилась к родам и почти всё время проводила дома, это не могло нравиться агенту абвера. К тому же он узнал о готовящемся банкете. Всё было готово для взрыва, но позарез требовалось отсутствие людей в доме Инцынова. Он уговорил Инцынова увезти жену рожать в деревню, а от Бурского избавился самым элементарным способом - убив его. Почему заранее, за три дня до взрыва? Потому что иначе пришлось бы убирать не только Бурского, но и его любовницу Куликову. Итак, если бы не мы, враг сейчас сидел бы в пустом доме, готовясь в полночь пробраться в подвал церкви, поджечь бикфордов шнур и бежать. Но, как видите, его коварные планы удалось сорвать.
- Но кто, кто он? - затрясся от нетерпения капитан Лизневский.
- Не знаю, - пожал плечами товарищ Холмогоров. - Это ваше расследование. Продолжайте, завершайте, я своё дело сделал.
Глаза капитана обрадовано загорелись. Большая часть работы проделана руками залётного гостя, а все лавры достанутся ему - Лизневскому.
- Ну что ж, большое спасибо, товарищ старший майор госбезопасности. Помогли вы нам, выручили. Не извольте беспокоиться, супостата-то мы сыщем. Не впервой.
- Тогда позвольте пожать вам руку. И откланяться.
Товарищ Холмогоров пожал пухлую ладонь капитана.
- И вам, товарищ Гыгин... И моему сообразительному ассистенту Ватникову, без которого я бы не справился... И вам, товарищи офицеры...
Он надел шинель и вышел из кабинета. Мы гурьбой сопровождали его.
- И вам, товарищ дежурный, - продолжал Холмогоров пожимать руки. - И вам, товарищ Золотарёв...
Он спустился по ступенькам и вышел на улицу.
- И даже вам, уважаемый истопник, который хоть и к вечеру, но всё-таки обеспечил тепло в кабинете...
Вдруг произошло что-то странное. Товарищ Холмогоров сделал резкое движение, и Каргин упал на колени. Единственная рука его оказалась заломленной за спину.
- Позвольте представить вам агента абвера по кличке Часовщик! - воскликнул товарищ Холмогоров. - Я ошибался, думая, что убийца - левша. Он правша, только рука у него единственная. Поэтому-то он и носил на ней часы, которые разбил в ночь убийства. Я никак не мог понять - откуда враг узнал о намечающемся банкете? Зачем накидал полным-полно ложных следов, как будто знал, что расследованием займутся не Лизневский с Гыгиным, а человек из Москвы? А разгадка очень проста. Не зря в котельной Управления НКВД "распаялся котёл". Просто Каргин, приложив докторский фанендоскоп к трубам, слушал все разговоры в кабинете капитана Лизневского. Но час назад котёл пришлось "починить", пустить по трубам пар, и последнего разговора он уже не услышал. Иначе давно сделал бы ноги. Верно, Каргин?
Каргин злобно оскалился.
Глаза капитана Лизневского потухли.
В морозном воздухе с улицы послышались радостные возгласы. Вечерняя смена заводчан возвращалась с работы. Приближался Новый год.
Товарищ Холмогоров улетел в Москву. Вскоре в наших судьбах произошли крутые перемены.
Капитан Лизневский пошёл на повышение - его назначили заместителем начальника ПермЛАГ-а. Говорят, после войны он спился и повесился в припадке "белочки".
Сержант Золотарёв дослужился до полковника, спустя много лет получил персональную пенсию и квартиру на Юго-Западе Москвы. Однажды я даже видел его, гуляющим с внуком и кормящим голубей.
Меня же откомандировали в сформированную весной 1943 года контрразведку СМЕРШ Западного фронта, где я и прослужил до конца войны. А после... думаю, это уже не так интересно. Да и не имею права распространяться о своей работе.
Что касается товарища Холмогорова. Я больше никогда и ничего не слышал о нём. Хотя, про таких людей можно ничего не знать, даже если работаешь с ними в соседнем кабинете. У них десятки фамилий, и даже внешность они способны иногда менять - пластическая хирургия творит чудеса. В середине 1950-х мне рассказывали о попытке ареста одного из высокопоставленных сотрудников МГБ. В те времена многих хватали - чистили аппарат от "людей Берии". К старикану приехали на дачу, он долго отстреливался с чердака, а потом в доме никого не обнаружили. Только россыпь гильз от "браунинга" на чердаке. Клиент исчез.
Мне хочется верить, что это и был товарищ Холмогоров. Ведь должна же существовать справедливость на свете. Ведь должны же иногда выживать не только дураки и карьеристы, но и умные люди.
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.