Несмотря на то, что последний предпринятый карабакуру штурм закончился для них ощутимым разгромом, положение карликов по итогам прошедшей ночи значительно упрочилось. Три гуляй-города, которые они возвели возле стен Ланьчжоу, продолжали разрастаться, а взаимные перестрелки между низкорослыми лучниками и ополченцами не прекращались теперь практически круглые сутки. Баллисты и цяо-ба пытались разрушить подвижные укрепления, но коротышки с упрямым упорством заменяли разбитые тай-бо, подтаскивая новые дощатые перегородки и плетеные стены из ивовых прутьев, а также подкатывали обратно отремонтированные винеи и массивные подвижные щиты.
Стражники и иррегулярные солдаты пытались сжечь осадные городки, используя стрелы с подожженной паклей и небольшие бочонки с дегтем, которые кто-то додумался заряжать в цяо-ба, но, несмотря на все старания бойцов с самострелами, карабакуру, выбираясь наружу, раз за разом засыпали липкое пламя землей или сбивали его смоченными шкурами. И хотя несколько раз в каждом из гуляй-городов вспыхивали крупные пожары, карликам все же удавалось отстоять занятые позиции, продолжая при этом активно отстреливаться и даже делать пробные вылазки на стены. Большинство самбук защитники города отталкивали или разбивали, но порою дело доходило и до рукопашной. Использовать для уничтожения вражеских укрытий шахтерский порошок, как предлагал кто-то из квартальных старост, Ли в данных обстоятельствах посчитал нецелесообразным. Горючего зелья осталось не так много, а алхимики никак не успевали произвести больше двух-трех мерных ковшей за сутки.
Так продолжалось еще три дня, пока десятники, командовавшие на закатной стене, не стали докладывать о том, что коротышки начали активно расширять свой осадный лагерь напротив разрушенных ворот, вплотную продвигая его теперь к развалинам. Хотя перебраться через высокие завалы было бы для них довольно сложно, карабакуру всерьез вознамерились предпринять новую атаку с этого направления, для чего растянули свои коммуникации от полевой стоянки до каменного основания исчезнувших врат.
Бой в развалинах напомнил многим ту недавнюю схватку на предвратной площади. Главное отличие состояло в том, что это сражение длилось не полчаса, а, начавшись еще в темное время утра, закончилось лишь в вечерних сумерках.
Люди, выстроившись в несколько рядов, укрывшись щитами и ощетинившись копьями, отбивали бесконечные вражеские атаки, меняя за редкие случайные передышки уставших и легкораненых, уносивших в город тех, кто уже не мог уйти сам. Стрелы густо летели с обеих сторон, с остатков деревянных галерей на не обвалившихся стенах и с крыш уцелевших домов. Лучники карабакуру зачастую поражали своих, концентрируя огонь не на задних отрядах противника, как городские ополченцы, а на непробиваемых рядах человеческой пехоты. Доспехи для тех, кто занимал место в строю, собирали уже по всему Ланьчжоу, некоторые комплекты успели за этот день сменить по десятку хозяев, причем большинство из них не было убито или даже ранено. Люди просто выматывались, но, несмотря на это, многих приходилось уводить в казармы или опорные пункты буквально силой, и порой только прямой приказ тайпэна заставлял бойцов отправляться на непродолжительный отдых.
Карлики пытались закрепиться в развалинах, и даже соорудить там что-то вроде еще одного осадного лагеря, но уже к вечеру к воротам стянули больше сорока цяо-ба, и настоящий каменный град расколотил все защитные укрытия коротышек, заставив их убраться восвояси.
Этой же ночью Ли, видя эффект от массового применения навесных камнеметов, велел перевезти их к северной стене. Карабакуру приходили в себя и зализывали раны после очередной неудачи, не ожидая активных действий со стороны имперцев, за что и поплатились. Под утро северный осадный городок коротышек подвергся такому же жестокому обстрелу, как и постройки в развалинах, после чего практически прекратил свое существование.
Противник в ответ предпринял новую массированную атаку на противоположную стену, воспользовавшись, в том числе, и тем фактом, что большинство осадных машин, прикрывавших это направление, были сейчас в другом месте. Штурм удалось отразить с большими потерями для обеих сторон, после чего карлики, не желая рисковать, убрали гуляй-город от южной стены. До осадного же лагеря, что развернулся с закатной стороны, цяо-ба все равно не доставали.
- Осада приняла самую неприятную для нас форму, - осунувшийся Тонг принял Ли в своем кабинете, не снимая пластинчатой брони, с которой дзито, как и многие другие офицеры, не расставался почти ни на секунду за три последние недели.
- Самая неприятная для нас форма - бунчук карабакуру над сожженными башнями гарнизона, - вырвалось у дзи.
Это было так похоже на мрачные подколки Ногая, что Ли сам себе удивился.
- Конечно, но сейчас дела обстоят не лучше. Карлики не будут брать нас измором, они измотают нас чисто физически. Мы потеряли почти половину мужчин убитыми и ранеными, оставшиеся вымотаны бесконечными стычками и бессонными дежурствами на стенах. Карабакуру могут позволить себе менять часовых по пять раз в день и совершать атаки свежими силами одну за другой, бросая по тысяче клинков и еще столько же луков на каждый штурм, а мы уже не можем. Где и когда они прорвутся, вопрос времени, а не стойкости и усердия, как это было раньше.
- Я знаю, - кивнул дзи. - Солдаты валятся с ног, а почти все, кто получил легкие ранения, отравлены ядом коротышек. Мне не хотелось об этом говорить, но похоже нам придется выводить на стены женщин и стариков...
- Ты не хуже меня знаешь, что они согласятся, - отмахнулся О-шэй, - но пользы от их согласия будет немного. Три или четыре атаки мы отбросим, но потом этот ресурс тоже иссякнет, а подкреплений с севера или восхода ждать не приходится.
- Чего ты хочешь от меня? - устало вздохнул Ли и посмотрел в глаза дзито. - Чтобы я признался, что не знаю, как вести дело дальше? Да, я не знаю. Мне двадцать лет, Тонг, и это моя первая война, если ее так можно назвать. Скажи хоть раз, что делать, ведь ты вызвал меня не для того, чтобы переливать из пустого в порожнее, и не в надежде на очередное внезапное озарение тайпэна Ханя.
О-шэй сделал примирительный жест и подвинул Ли нетронутую пиалу с чаем. Дзито прекрасно понимал, что юный полководец уже выжал себя досуха, и каким бы твердым не был дух императорского вассала, он тоже оставался всего лишь человеком.
- Выход есть, точнее, я вижу лишь один выход. Поединок Судьбы.
- Ты смеешься? - дзи отставил чашку, так и не прикоснувшись к горячему напитку. - С чего вдруг карлики решаться на этот древний обряд, если победа, итак практически, у них в кармане? Их верховный военный вождь не поставит на кон все, что имеет, и тем более, сейчас, после всего того, что уже было. Да и не забывай о проклятых кумицо, им этот поединок будет нужен в последнюю очередь.
- Согласен, и все же, - Тонг был настроен весьма решительно. - Надо попробовать, принудить их или предложить что-то от чего их предводитель не сможет отказаться. Сам подумай, мы перебили не меньше трети их армии, а среди карабакуру невероятно сильны клановые связи. Для каждого низкорослого воина под стенами Ланьчжоу погиб как минимум один друг, родственник или знакомый, а это должно было произвести на них своеобразный эффект. Наверняка, многие карлики считают, что осада развивается совсем не так успешно, как им было обещано, и вождь уже скоро не сможет не прислушиваться к этому тихому ропоту. Ему остается лишь два варианта - быстро и решительно покончить с нами или выбрать путь, предложенный мною.
- Все равно не вижу никаких предпосылок для того, чтобы карабакуру выбрал второе, - покачал головой дзи. - Я понял ход твоих мыслей и обдумаю это сегодня ночью, но боюсь, этот план изначально будет обречен на провал. Даже не считая того, что биться их вождь, наверняка, будет сам, и только если поединок будет проходить на выгодных для него условиях. Не говоря уже о предварительном договоре, по которому они максима обязуются в случае поражения оставить нас в покое.
- У тебя идей вообще не было, - хмыкнул Тонг, понимая, что все-таки заинтересовал собеседника своей мыслью.
- Хороших идей не было, - уточнил Ли. - У тебя их, впрочем, тоже не наблюдается.
Командир городской стражи очнулся этим же вечером, о чем незамедлительно узнало, вне зависимости от собственного желания, подавляющее большинство больных, лекарей, монахов и случайных посетителей, присутствовавших в тот момент на всех трех этажах госпиталя.
Первое, о чем соизволил поинтересоваться Ногай, закончив материться, было то, какая "узколобая сволочь" уже успела определить его в "искатели оправданий своего существования" за то время, пока он "по чистой случайности" находился без сознания. Выяснив, что его новый внешний вид связан с операцией, которую лекарям пришлось сделать, начальник гарнизона осмотрел свою перемотанную голову в полированном серебряном зеркале и, сочтя увиденное удовлетворительным, тут же потребовал мяса и чая, "а лучше осхе", но получил отказ.
- И надо вам было так аккуратно раскраивать мой череп, если теперь собираетесь просто заморить меня голодом? - поинтересовался Ногай у явившегося к нему управляющего госпиталем сразу же после еще одного продолжительного нецензурного монолога, который собеседник выслушал с каменным выражением лица.
- Пока ваше состояние нестабильно, нам нельзя рисковать. Хотя, признаюсь, вы демонстрируете просто отменное здоровье. Не припомню ни одного своего больного, кто сумел бы прийти в себя так быстро, да еще и сразу же проявить столь бурную активность.
- А ведь забавно, - хитро хмыкнул ветеран, поняв, что переспорить старого врачевателя обычным способом ему все равно не удастся. - Мне уже раньше делали лишние дырки в голове, но никогда прежде их не ковыряли ради спасения моей жизни, а как раз обычно наоборот. Так что потом? Если я не помру от истощения, разумеется.
- Фарфоровая или железная пластина на ваш выбор, как только опухоль спадет до нормальных размеров, - пожал плечами лекарь.
- А волосы клеем приделать?
- В вашем возрасте и с имеющейся внешностью, я имею в виду изувеченное лицо, вряд ли кто-то стал бы всерьез переживать из-за такой потери, тем более что под шлемом этого никто не заметит.
- Эх, уважаемый мастер, хоть вы и просветленный человек, но ничего не понимаете в жизни, - вздохнул Ногай. - Шрамы украшают мужчину и привлекают внимание женщин, а вот редкие волосы даже хуже чем лысина или выпавшие зубы. Но в последнем случае с этим хоть что-то можно сделать.
В доказательство своей мысли, начальник гарнизона привычно осклабился.
- Тогда брейтесь наголо и демонстрируйте окружающим полированную пластину, это будет ничем не хуже шрамов, - улыбнулся лекарь.
- Отличная мысль, - кивнул Ногай и снова уселся на своей лежанке. - А теперь, когда мы стали друзьями и обменялись советами почти интимного характера, может, чисто по-дружески, все-таки принесете мне миску отварной говядины?
- И не надейтесь.
- Тогда требую, чтобы обо мне немедленно сообщили офицерам стражи, дзито и тайпэну Ханю. Уверен, они будут более милосердны, а отнимать у них продукты на входе вы не посмеете.
- Вы плохо меня знаете, - пригрозил управляющий.
- Но я хорошо знаю их, - больной в ответ лишь продолжил скалиться.
День выдался на удивление спокойным, и даже карабакуру, казалось, утомились от своих постоянных вылазок и сумбурных атак. К ночи Ли отправился в резиденцию О-шэй, восстанавливать свои отношения с Каори, а къёкецуки оказались предоставлены сами себе. Разделившись, они устроили проверку патрулей и дозорных постов, стараясь не слишком сильно пугать солдат своим внезапным появлением, и встретились вновь во дворе гарнизона уже за полночь.
Когда в дверь комнаты вежливо постучали, Таката из чистого любопытства читала Торговое Уложение, по понятным причинам, оказавшееся самой популярной книгой, свободно продаваемой в Ланьчжоу, а Ёми терзала большую амбарную крысу, пойманную во время обхода.
- Прошу прощения, - извинился Жибао Кан, слегка поклонившись. - Я увидел свет и думал застать здесь тайпэна Ханя. Но, думаю, мое дело потерпит и до утра.
Ёми, быстро облизнув окровавленные губы, бросила на в сторону старшей подруги насмешливый хитрый взгляд.
- Распорядитель, - Кан замер, наполовину затворив дверь.
- Да?
- Раз вы не застали тайпэна, а ваше дело может подождать, то возможно у вас теперь найдется немного свободного времени?
Таката спрятала улыбку за желтую страницу, испещренную иероглифами.
- Вероятно, что так, - нахмурился чиновник, не совсем понимая, к чему ведет юная къёкецуки.
- Тогда, может быть, составите компанию двум девушкам, не сильно избалованным светским обществом и вежливым общением за последние лет десять? Приятная беседа и легкое угощение не будут излишними даже в такое время.
Жибао замялся, и его можно было понять. Он не хотел оскорбить мертвых демонов отказом, но и оставаться надолго с ними наедине явно страшился. Несмотря на все заверения Ханя и то, как показали себя къёкецуки за дни осады, отбросить мысли о том, кто именно перед ним, и чем опасна близкая встреча с подобными существами, имперский чиновник просто не мог. Воспитание боролось с суеверным страхом, а разум предпочитал дистанцироваться от этой схватки, в равной мере принимая обе позиции.
- Он еще не созрел, Ёми, не мучай его, - пожурила подругу Таката.
- Но я ведь и не настаиваю, - молодая кровопийца невинно улыбнулась Жибао и вежливо добавила. - Мы все понимаем, распорядитель Кан, так что не терзайте себя сомнениями. Наша порода терпелива, я могу и подождать, кода вы будете готовы.
От тона, которым была произнесена последняя фраза, и взгляда, брошенного Ёми искоса, Кан невольно покраснел.
- Весьма признателен, - пробормотал чиновник и быстро выскочил за дверь.
Вдогонку ему раздался веселый смех обеих къёкецуки.
Чувство, от которого Ли проснулся, было ему знакомо. Однажды он уже ощутил нечто подобное и потому хорошо запомнил этот странный сигнал, пришедший откуда-то из глубины дремлющего сознания. Правда, в этот раз он не стал вскакивать и сразу же хвататься за меч. Дзи не почувствовал опасности, как тогда, лишь присутствие, но тоже какое-то странное, блеклое и размытое.
Рыжая кумицо непринужденно сидела на полу, опираясь подбородком на колено, подтянутое к груди, и обхватив его обеими руками. Хотя это выглядело как-то невинно и по-домашнему мило, но даже в этой спокойной позе ощущалась некая скрытая хищная грация, наводившая скорее на мысли о затаившемся в засаде звере, чем о простом заинтересованном созерцании. Зеленоватый свет, мерцавший в глубине глаз оборотня, был единственным, что разгоняло ночные тени в дальнем углу небольшой спальни.
- Симпатичная девочка, - кивнула гостья в сторону спящей Каори.
Ли чуть приподнялся на постели и, бросив короткий взгляд на меч, прислоненный рядом к стене, снова перевел взгляд на кумицо.
- Что с Удеем?
- Спит, не волнуйся, - что-то в ее тоне показалось дзи странным, как будто в голосе оборотня слышалась легкая усталость. - Хорошо, что сегодня для этого визита ты не взял с собой никого из клыкастых. В этом случае у нас бы точно не получилось тихой беседы.
- Она не любит, когда я появляюсь в их компании, - чуть улыбнулся Ли, продолжая гадать, зачем же явилась лиса-перевертыш, похоже, и вправду ненамеренная его убивать.
- Понятно, - протянула гостья.
- Ты спасла меня, тогда в логове сигумо. Я не сразу это понял, но все-таки, наверное, должен поблагодарить тебя за это.
- Я сделала это не ради тебя. Точнее, не столько ради тебя, сколько для того, чтобы вернуть азарт в происходящее. Ты сумел сделать эту игру интереснее.
- О вашем безрассудстве ходят просто невероятные легенды, но неужели для вас это и вправду только игра?
- Не только.
- Но вы отнимаете чужие жизни и погибаете сами. Ради чего?
- Людям всегда нужно обоснование своей гибели. Алчность, преданность, глупость, честь и тысячи других причин для смерти. Как же много вы их напридумали за эти годы. Но не пытайся осознать чуждое своему мышлению. Все равно не сможешь понять всего, а то, что сможешь, я не скажу тебе.
- Тогда зачем ты пришла, кумицо?
- У меня есть имя, и ты его знаешь, человек, - последнее слово Фуёко подчеркнуто выделила недовольным голосом.
- Разве это не будет оскорблением с моей стороны?
- Ты веришь во все те сказки, что слышал в детстве? - кумицо зажмурилась, и на мгновение в комнате стало совсем темно. - А даже если и так, тебя это что, смущает?
- Не думаю. Так зачем ты пришла,.. Фуёко?
- Предложить тебе помощь, Сяо, чтобы потом, возможно, сыграть еще раз.
- А если я откажусь.
- Умрешь, но не подумай, что это угроза. Констатация. Долго твои соплеменники не продержатся, карабакуру почти победили, но в этом почти и кроется твоя надежда.
- Что конкретно ты можешь сказать? - последние остатки сна покинули дзи, а он сам неосознанно подобрался как перед опасной схваткой.
- То, ради чего все это затеяла Старшая Сестра, начало происходить. От Анхэ к вам идет армия Императора, а силы карликов у Сианя скоро будут разбиты тайпэном Анто Гьянем. Марширующие по Шляху войска скопились в Сычуяне еще к началу весны в ожидании подходящего полководца, а твои гонцы с просьбой о помощи достигли этого города как раз одновременно с ним. Еще две недели и здесь будет пять тысяч отборной императорской пехоты, с которой карабакуру уже не получиться сладить, но они вполне могут взять и сжечь Ланьчжоу немного раньше.
- Ты сказала, что есть спасение?
- Есть. Мои сестры этой ночью покинут лагерь карликов. Они больше не нужны нам, исполнив, пусть и не в полной мере, все, что нам требовалось. Наш уход посеет смятение среди командования коротышек, а уж как ты это используешь, будет только твоим делом.
- А если в войске карликов начнутся волнения? - предположил Ли, вспоминая свой недавний разговор с дзито.
- Сомнения в силе и удачливости их верховного вождя. Достаточные, чтобы он был вынужден согласиться на Поединок Судьбы с предводителем людей.
- Да, - изумрудные искры мягко сверкнули. - Это хороший ход. Его можно будет провернуть, будет достаточно лишь бросить пару слов там и тут. Главное, чтобы это говорила та, кому многие из карабакуру доверяют как себе.
- Значит, ты поможешь? Просто из-за возможности сыграть еще раз? - уточнил Ли.
- Может быть, и не только из-за нее...
Темный силуэт оборотня, как капля алхимической ртути, медленно перетек на край постели. Гладкие светлые когти коснулись груди дзи своими заостренными гранями.
- Только ни в коем случае не смей проигрывать этому низкорослому завоевателю мира. Ненавижу делать бесполезные усилия.
Рыжий вихрь, украшенный языками малахитового огня, резко выплеснулся из холодного мрака прямо в лицо "тайпэну Ханю". Вздрогнув, Ли открыл глаза и понял, что проснулся. За деревянными ставнями спальни разгоралось тусклое пасмурное утро.
- И кто такая Фуёко? - подчеркнуто бесстрастным тоном спросила Каори, сидевшая рядом уже одетой и пристально вглядывавшаяся в лицо молодого дзи.
- Ночной кошмар, - как это часто бывало в разговорах с Каори, Ли почти не соврал. - Который, похоже, может обернуться реальностью. Прости, но мне нужно идти.
Выходя из дома дзито и подзывая зевающего Удея, Ли бросил взгляд на свежий снег, внезапно выпавший прошедшей ночью и укрывший двор тонким белым одеялом. Лисьих следов он так и не заметил, но память слишком хорошо сохранила вкус того странного и терпкого поцелуя.
Великая Твердь и бескрайнее Небо рушились на его глазах, рассыпаясь мириадами бесполезных осколков, оставшихся от былых мечтаний. Можно было сколько угодно уговаривать себя, что это не так, но это не меняло суровой действительности. С того момента, когда предательство оборотней стало явным и недвусмысленным, Гупте лишь ждал, пока его собственные приближенные открыто явятся в шатер верховного вождя с требованием подарить победу беснующейся армии или отдать свою голову на прокорм ненасытной озлобленной толпе.
Новость о том, что люди вывесили на башнях знамена, призывающие его к переговорам, стала настоящим сюрпризом, весьма неожиданным и, как это ни странно, спасительным одновременно. Когда же Гупте сообщили о том, что Хань желает обсуждать условия Поединка Судьбы, верховный вождь даже не сразу понял, что ему надлежит сделать.
Еще вчера он рассмеялся бы человеку в лицо и потребовал бы на коленях умолять о сохранении жизни. Ланьчжоу уже был в руках Гупте, и лишь малое усилие отделяло его от полной победы и богатых трофеев. А сейчас он готов был выть от безысходной ярости, ибо только предложение императорского пса могло спасти его статус в глазах остальных. Десять тысяч так и не похороненных воинов под стенами людского города взывали к отмщению, и только принеся его своими руками, Гупте мог надеяться на снисхождение и прощение своих ошибок теми, ради кого он и истратил столько сил, отдав перевертышам в залог свой разум и остатки души.
Они встретились у восходных ворот на широкой полосе Степного Шляха, один на один, на виду у всей огромной армии карабакуру и бесчисленных свидетелей, взирающих с городских стен. Это была их третья встреча, но впервые Гупте видел своего врага так близко, и впервые смог заглянуть ему в глаза. Нет, в Хане не было ничего от легендарных воинов древности или от благородных героев народных сказаний, он был обычным человеком, и Гупте с трудом сдерживался, чтобы не выхватить меч из ножен и не начать схватку уже сейчас.
Выслушав предложение человека, Гупте нехотя кивнул, дабы показать, что его согласие, лишь знак доброй воли, но не более того.
- Мы будем биться без доспехов, Хань, - выдвинул первое условие верховный вождь.
Человек согласился.
- И дабы окончательно уровнять шансы, ты возьмешь длинный кинжал, а не меч.
Гупте понимал, что от второго требования противник может и отказаться, но тогда никто не будет бросать ему в спину косые взгляды и обвинять в трусости. Если Хань сам откажется от того, что предлагает, то вождю карабакуру не в чем будет упрекнуть себя, а воины с легкостью согласятся на еще один последний штурм.
Но, похоже, императорский тайпэн понимал все это ничуть не хуже, и его согласие вновь было получено без единого возражения.
- Этим же вечером, здесь, на этом месте, - продолжал давить Гупте, в тайне борясь между надеждой на отказ и желанием услышать утвердительный ответ.
- Годится, - сухо бросил Хань.
- Победитель забирает жизнь побежденного и поступает с ней по своему желанию!
- Хорошо.
- В случае моего поражения, все воины народа холмов покинут окрестности города беспрепятственно, и их не будут преследовать.
- Разумеется. Равно как и в случае твоей победы, вы возьмете лишь оговоренный выкуп золотом, серебром, специями и иными товарами.
- Конечно, - соврал Гупте. - И не забудь о железных изделиях.
- Все будет подготовлено и передано сразу же по окончании Поединка. Если ты победишь, разумеется.
- Когда я одержу верх, так будет точнее.
Развернувшись, карабакуру зашагал прочь. Половина его разума хотела радостно вопить и прыгать, а другая заледенела в осознании того, что теперь на кон поставлено все, чего он добился с того момента, как впервые увидел свет этого мира.
Как изменчива порой бывает Судьба. Все события и неприятности прошедших дней, все труды и старания, усилия и героизм тысяч людей - все это было сведено сейчас лишь к простому поединку между двумя непримиримыми врагами. Все, что случалось и происходило, было лишь прелюдией необходимой для того, чтобы состоялась эта последняя дуэль, в которой разом решались все накопившиеся вопросы, претензии и страхи. Вернее решались для всех, кроме "тайпэна Ханя" и его дальнейшей судьбы.
Къёкецуки дружным дуэтом обругали Ли за отказ использовать в схватке фамильный меч семейства Юэ. Конечно, в чем-то они были правы. Кумицо были лжецами по самой своей природе, и длинная стрела с красным оперением могла в любой момент пронзить безоружного и бездоспешного дзи, как только он вышел бы из городских ворот. И все же, Ли решил довериться своей интуиции, почему-то твердо уверенной в том, что разговор с рыжей лисицей во сне не был ее очередной игрой, созданной из переплетения обмана и тайных мотивов.
Дзи вышел на заснеженную дорогу, облаченный лишь в свободные штаны. Казалось, когда-то необозримо давно, в другой жизни, он также выходил во двор дзи-додзё по утрам, чтобы постигать мудрость мастера Азая и наставления мастера Чжи. Но никогда прежде, не решалось так многое, как сейчас. Все, что Ли успел получить в своей новой короткой жизни, оставалось у него за спиной, и хотя дзи прекрасно знал, что его Путь прервется в скором времени, так или иначе, лишь победа давала шанс на то, чтобы оставить после себя что-то большее, чем просто клеймо лжеца и клятвопреступника. Например, целый город, ослабленный и голодный, но все еще живой и с надеждой на восстановление былых сил.
Противник заранее поджидал его в условленном месте. Свободная рубаха из жесткой материи была распахнута на груди у карлика, демонстрируя мощные мускулы, по меркам его народа, и густой черный волос, покрывавший даже плечи и живот карабакуру.
Короткий кривой меч и длинный плоский цзун-хэ не были равноценным оружием, но рост и длина рук действительно позволяли Ли чувствовать себя на равных. Впрочем, в озлобленном взгляде его противника читалось лишь звериное желание убивать. Как-то в детстве, дзи уже видел такие глаза. В курятник при ремесленном дворе ворвался хорек, вырезавший больше половины птиц за какие-то жалкие полчаса. Его поймали, наколов на вилы, но Ли навсегда запомнил маленькие налитые кровью глазки того безумного зверька.
- Приступим? - предложил дзи, и карлик, молча, бросился на него, не собираясь вступать в разговоры или церемонно оглашать начало поединка, как предписывали это традиции самих карабакуру. На людей они, похоже, не распространялись, так что все было вполне справедливо.
Вождь коротышек не пытался сдерживаться или защищаться, он лишь ломился вперед, желая просто изрубить и исколоть врага, совершенно не обращая внимания на собственные раны и увечья. Ли знал, что такое ярость берсеркера, защищать своего тайпэна от таких врагов в бою было одной из первейших обязанностей дзи. Главное в таком случае, любил напоминать мастер Су Ян Чжи, физически лишить противника самой "возможности к действию", и Ли не стал отбрасывать совет своего бывшего учителя.
Вместо того чтобы пронзить или разрубить карабакуру, как делали это зачастую многие люди, полагаясь на свою силу и хрупкость тела карликов, дзи сосредоточился на защите и, улучив момент, перерубил правое запястье врага. Клинок цзун-хэ глубоко рассек плоть и разрезал сухожилия, сделав так, что пальцы и вся остальная кисть перестали повиноваться Гупте. Вождь еще попытался перекинуть меч в левую руку, но Ли, готовый к этому, проткнул его плечо чуть ниже ключицы и опрокинул врага ударом кулака в лицо. Карлик все еще пытался сражаться, потянувшись к ножу, спрятанному за отворотом сапога, но дзи, отбросив жалость, еще одним ударом ноги сломал ему тазовую кость. Это не только лишило карабакуру возможности двигаться, но и еще отозвалось такой болью во всем, теле, что Гупте, резко вскрикнув, потерял сознание.
Опустившись рядом с поверженным врагом на одно колено, Ли, как велела традиция, отдал знаки почета и уважения. Сейчас это было очень важно, ведь почти все двадцать тысяч вражеских воинов неотрывно смотрели на дзи в тот миг. Поднявшись в полный рост, он хотел сказать что-то, обращаясь разом и к людям, и к карликам, но слова о жизни в мире и добрых отношениях, застряли у него в горле. Иногда даже самые простые и понятные истины не имеет смысла объяснять тем, кто не готов их услышать. И Ли лишь, молча, обвел взглядом затихшие ряды врагов и низко поклонился им.
Карабакуру было разрешено забрать всех погибших под стенами, и в ту же ночь осадный лагерь у разрушенных ворот превратился в братский нагот для тысяч безвозвратно ушедших воинов. Под утро орда коренных обитателей этих мест неспешно снялась со своих стоянок и двинулась обратно, уходя по старым тропам в родные им холмы и солончаки. Жители Ланьчжоу встретили эту новость с усталой радостью, ведь несмотря ни на что, многие понимали, что борьба за выживание все еще по-прежнему находится в самом разгаре.
Урок мастера Ю Вея.
Говорят, эта история произошла в те дни, когда великий мастер Со Хэ обучал молодых послушников в стенах монастыря Рякудзи. Узнав об этом, к мастеру пришел сын одного знатного рода и попросил помочь ему достичь вселенской гармонии.
- Это тебе совершенно не нужно, - сказал мастер Со Хэ, видя всю бессмысленность стремлений просителя.
Но знатный отпрыск настаивал.
- Хорошо, - согласился тогда великий учитель. - В течение пяти лет наблюдай за восходом и закатом солнца, ограничь себя в еде согласно монастырской традиции, посвящай все свободное время медитации и самосовершенствованию. Делай добро, ступая по своему Пути, помогай людям, не отворачивайся от чужой слабости, меняй мир к лучшему, но не забывай и о балансе вещей...
- Так делают все! - возмутился юноша. - Но гармонии достигают лишь считанные единицы! Должно быть что-то еще!
- Хорошо, - вновь согласился Со Хэ. - Есть способ попроще. Ступай в лес и встань на место срубленного дерева. Когда лес примет тебя за это дерево, когда ты почувствуешь себя частью леса, то понимание придет к тебе. Но если ты не выдержишь и сойдешь с места, прежде чем это случиться, то должен начать все сначала. И помни, деревья не едят, не пьют и не спят.
Молодой человек поблагодарил мастера и ушел. Он вернулся через полгода, худой, изможденный, но счастливый.
- Спасибо вам, великий мастер, - сказал потомок знатного рода, отыскав Со Хэ во внутреннем дворе святилища в окружении учеников. - Вы открыли мне глаза на устройство Вселенной, я познал истину и готов достигнуть полной гармонии.
Он расправил руки и взлетел к небесному своду, он поднялся выше стен и пагод монастыря, и растаял в золотых лучах полуденного солнца, слившись с самими мирозданием.
- Глупец, ты так ничего и не понял, - сказал недовольно Со Хэ и зашагал прочь.
- Но почему? - искренне и с недоумением вскричали многие ученики, пораженные зрелищем, но еще больше реакцией своего учителя.
- В детстве я рано узнал о том, как отрывается люк на помойной яме, - ответил Со Хэ. - Но это знание совсем не означало, что я немедленно должен туда залезть.