Мы льстим себе, что вспомнят нас потомки, Смакуя наших строк вселенский бред. И, в пламени горя похмельной ломки, Забудут про вчерашний винегрет... Надежду холим и лелеем рьяно, Что нас прочтут ценитель и клеврет, И, выпив алкозельцер из стакана, Забудут про прокисший оливье... Читать нас будут долго, грубо, рьяно, Пока не рухнут во хмелю под стол. И не забудут: в банке кильки пряной Присутствует спасительный рассол... Чтоб не случилась на похмелье ссора, На дрожжи старые не пей, друг мой, вина, Не раз из-за отсутствия рассола Гремел погром и щерилась война... Когда ахейцы Трою взяли разом, Улисс так и не вылез из коня. Его тошнило. Не пошла, зараза, В него вторая амфора вина... А как пошла бы? И представить трудно! Там отдыхал бы и девятый вал, Ни кладок, ни доспехов, ни посуды, И Шлиман ничего б не откопал... У Шлимана тряслись с похмелья руки, И очень дурно пахло изо рта. Старался пить по правилам науки, Но водки было слишком до черта... Прежде, чем начать раскопки Трои, Шлиман лет пятнадцать торговал вином, Знал в нём толк и к водке был спокоен, В документах много фактов есть о том... Все врут календари. И документы - тоже. Обманывают письма, дневники. У Шлимана от водки пухла рожа, Когда спивался он от злой тоски... Он льстил себе, с похмелья приняв чарку, Что навсегда в анналы занесён, Гудел бархан, верблюд губами шваркал, Мерцал мираж, и жизнь текла, как сон.
