Лукуллу боком вышло пиво С портвейном. Снился всякий вздор: Росли в Америке оливы, А на Олимпе помидор. Есть в огороде бузина, И дядька в Киеве, как будто, Полным полна моя сума Стихами, овощем и фруктом. О, нравы! Что за времена?! Спроси, не веришь, у Оксаны. Какая, к черту бузина? И дядьки нет. Одни каштаны. Таскать каштаны из огня - Занятье не для слабонервных, Увы, нет дядьки у меня, Но тётка есть зато, наверно. Трещат каштаны, дым столбом. Лукулл зелёным стал от водки... Я лезу в Киев напролом. Без дядек можно, были б тетки! А, раз есть тётки, быть борщу! Нам с ним зелёный Змий не страшен, Я тёток точно разыщу: Алёну, Люду, Иру... Дашу... Алёну в Киеве искать, Что клюкву в Занзибаре! Крутил свой палец у виска Лукулл. Он был в ударе. Пора сниматься - вбок и ввысь, Дела известные в финале, Лукулл в ударе - берегись! Его победы всех достали. А марокканский парень рыж! Он озорник, арабский шарик. За ним никак не углядишь: Опять залез и шарит, шарит... Знавал я марокканца - вот вам крест! - Он чёрен был с оттенком в лиловатость, Как не посмотришь - вечно пьёт и ест, А угостить партнёров - выкусь-накось. Он строен, гибок, словно хлыст. И, хоть и черен, будьте нате! Подвижен, страстен, мускулист. Даст фору белому в кровати. Да, белых долго запрягать, Они заводятся, как танки, Зато потом любая рать Отступит под напором янки.
