Где-то небо щетинится бомбами, Не дождаться покоя, а здесь Перемирие вязкою пломбою Затопило и город и весь. Мы, напялив на радостях лучшее, Повалили на площадь гурьбой, Неизвестно ведь - сколько отпущено, И когда вновь оскалится бой. Где-то пьянка, гульба. Алкоголики Задушевно поют гимн страны. Но Аркаша безмолвствует Голиков, Шибко Пешков Алеша уныл. Мандельштам тихо корчился в карцере, Знал, за что. У последней черты На бетоне стеклянными пальцами Он по инею строки чертил. Тишина. Лишь мышиные шорохи. И бутылок неправильный ряд. На скамейке храпит пьяный Шолохов, Под башку подложив плагиат. В Англетере, хмельном и нечистом, Под бодрящий шампанский салют Долго били Серёгу чекисты, А, прикончив, связали петлю. И голодного года не ведая, Забывая убитых друзей, Обойденный нуждою и бедами, Жрал от пуза Толстой. Алексей. Каждый день надо кушать практически, Не стряхнуть нам инстинкта оков. Мыши мы для котов галактических И козлы для вселенских волков. Мы невинны, наивны, доверчивы, Как крольчата на сочном лугу, Нас готовят под соусом с перчиком, То шашлык, то лангет, то рагу. Теснотой обозлённые, давкою, Там, где топчется жлоб на жлобе, Поедаем, случается, чавкая, Мы того, кто от бед ослабел. Рифмоплёта, певца-алкоголика, Сколько желчи отравленной в нём! От поноса страдая и коликов, Мы с достоинством крест свой несём.
