Аннотация: Рассказ напечатан в 73-м номере журнала "Эдита" (1-ый выпуск за 2018 год)
БОЛЬШОЙ СПОР
А теперь об Артурыче расскажу. Он появился в моей жизни уже позднее - ближе к отрочеству. Я, когда пацаном был, голубятничал за милую душу. А как получилось-то, что птицами увлёкся? Один из старших братьев завёл голубей, чердак для них оборудовал. Немного позабавился и бросил. С почтарями же нужно постоянно заниматься, не считаясь со временем. А брательнику моему юные девы стали на ум приходить, заиграли кифары на небесах, одалиски заподмигивали с обложки журналов "Физкультура и спорт"... там, где про художественную гимнастику писали. Какие уж тут голуби, когда одни шуры-муры на уме, ёлки-иголки?
Мать ворчала и без того за грязь на чердаке, а вдобавок - "голубиный начальник" свою паству бросил на произвол судьбы. Хотели уже родители продавать птиц, но я выказал желание заниматься бесхозными голубями. Батя сразу же у мамы соизволение выспросил, и началась для меня новая жизнь. Практически взрослая.
Голубятником быть - дело настолько азартное, что ни с каким казино и сравнить нельзя. Стоит только втянуться, тут тебе сразу начинается веселье. Задница в мыле, ни секундочки свободной. Зато дисциплина появляется и организованность. Как только я голубями заниматься начал, так у меня успеваемость в школе улучшилась. Верно говорю, не преувеличиваю.
У нас в городе голубей держали в основном блатные, все они меня значительно старше. А действиями голубятников управлял сам смотрящий из уголовных авторитетов. Его по имени никто не называл, обращались просто по отчеству - Артурыч. А те, что из воровских кругов, те и вовсе Керосином величали.
Так что оказался я самым молодым из голубятников. Ко мне с подачи Артурыча прозвище приклеилось - Принц Ислямка.
Поначалу все неплохо к пацану, то есть, ко мне, относились, вроде бы - пусть себе мелюзга потешиться, а уж когда я начал споры выигрывать, тут сразу ко мне блатняк охладел до состояния предвоенной боевой готовности. Что за споры? Расскажу, не спешите - всему своё время.
Через пару лет моего голубиного промысла двум своим самым старшим братьям подарил я, одному - мотороллер "Вятка", второму - мотовелосипед "Рига". Они только рот от удивления открыли. Но это к делу не относится...
А откуда у мальчишки такие деньги, как думаете? Ну да, чтобы дорогую технику покупать?
Тут всё дело в спорах. Ради этого, собственно, голубей большинство и держало. Что такое споры? Сейчас поясню. Вот, скажем, малый спор. Червонец ему цена. Тут суть в следующем: двое спорщиков держат голубей за лапки на уровне пояса. По команде независимого судьи птиц отпускают. Чей голубь о землю ударился, тот проиграл. Тут главная хитрость - не кормить птицу перед самым спором. Отсаживать от остальных и питать по распорядку. Голуби жрут дурью: не понимают, что наелись. А если им, болезным, диету устроить, взлетят за милую душу лёгким пёрышком.
Вот ещё такой спор между голубятниками бытовал, от десяти до тридцати рублей за ставку. Нужно выпустить в небо двух молодых голубей разного пола. И тут в чью лаву обе птицы залетят, тот и победил. Вроде, "мой голубок твоего заманил".
Что такое лава? Лава - сетчатый ящик с предбанником, через который голуби попадают на чердак, к месту, как говорится, своей прописки и зимнего проживания. Ну, да, это если в доме голубей держишь. А если в отдельной голубятне, то там и чердак, и всё помещение для птиц предназначено.
От чего размер ставки в каком-либо "голубином" споре зависит? От возраста птиц, разумеется, и оттого, достаётся ли заманенный голубь победителю или нет. Один раз на пятьдесят рублей при мне спорили. Но очень редко такие высокие ставки практиковались.
Ещё Большой Спор был. На такое дело подписывались практически все голубятники города, поскольку ставки небольшие, а выигрыш просто огромный по тем временам - от двухсот до пятисот рублей. Это уж как договоришься. Суть Большого Спора такая: чей голубь прилетит быстрей из незнакомой местности и найдёт свою лаву, тот все деньги из банка за исключением комиссии организаторам забирает.
В Большом Споре, как правило, участвовали только почтовые голуби или полукровки, но никак не "бабочки". "Бабочки" - это обычные голуби, умеющие летать вертикально, у которых две дюжины перьев в хвосте. Но до почтарей им, как правило, далеко.
Почтовые голуби были не у всех, очень дорого стоили. У них и перьев только двенадцать, и, следовательно, скорость полёта значительно выше.
А ещё наряду с почтарями пользовались популярностью полукровки - помесь "бабочек" с почтарём. У меня было два таких голубя. Помню, первого обменял чуть не на десяток молодняка из "бабочек". Второго же в споре выиграл. Они, полукровки, почти не уступают в скорости почтовым, а иногда и превосходят. У полукровок обычно в хвосте четырнадцать перьев.
А ещё есть прямыши - сизые голуби, не отличить от диких. Прямыши летают прямо, вертикально подниматься не умеют. Высоту набирают вроде самолёта гражданской авиации... с натугой и под углом.
А также у нас выделяли, как особый подвид - лихих голубей. Это практически те же дички. Молодняк нельзя рядом с подобными птицами выпускать. Частенько сманивают с собой. Или, хуже того, до смерти заклёвывают.
Голуби очень жестокие птицы. Своих собратьев насмерть забивают, если те болеют. Но, с другой стороны, естественный отбор... стаю от эпидемии сберегают. Генезис, чтоб ему не хворалось.
Вот, собственно, и весь ликбез для начинающего заводчика голубей.
Итак, большинство голубятников города готово было не просто меня растерзать, но и всех моих птиц забрать по праву сильного. Одно их останавливало - Артурыч спуску беспредельщикам не давал. Меня сразу под опеку взял, а ухарям и сявкам пояснил так:
- Покуда я здесь смотрящий, Ислямку чтоб никто и тронуть не смел, иначе распишу "под хохлому", ни один лепила не сошьёт!
И всё было бы хорошо...
...но однажды, это глубокой осенью случилось, Артурыч передал через пацанов, чтоб я к нему зашёл. Жил Керосин на съёмной квартире, хозяина которой никто не видел. Говорили, эту "хату" воровской общак спецом для смотрящего оплачивает. Точно не знаю, а вот врать не стану.
Пришёл я к Артурычу, он меня на кухню провёл, лимонадом угостил и коржиком свежим, ещё горячим, как сейчас помню, а сам всё чефирь сосал с какой-то таблеткой. Как мне ребята потом сказали, новокаин, скорее всего. Смотрел на меня Артурыч, прорисовывая пожилую улыбку сквозь жёлтую седину прокуренных усов и коричневые зубы... от частого употребления чефиря. Это мне тоже потом объяснили.
Смотрел Керосин с какой-то отеческой теплотой, но погладить не пытался... хотя ему хотелось. Я это совершенно явственно ощущал, будто кто-то мне в мозг мысли воровского авторитета транслировал.
Молчали. Я не смел и рта раскрыть, а Артурыч о чём-то своём думал. Хотя, как оказалось, не о своём, скорее - о моём.
- Слушай меня сюда, пацан, - прервал молчание Керосин, - весной я уеду из вашего города. Так братва решила. А вместо меня кто придёт, тому до голубятников нет никакого дела... кроме пополнения общака. Так что, смотри, Ислямка... Придётся тебе либо голубей продавать, либо в бой идти, как панфиловцу. Третьего не будет! Раздерут твоё хозяйство сявки с босотой приблатнённой, если сам раньше птиц не продашь. Но это путь для слабого. Хочешь оставаться в деле, должен себе авторитет завоевать.
Ты ещё пацан... Понимаю. Но если сейчас не станешь мужчиной, то можешь не стать им никогда. Я вот в своё время испугался... захотел лёгкой судьбы, не смог дружкам отцовским противостоять, вот и покатился по жизни, будто юла-волчок с батарейкой в заднице. Потом спохватился, стал себе авторитет зарабатывать... да он уже не тот... воровской...
Что смотришь так, думаешь, я с рождения в урках-то хожу? Это папашка у меня в законниках был, пока на сходняке под перо не подставился, когда братва прознала, что у него семья есть. Потом его друганы и меня под воровское дело развели. Грохнул я с ними сельпо одно по малолетке, так вот и начал заниматься не тем. А я же в детстве очень хотел моряком стать. Не вышло.
А ты хочешь, Славка, в иноземных портах побывать? Бомбей, Сан-Франциско... Вальпараисо... Даже не представляешь, пацан, как меня порой туда тянет... Спать неделями не могу, веришь... нет?..
А Керосином, знаешь, почему меня зовут? Я три автоцистерны с авиационным керосином увёл и продал в течение суток. Дело громкое было. "Мусора" меня срисовали, но доказать ничего не смогли в тот раз. Складского какого-то посадили. А ты его, парень, не жалей. Он столько на том складе у народа упёр, что мне и не снилось... И причём - даже со стула не вставая.
А теперь давай о твоих делах потолкуем.
Не желаю я того, чтобы сломали тебя об колено, а потом ещё и пристебаться у хозяйского сапога заставили... когда уеду. Поэтому сам выбирай, что тебе делать...
Первый путь самый простой - продашь голубей, и на том конец. А если задумаешь на своём стоять, и птиц разводить, как прежде, то нужно тебе, парень, ружьё доставать. Это определённо.
- А кто же мне ружьё-то продаст? И стрелять я не умею...
- Я тебе и куплю... помогу. Помогу обрез сделать, чтобы от родителей прятать удобней было. Потом, когда уеду, прибежит к тебе шакальё всякое, начнёт права качать... Ты не ссы... Скажи, что, мол, согласен на все условия, только сбегать на чердак... или, куда там, нужно. Вроде боишься ты сильно. А сам обрез заряжай - оба ствола. И пару патронов с собой прихвати... Научу-научу стрелять, не волнуйся...
Только об одном прошу, Славка, людного места избегай. Всё, что хочешь, делай, но отвлекай сявок на отдалённый участок. А там уже пали... только не по ногам, а под ноги этим засранцам.
- А они испугаются?
- Поверь мне, так испугаются, что в штаны наложат больше, чем унести смогут. Только не подрань ненароком. Вот если сделаешь, как говорю, то станут тебя уважать и бояться. А с придурками, Ислямка, только этак-то и нужно. Разговаривать с ними - лишь время терять.
Не отвечай мне сразу, подумай хорошо... Время пока есть. Потом скажешь, делать тебе обрез или нет...
- Дядя Артурыч, а нельзя как-то мирно?..
- Думаю, нет! Это... понимаешь... Тут такая штука... готов ли ты в какой-то момент стать предателем... Предателем своего дела. И, в зависимости от того, как всё обернётся, назовут тебя - то ли героем, то ли подлецом. Или, скорей всего, назовёшь ли ты сам себя так, что поважнее... Осуждать твоё решение никто будет не вправе. Это только твоё. Но помни, уважение к себе - самое главное.
Я после того разговора с Артурычем две ночи спать не мог. Такое в голову приходило, когда глаза закрывал, что кричать хотелось. То Керосин прямо в грудь из ружья стрелял, то какие-то серые люди в полосатой арестантской робе пытались меня на кусочки порезать... чем-то вроде армейской хлеборезки...
И, самое плохое, что посоветоваться-то ни с кем нельзя: ни с отцом, ни с братьями, дело очень уж криминальное.
Решение пришло как бы вдруг. Понимаю теперь, что оно зрело и потом выкристаллизовалось не мгновенно, а тогда показалось - наитие снизошло. Одним словом, поднялся я наверх к голубям, стал их кормить... И тут один мой полукровка, я его Очучы* называл, самый быстрый, самый на подъём скорый, который трёх голубок к стае за один раз переманил, подошёл ко мне вразвалочку и в глаза посмотрел. Так мне тогда показалось. И, что характерно, не стал со всеми зерно клевать... а ведь голодный...
Посмотрел Очучы на меня, будто спросил: "Что, Ислям, бросить нас захотел? В чужие руки отдать? И не стыдно тебе, малай**, ещё же пионером был недавно? Разве пионеры друзей в беде бросают?"
Через неделю Артурыч отвёз меня в лес, где научил заряжать обрез и стрелять из него точно - так, чтобы, не дай бог, ни в кого не попасть случайно.
И вот наступила весна. Роскошная красавица весна, своим половодьем обозначив, что зима было невероятно снежной, живо распространялась по Нижнему Поволжью. Текли ручьи. Будто настоящие реки. Спешили куда-то люди, перемещались по стране, что-то строили, что-то возводили. Радио каждый день рассказывало нам об этом.
В один из таких тёплых солнечных дней я проводил Артурыча до автобусной станции, где он на прощанье сказал мне просто:
- Славка, ничего не бойся! Ты не должен никого убивать, кроме своего страха... И... если удастся попасть на океан, поклонись ему от меня... скажи, мол, любит тебя Артурыч... хоть и заочно...
А ещё через день, в воскресенье состоялся Большой Спор. Спор начинался с того, что каждый голубятник две недели готовил самого быстрого голубя к предстоящему соревнованию. Голубей кормили немного, чтобы они были легки на подъём.
В назначенный час соревнующиеся принесли своих пернатых спортсменов судьям, назначенным смотрящим. Всех птиц увезли в Самару на специальной машине в большой клетке. Туда ехали также несколько представителей, так называемой общественности, как сказали бы сейчас, активисты неформального профсоюза голубятников.
В Самаре голубей одновременно выпустили неподалёку от железнодорожного вокзала. А в Димитровграде их уже ждали хозяева. Победителем станет тот, чей голубь быстрее всех вернётся в свою лаву. Победитель будет один, и он получит всё.
В тот раз призовой фонд составил триста рублей. Полтинник ушёл на организацию проезда судей и в качестве процента с прибыли смотрящему (уже новому). А остальные две с половиной сотни... Думаю, не нужно напоминать, что такое в середине 60-ых прошлого века годов означали эти деньги.
И мой Очучы прилетел первым!
Когда я получал приз из рук смотрящего, то услышал, как двое парней лет восемнадцати, уже посидевшие в зоне для малолетних преступников, пообещали наведаться ко мне вечерком, чтобы "купить" у героя голубя-победителя и поделиться призовым фондом. В голове у меня тут же щёлкнуло: "Пришло время, когда выяснится, кто же я на самом деле..."
Но в тот день напрасно прождал лихих гостей у себя на чердаке с заряженным обрезом. Уф-ф-ф... наверное, они совсем передумали. Обошлось... Но выводы мои оказались несколько преждевременными. Момент истины наступил через неделю.
В субботу мы учились практически до обеда. Только я на улицу выскочил, когда из школы вернулся... глядь - у калитки стоят два моих давешних "покупателя".
- Славка, мы за твоим Космонавтом пришли, Так ты его, кажется, называешь? Даём хорошие деньги - по полтинничку с брата, целый рубль! - говорит это здоровенное мурло, а сам... или само... не знаю, как правильно будет, усмехается мне в глаза нагло: - Ну, давай... тащи своего рекордсмена.
И тут, ребята, я буквально ослабел мебелью... Но виду не показал. Спорить не стал, быстро на чердак поднялся, посадил голубя в клетку. На дно тряпку кинул, а под неё обрез между прутьев протиснул...
- Ага, принёс! Может быть, ты нам голубя-то подаришь?.. У меня сегодня день рождения как раз... Зачем тебе рубль пацан? Деньги портят, слышал, небось? - с издёвкой сказал старший. - Давай сюда клетку!
Хорошо, у меня хватило ума не затеять стрельбу у себя во дворе. Я повернулся к парням и как можно жалостней попросил:
- Разрешите, я сам голубя донесу?.. Попрощаюсь по дороге.
- Хорошо, тащи сам, раз нравится. Нам же легче. Только не вздумай сдуру сигануть куда-нибудь в кусты. Найдём, ноги повыдёргиваем. Эй, Толян, глянь, голубь тот ли? Вдруг пацан вихляет!
- Не-е-ет, точно тот... Тот самый, что ни на есть... победитель... Чемпион! Из тысячи его узнаю. Пошли...
Дорога вела через пустырь. Я лихорадочно старался досчитать до ста, чтобы успокоиться и определить безлюдное место по числу сделанных шагов, поскольку глаза ничего толком не видели от нахлынувшего возбуждения. В голове всё крутились слова Артурыча... Сявкам нужно только один раз показать, что они сявки... И всё...
Но вот... дальше идти смысла нет. Я попытался выдернуть обрез, но тот, как назло, не проходил через решётку. Пришлось останавливаться и выпускать голубя в небо. Через дверцу в клетке обрезанное ружьё вылетело как по маслу. И тогда я направил стволы в сторону начинающих рецидивистов:
- Пошли вон, суки! Сейчас как пальну! Будете кровью срать, пока не сдохнете!
- Ты глянь, Толян, этот чижик решил нас пукалкой пугнуть... ха-ха... Ну, теперь, ты нам "Катеньку"*** ещё будешь должен за нападение... каждому... - парень так и не понял, что в руках у меня было настоящее оружие, а не самодельная поджига. Он двинулся ко мне, поигрывая невесть откуда взявшимся воровским ножиком-трансформером.
И тут я собрался и произвёл классический выстрел под ноги нападавшему. Точно так, как показал мне Артурыч по прозвищу Керосин. Мой визави вдруг запричитал неожиданно визгливым голосом:
- Ой, мамочки, он мне фуй отстрелил! Доктора сюда скорей! Ай, больно!
Я очень испугался, что ПОПАЛ. Но оказалось, что ничуть не бывало. Просто от звука выстрела яростный голубятник неожиданно для себя обмочился и принял тёплые аммиачные массы за бешенную кровопотерю. Он опустился на колени и голосил:
- Только попробуй, только попробуй... ещё раз... я... милицию позову-у-у-у...
Второй парень не стал дожидаться, чем закончатся боевые действия, и рванул так, будто за ним гнались дикие собаки... или шальная пуля. Но на самом деле никто за ним не гнался, а выстрел я сделал вверх - вроде бы, отсалютовал бегущему противнику.
Забрав клетку, вытащил картонные гильзы, не забыв, впрочем, дать обмочившемуся голубятнику понюхать, чем пахнет отработанный порох... это уже скорее из мальчишеского озорства, чем для профилактики.
Итак, противник был деморализован и развеян по ветру, так что мне не оставалось ничего иного, кроме как вернуться домой. Там меня с нетерпением поджидал уже вернувшийся восхитительный Очучы, одобрительно курлыкавший в лаве.
Руки потом дрожали ещё неделю, мешая уснуть... Ночью же, когда я провалился в какую-то странную полудрёму, мне привиделось, как вхожу в лаву с чердака, чтобы забрать свою пару замечательных полукровок.
За спиной кто-то таится. И этот кто-то сопит простуженным носом, будто особо и не заботится, чтобы остаться незамеченным. Я резко оборачиваюсь и вижу глубоко посаженные очки двустволки... Они уставились мне в лоб, словно выискивали местечко поудобней, куда отрыгнуть свою запыжёванную огненную пищу.
Кто держит ружьё, не видно. Только голос отчётливо чеканит слова в мальчишеском мозгу:
- Отдашь полукровок, останешься жив, не отдашь - быть тебе, Славка, мертвее мёртвой кобылы!
Сон сном, но я тогда ещё даже подумать успел, мол, почему это мёртвая кобыла, а не, скажем, осёл? Отчего, зачем?
А потом из полумглы перед лицом появилась ладонь с корявыми, как ветки на старой яблоне, пальцами. Указательный перст погрозил мне, потом поманил к себе и отломился с характерным звуком взводимого курка... Пальцы стреляют?
Было раннее воскресное утро. За окном пропел соседский петух, заквохтали куры во дворе - значит, мама уже встала... Как всё-таки хорошо, что я вчера пальнул холостыми... А если б дробь случайно попала в ногу, тогда детской комнаты милиции точно не миновать. Или того хуже... Мне же как раз исполнилось четырнадцать... А с этого возраста уже и "самый гуманный в мире" советский закон становится суровым...
Потянулся, побежал к рукомойнику, потом к столу. Шаньги ещё дымились, а молоко отдавало теплом. И не было в тот момент никакого более счастливого во всём белом свете, чем я. И в самом деле, никому больше не приходило в голову отобрать у меня голубей или деньги, воспользовавшись отроческим возрастом.
А через несколько месяцев я получил красивый конверт с заграничными марками возле чуть размытых почтовых штемпелей. От конверта пахло какими-то восточными специями и солью. Адрес был написан латинскими буквами... но почти по-русски: "USSR, Uliyanovskaya oblast, Dimitrovgrad, ... , Saleevu Slave". Когда вскрыл конверт, то обнаружил внутри фотографию Артурыча в тельняшке, на плече которого сидела обезьяна, с виду - мартышка из иллюстраций к басням Крылова. Внизу было подписано: "Bombay, 196Х ", а на обороте: "Славка, жизнь - это Большой Спор! Я знал, что ты справишься... Твой Георгий Артурович".
* - очучы (татарск.) - лётчик;
** - малай (татарск.) - мальчик;
*** - "Катенька" (сленг) - в некоторых кругах так в советские времена обозначалась купюра достоинством в 100 рублей;