Чваков Димыч. Кафе поэтов, сборник, часть вторая

Кафе поэтов, часть вторая

Сосчиталочка, версия

Дастархан и три бастарда,

восемь кошек, пять собак,

пять с полтиной миллиардов

и классический абак,

двадцать шесть азербайджанцев,

семь камелий и камин,

два весёлых иностранца

с распрекрасной картой вин,

золотой осёл с сеченьем

тоже, в общем, золотым -

всё одной цепочки звенья:

просвещения плоды!

Сорок банок гуталина,

спирт этиловый... вполне,

четверть барреля бензина,

прошлогодний в вёдрах снег,

миллион в одной корзине,

блюдце с синею каймой,

ключ из золота, но в тине...

...и Жофрей Оссейн* хромой,

одноногий повар Сильвер,

гномов хитрых семь голов,

быстроходный чайный клиппер,

рому чистого галлон,

Кабаниха с местью в сердце -

на скаку коню дерзит,

десять афро-иноверцев -

очень мёртвые на вид,

сорок пять сыров швейцарских,

контрафактные часы;

раздают лаваш аварцы

далайламовцам босым,

тридцать витязей прекрасных,

далматинцев больше ста,

гейши три, на всё согласных

да с Изольдою Тристан.

Хорошо играть в квартете -

первой скрипкою греметь:

двадцать девять междометий

и разбуженный медведь,

тридцать восемь попугаев,

трижды замшевый пиджак,

дважды "мама дорогая",

волчья стая и вожак,

восемь фабрик музыкальных,

сто четырнадцать певцов -

то-то рэп звучит брутальный

в стиле поповых жрецов;

пятьдесят шагов до славы,

популярность - пять секунд,

на крылечке змей трёхглавый

да жестокий русский бунт,

шестьдесят четыре клетки

для "бразильских обезьян",

две Лолиты-малолетки -

курят летошний кальян,

три рубля в инфинитиве:

спонсор бросил мой проjект...

"Миссисипи - гордый ривер" -

суть избитого клише.

* - Жофрей Оссейн - здесь автор намеренно путает актёра Роббера Оссейна с его героем - Жофреем Пейраком (к/ф из серии "Анжелика...");

Явленье божественной формы, версия

(посвящение лирику)

Устал уста сомнением ласкать

и принимать сомнение за ласку.

В гримасу смят мучительный оскал,

похожий на божественную маску,

как призрак ночи на рассвет похож,

или роса - на призрак бриллиантов.

Слова любви подчас - святая ложь,

а ритмострой - явление таланта.

Ты форму чтишь, как гренадёры честь,

порой о содержанье забывая.

На том стоял намедни, да и днесь -

куда важнее музыка живая,

чем фонограмма, минусом вокал,

а плюсом музыкальная дорожка.

Мне автор слов когда-то намекал,

что вроде ж дорога к обеду ложка.

И этот стиль не стоит вам крушить,

я соберусь в своём законном праве

и встану на пути нелепой лжи

в какой-нибудь повышенной октаве.

Сломать меня? Но только не теперь -

я лаской рифм на строфы разлинован,

и открывают не врата, а дверь...

да и не в рай, а в бурный грех алькова!

Направление - Саратов

Я грешный мир выцеливал сто лет,

а выбирал - сто тысяч перед этим...

Мне не поспеть за скоростью комет

и я сижу в Саратовской карете.

А дым с полей - как розы аромат -

доносится по утренним оврагам,

и месит степь воинственный сармат,

и Волгу пьёт бурлацкая ватага.

И по краям виньеточных цветов

дурманят пчёл пушистые тычинки,

и воздух снегом чепчиков готов

украсить сон нечаянной картинки.

Мой путь лежит подальше от Москвы

и Петербурга - северной столицы.

В степи поёт разнузданный ковыль,

вплетаясь в скрип алмазной колесницы.

Кафе поэтов-11

Кафе поэтов, заварной Бизе -

не то танцор, а может, композитор -

засунул пальцы тонкие в розет-

ку-ку, мон шер! - всех удивив визитом,

взошед на сцену, будто в лавку слон,

хватив ногой по полу толстопято;

посуду бьёт, а золотой дублон

оставит за разбитое в оплату.

Хрипит бармен, хватив горячий спирт,

его с глинтвейном спьяну перепутав.

Струит торшер фотонный эликсир,

инертностью подсвечивая люто.

Дрожит в часах рояльною струной

застрявшая неистовая стрелка;

в бокалах ядом пенится вино,

а в колесе на стойке стойко белка

бежит вперёд уже который час...

- Который час? - спрошу-ка у поэтов.

Никто из них не стал мне отвечать.

Кафе поэтов. Перепутье. Лето.

Кафе поэтов-12

В кафе поэтов скука, вечер, пыль,

вино засохло пеной на паркете -

имажинист цимлянское разлил

пятном хмельным в подмоченной анкете.

Эстрада - будто жёлтый дирижабль

под рампою в дымах степных пожарищ,

горящих героических держав

обоих неуклюжих полушарий -

софитами в пространство вплетена

не слишком-то весёлого контента:

веретено, вигонь, уто'к, канат:

удавки православная аренда.

У половых семь пятниц на кону,

они несут себя, как будто павы.

Фронтмен на сцене знатно стрессанул,

дав петуха почти на пол-октавы.

Два футуриста давят на троих

с соцреалистом четверть самогона,

им акмеист закуски накроил

и двести граммов заслужил законных.

Плетут тенёты гнутые крючки

вязальных геральдических традиций,

и засланные ноют казачки,

лишённые вербовочных амбиций.

Им вырвал жало бледный символист,

играющий на нервах, как на скрипке:

завидев казачков из-за кулис

и врезав им ламбаду по ошибке.

Пропивший всё поэт, любитель карт

принёс товар на бартер мыльно-рыльный.

Распущенный слонялся авангард.

Кафе поэтов. Скучно. Вечер. Пыльно.

Кафе поэтов - 13

Кафе поэтов. Утренний надой

отправлен оптом в кофе-капучино;

кричит бариста: "Хватит! Миль пардон!"

Без всякой выдающейся причины.

проснулся классик пьяный с дамой пик,

хотя ложился с барышней бубновой -

назвался груздем, так теперь терпи!

Тиснёный лист бумаги разлинован,

на нём девиз нетвёрдою рукой

вчера здесь вывел кто-то из тусовки:

"Нирвана - есть классический покой

без вывертов, коленцев и рисовки!"

Но не читал девиза мелкий бес,

в ребро вселившись местному жуиру.

Тот, начертав восточный арабеск,

уподобляясь Вильяму Шекспиру,

открыл театр магических теней,

набрав в него поэтов и мещанок,

на переправе поменял коней,

двух кучеров и несколько служанок.

В кафе сегодня кофе с молоком

разводит лучезарная бариста.

Я с нею был накоротке знаком,

ну, и она со мною в поле чистом

не раз встречалась в образе змеи;

меняла кожу, взгляды, сны и вкусы.

Гнездо поэтов. Вместо колеи

к нему ведёт почти слепая Муза.

Кафе поэтов - 14

Безродный пёс залаял во дворе,

в кафе поэтов родилась интрига:

философ заявил, мол, это бред,

коль по проспекту движется квадрига;

в коляске клоун - жуткий лицедей,

конями правит сонная тетеря,

а на запятках вор и прохиндей

по прозвищу "Случайная потеря".

"Сенеке" возразил хожалый хлюст,

проснувшийся в подсобке у бармена

мол, что гадать, когда проспект тот пуст...

И эхо отозвалось вдруг рефреном:

- Квадрига едет - в этом и прикол! -

презрев века, условности прогресса.

В античности сокрыт особый толк,

который прогремит по ходу пьесы.

Вы, нынешние, нутко - подсоби:

рвани по ходу этого движенья,

клубок противоречий и обид

назвав - конкретно годною мишенью...

В кафе поэтов шум и тарарам,

поднялся гвалт, какого не видали.

Квадрига - подсознания таран,

в ней кони - инфернальные детали.

Вопил один красавчик символист -

мы, дескать, производные от бога,

красоток рисовал поэт-кубист

и за овалы тех красоток трогал.

Вплетал слова в замысловатость рифм

объевшийся слегка шакер-чурека

любимец муз и повелитель нимф,

предшественник счастливого кам-бэка.

Лишь дворник, обкурившись анаши,

гонял чертей нетрезвых вдоль аллеи.

Кафе поэтов. Золотом расшит

и на закате яхонтом алеет

рекламный постер - редкий экземпляр,

приклеенный булавками к забору.

Под переборы таборных гитар

стихи стареют и стихают ссоры.

Кафе поэтов - 15

Сермяжный смысл дождём весёлым смыв,

переливалось перламутром лето.

Переоделись к ужину послы -

сегодня все они в кафе поэтов:

конкретный раут или, может, бал;

приехали "наташки" из Ростова,

приехал также комик-экстремал,

волшебник канонического слова.

Суфлёру в будке сунули словарь

испанского и даже суахили -

не слишком-то удачный инвентарь,

да плюс в залоге - полновесный шиллинг.

Мелькают дамы в стиле декольте -

красавицы, любезницы, кокотки.

На сцене кто-то крутит фуэте,

а дипломатам не хватает водки.

От маргиналов тянет суетой

подножного подкожного гниенья,

но на столах-то фуа-гра зато,

хамон, лимон и колбаса оленья.

А между тем - мерещится скандал

в бильярдной, где затеялись в "девятку".

Какой-то хлыщ поэту в рыло дал

и получил по рылу очень кратко.

Имажинисту, впрочем, нипочём -

не пронимает мордобой поэта,

а карме это копится в зачёт.

Сияет ярким перламутром лето.

Кафе поэтов. Жареный скандал.

Суфлёр из будки раздражает храпом.

Последний дипломат "в бою" упал,

а предпоследний - по проспекту драпал;

он с перепоя позабыл слова,

и этим обстоятельством смущённый,

взатяг без спросу молча целовал

эскортных напомаженных девчонок.

А те решили - хватит, мол, шалишь! -

здесь не пройдут коварные сексисты!

Посол-мосол сорвался с цепи, ишь!

И по мордасам дали интуристу.

Кафе поэтов. Лето. Перламутр.

Открыты карты с прикупами вместе.

Суфлёр умылся кружевами сутр,

эскорт украсив кружевами лести.

Кафе поэтов - 16

пробуждение

На свету сгорело лето,

осень тучами прикрылась,

от заката до рассвета

затянув на шее вырез.

На кону четыре ветра -

лепестки альпийской розы.

Солнце блики сеет щедро,

не стесняясь передоза.

Улетели тучи в пропасть,

развиднелось не на шутку.

Тут уже почти Европа...

Объявляется побудка.

За роялем дремлет отрок,

что назвал себя тапёром.

Он вошёл походкой бодрой,

притомившись очень скоро.

Рядом, кажется, солистка

погорелого театра.

Удивительная киска -

пациентка психиатра.

Спит бессонная тетеря;

всю-то ночь куплеты пела

про любовь и дальний берег

и про старого Акелу,

что внезапно промахнулся

и ушёл в туман порока,

там, конечно, сбился с курса

у далёкого порога.

Неприкаянный народник

рифму ищет, безутешный;

он в кафе ворвался в броднях -

наследил чудила грешный.

Кофе варят капуцины -

им эспрессо как-то ближе.

Насосавшийся глицина,

ксёндз приблудный сахар лижет.

У него сегодня праздник

беспримерного служенья.

Баснописец пишет басню

про застой воображенья.

Десять молодцев поэтов -

близнецов посконной рифмы,

приоделись в стиле ретро.

На салфетке логарифмы

без конца себе выводит

репетитор - жёсткий ментор.

Заблудился дядя, вроде,

и теперь - почти легенда.

Самовар в порядке бреда

насвистел "Полёт валькирий".

Утра плен. Кафе поэтов.

На ногах - как будто гири.

Кафе поэтов - 17

Случается, тут пьют не только кофе,

но даже ещё очень кое-что.

Здесь чей-то втуне пропадает профит,

но всякий раз богат для гостя стол.

Я кое-что смешаю с чем попало,

а после кислой вишенкой заем -

гораздо лучше, чем лежалым салом,

да и похмелье будет без проблем.

Схвачу клубок из нити Ариадны,

по лабиринту пару вёрст пройдусь,

где Минотавр гуляет деликатно,

и царь Минос распространяет грусть.

Ну, а в кафе - весёлая движуха,

гламурная с обеда карусель.

Судьба-злодейка - ни пера, ни пуха! -

во всей своей языческой красе

ломает представленья о поэтах,

сжигая в царство божие мосты.

Ждут нас в кафе за интерьером ретро -

вербальные модальные пласты.

В нём убран зал, подсобка с вестибюлем.

И вновь гостей готовятся встречать

друзья поэтов, что быстрее пули

и даже ярче "лампы Ильича"...

Сияет, как звезда, фонарь над входом,

заманивая дев на огонёк.

Кафе поэтов ярче год от года -

венок сонетов больше, чем венок!

Кафе поэтов-18

Кафе клубилось сливочным пломбиром,

растопленным с клубникой в хрустале.

А рядом лира предлагала миру

пустой патрон в тугой кордебалет,

поставить в позу "жёсткая осечка",

с надрывом извлекая ноту си...

Твоё опять не ёкнуло сердечко,

и снова ты до дома на такси

добраться хочешь, милая, так странно,

как будто нет меня в твоей судьбе...

И стонут-воют на безрыбье Канны,

и волны бьются Ницце в парапет,

преследуя мечты моих желаний -

для режиссуры тридцать вёрст не крюк -

и пляшет жизнь движеньем на экране,

в котором я разлуку утоплю...

В кафе затишье. Видно, перед бурей

здесь бьётся сердце Ницше и Буске*.

Седой имажинист сигару курит,

забывшись в упоительной тоске.

Метафор строй ведёт его к наградам,

как путь Наполеона к мышьяку.

Поэты, либералы, демократы -

довеском к ледяному сквозняку -

периметр зала холодят тревогой,

ломая тени от унылых свеч.

Кафе поэтов - нам привет от Бога,

а бонусом к нему - родная речь!

* Жоэ Буске - французский поэт первой половины XX-го века.

Кафе поэтов - 19

Желтело с проседью авто'

на амальгаме переулка;

ему трюмо, сияя в тон,

в окно звенело страстью гулкой

по тротуарам, тупикам

и проходным дворам из детства.

Фартит удача дуракам,

на пруху расточая средства!

Под потолком клубился дым

дыханьем чувственным кальянов,

туманом с желтизной седым -

подбрюшием аэропланов.

За барной стойкою кумир

из ныне признанных поэтов

посудой мытою гремит

в сопровожденье силуэтов:

его герои там и тут -

пьют с посетителями водку

или по адресу идут

неторопливою походкой,

куда послала их судьба

в лице задорных неофитов.

Кафе поэтов - не кабак,

а заведение главлита!

Кафе поэтов - 20

"Обманом жить вполне логично,

когда весь мир безбожно лжёт.

Но врать прошу вас поэтично

и нежно, как яйцо пашот, -

так говорил нам виночерпий,

учитель и большой мудрец. -

Приветит ласково Эвтерпа

того, кто истинный творец".

А мы не так ему внимали,

как он, хаким, того хотел...

В кафе немало аномалий

среди давно увядших тел:

в них мысль живая так и бьётся -

куда потугам молодых!

И в них такой фонтан эмоций,

что может напоить сады

на всю Вселенную метафор,

на тьму гипербол, сонмы рифм...

В кафе полно'чь. Гуляет табор:

певец степей, обнявший гриф,

поёт романс своей зазнобе,

а бэк-вокалом целый хор -

любви кочующее лобби.

Куда бы ты ни кинул взор,

кругом сплошные обниманцы

и несказанный позитив.

Кафе поэтов. Песни, танцы...

Ну-у-у... и вербальный креатив!

Кафе поэтов - 21

Здесь вам совсем-таки не тут!

Здесь покоряют ритм и рифмы,

здесь "аллилуйю" не поют

в границах строгой парадигмы,

импровизируя легко,

как бы волнением перкали,

паренье влажных мотыльков,

бал наутилусов в бокале.

Здесь вам классический уют

и танцы, кстати - до упада,

тут водку с пивом подают,

а не коктейль "синьки' за МКАДом".

Свободный гений и поэт

здесь суету метафор множит,

рифмуя с "ретро" "табурет",

а с "вожаком" рифмуя "вожжи".

Кафе поэтов здесь, мой друг,

а не гештет валькирий Рейна,

здесь даже Шелли б кушал с рук

микст Прометея с Франкенштейном*.

Кафе поэтов, модный круг

самозабвеннейших поэтов -

как прапор жизни на ветру,

что в пику мрачному гештету!

* Перси Шелли - английский писатель, поэт и эссеист. Один из классиков британского романтизма. Был женат на Мэри Шелли, написавшей готический роман под названием "Франкенштейн, или Современный Прометей".

Кафе поэтов - 22

Закат свалился птицею к ногам

и замер в тёмном логове алькова...

Я зарядил вслепую свой наган -

теперь был для прогулки упакован.

Где отгремели давние бои,

кафе поэтов светится огнями,

жаль, GPS на выселках сбоит.

Где циркуль управляется с конями,

как коновал с дипломом от сохи,

там тёмный лес нечитанных нотаций,

тусовка под легендой "евро-хит"

и пара захмелевших папарацци.

Теперь не то, чем здесь кичились встарь,

когда в кафе гулял весёлый ветер,

был слышен хор гитар, и пономарь

стыдливо прятал в цыпках руки-плети,

подыгрывая солнечным лучам,

гуляющим по колоколу гулко;

в кафе ж сгорала бледная свеча

предтечей затянувшейся прогулки.

Зайду туда, где теплится душа

отпето-оттанцованных злодеев:

полшага влево, вправо полный шаг,

а в голове колышется идея -

прочесть сонет Шекспира. So, нет -

прочту, пожалуй, "повести печальней",

пока здесь ищут истину в вине,

её же обходя дорогой дальней.

А мне навстречу выйдет муэдзин,

как суфий, героически раздетый,

в морщинах преждевременных. Вблизи

похожий на руины минарета.

Сегодня день Хайама с Низами,

все футуристы отошли в сторонку,

исчерпав на новации лимит,

на птичий серебристый голос звонкий.

Лишь я один - с большой дороги чел,

поэт непоэтических эмоций -

за стойкой отмечаю время "ЧЕ",

где сердце термоядерное бьётся.

Кафе поэтов-23

Сегодня ночью знатный маскарад

в кафе поэтов объявили громко.

Вскричал романтик: "Ох, ужель пора?!"

и обрядился в нищего котомку.

Под Арлекина пьяный символист,

понюхав чеснока и кокаина,

принарядился. Трезвый колумнист

лицо измазал афро-гуталином.

Внезапно вездесущий эпигон,

с себя сорвав жабо, сюртук и боты,

поставил всё имущество на кон,

усевшись у рулетки в позе "лотос".

Ботфорты подвязал Наполеон

под самые лохматые подмышки,

ему под стать и Пат, и Паташон,

и Айболит с залеченной мартышкой.

Они гуртом уселись за рояль

и в восемь рук да три здоровых лапы

сыграли кислый блюз "Немного жаль",

а пепел от сигар сбивали на пол.

Был у рулетки небольшой скандал

потушен, не успевши разгореться:

крупье магниты в ботах увидал -

у пародиста прихватило сердце.

Прополз с ведром усталый эпигон,

недавно он прислуживал баристой,

но преступил неписанный закон

и в половые был отправлен быстро.

Крутился шар под крышей. Голубой

и не совсем понятный дамам гений

читал стихи, что он лихой ковбой

и пел фальцетом: "Сени мои, сени..."

Косматый пёс породы дворовой

валялся под ногами у поэтов.

Кричал Наполеон себе: "Браво'!",

оставив блюз частично недопетым.

Немного жаль, что блюз "Немного жаль"

я не услышал до конца с начала.

А эпигон подавленный сбежал,

и это меня сильно удручало.

Кафе поэтов - 24

В кафе с утра царила суета -

встречали прежних лет лауреата.

Все заняты стоячие места,

сидячие - заполнены по блату.

На сцене стол. Притихший микрофон

молчит, как окунь, в род воды набравший;

не смеет без президиума он

всем рассказать о дипломанте нашем.

Явился гранд сиянием в дверях,

и тут пошла конкретная движуха,

зал получил вербальности заряд

и с одобреньем в такт в ладоши бухал.

Поэзии незримые отцы

толпились в виде яркой голограммы,

секретари звенели в бубенцы

и сыпали в фейсбуки криптограммы,

мол, то да сё - мотнёю по столу -

у нас здесь, типа, классное веселье:

ростовская Натаха на балу

в жемчужном натуральном ожерелье,

агент Орфей с красавицей женой

по имени совсем не Эвридика.

Певца привёл усиленный конвой,

приняв его костюм за придурь фрика.

Гуляют между столиков коты

классической египетской породы,

элитный шеф колдует у плиты

без поддержанья сурдоперевода,

хотя рождён в местечке Сен-Дени,

а не в Перми, не где-нибудь в Мытищах.

Дерзит не часто, бог его хранит -

проблем и драк он с местными не ищет.

Продюсер - разворотистый мужлан

со стрижкой записного идиота -

послал спроста английского посла,

его назвав "конкретной сукой в ботах".

Его словам внимал один пацан,

секьюрити, приехавший из Тулы,

и на лице оставил пол-лица -

английского посла как ветром сдуло.

Ушёл он по-английски, в полный рост,

не кланяясь безмозглым пулям-дурам,

а умницей-штыком сносило мозг,

кровило со штыка на партитуры.

Оркестр - джаз-банд играл тот самый блюз

"Немного жаль" из жизни демократов,

и рассыпал от тараканов дуст,

и говорил, мол, "это вам за брата!"

под Ленина заточенный двойник

в кладовке, где пока хранятся вина...

И он, подлец, к креплёному приник,

а вот сухое с гордостью отринул.

Повторно в воды времени вошедший

навеяно стихотворением Лилии Тухватуллиной "И снова о слове"

Отъехавшим давно на берег моря

я вторю заполошною волной,

и криком чаек безутешно вторю,

и развожу цикутою вино,

и поздний вечер в утро превращаю -

на мясорубке времени кручу

те самые кривые крики чаек,

которые есть отголоски чувств.

Повторно в воды времени вошедший,

молчу, как рыба, битая об лёд.

Я - джинн, ифрит; я - tsar, я - super magic,

краюха хлеба я в голодный год!

По мне струят своё движенье воды.

Похожий на песочные часы,

я у эпохи принимаю роды,

как виноград рождение лозы.

Умчавшимся когда-то к горизонту

пою ноктюрн на грифе проводов

на берегу языческого Понта -

в благоуханье скверов и садов.

Моя печаль светла, как будто марля -

застирана подёнщицей до дыр;

хрустит чересполосицей крахмальной,

помехами будируя эфир.

Свихнуться на классике

radio mix

"Двое в комнате: я и Гамлет..."

Любовь Бурель

Подобрался к нам как-то Клавдий,

морда красная, нос в капусте...

Сорос ласковый не в накладе -

грант шинкует со щами густо.

Друг Гораций свиней разводит

и лохов, ну куда без них-то!

Бузина растёт в огороде,

ну, а в Киеве - вуйко бритый.

Тараканище с комбижиром

полирует хитином якорь.

Нет, сегодня не убежим мы,

мой судимый товарищ Яго.

Да и как тут уйти, родимый,

если вороны вьются тучей?

Нет, сначала здесь поедим мы

по-корейски... Муму не мучай!

Прибежит поутру Гертруда,

кот чеширский сидит подмышкой:

а улыбка от Голливуда

ох, зубастая! Даже слишком.

Скажет: "Мальчик, пора в дорогу!

Фортинбрас-то не знает броду".

А Офелия-недотрога -

раз пятнадцатый в ту же воду.

Шейлок ссорится с Лиром-папой,

дочерей разметало время -

то ли крутит их по этапу,

то ли лупит лопатой в темя.

Над Вероною ясный месяц

похотливо серпом поводит;

о Монтекки известно прессе,

что Ромео ужасный модник.

Капулетти тому порукой

и Облонские, вроде, тоже.

Всё смешалось в коктейльных муках -

плюс котлеты и мухи, боже!

Публикуют газеты сводки,

отметая отходов груды.

Я и Гамлет, из бреда соткан!

Это, братцы, такое чудо!

Между классикой и модерном

новое прочтение

царит прикорм сверкающих амбиций -

как домино из тени и слюды;

не стать поэтом смогут единицы

презревших пресс не творческой среды!

(из виртуальных заповедей поэтов-модернистов)

Играть словами - не сказать, что просто,

хотя, казалось, в сущности - легко;

и рифм, и ритма безнадежный остов

с банальностью - приманкой дураков -

довлеет, безусловно, над сознаньем,

не возбуждая в думах новизны...

Мимозы, розы, три цветка герани -

в них образы почти обречены,

когда ты мыслишь, будто бы Петроний -

"Сатирикон" не писан до тебя...

И на его антично-древнем фоне

восторженные зрители вопят,

не различая глубины аллюзий,

питающих поэта круглый год.

И не понять провинциальной музе,

о чём молчит воды набравший в рот

печальный модернист, убитый горем -

кругом избитость, пошлая как фарс.

А мы мещанству машинально вторим,

мол, простота - основа всех лекарств.

Отбивное

(поэту)

Я гвозди бил -

как слоги в слово

иной оратор свысока,

но упредил

фискальный клоун,

мол, не ко времени пока:

закат кровав,

и плохо слышно

твои нескучные стихи.

Коль мир - удав,

сам Махавишну

задумал сеять* новый хит.

А кровь на свет -

свинцовый сурик -

на глине вытоптанный снег...

...во цвете лет

блаженной дури -

как сок берёзы по весне,

готовый слёзы лить в надрезы

по желобкам небытия...

Я гвозди бил, я правду резал,

и ядом лжи насытил яд

непогрешимости видений,

неотвратимости любви...

...когда ко злу с непротивленьем,

тебя несложно раздавить...

Я гвозди бил,

как буквы в слоги

иной оратор забивал...

Поют рабы

и бродят соки,

и расцветают дерева';

жаль, ритма слушать не желают -

его сбивая, бьют под дых...

Но рифмы соберутся в стаи,

во-первых, ну, а, во-вторых,

противолодочным зигзагом

потом рванут за облака -

там ни к чему марать бумагу,

поскольку времени река

течёт неспешно вдоль нирваны

и, Ойкумену обогнув,

те стаи примет без обмана

и соберёт потом в одну.

* Говорят, что Махавишну находится в Причинном Океане, или Каранодаке. Взглянув на нее, он з а р о н и л семя этой материальной вселенной в Махамаю.

Поэт за изучением явлений природы

Увидев землю в створе двоеточий,

её за время жизни не познав,

проверил мир классический на прочность,

а в мире этом буйствует весна,

готовая порвать себя на части

в экстазе всеобъемлющей любви -

как будто лето здесь проводит кастинг,

улыбку солнца тенью искривив.

Увидел землю в телескоп аллюзий

по буйству красок понял, что спасён.

Поэт поэту приготовил смузи -

у всякого поэта свой резон! -

из рифм неявных собирая пазлы

да ритмикой разбавив плотный мусс...

И солнце шло на осень - чуть не гасло,

а прикуп жёг огнём червовый туз!

Раздача карт закончена, забудьте,

лимит исчерпан - разве не "увы"?

В который мы подобрались к сути,

шумел камыш, и плёл капкан ковыль.

Земля опять в который раз родила

какой-то небывалый урожай.

Твоя рука куда надёжней тыла,

тугая, как метафоры, вожжа.

Комментарии: 22, последний от 26/07/2024. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 18/11/2022, изменен: 29/01/2023. 40k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2
Аннотация: То, что не попало в первый сборник этого "кафе"

Чваков Димыч : другие произведения.

Кафе поэтов, сборник, часть вторая