Весна 1976-го года, матмех Питерского Университета, Васильевский остров с его многочисленными котлетными, пельменными, пирожковыми, рюмочными и удивительно культурными столовыми, где обязательно имеются порционные блюда под заказ, а салфетки и ножи на столах просто поражают воображение скромных детей провинции. Город Довлатова и Бродского, Кукина и Клячкина, с полуподпольными концертами бардов в клубе "Восток", что в ДК имени Ленсовета, спектаклями в БДТ с САМИМИ, тогда ещё не переехавшими в Москву Юрским и Олегом Борисовым. Это нечто, доложу я вам!
В один из солнечных весенних дней в аудиторию к нашему курсу, на лекцию по математическому анализу нагрянула делегация из "Ленфильма". Ассистент, маскирующийся под симпатичную юную леди годков, этак, двадцати восьми с полтиной, объявил - завтра в главном здании Университета, которое расположено на "стрелке" Васильевского острова рядом с ростральными колоннами, будут проводиться съёмки революционно-патриотического фильма "Доверие". В роли Ленина - Кирилл Лавров.
Эпизод выступления Ильича на съезде Советов, когда была сказана историческая фраза о том, что большевики подобрали валявшуюся на дороге власть, по всем канонам, лучше всего снимать в актовом зале Смольного института, где данное выступление и происходило. Но вот беда - во второй половине 20-го века историческое здание, как и собственно зал, сияло мемориальными досками, будто начищенный самовар, поэтому для съёмок выбрали главный корпус Университета. Тем более что - два вышеназванных помещения похожи друг на друга, словно "близнецы-братья", но университетское более соответствует требованиям киношников.
К вышесказанному было добавлено следующее: желающие могут принять участие в завтрашней съёмке с освобождением от занятий. Добровольцам для массовых сцен предлагалось записываться у ассистента. Много ли вы видели студентов, которые упустили бы козырный шанс откосить от учёбы? Я, наверное, несколько меньше. К концу так называемой лекции выяснилось, что сниматься хотят все, кроме, пожалуй, студента с красноречивой фамилией Шраго. Он предпочитал поумничать с профессором Лебедевым, у которого состоял в любимчиках. Флаг ему в руки, как говорится... И барабанные палочки на шею. А мы, те, которые, хотят поспособствовать своими невероятными актёрскими способностями отечественному кинематографу, уже предвкушали славу кинозвёзд хотя бы среди родных и близких. Тем более - ещё и по три "ленфильмовских" рубля за массовку заплатить обещали.
Спустя годы мне, наконец, удалось установить, студент Иосиф Шраго действительно не жаждал сниматься в историко-патриотическом фильме. Но вовсе не потому, что отправился на рандеву к профессору Лебедеву. Он просто закосячил, как и полагается вполне добропорядочному студенту, и гулял по своей программе. В совершенно отдельном месте, с совершенно иными, нежели киносъёмка целями. Но это к слову...
Наутро возле факультета на 10-ой линии Васильевского острова длинной вереницей выстроились "ленфильмовские" автобусы. Настроение было, как на Первомайской демонстрации. Для начала нас повезли на киностудию, чтобы в гримёрной преобразить в революционный люд той далёкой поры катаклизмов и социальных бурь. Меня одели в отчаянного матроса с огромной деревянной кобурой от маузера на боку. Ремень оказался настолько длинным, что кобура почти волочилась по земле. Приходилось её придерживать, дабы не поломать подотчётный инвентарь, за сохранность которого я расписался в специальной ведомости. Бушлат оказался достаточно просторным - туда бы при желании можно было запихать половину моей учебной группы, а фуражка, наоборот, мала (она то и дело сваливалась с головы). Но затруднительные обстоятельства ничуть не смущали - главное, что ты будешь потом секунды две блистать на экранах кинотеатров страны, если, конечно, подлый монтажёр не вырежет эти кадры.
Так вот, придерживая одной рукой кобуру, а второй бескозырку с волнительными золочёными тиснениями "Стерегущий" на околыше и ленточках, я и влез в автобус. Затем нас привезли к главному зданию Университета и провели в актовый зал. Там уже вовсю трудились осветители, да и прочий киношный люд сновал туда-сюда. Массовку разместили под строгим оком ассистентов по актёрскому составу. Началась репетиция. Нам рассказали, как мы должны себя вести в процессе выступления Владимира Ильича. Задуманное режиссёром очень быстро получилось - буквально с полтычка. Уж, выражать-то общий одабрямс мы приучены с детства!
Пора бы и снимать, но Лаврова пока нет.
Киношники бегают по рядам и просят поинтенсивней курить, чтобы атмосферу того времени донести до будущих зрителей. Студенчество, разодетое в солдатские шинели, матросские костюмы, кожанки и красные косынки (это к девчонкам относится) с удовольствием принялись за дело. С сотню топоров повисло над аудиторией. Атмосфера получалась нужная, можно сказать, вполне революционная. Однако Ленин всё ещё задерживался. Возможно, в Разливе заблудился в стадах молочных финских коров. Дело-то к обеду шло, а к съёмкам толком и не приступали.
Тут режиссёру одна затея в голову пришла. Нужно из массовки человека выбрать, который в полном соответствии со сценарием должен пару вопросов Ильичу задать. Я не знаю, по какой причине, на эту роль никого со студии не взяли. Может, заболел нужный актёр или страдал похмельным синдромом. Но только для эпизодической роли выбрали парня из параллельной группы по имени Серёга. Вероятно, его внешний вид и длинные русые волосы чем-то подкупали режиссёра. Сергей одет был в куцую шинель, папаху с красной ленточкой и обмотки на разбитых ботинках (возможно, они ещё в Первую мировую месили грязь на Германском фронте).
Я как раз рядом с Серёгой сидел. Меня новое обстоятельство нашего кинодебюта несказанно вдохновило, ибо массовка - это труд неквалифицированный за трёху, а эпизод - совсем другое дело, тут уже иные расценки. Не меньше тридцати рублей - знающие люди врать не станут.
Итак, тридцать рублей, которые светили моему хорошо знакомому соседу, придали новый экзотический аромат нашему бессмысленному сиденью в зале. Я придвинулся к Сергею поближе и намекнул, что неплохо бы впоследствии, как-то правильно использовать падающий с неба заработок. Тот не возражал, занятый изучением роли, которую ему дали. Сергею пришлось раз двадцать произнести этот текст после выстрела хлопушки перед носом, прежде чем режиссёр вяло сказал:
- Никуда не годиться... Может, заменим потом. А пока давайте отснимем общие планы.
Камера застрекотала. Сигаретный и папиросный дым сизой тучей наваливался на активно шевелящуюся массовку, придавая ей вид растревоженного улья, который освобождали пчеловоды с целью завладения мёдом. Всё шло хорошо. Но тут режиссёр заорал:
- Стоп! Что это за ерунда? Чего вы со своим "Мальборо" в кадр лезете?!
Фраза адресовалась толстенькому грузину с нашего курса, выданным на студии костюмом явно напоминавшим боевика из команды неистового Кобы, которая громила Тифлисские и Горийские банки с целью экспроприации денежных знаков на нужды революции. Грузин обиделся:
- Дарагой, я, может, из Амэрики приэхал, чтобы Лэнина пасматретъ... Зачэм нэрвничаешь?
Режиссёр махнул рукой:
- Всё, можете пока пообедать. Сбор через час.
Народ дружно повалил к выходу.
Представив себе, какие очереди ожидают нас в университетской столовой, мы с Сергеем решили выбраться на улицу. Наша гражданская одежда осталась на "Ленфильме", поэтому приходилось идти в свет, в чём мать родила - в киношных костюмах. В ближайшей пирожковой сознательные граждане пропустили двоих революционеров без очереди, ничуть не удивившись нашему достаточно экзотическому виду. Всё-таки город трёх революций!
Только двое подвыпивших граждан прокомментировали из тёмного угла:
- Началось опять, теперь снова всё отберут...
- А у тебя есть чего отбирать? Нам-то, собственно, всё индифферентно - как пили, так и пить будем.
- Нечего отбирать, говоришь? А мою чистую... как спирт... совесть? Это тебе что, кот нагадил?
- Точно, Трофимыч! Совесть нельзя никому... Давай дёрнем за неё, не чокаясь!
После сказанного тоста кристальные, будто водка одноимённого завода, господа задубили остатки портвейна мутноватого Агдамского разлива и отправились за новой бутылкой.
После сытного перекуса мы с Серёгой выбрались на улицу и потихоньку пошли в сторону Университета. Дружественная бабуля, попавшаяся нам навстречу, перекрестила "революционный патруль" и спросила:
- Когда вы уж этих толстож... гадов из Ленсовета выгоните?
- Не переживай, мамаша, - сказал Серёга, - вот только пивка выпьем, и пойдём давить чиновников!
А что, пивка было бы неплохо. Подошли к ближайшему ларьку. Помните Довлатовский рассказ, как он в костюме Петра I пиво пил? У нас получилось весьма похоже. Жаль только, в этот момент ни одного фотографа или оператора, чтобы запечатлеть сцену распития подогретого пива двумя отъявленными борцами с проявлениями буржуазных пережитков, не нашлось. Кстати, кто был в Питере, тот знает, в холодное время года пиво в уличных ларьках там продавали "с подогревом" (по желанию клиента). Возможно, сия традиция жива и поныне.
Между тем, Серёгины бутафорские ботинки времён пролетарского интернационализма после хождения по сырому асфальту под плачущим небом скукожились, обмотки размотались, а деревянная "трёхлинейка", наоборот, засверкала неестественно зловещим металлическим блеском. Папаха съехала на бок, шинель намокла, как и мой безразмерный бушлат. Я устал поддерживать кобуру и завернул портупею вокруг пояса на пару оборотов. Вот если бы сейчас был 1917-ый, испугался бы нас тот самый женский батальон смерти? Думаю, вряд ли.
Когда мы вернулись в актовый зал, Серёгу, матерясь сквозь зубы, целенаправленно искал ассистент режиссёра. Ильич уже на трибуне, а вопросы из зала задавать некому.
Серёге пришлось, что называется "работать с колёс", времени на раскачку ему не дали. Но когда дело дошло до сцены с солдатом, который о чём-то спрашивает пролетарского вождя, Сергей справился с первого дубля. Он почти начисто переврал текст, но говорил настолько убедительно, что Кирилл Лавров (ему ли не знать, как нужно импровизировать!) с Ленинской картавинкой всё доходчиво объяснил назойливому слушателю, нимало не усомнившись в правильности "новой задумки сценариста".
Режиссёр прямо-таки сиял:
- Вот видишь, как здорово вышло! А то тут целый час меня из себя выводил до обеда. Можешь ведь, когда захочешь...
Откуда ж знаменитому сыну Станиславского и Эйзенштейна (боже, о чём это я?) было знать простую истину: две послеобеденные кружки пива никогда не помешают настоящему таланту.
А что мы сделали с теми 30-ю рублями? Позвольте-с, о том умолчать.