Аннотация: ..."Филипп, это правда? Это действительно было?" Филипп подталкивает ее ко входу и, вдруг наклонившись к самому уху, шепчет: "А так уж ли надо это знать?"...
Кружево лиц. Постоянно in, out и pass by. Фейерверк душ, ярмарка тщеславия. Кто-то тянется за пепельницей через стойку, задевает Ёе. Она не замечает. Матрешка в матрешке, в ее голове спрятан другой мир. Кто скажет, что в нем, том мире? Гремит музыка, лазеры отбивают чечетку на батарее бутылок за спиной бармена. Милая, плеснуть волшебства? С каких пор бармен со знойным именем Филипп называет ее милой? Она поднимает глаза. Ах нет, бармен колдует на другом конце стойки. Это ее спутник зорким глазом следит за содержимым бокала. Why not? Она кивает. В голове бардак. Ожидание перемен, вечное ожидание перемен. Вот сейчас ... прямо сейчас ... Филипп ставит ей новый бокал, заботливо обернутый салфеткой, и понимающе кивает. Сколько ожидающих повидал он на своем веку? Филипп ... Вечное ожидание. Ожидание. Бывают ждущие, бывают ожидающие. А в чем разница? Разница в блеске глаз. У ждущих его нет. DJ делает звук громче. Танцпол забит до отказа. Узор тел, мазки тканей. Улей. Где-то в том углу подвыпивший коренастый парень втолковывает своему спутнику, что дружбу деньгами не испортить. Его сочный бас доносится даже сюда. Ждать или ожидать? Мечтать или предчувствовать? Ни то, ни другое. Оно не приходит. Как не жди. Это как лотерея. Играют все. Выигрывают единицы. Но ведь оно так сильно и так реально и, ожидание. Милая, я отлучусь, надо обсудить дела. Рассеянно - да, конечно, иди. У него всегда есть дела. Полы с подогревом надо отрабатывать. Ее хлопает по плечу томного вида мужчина. Мы ... заминка ... знакомы? Мужчина, яростно жестикулируя, рассказывает, что они встретились пару месяцев назад на дне рождения их общего знакомого, которого, впрочем, она тоже не помнит. Улыбка пошире, поискреннее. Она кивает в том направлении, куда только что удалился ее кавалер. Мужчина уходит. Филипп пальцем манит ее. Она перегибается через стойку. Через десять минут у меня перекур, я расскажу тебе историю про ожидание.
Моросит ставший уже привычным декабрьский дождь. Зябко поежившись, она кутается в куртку...
Вечер. Дождь. Кусающий легкое пальтишко ветер. Машина, широко распахнутая дверца, обезоруживающая улыбка. Никто не назвал бы Ларису девушкой строгих правил. Никто не назвал бы ее неприступной. Через минуту она весело щебетала о суете прошедшего дня, ее новый знакомый кивал и пытался разглядеть дорогу в паутине капель на стекле. Дворники не справлялись. Он попросил ее телефон, а через час в дверь квартиры постучали. На пороге стоял незнакомый парнишка с роскошным букетом белых роз. Ларисина мама ворвалась вихрем в ванную комнату, где Лариска отмокала после десяти часов за прилавком, и восхищенно рассыпала в воду цветы. Розы взорвались тягучим запахом и фонтаном брызг, окутав девушку ожиданием чуда. О двадцати минутах дороги Лариска рассказывала матери за вечерним чаем больше двух часов, пытаясь передать каждый взгляд, каждое движение, каждое слово и выражение, с которым оно было сказано. Доброго волшебника звали Евгением, у него были черные, как смоль, волосы и цвета бездонной морской бирюзы глаза. Он представился коммерсантом, был остроумен и внимателен.
Лариска влюбилась.
Когда в обеденный перерыв принесли огромного ярко-сиреневого слона в целлофане, игриво перевязанного ленточкой, Лариска почти не удивилась. Зато удивились ее коллеги. Лариска была девушкой общительной и приятной во всех отношениях, но в личной жизни ей не везло. И не то чтобы кавалеры попадались плохие, просто по доброте душевной, а, возможно, из-за исконно женской боязни остаться одной, Лариска позволяла им то, что позволять никогда и никому нельзя. Все романы заканчивались слезами, ее слезами, и она потом долго пряталась дома, в тишине старой дедушкиной мебели и маминых пирогов. Подарками ее не баловали, разве что бутылочкой хорошего вина да тоненьким золотым браслетиком, что, впрочем, случалось реже, чем новогоднее веселье. Но Лариска не жаловалась. Она верила в свою счастливую звезду и проводила время в ожидании прекрасного принца, который непременно должен был появиться на белом коне. У Евгения не было белого коня, у него была белая волга, но Лариска решила, что такой вариант ее вполне устраивает.
Весь день она провела в ожидании его звонка, почти не отходя от прилавка, за что получила нагоняй от администратора. Евгений не позвонил. Трудно глотать слезы, но Лариска к этому была давно приучена, она мило улыбнулась девушкам, с которыми работала, вышла на улицу и ..... Евгений сидел на капоте, внимательно разглядывая тлеющую в его руке сигарету. А Ларискино сердце замерло и стремительно рухнуло вниз, мимо пяток, сквозь асфальт, прямо к земному ядру.
Она смутно помнила тот вечер. Евгений был так прекрасен, так восхитительно прекрасен, что она плыла, словно в тумане, едва различая лица и звуки, ведомая только его голосом, волшебным бархатом его голоса. Кажется, она сидели в ресторане, кажется, ели форель, кажется, выступал цыганский табор, а может, это было кафе, и они пили пиво, закусывая его сухариками . Лариса не помнила. Она запомнила только его губы, горячие и влажные, на своих губах, расширенные зрачки его глаз перед своим лицом и вопрос, может ли он позвонить ей еще раз. Может быть, она сказала да, может, она сказала конечно, да, может, просто кивнула. Как бы то ни было, он позвонил на следующий день. И на следующий день. И на следующий день. Они виделись каждый вечер, вечера плавно перешли в утренний кофе, и однажды она осознала, что повторяет его имя чаще, чем все другие вместе взятые, что думает о нем так много, что на другие мысли уже не остается времени. Что она дышит и живет им. Она поняла, что, как осень перешла в зиму, так влюбленность перешла в любовь. Лариса была счастлива.
У Евгения было потрясающее чувство жизни. Он чувствовал ритмы города, как мы чувствуем музыку. Каждая их встреча была не похожа на предыдущую. Лариска научилась держаться в седле, играть на гитаре, изучила весь репертуар Мариинки, наизусть знала меню всех респектабельных ресторанов Питера ... но не это было для нее важно. Она перестала ожидать, потому что сбылось то, к чему она всегда стремилась. Она полюбила, и полюбила ответной любовью. На новый год Евгений подарил ей репродукцию Пикассо, она повесила ее в своей спальне так, чтобы первый утренний луч солнца золотил тюльпаны и потрескавшийся от времени кувшин. Подарил, опустился на одно колено и спросил, согласна ли Лариса стать его женой. Может быть, она сказала да, может, она сказала конечно, да, может, просто кивнула. Она не помнила. Евгений сказал, что ему надо будет уехать на неделю, сразу по возвращении он познакомит Ларису со своей матерью, и они поженятся.
Прошла неделя. Он не позвонил. И Лариса вдруг со сжимающим сердце чувством страха поняла, что не знает о Евгении ничего. Она практически не видела его друзей, не знала, где он работает, но, самое страшное, она не знала ни одного номера его телефона, кроме домашнего. Тот отзывался лишь сиротливыми гудками. Дверной звонок разрывал тишину пустой квартиры. Она металась по городу в тщетной надежде найти его, увидеть, хотя бы увидеть. Почему? Что случилось? Куда он пропал? Если он хотел с ней расстаться, зачем заговорил о свадьбе? Дни сменяли дни, и Ларисина мама с тревогой наблюдала, как ее дочь, затерявшись в просторах старого, дореволюционной закалки дивана, глотала слезы и смотрела сквозь стены ничего не видящим взглядом.
Лариса бросила работу, спряталась от друзей, спряталась от всех, только так и не смогла спрятаться от душивших ее воспоминаний. Она запретила занимать телефон, вскакивала от малейшего шороха на лестничной площадке. Впрочем, потом и это перестало ее волновать. Время шло, а Лариске становилось все хуже и хуже. У нее начались головокружения, обмороки, руки и ноги дрожали. Так продолжалось месяц, пока однажды ... вдруг широко распахнув глаза и замерев от смутного предчувствия ... пока однажды утром она не поняла, что беременна. Этот день перевернул Ларисину жизнь. У нее по-прежнему есть Евгений! У нее есть ее любовь! Она не потеряна, не пропала, не исчезла! Этот маленький комочек, что пока тихо дремал в ее утробе, это он, это то, что она любит больше всего на свете. Лариска вновь была счастлива. Она была уверена, что это мальчик. И она знала, как назовет этого самого прекрасного на свете ребенка.
Роды прошли быстро и легко. Евгений был ребенком спокойным и веселым, он лепетал себе под нос младенческие песенки и сам им смеялся. Лариску было не узнать. Она от природы была хорошенькой, а сейчас просто расцвела. Любовь светилась в ее глазах, большая, всепоглощающая любовь. Потом Лариса пошла на работу, но и работа, и друзья, и новые кавалеры, все это проходило мимо, не затрагивая ее. Только розовощекий крепыш с озорной улыбкой, как две капли воды похожий на своего отца, волновал ее. Только он. Лариса даже не помнила, как вышла замуж за очередного кавалера, как переехала с ним и семьей в Германию, как выучила немецкий, как получила место редактора в одном из уважаемых немецких журналов. Она очнулась только, когда Евгений поступил в колледж. Оглянулась с удивлением да и пожала плечами. Все, что не было связано с сыном, не имело для нее никакого значения.
Несколько лет спустя ее признали лучшим редактором года. Когда крупное московское издательство прислало своего корреспондента для интервью, Лариса не стала отказываться. Беседа проходила неторопливо и приятно, Лариса рассказывала о работе, семье, показывала фотографии. Когда она показало фото Евгения, Олег (так звали корреспондента) изменился в лице.
--
Красивый парень. Как его зовут?
--
Евгений
Олег замолчал. Он молчал очень долго, и Лариса удивилась.
--
Я назвала его в честь отца, мы с Дитрихом поженились, когда Евгению было три года
--
Он похож на отца?
--
Очень
И снова, как это было однажды, Ларисино сердце сжалось от страха. Она подошла к креслу, в котором сидел Олег, и тихо спросила
--
Вы знаете Евгения?
--
Да, мы работали вместе
--
Скажите мне, как он? Мы долгое время не виделись, когда-то, очень давно, я потеряла с ним связь. У него все в порядке?
--
Евгений погиб двадцать четыре года назад. Он возвращался на машине домой и не справился с управлением.
Лариса схватила руками воздух, пытаясь удержаться, и рухнула на землю...
...Филипп, это правда? Это действительно было? Филипп подталкивает ее ко входу и, вдруг наклонившись к самому уху, шепчет 'А так уж ли надо это знать?'