Аннотация: Продолжение рассказа "Соси!", в котором герой попадает в лапы последовательниц древнего и практически неизвестного в мире культа. Читайте, оценивайте, комментируйте!
Такси подвезло нас к большому, одинокому дому на окраине города. Только тогда я смог оторваться от мягких губ Прии. Ее правую грудь, тугую, с торчащим сквозь тонкую ткань платья, соском, тоже пришлось отпустить - рука нужна была, чтобы расплатиться с водителем. Вскоре такси отъехало, а мы, пройдя по короткой дорожке, освещенной лишь лампой над входной дверью, оказались в уютной гостиной, украшенной в индийском стиле.
До этого момента я не мог разглядеть Прию полностью: блики цветомузыки в ночном клубе, скудные уличные фонари и слабенькая лампа под потолком такси оставляли много пиши для воображения. Но все фантазии растаяли под ярким светом четырехламповой люстры.
Казалось, ее смуглая кожа светится, оттеняя черноту вечернего платья, только на первый взгляд казавшегося строгим. Оно подчеркивало высокую, туго налитую грудь, плоский живот и, приводящий в трепет, изгиб бедер. В темных глазах таилось сладкое обещание, а губы, полные и нежные, сложились в легкую улыбку. Я хотел эту малышку еще в ночном клубе, на улице, где мы ловили такси и в самом такси, но сейчас мое желание стало нестерпимым. Прия заметила это, скользнув взглядом по моим брюкам, ее ресницы задрожали. Я не заслуживал такого счастья. Все женщины, которые были у меня после Касси, были только ртами, готовыми раскрыться и принять в себя мой член, но здесь, сейчас, я чувствовал нечто другое. Впереди была целая ночь в обществе красивой девушки! Эту ночь я буду помнить всегда и постараюсь, чтобы она тоже надолго запомнила. Я буду нежен, буду таким, как она захочет.
Размышляя так, я не заметил, что Прия уже открыла бар и теперь, стояла передо мной, протягивая небольшой бокал. Она была невысокого роста и смотрела снизу вверх.
--
Выпей, - она говорила тихо и без акцента. - Это напиток моей родины.
У напитка был приятный и необычный вкус. Я сделал последний глоток, улыбнулся ей, и тут же почувствовал, как закачался пол, а ноги словно превратились в длинные мягкие пружины, неспособные выдерживать вес тела. "Клофелин? - подумал я. - Как банально". Упав на ворсистый ковер, я еще немного поразмышлял о том, что завтра утром проснусь где-то в безлюдном месте, под кустом, голый и без денег. Если вообще проснусь. Это было последнее, о чем я успел подумать.
Медленно всплывая из глубин навязанного сна, еще не открывая глаз, я понял, что нахожусь в помещении, причем явно не в "темнице сырой" - холодно не было, опять же, я не слышал звуков капающей воды. Ноздри втягивали приятный, хоть и несколько тяжеловатый аромат каких-то благовоний. Стоп!
Мои запястья и щиколотки сковывали широкие металлические обручи, шею обтягивал мягкий кожаный ремень. Чуть подергавшись, я выяснил, что оковы наложены крепко.
Открывать глаза все еще не хотелось. Я знал, что лежу на чем-то металлическом, то ли на столе, то ли на платформе. Прохладный металл я чувствовал не только затылком, шеей и кистями рук, но и ягодицами. Был ли я раздет? Вряд ли. Одежда точно была, но, из-за прикосновений металла к заднице, мне не хотелось думать о фасоне. Нет, придется все-таки открыть глаза.
Комната была не очень большой и, скорее всего, подвальной. Лампа под потолком не горела; свет шел от четырех больших напольных подсвечников по углам комнаты. Я лежал на широком металлическом столе, под небольшим наклоном и был одет в странную мягкую рубашку черного цвета. На мне были брюки из того же материала, если только можно назвать брюками две широкие штанины, соединенные с поясом ремешками и оставляющие открытым весь низ живота. Кожаный ремень на шее не позволял опустить подбородок, поэтому я не мог сейчас взглянуть на это безобразие. Это даже радовало.
Смотреть я мог только на алтарь перед собой. То, что это именно алтарь, я понял сразу: на небольшом возвышении, в обрамлении гирлянд из свежих цветов стояла на коленях металлическая статуя женщины, выполненная в традициях индийской культуры. Её рот был широко и похотливо открыт, но выпученные глаза делали гримасу злобной. Если бы у пиявки было человеческое лицо, подозреваю, что оно выглядело бы именно так. Из ушей статуи поднимался пар, смешиваясь с благовонным дымком, поднимавшимся от двух курительниц, стоящих тут же, на алтаре.
В комнате было тихо. Я лежал, предоставленный сам себе и размышлял о том, что, возможно, оказался в лапах какой-то, на редкость извращенной дамы. А может, не дамы? Мысль заставила меня похолодеть. Что, если Прия была лишь приманкой, а настоящий извращенец -- вовсе не дама? Что, если он не один? Пора поднимать шум. В конце концов, лучше смерть, чем неведение.
--
Отличная работа, дочь моя! - раздалось где-то рядом, за моей спиной.
Голос был женский, низкий и довольно приятный.
--
Благодарю тебя, Мадхур, мать моя, - тихо сказала Прия, - но я лишь недостойная раба великой богини.
--
Уверена, сегодня великая богиня имеет все основания быть удовлетворенной, - сказала женщина. - Ты заманила в ее сети настоящего жеребца.
Послышался звук шагов босых ног по камню. Я почувствовал, что рядом со мной кто-то стоит и повернул голову.
Женщина была очень похожа на Прию, но выглядела старше и была чуть более смуглой. Я невольно залюбовался. Прия была красива нежной, тонкой и обманчивой красотой молодости; женщина, стоящая около меня являлась великолепным образцом красоты зрелой, осознающей свою силу и власть. Взгляд умных, непроглядно черных глаз, грациозный наклон головы, округлые плечи, грудь, прекрасно видимая в складках полупрозрачного одеяния -- все это завораживало и манило. Я невольно облизнулся, и это не осталось незамеченным -- губы женщины скривила недобрая улыбка.
--
Подойди ближе, дитя моё, - сказала она.
Прия появилась справа от меня. Да, зрелая дама слева -- ее мать, сейчас, когда я мог одновременно видеть обеих, сходство было несомненным. Несмотря на всю извращенность ситуации, я не мог не отметить того, что лежу меж двух красивых дам с обнаженным инструментом любви, который тут же начал тихонько пульсировать, набухая.
--
Я не хотела говорить раньше времени, - сказала Мадхур, взглянув на Прию. - Готовила сюрприз.
--
Что за сюрприз, мама? - тихо спросила девушка.
--
Сегодня день твоего первого жертвоприношения.
Торжественные слова упали в тишину, следом за ними упал мой, уже наполовину поднявшийся, член. Прия покраснела, а я похолодел от ужаса.
--
Прошу прощения, что прерываю церемонию, - говорить спокойно не получалось, голос срывался на какое-то тихое блеяние. - Вы только что говорили о жертвоприношении, или я ослышался?
Мадхур взглянула на меня со снисходительным удивлением мясника, с которым внезапно заговорила приведенная на убой овца.
--
Вы не ослышались, - вежливо ответила она. - Мы говорили именно о жертвоприношении.
--
Человеческом? - задал я идиотский вопрос.
--
Разумеется, - сказала она. - Богиня Несосалошьярма не приемлет иных жертв.
Краем глаза я увидел, как Прия опустила голову вниз при упоминании имени богини.
--
Несо... кто? - Теперь я был не только напуган, но и удивлен. Никогда не слышал о такой богине.
--
Несосалошьярма, - в голосе женщины прозвучало благоговение и сдержанный гнев. Она протянула руку и указала на статую, - вот она, перед вами.
--
Допустим, но это индийская статуя, - сказал я. - А я никогда не слышал об индийской богине Несосало... как вы сказали?
--
Не важно, - ответила Мадхур. Внезапно ее взгляд затуманился и погрустнел. - О ней мало кто знает. Давным-давно другие индийские боги лишили ее бессмертия и отправили жить среди смертных.
--
А за что они с ней так поступили?
--
В те давние времена, - голос женщины окреп и приобрел ораторские интонации. - На земле царили разврат и вседозволенность. Богов это устраивало, они ведь и сами были не прочь поразвлечься с людьми...
--
И не только с людьми, - кивнул я. - Видал я среди них одного синего мальчика с хоботом. Страшное дело, эти индийские боги...
--
Вы хорошо информированы, - прервала она мои воспоминания. - Богиня Несосалошьярма призывала людей к чистоте. Она учила женщин, чтобы они отказались от... хм... орально-генитального способа ублажения своих мужчин. За это разгневанные боги лишили ее бессмертия и сослали в самый ужасный публичный дом, где она должна была своими чистыми губами удовлетворять клиентов три четверти каждого дня...
--
Минуточку, - перебил я ее рассказ, - они наказали ее так сурово за то, что она учила всех женщин не сосать члены мужчин?
--
Да.
--
Тогда это еще мягкое наказание, - сказал я. - На месте этих самых разгневанных богов я сделал бы ей четыре рта, по одному с каждой стороны головы, и заставил бы трудиться всеми ртами не восемнадцать, а двадцать один час! Нет, даже двадцать три часа пятьдесят девять минут! Она вообще знала, как тяжело мужчине заставить женщину взять в...
Меня прервал громкий гневный вопль. Только тогда я понял, что именно и кому наговорил сейчас. Красивая, зрелая женщина слева от меня превратилась в полную ярости фурию, скалящую ровные и крепкие белые зубы.
--
Скоро, очень скоро, твой член почувствует на себе поцелуй богини, - прошипела она, - и ты умрешь. И лишь ужас мучений, которые будет сопровождать твою смерть, удерживает меня от мести за оскорбление той, кому я уже много лет служу.
Она взялась за край стола и придвинула меня ближе к статуе.
--
Я и моя дочь, - женщина говорила тихо, склонившись ко мне, - вложим твою недостойную плоть в уста великой богини, после чего Прия освободит великий огонь. Горячие железные губы сомкнутся и примут в жертву орудие разврата. Но это произойдет не сразу. Пройдет час, а после того, как богиня насытится, твоя кровь омоет ее тело, а крики твоей боли ублажат ее слух.
Я оцепенел.
--
Великий огонь?
Мадхур подошла к статуе и открыла небольшую дверцу в ее животе, демонстрируя мне горящее внутри пламя. В статуе был какой-то механизм, работающий с помощью парового двигателя. Вот почему из ее ушей идет пар -- сейчас его сила не нужна и он сбрасывается через клапан. Вскоре эта чертова машинка откусит или, скорее, отдавит мой член.
--
Мама, я думаю, мы должны пощадить его, - сказала она.
--
Это еще что за бредни? - удивилась мать.
--
Это не бредни, мама, - тихо сказала Прия. - Он мне очень нравится... он...
--
Он животное!
Мадхур отошла от статуи и стала между мной и Прией. Горящие глаза матери вцепились в лицо дочери.
--
Он -- животное, - веско сказала женщина. - Вспомни, как долго мы за ним следили и что узнали. Все мужчины -- похотливые звери, но этот -- худший из всех. Смотри!
Она повернулась ко мне, быстро и неуловимо провела рукой и одежда упала на пол. Ничто больше не скрывало ее полную, крепкую грудь, с крупными, коричневыми ягодами сосков, плавную линию живота и бедер. Мадхур взялась пальцами за соски, потом ладонями свела груди вместе. Я почувствовал, как член снова начал наливаться кровью.
--
Видишь? - взглянула Мадхур на дочь. - Он хочет меня. Я старше его, но он не чувствует уважения, я собираюсь его убить, но он видит меня голой и забывает о смерти. Похотливый самец!
Она изогнулась и провела руками от груди вниз, по животу и ниже, засунув ладони между бедер. Я лишь часто дышал, облизывая сухим языком пересохшие губы.
--
Да, - жрица засмеялась, - он хочет меня. Но это не предосудительно, это лишь закон природы. Предосудительно то, чего именно он хочет от меня...
С этими словами она подошла, присела на колени и быстрым движением взяла мой член в рот. Весь, до самого основания. Медленно двигаясь, она выпустила его... и снова быстро втянула. Я застонал и выгнулся ей навстречу, но она отскочила, тяжело дыша.
--
Мама, что с тобой? - спросила Прия.
Жрица богини чистых ртов смотрела на меня, застыв в изумлении.
--
Это он, - прошептала она.
--
Кто он, мама?
--
Это он, - повторила Мадхур, - Нефритовый Стержень...
--
А кто это такой? - спросила Прия.
Жрица наконец-то перевела дух.
--
О нем сказано в пятом пророчестве Несосалошьярмы, - сказала она.
--
Но ведь их всего четыре!
--
Их пять, - она покачала головой. - Об этом знают лишь те, кто совершил свое первое жертвоприношение. В пятом пророчестве говорится о том, что однажды придет Нефритовый Стержень -- член, посланный великой богиней Несосалошьярмой своим верным последовательницам...
Мадхур подошла к дочери и, все тем же неуловимым движением оставила ее без одежды. Я любовался ими обеими: телом матери, полным зрелой красоты и телом дочери, полным тайнами юности и нежной свежестью неопытности.
--
Великая богиня благоволит к тебе, - тихо сказала Мадхур. Она взяла дочь за руку, - пойдем.
Вместе они подошли ко мне, смуглые, темноглазые и соблазнительные.
--
Преклони колени, Прия, - сказала Мадхур.
Девушка повиновалась. Одной рукой жрица взяла ее за затылок, другой она ухватила мой напряженный член у основания.
--
Нефритовый Стержень, - сказала жрица, - это единственный член, который позволяется сосать праведным женщинам, верующим в Несосалошьярму.
С этими словами она подтолкнула голову дочери, другой рукой направляя мой член в ее рот.
Робкие, неопытные губы сомкнулись на моем стволе и замерли. Прия начала двигаться, неравномерно, рывками, порой задевая зубами крайнюю плоть и невольно причиняя легкую боль. Свою неопытность она с лихвой компенсировала старательностью, но я все равно долго не мог кончить и жрица сжалилась. Опустившись на колени, она отобрала у дочери Нефритовый Стержень и занялась им, демонстрируя высокое мастерство. Она сжимала губами ствол, облизывала головку, заглатывала, насаживаясь горлом и забирая весь мой член в теплые влажные глубины своего рта, где трудился неутомимый язычок. Я стонал от наслаждения, но жрица чувствовала приближение кульминации и всякий раз давала Нефритовый Стержень дочери, неопытность которой чуть сбивала пыл. Я кончил лишь после того, как Мадхур принялась ритмично посасывать головку, нежно сжимая рукой ствол, а расхрабрившаяся Прия втянула в рот мою мошонку и принялась катать яички языком. Тогда я взорвался словно мировой ядерный арсенал. Мать и дочь, жрицы великой богини, по очереди подставили лица под извергнувшийся из Нефритового Стержня фонтан. Они смеялись, слизывая мое семя с лиц друг друга.
Помню, как упали мои оковы. Мы поднялись в уютную комнату с широким диваном, Прия принесла вино и фрукты, а Нефритовый Стержень еще несколько раз излил свое благословение на подданных Несосалошьярмы.
Когда, устав от утех и захмелев от вина, женщины уснули, я, пошатываясь, спустился в гостиную. К счастью, мои вещи и бумажник лежали, брошенные, на диване. Рядом с диваном, на маленьком журнальном столике, лежала небольшая розовая книжка в мягкой обложке. Я открыл ее, и не спеша пролистал, отметив про себя часто встречающееся в тексте женского романа словосочетание "нефритовый стержень", понимающе хмыкнул и бросил книгу обратно на столик. Вскоре такси уже увозило меня от храма Несосалошьярмы.
Дома я упал на диван, и задумался, глядя на зажатый в руке телефон. Да, это был самый лучший, просто феерический минет. Но ведь меня чуть было не принесли в жертву. Фанатичная, а может, и сумасшедшая женщина, ее дочь, какая-то неизвестная богиня -- все это не страшно. Но вот жертвоприношение... Но какой минет!
Я вскочил на ноги, и битый час пробегал по квартире, разрываемый противоречивыми желаниями, но вскоре замер и опустился на диван. Мне почему-то стало жаль Прию. Мадхур была не в себе, это несомненно. Сегодня я -- носитель Нефритового Стержня, а завтра этим самым Стержнем закусит стальная Несосалошьярма, с огнем в брюхе и паром из ушей. Закусит и не подавится. Можно было бы забыть обо всем, но ведь они следили за мной, я слышал, как жрица сказала об этом. Могут ведь и домой заявиться, с какой-нибудь переносной копией богини, у которой челюсти на пружинке. Я вздрогнул, вспоминая бурые потеки, покрывавшие статую Несосалошьярмы от нижней челюсти до паха, и быстро набрал номер.
--
Алло! - сказал я. - Милиция? Я хочу сообщить о преступлении...
Закончив разговор и повесив трубку, я отправился в ванную и занял привычную позицию у унитаза. Кивнул Нефритовому Стержню и тщательно прицелился в белый фаянс. При первых звуках ноктюрна желтой струи, я поднял глаза в зеркало, висящее над унитазом.
--
Будь спокоен, Нефритовый Стержень, твой хранитель всегда сумеет защитить тебя от врагов, - мое отражение торжественно свело брови, а потом расхохоталось.