Аннотация: Даж не знаю что написать... А вот возьму и не напишу ничего :)
Неделя прошла безо всяких приключений. Совсем.
В первый день Илья пытался гулять и искренне наслаждаться своим новообретенным бессмертием и безразмерным кредитом. Но наслаждаться не получалось.
Гулять в одиночестве хорошо, если ты склонен к внутреннему созерцанию и философствованиям. Илья был кем угодно, только не философом.
Прогуливаясь по парку, он приметил веселую, шумную компанию, подсел к ним. Компания оказалась вполне дружелюбной. Разговорились. Через несколько часов, мужская часть тусовки, напоенная Ильей до свинячьего визга, рассыпалась перед ним в уверениях о вечной дружбе. Потому что таких нормальных мужиков как он, в этом гавеном мире раз-два и все...
А юные соблазнительницы, получившие в этот вечер все блага жизни, начиная с дорогого шампанского и мороженного, и заканчивая арендованным специально для них караоке, искоса постреливали на щедрого, красивого и такого галантного кавалера глазками. Смущенно и маняще улыбались, встречаясь с ним взглядами. Одна ему даже приглянулась. Юное, воздушно-блондинистое существо, с огромными, кристально-чистыми голубыми глазами и пухленькими, сладкими губами, от одного вида которых все мысли выстраивались в строго определенном направлении. Да уж... блеск для губ пора заносить в список запрещенных видов вооружения.
Все в этом мире можно купить за деньги... все. Только вот никакие деньги не заставят заткнуться второе я, насмешливо шепчущее о том, что завтра никто из этих "друзей" тебя не вспомнит. И никаких денег не хватит на второе свидание с этой блондиночкой. Катя... красивое имя.
И Илья отпустил тормоза.
Бутылка коньяка, опрокинутая в глотку, под бурные аплодисменты компании и уважительные ахи знатоков. Могучему организму Ильи этого было мало. Мартини. Водка. Мартини с водкой.
Кто-то захотел помериться силами на руках, ушел, с оханьем тряся кистью...
Душа требовала праздника, а праздник требовал массовости. С какой-то своей тусовки шла через парк компания молодых ребят, прямо на ходу наигрывая на гитаре что-то залихватское и периодически гаркая на три голоса нечто вроде "Они украли наше солнце", других слов песни было почти не слышно.
Ребятам предложили выпить, а потом вместе пойти отбирать солнце у грабителей. Выпили. Гитара пошла по кругу и про караоке все забыли, полилась тихая, уютная музыка. Владелец инструмента играл хорошо, подпевали все хором, и уже неважно было, что у кого-то нет голоса, а у кого-то проблемы со слухом.
Катя каким-то чудом оказывалась все ближе и ближе к Илье, и вот, он уже обнимает сидящее на коленях теплое, пушистое создание, и пьет сок юности с ее нежных губ...
Проходящему мимо наряду милиции что-то не понравилось... наряд улетел в ближайшие кусты. Илье для этого даже не пришлось отрываться от приятного занятия, ребята справились сами.
Они с Катей незаметно отделились от компании, оставляя тем веселье, гитару и море выпивки, а сами отправились бродить по улицам ночного города, останавливаясь под каждым деревом, чтобы опять и опять целовать друг друга. И каждый раз она была не против продолжения, и каждый раз он останавливал себя, забыв о том, что "завтра" для них не наступит, но еще помня разницу между девушкой и шлюхой.
Она о чем-то мило болтала, он слушал, тихонько посмеиваясь про себя. Женщина - идеальный собеседник, с ней не нужно говорить, достаточно просто слушать.
А потом зашла луна.
Секунда головокружения. Тело Кати обвисло в его руках. Илья прикрыл глаза, а когда открыл, встретил испуганный взгляд девушки, в котором не было ни капли узнавания. Больно!!!
- Кто вы? - испуганно пролепетала она, пытаясь оттолкнуть его.
- Успокойтесь. Вы потеряли сознание, я проходил мимо, решил помочь, - пытаясь сохранить спокойствие, ответил он. - Давайте я провожу вас домой. Слишком поздно, чтобы гулять одной.
- Да, да, спасибо, - машинально ответила она, забавно морща лобик и пытаясь вспомнить, а почему, собственно, она сюда забрела.
Дальше они шли молча, деловым быстрым шагом. У подъезда девушка вежливо поблагодарила его и побежала домой, а он, еле волоча, словно налитые свинцом ноги и согнувшись под тяжестью невеселых мыслей, побрел к себе.
Больше не будет в его жизни невинных девочек с прозрачно-голубыми глазами и друзей тоже не будет. Компании на несколько часов, девицы из эскорт-службы, вот и все, что оставила ему стерва-жизнь. Вечная стерва.
Недалеко от дома он увидел работающий киоск. Купил там еще одну бутылку водки и выпил залпом из горла.
Наступила темнота.
***
"Почему я не умер вчера?" - регулярно возникающий в сознании русского человека и вполне закономерный утренний вопрос. Особенно если "утро" наступает ближе к вечеру, а спал ты на полу и в полном облачении.
Просыпался Илья в несколько этапов. Голова болела неимоверно, мучительно хотелось пить, стоило слегка приоткрыть глаза, как все начинало кружиться в бешеном темпе. В ушах стучало.
Сквозь забытье до него долетали какие-то голоса:
Женский, резкий и презрительный - "Скотина".
Мужской и успокаивающий - "Как он?"
Снова женский - "Дрыхнет, а что ему сделается? Всю лабораторию мне перегаром завонял, голова трещит".
Мужской - "Лилит, ну будьте снисходительны. Дело молодое, гулять хочется. Вот я в его годы..."
"В его годы, вы уже десять лет как здесь работали!"
"И что, думаете, это мешало мне гулять?"
Непонятная возня. Пауза. Кажется, его пытаются куда-то тащить.
Снова женский голос - "Бугай! Так может и мне в разгул податься? А? Как вы, Арон Робертович, выражаетесь - стресс снимать".
Мужской голос совсем тихо - "кому-кому, а тебе, детка, это бы совсем не повредило. Скорее наоборот. А то, совсем как бабка старая".
"Что?!"
Звук удаляющихся шагов, что то мягкое шлепнулось о стену. Надо вставать, нельзя же так валяться, словно безвольное полено.
Со стоном, не открывая глаз, Илья перевернулся на живот, подобрал под себя ноги и поднялся на четвереньки. Лилит заметила, что он пришел в себя и, на изрядно повышенных тонах, принялась что-то ему выговаривать. Илья не улавливал смысла. Единственное, чего он сейчас хотел - тишину и воду. Много воды. Дверь. Надо найти дверь. На четвереньках (подняться не было сил) он дополз до двери и толкнул ее, мечтая лишь о воде и покое. Добрая дверь открылась в ванную, пропустила его и захлопнулась, отрезая раздражающие звуки. Последним, что он разобрал, было: "Чтоб ты в ад провалился!". Не надо в ад...
***
Последующие несколько дней Илья провел, мигрируя из ванной в спортзал и обратно.
Могучий организм раньше позволял ему думать, что бодун - это сказка, такого не бывает. Тем более, что Илья никогда ранее не позволял себе выпить больше двух бутылок пива или ста грамм коньяку за раз. Больше просто не хотелось. Теперь эта "сказка" накрыла его по полной программе, превратившись в суровую действительность.
Организм, поглотивший и переработавший многократно превышенную смертельную дозу яда, мстил жестоко и беспощадно. К тому моменту, как у Ильи перестали дрожать руки и подкашиваться ноги, голова прекратила изображать царь-колокол в который стреляют из царь-пушки, а желудок наконец-то согласился не отдавать обратно хотя-бы сырые яйца и молоко, он трижды проклял себя, свою дурость и свой приступ алкоголизма. Илья выгонял из себя алкоголь всеми доступными методами: пил воду литрами, парился в сауне, качался на тренажерах, купался, снова пил и снова парился в сауне, лишь бы быстрее избавиться от нового в его жизни и тем более отвратительного состояния, в народе называемого: "пришло на старые дрожжи".
Но, рано или поздно всему приходит конец. И, спустя два дня, проснувшись, Илья с удивлением отметил, что у него больше ничего не болит, не трещит и не качается. А еще, он голоден как тысяча чертей. Спрыгнул с постели, ноги не подкосились. Обрадовавшись, он натянул штаны и направился в столовую, радостно насвистывая пятую симфонию Бетховена.
Жизнь вновь становилась прекрасной, словно ясный погожий день. Лишь два, пока еще неясных облачка маячили на горизонте: необходимость снова встретиться с Лилит и подступающая скука.
***
Последняя не заставила себя долго ждать. Явилась, как только был окончен полный утренний комплекс упражнений.
Илья попробовал почитать книгу, призвав к себе из ближайшей библиотеки полный сборник Братьев Стругацких, которым мечтал обзавестись не первый год, но все руки не доходили. Развалился в кресле, которое каким-то чудом появилось в его спальне, на пару с окном, выходящим на заснеженный горный пейзаж, и небольшим журнальным столиком. Закинул ноги на стол и принялся за воплощение мечты. Но книга не шла.
Хорошо читать, развалившись на кровати, после тяжелого рабочего дня. Когда отдыхает все тело, глаза расслабленно скользят по строчкам, легкие мурашки скользят вниз по уставшим за день ногам, и наконец-то можно не держаться за руль руками. Счастливые часы, зажатые в узком промежутке между сном и работой. А когда ты бездельничал весь день, и будешь бездельничать еще непонятно сколько, почему-то не читается.
Илья не умел ничего не делать. Как-то до сих пор не приходилось. Так уж сложилась жизнь.
До тринадцати лет, он жил как в раю. Души не чаявшие друг в друге и в своем сыне родители, достаток, не позволяющий семье приобрести дачу на Канарских островах, но вполне позволяющий сыто жить, покупать ребенку развивающие игрушки, а потом отдать его в хорошую школу. Мать-домохозяйка, никогда не забывающая поинтересоваться делами сына. В меру строгий отец, искренне считающий что мужик - он от рождения мужик и должен уметь все, в том числе и постоять за себя. Тренер по вин-чун, еще молодой парень, много повидавший на своем веку, прошедший Афганистан, оставшийся после него инвалидом и излечившийся в Тибете.
У тренера был дар рассказчика и учителя. И маленький Илья, набивая себе кости и суставы о дубовый пень, оббитый тонким слоем войлока, представлял себя то великим Гуру, которому все нипочем, то храбрым солдатом, продирающемся сквозь пески.
Все изменилось, когда погиб отец. Погиб глупой, бессмысленной и совсем не героической смертью, попав под машину. Мать не выдержала потрясения и тихо сошла с ума. Врачи посмотрели и сказали, что женщина все время сидящая в кресле и глядящая в одну точку для общества не опасна и в госпитализации не нуждается.
В какой-то мере Илье повезло. Сердобольная одинокая бабушка-соседка у которой были хорошие отношения с матерью, предложила свою помощь в уходе за помешанной при условии, что она переедет в квартиру Ильи, а свою будет сдавать. Илья согласился. Благо, приглядывать за матерью было не сложно. Она послушно ела, когда ее кормили, послушно шла туда, куда ее вели за руку, ходила в туалет, когда ей говорили туда сходить, и мылась, когда ее об этом просили. Сама, по своей воле она не делала ничего. Та-же бабушка отвадила от дома работников социальной службы, пожелавших забрать Илью в детдом. Они, в свою очередь не сильно настаивали. И так детей кормить нечем, еще один рот... кому он нужен?
Второй его удачей стал сенсей. Тот работал на каком-то складе, заведующим, и без труда пристроил Илью к себе. Благо, в свои тринадцать лет у мальчишки уже было метр восемьдесят роста и вполне сформировавшаяся фигура. Сенсей искренне считал, что лишние нагрузки человеку только в пользу, но все же избегал грузить на Илью пятидесяти килограммовые мешки, чтоб парень не надорвался, а вот разгрузить пять тонн десятикилограммовых ящиков за день - это запросто. В общем, жизнь была бы почти терпимой, если бы Илье помимо всего прочего не приходилось учиться в школе.
Хорошую школу и тамошних друзей пришлось оставить. Все ему очень сочувствовали, и директор даже всплакнула, отдавая документы, а завуч написал самую лучшую характеристику, но остаться там не представлялась возможным. Зарплата грузчика расходы на школу не покрывала. Пришлось переводиться в районную школу, где учились дети, родители которых вспоминали об их существовании только в пьяном угаре, когда просыпалась настойчивая потребность кого-то повоспитывать, чаще всего с помощью ремня.
В новой школе отношения с учениками не заладились. Илья сам по себе был не слишком общителен и тяжело сходился с людьми. Да и работа, выпивая почти все его силы, не способствовала поиску контактов с другими учениками. Учителя кардинально невзлюбили угрюмого хмурого мальчишку, гордость которого не сломила даже произошедшая в семье трагедия, и исподволь настраивали против него учеников. Не малую роль в этом сыграло и поведение родителей Ильи в те времена, когда отец был еще жив. Мать - профессорская дочка и отец - ведущий инженер крупного завода не считали нужным общаться с соседями по двору.
Напряжение в школе нарастало с каждым днем. После долгого отсутствия в класс вернулся Борзометр - парень, перед которым благоговейно трепетали все. Каждый ученик старался ему хоть как-то услужить и хоть в чем-то быть полезным. Бесполезных Борзометр имел обыкновение использовать в качестве спарринг-партнеров. А так-как он был на два года старше своих одноклассников (ходили слухи, что эти утраченные два года юный Борзометр провел в детской колонии), желающих конфликтовать с ним было исчезающе мало. Когда он вошел в класс, прямо посреди урока, раздались приветственные возгласы. Слабый протест учительницы, потонул в дружном гвалте. Кто-то сорвался с места, спеша к дверям, чтоб первым поздороваться за руку и хлопнуть по плечу, остальной класс волной хлынул за ним. Стадный инстинкт, что тут скажешь... Сидеть остался только Илья. Борзометр глянул в его сторону, и презрительно бросил: "А это у нас что?" Кто-то торопливо потянулся к его уху и быстро зашептал, спеша передать новости. Глаза Борзометра сузились, вразвалочку он двинулся между партами, подошел к Илье. Класс застыл в ожидании. Илья, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, читал "Школу шаолиньского кунгфу" - книгу, лишь недавно переведенную на русский язык, изданную малым тиражом, а потому очень редкую и дорогую. Книгу дал ему сенсей, с условием вернуть на следующий день. "И что это мы читаем?" - Борзометр дернул рукой, попытавшись завладеть книгой. Книга неуловимым движением исчезла из его поля зрения. "Вау, так ты, типа крутой? - процедил он сквозь зубы и бросил на пол свой рюкзак. - Подними". Илья наклонился за рюкзаком, поднял его и с силой швырнул в открытое окно. Полуоткрытый рюкзак, живописно вращаясь и осыпая класс, а за тем и двор своим содержимым, отправился в длительный полет. "Сам поднимешь". Шестерки бегом бросились собирать вещи, кто-то побежал искать улетевший рюкзак. "Ах ты..." - прошипел Борзометр, замахнулся кулаком, и тут же согнулся пополам, получив удар в солнечное сплетение. "Отвали". "Мы еще продолжим этот разговор", - прошипел Борзометр, удаляясь на свое место.
Быть может, если бы Илья задался целью окончательно унизить своего противника, втоптав в грязь его авторитет, ему бы это удалось. Но ему было глубоко плевать и на Борзометра, и на своих одноклассников. А людям не нравится, когда на них плюют.
Шестерки Борзометра, всеми силами стараясь выслужиться перед своим кумиром, превратили жизнь Ильи в ад. Он не мог оставить вещи без присмотра ни на минуту. Возвращаясь в класс, находил свой рюкзак изрезанным, тетрадь изрисованной, а учебники оторванными от обложки. Верхнюю одежду учителя требовали оставлять в раздевалке. Придя туда после уроков, Илья нашел свою куртку с оторванными рукавами. Так и ходил всю зиму - без рукавов. Крайних не было. Бить было некого. Разве что... всех?
И он возненавидел их всех. Они слушали "Ласковый май". Он, из принципа, назло увлекся классической музыкой и полюбил ее. Они изо всех сил следовали моде. Он покупал самые дешевые, вышедшие из моды вещи, сокрушаясь тому, что так быстро растет. Ведь нужно было содержать больную мать и ухаживающую за ней бабку. Тренировки он не бросил. Они были последней ниточкой, связывающей его с прошлой, благополучной жизнью. После всего этого сил оставалось только на то, чтоб вернуться домой, поцеловать мать в щеку и упасть спать. Слава богу, бабка взяла на себя всю работу по дому, стирку, уборку, приготовление пищи. Все. За что он ей был очень благодарен, только вот, не хватало сил даже на то, чтоб сказать старушке спасибо.
Первый год Илья вытянул благодаря своей старой школе. Там программа обучения шла с опережением. Он мог себе позволить слегка подремать на уроках. На второй год пошла программа, которой Илья не знал, и он принялся стремительно отставать, съезжая на двойки. К коллекции обидных прозвищ прибавилось "дебилушка". К концу года Илья твердо решил, что в десятый класс он не пойдет.
Забрав аттестат (добрая директриса таки уговорила особо вредных преподавателей сменить гнев на милость и поставить ему тройки), Илья последний раз взглянул в сторону школы, подумал "взорвать бы", плюнул и ушел навсегда.
Он не заметил ни перестройки, ни развала Советского Союза. Новоиспеченные капиталисты делили страну - Илья работал. Создавались и рушились состояния - Илья таскал ящики. На улицах одни "братки" стреляли по другим - Илья грузил мешки. Ему не было дела до этой мышиной возни. Матери становилось все хуже. Теперь она отказывалась даже вставать.
Восемнадцатилетние его было отмечено двумя глобальными событиями. В мир иной отошла мать, и женился сенсей. И то и другое он воспринял абсолютно спокойно. Мать уже давно не жила, а сенсей... людям свойственно жениться. Повестка в армию временно дала ему ответ на вопрос "что делать дальше".
Из армии Илья вынес два новых знания - умение виртуозно водить машину и умение убивать, не менее виртуозно. Вернувшись домой, он узнал, что сенсей куда-то уехал со своей новой семьей, а бабка, которая ухаживала за его матерью, умерла от старости. Дома его больше ничего не держало. Продав квартиру и купив автомобиль, он сел в машину, взяв с собой остатки денег, смену чистого белья и уехал, куда глаза глядят.
Дальнейшая жизнь тоже оставляла мало места для безделья. Сначала нужно было работать, чтоб обеспечить себе социальный статус в новом городе, оплатить нормальное образование, и съем жилья. Потом в его жизни появилась Лада, необходимо было строить дом и выплачивать кредит банку. Потом сын...
А теперь он сидит, как последнее растение, смотрит в стену и положительно не знает чем заняться.
Вздохнув, Илья решительно взялся за ручку двери. Он ждал чего угодно, от града воплей, упреков и обвинений в членовредительстве, до насмешливо-жалостливых вопросов о состоянии здоровья. Но, как говориться раньше сядешь, раньше выйдешь, а встреча с Лилит неизбежна. Начальство все-таки.
Жизнь научила его одному приему, безотказно действующему против всех особей женского пола: когда на тебя начинают наезжать, кивай головой и со всем соглашайся. Это обезоруживает, и скандал, который мог бы затянуться на часы, а то и дни, угасает в считанные минуты.
В лаборатории было тихо, сорокаваттная лампочка тускло освещала неуютное помещение и кресло со спящей в нем девушкой. На мониторе выписывала свои бесконечные круги лента Мебиуса.
Илья почти вздохнул с облегчением. Неприятный разговор откладывался на неопределенный срок. Но второе "Я" злобно хихикнуло и предложило удрать от беседы прямиком в ад, раз уж так страшно. Обозвав себя тем самым словом, за которое порядочные мамаши бьют своих, чуть менее порядочных детишек по губам, Илья решительно направился к креслу. Он положил руку на плечо Лилит и...
***
Грохот рушащегося здания заставил пригнуться и резко отскочить в сторону, под прикрытие ближайшей арки. Мелкая каменная шрапнель брызнула во все стороны от осевшего колосса, срезая ветви деревьев и раня тех немногих людей, что оказались неподалеку. Землетрясение? Но почему так мало людей? Илья огляделся вокруг. Из всех зданий в поле видимости уцелело лишь два нижних этажа "сталинки", в арочном проеме которой он нашел себе убежище. Непрекращающийся, не замирающий ни на миг собачий вой терзал его уши. Люди, молчаливые и бесплотные, как призраки, тенями бродили среди этого хаоса. Молча. Ни крика, ни плача, ни мольбы о спасении. И все они смотрели в небо. Илья поднял голову. Небо было темно-багровым. Тускло-серое пятно солнца стояло в зените. На горизонте медленно расплывался, теряя форму черный гриб ядерного взрыва. Да что это, черт возьми, такое?! Илья подошел к одному из людей, желая узнать, что, в конце-концов, тут происходит. И в этот момент по ушам ударил вой сирены: "Внимание, внимание. Воздушная тревога. Соблюдайте спокойствие. Немедленно отправляйтесь в ближайшее укрытие. Внимание, внимание..."
- А смысл? - тихо и как-то умиротворенно произнес человек. - Лучше уж помереть от прямого попадания ядерной бомбы, глядя на небо, чем сгнивая от лучевой болезни и задыхаясь в подземной мышеловке.
Пожав плечами, он медленно побрел прочь, так и не заметив стоящего рядом Илью.
Не понимая, что происходит и где он находится, Илья беспомощно оглянулся назад. А сзади на него накатывалась тьма, беспросветная черная мгла. Потеряв контроль над собственным телом, Илья утонул в этой мгле, минуту спустя поглотившей и обреченный мир.
Бесконечное падение в никуда. Отчаяние, смешавшееся с наслаждением. Илья помнил это чувство. Почему он снова в астрале? А, впрочем, какая разница? Тут, в принципе не плохо. Вот если бы еще что-то не тянуло его за ногу непонятно куда...
В следующее мгновение он перехватил тонкую руку собирающуюся закатить ему очередную оплеуху.
-В следующий раз синяк оставлю.
- Свинья неблагодарная. Я тут его... А он... - обиженно фыркнула Лилит, безуспешно пытаясь вернуть конечность в свое полное распоряжение.
- Тогда уж хряк, - ответил Илья, продолжая ее удерживать. Рука была теплой, мягкой, удивительно живой и домашней. После путешествия в равнодушный холод астрала, держаться за нее было приятно.
- Тебе что? На лбу записать, чтоб ты меня не трогал, когда я работаю? - сварливо продолжала Лилит, не оставляя попыток отобрать у него руку.
- Ты уже не работаешь?
- Как видишь.
- Тогда я еще потрогаю. В терапевтических целях.
- В терапевтических целях лучше отпусти, - сменила она тон на серьезно-озабоченный. - Путешествие в астрал высасывает из организма глюкозу в сумасшедших количествах. Так что тебе сейчас не за меня, а за чашку горячего, сладкого кофе с молоком подержаться стоит. И с пола встань. Он холодный.
Илья с неохотой разжал пальцы, но вставать не торопился. Шевелиться было лень. Лилит направилась к чайнику. Она почему-то была категорически против применения магии в быту. Считала, что использовать силу для собственного удобства не этично что-ли. Илья искренне считал подобное убеждение проявлением откровенного идиотизма, но не мог пока гарантировать, что призванная им чашка дымящего кофе изначально находилась в четвертом измерении, а не на столе у Сатаны. Наживать проблем на пятую точку не хотелось. Тем более, что чайник уже довольно запыхтел паром.
Влив в себя пять чашек кофе подряд и, наконец, вновь ощутив желание двигаться, Илья поднялся с пола и присел на краешек стола Лилит.
- Слушай, а что это было то? Взрывы, собачий вой, город похеренный?
- Будущее. Один из вариантов, - неохотно ответила она.
- Ого, а откуда оно взялось?
- Из видения. Я же говорила, что глубинная ясновидящая. Вот и вижу... такое.
- И часто?
- Всегда.
- Паршиво, - с сочувствием посмотрел он на нее. - С такими "видениями" рехнуться можно.
- Я сильно похожа на нормального человека? - хмыкнула она. - Если да, то могу смело ставить себе зачёт. На самом деле, к этому быстро привыкаешь.
- Понятно теперь, почему тебе человека убить, как нос почесать... А я то удивлялся. Слушай, а попросить Хозяина. Чтоб он это... канал перекрыл, и ты перестала видеть подобную муру, можно? Он же всемогущий по идее.
- Нельзя. Дьявол тоже хочет жить. А это значит, что кто-то должен сидеть в этом кресле, предвидеть будущее и искать ключевые точки воздействия на реальность, чтоб оно не случилось. Понимаешь?
- Нет, не понимаю. Эта работа не для женщины, - скривился Илья.
- Эта работа не для кого. Не для человека. Но дар есть, и есть обладающий даром. Один на шесть миллиардов. Моя предшественница покончила с собой, и тут-же родилась я. Если снять дар с меня, рожденный в эту секунду ребенок его примет. И снова будет детдом, дурдом, сумасшествие. Ты бы обрек на такое, еще не рожденное дитя?
- Черт его знает... Наверное нет. Но меня и не кошмарит постоянно. Так что не мне судить.
- Угу... - Лилит уткнулась в монитор, дав понять, что разговор окончен.
Илья снова остался наедине со своей скукой. Оглядел лабораторию.
М-да, обстановочка. Мрачнее, чем в застенках гестапо. Голые кирпичные стены, сваренные из стальной арматуры, местами подржавевшие стеллажи, печально прогибающиеся под сваленной на них абы-как кучей мусора. Железный стол не то из прозекторской украли, не то из мясницкой. Спасибо, хоть без пятен крови. Высокий потолок в каких-то разводах, тусклый свет одинокой лампочки не дает понять в каких. Уныло так, что сразу хочется во всем признаться и свалить, куда подальше, из этого места. Даже вполне современные электрочайник, кресло и компьютер в центре этой душещипательной композиции не нарушают общего настроения.
Он скосил глаза на снова выпавшую в транс девушку. То ли у нее юмор такой черный, то ли с чувством вкуса нелады, то ли... А не все ли равно? Обстановка - дерьмо, заняться нечем, почему бы не попрактиковаться в свежеобретенных способностях?
Так... обычный рабочий кабинет - скучно, комната в средневековом замке - банально, что-нибудь футуристическое... да нет, похоже, после сегодняшних впечатлений у Ильи развилась острая форма аллергии на все, связанное с будущим. Пусть будет пещера. Горная. Красивая. Вот!
Итак, начнем со стен. Меняем кирпич на золотисто-коричневый авантюрин (это, кстати, любимый камень Лады был, она всегда говорила, что ничего уютнее природа не создавала). Илья зажмурился, напрягся, потом очень сильно напрягся, так, что аж зубы скрипнули. Представил, и... ничего не вышло. Кирпич так и остался кирпичом. Подтянув штаны и усевшись прямо на пол, он задумался.
"Изволит, - благодушно согласилось второе я. - Но лишь после того, как Ваша светлость изволит дать мне имя".
"Шизофрения цветет буйным цветом".
"А нефиг было в пособники Дьявола подаваться. Тебе психом быть по статусу положено, а значит, я теперь вполне самостоятельная личность. Так что гони имя, пока я сам не обозвался так, как мне больше нравится".
"Ну и ладно. Из всех психозов и выбираю манию величия и нарекаю тебя Андрас".
"Демон-убийца? Мужик, тебе читать вредно. Но что-то в этом есть. А ну ка, назови меня по имени".
"Ну, дизайном так дизайном. Ты хочешь кирпич заменить авантюрином".
"Угу".
"А что ты знаешь о кирпиче?"
"То же что и ты".
"Ты нихрена не знаешь о кирпиче".
"Гениально".
"Ну, так узнай".
"Плюс одна книжка в библиотеку".
"Баб ты тоже по книжке в кровать укладываешь? Или все-таки знакомишься сначала?"
Илья подошел к стене, положил руку на шершавую поверхность, прикрыл глаза, прислушался.
Теплое спокойствие, усталая память, тихое равнодушие по отношению к самому себе и окружающим. Секундная стрелка ведет отсчет времени, которого нет, века сливаются в минуты. Он стоит здесь много столетий, и какая разница, сколько осталось стоять? Выщерблины на поверхности - следы буйства стихии, имя которой Демон. Но и демона тоже нет, он появляется лишь иногда. А выщерблины, они остаются.
Илья встряхнулся, помотал головой. От этого сонного бурчания свихнуться можно, или уснуть на худой конец. Навечно... Прогнав подальше малодушное желание оставить затею с ремонтом на отдаленное "потом", он снова потянулся к стенке. На сей раз, вместо того чтоб слушать сонное бормотание, Илья сформировал в ладони маленький шарик энергии и ткнулся в кирпичину. Стена дрогнула, просыпаясь. Словно большой мохнатый медведь заворочался внутри.
- Кто? - сонно вопросила стена.
- Я, - отозвался Илья.
- Зачем?
- Тебе нравится быть таким как ты есть?
- Нравится... Мне все равно.
- И ты не хочешь стать другим?
- Я ничего не хочу.
- Тогда стань таким как я хочу.
- Зачем?
- Потому что я так хочу.
- Я не знаю, что значит хотеть.
- Я покажу тебе.
Не разрывая контакт со стеной, Илья вспомнил ту самую, горную пещеру на берегах черного моря, где они с Ладой праздновали свой медовый месяц. Уютное мерцание искусно подсвеченных стен, свисающие с высокого потолка древние сталактиты, испуганный шелест ветра, запутавшегося в стенах, тихую, мерную капель кристально-чистой воды, просачивающейся откуда-то сверху. Свое ощущение тихого счастья и полной удовлетворенности жизнью. Вспомнил и отдал свои воспоминания стене.
Мне нравится, - прошептала стена удовлетворенно. - Мне нравится хотеть.
Открыв глаза Илья обозрел преобразившуюся комнату и восхищенно присвистнул.
Ни щербатого кирпича, ни уродливых стеллажей больше не было. Стены светились мерцающим, волшебным светом. Переливчатые цветные искорки скромно проглядывали сквозь толщу камня и вновь исчезали. Потолок поднялся так высоко, что напоминал темное небо с редкими звездами сталактитов. Все барахло Лилит, ранее раскиданное по стеллажам, теперь покоилось в глубоких каменных нишах. Шершавый гранитный пол змеился абстрактными узорами.
Фантазия стены оказалась в десятки раз красочнее его собственных воспоминаний. Хмыкнув, Илья подумал, что эта стена могла бы озолотиться, работая дизайнером.
А потом он услышал то, что сейчас хотел слышать менее всего... Лилит вышла из транса.