Аннотация: интересующимся кратким содержанием могу посоветовать заглянуть в постскриптум
Три года одиночества
По законам жанра стоило бы начать со слов "стояло солнечное летнее утро". Но это было бы неправдой. Солнцем утро вовсе не баловало, и девушке в длинной шелковой юбке сразу стало весьма прохладно. Следует добавить, что эта некогда безупречно сшитая и отглаженная юбка имела теперь вид совершенно измятый(1) и потому задиристый.
Она началась. Жизнь, уместившаяся в три очень длинных года одиночества, промелькнувших, как потом оказалось, словно цепочка вагонов метро перед глазами. В этой жизни, берущей свое начало на недавно подметенном и стремительно уже заплеванном перроне областного города, не должно было оставаться места для слова "нет". Это была ЖИЗНЬ-ДА: ты молода, да, ты очень молода, ты талантлива, ты умна, красива, в конце концов. Посмотри, сколько дорог разлетаются в стороны, почувствуй это небо, в густых усах которого прячется строгая пока улыбка. Еще немного - и выйдет солнце, обязательно, даже не сомневайся в этом, да-да. Да!
Нет. Зачем все - без него? Я не хочу, не буду. НЕ МОГУ!
Родная моя, забудь это дурацкое слово вместе со всеми его вариантами в форме отрицательных частиц. Ты - лучшая! И все будет!
И, действительно, было. Была встреча с подругой, как ты похудела за эти три дня, Боже, долгие расспросы, глоток сидра, я так и думала, восклицания, междометия, еще глоток сидра, мысли все более путаются, что, вот прямо так и сказал, ну ты даешь, нет слов, а их уже и не надо, ну вот, сидр кончился, пойдем еще возьмем...
Потом она не раз мысленно благодарила за мягкую посадку, за брезент, развернутый как раз на месте падения, когда стало ясно, что парашют уже не раскроется. Хотя, кажется, так и не сказала ей об этом, что, впрочем, является еще одним доказательством дружбы.
Лето прошло безоглядно и беспорядочно. Она откликалась на все приглашения, ни одна стоящая вечеринка не прошла без ее участия, и плюнуть в злобные глаза тому, кто скажет, что она искала забвения. Совсем наоборот. Она искала боли, хотя бы отдаленно напоминающей те дни, хотела яростно содрать засохшую кожицу, почувствовать сладкий вкус крови, чтобы понять, что жива, и все отчетливее осознавалась бесплодность этих попыток.
Спасение пришло неожиданно в виде плохо изданной книги с желтоватыми страницами (2). Открыв первую главу, она услышала те самые интонации, и стало легко. А, дойдя до места, в котором героя заносит на парижский перекресток, где его любимая остановилась, чтобы поправить ремешок на сандалии(3), и он готов был упасть на этот клочок земли и остаться умирать на нем, внимательный читатель, разумеется, догадался уже, чья книга это была - совершенно верно, Генри Миллер, - так вот, в этот момент кровь сердца той, о ком мы повествуем, заструилась свободно, и оно начало источать строки, стихотворные и в прозе, толчками, с короткими и безысходными перерывами.
Ее мать пугали подобные выплески, которые она находила темными, они просто не укладывались в привычную концепцию мира и дочери в нем. Отец едва ли читал десятую часть из них, впрочем, как и большинство ее окружения, замечавшее лишь внешние признаки неровного сердцебиения, которое они толковали как помутнение рассудка: лихорадка в глазах, ставшие вдруг короткими волосы, огромные дыры с рваными краями на вчера еще вполне новых джинсах, многочисленные и в основном подозрительные знакомые, - в общем, все то, что включает в себя размытое определение "неформализм".
Но все это - лишь начало пути, достойный читатель. Затем следует целый год службы в общественном заведении, восьмичасовой рабочий день, не без авралов, разумеется. "Это не Англия, это Россия, видишь ли дыры в асфальте?"(4) Очень многие считали, да и продолжают считать выпавшую нашей героине должность весьма и весьма перспективной, вы понимаете, о чем я, и наверняка заблудшая овечка, попав в уютный плен привычек, в конце концов присоединилась бы ко мнению тех, кто называл все происходившее с ней временным затмением, если бы не один человек, вот уж на кого везло, так это на неслучайных людей, спасибо ему, а еще китайцам за то, что изобрели бумагу.
У человека, о котором идет речь, было две страсти: музыка и сотворение нетривиальных мыслей. В связи с мыслями к его индивидуальности оказалось непросто привыкнуть, попробуйте-ка по восемь часов в день пять раз в неделю находиться рядом с человеком, который сам не знает, что выдаст в следующую секунду. Постепенно, однако, нашу героиню втянул водоворот его умозрительных конструкций, и броуновское их движение стало доставлять радость. Любознательность и отзывчивость обычно вознаграждаются, так что, к удовольствию обоих, он однажды назвал ее своей любимой ученицей(5).
Читатель, думается, ощутил уже основную линию, направление, тренд (о, эти модные словечки) - описание не событий, но эха, вызываемого ими, ибо именно оно представляется автору наиболее важным.
Параллельно же со службой происходили поездки, встречи, симпозиумы и конференции - этакие фейерверки, короткие, но яркие, от которых остаются потом дипломы и свидетельства, подобные новогодней мишуре: праздник кончился, а выкинуть жалко. Увлечения, нашедшие отклик в быстрых, как они сами, стихах на прощание, без обещаний и вздохов, впрочем, не стоит все-таки принимать нашу героиню за легковесное существо, не способное оценить настоящего чувства. Как раз оберегая такие чувства, а также их испытывавших, говорила она, что не будет никому принадлежать, не взыщите, "в кошачьем сердце нет любви"(6), прекрасно зная, что к кошачьей породе никогда не принадлежала, но ведь каждому нужен свой собственный миф.
Итогом научной феерии явился суперприз - годовая стажировка в одной из некогда "загнивавших", но вдруг окрепших, дай Бог каждому, европейских стран.
Если проглотить длинные слюни по поводу кризиса самоидентификации, обязательной для иностранца, на длительный срок очутившегося заграницей, и опустить разного рода не значительные для нас, в любом случае, не здесь, путевые заметки - удивления, то получится примерно следующая формула восприятия жизни тогда: свободная ответственность(7). Да, именно так. Здесь наша героиня училась ступать широко и свободно, не отдавливая при этом пальцы чужих ног. И поняла-таки, что путь к звездам уже не усыпан репейниками, поскольку их давно вытоптали шедшие впереди, и все же он - путь к звездам.
По возвращении самыми близкими были два слова: Берлин и Амстердам. В них заключалась большая часть осенившей ее мудрости, которая спустя совсем небольшой отрезок времени стала переходить в горечь, ну нельзя же так, в самом деле, "господа, вы звери, господа"(8).
Теперь, пожалуй, пора прибегнуть к излюбленному приему романистов, хоть это и совсем не роман - терпение, читатель, развязка близится. У нас впереди еще два небольших эпизода, и тогда ты узнаешь о цели всего нашего повествования.
Эпизод первый. Уездный город.(9) Двадцать шесть студентов и преподаватель. Роль последнего, как вы уже догадались, исполняла наша героиня, вам еще не надоело это словосочетание? Мне - да, поэтому сменим его на менее громоздкое Она. Так вот, Она и студенты, наше пристальное внимание привлекают двое из них, позволившие не разубедиться в том, что и в подобной, простите меня великодушно, дыре попадаются люди, озабоченные не столько днем завтрашним в узком его смысле, но сегодняшним - в широком, ведь сегодня нужно прожить так, чтобы не было потом мучительно стыдно перед доверившим тебе свои мечты. Я, наверное, мутновато выражаюсь.
Что ж, в любом случае, эпизод второй. Много воздуха, пространства, людей, еще бы, ведь место действия - столица. Десятидневный гул метро и холодный ветер, улыбчивые своими чиновничьими улыбками бюрократы, жесткая как черствый батон оборона по обе стороны бумажных баррикад, no pasaran - и теплые неспешные вечера в глубоких и светлых беседах, благодаря которым Она почувствовала трех родных людей. Поездка к однокурснику- единомышленнику, за одного только Маркеса, стремительно и вдруг - спасибо. И вот уже время торопит, каким это самое время будет смешным через пять минут, прощальный привет... -здесь автор вынужден остановиться, поскольку три года подходят к концу, повествование - к кульминации, и все это надо хорошенько обдумать.
Время остановилась даже безо всякого "здравствуй". Ее первым порывом было, услышав этот голос, бросить трубку и бегом на вокзал, чтобы не позволить себе осознать масштабы произошедшей катастрофы. НЕ-ЕТ! Родная моя, забудь это дурацкое слово вместе со всеми его вариантами в форме отрицательных частиц, помните?
Как уже было сказано, "время стало навсегда, поскольку время стоит"(10). Но что делать с жизнью внутри него? И теперь я хочу спросить тебя, терпеливый читатель, согласен ли ты с утверждением: все, что можно узнать о жизни, заключено в двух словах - она продолжается?
P.S. Одним из первых его осмысленных вопросов был - а что ты делала эти три года? В ответ на него, в нетрезвом уме и абсолютном беспамятстве появилось то, что вы, любезный, только что закончили читать.
(1)а дело в том, что спала ее хозяйка, не раздеваясь, плевать на всех, жизнь кончилась, хотя любой нормальный человек подумал бы о том, что утро все равно придет, а вот юбка-то окажется мятой.
(2)читатель наверняка знает подобные дешевые издания в глянцевых обложках с рисунками, ничего общего не имеющими с содержанием.
(3)вполне возможно, что это была туфелька, и вообще пора вспомнить о священном праве автора на неверные аллюзии и цитаты.
(4)безусловно, "Несчастный случай".
(5)ну, польстил немного, не без этого.
(6)несомненно, Марина Цветаева.
(7)на выпады почитателей Франкла и Бердяева отвечу, что для меня эти понятия неразделимы, поскольку обрушились на голову одновременно.
(8)на непрофессиональный авторский взгляд, лучшая роль Елены Соловей.