Аннотация: Вопрос ко всем. Написалось вот само. Во многом - пародия, может, "взгляд с другой стороны". И все же. Представляю на Ваш суд) Стоит ли продолжать? ПС: После "Порока", конечно же:)
Пролог
- Ты мой сын, - худая изможденная фигура склоняется над младенцем в черной корзинке.
Посреди грязного переулка сверкающая роскошь шелковой простынки смотрится диковато. И откровенно ужасающ силуэт нищего в свете фонаря. Но младенец лишь улыбается, да сучит ручонками, искрясь от чистой несдерживаемой радости.
По окровавленным губам мужчины скользит слабая полузабытая улыбка. Она пробирается сквозь слой заскорузлой грязи, распрямляет искривленные остеохондрозом плечи, будто огнем выжигает уродливое рубище с ползающими поверх насекомыми, в которое он облачен...
Только миг, пока сквозь низкие тучи над заброшенным переулком неподалеку от Кремля проглядывает солнечный луч и держится улыбка на искусанных губах, вместо оборванца рядом с ребенком стоит статный мужчина. Ветер треплет неровно остриженные волосы, шелковая зеленая туника полощется на ветру, аквамариновые глаза искрятся. Он наклоняется и целует сына в лоб. А потом крошечный разрыв в тучах затягивается, нищий со всех ног бросается бежать в переулок, под темную арку. Ребенок, сонно почмокав, засыпает...
Издалека доносится тихий крик, грохот, звук взрыва, вой сирены разрывает тишину... Но младенец спит. Тепло и спокойно.
Вы что-нибудь слышали о Дезмонде Грее?
Отрывок из газетной статьи.
"Недалеко от здания Государственной думы произошел взрыв. По предварительным данным, инцидент произошел на входе у ТЦ "Охотный Ряд".
Из торгового комплекса эвакуированы посетители и персонал. Сотрудники правоохранительных органов оцепили всю Манежную площадь. Территория площади перекрыта вплоть до здания гостиницы "Москва", также закрыта территория Красной площади и Александровского сада. Движение по ул.Охотный ряд перекрыто. По предварительным данным, есть трое погибших, передает корреспондент РБК с места событий".
Глава 1
14 лет спустя
Хорошо живется в Москве. Днем. А иногда и ночью. Но особенно тогда, когда не приходится драться с собаками за кусок еды (любой, только б съесть), бегать от патрулей, избегать старших и всячески стараться не оставлять следов. Засекут - сдадут Мику, или, того хуже, в детский дом, а уж там... В общем, все знают, что в детском доме плохо. По крайней мере, ему. Приходилось бывать. Авалон - это ж надо было придумать такое дурацкое имя! - а попросту Эван первое время часто оказывался там, в каких-то картонных стенах, среди пустых лиц, лишенных даже намека на то биение эа, что он ощущал внутри. Впрочем, одному такому детскому дому - кажется, уже перенесенному за город - он и был обязан знакомству с Миком.
Трусцой пробегая вдоль затянутой лесами стены будущей - или бывшей - гостиницы "Москва" - Эван иногда не мог различить видения настоящего и будущего, вот и сейчас, перед его взором два здания наслаивались одно на другое, и даже люди бродили по призрачным этажам. Нет, он не видел ни прошлого, ни будущего - а вот стыки эгрегоров видел. Ну, или так все их называл Мик, и потом он. Поля накладывались друг на друга, сливались и расходились, мешая видеть, и приходилось прикладывать усилия для того, чтобы, отбросив их, раз за разом возвращаться в настоящий мир. Мик звал его "реальностью". Эван - "тюрьмой".
Но вот стена закончилась, он свернул направо, пробежал по скрипящим доскам, под огромным белым щитом, на котором по ночам собирались гоблины, и нырнул в перекрытый вестибюль закрытой на ремонт станции "Лубянка". Резерв был полон. Эван усмехнулся, не прекращая прислушиваться, отслеживать все вокруг. Раньше для подзарядки ему требовалось куда больше времени. А сейчас - раз и все. И никому даже плохо делать не надо.
Не то чтобы ему до кого-то было дело. Но если что-то с кем-то случиться, это привлечет внимание, и потом станут искать. Эван не любил, когда его ищут. Так что старался брать только то, что другие и без того готовы были отдать. Кусочки эа с аур людей и без того ежесекундно испаряются в космос. А ему пока своей ауры мало. Она и без того... маленькая, серая и безжизненная. Неинтересная, как и он. Болезненные слова Мика всплыли в сознании.
Нет, прав он был, что ушел. С Миком лучше не встречаться. Не привязываться. Он никому не даст больше сделать себе больно. Он - сам по себе. "Одинокий волк" - всплыла присказка из какого-то толи фильма, толи рекламы. Глупая, но такая приятная, своя, родная. Улыбка сама засияла на губах.
Пробираясь сквозь заваленный каким-то мусором и пылью туннель, машинально отведя глаза сторожу, Эван вдруг всей стопой наступил на гвоздь. Застыл, прикусил губу. Болью прострелило ногу до колена. Раздраженно глянул вниз. Ржавый толстый гвоздь высовывался из ступни на три пальца, от крови медленно темнел почти новый кроссовок стащенный в "Adidas"-е совсем недавно. Его гордость.
Он выругался. Сочно и эмоционально. Не отводя взгляда от гвоздя и пульсирующей от резкой боли ноги. Судя по всему, гвоздь был ржавый?
Эван не привык кого-то ждать. Так что он закусил губу, предварительно осмотревшись, чтобы не наступить еще куда-то, и рывком снял ногу.
Орать было нельзя. Дело даже не в гордости. Хоть и она тоже. Но - все хуже. Услышат. И так вот - кровь. Он спешно, преодолевая головокружение и расползающийся жар, наклонился, положил одну ладонь под ступню, вторую наверх.
Мик говорил, что так не бывает. Мик учил только использовать невидимое, и верил, что никогда его нельзя "овеществить". Эван знал много хитрых словечек, еще с тех пор, когда работал в библиотеке. Курьером. Но в свободное время там всегда угощали чаем с сушками и давали читать. Сначала он читал ради сушек, потом понравилось, приноровился.
Отвлеченные размышления позволили не думать о боли. Простенькое сканирующее заклятие показало, что, если ничего не сделать, он заполучит гангрену. Кровь пахла оглушающее, так что стоило поторопиться. Ни больница, ни пиявки его не прельщали.
Эван закрыл глаза, мурлыкая про себя старую песенку, которую сам не помнил, где услышал. Она всегда помогала ему сосредотачиваться. "Раз-два - Фредди заберет тебя. Три-четыре - закрывайте дверь в квартире. Пять-шесть - Фредди всех вас хочет съесть. Семь-восемь - он к вам придет сегодня в гости. Девять-десять - никогда не спите, дети!" На последний строчках он увидел, как ступню окутывает бледно-синяя аура с вкраплениями алого, а сзади что-то длинно и противно звякнуло. Будто провели сталью о сталь.
- Звал? - хриплый прокуренный голос.
Эван помедлил, готовый сорваться с места, но было почему-то совсем не страшно. И пиявки не придут, пока он там, за спиной. Последнее оказалось решающим. Он медленно выдохнул, прищелкнул пальцами.
- Выпей пока, - и сосредоточился на ране.
Сложно было на ощупь самого себя собирать. Он же понятия не имел, как там все устроено! Надо будет почитать медицинские справочники... Меж тем какая-то черная рука - негр, да? - взяла зависший перед существом за спиной стакан. Звук первого глотка показался слишком тяжелым, жадным. Второй медленнее. И голос стал мягче.
- Парень, ты это чего? - помолчав, спросил пришедший. - Совсем не боишься, да?
Эван лечил себе ногу, ни о чем другом не думал, а потому не боялся.
- Нет, - сказал он совершенно искренне, и чихнул. - А надо?
Обжигать ладони постепенно перестало, теперь вверх шло легкое тепло, и все еще чуть пощипывала ранка. Он приподнял ногу, сразу же ощутив, как, щекочась, зарастает сквозное отверстие снизу, медленно сливаются одна с другой кости... Это оказалось несложно, их сращивать. Белое к белому, красное к красному, желтое к желтому.
- Нет, - помедлив, все же отозвался явно заскучавший гость. - А ты никого не хочешь напугать? - спросил с какой-то детской надеждой.
Эвану стало его жалко. Он никогда не боялся призраков, а этот даже помог невольно.
- Ты почему пришел? - спросил тихо, через силу выталкивая слова изо рта, пока заращивал рану до конца, настолько тяжко давалось.
- Ты позвал, - пожал плечами пришедший.
Что-то снова звякнуло.
- Навести Мика, - сказал Эван, подумав.
Он никогда и ничего не забывал. Помедлив, хотел обернуться. Но обгорелая рука, украшенная четырьмя лезвиями, вдруг легла на плечо, придавив к земле.
- Не смотри. Иначе мне придется тебя убить. Я не хочу.
- Не хочешь? - все так же бесстрашно спросил Эван. Чему-то усмехнулся.
Мик найдет, что сказать, это точно.
- Тогда иди, - спокойно разрешил он, почувствовав, что надо сказать.
Пришедший за его спиной демонически рассмеялся и пропал.
Эван потер ухо, и, стараясь глядеть под ноги и по сторонам, углубился в перегоны закрытого на ремонт метро. Где-то неподалеку шли поезда, что-то капало, электричество бежало по шпалам совсем рядом... Он, осторожно вытерев руки прихваченной для такого случая салфеткой - а то ведь не вылечит себе глаза, слишком сложно все там устроено - провел пальцами по векам. Чуть надавил. И тьма рассеялась, сменившись зелено-серым полотном.
Ночное зрение всегда поначалу пугало. Потом он привык. Идти было еще далеко...
Он выделялся бы даже в толпе людей, выходящих из ЦУМа. Кризис сказался на населении, и поток "паломников" от моды слегка потускнел, что лишь добавило изыска и без того роскошным интерьерам торгового центра. Блеск, глянец, запах денег и изысканные ароматы духов, временами используемых с некоторым преувеличением...
Есть такая книга "Блеск и нищета куртизанок" Оноре де Бальзака. Окружающее очень напоминало ему неловкие к ней иллюстрации.
Какой-то ребенок убежал от родителей, а теперь застыл, во все глаза глядя на парня. Он мог себе позволить то, что для более взрослых представлялось невежливым, и потому невозможным. Если б можно было взглянуть его глазами, наблюдатель узрел бы высокого светловолосого юношу лет 17 на вид. Волосы скорее платиновые, креативно подстрижены у одного из лучших стилистов Москвы, чье имя ревниво держится в тайне. На нем пошитый на заказ костюм цвета слоновой кости, роскошный, изыскано строгий, подобранный с безупречным вкусом. Галстук на три тона темнее рубашки. Безупречные манеры. Стать и надменная гордость. Еще он бывал непозволительно красив. Но гламор решил эту проблему.
Ловить отражение в чужих глазах вскоре наскучило, и юноша отвернулся. Отошел к отделу с часами, просмотрел пару моделей, небрежно прислушиваясь к щелчкам двигающихся стрелок. Человеческое ухо не могло уловить столь слабый звук, но он никогда не считал себя человеком.
Люди - это те, кто бродят вокруг, транжиря свои силы. Это те, кто понятия не имеет о семье и магии. Стадо... среди которого снежный лев чувствует себя своим. Жестокая шутка.
- Дориан? Дориан Монтгомери? - недоверчивый шепот ударил в спину.
Он, щуря невыносимо голубые, чуть дымчатые, глаза, обернулся на зов, буквально истекая высокомерием.
- Чем могу быть полезен? - спросил, по одному выталкивая слова из сведенного горла.
И здесь - ненавидят.
Но презрение было куда хуже ненависти. И шепотков за спиной: "Как?! Вы не знаете?! Он - сын Лайонела Монтгомери, того самого предателя!". Лицемеры!
Злость рванула внутри. Охранники напряглись, готовясь ликвидировать угрозу. Но они не были магами, они не могли ничего этого слышать.
Он, усмехаясь с ледяным пренебрежением, смотрел в глаза наглеца, смевшего обливать его презрением.
- Сын труса! - выплюнул сквозь зубы тщедушный даже какой-то пацан.
Или девчонка? Блондинистая, в алом комбинезоне, и линзах на серых запуганных глазах.
Не показывать боли!
- Зато эксклюзивный, - снисходительно уронил он, жмурясь с видом довольной кошки.
Полюбовался на злое потрясение в ее глазах, вскинул подбородок навстречу ударившей в спину волне шепотков, где самым цензурным было осуждение его вероломного высокомерия и бесстыдства. Выдохнул, внутренне собираясь с силами. Он. Ни за что. Не станет. Прятаться.
И отрекаться от них - тоже.
Восхищение в глазах простых обывателей было похоже на утешение...
Дориан помедлил, сделав еще круг по торговому центру - ни за что он не хотел дать повод обвинять его в трусости. Сбегать от насмешек - не его стиль, хотя иногда так хочется... Папки с накопившимися документами оттягивали руку, но он крепко сживал ее в руке. Антикварный магазинчик - вот и все, что осталось у него из источников дохода. И он собирался сделать все возможное, чтобы сохранить бизнес так, чтоб об этом никто не узнал.
А ведь еще каких-то четырнадцать лет назад все было иначе. И они столь же унижено преклонялись перед их родом, как сейчас отчаянно травили! Но ненавидеть отца он не мог. Может, как раз потому, что все от него этого ждали, в сердце Дориана осталось место для долга и немного странной привязанности к семье.
Охранники, обычные люди, топали за спиной. Где-то в толпе скользили двое более профессиональных. И те и другие им восхищались. В среде не магов - обывателей, обреченных на обочины жизни - начинающий художник Дориан Грей был популярен. Четыре выставки в России, три - за рубежом, и ни одной не распроданной картины. Для иной работы по их законам он был слишком юн. Магическая кисть решала проблемы с неумением рисовать.
Торопясь, он прошел мимо провинциального вида девицы, не отводившей от него взгляда. Симпатичная. Рыжая и зеленоглазая. Жаль, что не ведьма. А с его "человеческими" подружками ей не сравниться. Что Николь, что Вита девушки представительные. Одна юрист-консул в посольстве Бельгии, вторая - топ-модель элитных журналов и модных показов московской тусовки. И как на заказ - обе отлично смотрятся в паре. Как скаковые кобылы.
Он без зазрения совести полировал им мозги. В конце концов, когда-то и они без тени сомнений подставили его. Каждая. Дориан полагал, расплата соответствует прегрешению. Просто он был сильнее.
На Красной было ветрено. От Лобного места тянуло силой - ешь - не хочу - но в Москве вообще много было таких ловушек. Как наркотик. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И в первой дозе.
Дориан остановился, запрокину лицо к небу.
Холодные капли начинающегося дождя заскользили по щекам, даже на грудь пробрались. Он поежился, вздохнул, поудобнее перехватил папки. Машина ждала за Собором Василия Блаженного. Вот еще пару минут постоять, вдыхая загазованный, но истекающий силой воздух, и можно ехать. На съемки, на встречу, потом, вечером, в клуб... Бешеный ритм жизни.
Вынырнувший из-за каменного буя перегородки мальчишка оказался для него полным сюрпризом. Тощее тело с неожиданной силой врезалось в него, паренек матюгнулся, вскинул пылающие лиловым огнем глаза, перекатился через голову, вскочил, юркнул между охранниками - всеми четырьмя - и как-то слишком стремительно затерялся в тенях собора. Слишком быстро. От него чуть повеяло магией.
Дориан моргнул, поправил чуть не выпавшую папку с документами, и зашагал к машине. Нет, хватит на сегодня прогулок. Хватит.
Пока он шел, на него или смотрели, или оборачивались все, кто был на площади рядом. Дориан не видел. Вокруг опять схлопывались серые стены привычного реального мира. Одновременно возвращалась броня. Меньше ощущений - меньше чувств.
Вот как-то так.
Садясь в машину, он улыбался.
На темно-серой брусчатке остался яркий прямоугольник визитки.
Жизнь несправедлива. Это знает всякий, кто прошел какой-то рубеж. Или всякий, кто оказался слаб. Победителей ведь не судят. Наверное.
Ханнах Беллоу было 16, и она очень хорошо разбиралась в несправедливостях жизни. Или думала, что разбиралась.
Дело в том, что у нее была одна большая проблема. В смысле, конечно же, проблем у нее, как и у всякой девочки-подростка, было много. Но лишь одна вещь мучила ее непрерывно. Ханнах совсем не умела колдовать. Способностей не было.
Ее отец работал в западной компании, временами используя магию в своих целях и неуклонно поднимаясь по карьерной лестнице. Мать была оперной певицей, где также использовала магию, чтобы поддерживать голос, как у сирены. Брат был военным летчиком, но также не гнушался сканировать состояние самолетов или кое-где своими чарами исправлять технические ляпы. А вот ей магии не досталось ни капли. Ее дедушка был вампиром, бабушка, судя по слухам, дриадой - ее Ханнах никогда не видела.
В общем, у всех вокруг была своя магия - а у нее нет!
Ханнах отказывалась признавать такую несправедливость.
Более того, она даже пожаловаться никому не могла - от нее все скрывали свои способности, кроме дедушки. Тот работал в морге, и как-то в детстве она видела, как он пил кровь - прямо из шеи, деликатно и аккуратно, после чего смертельно раненый ребенок вдруг пошел на поправку. Вот он (дедушка, а не ребенок, конечно же), чтобы оградить внучку от стресса, и рассказал ей кое-что о мире магии. И он же с сожалением констатировал, что она... бездарь.
О, конечно, он сказал не так! Но даже способность чувствовать магию ей дана была не от рождения, а родителями. Чтобы уберечь дочь от маньяков и помочь лучше разбираться в людях. В общем, страх и ужас!
Ханнах была невысокой, зеленоглазой, отчаянно рыжей и чуть полноватой, чем невыгодно отличалась от своих высоких стройных подтянутых родственников. Вдобавок к тому, она обычно носила длинные клешеные юбки в пол, туфли на низком каблуке, да еще и слегка сутулилась.
Зачем стараться, если у тебя все равно не будет того, что ты хочешь?
Впрочем, Ханнах была не настолько безвольна, чтоб сдаться. Скорее, по меткому комментарию отца, "упряма, как Брахмапутра". Ханнах не совсем понимала, что общего между ней и высокогорной рекой, но, в конце концов, пришла к выводу, что отец имел в виду ее упорство. Мол, раз выбрала путь или точку зрения - не остановишь. Или ей нравилось так думать.
Утро у нее не заладилось. Сначала на выходе из Ленинки (библиотека имени Ленина) сломался каблук, пришлось хромать на Охотный ряд, покупать там какие-то мокасины, а уже с ними бежать в ЦУМ за обновками. Итальянские полусапожки на небольшом каблучке обошлись ей в двадцать тысяч, почти все наличные деньги до будущего вторника, но Ханнах не удержалась. Когда все плохо - надо самой себя радовать, это она усвоила твердо.
Поправив пальто из бутика - "Палермо", кажется, хотя покупала мать, так что все могло быть и иначе, - она рассеяно оглядела витрины. Линзы избавляли от очков, и это главное. Ханнах обожала линзы. Куда больше, чем очки. Ей самой очки почти не шли. Такое уж лицо было, живое, подвижное, что даже самая придирчиво подобранная оправа зрительно разрывала ее лицо на две половины, которые по раздельности смотрелись куда хуже, чем вместе. Без нужды потеребив еще и свою сумочку - ей было совершенно все равно, фейк она носит или не фейк - все делается из ткани - девушка длинно вздохнула. Надо худеть...
Будто в подтверждение ее мыслей, взгляд остановился на столиках кафе. И, наверное, она б тут же ускользнула и дальше мучить свою фигуру (что ни говори, а с восьми утра на ногах с перекусом на одно яблоко это слишком), как вдруг мимо прошел парень. В смысле, они и так то и дело проходили мимо. И парни, и мужчины, и старики - но от взгляда на этого ей вдруг сделалось дурно.
Дело в том, что именно его портрет из вырезки старого журнала висел в ее в спальне над кроватью. И не сказать, чтоб он там был сильно одет. Кровь прилила к лицу, девушка застыла, судорожно втягивая воздух, глядя на него лучащимися глазами. Проходя мимо, кумир глянул ей в глаза, усмехнулся - и ускользнул за надежные спины охраны.
Как зачарованная, она смотрела ему в спину, сама не понимая, что с ней твориться. Ни о каком кафе она уже не думала. Ее идеал сел в машину - черный тяжелый "Мерседес", и машина отъехала, вливаясь в интенсивное движение. А она все еще смотрела.
Моргнула, медленно отводя взгляд. Через силу. Казалось, если постоять и подождать - он вернется. Ну, как в сказке про золушку. Золушка. Подсознание о чем-то кричало. Что-то такое она забыла, пока медитировала. Что же? Ханнах вскрикнула. У него выпала визитка!
Она суматошно заметалась по площади, пока, наконец, отчаявшись, вдруг не обнаружила теплый золотистый уголок карточки у себя под ногой. Подняла.
Это была не его визитка. На бархатистом боку значилось "Антикварный Салон Золотой Грифон. Мы находим самые редкие экспонаты".
Не его визитка. Ханнах посмотрела на карточку, вздохнула, хотела бросить ее, но вместо этого запихнула в карман. Может, если он там часто бывает, в этом салоне, получиться пересечься?.. Ответов у нее не было.
"Пока не было", - напомнила себе она, и счастливо улыбнулась.
Карточку я спрятала в карман и забыла. Ну, почти забыла. Как будто вещь, которую держал сам Дориан Монтгомери, забыть можно! Поглядев на свою новую обувь, я счастливо вздохнула, и... поехала на метро к тете. Когда мама работает, папа работает, брат работает, и даже дедушка работает, меня оставляют с тетей. Тетя... это очень странная женщина, убившая миллион на новые зубы, потому что всю прежнюю жизнь до смерти боялась врачей. В общем-то, она никогда нигде не работала, хотя временами упоминала свой тяжкий труд в библиотеке (она училась на библиотекаря) целый год, где ее никогда не понимали, и доставали тяжкой работой. У нее очень смешное отношение к людям. 'Он мне не интересен'. Или она. Вопрос, интересна кому-то она сама, ею не обсуждается. Думаю, и так всем понятно - она в душе монархистка, такая вот барыня, не способная даже сходить в магазин, но уверенная, что до сих пор представляет интерес для кого-то кроме мужа. С мужем ей, видимо, повезло. Но это удачное время кончилось, а ее единственный ребенок покончил с собой, написав в прощальном письме банально-романтическое 'мне стыдно, что она моя мать'.
Звонок в дверь сопровождался мяуканьем ее многочисленных кошек.
- Кто? - буркнул голос из-за двери.
Мне всегда было интересно, ей что, лень воспользоваться глазком?..
- Я, теть. Открывайте, - сказала я.
Щелкнул замок, и из квартиры пахнуло... запахом кошачьего туалета.
- Переступай... - буркнула она, поправляя растрепанные волосы, и небрежно ткнула пальцем куда-то вниз, на большую кошачью лужу.
Я переступила. Слева в пыльной комнате с уродливым аналоем в углу витали клубы дыма, и гудел компьютер.
- Ах, Ханнах, мне так плохо, я так устала! - экспрессивно воскликнула тетя, хватаясь за стену.
- Хотите, я запишу вас в салон и все оплачу? - спросила я.
- Потом как-нибудь, я еще не готова... - тут же заюлила страдалица.
Я подумала, что несправедлива. В сорок пять лет ведь человек уже, видимо, так слаб и бессилен, что ни на что не способен... Хотя как же моя мать? Или отец? Но про это говорить я не стала. В конце концов, она же предоставляет мне комнату, когда надо.
Хотя друзей я к ней не вожу. От ее желания 'поговорить' черта с два отбрыкаешься! А мои друзья в большинстве своем слишком вежливы, дабы откровенно послать. Но в итоге в гости к ней ходить не любят.
Я еще раз порадовалась тому, какая у меня мать. Стерва, если подумать, и эгоистка, но зато с ней ничего не страшно! И она до последнего нюанса отвечает за каждое свое слово. У тети ж часто бывали провалы в памяти. Ну, собственно, она из тех, кто храбр лишь на словах, а драться может лишь с маленьким ребенком, не способным ударить в ответ. Какое счастье, что у меня мама другая!
Вздохнув, я тихо поздоровалась и прошла мимо нее, привычно почесав за ушком всю местную кошачью братию. А вот Шасси надо будет попросить посмотреть брата. Что-то она приболела, кажется. Но это потом, чтоб тетя не слышала. А то она любит других винить, и все болячки вешать на маму или меня - мол, мы ей зла желаем.
Наивная! Да пожелай ей мама зла - никакая полиция б не доказала, что ее смерть не была случайностью! А я не смогла б, даже если б хотела. Ну, это не значит, что хочу. Все же тетя. За тетю не стыдно, а мамой любому ребенку хочется гордиться. Эх, какая еще из меня получится мама...
Я выбросила ее из головы, сварила кофе на двоих на всякий случай, но, налив себе чашку, вторую порцию так и оставила на кухне. Если честно, тетю я не любила. С чашкой в ладонях протопала на балкон. Не застекленный, а потому трогательно мною обожаемый, и свернулась клубком в кресле, разглядывая карточку.
'Золотой грифон'. Где-то я что-то слышала про этот антикварный магазинчик. Осознание было болезненным, потому что я подпрыгнула, и локтем налетела на гвоздь в бетоне ограждения балкона, но я не обратила внимания. Ведь Дориан там может бывать!
У меня были летние каникулы. Школу я закончила экстерном, и уже второй год училась в трех вузах сразу, а потому родители изменили мой график, вместо двух обычно свободных у студентов месяцев выделив мне целых пять. Зато остальное время я вертелась, как белка в колесе. Но в итоге - у меня еще 4,5 месяца. И я знаю, где бывает Дориан. Не выдержав, я счастливо улыбнулась, но ерзать не решилась - локоть все еще болел. Однако показаться скучной надоедой мне не хотелось. А как можно пребывать где-то на законных основаниях? Либо владея этим объектом... либо там работая! Вот оно! Эврика! Я устроюсь на работу в 'Золотой грифон'. И, что немаловажно, почти не буду появляться у тети.
- Да ты... да я тебя... - Эван просыпался на печатных составляющих извергаемых ему на голову Миком фраз, а все остальное время дремал с открытыми глазами.
Он дико устал. Сначала гвоздь, потом этот кукольной внешности парень, которого он попытался выпить, но наткнулся на такой блок, что до сих пор шатает. И ведь ничего ж даже не заметил, скотина! Это злило больше всего. А потом еще шесть часов бега. И все равно ведь попался!
Должно быть, его глаза все же полыхнули алым, потому что Мик вдруг сбавил обороты.
- Эван, ты чего? Неужели так нужно было его ко мне посылать? - спросил тихо.
Вот теперь была уже беседа. Эван чуть заметно потянулся, и впервые за прошедший час ответил:
- Ему было скучно. Ты умеешь говорить.
- Я умею говорить? - переспросил потрясенно Мик.
Помедлил, пожевал губу, забыв даже про наносную крутизну, которой обычно придавал много значения, даже почесал затылок. И вдруг расхохотался, рушась в кресло.
- Ты ко мне Фредди послал, чтоб я с ним поговорил? - простонал сквозь хохот.
Эван кивнул. Хотя чужой смех его не радовал. Но он смолчал. Несмотря на определенных тараканов в голове, с Микой не стоило ссориться без причины. А если враждовать - то убивать. Он с самого раннего детства усвоил этот закон улиц. Убегаешь - беги, если дерешься - то до последнего.
По-своему они друг друга стоили.
- Ему было скучно, - все же повторил юноша. - А я был уверен, что ты его заболтаешь, и тебя он не тронет. Он пиявок прогнал. А я с Корпусом связываться не хочу.
Смех стих, как по волшебству, но Эван знал, что Мик не претворялся. Ни тогда, когда смеялся, ни сейчас, пока смотрел в глаза пристально и требовательно. Потом кивнул.
- Ты попался пиявкам?
- Лечился, - кратко отрезал Эван.
Мик снова кивнул.
- Хорошо. Но больше так не делай, пожалуйста. Я так и не придумал, куда девать трупы.
Юноша посмотрел на него несколько удивленно.
- На скотобойню. А головы в крематорий, в чужой гроб подбрось, - предложил цинично, хотя внутри все переворачивалось.
Микаэль Лимонов, Темный маг города Москвы второго класса, кивнул, тяжело вздохнув.
- Ты все равно провинился, - сказал твердо.
Эван тоже вздохнул.
- И?
У него только что-то стало получаться! Только-только! Где еще найти почти бесплатного учителя, да и знакомую крышу?.. Пришлось подчиняться, хотя что-то внутри кричало и бесилось от одной мысли об этом.
- Принеси мне Череп Ваала, - со сладкой, как патока, улыбкой уронил маг.
Парень выругался. Громко и в голос. Это были и месть, и подстава.
Ноги, Кадиллак и банковский счет, похоже, намертво засели у него вголове. Это началось еще на съемках для 'Cosmopolitan', хотя Дориан так и не понял, как его туда занесло. Обычно гламур - не его формат. Ассистентка фотографа бегала вокруг с прожекторами, заказчик съемки все старался угостить хотя бы шампанским, а мрачный и хмурый охранник сердито оглядывал все вокруг, когда он услышал эту песню. Мелодия доносилась из mp3-плеера другой модели, с независимым видом застывшей у стены. У нее в ушах были аккуратные наушники, и Дориан мог своей жизнью поклясться, что никто, кроме него, не слышал, что у нее играет. Но ему хватило. Он даже поближе подошел, чтобы расслышать текст. И вот результат. Кадиллак, счет, ноги. В такой версии происходящее казалось ему куда более вероятным. Купил Кадиллак, получил счет, протянул ноги. Более чем для 80% населения утверждение верно.
Впрочем, Дориан сердился б на себя куда больше, если б нервозность проявлялась не в привязавшихся словах попсовой песни, а как-то иначе. Не дай демоны задрожат руки!
Он вышел, как и всегда, за храмом Василия Блаженного. С некоторым усилием проскользнул за ограждавший Кремль щит, неспешно прошел до самого мавзолея. Как и все прочие, заплатил за билет. После восстановления мумия стала выглядеть чуть лучше. Его снова кольнуло желание пошутить, разбудить ее, заставить попрыгать, сказать пару слов, может, сплясать. Но из детства прилетело тяжелое и неумолимое 'недостойно', и желание пошалить пропало. Он - Монтгомери. Он должен быть самым лучшим всегда и во всем. В этих словах содержалось море иронии, но жизнь не оставила ему ничего толком, кроме ужасающей гордости, и за нее он собирался держаться до последнего.
Дальше все прочие сворачивали к выходу. Он отвел глаза охранникам и прошел вглубь. Лестница начиналась прямо за невидимой не магам статуэткой вставшего на дыбы льва. С точки зрения геральдики, символ был очевиден. Впрочем, Монтгомери слишком часто здесь бывал, чтобы задумываться об этом снова.
Спустившись вниз по малахитовым ступеням, над которыми вспыхивали неоны автоматической подсветки, он подошел к трем тяжелым железным дверям. Без тени сомнений выбрал левую, прикоснулся к ней ладонью. И застыл. Быстрый укол. Через минуту распахнулось окошечко.
- Кто?
- Дориан Монтгомери, - сквозь зубы выговорил маг.
Как будто там оставался хоть кто-то, кто его не знал в лицо, или они искренне полагают, что он не знает про камеры и щиты идентификации, которыми буквально забита и лестница, и уж тем более зал дверей, или будто его не опознали по анализу крови. Да они даже размер и цвет его нижнего белья наверняка знают! Но он заставил себя сдержаться. Нельзя выказывать гнев при низших.
- Проходите, - чуть улыбнулся страж, и посторонился, открывая тяжелую створку. - Вас уже ждут.
Дориан отрепетировано изогнул губы в улыбке в ответ, порадовавшись, что не вспылил. Удовлетворил бы свой сиюминутный порыв, но значительно усложнил дальнейшие посещения. Ему и без того ежемесячные визиты давались не сладко.
Он скользнул в дверной проем, кожей чувствуя 'неощутимые' касания чужой сканирующей магии, охранные барьеры, защиты, просто чьи-то неумело наложенные щиты. Даже странно, как все бестолково! Этот клубок ведь парой стежков снести можно! Но он ничего не сказал.
Снял плащ, достал из кармана 'передачу', увеличил ее, прежде чем на нем застегнули антимагические браслеты. И снова Дориан удивился - слишком топорная работа, неужели они не видят, что, если подцепить вот там и вот здесь, и поменять местами два потока, весь эффект пропадет, более того, сменится на противоположный? И то, что должно предотвращать использование магии, начнет ее канализировать, по сути, станет Источником?..
Он так удивился, что уже совсем было спросил сопровождавших его охранников об этом, но в этот момент вспомнил мать. Она тоже не видела слабости чужих заклятий. А он сам с трех лет без труда распутывал ее чары на своей комнате. И, вспомнив, промолчал.
Его провели в стеклянную комнату, разделенную пополам еще одним стеклом. Один из охранников отнес корзину на ту сторону. Потом оба вышли. Дориан знал, что они смотрят из-за фальшивых стен вокруг, но с этим он сейчас ничего не мог поделать.
Сел на невесомый стул, похожий на барный, в стиле hi-tech, и, видимо, поэтому дьявольски неудобный. Закрыл глаза, успокаиваясь.
Шагов слышно не было. Открывшейся и закрывшейся двери тоже. Но когда он, уже спокойный и собранный, открыл глаза, напротив, за неровным и искажающим вид стеклом, на таком же, как его собственный, стуле, сидел его отец. Лорд Лайонел Монтгомери.
Отпрашиваться у тети я не стала. Просто крикнула, что ухожу, и ушла, не слушая ответа. Уже в лифте мне стало грустно - показалось, что я могла пропустить что-то важное. Потом я отмахнулась от этого чувства. Меня ждал 'Золотой грифон'. Но сначала - интернет-кафе, чтобы понять, куда мне ехать.
После кризиса найти интернет-кафе в тетином районе оказалось жутко сложным делом. Наконец я все же добралась до небольшого салона на круге, где уговорила администратора пустить меня к Yandex-овской карте. Открытие ошеломило - магазинчик располагался прямо на Арбате, в 14 доме. Правда, на карточке стояла странная приписка 14а, но я не стала придавать этому значения, решив разобраться на месте. Мигом расплатившись, вылетела на улицу, со всех ног бросилась к метро. Увы, даже маги часто им пользуются. Во-первых, в метро концентрируется сила, во-вторых, оно куда быстрее транспорта, даже если отводить глаза и отводить чужие проклятия. Ну а в-третьих, там всех уравнивает Корпус. То есть это отец мне так рассказывал.
Жизнерадостно сбежав по эскалатору вниз, я в последнюю секунду влетела в вагон метро, и даже села в уголке. Поезд тут же тронулся, а в дверь, через которую я влетела в салон, врезался какой-то парень в черном костюме, под чарами личины. Присматриваться я не стала. Не вежливо. Жаль, не успел.
Мне, чтоб добраться до Смоленской, можно было сделать две или одну пересадки. Я выбрала одну. Поднялась по лесенке, постояла на сей раз на забитом эскалаторе, и выбралась на Арбатско-Покровскую ветку. Две остановки - и вот я уже на Арбате, выхожу неподалеку от вездесущего McDonalds-а.
А здесь в очередной раз все поменялось. Ларьки убрали, остались только временные энтузиасты, да всевозможные шоумены, фокусники, факиры и т.д. Несколько исполнителей пели и продавали свои диски, кто-то предлагал спеть караоке. Я, не особо обращая на все это внимание, упорно пробиралась к 14 дому, даже не заглянула в свой любимый театральный магазинчик, где на прошлый новый год купила себе костюм ведьмы, а годом раньше - платье темной принцессы и рыцарские латы.
Но вот и 14 дом. Я обошла дом со всех доступных сторон раз пять, прежде чем увидела нужный магазинчик. Аккуратная витрина. Старые книги в роскошных переплетах, глобус, поверх глобуса - гнездо, в котором на яйцах свернулся золотистый грифон. Игрушка выглядела как живая! Сзади сделано как-то хитро - будто на задней стенке витрины меняется время суток. В левом углу замок подвергался нападению большого синего дракона; его доблестно защищали высыпавшие на стены крошечные белые рыцари. Справа сидел манекен стройной девушки, похожей на Мери Поппинс из фильма, и с задумчивым видом листал книгу путешествий, с красочными иллюстрациями. У манекена были изумительные, похожие на витраж, крылья, и поразительно похожие на живые длинные тонкие пальцы. Потрясающий робот!
Помедлив, я осторожно толкнула дверь. Внутри царил полумрак. На потолке было звездное небо, показавшееся мне настоящим. Слева - стойка с кассой, за ней - длинные полки с книгами, безделушками. Дальше - двери в хозяйственные помещения, кладовку и на склад, расположенный здесь же, в подвале. Справа было нечто вроде маленькой анфилады, в каждой из которых была выставлена своя экспозиция. От интерьера стиля ампир, торжественного, роскошного и тяжеловесного, до невесомой ажурной утонченности каких-то выглядевших эльфийскими кресел. Там были и картины, и куклы, и статуэтки, и часы, и роскошная кровать с пологом, и наборы посуды, и мебель... Множество всего. Но мое внимание привлек высокий шкаф-сервант, на стеклянных полочках которого, под надежной защитой нескольких лазерных замков и магии, располагались колокольчики и крошечные фигурки. Отдельно лежала стопка свитков, несколько комплектов одежды, с десяток фиалов, лампа и большая толстая книга со стершимся названием.
- Вы что-то хотели, девушка? - добродушно спросил старческий голос.
Я вздрогнула, обернулась, во все глаза глядя на старичка в черном халате.
- Н-нет. В смысле, да! То есть, нет, я... - крайне информативно залепетала я.
Вздохнула, прервав этот ужас.
- Простите. Понимаете, я... хотела бы у вас работать! - выпалила на одном дыхании.
Для столь пожилого человека, как он выглядел, у моего собеседника были удивительно молодые глаза.
- Ох, девочка... - он прищурился, рассматривая меня в свою очередь из-за толстых линз своих очков, - как хоть тебя зовут-то?
- Ханнах Беллоу, - пролепетала я, почему-то жутко смутившись под его взглядом.
- Ась? - переспросил он. - Парабеллум?
Я икнула, и рассмеялась. Его оговорка мне очень понравилась.
- Нет, Ханнах.
- Иван Иваныч, - торжественно представился он и пожал мне руку. - Ханнах, значит... А скажи-ка ты мне, Ханнах, откуда про магазин узнала?
Я вместо ответа вынула из кармашка заветную карточку.
А у Ивана Иваныча вдруг почему-то глаза стали острыми и презрительными.
- Принята, - процедил он и ушел вглубь магазина, буркнув неохотно: - Встань пока на кассу.