Аннотация: Глава пока удалена, она останется здесь ради комментариев. Позже частично планирую все же включить в сюжет, но не так резко и в значительно переработанном виде:)
'Поскольку я умнее большинства людей, то и ошибки мои соответственно оказываются намного более серьезными'.
Дамблдор, 'Гарри Поттер и Принц-полукровка'
Глава 17.
После таких событий искать неведомую предсказательницу, чье имя и без того было овеяно всяческими ужасами, казалось не слишком-то интересным. Даже не смотря на настойчивые рекомендации Магистра заглянуть к ней при первом же удобном случае. Тот разговор происходил довольно давно, а вот надо же, вспомнилось. Вообще что-то странное с памятью твориться. Будто сглазили. Неспешное шествие способствовало глубине мысли, и я только решила предаться этому ценному, но, безусловно, тяжкому недугу, как вдруг у самых моих ног прозвучало:
- Дяденьки, вы что-то ищете?..
Я едва успела остановиться и не врезаться в ребенка. Тоже мне, нашли себе 'дяденек'! Перед глазами вдруг поплыло, а когда прояснилось.... Мальчишка застыл посреди коридора, так точно выбрав равноудаленное от стен расстояние, будто специально к нашему приходу его измерил. Мертвенно-бледные глаза без зрачков смотрели так, будто пронизывали насквозь, добираясь до темнейших тайн души. Раскинутые в стороны руки не позволяли пройти мимо. На кончиках пальцев дрожали темные сгустки чего-то, чего просто не могло быть, путаясь в крошечных клубках мертвенно-серых молний.
Арньес спокойно шел себе вперед, словно ничего не случилось.
- Подождешь? - он улыбнулся совсем по-детски, только бельма глаз оставались пугающе бездонными.
- Кто ты? - ничего лучше не пришло мне на ум.
- Поторопись, Вириэль, - шепнул мальчик вместо ответа. Задумчиво склонил темную кудрявую головку к плечу. - Аукцион. Портрет, - и исчез во вспышке темного пламени.
- Вир? Идешь? - Багряный нетерпеливо и абсолютно беззвучно переминался с ноги на ногу у наконец-то обнаруженной двери, уже готовый постучать.
И вдруг створка сама собой приоткрылась, будто хватило тепла ладони.
Из щели явственно тянуло свежей кровью. И прахом. Все эмоции исчезли с лица эльфа, убийца вдруг подобрался, даже издали стал выглядеть свирепым. Мягко шагнул ближе, толкнул створку. Не помню, как оказалась стоящей за его плечом.
Комната казалась пустынной. Тонкий флер пыли на столе, высокие засохшие гладиолусы в причудливой вазе, стальной стенд с креплениями у стены. И только одно, серебряный поднос, накрытый крышкой, разрушал уныние.
Прежде чем прикасаться к чему-нибудь, мы осмотрели комнату. Тело обнаружилось в шкафу, перевитое тонкой шелковой нитью. Безголовое тело, со следами давних пыток, почти обескровленное, оно все еще оставалось теплым.
- Пока мы шли сюда, - прошелестел голос Арньеса в моем сознании.
С осколка белой кости - странное что-то, срез казался ровным, а вот кость - скорее, сломанной - мерно стекали темные капли. Кровь была еще яркой, свежей. Каким оружием можно было сделать такое?..
Вокруг разносился легкий аромат. Что-то знакомое....
- Арньес! - зашипела я, прикрывая лицо согнутый локтем.
Аромат еще чувствовался, но меньше. Эльф скользнул к дальней стене и широко распахнул невидимое до того окно, словно его чарами скрыли. Редкий наркотик, одна из разработок дроу, приравнивался во многих странах к биологическому оружию. По крайней мере, излечиться, раз надышавшись им, считалось почти невозможным. Из сада внутрь немедленно заглянул шаловливый ветерок, затеребил шторы, осыпая все вокруг сухой взвесью пыли.
Обезглавленный труп на пышном темном ворсе ковра смотрелся жалко и дико. Но в конечном итоге, в любой паутине должна быть своя жертва. А эта серая пыль почему-то напоминала мне именно паутину. Теперь, убедившись, что ничто живое нам не грозит, я не могла отвести взгляд от подноса. Это противоестественное желание овладело мной до конца, до глубины души, так, что пальцы подрагивали в нетерпении.
- Вир! - эльф казался смущенным, но не стал удерживать, когда я шагнула к подносу, и осторожно коснулась крышки подушечкой пальца.
Ничего не случилось. Серебро было гладким и холодным, таким холодным, что я невольно отдернула руку. Из-под крышки свешивался кружевной краешек алой салфетки. Я словно со стороны смотрела, как моя рука снова тянется вперед, пальцы сжимаются на изящной ручке, выполненной в форме двух лебедей, тянут вверх. На пол плеснула кровь, во все стороны разлетелись окровавленные лепестки цветов, а череп отчаянно распахнул рот в беззвучном крике. Выпав из разжавшихся пальцев, крышка зазвенела как гонг, не смотря на пышные ковры, и вдруг голый череп стал обрастать плотью. Та наползала на него неровными кусками, словно розовое желе, заполняя собой провалы скул, очертания рта, выстраивая заново подбородок. Все казалось таким нереальным, будто я играла в магический конструктор, а не прикасалась только что к высохшей плоти мертвеца. Плоть нарастала на череп все быстрее и быстрее, и вот уже с подноса на меня смотрела женская голова, с бездонными, черными как самая глубокая бездна, глазами. Сухой язык облизал бледные губы, слезинка застыла на ресницах.
Я чувствовала линии силы, кружащиеся передо мной, пронизывающие недавний череп. Сложная вязь заклятия, затрагивавшего не только плоть, но и душу. Быть запертым в куске кости на все времена. Даже мысль о таком казалась ужасной. Холод собирался отовсюду в темную сферу, убивая тепло, бурлил нетерпеливо, будто что-то ворочалось в глубине магических энергий, искало выход. Не 'будто'. Оно и вправду ворочалось.
Порождения Хаоса сложно не узнать, раз увидев. Их отличает такое особое ощущение, которому сложно подобрать описание. Они просто иные. Существа, к которым неприменимы ни законы нашего мира, ни тем более этические нормы. Чистые порождения Хаоса уже давно не могли проникнуть в мир через Завесу, и им на смену пришли они, его первые дети, порождения, твари или боги. Все или ничего. Создания, к которым неприменима была наша логика. И притом они могли иметь с нами общих потомков. Откуда я о них знала? Мой Магистр был таким полукровкой, сыном одного из порождений Хаоса.
Нечто готово было появиться на свет. Не было времени закрыть перед ним эти метафизические двери. Смерть предсказательницы дала достаточную мощь для призыва, сила вольно уходила во все расширявшийся провал. Холодная ярость колыхнулась внутри, когда оставленный убийцей след стерся от стихийного всплеска силы рождения. Неведомый враг все продумал. Так тщательно, так осторожно, будто все знал. От начала и до конца. Будто был со мной рядом!
Додумать я не успела. Щит Судьбы - странная штука. Либо получается, либо нет. Как говорится, судьба, или не судьба. Но если уж удается его вызвать, свои задачи он выполнит, защитит от всего. Я наложила его на Арньеса. Второй, куда более мощный, замкнул нас с сущностью в невидимый глазу кокон. Мне не хотелось разрушать чужие владения. Если бы не иллюзионисты с их заговором, исполнение желаний казалось хорошей идеей. Когда никто не умирает ради чужого счастья, это же справедливо, правда?
Холодный липкий страх оседал кислым чем-то на нёбе. Порождение Хаоса тянулось в наш мир, растягивая невидимые границы реальности, совсем как обычный ребенок. Странно, но мне вдруг показалось, что рождение для него такой же шок, как и для всех детей. И эта мысль - эта ассоциация - неожиданно прогнала страх. То, что можно измерить, не так пугает.
Голова женщины на подносе все еще дергалась, беззвучно разевала рот в крике, брызгала слюной, которую некуда было сглотнуть. Ужас откровенно читался в этих тонких чертах, изувеченных печатью смерти. Ужас - и безнадежная, отчаянная печаль. Эмпатия поистине жуткая способность! Я заставила себя отвернуться от нее. Послужив катализатором псевдожизни, ее душа сейчас растворялась в приходящем существе, навсегда теряя свою индивидуальность, и вместе с тем осознание себя оставалось. До той поры, пока пришедшему в мир не потребуется пища, и он не вспомнит о своих запасах.
Провал мерцал все ярче, мерцал тьмой, хаосом, каким-то цветом, далеким и от смерти, и от жизни, пустым, выжженным, или вымороженным изнутри, хотя ничем подобным он не был. Лишь разум искал ближайшие сравнения, позволявшие сознанию хоть чуть-чуть осознать его появление на земле. Цвет постепенно стал таким насыщенным, ярким, что слепил глаза, и вместе с тем не удавалось отвести от него взгляда. Всю свою силу, всю злость я вложила в свои щиты. И не защитилась сама.
...Существо, соткавшееся из потоков света и тьмы, село странно-грациозным и бескостным движением и открыло провалы глазниц. Тонкая ручка протянулась ко мне. Розовые ноготки, совсем человеческие пальчики, холодная даже на вид кожа. Кроме этих мелких деталей, оно ничем не отличалось от человеческого ребенка лет семи на вид. Может быть, показалось? Присмотревшись, я заметила еще кое-что. Тоненькая, почти незаметная плёночка льда на веках, за заостренными ушами. Демон. Новорожденный ледяной демон Хаоса. Одно из опаснейших Его созданий, боевая элита Хаоса. Меч сам лег в ладонь. Рука напряглась, сознание померкло, давая волю той своей части, что всегда безошибочно рассчитывала удар.
И в этот момент существо перевело на меня свои жуткие, внушающие безотчетный ужас глаза, и тихо, почти без эмоций, шепнуло, зябко ежась и прижимая к груди белые до синевы ладони:
- Мне холодно, мама...
Запечатление - сложная и во многом жутко несправедливая штука. Быть навсегда привязанным к первому, кого увидишь - что за жуткий каприз судьбы? Я знала, что я никакая не его мама. Я знала, кем он будет - видела ледники на месте Каэр-Ниирит, где маги Имперской Академии пытались остановить одного такого демона. Рассматривала впаянные в лед тела, полуживые, неумирающие и по-своему бессмертные, которых не получалось освободить, не подвергнув еще большим карам. Сталкивалась с сошедшими с ума от одного их прикосновения, иногда взгляда. И присутствовала, когда была казнена Влюбленная в Смерть, высшая вампирша, влюбившаяся в 'своего' ледяного демона, и обезумевшая в конечном итоге. Я все это помнила и знала. Но он звал - и что-то внутри меня отзывалось на его зов. Материнский инстинкт, быть может? Или еще какое-нибудь столь же сильное чувство.
Говорят, кукушка использует этот инстинкт, чтобы заставить других птиц высиживать ее птенцов. Попросту выкидывает чужие яйца из гнезда, и подкладывает свое. Птица воспитывает маленького кукушонка как собственного. Интересно, может ли быть у малолетних Ледяных Демонов этот же инстинкт? Я никогда не видела и не читала ни одной книги, где бы рассказывалось о маленьких демонах. Вот их взрослые формы изучали особо, целые труды и энциклопедии написали. Впрочем, все это не могло мне помочь.
Демоненок сидел на ковре, подобрав под себя ноги, и трясся мелкой дрожью. В страшных провалах глазниц синими искорками вспыхивала такая тоска, что сердце щемило.
- Как тебя зовут? - спросила я, скидывая с плеч короткий плащ.
- Вириэль! - Арньес всем телом ударил о барьер, но лишь бессильно отлетел назад. - Вириэль, не трогай его!
Шаг вперед. Еще на шаг ближе. Влажные бело-голубоватые волосики почти под ладонью. Меч падает из другой руки на пол. Мальчик так близко, что пальцы почти чувствуют невесомое касание волос - даже сквозь перчатку. Лицо совсем детское, и подрагивают губы, как у испуганного ребенка.
- Райм , мама, - прошептали синие от холода губы.
Я нагнулась и обняла его худенькое тельце, закутывая в плащ. Короткой болью отозвалось что-то, и тут же нахлынул покой. Такой покой, которого я еще не знала. Мягкая безбрежная тишина окутала меня покрывалом холодного снега, и важными остались лишь глаза, огромные глаза на медленно оживающем лице существа, дороже которого не было в этом мире. Застывшая кожа льдинками скользила под ладонями, волосы обретали все более насыщенный цвет, глаза переполнялись синевой. Он рос у меня в объятиях, превращаясь из ребенка в мужчину. Нет, в демона. И не было ничего слаще, чем отдать ему, моему сыну, саму жизнь - лишь бы увидеть, как на миг просветлеют его глаза, когда отхлынет, хоть ненадолго, смертный холод.
Ледяной демон выпрямился во весь рост, держа меня на руках. Казалось, я ничего не вешу - или он уже был столь силен? Было спокойно, только что-то хрустело тихонько, когда я чуть поворачивала голову, чтобы, не отрываясь, смотреть ему в глаза. Белые ресницы так и манили прикоснуться, усыпанные тончайшей вязью снежинок. Мой плащ давно стал ему мал, и демон уже сам завернул меня в него. Странно, как я в нем поместилась? Уютное тепло затопило с головой, клоня в сон. Даже крики - далекие отчаянные крики, ругань, отрывистый вой - не могли вырвать меня их этих тенет, прервать мой путь в смертный покой.
В те минуты я знала, что меня ждет за порогом только смерть. Знала, и не возражала умирать с ним рядом. Лишь бы согреть его. Сердце билось все тише, а его руки нагревались все сильнее, пока, наконец, не стало больно лежать. Боль чуть разорвала сонную одурь, я моргнула, очистила изморозь с лица - льдинки не таяли на моей коже, просто ложились ровным слоем.
- Ты, идиот! Ты же ее убиваешь!!! - кричал отчаянно кто-то, с грохотом ломясь сквозь воздух.
Вот глупый. Это же воздух - через что там ломиться?..
- Райм? - хотела позвать я, но вместо этого из горло не вырвалось ни звука, только дыхание осыпалось белыми снежинками.
- Мама? - странным голосом позвал демон.
Я не могла ответить. Я умирала на его руках, и мне было так хорошо и тепло. Пальцы демона коснулись моих губ, заставив их растаять. Вдруг стало больно, почувствовался вкус крови. Райм изумленно посмотрел на собственные пальцы. А я улыбнулась. Он был теплым. Он больше не мерз. Улыбка сама выбралась на губы, неохотно застыла, преодолевая онемение мимических мышц.
И глаза - те жуткие бесконечные темные глаза - теперь были иными, полными искристых молний. Мир медленно, как падает снег в безветренную погоду, отдалялся. Терялись голоса, имена. Ясно и отчетливо виделся только его образ, его глаза....
И вдруг откуда-то издалека прилетело одно только 'нет'. И меня обожгло изнутри жаром. Потом губ коснулись губы - от усталости у меня сами собой закрылись глаза, осталось лишь ощущение свежести поцелуя, легкий аромат льдинок, колючая пышность серебра. И словно что-то вливалось в меня сквозь этот поцелуй, все быстрее и быстрее. Экстаз захлестнул с головой, чистая, ничем не омраченная радость. Тепло, свет. Все быстрее и быстрее, все ярче и ярче.
И вдруг все закончилось. А я упала.
- Никогда, - шепнул странно родной и одновременно чуждый голос совсем рядом.
И вдруг ощущение силы так близко ушло. Пропало. Я медленно открыла глаза. С тихим стоном села. Все тело болело, кожа была красной, как от легкого отморожения, но энергия переполняла. Арньес медленно подошел, присел на корточки рядом. В глазах Багряного царила задумчивость, и толика удивления.
- Где... он? - через силу выдохнула я.
Волна магии немедленно окутала горло, и боль ушла. Словно кто-то провел чуткой рукой.
- Вот, - сказал Арньес, и, подобрав с пола, отдал мне осколок хрусталя с застывшей синей молнией внутри, холодный, как лед.
- Райм, - произнесли мои губы сами собой.
А потом Багряный поднес ладонь к моим глазам, и тихо шепнул что-то. И воспоминания померкли. Они таяли одно за другим, не медленно и не быстро, чуть болезненно и горько. Таяли, оставляя после себя... что? Пустоту? У меня не было ответов. Только понимание его правоты. Чего-то такого, что я никогда бы не сделала сама. Райм!..
'Не нужно помнить', - из невероятного далека шепнул мой сын, мой ледяной демон, научившийся улыбаться. Кончики пальцев обожгла далекая слеза. И память о нем скрылась в мгновениях прошлого.
- Поставь меня! Что за блажь - нести на руках? - я тщетно пыталась выкарабкаться из крепких объятий друга.
Тот не реагировал на просьбы, но шутил вовсю. Иногда у него дергался уголок рта, но, когда я спросила, что с ним, он лишь улыбнулся и ничего не отвечал. Он нес меня с той минуты, как я открыла глаза в том кабинете. Не помню, когда я успела упасть в обморок? В комнате остался изувеченный труп, какие-то влажные пятна, и полностью выжженное магическое поле. Может, какую-то вибрацию уловила? На все мои уточняющие вопросы Арньес не отвечал, только иногда останавливался стереть почему-то текшие у меня слезы. Я не плакала - давно не чувствовала себя столь полной сил, но слезы текли себе и текли, как заговоренные. Наконец, я прикрыла глаза, ненадолго погружаясь в медитацию. Слезоточивость вскоре закончилась. Но уговорить отпустить меня с рук упрямого эльфа так и не получилось. Я вздохнула, и позволила себе немного подремать.
Когда я позволила себе вновь взглянуть на окружающий мир, недавний вышибала уже вовсю колдовал вокруг нас. Смущенно улыбаясь (смертельный номер в исполнении тролля) он торжественно вручил мне вязаные носки и шарфик теплого золотистого цвета. Пока Арньес тщательно следил за тем, как я закутываюсь во все это, я бурно восхищалась. Не умею вязать, ну то есть совершенно. И такой талант у боевика вызывал у меня просто бездну искреннего восхищения. В итоге восхваляемый мастер сделал меня счастливой обладательницей перчаток в тон. В этот момент Багряный устал от наших взаимных расшаркиваний, и бесцеремонно втянул меня в экипаж. Так что благодарить благодетеля пришлось через окно и очень громко. Интересно, с чего это он так смущался?..
Как и ожидалась, мадам графиня была искренне огорчена сотворенными в ее доме безобразиями...