Днепровская Надежда Витальевна : другие произведения.

Визави французского агента

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Визави французского агента" - яркий дебют начинающего романиста: подкупает и необычный сюжет, и подлинность используемых автором фактов и материалов (при непосредственной консультации с историками ФСБ), до сих пор абсолютно неизвестных широкой публике. Подготовка тайных агентов во Франции с последующей "работой" в различных странах; мусульманские обычаи; верховая езда в СССР; пребывание советских специалистов в Монголии - всё это, вместе с фантастическими, даже при трагических поворотах, линиями любви, смывающей национальные границы - делает роман привлекательным не только для любой читательской аудитории, но и для кинематографистов. Книга вышла в издательстве ИРИСГРУПП 09.2010


Днепровская Н.В. arthorse@gmail.com

  
   ВИЗАВИ ФРАНЦУЗСКОГО АГЕНТА  Марсель [Н.В.]
  
  
   Je ne savais pas que mes chagrins passИs allaient me faire sourire, mais je ne savais pas non plus que mes joies passИes allaient me faire pleurer.
     
   Москва - Париж - Сокольники
   В середине августа 1972 года Марсель и Бернар были направлены на работу в СССР. С ними приехали Луи и Мигель; ребята, которые уже год до этого работали в Польше.
   Это был своеобразный эксперимент. Четверо молодых французов приехали в СССР изучать экономику и политику, совершенствовать русский язык. Это называли "обучением по обмену". В то же время они должны были выполнять поручения по координации общих интересов СССР и Франции в странах третьего мира.
   Французы приехали, закончив Дипломатическую академию, во всяком случае, диплом у них был, а четверо русских юношей, детей членов политбюро или других высокопоставленных чиновников, поехали по обмену в Сорбонну, с повышенной государственной стипендией, чтобы они достойно представляли в капиталистической стране облик советского человека.
   Поселили французов в специально оборудованные квартиры в общежитии для иностранных студентов. Их совершенно не волновали ни вахтеры, которые после 23.00 никого не впускали, ни подслушивающие устройства, которые они во множестве обнаружили в своей двухкомнатной квартирке - в своем Корпусе они видели и не такое...
   Марсель в первые дни бродил по Москве. Особенно его поразило изобилие общественного транспорта. Можно было добраться до любого места в городе на метро, на автобусе, трамвае, троллейбусе. Но, простояв однажды больше часа на остановке и взяв штурмом автобус, стал реже ездить на окраины.
   Марсель и Бернар нашли удобный манеж в Сокольниках, где можно было поездить верхом. Не то, что бы они обожали лошадей, но у них должны были быть места, где можно поговорить, встретиться, ведь на лошадь не повесишь "жучок", а если и повесишь, то он может легко "потеряться".
   Однажды, уже в середине сентября, Марсель возвращался с тренировки по парку Сокольники и вдруг увидел юную девушку, которая стояла за этюдником и писала аллею, усыпанную листьями. Он остановился, и не мог оторвать от нее глаз. Девушка была озарена солнечным светом, вокруг нее клубилось золотое пламя. Марсель иногда видел цветные блики вокруг людей, он не называл их аурой, но прекрасно отдавал себе отчет об эмоциональном состоянии этих людей, об их намерениях. Это происходило всегда спонтанно. И сейчас он смотрел на это золотое облако и не знал что делать. Такого он еще не видел....
   Марсель все же подошел. На его счастье, у ножки этюдника он заметил тюбик краски. Он поднял его и коснулся плеча девушки, чтобы отдать.
   Девушка резко обернулась, и вдруг сказала:
   - Qu'est ce que c'est"?
   Марсель был сражен. Здесь, в русском лесу с ним разговаривает по-французски милая девушка! Он смотрел на нее, но золотые блики мешали как следует рассмотреть ее черты. Он начал быстро говорить о том, какое это чудо - встретить здесь, так далеко от Франции, художницу-соотечественницу, такую симпатичную! Как она здесь оказалась?
   Девушка смотрела на него во все глаза и радостно улыбалась.
   - Все? - спросила она.
   Оказалось, что по-французски она знала только одну эту фразу. Они стали разговаривать по-русски, и так свободно, будто знали друг друга всю жизнь.
   Марсель спросил ее, почему она рисует то, что ей не нравится, а она удивилась, откуда он это знает. Но это же видно! Он ощущал ее тепло, золотистое дрожание воздуха вокруг ее тела, сердце так колотилось в его груди, что он почти не слышал себя, зато ее голос мягкой волной ложился на душу...Она обещала прийти завтра...
  

***

   Когда Бернар увидел Марселя, то, не дав ему открыть рот, увел на улицу.
   - Ты что? Влюбился?
   - Откуда ты знаешь?
   - Ну, знаешь, у тебя такое лицо!
   - Какое?
   - Идиота. Что с тобой? Ты что, девчонок не видал?
   - Нет! Таких - никогда!
   - Каких таких? Расскажи мне о ней, и пойдем, - я куплю тебе лимон.
   - А лимон - то зачем?
   - Больно у тебя рожа сладкая и счастливая.
   - Вот так всегда. Опустил на землю. Все равно, она - особенная.
   - Блондинка? - заинтересованно спросил Бернар.
   - Вроде нет...
   - Да, здорово тебя шарахнуло! Этот подлец Амур постарался от души! Не стрелкой в тебя, а прямо из Калашникова.
   - Наверное.
   На следующий день Марселю стало еще "хуже".
   Бернар ухаживал за Марселем, как за тяжело больным. Он не хотел ни есть, ни пить, просто стоял у окна с мечтательным выражением лица... Пришлось насильно вытащить друга на улицу и они отправились бродить по Москве. Как-то незаметно попали на Ордынку и обнаружили красивую церковь, одну из немногих действующих в то время. Марсель вдруг замер и потянул за собой друга. Войдя в храм, он сразу направился к одной иконе и встал на колени.
   - Это она.
   - Не богохульствуй - это богородица.
   - Посмотри, она так же светится.
   - Нет, ты точно чокнулся. Пойдем, пойдем, я тебе тепленького молочка дам.
   Бернар тормошил его изо всех сил.
   - Может она из КГБ?
   - Ты что? Она же художник! Только... как же я смогу с ней встречаться? Ведь ее тут же завербуют?
   - Мон дьё! Наконец-то ты сказал что-то разумное!
   - Но как же быть? Я не могу с ней не встречаться! Я умру!
   - Не драматизируй. Придумаем что-нибудь!
   - Я ничего не могу придумать!
   - Да, ладно, возьми себя в руки! Совсем мозги отшибло! Ну, вот, когда мы сюда приехали, к тебе клеилась Света - студентка, помнишь?
   Марсель посмотрел на Бернара отсутствующим взглядом, потом в глазах у него забрезжило понимание.
   - Ну, вспомнил? Так вот тебе надо с ней теснее общаться, чтобы ребята из КГБ могли тебя контролировать.
   - Она такая скучная, ее интересуют только тряпки и косметика.
   - Но это нормально для женщин!
   - Видно придется...
   Когда Марсель познакомил Надежду со своими друзьями, Бернар пытался понять, что в этой девчонке такого, что свело его друга с ума.
   Свеженькое личико, фигура мальчишеская - широкие плечи и маленькая попка.
   Но она всегда была приветливой, покоряя всех своей улыбкой. Ее лицо было как открытая книга, ее чувства мгновенно в ней отражались...
   Марселю пришлось встречаться с Надеждой большей частью в общественных местах, в кино, в компаниях, а когда она научилась ездить верхом, то на тренировках в манеже.
   Это было самое прекрасное время для Марселя, он был весел и, хотя иногда пытался напускать на себя суровый вид, у него это не получалось.
  
   Советская девушка Надя-Надежда
   Шарикоподшипниковская, Автозаводская, Велозаводская улица, и среди этих технических названий, вдруг - Пересветов переулок. Там на территории завода Динамо стояла обезглавленная церковь Рождества Богородицы, в которой находились могилы героев Куликовской битвы, Пересвета и Ослябли. Их надгробия использовались для платформы мощного электромотора. Вокруг находились и другие заводы, о назначении которых говорили названия улиц. Это был рабочий район, там, среди деревянных бараков и прошло мое раннее детство.
   Виталий, молодой рабочий ювелирной фабрики, познакомился с Верочкой, специалистом по драгоценным металлам, когда она зашла в цех с какой-то проверкой. Он влюбился в сероглазую красавицу, с вьющимися золотыми волосами, с первого взгляда, и начал ухаживать за ней, приглашал в театры, кино, на творческие вечера. Он был симпатичным, веселым и щедрым парнем. В 1952 году они поженились. Свадьбу справили в мастерской знакомого скульптора. С жильем было плохо, но молодоженам выделили шестиметровую комнату в коммунальной квартире.
   Мне было четыре года. Проснувшись утром, я с изумлением увидела папу, который улыбался мне с гардероба, а я в это время лежала на раздвинутом обеденном столе, почему-то мне там устроили постель. Папа сказал, что они с мамой поссорились.
   Когда мне исполнилось шесть лет, родители развелись, чтобы, улучшить жилплощадь, но так и не сошлись обратно. Виталий сразу почувствовал себя свободным и нашел другую женщину, у него появилась другая семья.
   Он не захотел заниматься ювелирной штамповкой, душа художника просила творчества, и Виталий ушел в работы на ювелирном заводе, чтобы устроиться массовиком-затейником на теплоход, там ему платили мизерную зарплату, зато он ходил по Волге, "на всем готовом" и развлекал людей. Он был неистощим на выдумки! Эта работа ему очень нравилась, но алименты присылал по 15 рублей в месяц. Мама, бабушка и я погрузились в нищету. Мама заболела тяжело заболела, подолгу лежала в больницах. Бабушка получала маленькую пенсию, потому, что вырастила пятерых детей нигде не работая. То, что на ней были дети, хозяйство, готовка, стирка - все это приравнивалось к тунеядству. Именно поэтому меня отдали в ясли в восемь месяцев, потом в детский сад, а потом в школу с "продленкой".
   Мама так и не смогла простить измены, она запретила отцу даже приближаться ко мне. Иногда он все же навещал меня в школе, дарил подарки, но часто такие, которые я не могла принести домой - аквариум с рыбками, например, который он установил в моем классе, чтобы я любовалась ими хотя бы в школе.
   Как-то подарил мне коньки-фигурки, сам учил меня в тот вечер на них стоять, я была так счастлива! Темный каток, снег, сугробы вокруг и крепкая отцовская рука, которая не дает мне упасть. Но летом мама их продала, сказала, что у меня к зиме вырастет нога и она мне купит другие.
   Других не купила, и также получилось с велосипедом "Школьник", который подарил отец и успел научить на нем кататься.
   Я помню постоянное безденежье и длинные очереди в ломбард. Прекрасным подарком на день рожденья была шоколадка, от которой отламывались кусочки в течение недели. После развода мы переехали на Автозаводскую улицу в пятнадцатиметровую комнату, окна которой выходили на пыльный двор без единой травинки, там я и гуляла после школы.
   У девчонок была такая игра, называлась "Секретики", мы копали маленькую ямку, клали туда кусочек фольги от шоколадки, или фантик, потом брали осколок стекла, накрывали свои сокровища и присыпали землей. У меня тоже было такое стеклышко, только там чаще всего были одуванчики, тополиные сережки... Приятно было найти это заветное местечко, отодвинуть ладошкой сухую пыль и заглянуть через стекло в другой мир.
   Трава росла там, где проходила железная дорога, на откосах, невероятно красивая, ярко зеленая, как из волшебной сказки. Я пробиралась туда иногда, несмотря на запреты, смотрела на огни проходящих поездов, в которых люди куда-то ехали - там была другая жизнь. Однажды, зимой, вечером, тогда мне было семь лет, я каталась на лыжах по темному двору, который освещался только светом окон. Мне быстро надоело кататься одной, и я спустилась в подвал, где жила моя горбатенькая подружка Машенька. Прислонив лыжи к стенке, я позвонила в дверь, и вдруг оттуда раздались крики, стук, дверь распахнулась - на пороге стоял отец Машеньки, совершенно пьяный и с криком "Убью, зараза!" начал на меня падать. Я в ужасе взлетела по лестнице, и там, в морозной темноте я поняла, что лыжи остались внизу. Оттуда, снизу все еще раздавались крики. Нет, ни за что на свете я не пойду туда еще раз! Но как же лыжи? Еще час я таскалась по заснеженному двору, а замерзнув, зашла к однокласснику Мишке, который жил в соседнем подъезде. Мы немного поиграли в железную дорогу, и я поняла, что уже поздно только потому, что страшно проголодалась. Выйдя во двор, который освещали только редкие окна, я осторожно спустилась в злополучный подвал. Мои лыжи так и стояли у стены. Я быстро схватила их и помчалась, наконец, домой.
   А дома я узнала, что мама и бабушка ходили меня искать, кричали, звали и теперь, "на радостях", мама начала хлестать меня старыми проводами. Я забилась под кровать, там проволока почти не доставала меня.... Тогда я усвоила на всю жизнь, что маму нельзя заставлять беспокоиться, надо приходить вовремя...
   Зато у меня были Книги! Они со мной с детства! Я не вылезала из школьной библиотеки, сначала запоем читала сказки, все, какие нашла. Подружки смеялись надо мной, "В третьем классе читает сказки!" - они считали себя взрослыми. Но я не могла без них, без волшебных сказок, особенно были хороши сказки Гауфа, потом я открыла Конан Дойля, Дюма, Джека Лондона. Дюма стал самым любимым писателем. Прекрасные дамы, благородные герои! Я начала рисовать. В тетрадях появились портреты мушкетеров, изображения шпаг, мушкетов, и, конечно, лошадей, хоть вживую я их никогда не видела.
   Нет, видела один раз. Мама послала меня купить билеты в кино во дворец культуры, билеты стоили по десять копеек, а она дала мне бумажный рубль, который я зажала в кулачке. На улице стояла лошадь, запряженная в телегу, такая большая, красивая с добрыми глазами и бархатными губами. Я облазила все вокруг и нашла несколько пыльных травинок, которые предложила этому неземному существу. Потом пришел хозяин, и они уехали. Тут я спохватилась - рубль исчез!
   Я обошла все закоулки, где искала травку, но нет, я стояла и плакала. Иногда прохожие спрашивали меня, почему я плачу. Хватаясь за соломинку, я пыталась рассказать о своей потере, но, не дослушав люди, проходили мимо. Пришлось вернуться домой. И, на удивление, мама не особенно меня ругала, даже дала еще десять копеек, чтобы я все-таки сходила в кино, хоть одна.
   Моя бабушка все деньги пересчитывала на булочки. Городская булка стоила семь копеек, вот она бывало, и говорила:
   - Сколько булочек можно купить на рубль!
   Когда по телевизору, в передаче "В мире животных" показывали тюленя, дельфина или еще какое-нибудь крупное животное, она всегда спрашивала:
   - А их едят? Вон сала сколько! - На что я отвечала -
   - Что ты, бабушка, они такие красивые!
   Рисовать я начала в студии при Дворце Культуры ЗИЛ. Это был действительно дворец - с мраморными колоннами, зимним садом и бесплатными кружками на любой вкус.
   Я прогуливала занятия, несмотря на свою любовь к рисованию, чтобы научиться фехтовать и стрелять, как мушкетеры, наблюдала звезды в обсерватории и однажды даже затмение солнца. Меня интересовало слишком многое, а в школе мне было не интересно, за исключением, возможно, биологии, рисования и иногда литературы. Училась я очень неровно, то на пятерки, то на двойки, и мама запретила мне читать книги. С рисованием она еще смирилась, но забивать голову посторонними книгами!
   - Сначала уроки!
   Эти уроки никогда не переделать! И вот под учебником математики приютилась заветная книжка. Но бдительная бабушка отбирала роман, потом передавала маме, доходило до того, что мне приходилось прятать книги даже в подъезде.
   Однажды, когда я возвращалась из художественной школы, мне очень захотелось дочитать книгу. Было около половины десятого. Я встала под фонарем в нашем дворе, и читала еще час, смахивая время от времени снежную крупу со страниц. Дочитала. Теперь, если мама найдет, может отбирать. А однажды, все зимние каникулы я провела в читальном зале, прочитав "Десять лет спустя", которых не было в свободном доступе.
   Я перечитала всех французских писателей, каких только смогла найти. В школе учила немецкий язык, а мечтала о французском. Не подозревая о существовании частных репетиторов, о курсах иностранных языков я вычитывала во всевозможных книгах французские слова в русской транскрипции, учила, и с удовольствием их произносила.
   Я никогда не дружила с девчонками, с ними было невыносимо скучно, - поддакивать, когда они говорят о новых тряпках, о своих мальчиках. У меня уже был воображаемый принц: благородный, красивый, - он приедет ко мне. Я его терпеливо ждала и рисовала его, конечно же на белом коне.
   У меня было странное свойство, я никогда не запоминала лица людей, даже когда дожидалась маму у метро, чтобы вместе куда-нибудь пойти. Вглядывалась в череду лиц, проходящих мимо, я начинала сомневаться, некоторые казались похожими на нее, мысленно я дорисовывала черты людей, какими я их себе представляла, их внутреннее состояние. Кто-то из великих сказал, что у людей с богатым воображением совершенно нет зрительной памяти! Но эти слова я узнала только в зрелом возрасте, и все детство и юность страдала, потому что все знают, что [Author ID1: at Mon Feb 8 16:34:00 2010 ]у художников должна быть прекрасная зрительная память
   Несколько раз летом меня отправляли в пионерский лагерь, это сильно облегчало жизнь матери, - от завода путевки были почти бесплатными, я была на природе, четырехразовое питание, а то, что ходили строем в столовую, спали в палатах по 15 человек, это пустяки! Но режим не для художника! Я выбиралась за территорию лагеря и углублялась в лес, где были друзья: и деревья, и птицы, и стрекозы, и кузнечики. Бродила по мелкой речке и ловила полотенцем мелких рыбок, выкапывала маленький прудик и устраивала свой аквариум, оказалось, что жук-плавунец, похожий на ласточку, нападал на них, пришлось его выпустить...
   Однажды, возвращаясь в лагерь по дороге, идущей вдоль леса, я сняла босоножки, и пошла босиком, загребая ногами мягкую пыль, подошвы просто погружались в шелк... и вдруг, что-то сильно кольнуло в середину стопы. Было очень больно, хромая, опираясь на пятку, я дотащилась до медпункта. Там промыли перекисью водорода и отправили в отряд. На следующий день, на этом месте образовалась фиолетовая шишка с грецкий орех. Пришлось меня отвезти в Чехов, там, в процедурной, я легла на стол.
   - Обними меня покрепче, потерпи! - сказала добродушная, полная медсестра.
   Врач вскрыла эту шишку. Я думала, я расплющу эту медсестру. К счастью, операция длилось недолго.
   Окончила я ту же самую школу, хотя мы с мамой опять переехали, уже на Пресню, приходилось ездить с Маяковской на Автозаводскую.
   На выпускной бал мама не смогла купить красивое платье, мне пришлось надеть белую блузку и коричневую юбку, и нашлась все же одна училка, которая спросила:
   - Почему не в белом платье?
   Этот вопрос меня удивил, одежда была совершенно не важна для меня. Я могла часами разговаривать с интересным человеком, но если меня спрашивали, как он был одет, я не могла вспомнить, даже цвета глаз собеседника я не видела. Зато я всегда видела настроение, характер, отношение человека ко мне.
   После школы, я думала, куда поступить, но во всех художественных ВУЗах надо было сдавать историю, которую я терпеть не могла, не находя в ней никакой логики, поэтому я предпочла сдавать физику и геометрию в педагогический институт на художественно-графический факультет. Там тоже давали художественное образование...
   Живопись и рисунок я сдала на отлично, а вот сочинение написала на "три", из-за пресловутой пунктуации, мне не хватило одного балла... На работу я не пошла, мне было всего шестнадцать лет.
   Иногда удавалось подрабатывать в качестве оформителя, рисуя афиши для клубов. Вечерами я продолжала ходить в художественную школу, там оставалось учиться еще один год.
  

***

   Осень 1972 года. Сокольники. Знакомые слова, напоминающие о картине Левитана.
   Примерно такой пейзаж и был передо мной, когда я писала этюд во время практики в художественной школе. Колорит, правда, был другой - небо сияло пронзительной синевой, и дорожки были сплошь засыпаны желтыми листьями. Я стояла за этюдником, на картоне уже появились очертания аллеи, по которой прогуливались мамы с детьми, пенсионеры, пробегали собаки. Мне нужно было такое людное место, чтобы побороть свою стеснительность и научится не реагировать на различные реплики гуляющей публики. Меня это ужасно раздражало, - я не могла работать, когда за спиной кто-нибудь начинал задавать всякие дурацкие вопросы:
   - Девушка! Как Вас зовут?
   - А почему тут этот кустик не нарисован?
   - А где Вы учитесь?
   - А что Вы делаете сегодня вечером? ...
   Вот и сейчас, я почувствовала, - кто-то стоит за спиной. Давно. Главное сохранять видимость спокойствия, не оборачиваться! Не получается, движения кистью становятся бестолковыми, мажу невпопад. Кто-то еще тронул за плечо. Еще чего не хватало! Развернувшись, я произнесла с отличным произношением французскую фразу:
   - Кэс - кё - се!
   Как это у меня выскочило, я сама не поняла... [Author ID1: at Mon Feb 8 16:34:00 2010 ]Передо мной стоял юноша потрясающей красоты: темно-серые глаза в которых асфальтовым тоном отражалось небо, волосы светлые, не соломенные, ближе к светло-русым, кожа, тем не менее, была не как у блондина, не розовая, а матовая, чуть - чуть отдающей смуглостью. При этом темные брови, ресницы, красивый рисунок губ. А нос! Крупный, не прямой, и не с горбинкой, описать невозможно, - проще нарисовать....
   Художники не знают правил приличий, - перед красотой они беспомощны, стараясь запомнить, они могут смотреть, не отрывая глаз сколь угодно долго. Вот я и "уставилась".
   Тем не менее, молодой человек что-то говорит, улыбаясь, и говорит по-французски!
   - Красиво-то как! - подумала я, может это сон? Во снах так и происходило, так же невозможно красиво.
   Юноша вдруг замолчал, и вопросительно посмотрел на меня. Я спросила:
   - Всё?
   - Всё! - он ответил по-русски. У него изумленное лицо. Мы молча смотрим друг на друга. Я беззастенчиво продолжаю разглядывать его, пытаясь понять, почему это лицо так красиво.
   Он засмеялся, поняв свою ошибку, но дальше стал говорить по-русски с небольшим акцентом.
   - Ты рисуешь это для чего?
   - Как для чего? Это у нас практика.
   - Зачем? Тебе же не нравится это рисовать!
   - Откуда ты знаешь?
   - Это видно по твоей живописи, на твоем картоне "написано", что ты делаешь "работу", она тебе не нравится, но чувство долга заставляет тебя продолжать.
   - Так прямо и написано? И что ты предлагаешь?
   - Приходи завтра сюда, я тебе буду помогать!?
   - Как? Держать под руки? Поднимать краски?
   - Добрыми советами!
   - Это интересная мысль. Но мне правда этот пейзаж не нравится!
   - Тогда приходи к лошадкам.
   - Каким лошадкам?
   - Здесь есть конюшня.
   - Где!?
   - У тебя найдется лист бумаги? Я тебе нарисую.
   Я давно мечтала о лошадях, рисовала их без конца, но живьем их почти никогда не видела. Я с восторгом узнала, что в Сокольниках есть конюшня, где за 80 копеек можно кататься целый час на лошади.
   На следующий день, захватив бумагу и планшет, я отправилась в "Урожай", - так называлось спортивное общество. От станции прошла по лесной тропинке и вдруг наяву увидела прекрасных лошадей и всадников. Какое там рисование! Я просто не могла наглядеться на эту сказочную картину: девушка на прекрасной белой лошади, они двигались плавным аллюром, потом, лошадь неожиданно резко затормозила и бросилась в сторону и начала брыкаться. Тренер крикнул:
   - Накажи!
   Девушка еле держалась, тем не менее, она шлепнула лошадь хлыстом, не больно, но звонко.
   Я любовалась, и не замечала, как идет время. Вдруг на противоположной стороне манежа я случайно заметила своего незнакомца, ведь я еще не знала, как его зовут.
   Молодой человек стоял, облокотившись на изгородь, и, не отрываясь, смотрел на меня. Наверное, долго стоял потому, что я хоть и приехала вовремя, но, увидев лошадей, забыла обо всем на свете. Я подбежала к нему.
   - Ой, извини, я засмотрелась на лошадок.
   - Я тоже засмотрелся... на тебя.
   Потом мы гладили лошадей, давали им сахар. Я узнала, что сахар надо давать с открытой ладони и лошадь своими мягкими губами подберет лакомство. Наконец я подумала, а не спросить ли у юноши, кто он и откуда.
   - Я приехал из Таллина. А имя у меня французское, - Марсель, мама назвала меня так в честь Марселя Пруста, которого обожала, вот всем каждый раз и объясняю. А тебя как зовут?
   - Надя, - я запнулась, - бабушка говорила мне всегда, что Надежда очень красивое имя, - Надежда. Получилось: Надя-Надежда.
   - Надья - Надьежда! Ты очаровательная девушка! Очень хочется тебя увидеть еще. Но у меня много работы, давай встретимся ровно через неделю, здесь, в это же время!
   Целую неделю я не находила себе места, рисовала профили. Кому я могла рассказать! Маме в последнюю очередь, она презирала мужчин. Иногда я говорила ей в кинотеатре, какой красивый Ален Делон, или Жан Маре, к примеру, а в ответ всегда слышала, что все красавцы - самовлюбленные болваны, только обманывают девушек и вообще, сволочи.
   Правда мама поинтересовалась, почему это я такая счастливая и мечтательная. Мне пришлось сказать, что дали прочитать "Анжелику" на один день, и теперь я занимаюсь иллюстрациями.
   Потом было еще свидание, и я узнала, что он еще и француз! Сбылась сокровенная мечта. Я была на седьмом небе от счастья. Но, как говорили древние, бойся своих желаний. Марсель быстро опустил меня на землю.
   - Надежда! - Теперь Марсель меня называл так, когда маленькое недоразумение разрешилось. - Ты самая удивительная девушка на свете. Но я не хочу для тебя неприятностей. Понимаешь, если мы будем встречаться, ты должна будешь пойти в райком комсомола и рассказать, что ты встречаешься с подозрительным иностранцем. Мы придумаем, что им рассказать.
   "Мы! Он сказал "МЫ". Хоть и страшновато стало. Моя тетя шесть лет сидела в лагерях, за связь с иностранцем. И все время мне говорила, чтобы я остерегалась таких встреч. Но... это было выше моих сил.
   Чтобы сохранить возможность видеться с Марселем, я сделала всё, как он сказал. Пришла в райком комсомола и рассказала о нем.
   - Вы понимаете, он говорит то на французском, то на русском. Говорит, что учится, а сам гуляет днем. Мне это кажется очень подозрительным!
   - Ты приводи его к нам!
   - Он не пойдет!
   - Тогда тебе лучше с ним не встречаться.
   - Вот и я думаю.
  
   Мальчик из Лангедока
   Для меня встреча с Марселем была потрясающим событием, наполненным романтикой и ароматом милой Франции, о которой я могла только читать в приключенческих книгах. Он был для меня не просто иностранцем, а скорее инопланетянином, настолько он был не похож на советских людей, которых я знала. Мы много разговаривали, я все время спрашивала Марселя о его детстве, о его жизни во Франции, о том незнакомом мире, откуда он приехал. Это были истории, похожие на сказки...
   Отец Марселя, Роберт Райт женился в 55 лет, влюбившись, как мальчишка в Анн де Ловеньяк (не каждый англичанин мог выговорить это имя). Он очень красиво за ней ухаживал, с цветами, драгоценностями и покорил ее, предложив руку, сердце и полмиллиона фунтов - все свое состояние.
   О! Смуглая южанка, с большими черными глазами, несмотря на то, что была вдвое моложе своего жениха, обладала весьма практичным умом, и недолго сопротивлялась. Особенно когда жених сначала вернул ей заложенный замок, потом отреставрировал и модернизировал его. Конечно, не бог весть, какой, но старинный, родовой, и Роберт взял ее фамилию, став Робером де Ловеньяком.
   Увы, счастье длилось недолго, молоденькая Анн, исполнив свой долг, - родив сына, не стала хоронить свой талант балерины в заботах о ребенке. Она действительно была очень одаренной, танцевала в балете "Кармен", рядом с такими звездами, как Ролан Пети и Зизи Жанмер в главных ролях. Спектакль исполнялся без перерыва четыре месяца в Лондоне, два в Париже
   и три месяца в США, куда она уже не попала, приняв предложение Робера. Рождение сына сразу отбросило ее в начало карьеры.
   Если до замужества у нее не было отбоя от предложений театральных агентов, то теперь ей пришлось работать вдвое больше, чтобы доказать, прежде всего себе, что она сможет достигнуть того же уровня. И она смогла. Появились новые ангажементы. Она танцевала на сцене Театра Империи в Париже, участвовала во многих спектаклях Ролана Пети.
   Конечно, она не могла уделять ребенку много времени, точнее сказать, она совсем им не занималась.
  
   - До четырех лет я жил в поместье у бабушки. Но отец почему-то не доверял ей, он хотел дать мне все самое лучшее. Сначала была кормилица, потом он нанял несколько человек, среди которых были врачи и психологи, работающие по системе Монтессори. Рискнул, из благих побуждений. Каждое мое движение было под наблюдением. Да, да, с самых пеленок!
   Меня окружали всякие "шумящие коробочки", тяжелые таблички, колокольчики, баночки с разными запахами, шершавые цифры, бусы и очень много разных приспособлений, благодаря которым, я уже в три года мог читать и считать. Потом, я узнал, что мадам Монтессори придумала эту систему для больных детей, которым она помогала лучше приспособиться к окружающему миру. Удовольствие это не из дешевых, и обычно педагоги занимаются с группами детей в специально оборудованных центрах. А для меня отец устроил собственный центр, где на одного ребенка приходилось
   4 - 5 взрослых. Что ж, он платил, они трудились, милые женщины
   Я не могу сказать, что мне было трудно, нет, но часто мне было скучно, потому, что, пробудив во мне жажду учиться, они дозировали нагрузки, перемежая чтение и математику играми в мяч или катанием на пони.
   Мне рано пришлось научиться скрывать свои чувства, ведь многие мои побуждения растолковывались психологами вкривь и вкось.
   К счастью, в четыре года отец взял меня к себе, оставив только одну няню, которую поручил выбрать мне. Мисс Колдер сама обожала читать и не отнимала у меня книги, кроме того, она постоянно рассказывала мне истории обо всем: о домах и метро, о самолетах и машинах, о небе и звездах, о ветре и дожде. Может быть, она сама их сочиняла. Мисс Колдер была всегда рядом и очень мне нравилась.
   Когда, в четыре года, Марсель спросил отца, что такое региональный протекционизм, тот забрал сына к себе. Это было очень растяжимое понятие - к себе, Робер ездил в разные страны, проводил переговоры, встречи, консультации, при этом жил в гостиницах, пусть и хороших, но ведь не у себя дома. Юный Марсель впитывал впечатления как губка, такая жизнь ему нравилась, он носил костюмы, как взрослый, с ним разговаривали на Вы. Потихоньку он начал понимать немецкий и итальянский языки.
   Отец старался не расставаться с сыном, иногда брал его даже на переговоры, где юный джентльмен неуклонно избегал общения с дамами и проводил время среди серьезных мужчин, тихонько сидя где-нибудь у окна, никогда не привлекая к себе внимания.
   - По утрам мы с отцом почти каждый день ездили верхом. Честно говоря, я не любил ни лошадей, ни пони, но отец расценивал верховую езду как моцион, необходимый для поддержания хорошей физической формы. Я тоже воспринимал лошадей, как спортивный снаряд, до тех пор, когда мой пони, ни с того ни с сего вдруг подхватил и понес, постоянно брыкаясь. Я крепко сидел в седле, а отец кричал мне:
   - Сиди! Корпус назад!
   Но пони просто врезался головой в забор, который, конечно остановил его, ну и меня.
   Когда Робер подбежал к сыну, у того была истерика: здоровенная щепка торчала из ноги, чуть выше колена. Слезы градом катились по щекам, он весь дрожал, сидя на земле.
   Отец, не зная, как утешить, выдернул эту щепку и сказал:
   - Чего ты испугался? Что? Больно? Нет, не больно. Боли нет, есть только страх. Смотри - он закатал рукав своей рубашки и этой же щепкой глубоко распорол себе руку.
   - Это был урок, который повлиял на всю мою жизнь. Отец сказал, что боли нет! А она была, я ее чувствовал. Мне было очень больно. А ему - нет! Тогда, я постарался скрыть боль, и потом всегда старался делать вид, что ее нет - улыбался, когда хотелось плакать. Это стало привычкой.
   Когда было невозможно избежать боли, я принимал ее как горькое лекарство, сохраняя невозмутимым лицо...
   Робберу удалось воспитать у сына английскую сдержанность и невозмутимость, привить прекрасные манеры, но что у малыша было на душе, видно никого не интересовало....
   Впоследствии Марсель легко переносил любые ситуации связанные с болью, как нечто естественное, такое же, как холод и тепло, ветер или дождь.... А потом у него обнаружилось еще одно качество, трудно объяснимое...
   - Однажды, мы с отцом обедали в ресторане, и к нам подсела дама. Не знаю, что на меня нашло, только я вдруг выскочил из-за стола и выбежал из зала. Отец извинился, и пошел за мной. Я стоял у дверей. В это время мимо нас с отцом прошли двое полицейских и направились к даме. Она стала кричать, ругаться, достала пистолет и начала стрелять. Один полицейский упал, а дальше я не видел, потому что отец прижал меня к себе и увлек на улицу.
   Отец спросил меня:
   - Почему ты убежал?
   - Она была злой!
   - Но почему ты так решил?
   - Я видел.
   Отец долго задавал мне разные вопросы, я, как мог, отвечал. В результате он понял, что я чувствую намерения людей, их эмоциональный настрой. Тогда слово аура, не было таким общеупотребительным, как сейчас. Он начал использовать мои таланты, и я присутствовал на многих переговорах, сидя тихонько где-нибудь в углу, разглядывая респектабельных мужчин. Потом отец показывал мне фотографии некоторых политиков или бизнесменов. Иногда мне нечего было сказать, иногда я говорил, что этот человек плохой или наоборот. Однажды, отец был особенно настойчив, показывая мне одну фотографию, но я ничего не мог сказать про нее, и вдруг произнес:
   - Что ты мне показываешь? Этого человека нет!
   - Как это нет? Вот фотография!
   - Я не знаю - я сам был удивлен, такого еще не было.
   Отец рассердился. Но на следующий день повел меня в парк, показал этого джентльмена и пристыдил меня:
   -Я не думал, что ты будешь мне врать!
   А через день ему пришлось извиниться, - в газетах сообщили о смерти этого известного политика от сердечного приступа.
   Отец не мог понять, откуда я узнал об этом, но он строго запретил говорить об этом с посторонними. Я был слишком мал, чтобы как-то анализировать происходящее.
  
   А его мать танцевала, ее связывали контракты, и она не могла сопровождать Робера в его многочисленных поездках по всему миру.
   Когда Анн исполнилось 29 лет, она начала подумывать о том, чтобы оставить сцену. А пока, предоставленная самой себе, она принимала знаки внимания от многочисленных поклонников, и незаметно влюбилась в "русского". Он всегда покупал билет в первом ряду, дарил ей цветы.
   В те времена всех людей из СССР называли русскими. Ее вздыхателя звали Армен, он работал в торгпредстве. Жена Армена почти открыто жила с директором торгпредства, поэтому на измены Армена руководство смотрело сквозь пальцы.
   Тогда Анн жила в роскошной квартире, в центре Парижа, которую для нее снимал Робер.
   - Иногда мы навещали мою маму,- именно так. Это бывало в квартире, на улице Сервандони. Эта маленькая улочка длиной всего 160 метров: один её конец выходит на Люксембургский Сад, а другой упирается в церковь Сен-Сюльпис. Туда мы приезжали с огромными букетами, и мама радостно нас встречала, такая невозможно красивая, душистая и ...чужая. Я упорно называл ее мадам Ловеньяк. Она огорчалась, и просила:
   - Скажи мамочка! - я говорил, и она целовала меня в щеки. В этой квартире у меня действительно была своя комната, где я всегда находил старые игрушки, но там, я все равно не чувствовал себя дома. Дом в моем сознании - это время, проведенное с отцом, когда мы гуляли по какому-нибудь парку, ели вечером мороженное в номере, разговаривали ночью о разном.
   В день рождения Марселя, когда ему исполнилось 6 лет, они с отцом решили навестить мамочку. Прямо с самолета, не позвонив, явились. Было около 7 утра. Роббер открыл дверь своим ключом, и замер в прихожей, увидев на вешалке незнакомую мужскую шляпу. Он увлек сына в свой кабинет, попросив посидеть тихо, чтобы не будить маму и вышел, потирая левое плечо. Малыш сидел один недолго, вскоре вошла мама, он почувствовал ее тревогу и раздражение. Она повела его в столовую, налила стакан молока, при этом без умолку болтая о всяких пустяках, время от времени прислушиваясь к чему-то.
   Потом хлопнула входная дверь и Анн с сыном прошли в гостиную, где в кресле сидел Робер, очень бледный, он держался за свое левое плечо и задыхаясь сказал:
   - Мы сейчас уедем, только я отдохну немного...
   И закрыл глаза...
   Целую неделю Марсель провел с мисс Колдер, которая водила его и в зоопарк и на аттракционы и на праздник воздушных змеев, но ничто не радовало его.
   Несмотря на все усилия врачей, Робер умер, не приходя в сознание.
   - Я помню, как мама сказала, чтобы я попрощался с отцом. Но я чувствовал уже несколько дней назад, что он ушел от меня. Это было очень больно. Я потерял друга, но тогда самое сильное чувство было - обида. Я не понимал, почему он бросил меня.
   Потом мама отвезла меня в поместье, где я и бездельничал около полугода. Это было то самое детство, о котором вспоминают, когда взрослеют. Мне кажется, я помню каждый день: ясное небо, тишину, нагретые солнцем камни, виноградники и конечно книги! Там была огромная комната, стены которой состояли из полок с книгами... Занятий никаких не было, никто не запрещал мне читать с утра до вечера, гулять, где хочется. Я сопровождал д'Артаньяна в его походах по виноградникам. Это был крупный сиамский кот, весь в боевых шрамах. Он тоже любил молоко, позволял себя гладить и мы подружились.
   Тогда я прочитал толстую книгу о рыцарях круглого стола, она потрясла мое воображение. Моя мама была прекрасной дамой, а я представлял себя ее рыцарем, даже начал сочинять стихи для нее. Это было как в сказке, а потом появился Армен. Он мне не нравился, мама больше не хотела, чтобы я читал ей стихи, перестала приходить ко мне в спальню пожелать мне спокойной ночи. Конечно, виноват в этом был Армен. Я нашел, что выйти на тропу войны по-индейски будет самым увлекательным занятием. Начал я с гастрономических развлечений. Сначала в тарелке супа у Армена стал регулярно появляться мамин волос. Это их поссорило, но ненадолго, до тех пор, пока мама не заметила свою щетку для волос у меня в руках. Поскольку наказанием было сидение в запертой библиотеке, то оно меня не остановило. Среди дальнейших проказ было выдавливание зубной пасты в ночные тапочки, в карманы халата, посыпание подушки мукой, срезание пуговиц с любимой рубашки, натягивание ниток поперек коридора, непременно ночью и на уровне лица..., я веселился от души!
   А сколько раз у Армена не заводилась машина! А все потому, что в бензобаке оказывался сахар. Однажды даже выхлопная труба оторвалась: я вычитал в одной книжке, что если туда забить побольше целлофана, может получиться маленький взрыв.
   Мама возмущалась, а Армен не терял надежды со мной подружиться, подарил мне матрешку. Это была забавная игрушка, внутри было еще шесть точно таких же, только одна меньше другой... Я всех их аккуратно расставил в ряд. Мамина подруга открыла одну, оттуда высыпались муравьи. Как она кричала!
   Мама не хотела со мной разговаривать, и уверенная что я так веду себя от безделья, хотела отправить меня в Англию, к старшей сестре отца, а тут, так кстати, она получила по почте предложение, попробовать мне сдать тесты в Корпус. Это устраивало всех как нельзя лучше.
   Анн надеялась получить большое наследство, но выяснилось, что у нее практически ничего нет. Все имущество завещано Марселю по достижении 21 года. А до этого времени все банковские счета остаются замороженными, она, конечно, может жить в поместье, но распоряжаться там будет назначенный Робером управляющий.
   Армен получил развод со своей женой (что было немыслимо по тем временам!) и через несколько месяцев сделал предложение Анн, которая к этому времени была беременной.
   Так, спустя полгода после свадьбы, у Марселя появилась сводная сестра Аннет.
   Анн действительно очень любила Армена, если уехала из Франции, в СССР, в малогабаритную двухкомнатную квартиру в хрущобе, на окраине Москвы. Армен тоже много потерял от этой связи, его дипломатическая карьера на этом закончилась. Но они были счастливы, и через два года у них родилась еще одна дочь Мари.
   А тогда, Анн с легким сердцем отдала сына в Корпус куда он на отлично сдал все экзамены. Армен не видел в этом необходимости, несмотря на то, что малыш его терпеть не мог, но не стал спорить с Анн.
  
   Школа для секретных агентов
   Принимали в Корпус мальчиков с 8 лет, иногда делая исключения, для особо одаренных детей. Несмотря на то что, с Марселем работал хороший психолог, ребенок был почти аутичен, погружен в себя. Это, правда, нисколько не мешало учебе, - учился он блестяще, намного опережая старших товарищей, но ни с кем не дружил. Никто не мог определить его настроения, на лице застыла мягкая, доброжелательная улыбка, которая обманывала и психологов, впрочем, это качество они и сами старались привить своим воспитанникам.
   Марсель никогда никому ничего не прощал. Его обидчики всегда получали полновесную сдачу. Конечно, для будущей работы такие качества представляли определенный интерес, но жить рядом с ним было очень трудно.
   - Когда я впервые попал в Корпус, меня потрясло такое количество ровесников в одном месте. Я привык к общению со взрослыми людьми, а тут... как будто в одном месте собрали стадо обезьян. Они толкались, кричали, дрались. Сначала мне здорово доставалось, нескольким ребятам казалось, что я девчонка. Но им быстро надоело драться со мной. Я поступал, как отец меня учил:
   - Быдло надо ставить на место! Они уважают только грубую силу.
   Ну, я, не вступая в перебранку, сразу бил ногой в голень и коленом в лицо. Иногда приходилось даться сразу с несколькими, но меня это не останавливало. В конце концов, они оставили меня в покое....
   Обучение в Корпусе было построено так, что ученик на занятиях мог быть один или в группе, психологически комфортной. Соседом Марселя по комнате и на занятиях был Бернар, старше его на 2 года. Несмотря на то, что у Бернара и Марселя до Корпуса были совершенно разные условия жизни, разный темперамент, но оба были на удивление дисциплинированны, и например, когда после перемен наступало время занятий, они легко выходили из игры, радостное выражение лиц сменялось какой-то недетской серьезностью.
   Трудно было понять, как Бернара взяли в Корпус: способностями не блистал, тянулся на троечки, но способность быть "своим" в любом обществе, была феноменальной. Он просто "растворялся" среди окружающих его людей, кроме того, говорил по-русски, как русский, обожал гитару; помимо основных занятий в Корпусе, он брал еще уроки вокала. Почти все воспитанники развивали навыки, которые впоследствии могли стать "крышей".
   А вот у Марселя не было дополнительных занятий. Вернее он изучал все предметы на более высоком уровне, ему всегда было интересно учиться. Кроме разве что боевых искусств. Ему скучно было заниматься развитием тела, тем более его реакция была потрясающей. Не успевал противник подумать о приеме, как Марсель его опережал. Хотелось ему или нет, но определенные нормы по физической подготовке сдавали все.
   - С нами работали опытные психологи, они постоянно проводили различные тесты. Мы не знали, зачем они 2 раза в месяц оставляли нас без обеда, причем мы могли пойти в кладовку и взять что угодно из продуктов, от хлеба и фруктов, до сыра и ветчины. Некоторые набирали конфеты. Я предпочитал молоко и хлеб, а Бернар ставил сковородку на огонь и готовил омлет с ветчиной, и меня угощал.
   А однажды меня привели в комнату, где сидел человек, привязанный к стулу, между нами было стекло, и преподаватель, показав мне на кнопочку, сказал:
   - Нажимая на эту кнопку, ты причинишь боль человеку за стеклом. Это преступник, он убил ребенка. Чем дольше ты будешь нажимать, тем больнее будет ему. И ушел, оставив меня с этой кнопкой. Ну, я и нажал, а кто бы не нажал? Мне было интересно. Только ничего не получилось. Человек кричал, корчился, потом дернулся и затих, я держал кнопку долго и видел, что ему не было больно, что он изображает страдания, которых не чувствует. Вошел преподаватель, оторвал мою руку от кнопки, он смотрел на меня, как на чудовище. Но я крепко запомнил, что мне говорил отец:
   - Никогда не говори, что видишь чувства людей! Тебя посадят в клетку и будут показывать за деньги! Взрослые часто обманывают детей, желая им самого лучшего.
   Тем не менее, полностью скрыть мои способности мне не удалось...
   Однажды, когда Марселю было уже лет 14, он решил проучить одного чернокожего педагога, который унижал учеников, демонстрируя свое превосходство в знании всей истории развития африканских народов и их обычаев. Марсель раскопал все о нем, о его собственных корнях, оказалось, что родители учителя приехали в Африку из Америки, а его диссертация была посвящена северным африканским племенам. Он тщательно собрал всю доступную информацию о северных, а потом и о западных, восточных и южных племенах. На экзамене по предмету Марсель начал сравнивать обычаи разных племен, преподаватель пытался с ним спорить, а ученик сыпал примерами. В конце концов, педагог обвинил Марселя в "богатой фантазии" и поставил "удовлетворительно".
   Это был единственный предмет, где он не получил "отлично". И он этим страшно гордился. Вообще многие учителя не любили его - слишком тщательно надо было готовиться к занятиям с ним. А он платил им взаимностью, предметов для неприязни хватало: глупость, нетактичность, хамство,... но особенно он не любил "цветных". Его отец относился к ним с презрением, граничащим с брезгливостью, Робер никогда не разговаривал с ними, только иногда мог что-нибудь приказать, считал их вроде низших существ, только внешне похожими на человека. И Марсель относился к ним точно также. В то время в Корпусе обучалось несколько вьетнамцев и детей от смешанных браков из Таиланда и Камбоджи, для них разрабатывалась долгосрочная программа. Но Марселю не было до этого дела, его вообще в первое время удивляло, когда "азиаты" с ним заговаривали. Впоследствии он свыкся с необходимостью быть вежливым с ними, но только, когда нельзя было этого избежать.
   Дружба с Бернаром немного смягчила его характер. Тот постоянно острил, из любой работы мог устроить развлечение, увлекал Марселя во всякие авантюры, постепенно душа его оттаяла, он стал более снисходительно относиться к недостаткам других людей, и если он раньше никому не прощал никаких слабостей, то теперь стал высмеивать их, сначала зло, а потом уже добродушно подсмеиваясь.
  
   Корпус был таким интересным заведением, что о его устройстве можно написать целый трактат. Располагался он на острове, на небольшой военной базе. И это, пожалуй, все сведения о его местоположении. На поверхности собственно база, на которую каждые три месяца приезжали на обучение солдаты Иностранного легиона, а под ней - цитадель в скальной породе, оборудованная всеми возможными новинками техники.
   На территории базы располагались небольшие, особняком стоящие дома, там жили и учились воспитанники Корпуса, дети по тем или иным причинам оставленные родителями. Там они получали все. И внимание психологов, и индивидуальные программы обучения, и сбалансированное питание... только, конечно, домашней обстановки не видел почти никто.
   Летние каникулы у воспитанников корпуса были до десяти лет. Те дети, у которых были родственники, уезжали к ним, а те, кому было некуда поехать, проводили лето в семьях сотрудников Корпуса.
   В первые каникулы за Марселем приехала мисс Колдер и отвезла его в поместье. Он был счастлив встретить старого разбойника д'Артаньяна, и вновь принялся бродить с ним по виноградникам. В то лето книги не привлекали его, он просто много ходил, катался на велосипеде, и мисс Колдер не заставляла его учиться, составляя ему кампанию в пеших прогулках.
   Но, однажды, в августе, мисс Колдер стало плохо. Она стала жаловаться на сильную боль в животе, потом прилегла на диван. Приехавший доктор сам отвез ее в больницу, объяснив, что она отравилась яблоком, сорванным около виноградников.
   - Виноградники только что опрыскали бордосской жидкостью, проследите, чтобы бы ребенок туда не ходил!
   А Марсель в ужасе смотрел, как его любимую, родную няню несут на носилках к машине скорой помощи, бледную, с закрытыми глазами.
   - Тем вечером, я не знал куда себя деть, я ходил по дому, по двору...Было очень тяжело, я чувствовал себя очень маленьким и одиноким. А когда в своей спальне я увидел д'Артаньяна, холодного и закостеневшего, я заревел. Наверное, это было впервые в моей жизни! Отец запрещал мне плакать, но теперь, слезы хлынули из глаз, и с каждой секундой тяжелый камень в груди становился легче. Я рыдал и вспоминал, как пока мы все бегали, пытаясь помочь мисс Колдер, д'Артаньян сидел у порога и вылизывал свои лапы... потом он наверное пытался найти меня...
   Два дня я лил слезы, уверенный, что остался один-одинешенек, но на третий день мисс Колдер неожиданно приехала. Но я попросил отвести меня в Корпус, я не хотел больше ни к кому привязываться. Потери - это невыносимо больно!
   Марсель продолжил учебу в Корпусе, но весь второй год он очень часто плакал без видимых причин, за что получил кличку "Пьеро", что не мешало ему драться, принимать участие в разных играх и отлично учиться.
   К концу обучения все подходили в разном возрасте, в зависимости от способностей и количества предметов.
   Полное образование получали самые способные, туда входили и литература, и философия, и история (с всеобщей и отечественной историей, историей искусства) иностранные языки, латынь, эстетика, массовая и религиозная культура политическая психология, конфликтология, социология, политический маркетинг, и много-много других предметов. Те, кто не мог так учиться, это определялось в 10-12 лет, становились "специалистами - прикладниками".
   Были и удивительные предметы такие, как сексология. Да, да, сексология! Обязательный предмет. В возрасте 14 - 16 лет, кто как созреет, обучались искусству любви. В столь юном возрасте, подросткам объясняли, что к женщинам надо относиться, как приятному и полезному для здоровья объекту. Опытные девушки обучали этих, как они думали, детей высокопоставленных родителей, постоянно меняясь, чтобы не вызвать привязанности. О нежных чувствах не было и речи.
   Поэтому, у этих детишек не было повода срываться в Любовь по окончании Корпуса.
   Случались иногда накладки, конечно. Один семнадцатилетний романтик, влюбился с первого взгляда в девицу из "бригады обслуживания", ей было 25 лет, и она тоже полюбила. Может быть, у нее были и какие-то материнские чувства, этого уже никто не узнает. Этот редчайший случай предусмотреть было невозможно. Как и то, что юноша с блеском применит полученные умения и навыки на практике. Об этой страсти никто и не догадывался, пока влюбленные не исчезли с базы. Без помощи сообщников тут не обошлось.
   Система не могла позволить пройти такому безобразию безнаказанно.
   Построили тех, кто общался с ними последний месяц и проходил одинаковые программы. Человек двадцать. Они стояли по стойке смирно, за ними следили через зеркальные окна, изучая и анализируя каждое движение. Если кто-то пытался изменить положение, хотя бы морщился, уводились на дальнейшую "обработку". Марсель тоже был там, в свои 14 лет, стоял неподвижно, с безмятежным выражением лица... Ему нравилось дурачить людей. Через четыре часа такого стояния Марсель свалился, как сноп...Его пришлось приводить в себя. Он всегда был уверен в себе, считал, что может все. Просто выносливости не хватило. Только семь юношей смогли простоять шесть часов. Таким образом, выявили всех, кто помогал, или покрывал юных влюбленных.
   А Ромео с Джульеттой поймали на третий день. Они не смогли покинуть остров. Но все равно доставили много хлопот начальству, были увольнения, понижения в должности... Он хотел жениться, "вырвать девушку из порочного круга". Девушку отправили в Гонконг, в какой-то притон. А юношу еще долго обрабатывали, накачивали психотропными средствами, а затем сделали гомосексуалистом. Такие тоже нужны системе.
   Марсель чудом избежал этой участи, он был очень симпатичный, но при первых попытках внушить ему, что есть и другая любовь, которую стоит испробовать - вдруг пригодится, инструктор получил карандашом в глаз. Хорошо, что он не попал, только распорол кожу на виске.
   Когда его хотели урезонить, он пригрозил, что ляжет лицом на раскаленную плиту. И ему поверили. Он всегда говорил серьезно.
   По окончании Корпуса Марсель поехал работать в Москву, с рекомендацией не использовать в делах, сопряженных с опасностями, так как "объект" притягивает неприятности не хуже магнита.
  
   Бернары из Бретани
   Друг Марселя, Бернар попал в Корпус в 8 лет, пройдя все тесты, не слишком блестяще, но по некоторым параметрам показав великолепные результаты, такие, как прекрасную память, владение русским языком, феноменальный музыкальный слух и отличные физические данные.
   Его отец, наполовину русский, был в составе французской военной миссии, созданной специально для авиаполка "Нормандия - Неман". Кем он там был, история умалчивает, какую работу выполнял, тем более. Конечно, без красивой переводчицы не обошлось. Клод де Бресси не афишировал прекрасное знание русского языка и без переводчицы просто никак не мог. Девушка, естественно, была сотрудницей КГБ, и она должна была поддерживать с сотрудниками миссии хорошие отношения, которые с Клодом быстро перешли в интимные.
   После 1945 года миссия прекратила свое существование, и Клод стал работать в посольстве Франции. Был женат, но детей у него не было. Он продолжал встречаться со своей милой, прекрасно отдавая себе отчет о настоящей работе девушки. Его пытались шантажировать этой связью, но Клод начал бракоразводный процесс. А 1949 году он погиб при невыясненных обстоятельствах. В этом же году, у переводчицы родился сын, который попал в детский дом, потому, что его мама была расстреляна за шпионаж.
   Бабушка Бернара - русская аристократка, родившаяся во Франции в семье эмигрантов, знала о своем единственном внуке, но ничего не могла поделать. Только в 1954 году, с помощью своих влиятельных друзей, ей удалось найти мальчика в детском доме в Карелии. Бабушка увезла его во Францию, оформила опеку. Хотя в метриках внук был Юрой, она дала ему новое имя - Бернар.
   Бабушкой она была примерной, заменила ему отца и мать, научила хорошим манерам, французскому языку. Бернару очень трудно было адаптироваться в чужой стране, с чужими обычаями. Но на ферме был сенбернар, с которым он подружился. Они были неразлучны. Бернар каждый день вычесывал, чистил собаку. Бабушка даже разрешила псу спать в комнате внука, а в ответ он, конечно, старался ее слушаться.
   Летом 1957 года семейство де Бресси получило предложение, зачислить Бернара в Корпус, - в случае удачного прохождения тестов.
   Бабушка сама не могла дать внуку достойное образование, денег, чтобы нанимать учителей не было. Поэтому, когда она получила уведомление об удовлетворительном результате тестирования и приеме внука в Корпус, она не стали возражать.
   Бернар начал учиться с 8 лет, как и большинство курсантов. В каникулы он приезжал вместе с Марселем к дедушке с бабушкой, которые приняли его друга как родного и даже все время ставили его в пример, за его воспитанность и рассудительность. Конечно, это не мешало их дружбе, как и то, что Марсель не любил собак. Они почему-то всегда лаяли на него, за исключением Глена, который рявкнул на него один раз для порядка, удивляясь вкусам хозяина и просто не замечал Марселя. Они проводили большую часть времени, носясь на велосипедах по окрестностям, сопровождаемые собакой. По вечерам Бернар занимался музыкой с дедом, который в молодости был неплохим пианистом. Они садились за фортепьяно и часами самозабвенно музицировали, а Марсель сидел неподалеку, читая очередную толстую книгу, иногда с удовольствием прислушиваясь к красивым пассажам. Занятия музыкой не входили в круг его предметов, по причине полной неспособности.
   После того, как Марселю исполнилось десять лет, летние каникулы сократились до 18 дней, а потом и того меньше, но рождественские каникулы были всегда. Конечно, он был со своим другом на рождестве и всегда получал подарки..., а в феврале и поздравительные открытки от мамы (из Советского Союза письма шли по два месяца).
   В рождество 1961 года Глен умер в возрасте 23 лет. Собаки редко доживают до такого возраста, но Бернар очень тяжело переживал потерю. Он был уже подростком, и в свои пятнадцать лет многое знал о смерти, но это был его верный друг... Бабушка, чтобы хоть как-то повлиять на его не слишком хорошую учебу, сказала, что купит такого же пса, если он будет учиться без троек. Через год на одну тройку стало меньше. Ну не мог он учиться на отлично, слишком много других интересов у него было. Бернар был очень музыкален, обладал прекрасным голосом, обожал гитару и все свободное время посвящал занятиям с учителями по гитаре и вокалу. Естественно, что в это "свободное время" входило и время, отведенное на приготовление уроков.
   Тем временем, бабушка купила ему в питомнике щенка, но в то лето Бернар не смог приехать, завалил последний экзамен. Пока пересдавал, пока защищал диплом, бабушка заболела и попала в больницу. Когда Бернар, наконец, смог приехать, он обнаружил, что, "щенку" уже 9 месяцев и им никто не занимался. Он сидел на цепи, страшный, неухоженный, злой.
   Работники сказали ему, чтобы он был осторожнее.
   - Что вы с собакой сделали?
   Бернар бесстрашно подошел к озлобленному псу, снял цепь. Мгновенно двор опустел, а собачка сразу вцепилась ему в ногу. Превозмогая боль, он схватил "зверюшку" одной рукой за шкирку, а другой за основание хвоста, и несколько раз сильно встряхнул. Для этого ему пришлось собрать все силы, ведь щенок весил уже килограммов пятьдесят. Пес тут же отпустил его ногу, поджал хвост и ... лег около него. Бернар сам стал за ним ухаживать, вычесал ему запущенную шерсть, мыл специальным мылом, кормил по всем правилам. Пес слушался его беспрекословно. В поводке или наморднике он не нуждался. Хозяину стоило только нахмурить брови. С тех пор они были неразлучны.
   Несмотря на строгость и аскетизм, царившие в Корпусе, некоторые поблажки все же допускались, они же в случае чего являлись и кнутом и пряником. Поэтому Бернар - так остряк назвал свою собаку, жил с ним до окончания обучения, а потом поехал с хозяином и в Москву, хотя для этого пришлось побегать по инстанциям. Решающим фактором, к счастью, была его породность, подключился даже Советский клуб служебного собаководства.
   Оказалось, что в Москве заниматься собакой Бернару совершенно некогда. Помог клуб собаководства, взяли собачку в питомник, туда он и приезжал навещать своего друга, иногда брал с собой, когда ездил поохотиться в какой-нибудь заказник, куда его охотно приглашали партийные работники, а также их "боевые подруги". Там он и оставил пса, своему хорошему другу-леснику. Псу понравилось чувствовать себя хозяином леса. И в самом деле, с тех пор там не стало браконьеров, на всякие капканы он писал, - помечая их, а на людей с ружьями просто бросался из засады. Поэтому когда приезжали те, кому можно было охотиться, сенбернара запирали в сарае.
  
   Жё д'амур е д'авантюр.
   Бернар всюду чувствовал себя как дома, таким уж он уродился, но Москва поразила его обилием красивых женщин.
   Конечно, в первое время девушки сами "случайно" знакомились с молодыми французами, то в институте, то в метро или еще где-нибудь. Но было слишком очевидно, что красотки работают на КГБ, что впрочем, совсем не смущало, ни Марселя, ни Бернара, они находились в Москве совершенно легально и не делали ничего предосудительного. Поэтому они прекрасно проводили свободное время, будучи на виду, под колпаком, и при этом получая удовольствие.
   Иногда они сами знакомились со случайными девушками - на танцах, в ресторанах, на улицах, но это были "бесперспективные" знакомства, кегебешники сразу же проводили с девушками воспитательные беседы. Некоторые девушки сообщали своим новым друзьям об этих беседах, другие избегали встреч, а третьи "выполняли задание" докладывать обо всех разговорах и встречах. Французы относились к этому спокойно, они были готовы к жизни на виду.
   Бернар, весельчак, получал от этого особое удовольствие. Придумывал всякие розыгрыши. Только какая-нибудь очередная наташа доложит, что установила контакт с Бернаром, как он приводит на свидание еще одну девушку.
   - Познакомься Наташа, это Лида, моя сестра из Тулы. Лида, это Наташа, моя двоюродная сестра. Девочки, пойдемте в кафе-мороженное!
   Там, заказав шампанское и мороженное, он незаметно уходил:
   - Я сейчас приду! Это сюрприз!
   А потом официант приносил им от него цветы, в утешение.
   Марселю он говорил, что женится на русской, но выбор настолько велик, что быстро это не произойдет. Жили они широко. У них все время были гости, которых они любили угощать всякими вкусностями, часто вовлекая в процесс приготовления еды самих гостей.
   Чего стоило приготовление, к примеру, утки с виноградом. Гости усаживались вокруг стола, каждому выдавалась небольшая гроздь крупного винограда и всякие подручные материалы, для удаления косточек, каждый выбирал, что считал удобным. Луи пользовался огромным грузинским кинжалом, некоторые девушки - маникюрными ножницами, я, например, достала свой скальпель, которым точила карандаши. На что Луи тут же заметил, что операция называется "абортирование винограда".
   Роскошной жизни после стипендии, обычно хватало на две недели, а иногда и того меньше. Потом начинались поиски денег. Или на худой случай просто еды. Вечно голодные студенты. Это про них. Бернару было легче всех. Его постоянно приглашали, с его гитарой, то на дни рожденья, то просто на вечеринки, спеть романсы или блатные песни.
   - Все что пожелаете, - у него был огромный репертуар. С собой он обычно брал Марселя или Луи - смотря по тому, кто из них дольше голодал.
  
   Иногда заключали пари, - на обед в Метрополе на 8 персон.
   А однажды поспорили, что Луи удержится на взбесившейся лошади 30 секунд. Некоторые спорят, а отдуваться - Луи. Он, конечно, сидел на лошади как приклеенный, но наши золотые мальчики из МГИМО не знали об этом.
   Вот договорились, папочка одного из юных дипломатов позвонил на конный завод, чтобы дали какую-нибудь самую злую лошадь, мол, всю ответственность беру на себя. Ну, там и расстарались, приготовили прокатного мерина с вреднющим характером. А когда узнали, для чего, то не поленились, построили станок в дальней леваде.
   Приехали на заказном автобусе к главному зданию, директор конезавода сел в свою машину и поехал впереди, показывать дорогу. Выгрузились, директор достал из своей машины водку, закуски, а столики и стульчики были уже заранее поставлены около левады, где гулял красивый вороной конь. Рядом лес, птицы поют, красота!
   Французы со своими подружками сели за столы и набросились на еду, а Луи взмолился:
   - Может не надо?
   - Надо, Федя, надо! - Сказал Алексей, любитель конного спорта, отец которого и организовал этот пикник.
   Тем временем подошли два крепких конюха и, после небольшой борьбы, поседлали вороного, поставили в станок. Затем завели подпругу к паху. Луи глазам своим не поверил, он-то думал, просто какая-нибудь горячая лошадь, таких он легко укрощал в Камарге, а тут - настоящее родео. Но ведь в родео надо продержаться только 8 секунд. Он положил в карман куртки нож.
   - Ну, давай! - самодовольно улыбаясь, сказал Алексей - не свалишься за 30 секунд, обед ваш!
   Луи залез на станок, где уже трещали все доски под ударами копыт беснующегося коня.
   - Пускай!
   Как в кино, конь пулей вылетел из станка, лишь на мгновения его копыта касались земли, он крутился в воздухе, в этом вихре невозможно было разобрать, где у лошади голова, где хвост. Как и полагается, уздечки на нем не было, только недоуздок, но ремня на шее, за который можно было бы держаться, почему-то тоже не было, поэтому Луи держался за луку седла.
   Точно через 8 секунд Бернар свистнул, как и просил Луи и, в этот момент он отрезал подпругу, которая щекотала коня. При этом он еле удержался, чуть-чуть порезал коня, пропорол себе руку, но конь, вместо того, чтобы успокоиться, перестав крутиться, рванул вперед, как торпеда, перемахнул через изгородь, и унесся в лес, только его и видели.
   Бернар тут же заспорил с Алексеем, что пари выиграно, на что Алексей отвечал, что 30 секунд еще не прошло.
   Недовольные этим поворотом событий, они вернулись к столу, где дружно выпили за здоровье исчезнувшего Луи. Конюха отправились его искать. Все веселье пропало, еда не лезла в горло.
   Тут на опушке леса показался конюх, который вел коня, к недоуздку которого был уже пристегнут трензель с поводом. На коне все еще сидел Луи, его белые бриджи были покрыты рыжими пятнами, из ладони текла кровь, конь шел, спотыкаясь, тяжело дыша, по его дрожащим ногам катился пот, состояние всадника было не лучше. Их появление встретили аплодисментами.
   Бернар помог Луи сойти с коня, но ноги его не держали и он сел на землю. Ему тут же налили стакан водки, он выпил как воду и тут же отключился. Оставив попытки его растолкать, ребята отнесли его в автобус, а сами продолжили веселиться и вернулись к столу. С Луи осталась его девушка, Аннет, или Нетт, как он ее называл, сестра Марселя. Она обработала ему руку перекисью, и осталась с ним, дожидаясь окончания веселья.
   Конечно, на обед они заработали, но бедный Луи не смог воспользоваться плодами своей победы. В лесу, по которому конь несся как танк, поперек тропинки была толстая ветка, не настолько низко, чтобы лошадь прыгнула, или остановилась, - конь почти нырнул под нее, а Луи получил удар в солнечное сплетение и в лицо, сломал челюсть. Так что месяц питался бульончиками через соломинку. Нетт взяла на себя заботы о нем, он ей очень нравился - смуглый красавчик с бешеным темпераментом.
   Иногда французы посещали и лекции, время от времени ездили на различные переговоры, по результатам - получали денежки, которые всегда были кстати.
  
   Французские друзья и аристократический вид спорта
   Я встречалась с Марселем редко: один раз в неделю, а то еще реже.
   Но мы не могли не встречаться. Он представил меня своей сестре Аннет, милой девушке с красивыми глазами. Она не особенно жаловала своего братца, он категорически отказался общаться со своей матерью. Приехав в Москву, он нашел свою мать просто по справочной - фамилия, имя, возраст... и явился. Его не ждали. Мама была страшно удивлена, а когда поняла, что этот красавчик - ее сын, начала плакать, объясняя, что не могла поступить иначе, что Армен на хорошей должности, что Марсель ее компрометирует, и что лучше бы он ушел. Но его сестренка, тогда ей было всего тринадцать лет, продолжила знакомство. Мы иногда встречались с ней, когда все собирались на какой-нибудь праздник и Бернар предлагал соорудить экзотическое блюдо совместными усилиями.
   Тогда я впервые увидела Луи и сразу захотела его нарисовать. В это время я иллюстрировала "Три мушкетера", и он подходил для портрета д'Артаньяна как нельзя лучше - настоящий гасконец, смуглый, с яркими черными глазами, просто Омар Шариф, подсушенный на солнышке. Красавец! Но только я взялась за свой альбомчик, как Бернар стал громко возмущаться:
   - Я тоже хочу портрет!
   - Ну, я ведь не могу сразу двоих рисовать!
   - А его и не надо! Я же красивее и сидеть буду неподвижно, как статуя! - и с этими словами выдернул из-под Луи стул. Конечно, тот не упал, но без легкой потасовки не обошлось. Все смеялись, и о рисовании пришлось забыть.
   Изредка я пыталась делать с них наброски. Но, как только ребята замечали, что их рисуют, отнимали альбом и начинали рисовать друг друга сами. Это были рисунки вроде: "Точка, точка, запятая, вот и рожица кривая!"
   -Угадай, кого это я нарисовал? Правда, похоже? Особенно в этом месте!
   На следующий день Марсель отправил меня "стучать".
   - Он здесь не один! Их тут аж четверо! Все понимают по-русски, с ними другие девушки и собака! Ужас, как подозрительно. Я не могу молчать! - что-то в таком духе, с честными, круглыми глазами. На что мне уже строго сказали:
   - Не приходите больше, пока Вас не позовут!
   Марсель был очень деликатен со мной, самое большее, что он себе позволял, так это целовать в щеки при встречах и при прощаниях. Это вызывало у его друзей бесконечные насмешки.
   - Нет! Ты посмотри, что ты с ним сделала! Бедный монашек! Он боится до тебя дотронуться?
   Марcель как всегда улыбался и не отвечал. И мне не разрешал поддерживать разговоры на эту тему. Мне трудно было запретить что-либо, я всегда делала то, что считала нужным. Маму слушалась, когда просто не хотела ее расстраивать, но Марсель был особенным, - когда он просил или требовал что-нибудь, значит, за этим стояло что-то важное. Мы гуляли по Москве, когда я писала городские пейзажи, Марсель терпеливо ждал. Он ничего не говорил о моих работах и научил меня не врать. Ведь приходилось дома как-то выкручиваться, когда я уходила на свидания. Маме я так и не сказала, мама обязательно бы запретила эти встречи.
   - Ты не пытайся врать. Говори правду. Ведь, когда я сначала сказал тебе, что приехал из Таллина, это была правда, а ты подумала, что я эстонец, и про Марселя Пруста правда. Важно, как подать эту правду.
   Это мне очень помогло и тогда и потом, по жизни.
   В ноябре, сидя с Марселем в кинотеатре я вспомнила, что мечтаю скакать на лошади. Шел фильм "Неуловимые мстители".
   Он не хотел, чтобы я садилась на лошадь, - сам он не любил лошадей.
   Он беспокоился за меня, пытался отговорить, но его упросила. Я готова была слушаться его во всем, но лошади меня притягивали как магнит.
   Марсель приводил множество доводов:
   - Лошадь - это стихия, никогда не знаешь, что она выкинет.
   - Но ты же ездишь?
   - Это не просто, надо учиться, как следует.
   - Тогда научи, ну, пожалуйста!
   - Ты лентяйка, а я не смогу тебя заставлять.
   - Зачем заставлять, я же сама хочу!
   - Это трудно, тебе быстро надоест!
   - Это все отговорки, скажи сразу, что тебе некогда.
   - И некогда.
   В результате меня устроили заниматься верховой ездой к Евгению Рындину, тренеру из "Буревестника". Я тогда и не подозревала, что Марсель платил ему за каждое занятие. Ведь спорт в СССР был бесплатным и доступным. Только несколько лет спустя Женя сказал мне, что получал за уроки очень приличные деньги. Мало того, еще и инструкции, как учить.
   - Сам бы я так никогда не учил, если так учить, то никто ездить бы не стал. Зато ты быстро научилась.
   Два месяца я ездила два раза в неделю, по два часа, учебной рысью, на длинной корде.
   Чтобы лошадка не уставала, каждые полчаса ее сменяла другая.
   Лошадей было две. После тренировки Евгений помогал мне сползти, еще час я сидела, чтобы набраться сил доехать до дома. Когда я уже галопировала без корды, научившись работать руками, ногами и корпусом и достигла равновесия, оказалось, что верховая езда - это огромное наслаждение. Но если бы я знала, какие мучительные тренировки меня ждали, - никогда бы на лошадь не села. Только из за того, что сама напросилась, и меня обо всем предупреждали, я не могла бросить.
   Я училась на подготовительных курсах в МГПИ им. Ленина - это вечером, а днем работала художником-оформителем в Моспроекте -1. Все свободное время я проводила в манеже и "библиотеке" - так назывались наши встречи.
   Пока я осваивала верховую езду, Марсель уехал на неделю в Англию. Как он не хотел уезжать!
   Его начальство планировало оставить его на аналитической работе. Но, по правилам, все выпускники должны были хоть раз выполнить оперативную работу. Его учителя хотели сделать для Марселя исключение, ведь он просто притягивал к себе всякие травмы, но не смогли.
  
   Оперативная работа вредна для здоровья. Скачать можно здесь : http://shop.club-neformat.com/04/vis-a-vis/
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"