Драккар Хродвальда уходил прочь от щедрых, но негостеприимных южных берегов. Он так просел от груза, что теперь воду можно было зачерпнуть рукой, слегка перегнувшись за борт. На палубе практически не было места от тюков и узлов, а ещё там пришлось разместить двадцать свежеприобретённых рабов. Связанные друг с другом попарно, они были ещё и привязаны к настилу палубы, чтобы не натворили бед. Бочонок с серебром теперь служил стулом для рулевого. Грести было трудно, и потому, как только они вышли из реки, Хродвальд приказал поднять вёсла.
Но поставленный парус, течение и попутный ветер только добавили кораблю скорости. И это при том что драккар на канатах буксировал два рыбацких баркаса. В одном были лошади, в другом коровы. И ещё маленькая лодка со снастями и сетями которые Нарви собрал в месте высадки. Всё это плыло за драккаром благодаря стараниями Нарви. После перепалки на берегу, где он кричал и сквернословил так, что воины хватались за мечи, и дело начало принимать скверный оборот. Нельзя чтобы в твоём походе кто-то погиб от рук своих, это очень, очень неприлично. Но когда Нарви Зубоскал поклялся бросить вызов каждому кто посмеет пытаться оставить хоть что-то на берегу, Хродвальду удалось всё перевести в шутку. Он, Атли и Клепп в притворном ужасе замахали руками и разрешили Нарви делать всё что ему заблагорассудится. Хотя затея была идиотская - рыбацкие баркасы не были приспособлены для моря, и первая же большая волна их наверняка бы перевернула. Не говоря уже о маленькой лодке. Да и вести там скот - ещё более идиотская затея. Его надо кормить, поить, ухаживать. Нарви перебрался в один из баркасов, и присматривал за связанными и лежащими на дне лошадями, успокаивая их, и пытаясь напоить. К нему неожиданно присоединился Клепп.
Атли в полголоса предложил перерезать канаты, и сказать всем, что они оборвались. Хродвальд некоторое время думал, но потом вспомнил что только Нарви и Клепп встали на его сторону когда Атли хотел развернуть драккар обратно.
- Я своих не бросаю! - сурово сказал молодой ярл, так чтобы слышали те кто рядом, и наклонившись к Атли, уже тише, так чтобы слышал только скальд - если на море будет волнение, тогда посмотрим, а пока пусть плывут.
Драккар резал морскую воду, слегка покачиваясь от невысоких волн. Кленг зорко смотрел вперёд, высматривая случайную льдину. На носу, прогнав любопытных, Атли хмуро напевал себе под нос, наигрывая на лире. Он сочинял сагу. Иногда его взгляд останавливался на ком-то из команды, иногда на плывущих в отдалении Нарви, на Клёнге, и особенно пристально на молодом ярле. Судя по злобно сведённым бровям, сага не клеилась. Вытянутые как для поцелуя губы Атли то и дело извергали затейливые проклятья, когда кто-нибудь не терпеливый в очередной раз просил включить его в сагу. Хродвальд примеривал на себя новую кличку, которую ему, несомненно, дадут после этого похода. Хродвальд Храбрый, хорошо звучит, но Храбрых и других всяких Смелых было так много что ими можно было заполнить пару драккаров. Даже если складывать как мешки. Нет, надо что то не такое распространённое. Хродвальд Счастливчик! Хорошая кличка, с такой кличкой он легко наберёт людей, а может и станет первым среди флотилии из двух-трёх, а то и пяти драккаров. Если конечно другие ярлы тоже будут молоды. Но ярлу хотелось что то яркое, нечто такое, что было бы не стыдно вставить в сагу! Хродвальд Убийца Дуэргаров! Конечно, один Убийца Дуэргаров в сагах уже есть - говорят лет сто назад в скалах на юге они просто кишели, и даже нападали на людей. И тогда некий Свен отправился в горы, и перебил всех Дуэргаров. Впрочем как они теперь выяснили, не всех. Но не бойся, Свен, Хродвальд так уж и быть исправит твою ошибку. Тут мысли Хродвальда перенеслись к альттингу, общему собранию всех свободных людей, который бывает раз в четыре года, и как раз будет этой осенью. На альттинге будут чествовать самых отличившихся, и скальды будут соревноваться в красочности песен прославляющих дела смелых и удачливых. Например его, Хродвальда, дела. Молодой ярл даже прикрыл глаза, представляя себе это в красках, и улыбнулся.
tcds1HbBqFI
Наконец они достигли своей старой стоянки, и бросили якорь в уже разведанном месте.
Несмотря на то, что по счастью подводных скал тут не было, подходили осторожно. Берег возвышался над ними гигантской скальной стеной, высотой в три перелёта стены. Издали эта стена казалось монолитной, но подходя ближе, становились видны следы которые оставили на ней ветры и море. Упавшие сверху обломки образовывали небольшой каменистый пляж. Плыть надо было осторожно, кое где темная вода прятала огромные глыбы с острыми сколами. Скальды говорили что в Мидгарде, откуда пришли предки северян, таких скал не было, и все горы были пологие как кучки песка. Хродвальд мог бы этому поверить, если бы не то, что они рассказывали о небе Мидгарда. Говорили что солнце Мидгарда двигалось по небу! И никогда не остывало на ночь, а ночь наступала когда солнце заходило за край земли! И шлялось оно по небу не одно, а с какой то "луной", которая было как солнце, да только светило ночью. Молодой ярл задумчиво посмотрел на неподвижно висящий в зените огненный шар, который уже начал остывать. Скоро он остынет, станет светиться холодным бледным светом, который едва разгоняет тьму, а потом снова начнёт разгораться, стремительно окрашиваясь сначала в огненно красный, а потом чувствительно раскаляясь до жёлто-оранжевого, даря тепло и свет. Представить себе, что такое светило может двигаться по небосводу Хродвальд решительно не мог.
Драккар сильно просел, и вытащить его на пляж не представлялось возможным, да и была опасность повредить днище об острые обломки. Но бывалая команда, не смущаясь трудностями, быстро и ловко принайтовила свой небольшой корабль к импровизированному пирсу. Вбили между камней прочные деревянные костыли, привязав драккар за нос и корму. Пленных и скот сгрузили на берег, чтобы у первых не было соблазна попытаться увести корабль или лодку в море, а у вторых -прыгнуть в море самим. Коровы истошно мычали, лошади и пленники кричали и плакали, но команда ярла смеялась и ликовала. Даже быстрые похороны умершего воина, которому оторвали челюсть в схватке, не смогли испортить северянам настроение. Поход удался!
Начало темнеть, неподвижно висящее в небе светило быстро тускнело, тени становились всё гуще, люди расселись у костров, надёжно привязав скот и пленников, несмотря на кажущуюся безопасность, всё же оставив часовых - предосторожность пренебрежение которой могло обернуться смертью - и зажарив предусмотрительно захваченного с собой с берега барашка, вскрыли бочонок хмельного мёда. Бочонок по традиции брался с собой из дому, и как только люди севера завершали своё дело, и оказывались в безопасности - в море, по традиции каждый отпивал с него. Начинал капитан. Хродвальд наполнил большую деревянную братину, глотнул сладко обволакивающий горло напиток и передал братину Атли. Тот пил долго, с чувством, изредка отрываясь, чтобы сладостно причмокнуть. Наконец он отдал братину и схватился за свою лиру. Лира была надёжна и добротна, как боевой топор, и украшения на ней изображали переплетающихся в причудливых узорах морских змей. Один из рогов лиры увенчивала крохотная фигурка Брагги. Если говорить на чистоту, мастерства резчика на фигурку не хватило. Если судить по фигурке, то Брагги имел огромный улыбающийся рот на слишком большой голове, и крохотное тельце. Хродвальд покачал головой от такого неуважения. В седой древности, когда его предки пришли в эту не гостеприимную землю спасаясь от перенаселения на родине, они поклонялись целому пантеону могучих богов. В своих странных делах боги не предупредили смертных о грядущем катаклизме. Что то страшное произошло в Мидгарде, радужный мост исчез, и боги покинули Мидгард. Но Свартальфахейм был связан с Валгаллой только через Мидгард, и оставшиеся тут предки нынешних людей были бы обречены, если не один бог, который согласился остаться с ними. Из всех богов только один Брагги, весельчак и балагур, не владел мечом. Только он не славился своим воинским искусством, и только у него хватило храбрости остаться с обречёнными. Если бы Хродвальд мог выбирать то он конечно бы предпочёл, что бы с ними осталась Фрея, или, ещё лучше Тор. Не говоря уже про Одина с его Валгаллой - кому не хочется жить вечно?! Но за самоотверженный поступок Брагги по меньшей мере стоило уважать. На севере по прежнему славили Одина и приносили жертвы одноглазому мудрецу, но все знали, что без валькирий и радужного моста путь в чертоги богов теперь закрыт. И души смертных обречены прозябать навсегда тут, в Свартальфахейме. Фигурки же Брагги были только у скальдов. Но зато у них они были наверняка. Древняя история рассказывает как Один превратился в огромного орла, выкрал мёд поэзии, и принёс его богам в клюве, часть проглотив по дороге. Кое какие капли выпали из его клюва, и те счастливчики из людей, которым достались его частицы, обретают в себе талант, и могут самые холодные сердца бросать в обжигающий пламень гнева всего несколькими словами, или петь песни так что даже скалы начинают плакать от горя. Но тот мёд что Один проглотил по дороге, вышел с другой стороны божественного орла, и те кому достались частицы этого мёда, тоже чувствуют в себе зуд сочинительства, и пытаются осчастливить мир своими творениями, вот только получается у них то, во что по сути превращается всякий проглоченный мёд.
1222752080_barbarians_15
На севере звание скальда почётно, оно приносит место у любого огня, по правую руку хозяина, будь это именитый ярл или обычный свободный человек. Трудно скальду и умереть от голода - даже в самую суровую зиму найдутся люди, которые позаботятся о том, чтобы не умер голос их предков, воплощённый в сагах. А за хорошую песню, спетую вовремя и при нужных людях, можно было сказочно разбогатеть. Но скальдов все же было мало. Очень мало. Не у каждого ярла жил скальд, и не на всяком тинге собиралось их больше трёх. Даже на всеобщем собрании всего севера, альттинге, скальдов с трудом хватило бы чтобы собрать команду на один драккар. А было их мало потому, что к каждому кто чувствовал в груди бурление божественного мёда, и только начинал складывать первые строчки, или делал себе первую грубую лиру, или ещё каким образом начинал мучить окружающих, оправдываясь своей тягой к поэзии, к такому человеку всегда приходил Брагги. Бог являлся лично. Он не был так суров как Один, могуч как Тор, или впечатляющ как Фрея, но он был бог. И потому подобная встреча запоминалась надолго. Редко кто рассказывал об этой встрече. Многим Брагги честно говорил, если им достался не тот мёд. Другим - советовал и поощрял. Но это первая встреча скальда с богом поэзии не была и в половину волнующа так как вторая. Пройдя долгий путь, обретя признание и известность, скальд мог ждать повторного визита бога застольных речей и шуток. Но в этот раз Брагги мог и не оказаться таким хорошим собеседником как обычно. С божественной язвительностью, и мудростью бессмертного он мог растоптать в пыль труд всей жизни, высмеять то что человеку казалось лучшим из созданного им, и вынести вердикт - ты недостоин своего дара. И это страшное проклятье. На севере, где целесообразность была условием выживания, а самоотдача во имя всей семьи, или всего народа, естественным свойством каждого, человек одарённый для пользы всех людей, но не сумевший оправдать ожидания, и реализовать себя, становился проклятым богами. С этого дня никто не даст ему еду, разве что из жалости, кинет на землю как собаке. Не пустит в свой дом. Не заговорит. У таких отверженных ещё остаётся призрачный шанс вернуть себе расположение Брагги, пройдя через лишения и бедность, но обретя глубину понимания и душевного сопереживания. Являлся Брагги как правило только через свои изображения, сам же безвылазно сидел в Браггихольме - священном холме насыпанном в незапамятные времена. Там, за высоким частоколом стоял огромный пиршественный зал, и туда же приглашались достойнейшие во время альттинга. В остальное время, если у тебя были основание считать что тебя должен вот вот посетить бог, приходилось таскать с собой его изображение. Но не такое же уродливое как на лире Атли! Хродвальд снова неодобрительно покачал головой. Между тем братина сделал два полных круга, и Клёнг вылил в неё остатки мёда, что ещё оставался в бочонке. Северяне захмелели, смех и разговоры сливались в громкий гул. Атли перестал наигрывать простенькую мелодию, ударил по струнам и прочистил горло. Это послужило сигналом, все притихли и повернулись к скальду. На тех кто шумел, шикали. Атли снова ударил по струнам, а потом начал ловко перебирать их, притоптывая в такт ногой. Хродвальд узнал мелодию и перекрывая вступление крикнул:
- Клёнг, тащи того пойла что мы взяли сегодня на берегу! Сейчас оно будет очень кстати! - со всех сторон послышались одобрительные крики - Но только один бочонок!
Атли проиграл вступление ещё раз, и к тому моменту как он затянул первую строчку своей знаменитой застольной песни, уже почти все сжимали в руках кубки с пивом. Которое оказалось весьма неплохим.
- Ойле - начал Атли и рваный ритм лиры потонул в рёве присоединившихся к нему голосов - ойле ойлла! - тут Хродвальд заметил Клеппа, который, словно оправдывая своё прозвище, хмуро сидел в отдалении. Ярл протолкался к пиву, принял из рук Клёнга большой деревянный кубок, и отправился к Клеппу. В процессе ярл громко хохотал, хлопая по плечам команду, ловко притоптывал, но очень тихо подпевал:
Черные тучи грохочут в дали
Словно разгневанный Йотун кричит!
Хродвальд знал, если уж ему и достался мёд поэзии, то разве только тот который Один умудрился съесть дважды. С другой стороны, он мог своим пением пытать людей, и не раз это с успехом проделывал в детстве на домашних. Поэтому, тихонько подпевая, так чтобы никто не услышал, он выбрался из толпы и направился к Клеппу. По дороге с удивлением заметив что губы того тоже шевелятся. Дойдя до Угрюмого, он присел рядом, в очередной раз, подивившись размерам Клеппа. В одной руке Угрюмого было больше мышц, чем в половине всего ярла. Протянув кубок, Хродвальд дождался пока Угрюмый выпьет, забрал кубок и отпил сам. По берегу разносился ветром, срывающийся на крик хор грубых голосов:
В эту ночь гуляет тролль
Распевая жгучий йоль!
Хой-ле! Ойле ойлла!
Немного помолчав, Хродвальд начал:
- А что же ты такой угрюмый, а Угрюмый? Поделись, может я смогу помочь?
Клепп молчал. Ярл продолжил:
- Твоя беда - моя беда, коли ты останешься со мной. Да и поди не такая уж беда теперь, что было бы бедой раньше! - Клепп нахмурился и посмотрел на ярла. Неожиданно с другой стороны раздался голос тихонько подошедшего Нарви.
- Мудрый ярл намекает, что ты теперь удачливый воин, и после дележа добычи тебе хватит чтобы жениться. Ты ведь по бабе тоскуешь? - сказал Нарви - Уж я то знаю. Все беды от баб. Только такое и могло скрутить такого здоровяка как ты. Ну рассказывай.
Клепп молчал. Хродвальд терпеливо ждал. Нарви не выдержал:
- Ну Клепп! Не дуйся. Ну не пошла она за тебя. Ну, так ты тоже подумай! Замуж за бедняка. Да ещё её небось все бабки да тётки в уши бубнили не переставая - коли муж бедняк, это беда так беда, трудиться придётся в поте лица, скоро увянет твоя красота, будешь ты ни кому не нужна. Ну, теперь то ветер поменялся. Парень ты видный, справный, будешь завидным женихом! А то может и получше найдёшь? - Клепп неожиданно улыбнулся.
-Ага! Вот и развеял я твою тоску! - Обрадовался Нарви, и даже хохотнул, радуясь собственной проницательности.
- У меня две беды - прогудел Клепп. Ярл шикнул на Нарви который уже хотел прокомментировать это, судя по сальным глазкам, опять сведя всё к женщинам.
- Первая моя беда - я очень люблю песни. Я даже думал стать скальдом, Но Брагги уже отговорил меня.
Хродвальд с Нарви понимающе покивали. Трудно человеку, в котором бурлит мёд поэзии, признать что он не с того конца орла. Да и осознав, никуда от зуда стихосложения не денешься. Все знают, что те, кому Брагги отказал в праве на лиру, всё равно потихоньку песенки складывают, или даже поют, но только своим. Ярл с лучником покивали. Помолчали. И опять Нарви не выдержал первый:
- Ну а вторая?
Клепп тяжело вздохнул. Помолчал немного, и наконец прогудел:
- Я добрый - увидев удивлённые лица у Нарви с Хродвальдом, пояснил - я большой. Сильный. Но добрый. И все поэтому так и норовят за мой счёт приподняться. Дома то все меня знают. Ну и житья совсем не стало. Вызвал на тинге пару гадов в круг. Так пришли их матери отговорили. А эти опять гадости делают. Я плюнул и ушёл. Ну, и чтобы такого не было, теперь на людях не улыбаюсь. Я вообще с детства сдержанный. Ну и назвался Угрюмым. Дома то меня Комком звали.
- Ахаха! А вот это уж совсем не беда! -очень зло засмеялся Нарви - тут уж ты не боясь можешь дальше жить, меня тока держись. Во мне на троих злости хватит!
- А ты ему немного сдержанности добавишь, пока он кроме зубов ещё что ни будь не потерял - добавил Хродвальд.
- Маму жалко - неожиданно дрогнувшим голосом сказал Клепп - волнуется наверно.
- Держись, Клепп не раскисай, теперь с каждым днём - всё ближе к дому.
Неожиданно со стороны пирующих раздался чистый, мелодичный и громкий голос, заставивший утихнуть остальные разговоры.
- Раз уж ты обнёс меня братиной, то налей хотя бы кубок, Атли!
Клепп вскочил на ноги, его лицо выражало крайнее изумление.
- Вот уж не думал что услышу его снова!
Хродвальд встал, и оставив кубок быстрым шагом подошёл к костру, положив руку на меч. Оглядев людей, которые напротив шарахнулись от освещённого круга, он проследил за их взглядами, и увидел стоящего над лирой Атли. Невдалеке невозмутимо сидел Клёнг, со спокойным, хотя и немного бледным лицом. И только приглядевшись внимательнее он заметил причину переполоха.
Крохотная фигурка Брагги, вырезанная на лире, держала в руках массивный, из кости, с серебрянными украшениями кубок Атли, и лила себе в рот пиво. Кубок был раза в четыре больше фигурки, но она управлялась с ним без заметных усилий. Насколько молодой ярл видел, пиво не попадало резной деревянной фигурке внутрь, разливалось ей по рту, и лилось дальше на лиру, и собиралось лужицей на земле. Фигурка отбросила пустой кубок, довольно крякнула, вытершись рукой. Внешне она сильно поменялась. Теперь она видимо больше походила на самого Брагги. Красивое бородатое лицо, заразительная широкая улыбка, складки от которой шли по дереву, как на живой коже.
- А вкусно! Принесите мне один бочонок на альттинг! - сказал крохотный Брагги неожиданно для его размеров глубоким и громким голосом. Посмотрев на взволнованного Атли, он махнул ему рукой - Сядь мой ласковый друг, и успокойся. Я сегодня не к тебе. Кстати, почему лира?!
- Но ты же сам сказал... - растерянно пробормотал Атли, плюхаясь прямо на землю - я вот меч взял как ты сказал... И это...
- Задница тролля, Атли! Ты меня не правильно понял. Я сказал что лютня это не твоё, потому что есть руки для топоров, а есть которым больше подходит меч, или лира. Ключевое слово "или"! Атли, перейдя с топора на меч ты не сделал свои пальцы более шустрыми, а перейдя с лютни на лиру ты не сделал им легче. Ты бы подумал сам - вот это твоя песня - она просто отличная, но то как ты издеваешься над лирой чтобы её сыграть - это конечно здорово, но это не выход. Я имел в виду что тебе надо сменить инструмент, струны это явно не твоё. Поверь моему опыту, даже с флейтой у тебя получается лучше!
- Но тогда я не смогу петь! - неожиданно бурно возмутился Атли, и вскочив на ноги со злостью посмотрел на лиру. Брагги, по прежнему улыбаясь, выдержал этот взгляд, и сказал голосом от которого почему то все почувствовали себя спокойными, если не сказать расслабленными:
-Не надо злиться. Надо быть мудрым. Подумай и найди себе инструмент по духу, и я приду тебя поздравить. Прими мой нежданный совет как награду за эти годы труда, и как новую возможность. Ну а теперь я должен поговорить с ярлом, и у меня осталось не так много времени. Мне довольно трудно было дотянуться так далеко! - Брагги увидел как Хродвальд настороженно, и очень медленно делает шаг поближе к нему, и стал серьёзен - Слушай меня внимательно внук Придурковатого. Ты конечно пошёл в деда, но удача на твоей стороне. Ты должен вернуться и рассказать что видел. Вот только я должен предупредить тебя, за тобой идёт большой корабль. Он больше твоего раза в два, и на его веслах сидят мертвецы. Они гнались за тобой весь день, и теперь они совсем рядом. Его гребцам не надо отдыхать, а его скорость больше чем у твоего драккара. И ещё. Мне кажется они почувствовали его смерть - Брагги махнул рукой в сторону недавно похороненного воина - и теперь знают точно где вы. На этом корабле около сорока человек и несколько скелетов-воинов, которые не уступают живым в ловкости. Самые опасные из людей те, которые несут на лицах печать Некроса - Брагги помолчал, и показал себе на лицо, быстро проговорив почти нормальным тоном - Ну это такие черные рисунки, на лице. Чем ты глубже в эту дрянь вляпался, тем рисунок больше, они там означают что-то, но это вам не интересно, просто старайтесь убить сразу, а то они вам наделают гадостей - потом снова перейдя на свой глубокий, словно позванивающий голос - они настигнут вас совсем скоро. Внемлите мне сыны севера! Сегодня я, ваш последний и единственный бог, велю вам вступить в бой с тварями на этом корабле. Вы должны победить или умереть. Никто из их проклятой страны не должен найти пути к нам!
Брагги немного помолчал. Потом оглядел притихших северян.
- Эти погонщики трупов думают что этот мир принадлежит им. Они решили что если могут заставить шевелится гнилые кости, то все теперь их будут боятся. Они мнят себя могучими и страшными. И поэтому, когда вы загоните им свои мечи в сердце, не забудьте поржать над их вытянутыми удивлёнными мордами. Но помните, эти люди опасны, а значит вам выпала большая удача - попробовать свои силы с достойными врагами. Сегодня будет битва, сегодня будет ярость, сегодня будет первая строка в великой саге, которую напишите все вы! За Одина!
Харольд вырвал меч из ножен и поднял его над головой - За Одина! - зарычал он, и к нему присоединились остальные.
- За Брагги! - закричал Атли, и его крик подхватили даже с большей готовностью. Хродвальд осмотрел своих людей ища намек на испуг или тень неуверенности на их лицах. Но обветренные скалы нависающие над стоянкой и те уступали этим людям в их непоколебимой решимости. Ярл обернулся на лиру старого скальда, но увидел только бессмысленно улыбающегося уродливого деревянного истуканчика. Бог покинул своё изображение, и только рука сложенная в неприличном жесте, напоминала что старый шутник побывал тут. Хародвальд хмыкнул, и крикнул:
- Хватит орать. И пиво вылили, у кого осталось. И сели в круг. У нас мало времени, свободные люди, а нам надо хорошо подумать.