Баллада

Я два года мечтал возвратиться к любимой своей.
Для нее и для брата Господь наш меня сохранил.
На пиру и в походе я думал лишь только о ней
И война завершилась, сеньор мой меня отпустил.

Мое тело давно исстрадалось от тягот и ран
Но душевная рана была во сто крат тяжелей
Я прошел сто земель, городов, я объездил сто стран
Но нигде я не видел прекрасней любимой своей. 

Византийские шлюхи могли утолить мою страсть
И тела своих пленниц не раз оставлял я в песке
Но мечтал об одном лишь - в объятья любимой упасть
И любовь, словно жажду, не мог утолить я ни с кем.

Я гонцов не послал, я оставил обоз позади.
Был успешен поход мой, я золото взял и шелка.
Все оставил с охраной, а сам возвращался один.
Вез лишь зеркало ей. Из Венеции, как обещал.

Вез я Библию брату. Ее не добыл, а купил.
Драгоценную книгу, тяжелую, в четверть листа.
Я летел, улыбаясь, коня, что есть сил торопил.
Брат мой вырос, наверно, ах только б меня он узнал. 

Мой братишка просил отпустить его Богу служить.
Я ему обещал, что, когда я окончу войну,
Он уйдет в монастырь, а пока я просил сторожить
Замок наш родовой и мою молодую жену.

Я спешил, я доспехов своих не снимал.
Конь под мной зашатался, я только пришпорил коня. 
Я приехал домой, но мой замок меня не узнал, 
Даже слуги у врат отводили глаза от меня. 

Я бежал по двору, я кричал, где жена, младший брат?
Ножны бились о ноги, призывно и жалко звеня.
Я не чувствовал запах беды, я был счастлив и рад
Я вернулся домой, почему не встречают меня?

В сердце ужас прокрался, замедлил стремительный шаг
Я спросил у слуги - где же брат, где супруга моя?
Они живы? Да, живы. Но все-таки что-то не так...
Они вместе, ответил слуга мне, свой взгляд отведя. 

Я ему не поверил, но шум в голове нарастал. 
Билось сердце в груди все сильней и сильней и сильней.
Я шел медленно вверх. Тяжело, я ступени считал.
Брат стоял у порога покоев любимой моей.

В моей старой кольчуге, которую я потерял.
С моим детским мечом, неумело зажатым в кулак 
Как щенок ощетиненный, словно меня не узнал.
Он хотел от меня защитить ее. Стало быть так.

Что он мог мне сказать? Он смолчал, я ударил сплеча.
Он к стене отлетел, он был слаб, и об этом он знал.
А я сразу решил - не получит он смерть от меча
Я руками, руками своими его убивал. 

Как черна его кровь, как густа. С боевых рукавиц
Не стекала она, а как будто прилипла к рукам.
Труп пойти мне мешал, я швырнул его с лестницы вниз
Я вошел. Я хотел убедиться, увидеть все сам.

Здравствуй, радость моя, я спешил к тебе, я так мечтал.
Каждый год без тебя словно вечность, и день, словно год.
Я в крови и в пыли. Даже брат мой меня не узнал,
А сейчас, дорогая, тебя он у лестницы ждет.

Ты прекрасна, любимая, сын у тебя на руках,
Как младенец Иисус у Мадонны приникший к груди.
Почему же я вижу в глазах твоих страх, только страх?
Где любовь твоя, милая? Что же ты... не уходи. 

Я шагнул ей навстречу, она попыталась бежать.
Я дитя отшвырнул, словно тряпку. Ребенок затих.
Ах, как сладко мне было к груди ее крепко прижать, 
Как легко задушить оказалось в объятьях своих.

Я б скормил их тела диким псам, только б тем отомстил
Я готов был отдать и такой своим слугам приказ.
Только старый мой дьдька, который меня и растил
Смог меня удержать от такого греха в этот раз.

Он упал на колени, хватал мои руки, молил
Разрешить схоронить, что осталось от прежних господ.
Я его оттолкнул, но задумался и разрешил. 
Не так много собак за стеной крепостною живет.

Догорала душа моя в пламени мести и зла
Грань меж раем и адом уж так оказалась тонка!
Я считал, что все кончено, только вот всхлип из угла
И тогда я велел утопить в сточной яме щенка.

Дьдька за руку вывел меня из покоев жены. 
Я по лестнице, мокрой от крови, спокойно сошел.
"Господин мой, - сказал он, - их не было в этом вины. 
Разреши рассказать". "Я не верю тебе". "Хорошо". 

Год назад ваш сеньор к нам гонца присылал.
Господин ваш погиб, его раны в могилу свели
Так сказал он и сверток от вас передал -
Сто монет золотых и кольчугу, в какой Вы ушли.

Как она горевала! Ваш брат, он держался, как мог.
Лишь во сне он стонал и по имени громко Вас звал
Но он стал господином, и вот, проклиная Восток,
Отложил свои книги и Вашу кольчугу достал.

Брат Ваш не был бойцом, он мечом не владел
Он не смог бы ни лук, не копье удержать.
Он мечтал лишь о Боге, он к Богу хотел,
Но ведь кто-то был должен Ваш род продолжать!

Вы любили жену, и он помнил о том. 
Младший брат со своей распростился мечтой
Только в память о Вас он не ввел деву в дом.
И тогда сочетался он браком с вдовой! 


Кровь густа и черна, словно деготь, как будто смола
Я на руки смотрел, и я только ее замечал. 
Боль в душе нарывала. Я тихо, так тихо сказал:
Вы убили ребенка? Он лишь головой покачал.

Я их не хоронил. Я лежал целый месяц в бреду.
Мне мой виделся брат, он смеялся и звал за собой.
Я не мог, торопясь, ощутить над собою беду. 
Потому что я сам оказался кошмаром, бедой.

Я опять на войне. Но ни меч, ни стрела не берет
Я домой не вернусь, а проклятье в себе сохраню.
Путь ребенок любимых моих продолжает мой род
Пусть меня ненавидит. За это его не виню.

Мне остались на память из тех окровавленных дней
О душе, что сгорела и больше не ведает слез
Только прядка волос от убитой любимой моей, 
только Библия брата и зеркало, что я привез.