Аннотация: Напечатан в еженедельнике "Леди" 10 апреля 2014 года
Флорентийский подарок
Тоненькая ниточка стрелки легла под нижними ресницами, скользнула чуть выше - к уголку глаза и... сорвалась, не выходя за него: рука дрогнула от радостного шепота, который испугал Люсю пуще грозы.
- Люсик! Ты тут?
- Ой, господи, да что ж ты так пугаешь?!
Люся хлопнула себя по бедрам и крутанулась на пуфике, приподняв голые коленки. Негодование выплеснулось из огромных глаз, в этот момент отличающихся одно от другого выразительностью, которую придают кокетливые стрелки-подводки. Муж качнулся, как от морской волны, ударившей в грудь, но удержался на ногах. Только уголки его губ опустились ниже усов, а брови наползли на лоб, создав на нем иллюзию ряби на водной глади.
- Люсик, я не пугаю, я тебе подарок принес...
Извиняясь всем своим видом, Юрий Петрович отступил. Кончиком языка Люся провела по краешку губ, втянула в себя щечки, мотнула головой, откинув косую челку, которая тут же вернулась на привычное место на лбу, и, выразительно ставя каждую ножку, подошла к мужу. Юрий Петрович как загипнотизированный смотрел на подрагивающие пушистые шарики, украшавшие розовые тапочки жены, и только, когда аромат ее духов ударил в нос, он поднял глаза и увидел перед собой припудренную щечку.
- Ладно, показывай подарок, - согласилась Люся и после звонкого чмока направилась в гостиную, виляя задом, едва прикрытым куском эластичного трикотажа, называемого юбкой.
Юрий Петрович воспрял и, обгоняя жену, выбежал в зал. Пока его Люсик вопросительным взглядом обводила гостиную, медленно поворачивая головку на длинной шее, прикрытой ровными прядями идеального каре, Юрий Петрович подбежал к углу справа от окна и поманил жену.
- Сюда, зайка!
- Опять?!
"Зайка" всплеснула руками, но Юрий Петрович успел остановить дальнейший выговор, скинув покрывало с картины, установленной на подставку. Люся застыла с открытым ртом. На нее, глаза в глаза, смотрела... Лукреция Панчиатики. Та самая Лукреция, с которой она познакомилась в ювелирном магазинчике во Флоренции.
Понте Веккью. Старый мост через Арно. Они подошли к нему со стороны Палаццо Веккио и остановились у набережной, кое-как протиснувшись к парапету через толпу туристов.
- Пчелиные ульи! - фыркнула Люся, скептически рассматривая желто-розовые выступы то ли закрытых балконов, то ли повисших над водою комнат, обустроенных по обеим сторонам моста. - Не понимаю, чему все так восхищаются... а уж река... даже с Невой не сравнить.
Юрий Петрович не стал возражать, а потащил жену на мост, надеясь, что вид с его арочной середины все же понравится ей. Но до арок они не дошли. Люся свернула в первую же ювелирную лавку, витрина которой гипнотизировала женщин итальянским трехцветным золотом и сверкающими каменьями в его оправе. Пробежав взглядом по колечкам, подмигивающим то бриллиантовым, то рубиновым глазом, Люся как коршун над добычей зависла над перстнем с крупным сапфиром. Юрий Петрович бережно взял жену за локоток и ощутимо надавил на него, между тем улыбаясь продавцу. Вот кого можно было назвать коршуном, так это его! Опытный глаз безошибочно вычислил очевидную жертву и, проследив за взглядом русской туристки, сразу вытащил из витрины лоток с кольцами.
- У синьоры хороший вкус, - залепетал он на русском, по-итальянски мягко и сладко проговаривая каждое слово, - этот перстень - точная копия перстня Лукреции Панчиатики, камень удивительной чистоты... - Люся не сводила глаз с перстня, который уже проплывал перед ее глазами, зажатый пальцами в белых перчатках. - Синьора может примерить...
Юрий Петрович понял, что назад дороги нет. Перстень скользнул по безымянному пальцу Люси, и она медленно повела рукой, ловя гранями сапфира блики света. Теперь забрать перстень у Люси можно было разве что вместе с ее пальцем, а то и рукой. Юрий Петрович, обреченно вздохнув, пошел к менеджеру расплачиваться, а Люся, не отрываясь от играющего с ней сапфира, спросила продавца:
- Так чей это перстень был?
- Лукреции Панчиатики, жены Бартоломео Панчиатики - очень уважаемых и влиятельных людей своего времени.
- Какого времени? - перебила его Люся.
- Простите, синьора, я не так хорошо знаю русский... что вас интересует? - уточнил продавец.
- Я спрашиваю, когда они жили?
Люся на мгновение оторвалась от перстня и обожгла итальянца синим взглядом, полным иронии. Тот смутился, но ответил:
- Они жили в шестнадцатом веке. Вот, посмотрите, это портрет Лукреции кисти великого Бронзино.
На стекло витрины легла открытка с изображением картины Бронзино. Строгая женщина смотрела на Люсю внимательным взглядом. Красное платье соперничало с ним, отвлекая внимание на себя, но глаза Лукреции были настолько выразительны, что, скользнув по казалось бы самому яркому пятну на картине, Люся снова вернулась к лицу женщины, на котором живыми выглядели только глаза. Продавец ткнул пальцем на руку Лукреции, показывая на перстень на ее пальце. Но рассмотреть его детально на небольшой открытке Люся не могла. К тому же ее внимание привлекли и другие украшения женщины - длинная золотая цепь и жемчужное ожерелье с круглой подвеской.
- Где эта картина? - решительно спросила Люся.
- Здесь, синьора, в галерее Уффици!
Потом они пытались пробиться через толпу любителей живописи, готовых часами стоять в очереди, лишь бы насладиться настоящим искусством. Люся не желала стоять "овцой в стаде", но и стражи порядка не желали делать исключение даже для такой очаровательной туристки, обещающей, что она только на минуточку, посмотрит на эту вот картину - Люся тыкала в открытку, позаимствованную в лавке - и все. Трудности подогревали любопытство и Люся, так и не попав в галерею, выдвинула мужу ультиматум: "Или она будет у меня (открытка замаячила перед носом Юрия Петровича), или... или меня у тебя больше никогда не будет!".
Объяснять разъяренному Люсику, что купить картину в галерее Уффици невозможно не только ему - скромному российскому бизнесмену, но и принцу Уэльскому, было бесполезно. Юрий Петрович покорно склонил голову и побрел за женой, надеясь на авось.
Авось не прошел! Вернувшись в Питер, Люся влезла в интернет и выудила из него всю информацию и по Бронзино, и по его картинам. А уж про Лукрецию Панчиатики она прожужжула Юрию Петровичу все уши.
- Представь, эта женщина была бунтаркой! Ее судила инквизиция!
- Да ты что?..
Юрий Петрович слушал своего Люсика, купаясь в синеве ее глаз, как в омутах - опускаясь глубоко-глубоко, едва не на дно. Взмах ресниц спасал его от окончательного погружения, а вопрос, ставший привычным пожеланием доброй ночи, возвращал в холостяцкую реальность: "Когда будет картина?".
И вот свершилось! Юрию Петровичу удалось найти неплохого художника, который сделал копию картины Бронзино в натуральную величину - мазок к мазку! Разве что только знаток флорентийской школы живописи мог отличить ее от оригинала. Но Юрий Петрович пошел дальше! Помня взгляд Люсика, сфокусированный на золотой цепи Лукреции Панчиатики, он заказал подобную у питерского ювелира. Между ее крупными звеньями художник разместил четыре прямоугольные пластины с выгравированными на них французскими словами - на каждой по одному: "Amour dure sans fin". Любовь длится без конца! Фраза понравилась самому Юрию Петровичу, который не искал в ней особого смысла, заложенного творцом шедевра, но намек на бесконечную любовь отражал его истинные чувства, которые - Юрий Петрович очень надеялся на это! - оценит Люсик.
И она оценила! Когда цепь легла на худенькие плечи, спустилась на соблазнительную грудь, обтянутую тонким трикотажем, и повисла десятком звеньев ниже, Люсик ахнула. Она вытаращила и без того огромные глазищи, прижала цепь к груди, решительно отодвинула расплывшегося в улыбке мужа и помчалась в спальню к зеркалу.
Юрий Петрович вытянулся ухом, напряженно прислушиваясь к воцарившейся тишине. Мир замер в ожидании. Лоб и такая же гладкая лысина Юрия Петровича покрылись испариной. И вдруг безумный крик вылетел из спальни.
- А-а-а! - кричала Люся. - Юра-а-а-а!
- Господи... - прошептал Юрий Петрович и ринулся вслед за женой.
Она повисла на складчатой шее, сомкнув руки наподобие клешней омара. Пахучие от парфюма волосы Люси облепили и лоб, и нос, и губы, и Юрий Петрович буквально задыхался от недостатка воздуха и от... счастья! Он прижал Люсика и закружил по спальне, вальсируя в направлении кровати. Но внезапно перед глазами поплыли радужные круги, в зеркале отразилась голова Юрия Петровича уже точно походившая цветом на вареного рака. Люся услышала странные бульканья у своего уха и почувствовала, что хватка мужа ослабла. Она расцепила руки. Юрий Петрович мешком плюхнулся на кровать, видя как в молочной пелене тают очертания фигуры жены, отдаляясь все дальше, дальше и дальше...
Большие серые глаза. Большие, но серые ли?.. Люся повернула картину к свету, вгляделась. Ну да, не голубые, не черные, может быть карие?.. Но нет. И не зеленые. Искусствоведам виднее! Пишут - серые, значит - серые! Люся хмыкнула, вернула картину назад и села на кресло-стул, отдаленно похожий на тот, на котором восседала Лукреция Панчиатики. Выпрямив спину, Люся положила левую руку с перстнем на подлокотник, раздвинув пальцы, как на портрете, и глянула на себя в зеркало. Портрет стоял рядом с ним, образуя тупой угол. Именно так Люся могла видеть свое отражение в той позе, с таким разворотом туловища, как у Лукреции. Из глаз Люси лился синий цвет и, будь то не отражение в зеркале, а портрет, никто бы ни на грамм не усомнился в этом! "Можно подобрать серые линзы", - подумалось Люсе и случайная мысль, словно влетевшая в ее головку со стороны, удивила и как-то неожиданно обрадовала. Авантюрная идея развеселила, и Люся ухватилась за ту мысль хваткой скучающей львицы. "А что? У нас много общего. Волосы покрасить, убрать назад, надеть ободок, брови поправить, нос... у меня он тоньше, но не наращивать же! И так сойдет! Губы и у меня пухленькие. Цвет лица... да какой-то он у нее неживой... все лицо будто маска. Щечки только розовенькие. Ну, ладно, цвет лица - не проблема - тональный крем, пудра. Платье портниха сделает. Жемчуг у меня есть. Кулончик там какой-то на нем... Юрику сказать?.. М-м-м, сюрприза не получится. О! Есть у меня похожий, приляпаю! Книга. Библия, - Люся вытянула губки, размышляя. - С книгами у нас проблема... У Юрика всякие законы, у меня пара книг о светской тусовке. Не пойдет... Куплю! Не вопрос! Все! Решено!"
Люся позвонила портнихе и достала шкатулку с жемчугом.
Люся всегда намеренно звонила в офис по городскому, не давая никому забыть о себе.
- Люсик? - проворковал Юрий Петрович, жестом останавливая доклад коллеги на внутри корпоративном совещании.
- Юра, я тебя жду! Не задерживайся! - загадочность, с которой Люся проговорила обычные для ее звонков фразы, насторожила Юрия Петровича.
Он промычал что-то, собираясь с мыслями, но прерывистые гудки спасли его от необходимости прилюдного семейного общения.
Отменив вечернюю встречу с клиентом, Юрий Петрович мчался домой, представляя себе сюрприз в виде романтического ужина или стриптиза. Но темные окна дома встретили хозяина пугающей тишиной.
- У нас отключили электричество? - спросил Юрий Петрович охранника, на что тот неопределенно пожал плечами и отвел взгляд.
Пробравшись до гостиной с включенной соткой, Юрий Петрович остановился на пороге. По запаху духов, витающему в воздухе, он понял, что Люся где-то здесь. Поддавшись игре, Юрий Петрович выключил сотку и замер в ожидании. Спустя несколько секунд тонкий пучок света выхватил из темноты фигуру женщины, сидящей на кресле посреди темной комнаты. Юрий Петрович узнал недавно приобретенный портрет Бронзино. Темный фон, мраморное лицо, гладко убранные волосы с золотым отливом, красное пятно пышного платья, жемчужное ожерелье и золотая цепь на пышной груди, раскрытая книга на колене... Когда женщина моргнула, Юрий Петрович вскрикнул от неожиданности. Губки Лукреции Панчиатики расплылись в улыбке, но тут же выражение ее лица вновь стало строгим и внимательным.
- Люсик?.. - догадываясь о проделке жены, спросил Юрий Петрович.
Вспыхнул свет. Люся-Лукреция закрыла книгу и встала, шурша необычным платьем.
- Я, дорогой, - она чмокнула мужа в щеку и увернулась от объятий. - Не спеши, Юра, хоть бог и создал мужчин и женщин для создания семьи и продолжения рода, но прежде всего мы должны думать о вере!
- О ком? - Юрий Петрович не мог понять суть своей роли в этом спектакле целомудренности.
Люся театральным жестом позвала мужа к дивану. Вытерев лоб, взмокший от напряжения всего тела, Юрий Петрович сел, не спуская любопытного взгляда с флорентийской матроны, от которой веяло холодом, несмотря на намек о продолжении рода.
Люся присела рядом. Открыла книгу.
- Вера, Юра, это не "кто", а "что". Спасение через Христа и дела наши - вот путь к ней! - голосом священника вещала Люся. - Любовь Христа, Господа нашего, бесконечна, - Люся любовно провела пальчиками по цепи на своей груди и проговорила по-французски: - Amour dure sans fin.
- Чего? - Юрий Петрович все еще пребывал в смятении и не сразу вспомнил о четырех словах, которые сам же наказал выгравировать на пластинках цепи. - А! Ну да... только, Люсик, я же о нашей любви... - замурлыкал он котиком.
Люся приложила холодные пальчики к его губам. Ухватив руку жены, Юрий Петрович покрыл ее поцелуями. Люся выдернула руку, гневно сверкнув глазами, голубизна которых поблекла, как море в непогоду.
- Вот весь ты в этом! Похоть - порок! - она примирительно вздохнула, возвращаясь к своей роли и, сменив гнев на милость, пообещала: - Ничего, я возьмусь за твое просвещение! Расслабься и слушай!
Люся открыла книгу и сладкой колыбельной в уши Юрия Петровича потекли строки:
- Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь! (Псалтирь 1:1,2)
Люся читала до тех пор, пока Юрий Петрович, сомкнув уставшие веки, не уронил голову на ее плечо и не вывел первые птичьи рулады.
Пытка псалмами длилась уже неделю. Целую неделю после трудного рабочего дня Юрия Петровича встречала Люся-Лукреция с неизменным псалтырем в руках. Все его попытки сорвать надоевший спектакль, заканчивались надменностью и холодностью супруги.
Устав от такой жизни, Юрий Петрович посетовал своей мудрой секретарше Тамаре Витольдовне.
- Что делать? - вопрошал он интеллигентную женщину, немало повидавшую в своей жизни.
- А покажи ей другие картины, Юрий Петрович! Своди ее в Эрмитаж, например, - посоветовала Тамара Витольдовна. - Только заранее выбери залы! Что-то такое легкое, общечеловеческое, какие-то бытовые сюжеты, м-м-м... а, знаешь, лучше пусть посмотрит на пейзажи! Переключи ее внимание, так сказать, изнутри во вне. У вас же есть сад, газон, - Юрий Петрович кивнул, соглашаясь, - вот пусть она и займется ландшафным дизайном!
Чудо произошло! Портрет Лукреции Панчиатики занял пустое место на стене спальни для гостей, а репродукции воздушных пейзажей Моне все столы и подоконники. Красное платье странным образом исчезло из гардероба Люси, как и цепь с двусмысленным посланием Бронзино. Люсик снова натянула на себя современный трикотаж и светлыми летними вечерами радовала сердце и глаз Юрия Петровича демонстрацией длинных ног на фоне пестрых клумб и извилистых дорожек, петляющих между кустами сирени.
Одно напрягало Юрия Петровича: перстень с сапфиром неизменно красовался на безымянном пальце левой руки Люсика. Терзаемый смутной тревогой, Юрий Петрович, уличив момент, когда жена уехала на выставку цветов, прошел в недавно обустроенную Люсей библиотеку. Пробежав мельком по корешкам новеньких книг, Юрий Петрович задержался на коллекции подарочных книг с иллюстрациями собраний шедевров музеев мира. Юрий Петрович достал "Шедевры Эрмитажа" и открыл на странице с закладкой. С открытки, выполняющей роль закладки, на него осуждающе взглянула... ненавистная Лукреция Панчиатики!
- Господи, спаси и сохрани, - неожиданно для себя самого взмолился Юрий Петрович, - не может быть...
Но сюжет картины на отмеченной иллюстрации освежил в памяти Юрия Петровича сцену вакханалии кентавра и нимфы, которую они с Люсиком артистично исполнили к обоюдному удовольствию обоих.
Влекомый любопытством, Юрий Петрович листал страницу за страницей, узнавая известные картины и вспоминая забавы жены, которыми она продолжала разнообразить их супружескую жизнь. Дама с полотна Бронзино забылась. Другие образы воскрешали пережитые страсти, от которых в жилах Юрия Петровича просто закипала кровь. Вот "Даная" Рембранда. Буквально пару дней назад он изображал Зевса, пришедшего к красавице в виде золотого дождя. Юрий Петрович сладко улыбнулся и нежно провел пальчиком по обнаженному телу царской дочери, которую на их супружеском ложе эротично изображала любимая Люсик.
- Интересно, что там дальше.
Предвкушая нечто особенное, Юрий Петрович перевернул страницу на следующей закладке и сразу почувствовал слабость. Тяжелая книга задрожала в руках и упала. Юрий Петрович схватился за сердце и сполз вслед за ней на пол. Глотая воздух, как рыба, он все же справился со страхом и вздохнул полной грудью. Не веря своим глазам, Юрий Петрович вернулся к иллюстрации, так испугавшей его перспективой. Прекрасная дева "красива видом и весьма привлекательна взором" ( Книга Юдифь 8:7) изящной ножкой опиралась на голову бородатого мужчины, ею же отрубленную. Длинный меч в руках прелестницы не оставлял в этом никаких сомнений.
- "Юдифь" Джорджоне... вот вам и пейзажи! Лучше бы она увлеклась кубизмом Пикассо!
Юрий Петрович провел по двухдневной щетине на своем лице и уже ни капли не сомневаясь в задумке жены, побежал в ванную комнату бриться.
- Я тебе покажу месть Олофрена! - бормотал он, обильно смазывая пеной щеки и подбородок.
Люся, немало удивившись неожиданной фантазии мужа, послушно изображала безумную жрицу, эротично подползая к "санитару", манящему ее смирительной рубашкой, как тореадор быка. Выпростав руки вперед, Люсик подразнила Юрика язычком и позволила облачить свою правую ручку в рукав. Когда и левая рука скрылась под грубой белой тканью, Юрий Петрович, едва сдерживая порыв, скрестил их и, обернув вокруг талии, крепко связал сзади.
- Ой, больно! - зашипела Люся.
- Ничего, зайка, потерпи, скоро все будет хорошо!
Потрепав любимую за щечку, Юрий Петрович нащупал перстень на ее руке, взял ножницы и надрезал ткань. Люся следила за ним, сдвинув бровки. Ей уже не нравилась эта странная игра.
- Что ты хочешь сделать? - раздраженно спросила она, пытаясь заглянуть за свое же плечо.
Юрий Петрович решил действовать молча. В разрезе ткани сверкнул сапфир. Темное золото, окаймляющее таинственный камень, казалось зловещим. Красное платье Лукреции Панчиатики вспыхнуло в памяти Юрия Петровича окровавленным полотном. "Перстень! Это ее перстень! Тот самый, который был свидетелем инквизиции! Он впитал в себя огонь факелов и... - страшная догадка осенила Юрия Петровича, - проклятие жертвы!" Поводив по пальчикам жены - так нежно, как он мог в этот момент - Юрий Петрович сжал ее безымянный пальчик, предупреждая ответное действие, и потянул перстень к ноготку.
- Юра, что ты делаешь? - Люся начала догадываться и попыталась согнуть палец.
Но Юрий Петрович уже стянул перстень до сгиба фаланги и дальше он легко соскочил сам. Победоносно вытянув руку с добычей, Юрий Петрович издал первобытный клич. Люся же испепелила его злобным взглядом. Красные блики искрили в синем пламене ее глаз, а с губ слетали чужие слова:
- Недостойный грешник, гореть тебе в аду!
Юрий Петрович отдал перстень охраннику, наказав сию же минуту увезти его из дома куда угодно, и, вернувшись к Люсику, нежно обнял ее, шепча на ушко:
- Зайка моя, рыбка, птичка...
***
- Вась, а ты точно знаешь, что это настоящий камень?
- Точно! Хозяин безделушек не покупает, это я тебе официально заявляю!
Сапфировые блики пробежали по золотому ободку и исчезли под безымянным пальчиком левой руки новой хозяйки.
Охранник, совершающий в эту ночь обход залов в галерее Уффицы, мог бы поклясться, что, проходя мимо картины Бронзино "Лукреция Панчиатики", слышал шелест страниц и тихий шепот женщины, читающей псалмы Давида:
- Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои. Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! Ибо я к Тебе молюсь... (Псалтирь 5:2,3)
![Портрет Лукреции Панчиатики [Аньоло Бронзино]](/img/d/dolgaja_g_a/fp/lp.jpg)