Молодой Волк, выкатившись на поляну, с размаху - иначе бы тот не почувствовал - толкнул в плечо придремавшего на бревнышке Медведя:
- Слушай, Миша! А ты ведь хищник?
Медведь, не покачнувшись, скосил полуприкрытые глаза в сторону нахального Волка и, что-то неразборчиво буркнув, снова уставился прямо перед собой.
Молодой Волк, взметая целые ураганы палой желтой, красной и темно-зеленой листвы, заскакал вокруг облюбованной неразговорчивым собеседником колоды, тормоша мирно сидящего зверя.
- Ну Миша! Ну скажи, ну что тебе стоит? Ну?
Вместе с последними словами Молодой Волк снова пхнул было обросшее бурой шерстью плечо, но не попал. Вместо ожидаемой цели волчьи лапы его встретили пустоту, а прилетевшая неведомо откуда медвежья неимоверно звонко влепила ему оплеуху; серый даже не перелетел - пташкой перепорхнул поляну и кубарем влетел в кусты на другой её стороне.
Стало тихо.
Спустя три минуты в голом орешнике шевельнулись, и показалась голова Молодого Волка с застрявшим за ухом кленовым листом.
Серый шумно почесался, отшвырнул лист в сторону и снова подтащился к сидящему медведю.
- Ну Миша, что ли...
- Ну? - не поворачивая головы, неприветливо отозвался Миша.
- Ты зачем это меня этак вот по уху-то съездил?
- А чего ты толкаешься, олух? Не видишь - занят я...
- Да чем же это?
- Известно, чем. Место себе для берлоги подбираю, осень, чай, на лесе настала. Аль не заметил?
- А. Вона чего. Да я чего спросить-то хотел, Миш...ты ведь это, хищник ведь?
- Ну.
- А зубы? Зубы показать можешь?
Миша, устало повернув голову, взглянул на Молодого Волка, как смотрит кошка на консервную банку на своем хвосте, но зубы показал, ощерившись так, что Волк даже уважительно присвистнул.
- Дааа...точно - хищник. И когти, вон...Слушай, Миша, а вот ты же можешь меня научить малину есть?
- Ещё один рехнулся. Полгода не прошло, - слегка невнятно прожевали где-то над поляной; из-за свисающих над прогалиной веток высунулась голова Лося. - То косой убивался, что он, видите ли, косой; то потом Лиса его жрать не захотела...тьфу! Полеты ещё эти... наяву. Не лес, а скорбный дом, прямо, какой-то. Ты-то чего вздумал, серый, в вегетарианцы-то подаваться?
- В куда, дяденька Лось? Веге..?
- Ну да, траву есть, - сквозь склеенные соком зубы процедил Лось, - Тьфу! Ну траву там, мураву. Ягоды. Насекомых, ага. Тьфу. Муравьед, тоже мне, выискался.
- Не, ну сам посуди, дяденька Лось - не засада? Вона Миша - здоровенный какой, ан меда налопается, так и на всю зиму ему хватает... а я? Кого тут есть-то, в лесу-то? Зайца? Перед Лисой, опять же, неудобно.
- Да не тарахти ты, - недовольно покосился Медведь. - Сказал же - занят! Отстань щас же.
- Ну вот. - Молодой Волк, понурившись, отошел на другой конец поляны и плюхнулся под куст, в груду листьев. - Кого же жрать-то, а? ну третий день уже голодом, брюхо сводит ведь! Ну...
Тут его прервали.
Вначале где-то за опушкой заскрипело, затрещало, словно кто-то пытался согнуть сразу несколько кряжистых деревьев - потом гулко ухнуло, и над верхушками обступивших поляну деревьев, бешено размахивая лапами, впереди собственного визга пролетел Заяц.
Молодой Волк проводил нарушителя воздушного пространства оторопелым взглядом, да так и остался сидеть, глядя в небо остановившимися глазами.
Солнце успело преодолеть существенный отрезок своего пути по небосклону, когда Молодой Волк наконец отмер и нерешительно повернулся к неподвижному Медведю, уже слегка присыпанному палой листвой.
- А это всё заяц, да-да. - Вопрос, плескавшийся в обезумевших глазах Молодого Волка, не требовал слов для выражения: Лось догадался и так.
- Заяц это наш, говорю, да. Он по осени новую блажь завел себе - дескать, волнует его, что жена-то Лиса; на подсознательном, понимаешь, уровне, волнует; так вот он и решил от ентого дела улететь - в прямом смысле. Лунатизм у него - построил, понимаешь, во сне катапульту из четырех дубков, и теперь, как задремлет - мигом туда, и лети-ит себе...на соседнем лугу крестьяне копешки не убрали - так он всякий раз аккурат на них попадает. Везет дураку, ага. Просыпается в стогу, а потом ходит, и всех спрашивает - как он в том стогу оказался. Сдурел, одно слово. Однако - легкость жизни какова, а? Ну, и что женушка-то евонная только птичками теперь питается, это ему и невдомек-то... а не то ещё в мыши какие-нибудь подастся, сдуру-то.
Волк с неожиданной внимательностью поглядел на Лося.
- А ведь верно. Птичками. Заяц стал птичкой - а я буду котом! Да-да, именно котом: заберусь на чердак к кому-либо из крестьян, мышей буду ловить, а хозяева мне крынку с молоком выставлять станут...Мррр! И птичек! Птичек!
Молодой Волк внезапно и пружинисто скакнул с места на загривок монументально-неподвижного Медведя, оттуда - на ветку ближайшего, кривого и разлапистого ясеня; сорвался, пробуксовал на коре, но удержался и влез-таки в развилку, побежал от неё дальше по суку и, с разгона перескочив на следующее дерево, мяукнув, исчез.
Медведь от неожиданного и сильного толчка покачнулся, приподнялся, снова качнулся вперед и, с непостижимой легкостью повернувшись вокруг себя, вдруг провалился вниз спиной в оказавшуюся прямо под колодой яму; скрылся в ней целиком, задрав кверху все четыре лапы и обвалив следом за собою целую лавину из листьев и веток.
На поляне остался только так и не выбравшийся из кустарника Лось. Сплюнув недожеванную ветку, он огляделся кругом и набрал полную грудь свежего, морозного осеннего лесного воздуха; стряхнул с уже неплотно державшихся рогов зацепившиеся ветки и потянулся всем телом.
"Хорошие были грибы...Молодец Белка." - подумал он, шумно выдыхая, и, легко повернувшись, скрылся из глаз окончательно.
На поляну плавно опадали последние осенние листья.
љLogic