Аннотация: Помни, как важно быть честным с самим собой. Вписаться же в общество тебе поможет "маска".
Маска
Стрелка на часах двигалась нестерпимо медленно. Так, как она двигается всегда, когда вы вынуждены заниматься нелюбимой или не удовлетворяющей вас работой. До конца урока оставалось пять минут. Вероника Евгеньевна, без пяти минут свободный человек, готова была поклясться, что видела то же положение стрелок уже вечность назад. В груди девушки, казалось, поселилась стая мелких рыбешек. Они терлись холодными скользкими боками об ее внутренности, сталкивались, сплетались в живые копошащиеся комья, давили на ребра, желая вырваться ничуть не меньше, чем сама Вероника Евгеньевна мечтала вырваться из опостылевшей школы. От настырного чувства нетерпения мышцы девушки то и дело наполнялись странным раздражающе-щекочущим ощущением, и ей приходилось дергать плечами, как это делают, сбрасывая с себя верхнюю одежду, чтобы попытаться также сбросить нервное напряжение.
Четыре минуты. Прошла только минута. Одна чертова минута, а высидеть нет мочи. Сделав над собой усилие, Вероника, а мы будем звать ее именно так, раз уже через четыре минуты она перестанет быть учителем математики, глубоко вздохнула и окинула взглядом притихших шестиклашек. Они писали самостоятельную работу и нет-нет да кидали обреченные взгляды на циферблат настенных часов. Девушка завидовала им ќ- время для шестого "Б" бежало слишком быстро. И чем ближе был момент сдачи работ, тем неумолимее стрелки приближались к отметке "12.45". Интересно, кто будет проверять их работы? Будут ли проверять вообще?
Она так и не сказала детям, что увольняется. Ни одному из ее классов. На это у Вероники нашлась масса уважительных причин. Во-первых, она не хотела давать повод сорвать урок, ведь такая новость послужила бы замечательным поводом для школьников засыпать ее лишними вопросами и отвлечь болтовнёй. Или, возможно, ей пришлось бы выслушать пару упреков. В этом и была вторая причина. Не являясь учителем по специальности, а всего лишь временно прикрывая кадровую "дыру" по просьбе своего бывшего классного руководителя, Вероника знала математику куда глубже своих коллег. Не просто знала, а понимала, любила, умела применять ее на практике и доходчиво объяснять.
После окончания университета, Вероника устроилась в логистический центр, где проработала ровно год. А после, обзаведясь мужем и ребенком, девушка уволилась, но любимые числа не бросила, решив посвятить себя частным занятиям с детьми - так она могла и зарабатывать и быть дома с любимой дочерью. За шесть лет у нее сформировалась своя клиентская база и безупречная репутация, выработался свой стиль преподавания, и даже было написано личное учебное пособие с понятными детям пояснениями, юмористическими, для лучшего запоминания, вставками и примерами из практики. Вероника гордилась собой и тем, каких успехов добиваются ее ученики. Может, главной причиной согласия на, по сути, не нужную ей работу учителя была вовсе не ностальгия и уважение к старому, искренне любившему ее класс, классному руководителю, а амбициозное желание действительно научить как можно больше детей любимому предмету и показать все несовершенство системы образования? Более чем вероятно. Ведь именно неудовлетворённые амбиции и стали причиной увольнения.
Три минуты... Так мало, когда ты не успеваешь, и так много, когда ждешь. Первая ученица тихо поднялась из-за парты, подошла и осторожно положила тетрадку на самый край учительского стола. Вероника отстраненно отметила, что не испытывает больше ни тепла, ни тихой щемящей грусти от того, что ей придется расстаться с полюбившимися детьми. Как будто лампочка энергии и энтузиазма, горевшая в ней первое время, не просто перегорела, а оплавилась, покрывшись смердящей копотью. Все же девушка подбадривающе улыбнулась нервничающему ребенку, и, вовремя вспомнив, что на лице маска - последние пару дней Ника покашливала - сказала привычно ровным мягким голосом:
- Умница, Дана.
Девочка нерешительно, но искренне улыбнулась.
- Там, наверное, ошибки будут...
- И что? Ошибки можно исправить, а вот нервные клетки не восстанавливаются, солнце мое.
***
Кажется, это было вечность назад...
Вероника с энтузиазмом взялась за новую работу. Тщательно составляла планы уроков, подбирала материалы из своего пособия, старалась найти подход к каждому ученику и уже за первую неделю добилась того, что даже мелкие хулиганы сидели на ее уроках тише воды, внимательно и с интересом слушая и записывая. Каждая маленькая победа, каждый новый заинтересованный взгляд вдохновляли ее так, как не могли вдохновить и воодушевить частные уроки. Когда ты репетитор, ты, в большинстве своем, общаешься с детьми уже замотивированными и заинтересованными. Школа - это другое. Попав в ее стены, ты понимаешь, какая ответственность ложиться на твои плечи. Просто прийти и отвести урок - мало, нужно искренне полюбить каждого ученика с первых мгновений вашего общения. Ты не просто должен объяснить предмет, а сделать это понятно и безболезненно для двадцати с плюсом человек. Это настолько же сложно, насколько и увлекательно, ведь в школе ты имеешь дело с маленькими бесами, которым от учебы надо одно - чтобы она быстрее закончилась. Но у Ники все получалось, и, возвращаясь домой с неизменной улыбкой, девушка чувствовала себя нужной и удовлетворённой. Почти два месяца...
К сожалению, работа в школе, как вскоре выяснилось, не ограничивалась проведением уроков и общением с детьми. Общаться приходилось и с родителями, которые, как бы печально это ни было, считают, что воспитанием их детей должен заниматься кто угодно, только не они сами. Не все такие, конечно. Но встречаться приходится именно с ними. Такие родители и стали первым гвоздем в крышке гроба педагогической карьеры Вероники. Для нее было шоком, когда одна из мамаш пришла с претензиями по поводу оценок чадушка. Исходя из ее слов, весьма экспрессивных и неуместных в учебных заведениях, Кирюша привык получать девятки, но у строгой Вероники Евгеньевны получал не выше семи баллов, что, по мнению самой учительницы, было даже много для того, кто периодически игнорировал домашние задания и ни разу не решил относительно сложной задачи без помощи. Сам же восьмиклассник выглядел пристыженно и кидал на мать полные обиды и злости взгляды, из чего Вероника сделала правильный вывод - это не Кирилл, а его мать привыкла к высокому баллу. Для женщины ее типа - грубой, не ухоженной и, судя по скудному словарному запасу, не блещущей интеллектом, похвастаться достижениями сына - единственный способ отхватить мизерный кусок социального одобрения. Вероника растерянно выслушивала упреки и даже угрозы, попыталась объяснить ситуацию, но ее и слушать не стали. А после последнего урока ее вызвали в кабинет завуча, где поток упреков продолжился. Мол, завышенные требования приводят к падению рейтинга успеваемости и тому подобное. И там Вероника стояла как школьница, злая и растерянная, с трясущимися руками и подкатывающими к глазам слезами. Молча выслушивала необоснованные упреки Розы Алексеевны. Как будто не просили ее поработать хотя бы год, как будто она действительно сделала что-то не так, как будто не была практически тридцатилетней взрослой девушкой, с хорошим образованием и доходом. Как будто эта работа была ей нужна. Второй гвоздь. Вечером того же дня, вернувшегося с работы мужа встретила не всегда веселая и жизнерадостная Ника, а нервная, расстроенная, раздраженная незнакомка. Больше всего Вераника злилась на себя саму. Как получилось, что она позволила кому-то так с собой разговаривать? Почему не напомнила Розе Алексеевне о том, что это она им нужна, а не наоборот? Почему позволила себя отчитывать как девочку? Первые сомнения начали терзать голову...
***
Две минуты... Вот бы у технички, дающей звонок, спешили часы. Время свободы приближалось, ноги девушки отбивали каблуками ритм секундной стрелки. А ведь еще совсем недавно она сетовала, что в уроке всего сорок пять минут и это слишком мало. Были моменты, когда ни она, ни ученики, увлеченные особенно интересной задачей, даже не слышали звонка. Совсем недавно. Вечность назад...
***
Третий месяц работы принес с собой третий гвоздь. Обычно, во время "форточек", Вероника уходила из школы, садилась на лавочку у библиотеки неподалеку и читала, либо просматривала материал к своим частным урокам, которые она, конечно же, продолжала давать. Но в день, о котором пойдет речь, погода была отвратительно сырой и серой. С самого утра шел непрерывный дождь, а ветер так и стремился швырнуть в лицо прохожим грязные жухлые листья. Не ожидая ничего хорошего, Вероника решила отсидеть свою "форточку" в учительской. И, по началу, все было неплохо, если не считать заглянувшей директрисы, которая, окинув вечно недовольным взглядом немногочисленных присутствующих, решила сделать Нике замечание за то, что ее, стыд-то какой, подвозит на работу муж. Это, знаете ли, плохо сказывается на детях. "Вы бы еще сексом занялись на заднем сидении!" От такого абсурдного заявления Вероника покраснела до корней волос и решила, что обязательно это сделает, только не перед воротами школы, а перед окном самой директрисы. Пусть хоть вспомнит, что такое секс. Выслушав не искренние слова сочувствия от присутствующих коллег, девушка вернулась к прерванному делу - выбору материала из личного пособия для завтрашнего урока с шестыми классами.
- Никуша, а что это у тебя? - поинтересовалась сухонькая, заметно горбатая, но еще не старая Анастасия Тихоновна, которая когда-то вела математику у самой Вероники.
Девушка подавила желание досадливо поморщиться. Никакой субординации. Она была не против, когда ее бывшие учителя обращались к ней фамильярно наедине, но в учительской, в присутствии младших коллег и молодых специалистов...
- Мои заготовки для уроков, - сухо и сдержанно ответила Вероника.
Тут терпение девушки подверглось еще одному испытанию. Анастасия Тихоновна ухватила стопочку листов с распечатанным материалом и принялась нагло просматривать. Ника сжала зубы, но ничего не сказала, когда распечатки, помятые и в перемешанном состоянии неаккуратной стопкой плюхнулись обратно на стол.
- А откуда? Из какого пособия?
- Из моего.
Серые глаза с грязно-желтыми разводами у зрачков вылупились на Нику с совершенно непередаваемым выражением.
- Это как?
Девушка мало того, что не понимала, что от нее хотят и откуда такая странная реакция, так еще и заметила, что некоторые коллеги оторвались от своих дел и открыто с интересом наблюдают за разворачивающейся сценой. Вероника почувствовала себя цирковым зверьком, выставленным на потеху публике. Она согласилась поработать год учителем, а не давать бесплатные представления!
- А что такого?
- Что значит - что такого? Никуша! - воскликнула женщина, театрально всплеснув руками так, что Вероника вздрогнула от неожиданности. - Ты же не математик! И не педагог! Ну, сама подумай, девочка, что у тебя может быть за пособие? Ты, конечно, молодец, что постаралась сделать хоть что-то, но можно же было поступить разумно, обратиться ко мне за помощью! Или к любому из специалистов! Вот, к Дашутке, например, если ко мне постеснялась.
Анастасия Тихоновна махнула рукой в сторону сидящей здесь же Дарьи Олеговны. Девушка улыбнулась, как показалось Веронике - со снисхождением, всем своим видом говоря: "Конечно, обращайтесь! Я вам все объясню!". До того дня Ника даже не знала, что второй специализацией Дарьи - молодой специалистки, ведущей информатику, - является математика. Нику передернуло. Ей чудилось, нет, она была уверена, что ее целенаправленно пытаются унизить. Анастасия Тихоновна покровительственно похлопала "Дашутку" по тонкой ладошке, а Вероника поняла, что всем сердцем ненавидит и бывшую учительницу, и сопливую вчерашнюю студентку. Особенно вторую. Ненавидит в ней все. И ее длинные прямые волосы, собранные в идеальный низкий хвост, и старомодную кипенно-белую блузку, ворот которой виднелся из-под длинного пиджака, и длинную юбку-карандаш в крупную клетку, снятую, похоже, с прабабки. И мерзкую высокомерную улыбку на тонких губах.
Веронике нестерпимо хотелось сказать что-то острое, злое и обличительное, но она сдержалась. В конце концов, когда на тебя лает собака - опускаться на четвереньки и гавкать в ответ - не лучшая идея.
- Спасибо за совет, - сказала Ника, отчаянно надеясь, что ее голос прозвучал достаточно равнодушно. - Обязательно обращусь.
"Когда мне понадобится угробить у детей интерес к предмету", добавила она про себя.
Выходя из учительской со звонком на перемену, Веронике чудились ехидные взгляды в спину и тихие смешки.
***
Минута.
- Все, зайчики, откладываем ручки и сдаемся.
Ника поднялась из-за учительского стола, привлекая к себе внимание. Кто-то недовольно застонал, и это вызвало раздражение вместо привычной понимающе-веселой усмешки. Кто-то кинулся "строчить" с бешеной скоростью, что даже разозлило. Только единицы положили тетради на учительский стол. Абы как.
- Сдаем, сдаем... Дима, не наелся, не налижешься. Ксю-юша. Я жду.
Стайка холодных скользких рыб в желудке Вероники окончательно обезумела. Девушке казалось, что если ей придется остаться в кабинете после звонка хоть на мгновение, они прогрызут себе путь на волю, разворотят ее внутренности своими острыми плавниками, прорвут живот и вывалятся прямо на дешевый линолеум вместе с ее кишками. Ника увидела это настолько ярко, что к горлу подкатила тошнота. Так можно и с ума сойти... А ведь все еще могло быть хорошо. Обиды могли бы забыться, на тявканье администрации и безответственных мамаш можно было бы закрыть глаза. Со временем. Если бы не последний, четвертый гвоздь.
***
Вероника была в полном восторге. Она всегда искренне радовалась успехам своих учеников, но в тот день она радовалась особенно сильно, ведь Герман, а так звали стоящего у доски девятиклассника, решил задачу альтернативным способом сам, без подсказок. К тому же, не просто альтернативным, но и весьма неожиданным. Такой способ не объяснялся в школе, его даже Вероника пока не объясняла. Было видно, что мальчик занимается дополнительно или сам, или с репетитором, что, по сути, не важно, а важно то, что у ребенка живой и пытливый ум!
- Умница! - восхищалась учительница. - Это не решение, а песня! Четко, лаконично, ничего лишнего. Молодец!
Мальчик даже смутился от такой бурной реакции со стороны Вероники, но по его легкой улыбке было видно, как ему приятна похвала.
- Может, ты сам попробуешь объяснить классу, как ты до этого додумался?
Но Герман не успел и рта раскрыть. Дверь класса без стука распахнулась, пропуская Анастасию Тихоновну собственной персоной. Ника неподвижно застыла у доски, буквально оцепенев от такой наглости. Ученики тоже выглядели растерянными. Кто-то нерешительно поднялся, приветствуя вошедшую.
- Сидите-сидите, - лилейным голосом просюсюкала женщина, слащаво улыбнувшись и махнув рукой. - Никуша, я к тебе.
У Вероники чуть челюсть не отвисла от подобного хамства. По классу прокатились тихие смешки и шепотки: "Никуша..."
- Что-то срочное?
Голосом Ники можно было заморозить сам огонь. Она не помнила, чтобы хоть когда-нибудь в жизни так злилась. И тут, с глухим стуком, в крышку гроба ее благородных намерений приобщить к математике как можно больше детей вбили последний, четвертый гвоздь.
- Никуш, у меня из головы не идет твое, так называемое, пособие. Мы с Розой Алексеевной поговорили, и она настоятельно порекомендовала мне поприсутствовать на твоих уроках. Во избежание, так сказать. Но ты не переживай, опыт - дело наживное. Буду помогать по мере сил. А что это у вас? О! Ну это вообще никуда не годится!
Красная от стыда и распирающей злости, Вероника молча наблюдала, как Анастасия Тихоновна лихорадочно хватает тряпку и размашисто стирает с доски решение Германа.
- Не правильно! Мы так не решаем! Никуша, ну куда это годится? Что за ерундой вы тут занимаетесь?
В ушах Вероники зазвенело. Ее взгляд заторможено перетек со сжимающей тряпку руки на растерянного Германа, прошелся по лицам учеников, на которых отражалось удивление и любопытство, вернулся на исходную точку. К руке, которая только что уничтожила, размазала и превратила в кашу из мела и пыли то, что делало Веронику по-настоящему счастливой. Грудь сдавило. Ника услышала страшный натужный свист, когда воздух с трудом протолкнулся в ее легкие. На краткий миг девушке привиделось, как она хватает ненавистную руку, прижимает к столу и, что есть силы, бьет по ней ребром металлической линейки. Еще и еще, пока желтая кожа не лопнет, пока не брызнет кровь, пока не услышит мерзкий хруст суставов. Видение было таким живым и сладким, что Ника, неосознанно шагнула вперед и уже готова была совершить желаемое, но чей-то надсадный кашель, пробившийся сквозь шум в ушах, отрезвил ее. Девушка быстро отступила к столу, не глядя ни на кого побросала свои вещи в сумку и молча покинула класс, сопровождаемая возбужденным гулом учеников и деланно обеспокоенными окриками своей бывшей учительницы.
Вероника ушла с работы, не доведя двух уроков, проигнорировала семь звонков от завуча, борясь с желанием поднять трубку и громко послать ее в зад, а вечером рассказала все мужу. Вердикт Петра был непреклонным - кидать все к чертовой матери. Ника спорить не стала. В тот день девушка ясно осознала - нормально работать ей никто не даст. Никому не нужны ее благородные порывы. Ни школе, ни самим детям.
Утром Ника положила заявление на увольнение перед директрисой.
- Что это? - холодно вопросила Агнесса Викторовна, глядя на бумагу как на кусок засохшего на ободке унитаза дерьма.
- Там все написано.
Ника больше не собиралась играть виноватую девочку, она чувствовала себя так же уверенно, как и раньше, до прихода в проклятую школу. Вероника твердо решила, что, что бы ни случилось, что бы она ни услышала в свой адрес - это ее последний день в Аду и больше она сюда никогда не вернется. А значит - она опять свободный, ничего никому не должный человек, востребованный репетитор, взрослая девушка, мать и жена, но никак не та побитая собака, которой ощущала себя в последнее время. Теперь она понимала, почему три учителя математики уволились прямо перед началом учебного года, и как появилась кадровая "дыра". Ничто не стоит тех унижений, которым подвергаются люди в подобных заведениях. Даже стойкие рано или поздно почувствуют себя никчемным мусором, утратят веру и в себя и в других.
Ника чуть не рассмеялась. Она смотрела в немолодое, с обвислыми щеками и набором морщин лицо и понимала - стерва недоумевает, почему отработанный годами командный голос, злой высокомерный взгляд и сведенные к переносице брови дали сбой, и жертва не спешит поджимать хвост. Вероника не удержалась и позволила себе легкую снисходительную улыбку.
- Просто не буду выходить на работу.
Дальше говорить было не о чем. Обеим было понято, кто выйдет из этой ситуации победителем.
Заявление было подписано. Ника осталась отработать последний день.
***
Протяжный оглушающий звук вышвырнул Веронику из воспоминаний. Звонок. Звонок! Чертов, мать его, звонок!
Время опять взяло свой обычный темп. Собирая тетради с самостоятельной работой, складывая в сумку блокноты и ручки, провожая взглядом выходящих из класса учеников, Ника честно попыталась почувствовать хотя бы легкую грусть или, может быть, сожаление, но не чувствовала ничего, кроме ликования. Все эти дети, к которым еще совсем недавно Ника испытывала глубокую привязанность, воспринимались как картонные декорации. Еще день назад девушка старалась изо всех сил, переживала успехи и неудачи учеников как свои собственные. Сейчас же они стали для нее совершенно чужими. Безликими. Смазанными. Все. Точка поставлена. Последний звонок прозвучал. Больше она ничем не связана ни со школой, ни с ее обитателями. Больше никто не посмеет говорить ей, что и как она должна делать. Потому, что с этой минуты она опять должна только себе и своей семье.
Вероника шла в учительскую, ощущая невероятную легкость во всем теле. В голове будто зажгли свет, краски сделались ярче, а на языке вертелась веселая мелодия. Не обращая внимания на уже бывших коллег, Ника тщательно расчесала русые волосы перед зеркалом в гардеробной, надела пальто, аккуратно повязала шарфик. Ей хотелось смеяться - из головы не выходила недавняя картина: большой стенд в учительской у противоположной от дверей стены, и около пяти-семи человек, окружавших его. На этом стенде всегда можно было посмотреть список преподавателей и их расписание, объявления о заменах, расписания классов и кабинеты, занимаемые ими. Нике не нужно было подходить к нему, чтобы понять, что привлекло внимание бывших коллег, среди которых была и Анастасия Тихоновна, и бесившая Нику с недавних пор "Дашутка" Олеговна. Она готова была состричь свои волосы, если напротив ее фамилии не значилось надписи "вакансия". И если бывшая учительница Вероники, добившись своего, выглядела удовлетворенной, то Дашка показалась девушке какой-то бледной и растерянной. Мысль о том, как изменится лицо горбатой сволочи, когда та осознает, что ее, Вероникину, нагрузку поделят между оставшимися математиками, крайне веселила.
Прозвенел звонок. Учительская практически опустела. Оставшиеся поспешили в гардероб. Ника подхватила сумку, тяжелый пакет с распечатанным дополнительным материалом, удержала себя от ехидного подмигивания Дарье Олеговне, которой, она была уверена, скоро выдастся возможность проявить себя как великий математик, и вышла. Осталась последняя мелочь - забрать трудовую в "кадрах".
Быстро расправившись с последней задачей, довольная Вероника, чуть ли не пританцовывая, спустилась по узкой боковой лестнице на первый этаж и не спеша, именно так ей почему-то захотелось, пошла по коридору. Она понимала, что это ее последняя прогулка в этих стенах и ей хотелось прочувствовать некую торжественность момента. Хотелось, раз уж все кончено, отрешиться от негатива, вспомнить, как все начиналось, помечтать, как могло бы быть, если бы... Но тяжелый запах тушеной капусты, которым, казалось, на веки пропахли стены первого этажа, намертво придавил к грязному полу высокие стремления души. До поворота пара шагов. Пара шагов до выхода в вестибюль. Пара слов, чтобы пожелать хорошего дня пожилой вахтерше, имени которой Ника так и не узнала. Одно движение, чтобы распахнуть входную дверь. Один шаг за порог. Целая спокойная жизнь впереди...
Бах.
Завернув в вестибюль, Вероника не сразу поняла, что увидела. На нижних ступенях главной лестницы лежало "нечто". Оно не хотело находить названия в голове девушки. Мозг не мог сформировать четкий образ, как когда-то годовалая дочь Ники не могла собрать простой пазл из трех деталей. Что-то большое. Странной формы. Оно было одето в черное пальто, из-под которого выглядывала длинная клетчатая юбка-карандаш.
Громко завизжала вахтерша. Этот звук сработал как рычаг запуска, послал электрический разряд прямо в отказавшийся работать мозг. Пазл сложился. Вероника вздрогнула всем телом. На нижних ступенях главной лестницы, будто марионетка, которой разом обрезали все нити, лицом вверх лежала Дарья Олеговна.
Что было дальше, Вероника помнила смазано. Кажется, она крикнула вахтерше, чтобы та вызывала полицию и скорую, хотя, Ника была уверена, последняя Дарье уже не поможет, а сама побежала обратно по коридору, чтобы по боковой лестнице подняться на второй этаж, где находилась приемная. Разговор с директрисой и несколько последующих минут прошли как в тумане и в памяти не отложились. В себя Ника пришла стоя на лестничном пролете между вторым и первым этажами в вестибюле. Внизу уже собралось с десяток человек, среди которых были и ученики, должно быть, привлеченные криком вахтерши. На несколько ступеней ниже от Вероники стояла Агнесса Викторовна и рассматривала тело Дарьи Олеговны. Нике в голову пришло неуместное сравнение - сейчас директриса, со своими короткими перепаленными осветлителем волосами и сосредоточенным лицом, напоминала енота, деловито примеривающегося к мусорному баку. Девушка передернула плечами, ругая свое несвоевременно разыгравшееся воображение. И все же... От оценивающего, абсолютно безэмоционального взгляда, которым директриса осматривала тело молоденькой учительницы, становилось крайне неуютно. Не то, что бы эта ситуация вообще могла быть "уютной"... Но все это выглядело крайне неестественно, сюрреалистично. Нельзя же так реагировать на... труп? Или можно? Ника не знала ответа. Сама она видела трупы только в художественных фильмах. До этого дня. Взгляд девушки против воли спустился к лицу Дарьи Олеговны. Ее глаза, раскрытые и безучастные, были обращены к потолку. У края приоткрытого рта набух маленький алый пузырь. Ника поспешно отвела взгляд. Ей показалось, что если она продолжит рассматривать девушку, то голова той обязательно повернется в ее сторону, а взгляд мертвых глаз вопьется в ее лицо.
- Полицию и скорую вызвала, - ответила вахтерша дрожащим голосом.
Директриса выпрямилась и резко развернулась к женщине.
- Полицию зачем вызвали?
Вахтерша, казалось, побледнела еще сильнее.
- Ну так... Это...
- Я попросила, - встряла в разговор Вероника.
- Зачем?
Девушка опешила от лютой ненависти, кипящей в обратившемся к ней взгляде.
- Мало вы проблем школе доставили?
- Чего?!
- Ты хоть понимаешь, какие это последствия для школы?! - неожиданно проорала Агнесса Викторовна, брызжа слюной. - Сначала скорая и полиция приезжает, потом труп выносят! Представляешь, что люди подумают? Взяли овцу на свою голову!
Откуда-то послышались удивленные шепотки: "Ого..." и " Ничего себе..."
- Ну и мразь... - пораженно выдохнула девушка, вызвав новую волну тихих восклицаний. - Это все что вас беспокоит? Перед вами тело девушки, которая, не понятно, сама умерла или помогли! Дети, которые на все это смотрят, - их, как оказалось, стало больше, - а вас беспокоит репутация?!
- Что ты сказала?!
- Что, училку убили?
- Со слухом проблемы? Так, вроде, рановато!
- Нихрена себе!
- Смотри, там кровь из головы льется...
- Да не льется там ничего, это волосы так легли...
- Хамло!
- Ужас какой!
- Еще громче ори, чтобы вся школа собралась.
- Из-за тебя мы тут до ночи просидим, пока всех не опросят!
- Ага. Не, точно кровь. По голове кто-то саданул?
- Видно плохо...
- Малышей хоть из школы выпустите! Разблокируйте турникеты!
- Так а ты ближе подойди!
- Сам подойди!
- Не сметь! Раз уж Вероника Евгеньевна считает, что Дарье "могли помочь", пускай все остаются на своих местах!
- Да пошел ты!
- Больная! Я лично на тебя жалобу напишу и не успокоюсь, пока тебя с волчьим билетом не выставят под зад!
- Вероника Евгеньевна! Не при детях же...
- Серьезно?!
- Заткнитесь!
- Что там? Эй! Подвинься!
- Блин, дура, не пихайся!
- Ты что-нибудь видишь?
- Что случилось?
- Училку убили.
- Да не убили, сама упала!
- Придурки! Харэ, дайте пройти!
- Дети, не толпитесь!
- Так если бы сама упала - максимум ногу бы сломала.
- Или шею...
- А ну быстро в класс!
- Ага, ща...
За считанные минуты вестибюль и главная лестница наполнились учениками и учителями. Галдёж поднялся такой, что Вероника больше не могла слышать Агнессу Викторовну, хотя та продолжала открывать рот, выкрикивая что-то нелицеприятное в адрес девушки, пока не скрылась из виду.
Ника не понимала, что происходит. Все это казалось ей диким, неправильным. Нереальным, как дурной сон. Она, похоже, даже не осознавала в полной мере, что в паре шагов от нее лежит мертвое тело. Сейчас, правда, оттесненная толпой любопытствующих, она не видела труп, но знала, что он там есть. Это знание было из разряда тех, которые мы можем почерпнуть на просторах интернета или на страницах книг. Просто сухой факт, не пропущенный через себя, не улегшийся в мозгу. Это как всю жизнь знать, что внутри тебя, где-то под ребрами, бьется сердце. Но по-настоящему ты начинаешь его чувствовать, только если оно вдруг заболит.
- Вероника Евгеньевна, - дернула Нику за рукав одна из ее учениц. Бывших учениц. - Что случилось?
Вероника на мгновение растерялась, не зная, что говорить. В ее понимании Катя, четырнадцатилетняя девятиклассница, пусть и выглядела взрослой, но все еще была ребенком. А как можно сказать ребенку такое?
- Там человеку плохо стало, - соврала девушка первое, что пришло в голову.
- Как - плохо? Кому?
Ника начала раздражаться. У нее не было ни малейшего желания отвечать на вопросы.
- Не знаю. Катя, иди в класс. Тут и так людей много.
Верника огляделась, увидела еще пару заинтересованных знакомых лиц и громко крикнула.
- Девятый "А", Восьмой "Г"! В класс! Живо!
Дети посмотрели на нее озадаченно и настороженно - Вероника Евгеньевна никогда не повышала голос - но с места не сдвинулись.
- Я не ясно сказала? Быстро в класс! Урок еще идет!
- Так учитель тоже здесь!
Ника выругалась. Поразительная безответственность... Стадо... Стадо! Ладно дети, им вечно нужно всюду сунуть любопытные носы, но учителя... Взрослые же люди!
- Эй, кто-нибудь видит, что там?
- Мамка твоя.
- Там Дарья Олеговна. Мертвая, вроде...
- Кто это сказал?!
- Мертвая?!
- Да не мертвая! В обмороке!
- Ну я, и че?
- А ты откуда знаешь? Ничего не видно же!
- Мне Коля сказал.
- Я те на улице объясню "и че"!
- Мертвая. И шея свернута...
- Ужас какой...
- Не правда! Все у нее с шеей нормально.
- Ты что, плачешь?
- Свернутая, сам видел!
- Да что ты видел, лох!
- Сам - лох!
- Да что вы тут устроили?!
- Лошидзе! Ща как дам...
- Астапов! Уймись!
- Дети, разойдитесь!
Кошмар... Происходящее все больше и больше напоминало ночной кошмар. Только там, во сне, люди могут так неадекватно реагировать... Могут обсуждать, кто кому и что "покажет"... Только там, верно? Или сон и есть отображение наших искренних реакций? И, на самом деле, столкнувшись с чем-то страшным, но не касающемся нас напрямую, мы испытываем не больше эмоций, чем при просмотре фильма? Может даже мы сильнее переживаем, когда умирает человек на экране или на страницах интересного романа, ведь к нему, к этому персонажу, мы уже привыкли... Авторы и сценаристы позаботились о том, чтобы мы полюбили или наоборот, возненавидели этого человека... И его вымышленная смерть, на самом деле, для нас куда более реальна? Разве это правильно? Разве можно смотреть на труп молодой девушки и не испытывать жалости? Разве можно, в такой ситуации, собачиться, думать о бытовых проблемах, думать о... о чем-то кроме мертвого тела совсем рядом?
Как Ника не пыталась, она не смогла почувствовать ничего, кроме легкого оттенка грусти. Она не желала Даше зла, хоть девушка ей и не нравилась. Но, все же, Дарья Олеговна значила для Ники едва ли больше, чем ничего. Они не общались вне школы, да и в стенах ее ограничивались только дежурной вежливостью. Можно ли, на самом деле, искренне переживать смерть того, кто при жизни был тебе безразличен? Наверное, правильным было бы переживать, ведь так? Нас с детства учат состраданию, сопереживанию... Не ломай ветки, это пальчики дерева. Не пугай кота, никто не любит бояться. Не дергай собачку за ушки, ей же больно. Пожалей маму, посмотри, ты ее обидел... Может быть поэтому Ника и чувствовала себя чудовищем среди таких же чудовищ, глядя на шумную толпу, вслушиваясь в обрывки фраз, в которых не было и капли искренней жалости? Разве это правильно? Но разве что-то изменилось бы, если бы вестибюль наполнился горестными причитаниями и всхлипами? Вероника если и знала ответы на эти вопросы, то отвечать на них не хотела.
- Там полиция...
- Ага, вижу...
- Эй, разойдитесь!
- Значит, все-таки, убили...
- Страх. Мама меня теперь в школу не отпустит!
- Ну так радуйся!
- Живо! Разойдитесь!
Гул голосов не стих полностью, но стал значительно тише. Теперь Ника могла четко слышать, как Агнесса Викторовна объясняет ситуацию полицейским. Надо бы и самой Веронике попытаться подойти к ним, ведь она увидела труп одна из первых. Написав короткое сообщение маме с просьбой забрать маленькую Киру из садика, девушка решительно двинулась вниз, к директрисе, желая одного - чтобы этот безумный день, наконец, закончился.
***
Вопреки прогнозам Агнессы Викторовны, никого в школе до ночи не продержали. Сразу после полиции приехала и скорая помощь. Тело Дарьи Олеговны осторожно осмотрели и, вскоре, вынесли. Врач отмел предположение о насильственной смерти, хотя и признал, что точная картина будет только после вскрытия. Сам же он больше склонялся к тромбоэмболии легочной артерии. По его словам, это могло бы объяснить резкое ухудшение состояния и внезапную смерть прямо во время спуска по лестнице.
- Знакомая картина, седьмая за месяц, - устало добавил врач, перед тем как выйти из здания.
После этого заявления полицейские надолго не задержались. Быстро опросили Веронику и вахтершу, взяли их контакты и, задав еще пару вопросов Агнессе Викторовне, удалились.
- А я говорила! - стоило двери закрыться за "гостями", как директриса опять накинулась на Нику. - Надо было такой шум поднимать?
Вероника тяжело вздохнула. Она чувствовала себя выжатой досуха этим сумасшедшим днем и всем тем, что она сегодня увидела, услышала и поняла.
- Пошла ты...
Девушка махнула рукой, удержавшись от неприличного жеста, и решительно направилась к выходу. Лампочки на турникетах горели зеленым.
Сильный порыв холодного ветра чуть не сбил Нику с ног, стоило ей сделать первый шаг за порог проклятой школы. Воздух был влажным и пах гнилой листвой. И все же, не смотря на холод и сырость, Вероника вдруг почувствовала себя легко и беззаботно. Она ощущала, как внутри нее растет нечто теплое, заставляющее кровь быстрее бежать по венам. Нике казалось, что кто-то, наконец, зажег свет в ее голове. Этот свет решительно заполнял собой каждый уголок ее сознания и, как белила в руках художника, перекрывал все, что было "до". Все, что произошло с ней в тот день, истерлось как старая кинопленка, стоило входной двери закрыться за ее спиной. Не было ни томительного, сжиравшего ее изнутри ожидания, ни злости и неприязни. Не было страхов и замешательства. Все те лица, которые еще минуту назад были частью ее настоящего, поблекли, смазались, превратившись в меловые разводы на грязной доске. И это было...хорошо. Девушка глубоко вдохнула холодный воздух, наполняя легкие до отказа и, ей показалось, что она может взлететь. Еще никогда она не чувствовала себя такой живой.
Вслед за Вероникой, из школы повалили ученики. Они возбужденно переговаривались, обсуждая подробности происшествия, а Ника еще никогда так не радовалась простуде, ведь если бы не маска - кто-то мог бы увидеть, как она улыбается. Календарь показывал 23 декабря, 2020 года. Вероника Евгеньевна Воронцова стала свободным человеком.