Ослепительным утром ты говоришь себе: "Гюнтер, прост!"
(Ночью - белая скатерть поля была идеально соткана),
И вдруг легкий свист,  и - в мозг втыкается гвоздь,
И выстрела уже не слышишь. Карта-двухсотка


Падает в снег. Он совсем неглубок,
Но ты (Где же карта!?) проваливаешься всё глубже,
И глубже,
И глубже,
Не чувствуя боли. Не замечая, как из-под обмякших ног
Вытекает тёплая, желтоватая лужица,


А лоб - подплывает красной... Ты - Кем-то слит,
Ты слился с Кем-то, прописанным на ременной пряжке.
И Он - любит троицу, и поэтому - бесцветный спирт
Размывая снег, булькает из упавшей фляжки.


А потом зрение возвращается: вот разламывает овальный жетон
(Побелевшими пальцами, на серые половинки)
Толстый Вилли.  Вилли? Ну да, разумеется, это он!
Преотличнейший малый, хотя, к сожалению, и мишлинге.


На носу у осла - очёчки. В ранце, как всегда, Кант.
- Эй, от книжки, что-ли,  ты  ТАК  в небо вырос?
Хватит хныкать, сопля: "прощайте, господин обер-лейтенант..."!
Отставить разводить бабскую, безвольную сырость!


Вилли хлюпает носом, он не выполняет приказ,
Хотя твой голос ясен и услышать его - нетрудно.
Звякает лопата. Зияющий во лбу третий глаз
Затыкает ком мерзлого азиатского грунта.


Но ты - взлетаешь над полем! Ты невозможно, опьяняюще трезв!
И ничто не имеет значения. Ничто. Просто -
Снова пошёл снег и на одинокий крест
Медленно падают бесчисленные шестиконечные звёзды.