Рваный дождь кумачомъ заплатанъ.
Только сфинксамъ - глухой покой.
Матъ виситъ на губахъ солдатовъ
Липкой семечной шелухой.


И матросы,  всекаясь въ морось,
Напирая на парапетъ,         
Шелуху, хохоча и ссорясь,
Ловко сплёвываютъ Невѣ.


Здѣсь, на набережной спесивой, 
Имъ вольнО веселѣть и злеть,
Поднимая древки  призывовъ
Со словами "даёшь" и "смерть".
............................................................
............................................................
............................................................


Отрешенная и прямая
Ты, какъ сфинксы, къ толпѣ глуха:
Майя мороси обнимаетъ
Мiръ, по имени Шелуха.


Ровно бьётся моторчикъ плотскiй.
Твердый взглядъ - въ Соловьевскiй скверъ.
Въ глупой сумочкѣ - дамскiй, плоскiй, 
Полированный револьверъ.


...На Гороховой, въ домѣ мрачномъ,
Канцелярщина. Скрипъ пера.
Тамъ чекисту былъ часъ назначенъ,
Чтобы ѣхать съ нимъ въ номера.

Вотъ и онъ.  Инженеръ давильни.
Сатана мѣстечковых женъ.
На англiйскомъ автомобилѣ
И съ водителемъ-латышомъ.


Другъ народа. Товарищъ Токарь.
Сквозь очёчки - смѣшливый глазъ:
"Задержался, а вы промокли!
Ужъ простите на этотъ разъ!"


Но другого раза не будетъ.
Ты свободна. Тебѣ легко.
Получай, могилёвский пудель,
Семь свинцовыхъ, литыхъ плевковъ!


Мiръ шуршитъ  шелухою волглой,
Опадая къ твоимъ ногамъ.
И латышъ, безконечно долго,
Тя-
нетъ, 
тя-
нетъ, 
тя-
нетъ 
на-
ганъ.
Александръ Нахъ-Уювертинскiй, 1920г, Чита.