Одним из главных признаков, отличающих нас, людей, от животных - постоянное желание что-то выдумывать, изобретать, совершенствовать изобретенное не нами. Другими словами, дерзать в указанном направлении. Человечество развило это качество своей мысли до такой степени, что оно стало смыслом его существования.
Правда, к слову сказать, дерзать тоже надо аккуратно, без фанатизма. А то такое можно понапридумывать, страшно подумать, не то, что сказать. Ядерную бомбу, например, против кого придумали. Разве на земле существует кто-то кроме людей? От реализации такой свежей научной мыли, жутковато становится. Или, например, парниковый эффект от всяких там заводов и электростанций. Сколько наша хрупкая атмосфера сможет выдерживать необходимый баланс, пока не надорвется? Призадумаешься тут, благом являются для человечества, подобные открытия или совсем наоборот.
Другое дело простые бытовые изобретения. Те, что облегчают нашу жизнь на уровне семьи: посуда, одежда, транспорт. Мало ли чего нужного и полезного выдумал человек за свою эволюцию. Ненужное отвалилось, кануло в веках. Нужное прижилось и используется поныне. А бывало и так, изобреталось для одних целей, а применяется для других. Доходит до такого маразма, что первое предназначение данного предмета и забылось уже, или применяется специалистами с узкими целями, в то время, как побочное использование вошло в широкие массы.
Например, тот же холодильник Либиха. Интереснейшая, я вам скажу, история. Что такое холодильник Либиха? Две стеклянные трубки, впаянные одна в другую. По внутренней трубке возносятся пары жидкости, которые необходимо конденсировать охлаждающим веществом, журчащим по внешней трубке. Как правило, холодной водой. Изобретено это полезное стеклянное приспособление химиком по фамилии Либих, исключительно для разделения смесей жидкостей на компоненты и очистки их же перегонкой. Благородная научная задача, решаемая, как я уже отметил, узкими специалистами. Настолько важное в химии открытие, что ученый даже не постеснялся присвоить трубке свое неблагозвучное имя.
Простой народ, в данном и изобретении привлекло одно единственное слово "перегонка". Нет, никто не собирался перегонять ядовитые жидкости, разделять их на фракции и компоненты. Ни, Боже мой, никому это не надо. Перегоняли брагу, происходящую от слова бродить. Литературный парадокс, если разобраться. Причем не важно, что бродит - пшеница, сахар, виноградный жмых, дрожжи и даже старое варенье. Лишь бы получить положительный результат - самогон. А, в том, что это результат положительный, я думаю, мало, кто сомневается.
Самоучитель для алкоголиков и сочувствующих им любителей выпить, под названием "Самогонный аппарат своими руками" утверждает, что при правильном подходе, приблизительно четырелитра браги дает выход одного литра самогона. Вот так просто и незатейливо. И без холодильника Либиха при нагреве браги тут никак. Спиртовые пары, возносясь вверх по внутренней трубке и соприкасаясь с холодной проточной водой, бурлящей во внешней трубке, конденсирует исключительно ароматный "первач". Самоучитель так прямо и отмечает, что для этих целей "проще всего использовать лабораторный шариковый или прямоточный холодильник Либиха, т. к. его проще всего достать.
Он продается в любом магазине по продаже лабораторной техники и стоит не дорого. К тому же стекло химически инертно, поэтому не образует вредных соединений и запахов при контакте с горячим спиртовым паром во время перегонки браги". Другими словами не портит стратегический продукт. То есть, с гигиеной злоупотребления тоже все в порядке. По этому поводу много и содержательно написано и развивать перспективную тему самогоноварения можно бесконечно. Но мы воздержимся от продолжения обсуждения этого вопроса, чтобы он не увел нас в сторону от обсуждаемой темы.
Мне вспомнился этот замечательный стеклянный агрегат совсем по другой причине. На заре трудовой деятельности пришлось мне возглавлять химическую лабораторию экологического направления. В последние лет тридцать, экология вошла в моду. Раньше мало кого интересовали подобные глупости. Не до того было. То коммунизм строили, потом перестраивали то, что не достроили. Заняты были, в гору глянуть некогда. А тут, вдруг, народ, наконец-то, заинтересовался, а что за гадость мы выбрасываем в атмосферу, и этим потом дышим? Разве не интересно знать, можно ли купаться в речке возле трубы, сбрасывающей в ее русло канализационные стоки? Если нельзя, то почему? Прямо поставленные вопросы требуют уклончивых ответов.
Вот подобные лаборатории и трудились в указанном направлении. Приборов, помню, закупали великое множество. Химреактивов переводили на анализы немеряно. О лабораторной посуде я уже не говорю, приобретали ящиками, поскольку билась она неимоверно через свою хрупкость. Благо цены на химическое стекло были бросовые. Копейки. Особенно страдали холодильники Либиха. Не выдерживали темпов нагрузки. Списывал я их десятками в месяц. Бухгалтерия привыкла, и подмахивала акты на списание не глядя. Цена в актах, как правило, не проставлялась. Когда-никогда, общая сумма по всем позициям. И все. Какие вопросы?
Но вопросы, как оказалось впоследствии, все же возникли. Нет, не у бухгалтерии. У ОБХСС. Полное название - отдел по борьбе с расхитителями социалистической собственности. Была такая силовая структура при развитом социализме. Боролась именно с тем, о чем написано в названии. Глядя на сегодняшнюю действительность, трудно поверить, что другой собственности в то время не было. Среди народа не водилось ни миллионеров, ни миллиардеров, ни просто состоятельных людей. Есть на бутылку водки и двести грамм докторской колбаски, и ты уже себя чувствовал весьма обеспеченным человеком.
Были, конечно, спекулянты и прочая подобная сволочь, но они каждый украденный у государства рубль прятали так далеко, что иногда сами забывали куда. Чтобы, не дай Бог, не проколоться на допросе. А на показ общественности выставляли свою бедность, так сказать, язвы и рубища. Почему? Да потому, что страх перед этой могучей структурой был почти, что паническим. После встреч и бесед с представителями карающей организации, человек мог оказаться далеко за полярным кругом среди высоких толстых деревьев, в телогрейке и бензопилой "Дружба" в руках. Для интеллигентного человека это означало конец жизни.
Поэтому, когда мне позвонили из бухгалтерии и замороженным голосом сообщили, что у них проверка и у товарищей из ОБХСС возникли вопросы ко мне, можно понять мое состояние. Что-то среднее между обмороком и клинической смертью. Вопросы, как выяснилось, касались холодильников Либиха. Следователем, я был встречен, как родной человек. Восторженно, у двери бухгалтерии. Жизнерадостный молодой оперативник аккуратно усадил меня на стул и сообщил, что необычайно рад знакомству с человеком, который успел за два года работы списать более двух тысяч импортных холодильников, названия которых он до встречи со мной даже не слышал.
- То, что Вы в преступном сговоре с главным бухгалтером списали столько дефицитной техники, - радостно вещал он, - это полдела. Я не пойму, где Вы их столько достали в условиях тотального дефицита в стране?
Я бросил заинтересованный взгляд на главбуха. Она находилась в полной прострации и не реагировала на события, разворачивающиеся вокруг нее. Внимательно исследовал кипу актов на списание химпосуды, которой ОБХССник в экстазе тряс передо мной, в предчувствии громкого дела о хищении в особо крупных размерах и успокоился. Как ни странно, этот дурак в своих сладких мечтах уже видевший себя сильно продвинутым по службе, не удосужился даже разобраться, о чем идет речь. Ему привиделось, что только такой хитрый и коварный человек, как я придумал гениальный ход - укрыть ценный бытовой прибор среди дешевого химического стекла. Как выяснилось, главбух успела, что-то пискнуть на счет того, что это не совсем холодильники, в так сказать, обычном их восприятии. Но кто ее стал слушать? Следователь что-то долго толковал о раскаянии, смягчающем вину, что мол, если сам признаешься, много не дадут и нес другую прочую подобную ересь.
- Ну, так, как, - наконец, в лоб спросил он, считая, что достаточно меня запугал. - Будем признаваться?
- В чем? - деловито осведомился я.
- В списании двух тысяч холодильников Либиха.
- Будем, - согласился я. - Под актами на списание стоит моя подпись. В чем дело? Никто и не отказывается.
- Другой разговор, - весело согласился ОБХССник. - Серьезного человека видно сразу. Умеете проигрывать. Не виляете, не придумываете глупых отговорок, что, мол, не знал... . Это по-мужски. Вот Вам повесточка на завтра, в 212 кабинет, спросите Самойлова. Это я.
Я еще раз обозрел бренное тело главбуха и удалился восвояси, довольный тем, что меня не арестовали тут же, на месте.
На следующий день, как и было договорено, я с самого утра уже торчал под дверью 212 кабинет районной отдела внутренних дел. Самойлов появился минут через двадцать.
- Это хорошо, что Вы пришли пораньше, - сказал он, ковыряясь ключом в замке.
Наконец, дверь открылась. Самойлов жестом указал на стул за приставным столиком, извлек из ящика стола стопку чистых листов бумаги формата А 4, шариковую ручку и положил все это передо мной.
- Пишите, - лаконично предложил он.
Я принялся усердно трудиться, и уже практически заканчивал опус, когда в комнате появился новый персонаж - мужчина лет сорока пяти. При его появлении Самойлов торопливо вскочил и засуетился. Невооруженным глазом было видно, кто здесь главный.
- Кто это? - кивнул вошедший в мою сторону.
- Заведующий химической лабораторией, Игорь Николаевич. Специалист высокого класса. Ухитрился за два года списать около двух тысяч импортных холодильников.
- Ух ты, - поразился Игорь Николаевич. - И где же он их добыл? - недоверчиво озирая мою скромную фигуру, - проявил он первые признаки сомнения.
- Вот, пишет признание. Все расскажет, куда уж тут вилять, когда за руку схватили.
- Что за марка холодильника, - допытывался Игорь Николаевич, перекладывая бумаги на столе.
- Незнакомое название..., сейчас... у меня тут записано. Холодильник Либиха, - наконец нашел нужную запись Самойлов.
- Как? - подпрыгнул за столом начальник. - Либиха?
- Так точно, - подтвердил Самойлов. - Судя по названию, чистый импорт.
- Импорт, говоришь, - пристально глядя на подчиненного, переспросил Игорь Николаевич. - А ну, дай-ка, почитать, в чем он там признается, - приказал он, протягивая руку в мою сторону.
Он долго рассматривал написанный текст, время от времени бросая в мою сторону косые взгляды и, наконец, откинувшись на спинку кресла в упор спросил.
- По какой цене брал за штуку?
- По тридцать пять копеек, - быстро ответил я.
- А списывать стекло по получении можно до семидесяти? - уточнил он.
- Да, - подтвердил я.
Самойлов мало, что понимая, слушал наш диалог.
- Слушай, Самойлов, ты откуда к нам пришел? - наконец, Игорь Николаевич уделил внимание подчиненному.
- Из школы, - выдавил из себя тот, понимая, что все пошло как-то не так.
- Преподаватель русского языка и литературы, скорее всего? - Игорь Николаевич больше утверждал, чем спрашивал.
Молчание подчиненного было красноречивее любого ответа.
- Значит так, - наконец, принял решение начальник, методически разрывая в мелкие куски мою писанину. - Еще один подобный прокол, и ты у нас не работаешь. Понял?
Тот молча кивнул головой, поскольку, вероятнее всего утратил дар речи.
- А Вы можете быть свободны, - Игорь Николаевич указал рукой на дверь. - И очень Вас прошу, меньше распространяться об этом небольшом инциденте. А, то ведь знаете, в вашем хозяйстве, если хорошо покопаться, много чего интересного отыскать можно.
Я в самых убедительных выражениях заверил уважаемого человека, что из моих молчаливых уст никакая информация не просочится и постарался поскорее оказаться по ту сторону двери. И слово свое сдержал. Только через много лет, когда уже канули в лету, и та организация, и та страна, которая ее породила, вспомнил полузабытую историю и, как смог, рассказал ее вам.
Другие произведения этого автора читайте на https://anatdolzhenkov52.blogspot.com