Домнич Юлия Сергеевна : другие произведения.

Глава 6. Молодость

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  Глава 6: Молодость
  
  Дикт как раз пришла с прогулки и выкладывала на стол купленные фрукты, когда в ее квартиру раздался стук. Девушка нахмурилась - она никого не ждала, гости к ней почти не ходят, значит, что-то случилось. Мотылек подошла к входной двери и тщательно прислушиваясь, спросила:
  -- Кто там?
  -- Дикт, это я. Впусти.
  Голос Ре она бы узнала из тысячи. Но эту интонацию в его словах она слышала впервые в жизни - отчаяние, страх, паника, боль.
  Девушка решительно распахнула дверь, и ее жених влетел внутрь.
  -- Это катастрофа! Его нигде нет! Никто ничего не знает, никто ничего не ведь! Уже пятые сутки пошли, а нет макакой информации! Жандармерия ничего не делает, отговаривается, что предпринимает все возможное, но я то знааааю!
  Мотылек слушала. Эти пять дней Арье к ней не заходил, хотя обещал. Она была не обидчивым человеком, знала, что если он не пришел - то значит, были причины. А сейчас, раз он здесь, причина либо решена, либо совсем наоборот. Судя по его словам - второй вариант.
  -- Так. Стоп,-- она безошибочно схватила его за руку и сжала. Мужчина замолчал.-- Сейчас мы пройдем на кухню, ты маленьким глотками выпьешь стакан воды и валериану и все объяснишь. По порядку.
  И лишь после того, как он выполнил это, девушка сказала:
  -- А теперь выкладывай.
  -- Пять дней назад пропал Генри. Точнее пять с половиной. Он пошел на встречу с архитектором, потом оттуда сбежал по неизвестным причинам. Его нигде нет. Никто ничег не знает. Берта бьется в истерике, Софи рвет на себе волосы, Лиззи отпаивает Марнну, мать Генри. Мы подключился все связи, осмотрели все больницы, морги, а его нигде нет. И я уже не знаю, что делать...
  -- Он раньше так попадал?-- уточнила девушка, прищурив свои пустые глаза.
  -- Да. Точнее нет... Попадал, но не так.
  -- Как это случилось?
  -- После смерти Анны он заперся в спальне на три дня, никого не впускал и никак не реагировал.
  -- А что случилось потом?
  -- Потом он сам вышел, и все было нормально.
  -- Генри сам тебе рассказывал это?
  -- Нет, мы тогда еще не были знакомы, а он не любит вспоминать те дни.
  -- Что этот архитектор говорит?
  -- Что тот внезапно принял рассудок и убежал, ничего не объяснив. Бежал как сумасшедший, словно его укусила бешеная собака.
  -- Ясно. В барах искали?
  -- В смысле?-- оторопел Арье, вылупившись огромными глазищами, полными непонимания, на вою подругу.
  -- В прямом. А барах, борделях искали?
  -- Генри не такой человек! Он никогда...
  -- Если он в состоянии неадеквата, то он сейчас тот человек, под рамки которого ты пытаешься его пригладить,-- задумчиво сказала Дикт, задумчиво теребя нижнюю губу.-- Так искали?
  -- Нет.
  -- Нужно. Я пойду с вами.
  -- Дикт!
  -- Что, Арье?
  -- Как ты пойдешь, вы ведь встречались один раз.
  -- У меня феноменальная память на голоса, Ре,-- сказала девушка, странно улыбаясь.-- Я пойду с вами.
  -- Нет. Это может быть опасно.
  -- Мне? Опасно в баре? Той, которая перепила Большого Чака, которая положила на обе лопатки Зверя? Ты смеешься?
  -- Мередикт, нет.
  -- Он твой друг. Значит, и мой тоже.
  -- Я не позволю тебе....
   Она повернула в его сторону голову.
  -- Что?
  -- Я не позволю,-- чуть менее решительно сказал он, вжав голову в плечи, но не собираясь уступать.
  -- Хорошо,-- неожиданно отступилась девушка. На ее лице было выражение самой невинности. Арье тихо перевел дух-- Нет, так нет. Чего спорить. Ты сейчас по побудешь со мной?
  -- Извини, Дикт, каждая минута на счету...
  -- Мы понимаем. Тогда не буду тебя дергать. Только сразу позвони, как что-то станет известно, ладно?
  -- Да-да, конечно.
  Арье подошел к ней и крепко обнял. Он был безумно ей благодарен за то, что она поняла.
  Мередикт поцеловала его на прощание и закрыла дверь. Не спеша разобрала продукты, затем прошлась по квартире, кончиком пальцев ведя по стенам.
  После она некоторое время стояла у окна, теребя занавески, думая, что делать.
  Генри ей понравился. Таких людей редко встретишь. У него абсолютно нет ни тени страха за плечом, но в груди огромная дыра, которая втягивает в себя все эмоции, кроме грусти. Арье редко рассказывал про жену Белчера, почему-то он обходил эту тему, словно она была опасной. Скрипачка была мудрой женщиной, поэтому и не наставала, зная, что если что - расскажет сам. Но то, что Генри пропал - плохо. Такие люди просто так не пропадают, и плюс ко всему этот архитектор что-то недоговаривает. А раз какой-либо информации нет, то ей придется воспользоваться Оком. Девушка дотронулась до груди, нащупывая медальон, который она всегда носила под одеждой, не желая, чтобы его видели. Медная подвеска была в форме ладони, а посередине находился широко распахнутый глаз. Ладошка была испещрена тонкими линиями, которые складывались в узоры. Глазное яблоко был сделано из изумруда, зрачок - черный камень, название которого она не знала.
  Она вытянула цепочку из-за пазухи, сжала обеими руками, и закрыла глаза. Ее дыхание стало глубоким и медленным, сердце замедлило ритм. Она словно заснула, отключавшись от окружающего мира.
  Если ей не изменяет интуиция, то Генри сейчас находится в том состоянии, когда себя почти не контролируешь, алкоголь - опасная игрушка, в особенности в больших количествах. А как раз, когда человек одурманен, на него легче всего воздействовать.
  Мотылек подумала о Белчере. Вспомнила голос, его тепло, когда она обнимала его за плечи, ту пустоту, что ощутила в нем. И когда все эмоции достигли пика, она тихо позвала:
  -- Генри.
  Прислушалась к себе, немного нахмурив лоб. И снова:
  -- Генри.
  Тихий отклик, который пришел то ли изнутри, то ли извне. Словно волна воздуха, легкая, почти незаметная.
  -- Генри, иди ко мне.
  Легкое сопротивление, словно кто-то или что-то пыталось замедлить звуки ее голоса. Эхо собственных слов взорвалось в ее ушах. Она заставила себя сделать вздох и тихо, в последний раз, прошептала:
  -- Доверься мне.
  Слова ушли, оставив тишину. Девушка еще раз прислушалась, сосредоточенно ловя каждое колебание. Теперь остается только ждать.
  Дикт засунула медальон назад, пошла в зал, пути захватила скрипку из футляра. Встала посреди комнаты. Выражение ее лица изменилось - стало мягким, мечтательным. Взмахнула смычком и решительным, но в то же время бесконечно нежным движение дотронулась до струн.
  И родилась музыка.
  
  В половину двенадцатого, когда все соседи уже легли спать, а Дикт пила чай, слушая радио-спектакль - мастер все же пришел, и починил ее связь с миром новостей, - то в ее квартиру кто-то нерешительно постучал. На губах у Мотылька появилась улыбка, она большим глотком допила чай и отправилась открывать.
  На пороге, покачиваясь, и пытаясь удержаться непослушными пальцами о косяк, стоял Генри. От него несло дешевым пивом, ромом и табаком. Одежда была измятая, грязная, в некоторых местах даже порвана. Кожа Белчера была бледной, с зеленым отливом, его лицо блестело от пота. Он повел мутными глазами, увидел Меридикт, нахмурилась.
  -- Дикт? Что... Что я тут делаю?-- голос был низкий, хриплый. Казалось, что он с трудом выговаривает слова.
  -- Стоишь, видимо,-- ответила она.-- Зайдешь?
  -- Я не знаю... Я тебе не помешаю?-- даже в таком состоянии он был не далек от такта.
  -- Нет, проходи,-- девушка посторонилась.
  -- Спасибо.... Прости, что я а таком состоянии... Правда, мне не удобно. Я не знаю, почему пришел к тебе. Мне наверно нужно...-- он внезапно запнулся, побледнел еще сильнее, если такое было возможно, его повело вперед, Дикт его подхватила, помогая удержаться на ногах.-- Мне нужно уйти....
  -- Куда тебе в таком состоянии? Проходи-проходи.
  Она буквально затащила его внутрь. Закрыла дверь.
  -- Тебе нужно в ванну. При том срочно. Ты справишься? Я полотенца принесу... И у меня есть вещи Арье, у вас одинаковый размер? А то я не знаю...
  -- Наверно да...
  -- Тогда отлично. Марш в ванну! Это вторая дверь слева.
  -- Хорошо.
  Генри повиновался ей.
  Уже после душа, сидя в немного просторной одежде, Генри пытался впихнуть в себя чай, который любезно приготовила Мередикт. Хмель еще не до конца выветренная из его головы, но он мог уже себя лучше контролировать. Они были в спальне, которую выделила Мотылек для незваного гостя. Генри сидел на кровати, уперевшись спиной в изголовье, а девушка сидела рядом на маленьком пуфике, и держала Генри за руку.
  -- Ты точно не будешь ничего к чаю? Если что, я могу сделать....
  -- Нет, спасибо. Меня просто мутит. И прости еще раз... Я не знаю, почему пришел к тебе.
  -- Все в порядке, не переживай. Сегодня переночуешь у меня в гостевой комнате, а завтра пойдешь домой. Берта чуть с ума не сошла, да и Арье носится как ненормальный по городу.
  Он поставил чашку на тумбочку рядом с кроватью. Потер руки и виновато улыбнулся.
  -- Мне правда стыдно за мое поведение. Но я не мог иначе. Я не справился со своими эмоциями. Это было выше меня.
  -- Что случилось, Генри?
  Мужчина посмотрел ей в глаза, хотя понимал, что она не видит. И у него вырвалось помимо его воли:
  -- Она жива, Дикт. Она жива.
  -- Ведь это хорошо, разве нет?-- осторожно спросила девушка, пытаясь понять, о ком речь. Не об Анне ли? Но ведь та погибла при взрыве лет пятнадцать назад. Может кто-то из родных или друзей попал в аварию, все думали, что она погибла, а оказалась жива
  Белчер зажмурился, уронил голову на руки.
  -- Я не знаю. Сейчас мне кажется, что да, это может быть хорошо. Но тогда... И плюс ее подвеска. Она ведь обещала, что никогда, ни за что.
  -- Кто "она", Генри?
  Но он уже спал.
  
  Солнце уже запустили свои лучи в комнату, когда он проснулся. Ему было тепло. Он испытал это чувство первый раз за долгое время, и после этого срыва эти ощущения были просто спасительными. Генри потянулся в кровати и перевернулся на другой бок, не отрывая глаз, позволяя себе понежиться.
  Он помнил, что было вчера. Что было на Заводе-13. Он помнил эти пять дней беспробудного алкогольного забытья, когда один бар сменялся другим, он все сильнее пах перегаром и дешевым табаком. Он помнил и боль, и стыд, когда пришел к Дикт. И чувствовал к ней невыразимую благодарность. Но сейчас все эти чувства были не такими яркими, они притупились, и уже не так сильно резали его душу, как раньше. Сон оказался лечебным.
  Нет, он еще не до конца восстановился. Ему придется потратить недели, если не месяцы, чтобы смириться с узнанным фактом. Но сейчас это казалось не столь важным.
  Генри все открыл глаза и сделал глубокий вздох. Пахло сдобой.
  Белчер улыбнулся.
  День начинался более чем удачно.
  На пуфике, рядом с ним, лежала чистая одежда, в которую он с удовольствием оделся.
  Мередикт была на кухне, слушала радио, и одновременно мыла посуду.
  -- Привет, соня,-- ласково сказала она, когда он вошел.-- Как спалось?
  -- Привет. Спасибо, замечательно, а ты как?
  -- Мы тоже прекрасно. Мне тут принесли свежие пирожки с виноградом, будешь?
  -- Не откажусь, я зверски голоден.
  -- Тогда присаживайся за стол. Я заварю ромашки.
  -- Тебе помочь?
  -- О, сами прекрасно справимся. Не переживай.
  -- Давно хотел спросить,-- Генри с любопытством глянул на нее.-- Почему иногда ты вместо "я" говоришь "мы"?
  -- Я часто так говорю?-- удивилась девушка, ловко заправляя чай.-- Как-то не замечаю... У меня в детстве была подруга, она с Южного Полуострова. И у них в языке нет понятия единственного числа, они постоянно называют себя и всех в множественном - "мы". Мне это казалось забавным, и я часто это использовала будучи ребенком. Это так приелось в речь, что, наверно я как-то уже не обращаю на это внимание.
  -- Однажды у меня был клиент, родом с Полуострова,-- понимающе кивнул мужчина.-- Я чуть голову не сломал, пока понял, что ему он нас нужно.
  Они рассмеялись, потом Дикт, спохватившись, сказала:
  -- Надеюсь, ты не в обиде - я отправила записку Берте, мне любезно помог написать ее курьер. Что ты жив, здоров, но некоторое время побудешь у меня.
  -- А она?
  -- Она прислала ответ, вон, на столе.
  Генри тут же распечатал указанный конверт, пробежал глазами по строчкам и хмыкнул.
  -- Что там?
  -- Она выражает надежду, что я все же сдохну в какой-нибудь подворотне, но чуть позже, когда она увидит меня и сможет надавать мне затрещин. И желает скорейшего выздоровления.
  -- Твоя дочь - потрясающее существо.
  -- Что есть, то есть. Мне стыдно, что я не подумал о ней...
  -- Ты тогда ни о чем не могу думать, мне кажется.
  -- Твоя правда.
  Мередикт ловко разлила завар по чашкам, поставила на стол блюдо с пирожками, и села напротив.
  Они поели в полном молчании, и лишь когда закончили, сказала:
  -- Нам нужно поговорить.
  -- Нужно, но я не хочу.
  -- Я понимаю, тебе тяжело. Давай так. Правду за правду, пойдет?
  -- В смысле?
  -- Поверь, мне найдется, чем тебя удивить.
  -- Хорошо, -- Генри почувствовал, что заинтересован.-- Кто начнет?
  -- Можно я?
  -- Ладно. Я постараюсь быть честным.
  -- Кто "она", та, о ком ты вчера говорил вечером?
  -- Об Аннабель,-- ответ дался на удивление легко.
  -- Она жива? Как можно выжить после взрыва? -- удивилась девушка.-- И почему она тебе ничего не сказала, не дала знак?
  -- Я не знаю... Давай, расскажу тебе по порядку. Я уже и так слишком долго держу это в себе.
  Генри начал рассказ. Он упомянул о документах, что нашел в кабинете жены, о философском камне, об Ицхаке, о схеме и Заводе-13. Девушка его слушала, не перебивая. И лишь когда он закончил, позволила себе присвистнуть:
  -- Вот это совпадение.
  -- Совпадение?
  -- Да. Слепой случай,-- она покачала головой, словно не веря всему.
  -- Чем же?
  -- Тем, что перед тобой сидит потомок тех, кто создал философский камень.
  Генри уставился на нее. Затем осторожно уточнил, тщательно подбирая слова:
  -- Позволь переспросить - ты сказала, что являешься....
  -- Да, ты все понял правильно.
  -- Но ведь это...
  -- Генри, ты когда-нибудь слышал об алхимии?
  -- Я думал, это лишь сказки, и ничего более,-- мужчина все еще пытался переварить информацию. Ему все казалось большой неудачной шуткой, или представлением, может даже сном. И вообще, почему он рассказал про Аннабель? Он ведь обещал себе, что он этом никто не узнает, пока сам во всем не разберется. А сейчас так спокойно взять и все выложить? Генри начал чувствовать нарастающее недоумение и недоверие.
  -- Так все думают, ты не исключение.
  -- Ты тоже алхимик?
  -- Я? О нет,-- девушка рассмеялась, по мимо воли сжав медную подвеску, скрытую рубашкой.-- Куда мне, я в даже в химии не особо разбираюсь, а ты про алхимию.
  -- Но откуда ты знаешь, что?..
  -- Мне дед рассказывал. Он недолюбливаю моего отца, но знания должны быть перейти к нему, а не ко мне, так как эта тайна передавалась по мужской линии. И поэтому дедушка пропустил поколение и рассказал правду только мне.
  -- Недолюбливал отца? Почему? Вроде он порядочный человек...-- осторожно поинтересовался Генри.
  -- В нем нет того, что нужно. Как бы тебе объяснить,-- она взмахнула руками, словно что-то пытаясь выразить жестом.-- Насколько сильно я не любила бы его, но вынуждена признать, что мой папа пустой.
  -- В смысле, пустой?
  -- Ты замечал, что есть две категории людей: те, у кого есть внутренняя сила, кто уверен в себе, в своих принципах и правилах, и те, кто словно свеча на ветру - куда подует, туда и наклоняется. Отец принадлежит ко второму типу. А лишь те, у кого есть стержень могут нести знание.
  -- Ты можешь мне рассказать о камне?
  -- Да, могу. Но та информация, что мне досталась по наследству, она слишком запутана и не знаю, где легенда переплетется с фактами. В общем, все началось с одного алхимика, который решил придумать некий объект, который бы смог изменить реальность, превращав бы металл в золото, давал вечную молодость и бессмертие. Чего еще нужно для счастья - безвременный кутеж неизменно молодым. Но он не смог реализовать всю идею, лишь стал основоположником. Поколения алхимиков пытались найти ответ, как создать то, чего в принципе в природе нет. Мой пра-пра-прадед смог. Но ответ его испугал так, что он не применул уничтожить записи. Остальные хотели возмутиться, зачем, если он терял секрет бессмертия? И тот ответил - цена слишком высока. Ему не поверили, и путем долгих уговоров и угроз все же заставили рассказать. Чтобы создать философский камень - нужны тысячи тысяч жизней, чтобы обменять каждый год своих лет за их время. И главный ингредиент - сердце новорожденного ребенка, будущего алхимика. Я не знаю как, но они сделали это. По слухам, было уничтожено под корень несколько десятков городов, чтобы создать камень. Он представлял собой кусок красного материала, размером с кулак взрослого мужчины. Алхимики, которые его создали не успели насладиться победой - их всех убили. Убийцами были двое братьев, совсем еще молодых, которые с наибольшим жаром участвовали в бойне за время. Все создатели находились в пещере, и любовлись своим творение , когда им перерезали глотки. Но братья не смогли воспользоваться камнем, потому что в пещера была завалена камнями - это сделал последний, оставшийся в живых алхимик, который пожертвовал собой, что ы эти два чудовища на вышли наружу и не захватили мир. Его жертва была напрасной - братья выбрались из пещеры. Что было дальше, думаю, ты знаешь.
  -- Правитель...-- пошептал мужчина. Все его догадки оказались верны, все-таки камень есть и находиться у того, кто стоит во главе государства.
  -- Почему вы ничего не предприняли. Никто из алхимиков?
  -- Потому что мы все по платились за камень - его появление лишило нас сил. Мы стали обычными людьми, из плоти и крови, то могущество пропало.
  -- И много таких?..
  -- Нет. Пять семей.
  -- Вы не пытались что-то сделать?
  -- А что мы можем? Правитель слишком умен, он знает, что ему угрожает опасность. Что камень нужно хранить как зеницу ока. И он его хранит.
  -- Что случилось со вторым братом?
  -- Вот этого я не знаю, никто не знает. Он просто пропал. Вроде на него было покушение, но убить человека, который владеет камнем - почти нереально.
  Генри некоторое время молчал, смотря на свои руки. Затем спросил:
  -- Ты предлагаешь мне во все это поверить?
  -- Если хочешь, верь, что Правитель - посланник высших сил, который спасает мир. Я как-то в это не верю.
  Мужчина хмыкнул еще раз, и замолчал. Дикт водила пальцами по столешнице и что-то мурчала себе под нос, пока Генри не сказал:
  -- Я должен все это обдумать.
  -- Понимаю. У меня к тебе будет две просьбы, они к теме не относятся.
  -- Все, что хочешь. Я тебе должен по гроб жизни за эту ночь и утро.
  -- Как это многозначительно звучит,-- промурчала девушка, улыбаясь. Генри почувствовал, как краснеют его уши.-- Первое, вопрос. Он не очень корректный, но ты единственный, кто может дать на него ответ.
  -- Я слушаю.
  -- Что связывало Арье и Аннабель? Если это неудобно, можешь не отвечать. Я его сама спрашивала пару раз, но он не отвечает, но я чувствую, что связь была.
  -- Да, была.
  -- И какая же?
  -- Они были любовниками.
  Мотылек, удивленно приподняв брови. задумчиво сказала:
  -- Теперь все становиться на свои места.
  -- Что именно?
  -- То чувство вины, что он чувствует перед тобой. Он никогда не скажет об этом вслух, вина его переполняет.
  -- Я его ни в чем не виню,-- спокойно сказал Генри.-- Аннабель была...-- он замялся,-- достаточно легкомысленной и увлекавшейся женщиной, я это понимал и прощал.
  -- Насколько же ты сильно ее любил,-- поражено пошептала девушка, распахивая свои незрячие глаза.
  Генри первый раз за все время не добавил фразу - "и сейчас люблю". Он сначала должен разобраться со своими чувствами, и лишь потом разбрасываться словами.
  -- Какая вторая просьба?
  -- Она чуть более приличная, чем первая. Можно я тебя осмотрю?-- она кивнула на свои раскрытые ладони.-- Ты меня чем-то зацепил, Генри. И мне интересно какое твое лицо. Ты один из немногих, кого я просила об этом.
   -- Да, конечно.
  Генри встал из-за стола, подошел к ней, на секунду замялся, затем опустился на одно колено, чтобы ей не пришлось вставать и тянуться к нему. Мужчина осторожно взял ее расслабленные руки и поднес их к своему лицу.
  Ее пальцы были мягкими и слегка прохладными, словно она немного замерзла. Она осторожно и нежно провела по его бровям, спустилась к скулам, большим пальцем провела по закрытым векам, слегка коснулась носа, ощупала подбородок и коснулась губ кончиком указательного пальца. Провела по нижней губе, слегка нажимая.
  Генри почувствовал, как учащается его пульс, а дыхание становиться тяжелее. А ее пальцы уже находились на шее, после вверх, к ушам. Она зарылась пальцами в его волосы, осторожно щупая и перебирая. А потом вдруг ее руки оказались у него на плечах. Она осторожно исследовала его правую руку, от плеча до запястья. Затем их пальцы соприкоснулась, и она вздрогнула, но руку не отняла.
  Генри тяжело сглотнул, смотря на ее полуприкрытые губы. Ее грудь медленно вздымалась под тонкой рубашкой. Мужчине пришлось приложить много усилий, чтобы отвести взгляд.
  Мередикт, еще не отпуская его руку, пробормотала:
  -- Я увлекалась, прости.
  -- Ничего, я не против.
  Она рассмеялись и убрала руку. Генри к своему удивлению почувствовал сожаление.
  
  Белчер стоял у комнаты своей дочери, кусая губы и думая, что сказать. Со слугами проще - объяснил, что был на Заводе-13, накатило воспоминания, и он потерь контроль над собой. А ей он обещал не лгать, и хотел сдержать обещание.
  Генри постучал, дождался холодного "войдите" и открыл дверь.
  Она сидела на кровати и читала книгу, даже не посмотрев на вошедшего. Мужчина подошел к ней и сел рядом, протянул руку, желая дотронуться до нее, но девочка ненавязчиво отодвинулась.
  -- Ты немного задержался, Генри,-- язвительно сказала она, все еще избегая его взгляда.
  -- Берта, прости.
  -- О чем тебе просить прощения? Я ведь всего лишь щенок, которого взяли в дом ради прихоти! Со мной даже считаться не нужно!-- девочка перешла на крик и со злостью взглянула на отца. В ее аквамариновых глазах стояли слезы.
  -- Берта...
  -- Ну что ты, не трать свое время!-- ее голос дрожал.-- Зачем тебе оправдываться? Ты можешь делать что угодно, я ведь пустое место!
  -- Это не так, милая...
  -- Раз "не так", то почему ты так со мной поступил?!-- это был уже визг.-- Я не могла спать, не могла есть, не могла петь. Только и думала, что о тебе. Я молилась часами, чтобы ты был жив! Я молилась! Представляешь? Мне не к кому было обратиться за поддержкой, я тут никого не знаю толком. Спасибо Арье, он хоть пытался поддержать! И эта София... А тебя не было рядом! Шесть дней, Генри! Шесть! Где ты мог быть все это время? Я ума не приложу.... Эти шесть дней были пыткой, длинной, мучительной, нескончаемой пыткой! А ты приходишь и говоришь "прости". Почему ты мне ничего не сказал, когда уходил утром? Хотя бы пол слова...
  Она замолчала, всхлипывая, пытаясь закрыть лицо руками. Генри подавил желание обнять ее, зная, что сделает хуже, и решил ответит на вопрос:
  -- Аннабель жива. Я узнал это, когда был на заводе. И я... Я не выдержал. Не соображал, что делаю, зачем. Я пил сутками самое дешевое и крепкое пойло, пытаясь заглушить мысли. Прости, я вел себя как ребенок. Прости меня пожалуйста, Берта.
  -- Она жива?-- переспросила девочка, открывая лицо и взглянула на Генри.-- Ты уверен?
  -- Да,-- мужчина пересказал ей то, что было на Заводе-13. Потом, замявшись, общими фразами ей описал и ситуацию с философским камнем.
  Девочка слушал очень внимательно, успокаиваясь с каждым словом отца. Затем перестала поближе к нему и неловко обняла за плечи.
  Она не умела извиняться, но Генри ее понял. Он слабо улыбнулся, прижал ее к себе, и чмокнул в макушку. Берта на мгновение напрягалась, но ничего по этому поводу не сказала. Потом спросила:
  -- Ты что сейчас думаешь делать?
  -- У меня два варианта. Первый, продолжить ее искать, зная уже о том, что она жива. Или бросить это дело, вернувшись к нормальной жизни.
  -- А ты сможешь вернуть к нормальной жизни, не узнав, почему она ушла?
  -- Нет, не смогу.
  -- Значит, вариант только один.
  -- Берта.
  -- Да?
  -- Ты можешь никому не говорить об...
  -- Да. Мог бы в слух и не говорить это, я и так поняла по тому, как ты оправдываться пред слугами.
  -- Что?-- мужчина удивленно взглянул на нее.
  Девочка покраснела, но упрямо повторила, пытаясь говорить уверено и ровно.
  -- Ясно,-- Белчер рассмеялся.
  -- Слушай, а кто эта Дикт? Та, кто прислала мне записку.
  -- Она невеста Арье. А что такое?
  -- Можешь меня с ней познакомить? -- попросила она.-- Я слышала один раз ее выступление, она прекрасна.
  -- Да, конечно. Но ты могла спросит у Арье.
  -- У этого заносчивого выскочки? Ни за что!
  -- Берта, чем он тебе не нравиться.
  -- Я не знаю,-- девчушка понурила голову.-- Просто не нравится и все. И София не нравиться.
  -- А кто нравиться?
  -- Ты!
  Генри рассмеялся и взлохматил ее, прижав к себе покрепче.
  
  Поздно вечером к Генри пришли Арье и София. Оба невероятно усталые и безмерно злые. Они ничего не сказали Генри, лишь удостоверившись, что он жив и собрались уходить, когда тот поспросил их с ним поужинать. Те нехотя согласились.
  После ужина, который прошел в напряженно молчании, они прошли в небольшую гостиную с камином, где Генри сказал, как только они расстались по креслам:
  -- Она жива.
  -- Кто?-- удивилась София. Ее строгий костюм был измят, а хвост немного съехал в сторону, но она держалась молодом, хотя еле сохранила относительно вертикальные положение от усталости.
  -- Аннабель.
  После имени воцарилась тишина. Арье расширившимися глазами смотрел на своего друга, не решаясь спросить. София же пытаясь понять, правда ли это и возможно ли, что ее начальник получил данную информацию после того, как выпил что-то крепкое.
  -- Аннабель жива,-- повторил Генри.
  -- Откуда ты это знаешь?-- нашел в себе силы спросить Арье, стараясь не смотреть на друга.
  -- Из этой подвески, что я нашел в подвале, который не пострадал от взрыва,-- мужчина вытащил из кармана шестеренку и вытянул ее перед собой, демонстрируют остальным.
  Арье подался вперед, желая лучше рассмотреть, потом отшатнулся, словно увидел нечто страшное.
  -- Она жива,-- пошептал друг Белчера, еще не веря в свои слова.-- Она жива, и эти двенадцать лет молчала! Никому ничего не говоря.... О духи....-- Он побледнел и покачнулся.
  -- Арье,-- София кинулась к нему -- Как ты? Что такое?
  Он покачал головой, отстраняясь от ее объятий. Он взглянул на друга и умоляюще сказал:
  -- Расскажи.
  Генри более подробно описал события последних дней, все так же не упоминая документов и информации, что нашел в кабинете у Анны.
  -- А почему ты пошел к Дикт?-- спросила София. Генри показалось, что девушка чувствует раздражение. Не потому что, тот пропал и не давал вестей, а потому что заставил переживать Арье. Юрист удивился, почувствовав, что между этими двумя что-то возникло, София теперь бросалась не к нему а к зеленоглазому, в ее взгляде не было прежней влюбленности... Но ему на данный момент было не до этого, и он неуверенно ответил на вопрос:
  -- Ее дом находился ближе дома Арье или моего, когда я смог прийти более-менее в себя и понять, что наверно пора перестать пить.
  -- А Дикт?
  -- Она меня откачала чаем, я выспался и пришел в себя.
  -- Мотылек умничка, как всегда,-- гордо сказал Арье, но в его голосе послышалась с странная нотка, которую Генри когда-то давно слышал. Но когда?
  -- И что ты думаешь дальше делать?-- спросила София.-- Будешь ее искать?
  -- Как? И зачем? Если она ушла тогда, не появлялась все это время, то может быть у нее была причина.
  -- А почему она тогда ушла? Может, она знала о том, что будет взрыв и просто спасалась?-- неожиданно спросила девушка, пронзительно взглянув на юриста.
  -- Что?-- Генри почувствовал, что все складывается, но решил еще раз спросить, при этом коря, что не задал этот вопрос сам себе раньше,-- Ты думаешь, она знала?
  -- Это было бы слишком экстравагантно, если она бросила бы тебя таким способом, смывшись через подвал. Значит, она спасалась. И знала о взрыве, или же была к нему причастна,-- последнее она сказала медленно и задумчиво, не сводя взгляда с Арье. Тот еще находился в себе, пытаясь принять.
  -- Ты права. Из этого следует, что искать ее бессмысленно, она может находиться в любой точке земли.
  -- Отчего же бессмысленно, можно попытаться пройтись по этому туннелю, посмотреть куда выведет, а дальше ориентироваться на месте,-- опровергла его мысль София, и тут же добавила,-- А оно вам нужно?
  -- Вот это хотела и я спросить,-- сказала Мередикт, заходя в комнату. Она придерживалась рукой стены, внимательно прислушиваясь к ощущениям.-- Извини, что без приглашения, Генри, но я знала, где искать моего суженного и решила прийти сама, пока не умерла от ожиданий.
  -- Дикт,-- Гери вскочил на ноги, смотря на Арье. Тот почему-то вместо того, чтобы идти к невесте, как-то беспомощно глянул на Софию, потом на друга. Юрист подошел к гостье и, взяв ее за руку, провел до кресла, помогая усесться.-- Все хорошо, мы только рады, что ты с нами.
  -- Прошу прощения за мое вмешательство в диалог, и за то, что пока плохо ореинтируюсь... Я здесь первый раз, поэтому мне пока немножко сложно понять, что где стоит... Кажется, тут есть человек, с кем я не знакома, так?
  Мотылек безошибочно почте руша голову к девушке. Та неловко улыбнулась, но,спохватившись, слишком громко сказала:
  -- Да, вы правы. Мое имя София, я помощница Генри.
  -- Какой у вас красивый голос, уверена, что внешне вы очень очаровательны,-- бесстрастно сказала скрипачка.-- Меня зовут Мередикт, я невеста вот этого затихшего мужчины, который со мной даже не поздоровался.
  -- Дикт, прости... Я просто еще ошарашен новость про Анну, ты ведь знаешь...
  -- Знаю,-- утвердительно кивнула Мотылек -- И слышала последние фразы, что вы говорили. И еще, не в тему. Генри, не обижайся на Ральфа, что он не сказал обо мне и не проводил, я сама его попросила. Не люблю зависть от кого-либо. И пока я подходила к залу, то услышал очень разумные рассуждения Софии. Насколько бы Анна не была экстравагантна, но все де такой способ бросить тебя был бы слишком глупым. Если ее и преследовали - ты не знаешь кто?
  -- Она крайне редко говорила о своей работе, и еще реже - о друзьях. Единственно, при встречи с Арье после ее "смерти", он сказал, что она просила обо мне позаботиться.
  -- Да, это правда,-- подал голос зеленоглазый, смотря себе на руки.-- Это было в нашу последнюю встречу. Она буквально перед уходом обмолвилась, чтобы в случае чего, чтобы я за тобой приглядывал. Когда я попытался уточнить, она рассмеялась и ушла.
  -- В этом вся Аннабель, -- горько сказал Генри.-- Итак, единственный способ - изучить этот проход. Может, он дат нам ответы.
  -- Я пойду с тобой,-- тут же с готовность сказал Арье.-- Тоже хочу узнать, почему она так поступила с тобой и со мной.
  -- Но зачем? Она ведь ушла, ничего не сказав. Значит, у нее были причины,-- не понимающе спросила София.
  -- Девочка,-- неожиданно вмешалась Мотылек.-- Ты так не любила, как они любили ее. Поэтому ты не поймешь, что они чувствуют, ведь если они не найдут ответов на свои вопросы, то до конца жизни это будет их мучить. И поверь, главный - не то, почему она ушла, а почему ничего не сказал им.
  -- Откуда вы знаете?..-- немного зло и раздраженно начала девушка, но Мередикт ее прервала:
  -- Может, я и слепая. Но поверь, у меня достаточно опыта, чтобы понимать некоторые вещи,-- при этом она повернула голову туда, где сидел Арье. Тот под ее слепым взрою побледнел, но все же смог выдавать из себя:
  -- София, Дикт очень проницательна и чувствительна, если она что-то утверждает, то редко ошибается. Прости ее за некую резкость, но она права. Тебе сложно понять, что мы чувствуем.
  Генри посмотрел на друга и улыбнулся. Какие простые слова - "понять, что чувствуем". Жить двенадцать от любовью к женщине, которую считаешь погибшей, хранить ей верность, потому что в сердце тольк ее образ, каждый день думать лишь о ней и при каждом воспоминания чувствовать, как в грудь вонзается очередной осколок сердца.
  -- Уж поздно,-- наконец сказал Белчер, поднимаясь.-- Вы остается ночевать, ведь ехать через весь город ночью - не самое лучшее занятие? Я прикажу слугам подготовить комнаты.
  -- Нет, спасибо, мы поедем домой,-- ответил Арье, подходя к невесте и обнимая ее, та же на это не отреагировала, словно вместо зеленоглазого мог быть любой другой человек.
  -- Я тоже поеду домой, родители будут переживать, если ночевать буду не дома,-- ответила София.
  Генри проводил их к двери, пи во время прощаний, когда Мотылек его обнимала за шею, шепнул:
  -- Моя дочь хочет с тобой познакомиться.
  -- Я буду только рада,-- Дикт тепло улыбнулась, и неожиданно для всех поцеловал Генри в щеку. Тот смутился, но удержал себя в руках, и на прощание сказала Софии:
  -- Можешь взять на завтра отгул...
  -- Я приду,-- упрямо сказал девушка, пожимая руку Генри.
  Арье попадался без лишних слов, и лишь после, зайдя в зал, чтобы посмотреть, не забыл ли кто чего, Генри увидел записку, написанную неровным и быстрым почерком друга:
  
  " Прости, что злился на тебя сначала. Я понимаю тебя, будь на волки месте - поступил бы в тысячу раз безрассудней. Прости."
  Генри улыбнулся, сложил записку и положил ее в шкаф стола.
  Затем поднялся наверх, заглянул в комнату спящей дочери, чтобы убедиться, что все в порядке, и только после этого пошел к себе. Приняв горячий душ, и уже забравшись в кровать, Генри зада себе вопрос, от которого так долго уходил: что он теперь чувствует к Аннабель?
  Мужчина посмотрел безымянный палец, где все это время, носил, не снимая, обручальное кольцо - тонкая золотая полоска, с которой он сжился, стал часть ее.
  Покутил на пальце, прислушиваясь к себе, потянул, чтобы понять, как оно сидит на пальце, не давит ли.
  И снял.
  Легким движем, почти не задумываясь.
  Затем с каким-то даже удивлением осмотрел кольцо, вертя его в пальцах. Не было ни чувств вины или потери, даже промелькнуло какое-то облегчение, словно снял груз.
  Пожал плечами и кинул его в тумбочку.
  Задувая свечу, Генри знал лишь одно - сейчас он не хочет знать, что именно чувствует к той, что так легко сломала его жизнь, ибо если узнает - то скорее всего на его руках появиться кровь - ее или тех, кто вынудил Аннабель так поступить.
  
  Он проснулся за пару минут перед рассветом, словно от резкого удара. Распахнул глаза, вдыхая через широкого открытый рот воздух, словно рыба, выкинутая на берег, смотрел в потолок. В ушах набатом стучало сердце.
  Генри не помнил, что ему снилось, но это что-то было достаточно тревожным, чтобы заставить его проснуться.
  Немного успокоившись, перевернулся на бок, поджав колени к груди и зажмурился. Как же тяжело быть тем, в ком все уверены. Так же тяжело признавать самому, что его слабости побеждают. Он дышал глубоко и медленно, следя за каждым вдохом, это успокаивало.
  И между тем крутил в голове примерный список дел на сегодня. Ему нужно срочно разобрать то, что накопи лаюсь за время беспробудной пьянки. Это раз. Два - договориться с Бертой, что завтра они пойдут выбирать ей школу. Три - найти таки связи с мастером Кон, чтобы устроить туда девочку на занятие пением. Четыре - поговорить с архитектором и извиниться, узнать, что можно выжать из Завода-13. И пять... Встретится с Мередикт.
  Тут его сердце пропустили удар. Зачем ему с ней встречаться? Разве она его звала к себе?
  У нее сегодня выступления, нужно срочно достать билеты, сходить вместе с Бертой, выполнить то, то обещал. Генри знал, что ищет себе оправдание. Ему просто хотелось с ней увидеться, а для этого наверно оправдания и причины не нужны.
  В принципе, он все успел за день. И договориться насчет школы, репетитора, уладить дела в конторе, заказать билеты на вечернее выступление Дикт, и даже встретиться с крик орлы и договориться на завтра обсудить возможные варианты реконструкции. Все, но он даже не думал, что сегодня получит куда больше.
  Вечером, после работы, Генри решил побаловать себя чашкой кофе со сливками и невероятными блинчиками с маком, которые готовила лишь одна кофейня - "Кофепитие" - которая находилась по счастливой случайности буквально в пятнадцати минутах ходьбы от его конторы. Сейчас был период, когда заканчивались последние теплые деньки осени, небольшая пауза перед холодами. Дожди закончились, ветер пока приутих, солнце, словно застенчивая девица, выглядывало из-за туч, грея землю. Генри выбрал столик перед входом в кафе, чтобы немного подышать воздухом, так как он купил по пути газету, и пока ожидал блинчиков решил ее просмотреть.
  В оно сном новости были о благотворительности, состоянии финансов и парочке слухов. Под статьей с громким названием "Раструбить по трубы", которая была подписана Кард А., одним из псевдонимов Арье, речь шла о нецелевым использованием средств, Генри невольно задержался, решив прочитать труды друга. В статье говорилось о том, как один из бюрократов растратил деньги, предназначенные для обновления водных труб на свои личные нужды, и попытался скрыть пропажу достаточно значимой суммы, но потерпел крах, так как одна из его любовниц в отместку за то, что он ее бросил из-за новой пассии, разозлилась и обратилась к знакомому журналисту, поведав обо всех делах ее любовника. До чего же странные наркомата приходиться заводить Арье, чтобы быть в курсе событий. В статье не указывалось имя этого проштрафившегося служителя народа, но то, как его называют автор - Молочником - то всем, даже не осведомлением, стало понятно, что речь идет о сеньоре Дьюке, который буквально год назад был замешан с историей профсоюзов молочных изделий, и потерпел там фиаско.
  Покачав головой над статьей Арье, Генри как раз хотел перевёрнуто страницу, когда на стол, за которым он сидел, кто-то положил огромную толстую книгу в тяжелом переплете. А затем напротив его сал и сам владелец книги. Белчер опустил газету, и посмотрел на того, кто решил под сесть к нему без разрешения.
  Это был мужчина, о которы говорят "немного за сорок". Невысокий, полный, даже толстый, его живот выступал перед ним словно отдельный живой организм, который не хочет помещаться в тесные рамки рубашки и пальто. Лицо одутловатое, но серые глаза пронзительны, словно они видят человека насквозь. Тонкие брезгливые губы, висящие щеки. На длинном носу сбыли круглые очки.
  Незнакомец взглянул на Генри, многозначительно продвигал бровями.
  Мужчина от неожиданности икнул и отложил газету, и пока еще вежливо сказав:
  -- Добрый вечер. Мы знакомы?
  Манипуляция с бровями повторилась.
  -- Извините, я вас не понимаю.
  Незнакомец возвел горе очи, затем сдала очень терпеливое лицо, прокашлялся и нарочито измененным голосом прогудел:
  -- Из достоверных источников я узнал, что вы хотели меня вдеть, сеньор.
  Только сейчас Генр заметил на левом ухе человека небольшую дырку. Только йены носят в этом месте серебряные сережки, которая сразу же говорит о его принадлежности.
  Так, стоп. Круглые очки. Йен. Да это же...
  -- Вы Ицх....-- потрясенно прошептал Генри, подаваясь вперед, пытаясь сопоставить то фото стеснительного мальчика и этого дородного мужчины, но его грубо прервал йен:
  -- Тсссс! Не надо имен! Звоните меня сеньор Каталоне.
  Генри уже взял себя в руки, и внимательно слушал каждое слово собеседника, но не смог сделать улыбки, услышав имя. Именно так звали лет пятнадцать нажал популярного в тот период героя шпионских рассказов
  -- Хорошо, сеньор Каталоне,-- покладисто сказал юрист, потупив глаза.
  -- После... Тьфу. То есть в тот же день, когда было последнее затмение, во время, когда герои пьесы "Будуар" первый раз поцеловались, плюс два часа, в месте...-- тут "сеньор Каталоне" нахмурился, зашевелил губами, но тут же спохватился, снова на пустил на себя важный вид и продолжил,-- в месте, которое считается заброшенным сто лет, но где свиваются трепетные сердца людей в любви. Кодовая фраза - "Нынче ночью такой же холод, к в сердце, которое разбито". Контр-ответ : "Даже шиповник когда-то был розой". Я буду вас ждать. А сейчас сразу не идите за мной, только усья пять минут. До встречи, Генри.
  Ицхак поднялся, резко огляделся, а затем быстрым шагом, иногда пере золящим в бег, скрылся за ближайшим углом.
  Белчер пробормотал:
  -- Мда,-- и невозмутимо вернулся к чтению газеты. Но когда ему принесли блинчики, они почему-то уже не казались ему такими вкусными.
  
  Мередикт готовилась к концерту. За ней должны были заехать буквально через полчаса, и девушка бегала из одной комнаты в другую, ища вещи, и ругая себя, что как обычно, не собрала все заранее.
  Дикт была немного на нервах, она всегда переживал перед выступлением. А сегодня еще обещал прийти Генри с Бертой, пред ними не хочется ударить лицом в грязь. Она почему-то улыбнулась, вспомнив Белчера, но затем спохватилась и нахмурилась - зачем она о нем думает? Ведь у нее есть Арье, они скоро назначат дату свадьбы. И вообще, ей уже двадцать шесть, почему она ведет себя как какая-то девчонка? Но думать о нем хотелось.
  В этот момент в дверь постучали, и Мотылек бросилась туда.
  -- Легок на помине,-- сказала она, чмокнув жениха в щеку.-- Я как раз о тебе думала.
  -- Привет, Дикт,-- Арье остановился в прихожей, почему-то не проходят в комнаты. Дикт уже вернулась в спальню, захлопали двери шкафа, она там что-то искала.-- И о чем ты думала?
  -- О том, как пройдет наша свадьба. Извини, я девушка, и не могу не думать о таких вещах. Да проходи ты в комнату, а то кричать на пол квартиры не очень удобно.
  --Да-да, кончено.
  Арье осторожно пошел к ней, снова остановился у прохода.
  -- Ре, все в порядке?-- беззаботно спросила Дикь, но почему-то внутри все сжалось от предчувствия.
  -- Нет,-- честно ответил он.-- Почему вчера ты был так груба с Софи?
   Мотылек, медленно повернулась к нему. На ее лице было ни кровинки. Голос отдавал льдом, когда она спросила:
  -- Будь любезен, повтори, в чем ты меня обвиняешь.
  -- Почему ты так грубо обошлась с Софией?
  Девушка сделал глубокий вдох, села на кровать. Некоторое время помолчала, теребя пальцами юбку, которую держала в руках.
  -- Арье,-- начала она, и было видно, как тяжело ей даются слова.-- Когда ты предложил быть вместе, я тебя сразу предупредили о некоторых вещах. Одна из них - кто я есть. Я никогда не лгу, всегда говорю то, что думаю. Ты с этим согласия, пообещав принимать меня такой, какая я есть. Я тебе еще раз тогда повторила эту особенность, и уточнила, что всегда отвечаю за все слова, которые произношу, поэтому заставить меня извиниться или взять слова назад - невозможно, потому как если я это сделаю, то изменю себе. А изменять себе для меня, человека который всю жизнь был самостоятельным, не смотря ни на что, равносильно что всадить в грудь кинжал. И ты сейчас пришел, чтобы потребовать, чтобы я извинилась перед
   девчонкой, которая ослепла от любви к одному и неожиданной тяги к другому, и ведет себя бестактно, не умея понять, что другие чувствуют?
  -- Я вполне способен сам себя защитить,-- запальчиво сказал зеленоглазый.
  -- Нет, не способен. Ты не хочешь защищаться, во всяком случае от нее,-- грустно сказала Дикт.
  -- На что ты намекаешь?
  -- Поцелуй меня, Ре. Пожалуйста.
  Это просьба была пронесена с такой силой, жаждой, надеждой, что Арье подчинился. Он сел рядом с ней, потянулся к ее губам, но остановился буквально в сантиметре, смотря на нее. Пустые глаза, которые ничего не видят, он сначала их опасался, потом был ими очарован. Густые ресницы, тонкие прямые брови. Четко очерченные маленькие губы цвета карамели. Черты ее лица благородны, красивы, почти совершенны. Но он был влюблен не в ее внешность, а в то, что спрятано в этом маленьком, почти подростковом теле. Был влюблен...
  Арье зажмурился и попытался ее поцеловать, но она отклонилась. Опустила лицо на руки. Ее спина вздрагивала. Но голос оставался спокойным:
  -- У вас было?
  -- Нет... В смысле, о чем ты? Дикт, любовь моя...
  -- Ре, уйди пожалуйста.
  -- Ты меня прогоняешь?
  -- Да. Тебе нужно подумать - я или она. Когда решишь - пожалуйста, прийди ко мне и дай ответ.
  -- Дикт, о чем ты? Тебе все показалось!
  -- Ре, не унижайся. Я все понимаю. Она красива, умна, страстна, когда влюблена не видит ничего, кроме того человека, которого обожествляет. Раньше это был Генри, но из-за того, что Аннабель до сих пор в его сердце, она отступила. А ту появляешься ты - очарователен, мужественен, решителен, тот, кто увидел в ней девушку, на помощницу. Как можно было устоять?
  -- Дикт,-- выдохнул он, кусая губы. Она права, права во всем. Почему же его сердце не устояло перед легкомысленной девчушкой, так просто оставив позади эту потрясающую женщину?
  -- Ре, иди. Мне нужно готовиться к концерту. Последнее - кого бы ты не выбрал, знай, я буду уважать твой выбор. Ты знаешь меня.
  -- Знаю.
  За ней привезли буквально через десять минут, как ушел Ре.
  В квартиру ворвался худощавый моложавый мужчина - сеньор Гейл, -который постоянно улыбался.
  -- Маэстро, вы готовы? О, Мередикт, где ваше платье? Гримеры вас сделают макияж, волосы уложат, но нужно поспешить.
  -- Не нужно,-- отозвалась Дикт.-- Я хочу выступать так.
  -- Так?-- удивился Гейл, осматривая ее наряд. Зауженные капри цвета хаки и белоснежная рубашка с закатанными рукавами, на шее виднеется странный медальон, - ее обычная домашняя одежда. Мужчина сначала нахмурилась, но тут же просиял, затараторив,- Какая гениальная идея! Какой эпатаж! Еще никто такое не придумывал! Выступать в столь простой одежде, демонстрируя, что вы такая же как они, чт вы все равны! Что не каждый день носите платья и красили глаза! Публика будет в восторге, в восторге! Если вы выйдете еще босиком на сцену - все попадают! Как только приедем, я сразу скажу, чтобы получше проиграли сцену, убрали декорации. Проста - главное, что у нас есть!
  Мотылек никак не реагировала, они лишь прижимала к себе футляр скрипки, и думала о своем.
  
  Генри сидел в зале, болтая с дочкой в ожидании концерта. Девочка с любопытством разглядывала зал, комментируя каждый видимый ею предмет:
  -- ... А почему сцена такая низкая? Ведь это глупо!
  -- Это зал для выступлений музыкантов, здесь акустика хорошая.
  -- Да ну! А шторы синие... Я только красные видела.
  -- Новый писк моды, они их вроде повесили только в этом году.
  -- А кто тот высокой с лысиной? Он еще обнимает какую-то девушку, которая ему в о внучки годиться.
  -- Это сеньор Бенн, он управляющий банка "Камень", А девушка - Аннали, она не внучка, а его дочка.
  -- Откуда ты их знаешь?
  -- Его - потому что покоилось пару раз работать, ее - так как она пыталась привлечь мое внимание весьма спецефичным способом.
  -- Расскажешь?-- загорелась девочка, подскочив на месте.
  -- Дома, дорогая. Здесь по мимо тебя есть еще уши.
  -- Ну лаааадно,-- Берта на секунду замолчала, а затем чуть виновато спросила,-- Ты от меня устал, да?
  -- С чего ты то взяла, милая?
  -- Ты задумчивый и грустный. Я что-то не то сказала или сделала?
  -- Все в порядке, правда. Просто я сегодня встретился с человеком, который меня озадачил.
  -- Как?
  -- Берта, давай обсудим это дома.
  -- То дома, это дома... А о чем можно тогда говорить?
  -- О том, в какую школу ты хочешь пойти.
  -- Я не хочу в школу...-- девочка сжалась и отвела взгляд.
  -- Почему, Берт?-- мужчина озабоченно нахмурился.
  -- Потому что меня там будут дразнить. И не любить.
  -- С чего ты взяла эту чушь?
  -- Потому что я приемная дочь. А они все - родные.
  -- Во-первых, это дело касается только нас двоих,-- Генри мягко взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.-- А во-вторых, это тебя не должно волновать, потому что меня лично никак не тревожит - приемная ты или родная. Главное, мы выбрали друг друга и сейчас вместе. Я отвечаю за тебя, ты же отвечаешь за меня. И в-третих, в школе, куда я бы хотел чтобы ты пошла, учатся дети уважаемых сеньоров и сеньор, которым с детства прививают чувство такта и воспитанность. Ну и последнее... Я никогда буду запрещать тебе давать сдачи, а твой острый язычок может нанести удар очень сильный.
  Девочка сморгнула, затем ни слова на говоря, прижалась к его руке, зарыв глаза. Генри, улыбаясь, гладил ее. Как раз в этот момент занавес начал подниматься, зрители поспешно занимали свои места, в зале воцарилась ожидающая тишина. Свет потух, прожектора освещали лишь сцену.
  Прошла минута ожидания, потом к ним вышла Дикт. Она была босиком, простоволосая, простой рубашке и каких-то укороченных штанах. В ее тонких руках мирно покоилась скрипка. Зрители зашептались, не понимая, почему она выглядит так. Раньше она одевалась как подобает на выступлениях - платья или костюмы, а сейчас так странно... Что это: вызов обществу или такой антураж?
  -- Добрый вечер, сеньоры и сеньоиты,-- сказала Дикт, стоя посреди сцены.-- Предупреждая вопросы скажу - мой наряд ничего не значит. Сейчас значение имеет только музыка, ведь вы пришли именно из-за нее. Поэтому приступим.
  Она положила скрипку на плечо так, словно вытащила из ножен меч. И заиграла...
  Музыка была прекрасна. Казалось, что смычок этой девушки играет на струнах души каждого. Ее движения были легки, стремительны и невероятно естественны. Между произведениями зал взрывался аплодисментами, никто не решке пытался, никто ничего не говорил. Все полностью были поглощены музыкой, она стала единственным, что сейчас важно.
  Генри смотрел на эту хрупкую фигурку на сцене, которая сейчас владела сердцами всех людей в зале, заставляя их то плакать, то смеяться, то замирать, боясь пошевелиться, словно они стояли на краю пропасти. В ее тонких руках была такая мощь, что сложно было представить. Но не это его сейчас волновало. А то, что было внутри этой юной женщины, которая так умело обращалась с душами других людей. Она умела о давать всю себя, не жалея, полностью погрузившись в музыку. Невероятная отдача... Генри первый раз видел как они играет, до этого он пару раз слышал по радио несколько ее композиций, но даже представить не мог, каково это будет в живую.
  Белчер смотрел на нее и понимал, что с ним что-то происходит. Нечто, что владело им долгие годы отпускает, уходит на дальний план, и вместо него приходит что-то другое, не менее сильное и потрясающее, чему хочется подчиняться.
  Он смотрел на нее и не замечал, как его щеки становятся мокрыми от слез.
  
  После концерта Генри пошел за кулисы, надеясь, что его пропустят. Берта держалась за его руку, смотря перед собой пустыми глазами - она еще не отошла от музыки, которая еще звучала у нее где-то внутри.
  Громоздкий охранник, который вежливо, но уверено не пускал потрясенных поклонников к Дикт, увидев Белчера, без вопросов уступил ему дорогу, ткнув пальцем в одну из гримерок.
  Мужчина постучал и, дождавшись "Войдите", зашел в комнату.
  Она сидела в полумраке на диване и расчесывала волосы. Ее кожа была бледна, лишь на щеках был нездоровый румянец, руки мелко дрожали.
  -- Замечательное выступление, Дикт,-- сказал Генри, не зная, что можно было еще произнести. Она улыбнулась, кивнула, принимая похвалу.-- Я обещал познакомить тебя со своей дочерью..
  -- Берта? Это замечательно!-- Мотылек приободрилась и выпрямилась,-- Извини, я настолько устала, что не сразу почувствовала, что ты не один. Берта, можешь пожалуйста подойти?
  Девочка приблизилась, с интересом расстраивайтесь слепые глаза скрипачки.-- Можешь дать пожалуйста руки?-- женщина протянула ладно вперед. Девочка подчинилась, не говоря не слова. Дикт сжала ее пальцы, прислушиваясь к себе, потом рассмеялась, и неожиданно обняла девочку. Та, от удивления, даже не стала сопротивляться.-- Вот это да! Настоящая дочь своего отца,-- отсеявшись, сказала Мередикт.
  -- В смысле?-- удивился мужчина, осторожно присаживаясь рядом с ними.
  -- В прямо . Упрямая, гордая, независимая, не знающая страха и сомнений! Ты прям точная копия Генри, милая.
  -- Меня зовут Берта,-- для порядка сказал девочка.
  -- А меня зови Дикт. Я хочу побыстрее отсюда уйти, так как фанаты имеют странную особенность надоедать. Давайте купим что-нибудь из еды и устоим в меня небольшой праздник?
  -- А в честь чего праздник?-- спросила Берта.
  -- В честь того, что этот день закончился и начинается новый,-- Берта безошибочно нашла сапоги, натянула их на ноги и накинула на плечи не по погоде легкую куртку.-- Пошли?
  -- А ты не замерзаешь?-- осторожно поинтересовался Генри.
  -- Неа,-- легкомысленной ответила она, обнимая одной рукой девочку. Та, на удивление Белчера, до сих пор этому не сопротивлялась.-- Но давайте все же поторопимся, а то поклонники н дадут нам пройти.
  Буквально через час они сидели уже на кухне Мотылька и болтали. Берта буквально светилась от счесться, Дикт посмеивалась и грызла сухарик, Генри же чувствовал непривычное спокойствие и гармонию, словно все было так, как надо.
  -- Дикт, можно вопрос?
  -- Да хоть сто,-- легко отозвалась скрипачка.
  -- Ты всегда была слепой?
  -- Берта,-- укоризненно сказал Генри,-- Дикт, прости, она иногда...
  -- Извиняться не за что, я ценю прямолинейность. Большинство светских сеньоров и сеньорит прежде чем задать этот вопрос три часа буду забивать мозги разной чепухой, попытаются полунамеками, затем почти в прямую... В общем - брр. А насчет слепоты - нет. Я видела до пятнадцати лет, пока однажды не проснулась и не поняла, что вокруг меня лишь тьма.
  -- На ровном месте?-- удивился юрист.-- Разве так бывает?
  -- Да, бывает. Лекарь сказал, что там что-то с нервами, Механики - что ничего сделать не могут, такая технология еще не придумана. Вот так я и осталась один на один с собой.
  -- А как ты ориентируешься? Я давно хотел спросить, с первой встречи был поражен твоими уверенными движениями...-- смущенно спросил мужчина.
  -- По мимо глаз есть и слух, и обоняние, и осязание.
  -- И ты с помощью этого видишь?-- открыла рот от изумления девочка, Дикт рассмеялась.
  -- Нет, милая. Не вижу. Но я могу ощущать мир, а это очень похоже.
  -- Это странно...
  -- Да, странно.
  -- Но круто. У тебя наверно невероятная память, так? Это же как нужно все запоминать, чтобы так ориентироваться в квартире,-- Берта зевнула и потерла глаза.
  -- Может быть, я об этом пока не задумывалась.
  -- А ты где научилась играть на скрипке?
  Дикт сделала странный жест - прижала руку к груди, затем осторожно ответила:
  -- Мой дедушка подумал, что у меня предрасположенность к музыке. И угадал.
  -- Он был пророком?-- рассмеялся Генри.
  -- Не совсем, просто проницательный человек.
  -- Я слышал, что у нас открывается новый Красный Сад, не хочешь сходить с нами?-- неожиданно для себя спросил мужчина.
  -- Красный сад?-- переспросила Дикт, и мужчина побледнел, осознав, что сморозил, но девушка отреагировала на удивление спокойно.-- Почему бы и нет. Я очень люблю прогулки, жаль, что редко выбираюсь.
  -- А Ре?
  -- Ре... Это Ре. Он не очень любит прогулки, предпочитает сидеть дома.
  -- Но ведь он журналист, и должен мотаться не только по городу, но и по стране - туда-сюда,-- осторожно заметил юрист. Сам он такое про своего друга сказать не мог - тот вечно тащил самого Белчера на разные мероприятия, праздники, вечеринки... А тут - Арье домосед. Не мыслимо.
  -- Поэтому он и любить побыть дома.
  -- Ясно... А когда у тебя следующий концерт?
  -- Через неделю вроде.
  -- Можно мы еще раз придем?
  -- О, я буду только счастлива. А почему Берта молчит?-- нахмурилась Мотылек.
  Генри посмотрел на свою дочь и улыбнулся. Девочка заснула прямо за столом, половины голову на руки, и сейчас мирно посапывала. Какая же она милая...
  -- Берта заснула,-- шепотом пояснил он.
  -- Тогда переложишь ее в комнату? Или ты собираешься ехать со спящим ребенком через весь город?-- в ее голосе прозвучали грозные нотки.
  -- А мы не слишком злоупотребляем твоим гостеприимством?-- осторожно уточнил мужчина, осторожно беря девочку на руки. Та сонно причмокнула губами, немного перед вируса голову у него на плече и снова затихла.
  -- Я всегда рада гостям.
  -- Рада?
  -- Да, только гости редко приходят. Пошли, я провожу вас в комнату, --Мотылек встала и пошла к одной из комнат гостей, по пути продолжая ответ на вопрос,-- Просто не все гости искренне и желанны. Вот тебе например интересна только я, это не может быть не лестно. Большинство - любят мою музыку, я не прочь с ними пообщаться, но они бывают изрядно утомительны. Третья группа - стервятники в большей или меньшей степени, они хотят у меня что-то взять или чтобы я что-то им сделал - поговорила с директором зала, посоветовали их чадо или из самих в оркестр... Ладно бы если был слух, а так - пустое. Вот, заходите сюда.
  Комната, куда привела их Дикт не особо отличалась от другой части квартиры - так что все прагматично, немного серо и скромно.
  Генри осторожно положил дочку на кровать. Стянул с ее ног сапожки, снял верхнее платье, оставив в нижнем, распустил косичку, в ото руб были собраны ее волосы, и накрыл одеялом, он действовал неспешно и заботливо, стараясь как можно меньше тревожить спящую.
  Мередикт стояла у двери, облокотившись о косяк.
  -- Ты ее любишь,-- тихо сказала она.
  -- Люблю,-- Генри поправил одеяло и направился к выходу.-- Ее невозможно не любить.
  -- С тобой бы многие поспорили,-- заметила Дикт, осторожно прорываю дверь за мужчиной.-- Она горда, своенравна, пряма.
  -- Видимо, я люблю только таких женщин.
  -- Видимо,-- они снова прошли в кухню.-- Не хочешь выпить что-нибудь покрепче чая?
  -- У тебя есть?
  -- Да, ром пятнадцатилетней выдержки.
  -- Столкомский?
  -- Он самый.
  -- Мотылек, ты просто чудо. Это единственное спиртное, от которого я не могу отказаться - столкомский ром, да еще с такой выдержкой.
  -- Я вся в деда. Достать пожалуйста бокалы, они в верхнем правом ящике слева от окна.
  Они сели за стол, Генри как сеньор разлила спиртное по бокалам.
  -- За этот вечер,-- предложила Дикт.-- Пусть такие вечера будут почаще.
  -- Полностью с тобой согласен.
  Они сели рядом, выпили. Генри повертел в руках бокал, затем спросил:
  -- Вы с Ре поссорились?
  -- Давай правда за правду.
  -- Опять?
  -- Да. Так легче будет нам обоим... когда говоришь правду не только ты. Чувствуешь себя не настолько ко незащищенным, как обычно.
  -- Хорошо. Тогда первый в этот раз я.
  -- Начинай,-- кинула Мередикт и отставила бокал.
  -- Что у вас с Ре?
  -- Он заинтересован другой девушкой.
  -- Другой девушкой?-- Генри нахмурился.-- Быть такого не может, он так на тебя смотрит, так о тебе говорит.
  -- Может. Женщины такие вещи чувствуют, к сожалению.
  -- И кто она?
  -- Ты ее знаешь.
  -- Знаю? София?
  -- Да.
  -- Я конечно не хвастаюсь, но буквально неделю назад она клялась мне в любви.
  -- Девушки в ее возрасте легко переключиться, могут в любой моменты найти другой объект обожания.
  -- Так вы расстались? Извини за не тактичность.
  -- Ничего, в лоб лучше. Насчет расстались - не знаю. Я дала ему выбор - либо он с ней, либо со мной. Я не готова делить человека, которого люблю
  -- А он?
  -- Он... Не знаю. Наверно, Ре выберет ее. Она моложе, красивей, наивней. Я не буду как она слушать его вранье и бред с таим энтузиазмом, как она.
  -- Его вранье?
  -- Да. Вранье. Арье очень лживый человек, я знала это с первой встречи. Точнее даже не лживый, нет. Это звучит как оскорбление. Он двуличен, сам толком не понимает, что ему нужно.
  -- Мне он казался всегда предельно искренним.
  -- Он умеет лгать. Теперь мои вопросы.
  --Да, кончено
  -- Аннабель. Ты о ней думаешь?
  -- Думаю, но не так, как раньше,-- мужчина закрыл глаза и о кинулся на стуле.-- Я не знаю, что чувствую к ней. Обиду за предательство? Нет. Ту же слепую любовь? Тоже нет. Мне нужны ответы, лишь тогда я смогу понять, что именно о ней думаю.
  -- Разумно. А ты не обвиняешь ее в том, что так долго жил с любовью к ней?
  -- Нет. Это точно нет. Я любил другого человека, ему хранил верность все это время. То, что она есть сейчас по фактам - не моя любовь, которая по утрам называла меня"львенком" и целовала в губы. Не та, после чьей смерти я не мог дышать, чей голос слышал так много раз, о снах с которой грезил, чтобы хотя бы в мечтах с ней увидеться и еще раз сказать о своих чувствах. Я не могу сопоставить этих двух людей. Моя Аннабель умерла, а то, что живет сейчас - я не знаю. Во всяком случае, мне пока легче думать так, эту боль хотя бы можно терпеть.
  -- Ты ее так любил? До фанатизма?
  -- Фанатизм?.. Наверно да, ты права. Только недавно я начал задумываться, насколько был безумен. На была моим идолом, которому я покланялся и которого обожал.
  -- От такой любви можно устать.
  -- Наверно, можно. Но я... Я не умею любить по-другому, Дикт. Я отдаюсь полностью, весь целиком. И лишь тогда я счастлив.
  -- Ты не нормальный, Генри.
  -- Я сумасшедший, Дикт. И с этим не спорю.
  Он налил еще бокал, в этот раз ори пили без тоста. Затем Белчер спросил:
  -- А что для тебя любовь, Дикт?
  -- Все. Каждый стук сердца, каждое движение и прикосновение. В этом я с тобой похожа, Генри. Ради любви я готова умереть не раздумывая. Броситься на пики, шагнуть со скалы или... выпить смертельный, мучительный яд,-- она побледнела, Генри увидел, что ее пальцы вцепились в стол, словно он был единственным спасением в море чувств.
  -- Ты любила так,-- прошептал Генри, беря ее за руку.
  -- Любила. Но это было настолько давно, ты даже представить не можешь.
  -- Наверное,- губы мужчины дрогнули в улыбке.-- Но этот, кого ты любила - не Ре.
  -- Нет. Прости. Меня к нему тянуло - да. Он забавный, милый лгунишка, который может объять одной фразой. С ним был тепло, но не более. Но не более...
  -- За что извиняться? Правда есть правда.
  -- Ты прав. Вот такие мы безумные, Генри. Ради любимого человека готовы...
  -- ... готовы на все,-- закончил за нее Белчер,
  Он смотрел на ее лицо, на эти совершенные черты, на то, как складывается понимающа полуулыбка на ее бледных устах.
  -- На все,-- эхом повторила она, и как-то горько рассмеялась, тряхнув волосами.-- Ты первый, кто услышал это от меня, Генри Белчер.
  -- Жалеешь, что сказала?
  -- Ни капли. С тобой можно быть искреннем.
  -- Как и с тобой.
  Юрист держал в ладонях ее хрупкую руку с этими невероятно чувствительными и чувственными пальцами. Он смотрел на них, а в следующее мгновение прижался к ним губами, зажмурившись.
  Мередикт вздрогнула как о укола. Охнула. Но ладонь не вырвала, наоборот - дрожащей свободно рукой дотронулась до волос мужчины. Нежно их перебралась, спустилась за скулу. Он оторвался от нее и настороженно следил за ее движениями, одновременна желая их и боясь. Она ласкавшим движение качнулась его подбородка, спустилась на шею. Затем рука со скользнула на его грудь. Дикт слышала как под ее пальцами бешено бьется его сердце.
  Генри осторожно, словно боясь спугнуть, протянул руку и дотронулся ее плеча. Сжал его.
  Она попыталась встать, но запуталась и упала ему на колени. Она обнял ее, прижимая. Она вцепилась в его спину, словно не собираюсь никогда отпускать.
  -- Что же мы делаем, Генри,-- пошептала девушка.
  -- Я не знаю. Дикт.
  Она вырвалась из его объятий, пятясь спиной в выходу.
  -- Нам нужно спать. Завтра рано вставать.
  -- Кому?
  -- Не знаю. Кому-то.
  Генри вздохнул, поднялся со стула и подошел к ней. Взял за руку, поцеловал пальцы, попросив:
  -- Тогда проводи меня до комнаты.
  
  Он проснулся буквально за минуту до рассвета. Лежал, прислушиваясь к ее дыханию. Она лежала у него на плече и мирно спала. Генри открыл глаза и посмотрел на нее. Ее пепельные волосы размещалась по подушке, рубашка вся измялась. Ее губы были слегка приоткрыты, на лице - умиротворенность.
  Между ними ничего не было. Они просто сидели на кровати в темноте и разговаривали всю ночь, пока не вырубались от усталости и счастья, которые оба так давно не испытали.
  Им не хотелось физической близости, достаточно того, что были рядом. И это "рядом" было похоже на блаженство.
  Белчер не думал, что сможет еще раз испытать такое, что его сердце выдержит. Он уже смирился с мыслью, что в его жизни будет место любви только к одной женщине, когда появилась Дикт.
   Мередикт. Как мало он о ней знает, а она, кажется, знает и понимает все.
  Сколько ей? Двадцать три, двадцать семь? Она невероятно проницательна и умна, плюс старается это не особо афишировать, что делает ее еще мудрее.
  Невероятная женщина.
  Генри осторожно провел кончиками пальцев по ее волосам. Мягкие. От нее пахло какими то травами, лесными цветами и морской солью. Эти детали переплетались между собой, рождая именно тот неповторимый запах этой женщины. Любимой женщины.
  Мужчина замер. Любимой. Это слово эхом пронеслось по всему телу, вызывая странную дрожь.
  Белчер облизал губы и приподнялся на локте. Неужели он и вправду?..
  Дикт глубоко вздохнула и открыла глаза. Тепло улыбнулась, и с насаждение прижалась к мужчине, пробормотав, хриплым со сна голосом:
  -- Доброе утро, Генри.
  -- Доброе утро, Дикт ,-- эхом отозвался мужчина.
  -- Давно я так сладко не спала, словно младенец,-- она потерлась щекой о его плечо.
  -- Как я тебя понимаю...
  -- Как на сегодня планы у тебя?
  -- В контору. Потом пройтись с Бертой по школам.
  -- Можно, я вечером приеду к вам на ужин?
  -- Я буду рад, если ты приедешь.
  -- Это хорошо,-- мурлыкнула она.
  Генри сглотнул. Ее лицо находилось буквально в дюйме от его. Так близко, и так далеко,
  -- Дикт...
  -- Да?
  Она повернула к нему лицо.
  -- Ты красивая.
  -- Правда? Спасибо-- она слегка покраснела.-- Приятно это слышать от тебя. А у тебя очень нежные руки, мне нравится.
  -- Спасибо.
  Ее дыхание коснулось его шеи. Он втянул воздух носом. Потом, не раздумывая больше ни секунды, поцеловал ее.
  У нее были очень мягкие губы. Мягкие и податливые. Она сначала замерла, словно не веря, потом ответила на поцелуй.
  Генри почувствовал, как счастье заполнены его до краев, как вдруг она отстранилась. Затем от вернулась и тихо, но уверено сказала:
  -- Мы не должны.
  -- Почему? Ведь нам хорошо вместе.
  -- Да. Но я не могу сейчас. Прости.
  -- Все хорошо,-- мужчина пытался скрыть досаду и непонимание.
  -- Давай будем друзьями? Пожалуйста, я не хочу тебя терять,-- умоляюще пошептала она.
  -- И я не хочу.
  -- Тогда пора вставать,-- она легко поцеловал его в щеку и вскочила с кровати.-- Впереди еще много дел.
  
  Генри сидел дома перед камином и пил чай.
  В конторе все в порядке, Софи успешно со всем справилась, пока его не было. Она молодец. Но почему-то сейчас смотрит на него волком, словно он в чем-то виноват перед ней.
  С Бертой они обошли школы, которые находилась недалеко от дома. Девочке понравилась две - общая городская школа номер пять и гимназия имени Лемма, знаменитого Механика. Генри был за гимназию, хотя та находилась дальше, чем пятая школа. Девочка решала подумать до завтра, и тогда они выберут, куда подавать заявление. Белчер был уверен, что им удастся поступить туда, куда захочет его дочь. Главное, чтобы она сама решила. Если в гимназию- то он наймет учителей, чтобы подтянуть ее до нужного уровня, это не проблема.
  Мередикт... Она позвонила, и сказала, что сегодня не прийдет. У нее появились дела. Но Белчер знал, что она просто не хочет его провоцировать лишний раз.
  Он закрыл глаза, откинувшись на кресла.
  Дикт, Дикт, Дикт. Словно капли внутри него срываются и падают вниз, куда-то далеко. Белчер понял, что ему сложно представить, чтобы было, если бы они не встретились. Как он тогда бы мог жить?
  Берте Дикт понравилась. У них есть что-то схожее. Он вспоминал, как вчера скрипачка обнимала его дочь. Это было так естественно. Наверно, со стороны они были похожи на семью. Как бы ему хотелось, чтобы это было так.
  Снова жениться? Почему бы и нет. Он хочет детей, своих детей. Хочет, чтобы кто-то бегал по дому, играл, пищал и, когда он приходил с работы, обнимал его за шею, называя "папа". Берта показала ему, чего не хватает в его жизни.
  В комнату зашел Ральф, прокашлялся и сказал:
  -- К вам Арье, сеньор.
  -- Ре?-- мужчина нахмурился. Раньше он был бы рад, что его друг пришел, а сейчас - чувствовал скорее неловкость за то, что было у них с Дикт.-- Хорошо, проводи его ко мне.
  -- Да, сеньор.
  Журналист вошел в комнату буквально через секунду, точнее даже на зашел - ворвался.
  -- Генри, мне нужно с тобой поговорить. Я не могу больше так!
  -- И тебе доброго вечера. Что случилось?
  -- Я запутался,-- Арье рухнул в кресло напротив хозяина дома и схватился за голову.-- Не знаю, не знаю что делать. Это ужасно. Я так устал, а еще это...
  -- Давай по порядку. Будешь чай или что-нибудь покрепче?
  -- Нет, не нужно. Я тогда не смогу рассказать. Генри, я дурак. Я называл тебя сумасбродом, но сам я оказался настолько умалишенным! Я обручен с Дикт, но Мотылек не она. Она настолько уточнена, грациозна, настолько невинная и живая. Я обмираю, когда вижу ее. Двигаться не могу, просто смотрю на нее, не могу налюбоваться.
  -- Ты влюбился в Софию.
  -- Да! Я дурак, дурак,-- Арье начал биться лбом о сцепленные в судороге руки.-- Я такой идиот... Генри, это невыносимо. Я безмерно уважаю Мередикт, не хочу сделать ей больно, но Софи... Она мое все. Если я женюсь на Мотльке, то буду прокл нать себя всю жизнь, начну ненавидеть свою жену, потому что она на София. Генри, что мне делать...
  -- Поговори с Дикт.
  -- Уже говорил. Она сказала - выбирай, соглашусь со всем. Но я знаю ее, она замкнется в себе, никому не позволит увидеть свою слабость и боль, будет страдать в одиночестве. Я ею очень дорожу и не хочу, чтобы было так. Генри... Пожалуйста, скажи что мне делать! Ты умный, хладнокровный, расчетливый. Ты знаешь, как мне поступить.
  -- Нет, не знаю,-- холодно ответил мужчина.-- Извини, но это ваши взаимоотношения, я не имею права туда вмешиваться. Это, по крайне мере, не воспитано.
  -- Но ты так ловко все можешь рассказывать по полочкам! Так, что чтоы носиться понятно, что правильно, а что нет. Генри, умоляю!-- Ре смотрел на него, не отрываясь, так, словно Белчер был каким-то божеством. Юрист невольно поежился - он не любил, когда кто-то на кого-то так смотрят, для него это выглядело проивоестестено.
  -- Ладно, я попробую,-- с трудом согласился Генри, но поднял ладонь, прибывая к молчанию, когда Ре попытался рас пытался в любезностях.-- Но сначала ты расскажешь мне все как было.
  -- Да-да, конечно! Ты мой спаситель, друг,-- Арье все же полез обниматься. Белчер возвел горе очи, тяжело вздохнул, но промолчал. Журналист начал, когда немного упокоился и смог взять себя в руки.
  -- Мы начали переживать к вечеру первого дня, но решили дать тебе срок - до утра третьего дня. И вот, он настал - а от тебя нет вестей, и тогда мы решили действовать. твоим родителям решили не сообщать, чтобы лишний раз не нервировать. Остались я, Берта и София, кто знал о случившимся. Девочку мы не могли взять с собой, хотя она и рвалась. Сначала мы с Софи только и делали, что ругались, не могли согласиться, с чего начать. Потом как-то сложилось, начали действовать чуть ли не синхронно... Когда мы обедали во время четвертого дня твоей продажи, но я внезапно понял, что передо мной сидит девушка. Это глупо, да, но я раньше ее просто воспринимать твоей помощницей, не более. Когда мы сидели у нее на квартире, она быстро приготовила поесть - скажу сразу, готовит она превосходно, - и взобралась на кресло с ногами. Представляешь? Словно ребенок... Я увидел, насколько у нее изящные щиколотки, а ноги - почти как у жеребенка... Софи потерла стопы, виновато улыбнулась и сказала: "Прости, просто ноги немного гудят". Тогда я понял, что передо мной девушка, которая не спит уже вторые сутки, мотается по городу, пытаясь найти своего шефа, которая валиться уже от усталости, но лишь виновато говорит "немного гудят ноги". И тогда у меня в голове щелкнуло. Она же девушка, почти девочка! И я понял, что она красивая девочка. С тонкой фигурой, невероятно длинными и тонкими ногами, изящными ступнями, с великолепными волосами и настолько очаровательной улыбкой, что я... что я,-- Ре запнулся и покраснела.-- Я ее поцеловал. А она ответила...
  -- Это все, что было между вами?
  -- Да. Это все. Но этот поцелуй... Она прекрасна, Генри. Она настолько чиста, невинна, сильна и в то же время в ней столько женственности и гармонии, что редко у кого встретишь. После касания ее губ я больше не могу целовать Дикт, я чувствую, что предаю ее, и это больно. А Мотылек это чувствует, она настолько проницательна, что скрыть от нее ничего не возможно. И в то же время бросить ее, сказать, что больше не могу быть с ней - будет ложью. Я разрываюсь, Генри.
  -- Тебя беспокоит только это?-- уточнил Белчер. Он слышала в его тоне, что не все было сказано.
  -- Честно?
  -- Раз уже начал, то заканчивай чистой правдой.
  -- Она меня пугает.
  -- София?-- нахмурился Генри.
  -- Да нет же - Дикт. Она какая-то странная.
  -- Чем?
  -- В один день она со мной ласкова, нежна, а в другой... Помнишь, когда мы вчетвером сидели? В тот день она была злой, прямой, у меня возникла мысль, что я ей противен. А дома - все было хорошо.
  -- Может она просто устала или переживала за тебя?
  -- Может быть... Генри, что мне делать?
  -- Я не знаю, Ре. Но скажу одно - делай так, чтобы быть уверенным, что ты не пожалеешь. Ни сейчас, ни завтра, ни через десять лет.
  Арье нахмурился, помолчал минуту. Потом внезапно просветлел лицом, вскочил на ноги и бросился обнимать друга, бормоча:
  -- Я знал, знал, что ты поможешь! Спасибо!
  И, не прощаюсь, вылетел вновь из комнаты.
  Белчер, ошарашенный, сидел в кресел и, хлопая глазами.
  -- Что это было?-- прошептал он, качая головой.
  Он посидел еще пару минут у камина, анализируем сегодняшний день, потом хмыкнул и пошел к себе, решив, что по на сегодня заслужил отдых.
  Но Белчер немного ошибся. Поднимаясь по лестнице он буквально нос в нос столкнулся с дочерью.
  -- Берта?
  -- Генри? - почти синхронно воскликнули они, но тут же осеклись. Мужчина перешел на шепот:
  -- Ты что что здесь делаешь?
  -- Я... Я... А ты что делаешь?-- пошла в ответ девчонка, пряча что-то за спиной.
  -- Берта,-- прищурился Белчер.-- Ты два часа назад сказала, что идешь спать, и чтобы тебя не беспокоили. При условии, что у тебя есть личная уборная, возникает вопрос - что ты делаешь?
  Девочка сжалась, виновато на него глянув.
  -- Мне не спалось, и я захотела почитать.
  -- И?
  -- Я просто не могу читать, если ничего не жую. Вот!
  Она ожидала услышать крики или ругань, так как в приюте ей очень часто доставалось за эту привычку, и она была удивлена, когда услышала смешок, потом немного усталое, но доброе:
  -- Тогда пошли что-нибудь тебе приготовлю.
  Они сидели за столом, Берта читала книгу и жевала бутерброд, приготовленный отцом, а Генри смотрел на дочь и думал. Девочка так погрузилась в книгу, что не замечала что происходит вокруг.
  Юрист любовался дочерью. Она была в легком халате и легких домашних туфельках серо-фиолетового цвета. Ее рыжие вьющиеся волосы собраны в неряшливый хвост, а аквамариновые глаза жадно читают строчку за строчкой.
  Генри взглянул на обложку. "Сборник пьес А. Олни. "Вечерняя встреча". "Вина в вине". "Будуар". "Жизнь кролика". "Молоко из слез". Белчер почувствовал беспокойство, еще раз прочитал название. И тут вспомнил.
  Ицхак.
  -- Берт, можно тебя отвлечь?
  -- Мгм,-- промычала девочка, не отрываясь от книги.
  -- Ты прочитала уже пьесу "Будуар"?
  -- Мгм.
  -- Ты случайно не помнишь, когда первый раз поцеловались герои?
  Девочка взглянула на него поверх страниц.
  -- В девять тридцать вечера, там еще какой-то каламбур был на эту тему.... Стоп. Это что, урок, что я не должна читать такие книги?-- недовольно спросила она.
  -- Нет, просто...-- мужчина вновь вспомнил свое обещание говорить ей только правду. И рассказал ей о встрече с йеном.
  Девочка внимательно выслушала, отложив книгу.
  -- Когда было затмение последнее?
  -- Двадцатого числа второго месяца осени.
  -- А сейчас какое число?
  -- Второй месяц осени, восемнадцатое. То есть через три дня?
  -- Да. Время получается полдвенадцатого.
  -- Осталось место.
  -- "Которое считается заброшенным сто лет, но где свиваются трепетные сердца людей в любви",-- процитировал мужчина.
  -- Стой, я где-то это читала! Сейчас. Ведь промелькнуло в голове. Мммм,-- она зажмурилась.-- "Где сотни лет никого нет, и каждый влюбленный получает ответ". Точно! Вот это. Этот стих уже классика, написан лет сто назад.
  Генри молчал, боясь спугнуть ее презрение.
  Она открыла глаза и считал во улыбнулась:
  -- Это строчка стихотворения. Оно называется "Поле грез".
  -- Что?-- Генри нахмурился.-- В смысле?
  -- Не тупи! У нас в городе есть только одно место, которое так называться.
  -- Берта! Ты умничка! Я тебя люблю,-- воскликнул Генри, хваткая дочь в объятия. Та радостно рассмеялась, тоже его обнимая.
  И лишь когда он поставил ее на землю, тихо сказала:
  -- Кажется, я тебя тоже люблю... Па.
  
  
  Мередикт сидела в гостиной у Генри, и ждала, когда он придет с работы вместе с Софией. Они утром созвонились, и решили, что если идти по пути Анны - то откладывать не нужно. Договорились на семь часов, а она, по давней привычке приходить заранее, ужа была у дверей в шесть двадцать.
  Ральф проводил ее в комнату, где они вчетвером разговаривали прошлый раз, предложил чай или кофе.
  -- Благодарю, но чай я уже выпила. А стакан воды и что-нибудь из фруктов будет в самый раз... Прошу прощения за наглость.
  Ральф тепло улыбнулся ей, хотя она и не могла этого видеть. Ему нравилась эта девушка. Жаль, что хозяин не подумывает о женитьбе.
  -- Что вы, сейчас все принесу. Вам воду теплую или холодную?
  -- Холодную, если можно - со льдом. А из фруктов - яблоко или грушу.
  -- Конечно, сеньорита.
  Он вышел вон, оставив ее саму. Дикт прислушалась к дому. Сейчас здесь было четверо человек, одна из которых Берта. Если бы она не знала, что эта девочка приемная, но точно бы решила, что Генри ей родной. Было в них что-то неуловимо схожее.
  Девочка находилась на втором этаже вместе с кем-то. Наверно, это и есть Лиззи, о которой она слышала. Стук сердца этой женщины был тяжелым и медленным, она больна. Девушка нахмурилась, и попыталась вслушаться более тщательно. Но как раз в это момент в комнату вернулся Ральф:
  -- Прошу. Поднос перед вами, сеньорита..
  -- Называйте меня Мередикт или лучше Дикт, как вам удобней.
  -- Как скажете, Дикт.
  -- Ральф, вы присядете со мной? А то быть одной в комнате, когда ничего кроме слуха тебе не доступно - мучение.
  -- Да, конечно.
  -- Вы давно работаете у Генри?
  -- Именно у Генри - пятнадцать лет. А так я еще будучи молодым пацаненком устроился работать у Михаэля Белчера, отца Генри.
  -- Он мне никогда не рассказывал про отца,-- озабоченно спросила девушка, надкусывая яблоко, которое она безошибочно взяла с тарелки.
  -- Понимаете, в чем дело... Тут давняя семейная история, я не уверен, что имею права о ней говорить,-- ответила Ральф.
  -- А можете хотя бы в общих чертах? Я уверена, что из сеньора Белчера ничего невозможно вытащить.
  -- Ваша правда, Мередикт. Очень сложно понять, что на уме у Генри. Он срывался только два раза... И эти разы были страшны для всех, потому что как-то забывается, что он очень эмоциональный мальчик.
  -- Генри эмоциональный?
  -- Вы не поверьте, но да. Но все эмоции он держит в себе
  -- Так что там вышло с ним и его отцом?
  -- Генри не любят, когда им командуют, единственным исключением была Аннабель. А Михаэль Белчер - военный, он привык раздавать приказы и ждать их выполнения. Он очень хотел, чтобы его дети пошел по его стопам, но этого не случилось, будучи еще юношей, Генри сказал свое решительное нет по этому поводу. Они не разговаривали после несколько дней, и наверно, не разговор влив до сих пор, если бы не мать Генри - Анжелика. У нее очень слабое здоровье, и когда она все же узнала, что случилось между ее мужем и сыном, то у нее случился инфаркт. Ее еле спасли.... Теперь Генри считает, что в этом виноват его отец, а Михаэль винит сына. Генри как раз в этот период женится на. Аннабель, и они переезжают жить отдельно. С родителями Генри общается крайне редко, Михаэль направил теперь все свои силы на воспитание младшего сына, который хочет продолжить дело отца. Они встречаются все вместе только один раз в год - на дне рождении Анжелики, которое. Как раз будет через неделю.
  -- Но ведь когда у Гении был первый... срыв, то отец пришел к нему.
  -- Да. Только из-за любви к Анжелике, которая его об этом умоляла - она сама была слишком слаба для этого.
  -- А как его родители отнеслись к Берте?
  -- Пока этого никто нет знает.
  Дикт кивнула и задумалась, подумывая яблоко. Как раз в этот момент раздался дверной звонок.
  Ральф поспешно пошел открывать дверь, извинившись перед гостьей.
  Через минуту в комнату вошел Арье - в потертых старых штанах, коженной куртке и вязаном шарфе он смотрелся немного нелепо.
  -- Добрый вечер, Дикт,-- сказал зеленоглазый, останавливаясь у дверей.
  Мотылек повернула к нему голову и улыбнулась
  -- И тебе привет.
  Мужчина прошел и сел возле нее. Арье не отводил взгляд от ее лица и не знал, что сказать.
  -- Ты сделал выбор, Ре?-- наконец спросила она. Ее голос немного дрожал.
  -- Да,-- тихо ответил он.
  -- София -- утвердительно сказала Дикт, и склонила голову.
  -- София,-- подтвердил он, боясь на нее смотреть.
  -- Я понимаю,-- тихо сказала девушка. Некоторое время помолчала, потом спросила,-- Думаю, ты будешь не против, если для нас ты остаешься другом?
  Мужчина не веря посмотрел на нее.
  -- Ты правда?..
  -- Я не хочу терять тебя полностью. Думаю, как друзья мы сможем...
  Он облегчения выдохнул и рассмеялся, затем вскочил и, подхватила девушку на руки, закружил ее по комнате, чуть ли ни крича от восторга:
  -- Ты замечательная, Дикт! Связь лучшая из тех, кого я знал!
  Она рассмеялась в ответ.
  Как раз в этот момент в к она ту вошли Генри и София
  Белчер посмотрел на кружащихся и заметил:
  -- Отчего такое бурное веселье?
  -- Мы друзья!-- воскликнул Ре, поставив таки Дикт на пол и поцеловав ее в обе щеки.
  -- Это хорошо?-- тактично спросил Белчер.
  -- Это просто замечательно! Так ведь, Дикт?
  -- Так.
  -- Тогда подождите меня, я сейчас предупрежу Берту и мы отправимся сразу же. Или вы хотите перекусить? Нет? Тогда я скоро.
  
  Поход в подземелье оказался провалом.
  Друзья, готовые ко всему, с многочисленным снаряжением в виде веревок, фонарей, аптечки и многого другого спустились вниз, открыли дверь и не прошли и двухсот метров, как наткнулись на кирпичную стену.
  -- А кладка-то новая,-- оторопело пробормотал Ре, тыкая пальцем в камень.-- Навряд ли больше недели... Смотрите, цемент еще белый, недавно только засох.
  -- Откуда ты в этом разбираешься?-- спросила София, исследуя стены возле кладки.-- Но ты прав, сравните здесь и здесь...
  -- Я месяц назад писал статью про строительство в нашем городе. Пришлось некоторые нюансы узнавать, чтобы быть в курсе,-- гордо сказал Арье.
  -- И что теперь?-- спросила Дикт, кончиками пальцев исследуя кирпичи.-- Будем ломать?
  -- Меня с Ре для этого будет маловато,-- заметил Генри. Между его бровей пролегла морщина.
  -- Тогда один выход - назад. Может мы пропустили какой-нибудь ход?
  -- Нет, тут один ход,-- ответила Дикт. Затем пояснила,-- Я по эху чувствую.
  И им пришлось идти по домам, оставшись и с чем.
  Генри проводил Дикт домой, Ре и София ушли сразу же от Завода-13 в своем направлении. Скрипачка на прощание поцеловал Генри в лоб и закрыла дверь. Он украдкой вздохнул, по совести говоря, надеялся до конца, что его пригладят на чай.
  Назад он решил пройтись пешком, чтобы подышать воздухом и подумать - при ходьбе у него это получалось лучше всего.
  Улицы города были освещены фонарями. Осень уже начала переходить в зиму, почти полностью обглодав деревья. Ветер был сильным, но не очень холодным, но лужи, которые остались после дневной мороси, начали покрываться тонкой корочкой льда.
  Громоздкие, немного нелепые здания, сделанные из темно-красного кирпича, сочетались с историческими постройками, в которых была доля элегантности и аристократизма. Кое-где на тротуарах чернела земля клумб, которую еще не спели укрыть на зиму.
  Желтый свет из окон падал на землю, создавая театр теней. Кто-то стоял у окно, кто-то ругался, некоторые курили, в других окнах можно было разглядеть часть обстановки комнаты. Но были и слепые окна, где свет еще не включался, наверно, хозяева этих квартир и домов легли спать или же еще не вернулись.
   Генри закинул голову, вдыхая прохладный воздух. На небе маленькими маяками светили звезды. Луна была молодой, и ее серп казался настолько тонким, что думалось что сильный порыв ветра способен ее разбить.
  Город ворочал, шумел. Раздавались чьи-то голоса, изредка порыкивание проезжающих вдали машин, где-то работал какой-то механизм, иногда дребезжали электрических провода.
  Мужчина улыбнулся, наслаждаясь мгновением. Он очень давно не делал этого, а оказывается Меньтеур так прекрасен.
  Все было было просто замечательно, если бы сзади не раздались шаги и чей-то хриплый и наглый голос не завил:
  -- Сениор, поговорить трэба.
  Выговор был явно юго--западный, скорее всего даже Аварский. Именно в Аварии были очень неплохие наемники.
  Уже поворачиваясь к говорившему, Генри знал, что увидит - мужчина да тридцать, худой, невысокий. Лысый. Черты лица мелкие, крысиные. Одет в какую-то рвань, которая, не мешала ни единому движению аварянина.
  -- Вы что-то от меня хотели, сеньор?-- спросил Генри, просчитывал варианты. Нож, который он с собой обычно носит, был сзади за поясом. Но туда еще дотянутся надо.
  -- Мой хозяин передал пожелание, шоб ты перестал сувать свой нос туда, где не нада. И передать, что если не сделаешь, что он хочэ, то тебе будет очень не хорошо.
  -- Это все?
  -- Неа. Мне еще доплатили, шоб ты понял, о чем тебе говорять,-- крысиные глазки мелькнули в свете фонаря.
  -- И что ты сделаешь, чтобы я понял?-- холодно уточнил мужчина.
  Так, что может этот наемник? Револьвер - слишком громко, длинное холодное оружие здесь не подойдет - переулок слишком узкий,поэтому ему приедятся подойти, чтобы воспользоваться.... Да.
  -- Вот эта,-- ощетинился аварянин, кидаясь вперед. Движения у него были невероятно быстрыми, плавными. Мужчина еле успел отшатнуться, и выхватить нож.
  Промахнувшись, наемник выругался, затем развернулся и бросился еще раз, но в этот раз голыми руками. Удар, предназначавшийся в челюсть, зацепил скулу. Белчер, повинуясь инстинктам, шагнул назад, выкидывая руку с ножом.
  Аварянин после неудавшегося удара по инерции сделал шаг вперед. Генр ощутил, что нож встретил сопротивление.
  Намник охнул, схватившись за продырявленное плечо, и упал на землю, споткнувшись о подножку мужчины.
  Генри выдохнул и со всей злости ударил лысого по ногам. Раздался хруст, а затем истошный вопль.
  Белчер присел у покалеченного наемника, судорожно дышавшего и пытающегося подняться, и сказал ему в лицо, не отводя взгляда от глаз, которые уже были мутными от боли:
  -- Передай своему хозяину, чтобы подавился своими пожеланиями.
  Встал, отряхнул пальто и пошел дальше, как ни в чем не бывало.
  Лишь уже у дома, он позволил себе обессиленно сесть на желтый газон. Потрогал скулу и поморщился. У гада был кастет, а он и не заметил. Хорошо, что по касательной, хоть не так распухнет.
  Мужчина на секунду задумался, потом растянулся на земле, наплевать на влагу и холод.
  Итак, что он имеет.
  Первое покушение.... Хотя нет, стоп, второе. Первые было после первой встречи с Дикт и того ужина. Но взаимно связаны ли они? Тот человек ничего не успел сказать, сразу смысля. А тут даже послание... Ладно. Будем считать, что два покушения.
  Затем, стена. Как утверждает Ре, кладка новая. И сегодня покушение было сразу после встречи с Арье и другими... Неужели?
  Мужчина резко сел. Нет, нет. Не может быть. Только не Арье...
  Но факты, факты... Кто знал, что он будет у Дикт? И во сколько пойдет домой? Ре и Мередикт. Кто знал о ходе, что он обнаружил? Ре, Мередикт, София и Берта и архитектор, но этого сразу отбрасывем, случайный свидетель. Кто знал, что он пойдет с Дикт? Мередикт, София и Ре.
  Значит, кто-то из троих.
  Мужчина обхватил голову руками, зажмурился.
  Мередикт. Да, она слепа, но так ловко ориентируется. Но их познакомил Ре, это случайность. Она умна, красива, очаровательна... Стоп. Это к делу не относится.
  София. Дочь мэра, влюбленная в Генри глупышка будет за ним следить? Зачем? Хотя тут тоже есть логика. Она и работает с ним, и достаточно умна, чтобы видеть и слышать. Но их знакомство - тоже случайность. Не специально же двенадцать лет назад она тогда упала с моста?
  Арье. Его лучший друг. Бывший любовник Анны, как он утверждает. Как он утверждает... Где были мозги Генри раньше? Да, Ре и Анна были друзьями. Вроде были. А Аннабель никогда не спала с теми, кого считала другом, по ее мнению - после постели бросить было предательством, а друзей она не предавала. И эта фраза про позаботиться о Генри. Неужели она этому журналисту доверила больше мужа? И то, как они познакомились. Арье сам подошел к нему. На похоронах он тоже не был. Анна всегда общалась с зеленоглазым родственником Правителя вне дома... Родственник правителя.
  Арье.
  Генри закусил губы чуть ли не до крови, чтобы не закричать. Неужели он доверял предателю все это время? Неужели все это ложь? И то, что он сказал он Анне - он таким образом ее подставил, так как о том, что она жива никому не следовало знать.
  Аннабель...
  Мужчина наткнулся взглядом на механическую кошку, которая стояла буквально в трех шагах от нее. Игрушка жены, которую она поставила по своей прихоти, хотя Генри терпеть не мог кошек. Мужчина вскочил на ноги и, медленно подойдя к статуе, со всей силу пнул ее ногой, уже не контролируя себя.
  Бах! Звук удара эхом пронесся по всей спящей улице. В близстоящих домах загорелся свет, кто-то закричал нечто оскорбительное о хулиганах и пьяницах.
  Раздался щелчок где-то внутри механического зверя.
  Пасть кошки открылась, повиснув лишь на одной стороне. Из рта зверя что-то упало в траву.
  Сломал? Да нет,
  Генри сел на корточки, позволил дрожащей рукой в траве. Пальцы наткнулись на что-то холодное, ребристое, твердой как камень, но в то же время пульсирующее.
  Генри поднял вещь на уровень глаз, всмотрелся.
  Маленький, размеро едва ли с грецкий орех. Цвет был необычный, темно-фиолетовый, переходящий в вишнево -красный.
  Мужчина тихо, но ветьевато выругался.
  Судя по описаниям, которые она нашел в бумагах Анны, сейчас в его пальцах находился осколок философского камня.
  
  Генри постучал в комнату Берты рано утром.
  -- Да, войдите.
  Девочка сидела в домашнем костюме на кровати и с упоением читала книгу, жуя сухофрукты.
  -- Доброе утро,-- поприветствовал ее Генри.
  -- Ага -- отозвалась она. Взглянула на него. -- Что у тебя со скулой?
  -- Упал.
  -- Упал?-- девочка подняла брови.-- И на чей кулак ты упал?
  -- Это сейчас не важно. У меня к тебе новость.
  -- Ага.
  -- Мне только что позвонил маэстро Чанини. Он готов тебя послушать, и если ему понравиться, то возьмет тебя в ученицы.
  -- Что?-- из ее рук выпала книга, сухофрукты распылись по кровати.
  Генри повторил, едва сдерживая улыбку. Девочка смотрела на него широко распахнутыми глазами, затем тихо-тихо переспросила:
  -- Это правда?
  -- Я же обещал тебе никогда не лгать.
  -- Иииииииии!
  Она повисла в него на шее, пища от восторга и целуя в щеки. Генри довольно рассмеялся.
  -- Собирайся давай, он просил подойти до обеда.
  -- А что мне одеть? Платье или костюм?-- девочка засуетилась у шкафа.-- А вдруг он подумает, что я не подойду? Вдруг, не возьмет?
  -- Здесь все зависит только от тебя,-- спокойно сказал Белчер.-- Они будет судить исключительно по твоим талантам. А если не понравишься - мы найдем другого. У тебя просто замечательный голос и я уверен, что у нас все должно получиться.
  -- Ты ведь слышал только раз, как я пою,-- прищурилась девочка.
  -- Поверь, этого достаточно, чтобы понять, насколько ты талантлива.
  Ее губы разошлись в счастливой и довольной улыбке.
  
  
  Генри стоял на Поле Грез, кутался в плащ и жалел о том, что не взял шляпу.
  Полем Грез называлась поляна, находящаяся в Серебряном Ручье - небольшое место в Южном Парке, который считался заброшенным. Каждый влюбленный, который хотел либо жениться, либо расстаться со второй половиной после долгих лет отношений приводил его сюда.
  Все это пошло из старой легенды, что последний Император сделал предложение Евангелине - роковой женщине, которая способствовала падению страны.
  Уже было двенадцать, "сеньор Каталоне" опаздывал по пол часа.
  -- Еще десять минут - и ухожу,-- пробормотал мужчина, смотря на часы,
  Время тянулось долго, словно его кто-то специально тянул за резину,
  Мужчина вспомнил сегодняшнюю встречу с сеньором Чанини. Генри был удивлен, когда лично увидел маэстро пения. Это оказался полный мужчина около сорока пяти, со спокойными зелеными глазами, густыми черными бровями при лысой голове и неожиданно чувственными и капризными губами.
  Берта дрожала как осиновый лист, но ее голос был тверд и звонок. Сеньор Чанини попросил спеть дочь Белчера то, что она хочет. Девочка выбрала арию Константины из оперы "Лунный колодец". Генри внутренне напрягся, ведь это было достаточно сложная песня, как сама говорила девочка, эту мелодию нужно чувствовать, а не просто проговаривать слова. А как может одиннадцатилетняя девчонка спеть боль преданной любимым супругом женщины, оставленной на краю нищеты с ребенком на руках?
  Но она справилась. Маэстро прослушал ее со спокойным лицом, никак не показывая свои эмоций, лишь пару раз кивнув, когда голос Берты, который вроде уже достиг свое пика, вновь начал набирать обороты.
  Когда после пения воцарилась тишина, Чанини обошел стоящую девочку вокруг, что-то бормоча себе под нос. Затем остановился перед ней и сказал:
  -- Душечка, вы знаете, что выбрали очень сложную арию? Что ее не каждый осилит?
  -- Знаю,-- ответила девочка, пытаясь глубоко и ровно дышать, что бы не показать своего волнения.
  Чанини кивнул, помолчала еще с минуту, оценивающе глядя на малышку, потом заговорил вновь:
  -- Вы знаете, сколько сил потратил ваш отец, чтобы связаться со мной и напроситься на прослушивание? Ведь я крайне редко беру учеников, и еще реже - учениц.
  -- Знаю.
  -- Хорошо, душечка. А вы, сеньор Белчер, почему молчите?-- маэстро развернулся к отцу.
  -- Разве я должен что-то говорить? Это не я хочу у вас учиться, ведь если я возьму хоть ноту - ваш великолепный слух это не выдержит. А моя дочь вполне самостоятельный человек, чтобы говорить за себя и отвечать за свои слова,-- осторожно, подбирая каждое выражение, ответил Генри.
  Чанини удовлетворенно фыркнул себе под нос, затем вновь обернулся к девочке.
  -- Итак, дорогуша. Той отец считает себя самостоятельной. Значит ты сама должна сейчас решить - будешь ли заниматься у меня и делать так, чтобы твой голос звучал хоть чуть-чуть, или же пойдешь к какому-нибудь другому шарлатану, где загубят твой талант? Да-да, я сказал "талант". Но повторять этого больше не стану. Итак решай - да или нет?
  -- Да,-- выдохнула девочка, и счастливо и облегченно выдохнула, с любовью взглянув на отца.
  Генри улыбнулся ей в ответ, чувствуя невероятную гордость за дочь.
  Ровно в двенадцать десять, когда Белчер со спокойной совестью уже направился вон, из ближайших кустов вынырнула фигура. Она была невысокой, с животиком и в широком плаще с широкополой шляпой, тень которой закрывала на лицо.
  -- Нынче ночью такой же холод, как в сердце, которое разбито,-- коверкая речь, выдала фигура.
  -- Даже шиповник когда-то был розой,-- тщательно выговорил Генри, не зная, ругаться ли ему на то, что замерз, или смеяться. Абсурдность ситуации явно превышала допустимые нормы.
  -- Вы Генри Белчер?-- спросила фигура.
  -- Да. А вы Ицх...
  -- Без имен!
  -- Хорошо.
  -- Зачем вы пришли?
  -- Затем, что вы пригласили,-- только выдержка адвоката позволяла Генри отвечать спокойно и рассудительно, хотя Белчер вынужден признать - внутри у него все кипело. Опоздал, несет чушь и сам не знает, зачем ему всею то нужно.
  Йен на секунду завис, потом спохватился и сказал:
  -- Да, пригласил. Это была проверка,-- и замолчал, грозно сверял взглядом Генри.
  -- И что теперь?-- после затянувшейся тишины терпеливо спросил юрист.
  -- В смысле?
  -- В прямом. Ночь, холодно, мы стоим посреди парка и молчим.
  -- И впрямь... Так что теперь?
  Генри заставил себя сделать медленный вдох, затем выдох. Его голос стал ласковым и вкрадчивым.
  -- Я вас искал. Но вы сами ко мне пришли, назначили встречу неизвестно где чуть ли не в полночь. Я пришел. Вы опоздали, несете чушь, а затем замокаете.
  Ицхак потер лицо, затем неожиданно нормальным голосом, с извиняющийся интонацией произнес:
  -- Перебор, да? Простите, сеньор.
  -- Ничего, бывает.
  -- Я и вправду перед вами очень виноват, но войдите в мое положение. Мне угрожает смертельная опасность, а я сам даже не представляю как действовать. Вот почитал на досуге пару детективных романов, думал, что раз на страницах выглядит ладно, то и в жизни... А вышло - эх.
  -- Действительно "эх". Так какие предложения? Будем так здесь стоять?
  -- У меня к вам небольшая просьба... Давайте пройдем в ваш дом, там спокойно и поговорим.
  -- То есть вы хотите подвергнуть и меня "смертельной опасности"?-- приподнял бровь Генри.
  -- Нет, что вы. Я пол часа кружил вокруг, но "хвоста" не заметил. Если мы будет пробираться осторожно, то никто ничего не заметит. Они думают, что я у себя в убежище. Ловко я их обвел, да?
  -- Их?
  -- Я вам все расскажу, если вы накормите меня горячим домашним ужином и позволите провести у вас в доме пару дней.
  -- О, уже речь идет о ночевке.
  -- Прошу простить мою наглость, но у меня нет выхода! И при том, мы связаны.
  -- Как же?
  -- Мы любим одну и ту же женщину.
  У Генри в голове мелькнуло удивленное "Мередикт?!", но он тут же понял, о ком речь.
  -- Аннабель.
  -- Именно она, эта роковая женщина..
  -- Так вы расскажете по существу или будете говорить о погоде?-- они сидели в комнате у камина. Генри все же решил пригласить в дом этого странного йена, надеясь, что сможет узнать что-нибудь о том, что произошло тогда. Они уже отужинали, и Ицхак умело изображал светскую беседу уже второй час, когда Белчер задал этот вопрос.
  -- Да, конечно. Простите...-- его выговор был интересным. Он мягко произносит все согласные, а гласные у него были твёрдыми, даже резкими.-- Аннабель.
  -- Да, мне интересно все, что связано с ней. И с вами.
  -- Можно я залам вам один вопрос? Прежде, чем расскажу сваю часть истории.
  -- Попробуйте.
  -- Откуда вам стало известно о моем существовании?
  Белчер знал, что ему задают этот вопрос, но открывать все карты перед этим человеком было бы высшей глупостью. Открыто лгать - нельзя, потому что йены отлично чувствуют ложь. Осталась полуправда...
  -- После смерти Анны, я разгромил нашу спальню и закрыл ее, выкинув ключ. Как понимаете, я тогда был в состоянии шока, не мог понимать, что делаю. И лишь недавно я решился открыть дверь. И на ее столе нашел записку, которая состояла всего из нескольких строк. Я даже выучил ее наизусть:
  
  Дорогая Аннабель!
  Это решение далось мне тяжело, но я сделал выбор. Да. Я согласен на все ради тебя. И, конечно, ради того, что ты мне обещала.
  
  Ицхак Чирабинов
  
  И я решил узнать, кто этот человек, который был готов на все ради моей жены. Вы не были ее любовником, я знал из всех по именам. Но были согласны на все. Вот я и начал ваши поиски...
  -- Это все?-- удивленно просил йен.
  -- Да, как видите. Я все же хочу узнать хоть что-нибудь о смерти моей жены. Мне она стала в последнее врем сниться... Знаете, я вижу ее со спины. Она идет куда-то вперед, я пытаюсь ее догнать, затаю за ладонь. Она оборачивается, а вместо лица у нее череп, лишь глаза те же - чистый изумруд- и говорит: "Прости меня",-- Генри опустил голову, как бы скрывая эмоции, которые могли отразится на его лице.
  Эта записка и правда была среди бумаг, которые он нашел в ее кабинете. И сон... Она действительно ему снилась, часто. И даже этот сон про череп - чистая правда. Только она не говорила, а смеялась. Смеялась как сумасшедшая, щелкая зубами у его лица. Не раз он вскакивал посреди ночи, видя смерть в зеленых глазах черепа.
  -- Тогда, то, что я вам сейчас расскажу... Вам потребуется много сил, что понять и принять.
  -- Я постараюсь. Мне нужно знать,-- прошептал Генри, смотря на задумчиво-расчетливое лицо Ицхака, из-под волос, спавших ему на лицо. Впервые за долгое время он был рад, что его прическа настолько длинная. Но в парикмахерскую нужно сходить.
  -- Тогда, слушайте. Где-то за год до взрыва вашу жену нанял мой бывший шеф. Я работал там обычным секретарем, заведовал документами и расчетами, а она была Механником. Ей поручили исправить какое-то устройство, к сожалению, я не знаю, какое именно...
  "Врешь как сивый мерин", -- подумал Генри, но во взгляд добавил интереса и искренней веры.
  -- Устройство было очень сложным, и Аннабель пришлось потратить долгое время, чтобы с ним разобраться. А между работой она общалась со всеми, кто работал рядом с ней. Она потрясающая женщина,-- Ицхак мечтательно улыбнулся.-- Красивая, умная, прямая, и ей не были ведомы законы морали... Простите, но вы сами говорили о любовниках вашей жены.
  Генри понимающе кивнул, но почувствовал, как зачесались его кулаки.
  -- И к концу работы Анна знала слишком многое о нашем шефе. А это серьезный человек, очень могущественный. Ваша жена смогла его очаровать, он даже некоторое время был ей увлечен, пока однажды ее чары не спали.
  "Аннабель залезла и в постель к Правителю?"-- Генри с трудом подавил эмоции. Потом, все потом.
  -- И он решил, что ее нужно убрать. К счастью, я узнал об том плане одним из первых. И рассказал ей... Как я говорил, мы все были в нее влюблены.
  Генри затошнило.
  -- Она была мудрой женщиной, и придумала план. И мы смогли ее спасти. Генри, ваша жена жива.
  -- Что?-- мужчина ухватился за ручки кресел, глянул на йена с потрясением, недоверием.-- Что вы сказали? Она... Жива?
  Так, главное не переиграть.
  -- Да, жива. В том здании, где был взрыв, был подвал. И она успела туда спуститься до того, как все произошло.
  -- Она жива,-- прошептал мужчина, невидящим взглядом смотря перед собой.
  -- Да. Давайте я вам налью выпить, это вам нужно. Где у вас спиртное?
  Белчер кивнул на шкаф в углу комнаты. Йен пошел туда, достал бокалы и бутылку виски. И незаметным движением высыпал в один из бокалов белый порошок, который прятал в рукаве в мешочке.
  -- Вот, выпейте. Я даже не представляю, что вы чувствуете.
  Генри сделал большой глоток, и задержал его во рту, почувствовав странный привкус. Что-то такое он ощущал когда Дикт давала ему после его срыва. Снотворное? Он сделал глотательное движение и вновь уставился перед собой, судорожно думая, куда выплюнуть отраву.
  -- Вы наверно хотите знать, где она сейчас?-- заботливо спросил йен, заглядываю в глаза мужчине.
  Скулы начало сводить, Белчер смог только выдавать из себя нечто похоже на "угу". Его взгляд наткнулся на небольшой сувенирный кубок, который стоял как раз на камине. Его поучила Анна после какого-то юношеского соревнования Механиков. Какое совпадение...
  Юрист встал и не верным шагом подошел к камину.
  Йен тонко улыбнулся и ответил, смотря на часы и замеряя время:
  -- Она находиться у друзей. Я пока не могу сказать точнее, вдруг среди ваших знакомых есть осведомитель наших врагов...
  Этих пары секунд хватило. Молниеносно схватить кубок, выплюнуть и вылить в камин.
  -- Это ее кубок,-- не в попад сказал Белчер, прижимая к груди награду.-- Она его получила будучи еще подростком...-- начали неметь губы.-- Что-то я неважно себя чувствую...
  -- О, я понимаю. Давайте я вас провожу в комнату. Это такою новость, узнать, что ваша любимая жена жива... Не плачьте, все ведь просто замечательно!
  Глаза заслезились от того, что пересохло в горле. Наверно, даже к лучшему. Белчер ответил, что йен безошибочно отвел его в спальню, не разу не ошибавшись, куда поворачивать. И при этом продолжал нести чушь по поводу счастья и везения, что все так замечательно.
  Уложив Генри в кровать, и даже накрыв его одеялом, йен вышел вон, осторожно прикрыв за собой дверь.
  Белчер прислушалась к его шагам. Спустился вниз, и направо... Ее кабинет.
  На его губы залезла ехидная улыбка, и он потерял сознание.
  Пришел в себя спустя пару часов. С усилиям привстал на локтях, заставил себя сесть. Тело было чужим, команд едва слушалось. Провел дрожащими пальцами по лицу, словно снимая паутину.
  Мда. Что же было бы, если бы он сделал этот проклятый глоток? Вырубался бы как минимум на сутки.
  Заставил себя встать и спустился вниз, к кабинету Анны. По пути пришлось сделать пару остановок, чтобы отдышаться.
  После того, как Генри нашел бумаги, он собственноручно закрыл комнату. А сейчас двери на распашку, а в комнате беспорядок. Все книги выдернуты из шкафа, все разбросано, в некоторых местах даже обои были отодраны. Видимо, йен времени даром зря не терял.
  Но он ничего не нашел. Все бумаги Генри отнес в банк, и открыл там помимо основной специальную ячейку, куда положил документы. Банк был частный, и славился тем, что никогда не открывал инкогнито своих клиентов. Во всяком случае, Белчер на это надеялся.
  Но камень и подвеску он не мог доверить даже банку. Подвеска висела у него на шее, спрятанная за тщательно застегнутыми воротом, а камень... Камень был бархатном мешочке, находившимся в каблуке его правого сапога. Генри хмыкнул, вспомнив, как долго мучился, делая эту "камеру хранения".
  Генри постоял некоторое время, смотря на царящий в комнате беспорядок, потом пошел обратно к себе в комнату.
  Голова была тяжелая, мысли ворочались еле-еле... Он хотел сделать вывод, что-то еще вытащить из разговора с Ицхаком, но вместо этого в висках лишь билось:" Красивая, умная, прямая, и ей не были ведомы законы морали... Вы сами говорили о любовниках вашей жены... Ваша жена смогла очаровать...".
  Она спала с Правителем. Пятые круги Бездны, она спала с Правителем! И была подстилкой любому, кто давал ей хоть каплю нужной ей информации. А потом она приходила домой, целовала его губами, которыми до этого целовала какого-то едва знакомого ей человека, прикасалась до него своими чутким божественными пальцами, которыми может за час до этого ласкала какого-то мужчину, ложилась с ним в кровать, зная, что за несколько часов до этого на ее теле лежал другой мужчина, шепча какие-то пустые милости ей на ухо.
  Генри почувствовал, как его мутит. Он закрыл ладонью рот и пытался глубоко дышать. Не помогало... Дошел до ванной комнаты и умылся холодной водой.
  Да, он знал, о ее изменах. Она так свободно о них говорила. И он принимал, дав ей когда-то давно обещание, что будет всегда любить ее такой, какая она есть.
  Но сейчас... Но это....
  Перебор.
  Мужчина конвульсивно дернулся и его вырвало.
  
  Утром он не смог встать с постели - безумная тяжесть и усталость, словно он несколько суток не спал. Хотя этой ночью он и вправду не смог уснуть.
  В голове крутились образы, слова... Анна, Аннабель, любимая и любящая жена. Вроде бы уже и отпустил твой образ, пытался жить сам, уже вроде влюбился в другую женщину, но ты возвращается вновь и вновь. Она ведь до сих пор его жена. По факту, во всяком случае. От этого становилось еще более паршиво.
  Генри всю ночь смотрел в потолок, борясь с приступает дурноты и тошноты.
  Когда рассвело и слуги пришли на работу, то Белчер попросил отправит две записки - Софии, чтобы она управлялась сама, и Мередикт - просьба прийти.
  Берта, узнав что ему плохо, сразу пришла, притащив тазик и тряпку, чтобы ложить ее на лоб больному.
  -- Дочь, не нужно... Ты в лицей опоздаешь,-- попросил ее Генри.
  -- И что? Ты мне важней,-- упрямо заявляла девочка.-- Может, вызвать лекаря?
  -- Нет, я просто немного устал.
  -- Ага, как же,-- девочка состроила мордочку.-- Так я тебе и поверила. Колись, что случилось.
  -- Берт, мне правда даже говорить тяжело.
  -- Если расскажешь - я пойду на учебу.
  -- А если нет?-- спросил он, устало прикрыв глаза.
  -- То не пойду.
  -- Шантажистка,-- сказал он, приподнимаясь на локтях в кровати.-- Хорошо, только вкратце.
  -- Я вся внимание,-- она уселась поудобней.
  Она постепенно бледнела, когда она рассказывал. Потом кивнула, обронив:
  -- Ясно,-- и задумалась.
  Белчер заметил, как дрожат ее руки.
  -- Что-то не так?-- обеспокоено спросил он.
  -- Да, не так. Она... Она... Она ...-- после этого девочка выдала пару витиеватых фраз, которые характеризовали Аннау как женщину легкого поведения, подчеркнули особенности ее физиологии и умственного развития. После девочка сделала глубокий вдох через сцепленные зубы и твердо сказала,-- Я ее ненавижу.
  -- За что? Ведь ты ее ни разу не видела.
  Она скривила губы, но промолчала. Чмокнула отца в лоб, и, уже выходя, обронила:
  -- Лучше подумай о том, кем был отправлен Ицхак. И что это за "друзья". Мне кажется, что есть еще одна сторона, которая заинтересованна в этом деле. До вечера, папаша.
  А ведь она права. Нужно зациклиыаться не на Анне, а на том, на чьей она сейчас стороне.
  Он лег обратно, но подумать не успел - в комнату вошла Мередикт.
  -- Привет, что случилось? Я пришла сразу же, как получила записку. И ты еще в кровати?
  -- Здравствуй. Извини, просто я не знал, кого еще позвать... Мне правда плохо,-- он виновато улыбнулся. Она, словно почувствовав это, вернула ему улыбку. Села на кровать, взяла его за руку и нащупала пульс.
  -- Эгегеэй, да ты отравлен,-- заявила она спустя пару секунд. И тут же ее тонкие пальцы начали осматривать его горло, лицо, грудь.-- И при том сильно.
  -- Отравлен? Я думал, это снотворное.
  -- Ага. Которое вырубает тебя раз и навсегда.
  -- Ицхак...
  -- Рассказывай. А я пока посмотрю, есть ли у меня с собой что-нибудь , что тебе поможет....
  -- Что?-- переспросила Генри, думая, что ослышался.
  -- Я алхимик, Генри. Травы, металлы, яды - это мое хобби,-- пояснила она, доставая какие-то пучки сушенных трав и мешочков из сумки.-- А ты пока рассказывай все, что я пропустили. И то, что касается "снотворного" и "Ицхака" - подробней.
  Генри вздохнул и выполни ее просьбу, пытаясь как можно подробней описать каждую деталь.
  -- Так ты говоришь, что подумал, что это снотворное, так как пил что-то такое у меня.
  -- Да.
  -- Глупо, сеньор,-- достаточно жестко сказала она.-- Некоторые травы имеют очень схожий запах и даже вкус для непосвященных, но в реальности оказывают совершенно другое воздействие. Ты ощутил этот запах?-- она ткнула ему в нос ветку какой-то травы. Он втянул воздух, на секунду задумался.
  -- Наверно, я ошибся... Он был похож, но тот был слаще...
  -- Бранта.
  -- Что?
  -- Бранта. Средненький, но действующий яд, три к десяти смертельный исход, оставшиеся случаи - либо кома, либо инвалидность, либо потеря памяти. Тебе очень повезло, что ты ее почувствовал. Этот препарат приносит много хлопот.
  -- А то, что со мной сейчас?
  -- Очень слабый отголосок того, что могло бы быть. Оно соприкоснулось с твоей слизистой, и кое-что успело впитаться. И сейчас тебе нужен как минимум покой на несколько дней, а как максимум подлечиться. Я сейчас пойду заварю травку, а ты морально готовятся к тому, что придется пить гадость.
  -- Ты умеешь обнадеживать, Дикт.
  -- О да, это один из моих талантов.
  Чуть позже, после приема отвара и посторонних разговорах, Генри неожиданно для самого себя сказал:
  -- Дикт, что мне с этим делать?
  -- Этим?
  -- Аннабель. Я знаю, кто она есть, мои глаза открыты. Но что-то внутри меня противится правде, хочет верить, что все это ложь.
  -- Тебя до этого не предавали?-- тихо спросила Дикт.
  -- Нет. В всяком случае не так... Я слишком замкнут и крайне редко попускаю к себе людей близко.
  -- Меня подпустил,-- заметила она, нежно поглаживая его по раскрытой ладони.
  -- Ты - одно из немногих исключений. Ты и Берта.
  -- А Ре?
  -- Ре... Мне кажется, он предатель.
  -- Я помню, что ты говорил, но ведь это не доказано. Просто домыслы,-- в голосе девушки проскользнула странная интонация.
  -- И что ты предлагаешь делать?
  -- Тут три варианта. Пусть как шло, так и идет. Попытаться найти доказательства. Или сделать так, чтобы он сам признался.
  -- А его признание разве возможно?
  -- Вполне, если знать, на чем сыграть.
  -- Мередикт?
  -- Генри.
  -- Давай будем вместе.
  Она опустила голову и грустно улыбнулась. Осторожно провела рукой по его щеке, взлохматила волосы.
  -- Я не могу, прости. Поверь, мне хочется этого, но пока... невозможно.
  -- Почему?
  -- Надеюсь, скоро я смогу дать тебе ответ на этот вопрос. А сейчас поспи. Тебе нужно еще хотя бы пару дней побыть в кровати.
  -- Но работа...-- слабо возразил мужчина.
  -- Работа подождет,-- непреклонно отрезала она.
  -- Я ведь чувствую только слабость, только и всего.
  -- И хвали всех богов, что "только и всего".
  -- Может свободные отношения? Я просто хочу...-- снова попытался Генри.
  Мередикт звонко щелкнула его по носу, прерывая его посреди фразы, встала и направилась в кухню, заваривать очередную порцию трав.
  
  Он смог пойти на работу только на третий день. Мередикт пришлось поселиться у них дома на это время, так как Белчеру иногда становилось хуже. Она осталась сама, без просьб и предложений, просто съездила за вещами и травами, после того, как у Генри за пять часов случилось два приступа, когда он на ровном месте терял сознание. Это сказывалось то, что он все же тогда сглотнул немного того отравленного виски, сам не замечая этого.
  София встретила его бледная и нервная. Она знала о болезни начальника, и с пониманием отнеслась к этому. В конторе был же как раз пик работы. Один за одним приходили люди, жаждущие закона и справедливости, при условии, что лишь одна треть подлежала судебной подведомственности, а остально решалось в досудебном порядке. София добросовестно объяснял каждому что и как, составляла в нужных случаях заявление и давала рекомендации на ближайшее время.
  -- Я горжусь тобой. И приношу извинения, что на тебя сразу свалялось столько работы.
  -- Ничего,-- она улыбнулась ему белыми губами.-- Зато какая практика.
  -- Ты права, закалку ты получила замечательную,-- Генри виновато глянул на нее.
  -- Можно тогда я возьму себе отгул? -- умоляюще попросила она.-- Я уже седьмые сутки толком не сплю...
  -- Да-да, кончено,-- Генри покраснел и не знал куда себя деть от чувства неловкости.-- Иди сейчас же, и приходи когда отдохнешь.
  -- Вы справитесь?-- осторожно спросила она. Была видно, что ответ "нет, не справлюсь" она очень боится получить.
  -- Да, все будет в порядке. Не пережи...вай,-- последний слог он сказал закрывающейся двери.
  Отравление давало о себе знать, и уже спустя пару часов работы он понял, что еле ворочает языком, а мысли снова путаются. Как раз в тот момент, когда у него возникла мысль о том, что бы закончить рабочий день пораньше, зашел новый посетитель. Тот, кого Генри никак не ожидал увидеть.
  За то время, пока они не виделись, из парня вырос мужчина. Уверенный взгляд, спокойные движения, одежда - дорогая и подобрана со вкусом, и при этом очень виноватые глаза.
  -- Альберт,-- сказала юрист, приставая в кресле.-- Надеюсь, тебе не нужны мои услуги, ибо я тогда подумаю, что плохо тебя учил.
  -- Нет-нет, что вы, мастер.
  Они подали друг другу руки, Генри жестом пригласил сесть.
  -- Будешь чай, кофе? Я рад тебя видеть.
  -- Нет, я пришел чтобы поговорить.
  -- Слушаю.
  -- Я хочу к вам вернуться.
  -- Что? Так там ведь...
  -- Да. Забот меньше, зарплата выше, меня считают ценным сотрудником... Но я не хочу.
  -- Почему же? Ведь особой разницы нет...
  -- Есть.
  -- И какая же?
  -- Там нет вас. Вашего ума, уравновешенности, спокойствия и уверенности. Никто из их специалистов не может сравниться с вами.
  -- И почему ты решил вернуться? Ты ведь сам остальный адвокат, знаешь все, что знаю я, и даже более.
  -- Я хочу к вам вернуться. Пожалуйста... Хоть помощником помощника, хоть уборщиком.
  -- Про уборщика ты явно загнул. Но я все равно не понимаю - зачем тебе это? Этот шаг назад.
  -- Это не шаг назад, мастер. Это просто понимание вещей. Просить меня, пожалуйста.
  -- Мне не за что тебя прощать.
  -- Вы позволите мне вернуться?
  Генри взглянул на своего бывшего ученика. Задумался.
  -- Я возьму тебя, но только при одном условии.
  -- Все что угодно!
  -- Ты станешь моим партнером, войдешь в курс дела, а я наконец возьму отпуск.
  -- Что? Партнером?
  -- Да, партнером. Ты не ошибся. Я хотел это сделать до того, как ты ушел. Но когда да тобой закрылись дверь - бросаться обещаниями более чем глупо. А сейчас мне нужны те, на кого я могу положиться. Да, ты меня подставил, но до этого проявил себя как ценный сотрудник.
  -- Я... Ради вас... Все что только скажете!
  -- Тогда разыгрались с делами, а я домой. Ключ положи туда же, где обычно. Удачи!
  Белчер выскользнул из комнаты до того, как Альберт смог что-либо сказать.
  Наверно, то глупое решение. Безответственное. И совсем не к месту. Но Генри хотел одного - добраться до дома, забираться под одеяло и ничего не делать.
  По пути он наткнулся на небольшое выступление. На небольшом возвышении стоял человек, и, акт вон размахивая руками, глоголил:
  -- Как можно это терпеть? Безликие среди нас, они уничтожают город, подвергают опасности все, что мы создали! Из цели и планы не ясны, а вы изх защищаете! Безликие устраивают теракты и убивают ваших близких, а вы восстаете против того, что объявить на них охоту? Нужно убить бешеного зверя до того, как он заразил тебя! Безликие - гниющие язвы на теле нашего общества! Из нужно лечить, нельзя оставлять все, как есть! Если мы сейчас ничего не предпримем, то будет поздно!..
  Генри повнимательней присмотрелся к оратору. Мужчина был примерно его ровесником. Худой, с резкими чертами лица и горящими глазами фанатика. Ему внимало около двух десятков прохожих, у двоих-троих был такой же ненормальный взгляд, остальные слушали лишь из любопытства.
  Белчер постоял пару минут, пытаясь понять, не скажет ли этот фанатик какую-нибудь здравую идею, но нет. Повторение одних и тех же фраз, ничего более. Генри пошел домой, по пути размышляя.
  Безликие. Кто они, откуда, что преследуют? Это не известно до сих пор. Просто странная организация людей, которая не желает афишировать свои имена, носит маски и поэтому получило такое название. Изначально они были просто оппозицией Правителю, даже участвовали в государственных делах, потом как-то отошли на задний план и пропали. Иногда случаются инциденты, взрывы, как те, что было на Заводе-13. Правительство всегда винит безликих, и находят чьи-то признания. Но любой житель столицы, который имел что-то чуть большее, чем базовые инстинкты, понимал, что все эти слова притянуты, что правды - лишь пара песчинок.
  Странно это все.
  Генри зашел в дом, снял пальто, повесил на крючок. Сегодня выходной для всех, кроме офисных служащих, кто работают месяцами напролет; все слуги разошлись на законный отдых, только Лиззи осталась с Бертой. Старушка стала фактически ночевать здесь, когда появилась девочка. И вот сейчас, дочь Белчера была на занятии у Чанини, а Лиззи ждала ее у маэстро. Они там пробудет где-то до семи вечера, а сейчас только четыре. Можно немного отдохнуть... Мередикт уехала утром, оставив наказ пить определенные лекарства.
  Значит, он первый раз за долгое время побудет один. Даже усталость отошла на задний план, уступив место тихому блаженству одиночества.
  Генри налил себе вина - виски или ром польское того случая он пить не мог,-- и хотел подняться к себе в кабинет, когда вдруг краем глаза увидел движение в зале с камином, где он так любил проводить вечера.
  Мужчина прищурился, поставил бокал на ближайший столик и предельно тихо приблизиться к двери. Раскрыл ее осторожно, зашел внутрь. И остановился на пороге, смотря на незваного гостя, который стоял посреди комнаты.
  Нет, это был не гость. И даже не гостья...
  Как же долго он не видел эту родинку у левого глаза.
  Аннабель, закутанная в длинный черный плащ, стояла посреди комнаты, вздернув подборок, и смотрела на Генри.
  Белчер почувствовал, как пересохло во рту. Пульс тяжело и медленно бился в висках.
  Они стояли, не двигаясь, не отрывая взгляда друг от друга. Он видел лишь аквамарин ее глаз, а она только его губы.
  Генри не знал, сколько прошло времени. Оно сейчас стало не важным, второстепенным. Единственное ценное стояло сейчас в пяти шагах от него.
  И все мысли ушли прочь, осталась лишь Аннабель.
  Потом словно что-то натянулось до предела, и взорвалось, со звоном, криком, стоном. И отпустило...
  Они бросились друг к другу, не осознавая и не понимания, что делают и зачем.
  Пальцы сплелись, губы соприкоснулись, рождая стон, тела тянулись дугу к другу, желая стать единым целым.
  И родился хаос, сминая все волной эмоций и наслаждаемая, загоняя жалкий рассудок в самый дальний угол.
  
  Ее тонкие пальцы путешествовали по его телу. Сначала прошлись по лицу, плечам, остановились на напротив сердца и, лаская, начали спускаться ниже, ниже.
  -- Ты изменился, львенок,-- промурлыкала она. Это был первые слова между ними за двенадцать лет.
  Сколько они тут находятся? Час, два, неделя?
  Они нагие лежали на полу гостиной, возле камина на шкуре льва, которого забил один из предков Анны. Ее голова пристроилась у него на плече, волосы, которые когда то были длинными и пушистыми, сейчас едва ли доставали ей до плеч. Тонкая и изящная ножка поверх его бедер. Она то и дела прикасается до него, изредка лениво целует то в шею, то в плечо.
  А он, закинув руки за голову, смотрит в потолок. Все, что нужно, он уже увидел.
  Аннабель... Где ты умерла, та Аннабель?
  На ее совершенном лицо появились морщинки, едва заметные, у глаз. Кожа, которая когда-то могла поспорить с шелком, была так же упруга и приятна на ощупь, но в ней уже не было той чистоты и красоты. Глаза... Это море, в котором он потонул. Ее взгляд изменился раз и навсегда, даже сегодня, находясь на грани блаженства, это были глаза расчетливой и жестокой женщины, которая привыкла повелевать и добиваться своего. Губы, которые когда-то были мягкими и податливыми, на которых то и дело появлялась улыбка, превратились редкую долгие годы назад усмешку, которая теперь не сходила с ее лица. Ее тело покрывали шрамы, десятки мелких и крупных шрамов, словно окрас дранной кошки, битой жизнью. Да, за всем этим где-то далеко была его Аннабель, но сейчас рядом с ним лежала незнакомая ему женщина, которая, нежась, терлась о его шею носом.
  Генри перехватил ее руку, которая добралась уже до середины живота, и осторожно, но без особой нежности, положил ей на бедро.
  Ее брови взлетели вверх, она пробормотала:
  -- Даже так.
  -- Даже так,-- эхом повторил он, и все же взгляну на нее.
  Она растянула губы в улыбке. В глубине ее глаз что-то мелькнуло.
  -- Ты сегодня был просто великолепен, не ожидала от такого скряги как ты, столько страсти.
  Генри молчал.
  -- Даже не скажешь никаких нежностей? Я здесь ему комплекты отвешиваю, а он лишь пялиться.
  Она сладко потянулась, прижавшись к нему сильнее. Затем ловко перевернулась и оказалась сверху. Ее движения были быстры, расчетливы, продуманы.
  -- Я должен что-то по-твоему говорить?-- он все же не удержался, и, протянув руку, поправил выбившуюся прядь ей за ухо.
  -- Да. К примеру "Любовь моей жизни, ты здесь!"или же "Ты жива? Может это сон или я попал в рай".
  -- Я что, так когда-нибудь говорил?
  -- Да, представь себе. А сейчас не говоришь, хвала богам. И это не может не радовать...
  Она прикоснулась губами к его подбородку, проведя выше, попыталась поцеловать, но встретила безразличие. Хмыкнула.
  -- Наверно, про страсть я поторопилась. Или это уже возраст?
  Она рассмеялась, перекатилась и легко встала. Начала одеваться, ища вещи, которые были разбросаны по комнате.
  -- Зачем ты пришла?-- спросил Генри, следя за ней взглядом, а она, чувствуя это, одевалась нарочито медленно.
  -- Потому что пришла,-- ответила она.
  -- Я не должен знать?
  -- Да.
  -- Если ты насчет философского камня, то в кошке его больше нет.
  Она остановилась, затем повернулась к нему. На ней была только серые штаны и мятая, полупрозрачная майка, рубашку и пиджак одеть она еще не успела.Ее глаза сузились.
  -- Львенок...
  -- Львенка больше нет, Аннабель.
  -- Я вижу. Наверно, я просчиталась на твой счет. Отдай мне камень.
  -- Зачем?
  -- Он мой. Отдай.
  -- Нет.
  Она зашипела, как кошка. Встала над ним, не сводя разъяренного взгляда с его спокойного лица.
  -- Генри, ты не знаешь, куда впутываешься. Отдай камень, и все, разойдемся.
  -- Я его не отдам, пока не получу всех объяснений.
  Она улыбнулась, внезапно успокоившись, и заметила:
  -- Теперь передо мной лев.
  -- Я больше разбираюсь в правовых вопросах, чем в фауне.
  -- Так не отдашь?
  -- Нет. Объясни все - тогда подумаю.
  -- Я не имею права
  -- Как его получишь, так отдам.
  -- Ты меня больше не увидишь,-- пригрозила она.
  -- Ты сама прийдешь.
  -- Зачем?
  -- За этим,-- он обвел взглядом беспорядок, что они натворили в комнате - разбросанные вещи, опрокинутый стол...
  -- Ну-ну.
  Она пренебрежительно фыркнула и ушла, на прощание громкого хлопнув дверью.
  
  Аннабель пришла через два дня.
  Была полночь, Генри разбирал документы, которые накопились на работе, сидя у себя в кабинете, когда зашла она.
  От нее незнакомо пахло фиалками и мятой. Сегодня Анна была одета аккуратно и с притензией на вкус: приталинная блуза цвета опавшей листвы с рукавами в три четверти и выразительным вырезом, темно-коричневые узкие брюки, высокие сапоги волосы собраны в подобие прически, неумело, но старательно сделанной.
  Она едва слышно постучала, уже входя в комнату. Генри поднял взгляд от своих записей и устало улыбнулся.
  -- Доброй ночи, Аннабель.
  -- Доброй, лев.
  -- Как я понимаю, ты получила право мне объяснить.
  -- Нет. Должна сегодня понять, что тебе известно, а взамен пояснить лишь некоторые факты.
  -- О, компромисс. Ты их раньше так не любила.
  -- Люди меняются, Генри. И ты явное тому подтверждение.
  Аннабель села на стол, закинула ногу на ногу, небрежно провела рукой по волосам.
  -- Задавай вопросы. Ты первый.
  -- Каких тем не касаться?
  -- Глобальных. Мелкие детали - пожалуйста.
  -- Хорошо. Как ты, Аннабель?
  Она моргнула, нахмурилась.
  -- В смысле?
  -- В прямом. Тебе нравиться то, что есть у тебя сейчас, то, как ты себя чувствуешь.
  -- А, это... Наверно нравиться.
  -- Наверно?
  -- Нравиться. У меня все хорошо. Есть любимая работа, необходимые инструменты и знания, хорошие друзья и ...
  -- И?
  -- У меня есть муж.
  -- Как понимаю, этот "муж" - не я, ибо если бы это был я, то ты бы так не отводила взгляд.
  -- Да.
  -- Кто он? Я не спрашиваю имя или должность. Мне интересно, кто он для тебя.
  Она прикрыла глаза, ее лицо стало мягким и неожиданно беззащитным. Генри его таким никогда не видел, и внутри что-то заныло. Видимо, он и правда ей был всегда не тем, кем нужно.
  -- Любимый. Защитник. Друг. Лидер, ведущий меня. Стена, за которой я всегда могу спрятаться. Тиран, который заставит меня делать то, что правильно, не считаясь со мной. Единственный. И конечно, любовник.
  -- А кем я был для тебя?-- спросил Генри, чувствуя что-то наподобие укола ревности. И понял ответ, до того, как она открыла губы.
  -- Львенком.
  Он медленно кивнул.
  -- Ицхак на вашей стороне, так?
  -- Не совсем. Он на своей стороне. Сейчас с нами, пока ему выгодно.
  -- Зачем вы послали его меня убить?
  -- Убить?-- она непонимающе сощурилась.
  -- Бранта. Он мне ее подсыпал, когда был у меня дома.
  -- Бранта? Ну он у меня попляшет,-- пошипела женщина, стискивал пальцы.
  -- Это не было задумано, так?
  -- Нет. Он просто должен был понять, как много ты знаешь. И все.
  -- Видимо, он решил перевыполнить план.
  -- Урод.
  -- То, во что я сейчас вляпался по твоей милости, как я понимаю очень глобально?
  -- Да. Очень.
  -- Почему ты именно за ту сторону, где находишься сейчас?
  -- Потому что первая сторона хотела меня убить,-- покорно ответила она, покачивая ногой, свешенной со стола.
  -- Ты можешь мне рассказать больше?
  -- Нет.
  -- Тогда задавай свои вопросы.
  -- Как давно ты узнал о том, что в моей смерти что-то нечисто?
  -- Два месяца назад.
  -- А о том, что я жива? И как это произошло?
  Генри вкратце рассказал историю с подвалом, потом спросил:
  -- Разве не вы его заложили?
  -- Кирпичом? Нет. Мы следили за тобой крайне редко, и знали очень мало, потому что за тобой следил Орден.
  Генри нахмурился. Третья сторона? Или вторая? Или первая... Что за бред вообще здесь твориться?
  -- А Арье...
  -- Он родственник Правителя, Генри.
  -- Это правда? Она мной следит?
  -- Может и следит,-- Анна встала, обогнула стол, при этом старательно покачиваясь бедрами, и села к мужчине на колени.-- Подумай сам, лев...
  -- А ты с ним действительно спала?
  -- С Ре? Ну был разок, может два. У него красивые глаза.
  -- Ты так свободно говоришь мне об этом.
  -- Ты раньше не был так зациклен на этом,-- парировала она, поглаживая лицо мужа. Белчер как будто этого не замечал, смотрел на Анну ровно, без особых эмоций.
  -- Я немного пересмотрел грани дозволенного.
  -- Как строго...-- она наклонилась к его губам, но он лишь с отстраненным интересом следил за ее движениями.
  -- А кто стоит во главе безликих?
  -- Это глобальный вопрос. Не могу рассказать.
  -- Ты получила достаточно информации?
  -- Да, вполне.
  Ее глаза влажно блестели, зрачки расширены. Она тяжело дышала, гладя кончиками пальцев его по шее.
  -- Тогда, будь добра, уйди.
  Она выдохнула, отстранилась от него.
  -- Я тебе не нравлюсь?
  -- То, что было при прошлой встречи - не повториться.
  -- Ты же обещал...
  -- Я сказал, что ты приедешь за этим, но не говорил, что дам этого.
  -- Ты сволочь,-- она встала и отряхнулась, словно в чем-то запачкалась. Ее лицо искажала гримаса недовольства и раздражения.
  -- Так сволочь или лев? Определись, Анна.
  Пренебрежительно фыркнув, женщина отправилась к двери, но у входа остановилась. Обернулась к юристу.
  -- Генри.
  -- Да?
  -- Прошлый раз был первым, когда изменила ему. А мы вместе уже семь лет.
  -- Наверно, я должен быть польщен.
  -- Генри...
  В этот момент раздался стук в дверь, и Берта, не дождавшись разрешения, зашла, спросив:
  -- Па, ты не спишь? Ты же говорил, что чуть-чуть и все.
  Она была в ночной рубашке цвета топленного молока, на ее худых плечах висел халат, ноги обуты в теплые тапочки. Она зевала и терла глаза.
  -- Берта...-- только и успел выдохнуть он, до того, как дочь увидела Анну.
  Девочка уставилась на женщину, как на приведеные. Затем сдала шаг назад, растерянно выдохнув:
  -- Ты...
  Аннабель смертельно побледнела, задрожала, словно ее были озноб. А ее взгляд не мог оторваться от ужасного рубца, что был виден даже при свете лапм.
  Берта тем временам пришла в себя. Ее глаза сузились, руки сжались в кулаки. Девочка, зарычав, бросилась на Анну, сбивая с ног. Масса тела дочери Белчера не была большой, и Аннабель бы с легкостью устояла на ногах, если бы захотела, но что-то ей помешало это сделать.
  Девочка наносила удары по лицу и груди женщины, зло, сильно, и с губ Берты срывались отрывки фраз:
  -- Ты!.. Как ты!.. Ладно я, а он?.. Я думала, что ты оставила его в покое!.. Не смей! Слышишь, ты?! Только попробуй...
  Генри бросился к ним, стягивая отбивающуюся дочь с несопротивляющейся Аннабель.
  Лишь спустя пару минут девочка успокоилась в его объятиях. Она тяжело дышала и с ненавистью смотрела на Анну.
  -- Что ты здесь делаешь?!
  -- Я пришла к своему мужу.
  Лицо женщины было красно от ударов, на скуле виден кровоподтек. Волосы встрепаны, рубашка помята. Из кармана брюк она досталась сигарету и закурила, не спрашивая разрешения. Генри с удивлением заметил, как дрожат ее руки.
  -- Уйди вон! И не приближайся...
  -- Я не могу. Он сам хочет, чтобы я была здесь.
  -- Ложь!
  -- Сама спроси.
  -- Па?-- девочка повернулась к отцу.-- Это правда?
  -- Я не хочу ее здесь видеть, но хочу узнать, что твориться в этом проклятием мире!-- нервы Генри были на пределе.-- Или вы сейчас объясните, что происходит, или же...
  -- Да, девочка, выложи ему всю правду!-- подхватила женщина, в ее голосе слышалось истеричная веселость.-- Давай, смелее!
  Берта закусила губу и сказала, чуть слышно:
  -- Я твоя дочь.
  --Да, дочь,-- подтвердил мужчина, еще не понимая.-- И что дальше?
  Аннабель поморщилась, огляделась, куда девать окурок сигареты, и сказала, неохотно, стараясь не смотреть на мужчину:
  -- Ты не понял, Генри. Она наша дочь.
  -- Что?
  Белчер вдруг осознал, как сложно дышать. И как-то странно пол уходит из под ног, трудно удержаться.
  -- Она наша дочь. Я узнала, что беременна буквально за неделю до взрыва. Хотела тебе сказать, но не успела.
  -- Дочь? Мне...что-то нехорошо...
  -- Генри? Стой-стой! Не падай!
  -- Па!
  -- Сейчас, минуту... Мне нужно посидеть,-- мужчина на негнущихся ногах подошел к дивану и осторожно сел. Закрыл глаза и прислушалась к своему дыханию, чтобы успокоиться.
  Вдох, выдох. Глубоко и медленно,
  Удочерил свою же дочь... Бывает же такое.
  Сердце постепенно успокаивалось, телу вернулся контроль. Но мысли метались в его черепной коробке словно бешеные лисы - как все это могло произойти? Что это вообще такое? Анна и вправду была беременной? Берта его дочь... Его настоящая дочь! Ту, о которой он так страстно мечтал. Ребенок от некогда так любимой женщины.
  Немного прийдя в себя, открыл глаза и огляделся. Рядом с ним сидела Берта и держала его за руку. Анна стояла у окна и снова курила.
  -- Не думала, что ты такой неженка,-- не выпуская изо рта сигарету, сказала Аннабель уголком губ.-- Тогда бы захватила нюхательные соли.
  -- Заткнись,-- процедила сквозь зубы девочка, поднимая опущенную до этого голову. Глаза Берты странно блестели.-- Па, ты как?
   -- Лучше.
  Представительницы прекрасного пола молчали, броская друг на друга уничижительные взгляды, а на Белчера - виноватые.
  -- Давайте все по порядку. Анна?
  -- Пап, а ты уверен, что сможешь сейчас все услышать?
  -- Думаю, будет хуже, если не услышу.
  -- Ладно. Я, так я. Узнала, что брюхата перед взрывом. Хотела тебе сказать до того, как он произошел, помнишь? Но решила, что лучше не нужно, а то если ты подумаешь, что мертва не только я, но и то, что внутри меня - сойдешь с ума. Хотела сделать аборт, но не решилась. Вот она и родилась...
  -- Не забудь рассказать, как оставила мне украшение на шее,-- прошипела девочка.
  -- Да, я сглупила. Когда в очередной раз ты ревела и не успокаивалась, то хотела тебя прирезать. Жаль, что не получилось до конца. После этого отдала в приют. Изредка заходила...
  -- Изредка? Два раза - это изредка за двенадцать лет?-- взорвалась девочка. Генри положил руку ей на плечо, Берта взглянула на него, мужчина ободряюще улыбнулся ей и спросил:
  -- А ты откуда узнала про Аннабель?
  -- Картина,-- неохотно пояснила девочка.
  -- И ты сразу все поняла?
  -- Да.
  -- Анна... Вопрос. Берта, можешь пожалуйста нас на секунду оставить? Это не для твоих ушей.
  -- Ты хочешь спросить, точно ли я твой ребенок?-- усмехнулась девочка.
  -- Да. Прости... Просто Анна....
  -- Я знаю ее, она моя мать.
  -- Так мне отвечать, или я пошла?
  -- Отвечай.
  -- Про материнские инстинкты петь не буду. У меня их нет. Перед тем как с кем-то спать, я обычно очень тщательно заботилась о том, чтобы не залететь. В особенности, с....
  -- Любовниками,-- жестоко сказала девочка.
  -- Да. С любовниками. А с тобой я как раз за пару недель до этого забыла это сделать. Устала на работе, голова забита тем, как бы всех одурачить при взрыве и выйти сухой их воды. И ты полез ко мне целоваться. Я не была слишком занята своими проблемами, и поняла, что произошло уже после того, как ты... Ну ты понял.
  -- Да. Спасибо.
  Он побледнел от оскорбления, но больше ничем не выдал своих чувств.
  -- Ты был отвратительным любовником -- продолжили Анна.-- Да-да, это правда. И еще...
  -- Аннабель, не при ребенке.
  -- Если она моя дочь, то все уже сама знает.
  -- Я его дочь!
  -- Но я тебя родила.
  -- И хотела убить.
  --Ты была несносна! Я и так устала, условия были ужасны, и еще ты тут - орала, как резанная, хотела есть и постоянно гадила!-- заорала женщина, смотря на девочку. Аннабель снова начало трясти, она резко жестикулировала и начала ходить по комнате.-- Мне было двадцать один! Я детей не хотела! Я вообще не хотела быть матерью никогда!
  -- Я не просила тебя рожать меня!
  -- Он тебя хотел,-- кивок в сторону мужчины.-- А его мнение для меня кое что, да значило.
  -- Если бы значило, то ты бы не делал ему так больно! Он этого не заслуживает!
  -- Аннабель. Уйди,-- тихо, но твердо сказал Белчер.
  -- Но я...
  -- Вон из моего дома. Я больше не хочу тебя видеть. Если твои...друзья хотят получить камень, то пусть пришлют кого-то другого.
  -- Ты не смеешь!..
  -- Вон!
  Аннабель зло выругалась и вылетела из комнаты, напоследок хлопнув дверью.
  Девочка подсела ближе к отцу, обняла его за подрагивающие плечи.
  -- Па?
  -- Да, Берта?
  -- Ты не обижаешься на меня? Что не сказала, когда узнала...
  -- Нет. Все в порядке, милая.
  -- Я просто отела тебя защитить...
  Девочка неожиданно всхлипнула и разрыдалась, цепляясь пальцами за рубашку отца.
  Мужчина поцеловал ее в макушку и прижал к себе.
  -- В порядке, дочь. Все в порядке...
  Ральф нашел их утром. Они мирно спали на неудобном диване, крепко обнявшись.
  
  Мередикт сидела на кухне и слушала радио, когда в ее дверь кто-то постучал. Мотылек нахмурилась,она не ждала гостей.
  -- Кто там?-- спросила она, берясь за ручку двери.
  -- Это Генри. Можно с тобой поговорить?
  -- Да, конечно,-- скрипачка поспешно открыла двери.-- Заходи-заходи...
  -- Дикт, у тебя есть выпить?
  Брови девушки полезли на лоб, но она справилась с собой и ответила:
  -- Виски. Подойдет?
  -- Да, вполне.
  Они прошли на кухню, Генри сел за стол. Мужчина выглядел встрепанным, его глаза блуждали по комнате, а руки не находили места - он то ложил их на стол, то засовывал в карман, то принимался одергивать рукава пиджака.
  Мотылек досталась бутылку, бокалы. Налила.
  Генри взял протянутый стакан и залпом выпил его, протянул назад и попросил:
  -- Еще.
  Мередикт налила. Затем на полнила бокал и себе, сделала глоток.
  Белчер выпил второй бокал, и лишь поле этого смог говорить.
  -- Прости, что пришел к тебе. Мне больше не с кем поговорить... Я просто скоро взорвусь. И Берте ничего нельзя рассказывать... О боги, за что мне это?!-- мужчина с усилием провел рукой по лицу.
  -- Рассказывай,-- приказал Дикт и наполнила его бокал снова.
  Генри кивнул и пересказал ей события ночи. Он говорил предельно спокойно и медленно, но его руки тряслись. Хоть Дикт не видела этого, но она слышала, что в его бокале вода плескалась.
  --... Я отправил Берту в школу утром. И только после этого позволил себе...
  -- Не скрывать эмоции?
  -- Да. Я не мог допустить, чтобы меня видели таким...
  -- Почему? Почему ты не хочешь, чтобы кто-то видел твои эмоции?
  -- Я не знаю. Просто не могу. Не хочу. Если кто-то увидит, что я чувствую или что у меня внутри - то он посчитает меня слабым. Бесхарактерным. Мямлей...
  -- Тебя так называла Анна?-- уловила интонацию Мотылек.
  -- Как ты поняла?.. Да. Она меня так однажды назвала, когда мы были детьми еще. Играли, Анна поставила мне подножку и я упал, в мясо изодрав колени... Ревел, помню, жутко. А она сказала - "Ну ты и мямля!". Меня как молнией ударило. И я решил - больше никто и никогда меня так называть не будет. Это детство, я знаю. Но это правило сохранилось у меня до сих пор.
  -- А почему мне ты тогда можешь все это говорить?-- девушка подперла подбородок рукой.
  -- Не знаю,-- Генри неожиданно покраснел, отвел взгляд.-- Наверно, потому что ты Дикт.
  -- И это не связано с теми предложениями, что ты мне делал?-- тихо посмеиваясь, спросила она.
  -- Отчасти связано. Я почему-то тебе верю.
  На ее лице появилось странное выражение. Оно длилось лишь миг, затем Мотылек взяла себя в руки. И попыталась перевести разговор в другое русло:
  -- А твое отношение к Берте изменилось? После того, как ты узнал.
  -- Нет... Да... Я не знаю! За что мне это... Я не выдержу...
  -- Что ты не выдержишь?-- терпеливо спросила Дикт.
  -- Эмоций. Они меня переполняют, я не могу из контролировать.
  -- И не нужно. Эти эмоции отрицательные?
  -- Я не знаю... Они слишком сильные, чтобы понять.
  -- Хорошо. Чем именно они вызваны: приходом Анны и ее диалогом с тобой или же признанием Берты?
  -- И тем, и другим.
  -- А точнее?
  -- Я не знаю... Дикт. Мне плохо.
  -- Понимаю. Но нужно разобраться в себе. Для этого ответь - что тебя больше поразила? Что вызвало такую реакцию? Подумай, и ответь.
  Генри сделал глубокий вдох, задумался. Откинулся на стуле, забарабанил пальцами по столу. Снова замер.
  -- Аннабель,-- наконец спокойно ответил он.-- То, что Берта моя настоящая дочь - да, меня шокировало. Было неприятно, что она скрывала долгое время эту информацию... Но если бы она это сказала сама, без слов Анны - я бы не поверил. Но то, что Берт моя дочь я понял давно. Не ее в биологическом смысле. А на уровне переживаний, чувств. Она моя дочь, я знал это. Но я не думал, что настолько.
  -- Значит, виной твоему состоянию - эмоции связанные с Анной.
  -- Да.
  -- Что именно тебя зацепило?
  -- Ее поведение. Реакции. Эта грубость и прямота. И то, что я все же виду через это все ту Анну, что любил. Слабый отголосок того, что было. Дикт... Что мне делать?
  -- Понять, что был прав.
  -- В смысле?
  -- Судя по твоим рассказам, ты очень сильно на нее реагируешь. Тебе еще хочется верить, что вернется та девушка, ради которой ты жил. Но скажи - если та Аннабель, нежная, чуткая, веселая, вернется, то будешь ли ты счастлив? Та Анна - это, что тебе сейчас нужно?
  -- Нет. Мне сейчас нужна ты...-- он попытался взять ее за руку, но девушка отстранилась.
  -- Ты не знаешь нас. Не говори так, нам больно.
  -- Я хочу узнать! Просто позволь мне...
  -- Всему свое время, Генри. Когда время наступит - ты все узнаешь. А сейчас давай договорим насчет Анны. Значит, ты признаёшь, что если вернется та Аннабель, то ты счастлив не будешь?
  -- Да. Я не достоин той девушки.
  -- Тогда перестать искать ее в Аннабель. Она теперь другая женщина. Женщина, которая бросила тебя, забыла на двенадцать лет, сошлась с мужчиной, которого зовет мужем и любит больше, чем тогда любила тебя. Женщина, которая хотела убить своего ребенка и оставила его на произвол судьбы. Та, которую интересуют лишь ее желания. Эту женщину ты способен полюбить?
  -- Навряд ли...
  -- Ты сам ответил на своей вопрос. Перестать искать ту, которая тебе больше не нужна. У тебя есть Берта. Есть я. Как друг. Есть Арье, София. Есть твои родители в конце концов!
  -- Есть брат и сестра...
  -- Брат?-- удивилась Мередикт. О разговоре с Ральфом Мотылек решила умолчать.
  -- Да. У меня старший есть старший брат.
  -- Он намного старше тебя?
  -- На три года.
  -- А сестра?
  -- Сестре только-только исполняется пятнадцать. Она поздний ребенок...
  -- Вот. Есть люди, которым ты нужен, и которые нужны тебе.
  -- Спасибо, Дикт.
  -- За что?
  -- За все.
  -- Тебе стало легче?
  -- Да, намного... Ты умеешь задавать те вопросы, ответы на которые так нужны.
  -- Вот и хорошо,-- Дикт встала, подошла к мужчине и крепко его обняла, прижав к себе.-- А сейчас ты позовешь меня на чашку кофе, я просто очень голодная, потом пойдешь домой, а вечером я приглашаю вас с Бертой на концерт. Я выступаю вместе с несколькими музыкантами, обещают аншлаг...
  -- Мы обязательно придем.
  Он обнял ее в ответ, с наслаждением вдыхая ее аромат.
  
  Берта была в восторге от приглашения Мередикт. Прийдя со школы и услышав эту новость, она тут же бросилась искать, что ей одеть на концерт. Лиззи еле за ней поспевала, по пути шутливо ругаясь на непоседливость малышки.
  До концерта было еще далеко, девочка возилась у себя в комнате, а мужчина решил дать себе небольшой отдых.
  Генри сидел у камина и пил крепкий чай с лимоном, читая пьесу "Будуар" - ему все же стало стыдно, что его дочь знает о современной прозе больше, чем он, когда к нему зашел Ральф и объявил, что к Белчеру пришла гостья.
  -- Кто?-- нахмурился мужчина. Это не может быть Дикт, не Аннабель - та не станет так являться к нему посреди дня. Может, Аннали? Хотя, эта история должна была уже закончиться.
  -- Она просила не говорить.
  -- Хорошо, пусть войдет.
  Спустя пару минут в зал вошла София. Генри не сразу понял, что с ней не так. Девушка была встрепана, от нее шла волна кисловатого запаха, ее слегка покачивало, на лице - странная улыбка.
  -- Добрый вечер, София,-- мужчина встал ей на встречу.
  Помощница шагнула навстречу и крепко его обняла, громко дыша ему в шею. И так замерла.
  -- Все в порядке, милая?-- осторожно спросил он, не зная, что делать.
  -- Нет.
  -- Что случилось?
  Она на нем висела, вцеившись в плечи, не собираясь ни отпускать, ни отвечать.
  Генри постоял пару минут, давая ей возможность прийти в себя. Затем попытался отстранился. Но хватка девушки усилилась. И только тогда он понял, что странный запах, который идет от девочки - перегар.
  -- София, ты пьяна?
  -- Дааа...
  -- Почему? Что случилось?
  -- Мне плохо.. Генри. Здесь,-- она все же слегка отодвинулась от него и ткнула себя пальцем в грудь.
  -- Болит? Может, лекаря?
  -- Нет. Никого не нужно. Но болит. Каждый день, как я вижу тебя или его. Я не знаю, что делать...
  -- Давай пройдем на кухню, выпьем чаю и ты все расскажешь?
  -- Давай... Генри.
  -- Да?
  Она резко придвинулась к нему и поцеловала в приоткрытые в ответе губы. Мужчина застыл, не зная, что делать. А девушка между тем пыталась расстегнуть ему рубашку.
  -- София...
  Ее мягкие, но немного неловкие пальцы, расправились с пуговицами, ладони заскользили по торсу мужчины. Она все еще пыталась его целовать.
  -- София, что ты делаешь?
  Она не ответила, проявляя все большую инициативу. Попыталась стянуть с него рубашку и перебралась к ремню на брюках.
  Генри заставил себя глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Не то, чтобы он поддался ее ласкам, но все же ее прикосновения не могли оставить равнодушными мужскую физиологию.
  -- Соня, будь добра, прекрати,-- твердо сказал он, перехватывая ее запястья.-- Не нужно. Это не нужно ни тебе, ни мне.
  -- Соня?-- она подняла на него изумленные глаза, в которых еще было желание.-- Ты меня так никогда не называл...
  -- Если хочешь - буду называть только так, но сейчас нужно успокоиться. Хорошо?
  -- Хочу, чтобы ты так меня называл.
  Она вновь попыталась его поцеловать, но мужчина удержал ее.
  -- Ты не хочешь?-- она выпятила губу, словно ребенок.-- Я ведь милая... И умная. Почему не хочешь?
  -- Потому что все, что сейчас ты вытворяешь - глупость.
  -- Нет! Это не глупость! Я просто хочу понять.
  -- Что ты хочешь понять?
  -- Кого я люблю. Тебя или его,-- она всхлипнула. Затем закрыла лицо рукам , и осела на пол. Генри, так как держал ее за руки, сел вместе с ней.
  -- Ты о Ре?
  -- Да...
  -- И ты хочешь понять, как каждому из нас относишься?
  -- Хочу... Назови меня Соней. Пожалуйста...
  -- Давай так, ты сейчас отдохнешь, приедешь в себя, а потом мы поговорим. И я буду с тобой честен. Обещаю, Сонь.
  -- Обещаешь?
  -- Да. Слово сеньора.
  Она смотрела на него влажными глазами. На ее лице было одновременно и радость, и растерянность, и почему-то непонимание. Она по двинулась к нему, положила голову на плечо, оперевшись.
  -- Хорошо. Тогда я сейчас посплю здесь... И как проснусь сразу поговорим.
  Генри прокинул в уме. До того, как она проснется, они должны уже бы с Бертой вернуться домой.
  -- Да, конечно. Тебе приготовить комнату?
  Но она уже провалилась в сон. Мужчина поднял брови и покачал головой, пробормотал:
  -- И что все это значит?
  Затем осторожно взял ее на руки и поднялся. Гостевых комнат у него в доме было три. В одной жила Мередикт, там еще остались ее некоторые вещи. Вторая давно не убралась... Значит, осталась та, что на третьем этаже.
  Он отнес помощницу наверх. Девушка мирно спала, не проснувшись ни на мгновение, когда он снимал с нее сапоги и легкую кофту, чтобы ей было удобно спать в рубашке. Он уложил ее в постель, накрыл одеялом.
  Когда закрывал за собой дверь, то увидел Ральфа, который ждал, когда тот выйдет.
  -- Как я понимаю, сеньора останется у нас на ночь?-- спросил он.
  -- Да. Она наверно проснется либо рано утром, либо к обеду. Приготовил для нее что-нибудь после...
  -- Да. Мы позаботимся, чтобы у нее голова болела как можно меньше.
  -- Спасибо, Ральф.
  -- Не за что. Сеньор?
  -- Да?
  -- Застегните рубашку. Не думаю, что Берте нужно видеть ваш безусловно идеальный торс.
  Генри смутился и поспешно стал застегиваешь пуговицы.
  Когда подошло время выходить, Белчер зашел в комнату дочери. Берта была уже готова чуть ли не два часа назад, теперь сидела в кресле и снова читала книгу. Когда он зашел, девочка, не отрываясь от текста, спросила:
  -- Уже пора выходить?
  -- Да. Но помимо этого у меня есть к тебе просьба.
  Дочь мгновенно отложила книгу и уставилась на него.
  -- Я слушаю...
  Белчер подошел к ней, сел рядом с креслом на пол на колени, взял ее за руку и что-то тихо начал говорить....
  
  Они шли на концерт. Солнце готово было вот-вот зайти, наступала темнота. Но фонари, которые были равномерно расставлена по улицам, не давали мраку полную власть. Прохожих было не так уже много, холод загонял всех по домам. В воздухе витал вкус скорой зимы. Все деревья уже освободились от листьев, теперь ждали снега, которого обещали много.
  Чем ближе они подходили к центру, тем выше становились дома. Больше старых домов, чем новых. А если стройка была недавно, то ее вели специально под окружающую архитектуру.
  Генри рассказывал дочке по пути об истории некоторых зданий, девочка внимательно слушала и изредка задавала вопросы. Она полюбила эти прогулки с отцом, когда модно был спокойно поговорить, именно поэтому они предпочитают выйти пораньше, чтобы дойти до нужного места.
  -- Видишь вон тот дом из темно-красного кирпича? Ты помнишь семью Пок, кто это?
  -- Эдвард Пок был архитектором, и спроектировал этот дом?-- немного подумав, сказала девочка.-- Там еще висит табличка с его именем.
  -- Почти. Раньше это было Первой Школой, а еще до этого зданием Пятого Парламета.
  -- Это когда императоры пытались устроить демократию?
  -- Да, именно. Так вот, Правителю понадобится дом в центре Меньтрюр. И Пок предложил ему это здание, которое народилось в тот момент в плачевном состоянии. И он занялся реставрацией здания. А когда закончил, предоставил отчет Правителю. Тому здание понравилось, но жить здесь он не захотел. Поэтому в ближайшее время отдал одной из фавориток - Лизабет, будущем мужем которой по стечению обстоятельств стал в будущем сын Эдварда Пока - Луис.
  -- Сам сыну сделал дом?
  -- Именно.
  -- Они и сейчас там живут?
  -- Да.
  -- А ты с ними знаком?
  Генри улыбнулся. Будучи молодым, он как и все любил покутить. Луис был тем самым очагом, вокруг которого собиралась молодежь, чтобы пить, танцевать и любить. У него был дом, были друзья и невероятный талант устраивать вечеринки. Белчер обожал там бывать до того, как узнал, что Луис был очередным любовником Аннабель. Жена ему сама рассказала. Это было когда он неосторожно заметил, что Лизабет красавица, на что Анна ему заявила - если была не только красавицей, но и умницей, то Лу бы не спал с ней. Тогда Белчер понял, почему их так часто и так настойчиво зовут к себе в гости это семейство.
  -- Да, мы когда-то дружили. И он рассказал мне эту историю.
  -- Нам в гимназии рассказывали, что Центральная Улица раньше называлась улицей Эл. Почему? Вроде какая-то знаменитая красавица была.
  -- Элиза Вторая Победительница.
  -- Так это в честь нее?
  -- Да. В честь Великой первой Императрицы, которая отвоевала нам Правый Континент.
  -- Ого! Ничего себе...
  Генри нахмурился. Уже пять минут сзади кто-то за ними шел. Раньше он думал, что им просто по пути, но когда они с ними уже третий поворот - это начинало настораживать.
  Первое - нужно обезопасить дочь, и желательно так, чтобы она не поняла что к чему. Второе - разобраться с преследователями.
  Им сейчас нужно идти туда, где как можно больше людей. Или хотя бы чтобы они там были.
  Генри огляделся украдкой, анализируем обстановку. Их наткнулся взглядом на магазинчик цветов, которые были буквально через три дома на противоположной стороне дороги. Там толпилось человек пять, а шумный продавец предлагал букеты.
  -- Берт, а давай Дикт купим цветов?
  -- Цветов? Хорошая идея. Только где.... Вон впереди!
  -- Иди выбери букет, я сейчас подойду
  -- А ты куда?
  Генри кивнул на мужчину, который шел навстречу им, абсолютно не следя за дорогой, читая какую-то заметку в газете. Мужчина был невысок, худощав, с живыми голубыми глазами и легкой улыбкой на губах. Одет сеньор в дорогую и опрятную одежду, подобранную явно со вкусом.
  -- Мой клиент, нужно сказать, что дело ведет Альберт.
  Сзади их трое. Мужчины, идут примерно с тоже скоростью, что и они, и при этом молчат. Обернуться пока нельзя.
  -- Так ты меня прогоняешь,-- девочка сощурилась.
  -- Ну хочешь, останься, послушай о том, как именно он хочет провести процедуру банкротства, чтобы...
  -- Все-все! Я за цветами. Какие выбрать?
  -- Полностью довелось твоему идеальному вкусу. Вот деньги, выбирай самый лучший.
  Девочка улыбнулась, подмигнула отцу и перешла на другую сторону дороги, перед этим проверив, чтобы не было машин.
  Генри напряг мышцы, готовый к удару, и медленно развернулся к противникам.
  Как и предполагал - их было трое. Высокие, широкоплечие, лица спрятаны в тени широких полях шляп, вышедших из моды лет пятнадцать назад. Белчер шагнул им навстречу, уже засунув руку под плащ, к ножу, готовый ко всему, кроме того, что они пройдут мимо.
  Мужчины, обронив поочередно "прошу прощения", обогнули юриста и пошли дальше.
  Белчер растерянно хлопнул ресницами.
  Что это было? Он ошибся? Прислушался. Трое как ни в чем не бывало шли дальше.
  Стареешь, Генри. Стареешь.
  Он вздохнул, покачал головой, и снова повернулся вперед.
  И тут встретил пронзительный взгляд голубых глаз.
  Что-то холодное и острое ткнулось ему в живот, прорезая пальто и кожу. Глаза не изменили ни на миг своего выражения.
  Губы незнакомца разошлись в улыбке, и он, крепко обнял оторопевшего Генри левой рукой, прижимаясь крепче, и похлопывав ладонью по спине.
  Генри непроизвольно вздрогнул, почувствовал как лезвие входит глубже. Затем почему-то стало тяжело дышать, и он начал падать.
  Его осторожно подхватили и оперли о стену, чтобы он не упал.
  -- Это предупреждение от моего заказчика. Последнее. Если ты продолжить заниматься этим делом, то мой нож не промахнется мимо твоего сердца,-- сказал тот мужчина, которого Генри легкомысленно назвал своим клиентом. Белчер ошибся совсем на чуть-чуть... Клиентом был он сам. Голос наемника был холодным и каким-то обыденным, словно речь шла о килограмме рыбы в магазине.
  -- Что?..-- прошептал юрист, из его рта тонкой струйкой по подбородку потекла кровь.
  Со стороны это выглядело так, словно двое знакомых встретились и отошли сторону, чтобы поговорить, при этом один ненароком оперся о стену дома.
  -- Выживешь - поймешь,-- ответил убийца и провернул нож в ране.
  Из губ Генри вырвался тихий вздох.
  Наемник отстранился, хлопнул Белчера по плечу и пошел дальше, снова достав откуда-то из-под плаща газету.
  Белчер поднес руку туда, где ощутил тогда тычок. Наткнулся на что-то горячее и мокрое. Кровь толчками вырывалась из раны, быстро окрашивая белую рубашку и серое пальто в благородны красный цвет.
  Мужчины попытался выпрямиться, но тут же согнулся в три погибели, цепляясь пальцами за живот. Его начало трясти так, что стучали зубы. Боли не было, вместо этого приходила странная слабость и дурнота. Мужчину замутило.
  -- Па, я купила лилии-- внезапно раздался голос Берты.-- Вот! Мне кажется, ей понравиться... Па? Тебе плохо?
  Генри поднял голову, встретился взглядом с испуганными глазами дочери. Открыл рот, желая что-то сказать, но тут его болевой порог дал трещину. Боль захватила его сознания, скручивая. Стена вдруг перестала быть надежной опорой.
  Белчер упал на плитки тротуара, не издав ни одного звука.
  Берта закричала, роняя большой букет белых цветов на землю,
  ... Лекари приехали буквально через пятнадцать минут. Оперативно погрузили тело мужчины в машину Зеленого Круга, захватили с собой девочку, которая перешла от криков и слез к полному отупению, и уехали, оставив любопытных прохожих умирать от любопытства.
  Как после выяснилось, никто толком ничего не видел. Встретились двое на улице, обнялись, поговорили разошлось, а потом к этому подошла девочка, и он упал. Вот и все.
  Ранним утром одно лицо без постоянного места жительства, наткнулось на лужу крови. С вздохом подняло цветы, белые листья которых были частично алыми, оглядел пятно на земле и, поворочав:
  -- Льют тут вино, и цветы потом бросают, портят,-- пошло прочь, оставив цветы там, где они до этого лежали.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"