Долог был твой путь домой. Роман о сэре Гае Гизборне. Часть первая. Глава двадцать седьмая.
Сто тысяч раз проклял Джек свой болтливый язык... Но было уже поздно. Сэр Гай выскочил из большого зала, будто за ним черти гнались, оседлал Блайза и рванул по дороге так, что комья влажного дерна из-под копыт вороного долетели чуть не до окон. А леди Эсси... Леди Эсси плакала.
А все старая дурища Тильда! Ну что бы ей, любопытной курице, не задаться целью сварить кашу повкусней в то утро? Так нет же... Приперлась в Джекову каморку - да, он теперь, как управляющий, жил в крохотной комнатушке, сам по себе, а не с остальными слугами и не у хозяина под дверью - так вот, пришла значит, вроде, с миром. А что, мол, драгоценный ты наш, нет ли какой работы для моего сынка, а то пропадают золотые руки? Чего ж ты, управитель, такого хорошего плотника поставил амбар-то чинить? И без него б справились. Глупая бабка ты, Тильда, потому как нету ничего важней амбаров сейчас. Зима скоро. Будут худые амбары - нечего нам станет есть. И никаких хозяйских денег не хватит, чтоб всех нас накормить, зерно-то, оно вон как дорого сейчас...
Откуда деньги? Да не твоего ума дело, старая. Много ль кого убить пришлось за те деньги? А хочешь, я тебя сейчас прибью?! Я, на лорда глядя, тоже кое-чему научился! Да никого он не убил, ты, старая ведьма! За те деньги - никого, только с сарацинами мы воевали, да тот поединок... Тьфу ты, чтоб мне лопнуть! Да какая тебе-то печаль - кого? Уйди от греха! Чего это? Это ты меня задобрить хочешь, старая? Ну, давай, раз притащила... А что, неплохой эль... И ты хлебни, а то вдруг - отрава... Да смеюсь, пей, бабка! Выпьем!
Да, сэр Гай - он настоящий рыцарь, не то, что эти, новомодные - с кастрюлями на головах, так-то... И того красавчика-аквитанца он и правда на поединке грохнул. Как его звали-то... Варенн? Гаренн? Точно - сэр Ожье де Гаренн. Царство ему небесное. А нечего было ему языком трепать... Ты чего это? Куда поскакала, старушенция? Э? А, и черт с тобой, кочерыжка надоедная ... Допью вот - да и пора за работу приниматься...
***
"Через три дня будет день святого Михаила", - считала Эзелинда на пальцах, глядя утром в окно и вспоминая воскресную службу, на которой Мыш и напомнил о последнем празднике августа, - "Яблони можно прививать до последнего, чуть не до заморозков. А вот с грушами надо поторопиться, иначе - хоть вовсе не делай". Убедившись в верности подсчетов, Эсси спозаранку, наскоро проглотив ломоть хлеба, чуть не бегом побежала в сад, вручив Бренде ведерко с черенками. Вчера гроза, позавчера гроза... И третьего дня - тоже шел дождь. Так можно не успеть.
Кто-то когда-то явно пытался этим садом заниматься, это до сих пор заметно. Остатки ровных огородных грядок, колышки, привязанные некогда к тем деревцам, которые давно превратились во взрослые деревья... Кто это был - мать Гая? Бабушка?... Но времени с тех пор прошло... Заросли малины, похожие на дремучий лес, густая чащоба всевозможных сорняков, вытянувшиеся без толку молодые дички яблонь и груш... Старые сучковатые деревья, с искривленными, покрытыми лишайником стволами. Того гляди, тяжеленная мертвая ветка на голову свалится... Несколько яблонь надо было просто спиливать - зимой холодом их убило, кора треснула, да и древесина тоже. Как говорят, сердце у яблони разорвалось от мороза... Интересно, которой зимой? Голову дам на отсечение, что уж не прошедшей, а гораздо раньше. И вон ту вишню тоже придется срубить и потом выкорчевать пень. Да уж, будто целый век здесь никого не было...
Парню по имени Нед, которого Джон-управляющий, посоветовавшись со старым Этелредом, недавно определил в садовники, хозяйка манора велела пока хоть мусор отсюда убрать поскорей. Сучья, ветки, сухой бурьян, превратившийся в непроходимые дебри за много лет, хлам, который непонятным образом всегда накапливается на задворках в садах... И вот Нед возился где-то в дальнем углу сада, прорубая, судя по звуку, себе дорогу в этих самых дебрях и складывая плоды своих трудов на маленькую тачку. Иногда стук топора прерывался проклятьями - да, оцарапаться тут есть обо что.
Проходя мимо подновленных огородных грядок, Эсси хихикнула тихонько. Третьего дня она обнаружила посреди капусты новое пугало на палке, наряженное в рогожный мешок, будто в плащ, с длинной хворостиной в руке и с напяленным на голову дырявым котелком. Из-под котелка торчали соломенные патлы, долженствующие изображать волосы. Вылезший навстречу хозяйке манора из кустов смородины Нед-садовник застенчиво ухмыльнулся:
- А что, моя госпожа, хороший парень* вышел, верно? Пускай стоит тут, ворон пугает?
- Да, должно сработать. Ты молодец.
"Или я такая испорченная", - думала Эзелинда, идучи в сопровождении Бренды мимо пугала, - "Или у Неда талант не только к садовым делам. Ну, похоже ведь, что ты будешь делать... Вылитый". И она снова тихонько засмеялась.
Ну, вот и дички, привет. Хорошо, что Нед немного тут проредил заросли, а то б порвали мы с Брендой подолы.
- Смотри... - Эсси взяла из корзинки ножик, - Черенков я вчера еще нарезала. Лучше б сегодня, но так мы слишком долго провозимся... Дождь может пойти. Берем веточку, вырезаем из нее такой вот вроде как щиток с глазком, видишь? Теперь протираем мокрой тряпочкой кору дичка... вырезаем букву "Т". Ты буквы знаешь? Нет?
Бренда промолчала, как всегда, только помотала светловолосой головой, - откуда ей знать буквы?
- Ладно. Тогда, ну... ну пусть это будет почти что арбалет, только крылья прямые. Вот так вот вставляем щиток внутрь и плотно приматываем... и узлом завязываем крепко. Тряпку давай! Теперь следующий...
На десятом деревце Бренда, насмотревшись и уяснив порядок действий, протянула руку, прося позволения самой вырезать щиток. Вышло довольно ловко, почти так же, как и у самой Эзелинды. Это хорошо, можно вдвое быстрей справиться. Пошли дальше!
Они уходили вглубь сада: Эсси что-то бормотала, неважное, почти себе под нос, обращаясь то к дичкам, то к черенкам, то к Бренде, так, для собственного спокойствия. Нервничала она все еще слегка, признаться. Бренда, хоть и одних, вроде, с Эзелиндой лет, была молчалива до чуть не полной безгласности, слово клещами вытягивать приходилось, и это хозяйку манора немножко угнетало. Ей хотелось добиться не то, чтоб ответа... На самом деле сам по себе ответ ей не был нужен, Эсси, конечно, хотелось иметь в лице служанки человека, которому можно довериться. А кому можно, кому нельзя - разве за месяц без малого поймешь? Нет, ну почему, можно понять... Бренда хорошая, глаза у нее серые, спокойные, с ней легко ладить... И котята ее любят, даже больше, чем меня, пожалуй... И мне слегка завидно, честно говоря. Хотя - она ведь их кормит, это естественно. Да с ней и молчать удобно, по большому счету. Но все-таки...
- Леди Эсси! Леди Эсси!
Старая нянька Тильда ломилась по саду с завидной прытью, как молодая глупая девчонка, а не почтенная пожилая особа на приличной должности. Эзелинда подняла глаза от надреза в коре, который ей удалось сделать аккуратно и чисто, ровно на ширину ладони вниз.
- Что стряслось?
- Леди Эзелинда... Мне надо Вам сказать... Бренда, уйди!
Светловолосая саксонка с готовностью отошла, даже бровью не шевельнув. Встала поодаль и принялась поправлять обвязку на дичке, чтоб плотней сидела.
- Гаренн. Сэр Ожье де Гаренн, который к Вам сватался и сбежал потом...
- Да в чем дело-то? Ну, помню я такого рыцаря, дальше что?
- Ваш муж, леди Эс. Сэр Гай убил де Гаренна на поединке три месяца назад.
- Что?! - Эсси подняла руку ко рту, попыталась собраться и переварить услышанное, но ей это не удавалось. Хотела было, сохраняя видимость спокойствия, закончить прививку, взялась за нож, но руки затряслись и она порезалась. Несильно, но ей стало нехорошо, и молодая хозяйка манора вынуждена была ухватиться за тонкий стволик молодого деревца. Тильда всполошилась, замотала палец Эсси обрывком той же ткани, которая предназначалась для обвязки привоев. Залепетала, что это добрая примета - кровь в землю ушла, сад хозяйку признал...
Эзелинда пришла в себя, но сильно побледнела, бросила ножик на землю, сжала накрепко кулаки:
- Удались.
Тильда вспугнутой курицей понеслась с глаз долой, уже понимая, что сболтнула лишнего и что сейчас не миновать грозы.
Эзелинда заметалась по саду, позабыв и про незаконченную прививку, и про Бренду, которая будто слилась с деревьями, настолько ее стало не видно и не слышно. Саксонка внимательно смотрела на свою госпожу, не слыша, что произошло, но с готовностью ожидая - не понадобится ли помощь. Леди Эзелинда кружила под яблонями, всплескивала руками, повязка размоталась, потому она палец в рот сунула. Но не зовет. Храбрая.
Набегавшись до одури и наговорившись с деревьями, Эсси наконец решилась найти мужа и спросить - что и как... Чувствовала она сейчас много и разного, поэтому снова, как утром, только назад, почти бежала по саду, цепляясь подолом за кусты ежевики и пытаясь мысленно собрать в кучу на ходу то, что казалось ей самым важным. А что самое важное? Что Гай ей не сказал! Он, выходит, знал, что Гаренн к ней сватался? Или не знал все-таки? Тогда почему убил? И кто кого вызвал? Это что же, муж нарочно оставил ее мучиться оскорбленной гордостью? Нет, не может быть... Тогда что? Да Бог даже с этим, но выходит, что ты дрался из-за меня? Или еще почему? Какая-такая причина-то была? Но... Но тебя ж могли убить?! Я ведь помню этот гареннский взгляд, он же убийца, по глазам видно... Ему убить за счастье... Он же мог... Ах ты пугало1, пугало огородное, безмозглое, тебя ж убить могли запросто, тебя могли убить! И я никогда б тебя не увидела больше... И даже б не узнала... Ну, Гай Гизборн, ну, супруг богоданный, сейчас я тебя спрошу!
***
- Гай!
Гизборн тихо-мирно сидел с самого утра в каминном зале, пытаясь сосчитать, сколько денег уйдет на Эссину часовню. Да не жалко, тем более, что Мыш собрался ее строить задаром, во славу своей обожаемой святой Бригитты. Но знать-то надо... Платить придется за лес - Ланкастерскому шерифу, за резьбу - потому что своих нету резчиков, а надо... А забавно: подобрал старого хрыча по дороге, столько лет прошло, а он не спешит что-то в свой ирландский монастырь. Только деньги туда отправляет, те, что я ему плачу... Ну - его дело. Так, ладно, а это он чего такое понаписал тут?
- Гай!
Гизборн поднял голову от пергамента, на котором Мыш изобразил план подвоза камня и фундамент, который предполагалось соорудить из тех самых каменных столбов, что стояли там испокон веков, а последние лет эдак двести - лежали, да еще приписал на полях, куда сгружать какие блоки и во что это обойдется по времени. Эсси влетела в зал бледная, с непонятным ему выражением лица. Да что такое-то? Гизборн нахмурился.
- Мне надо тебя спросить. Я должна знать! Это правда?!
- Эс, ты о чем? Почему ты кричишь, в чем дело?
Он уже встал из-за стола, одним движением отодвинув в сторону кучу свитков. Ему было тревожно, неприятно и непривычно, потому что никогда еще Эсси не позволяла себе такого тона. И потом, слишком долго он слушал вопли начальства, чтоб позволить орать на себя собственной жене...
- Ты... Ты правда убил Гаренна?
При одном упоминании этого имени кровь бросилась Гизборну в голову, и он начисто перестал соображать. Всё, что мутью бродило на дне души, сейчас бурно рванулось наружу - все сомнения, подозрения... и ревность. Да, Гизборн дико ревновал жену, не желая себе в этом признаться. К ее соколу Рашу, которого она любила, к глупым пёстрым котятам, которых она ласкала, к ветру на дворе, который теребил завиток на ее виске... И к Гаренну.
- Что?! Откуда ты... Да, убил! Я не должен тебе отчитываться! Постой-ка... Так он был дорог тебе?! Ты... ты ждала его! А я... - И Гизборн, уже совершенно вне себя, не дав жене и слова вымолвить, опрометью кинулся вон из каминной, хлобыснув дверью о стену так, что треснули дубовые доски.
Эсси стояла посреди залы, заломив руки и растерянно моргая. Да что же это... Я же только спросить... А он... И она осела на пол, прямо там, где стояла. И расплакалась - сначала тихо хлюпая, как обиженный ребенок, а потом и в голос, вцепившись себе в волосы и раскачиваясь. Он уехал навсегда, он бросил ее...
***
Гизборн уже два часа гнал коня, Блайз начал храпеть и спотыкаться. Несмотря на то, что было всего лишь часа два пополудни, вокруг стало почти совсем темно из-за надвигающейся грозы. Ветер рвал плащ с плеч, похолодало... Смерть Христова, и туча на небе вот-вот опрокинется на землю... Куда меня занесло-то? Хотел же в Йорк рвануть, все равно ж ехать собирался, послезавтра святой Михаил, может, решу чего по дороге... Да, а у нее будет время подумать... А если ей что-нибудь привезти оттуда, она меня простит...
Крупные ледяные капли ударили Гизборна по макушке, просочились за шиворот. Дьявольщина, и не оделся толком даже... Но деньги-то вот, у пояса... И меч при мне. Где ж это я? Дождь хлынул стеной, вода под копытами коня пенилась и несла потоки палой листвы. Надо б повыше, что ли, подняться вон по тому склону, иначе мы с Блайзом утонем в этом овраге. Э, да это Каменный Круг. Бывший Каменный Круг... Вон стоит тот сарайчик, который Мыш и Дикки-плотник соорудили наскоро, чтоб было где укрыться, в случае чего, от непогоды. Ну, я и укроюсь. А если кто там есть, можно сказать, что приехал посмотреть, как тут дела... Нету никого, только инструмент вдоль стен. Хорошо, хоть не заржавеет ничего. Вот, малыш, не беспокойся, мы тут переждем дождь...
Гизборн стоял у входа в сарайчик, опершись руками о косяки, и смотрел наружу, на падающие с небес струи прозрачной, холодной воды. Небо раскалывалось молниями, глаза слепли от ярких вспышек, уши глохли от грохота дождя... Но ему было все равно. Он смотрел на то, как дождь колотит по траве Холма хрустальной колотушкой. И очень ясно осознавал, что любит свою жену... И убьёт за нее любого. И отдаст свою жизнь, если понадобится...
Гроза прошла. Потихонечку из-за туч выглянуло солнце, пока еще робкое, смущенное. И откуда-то потянуло дымом...
- Гвен? - как обычно, Гизборн сначала ляпнул, потом подумал. Но старуха, устроившаяся со своей жаровней у поваленного Камня, была, действительно, похожа на Гвен-валлийку. Издалека если. Седые волосы, худые руки... Только почему она сухая совершенно? Он сам, пробыв под грозой совсем недолго, и то промок. А венок из спелых колосьев на ее волосах - абсолютно сухой. И жаровня весело потрескивает, рассыпая угольки. А это что - журавль? Ручной? Ничего себе...
- Так это из-за тебя она тогда в мой круг пришла? Ну-ну... хороший. - И старуха расхохоталась, весело и беззаботно, всплеснула руками, - Да сядь ты, горюшко! В Йорк собрался от жены, верно?
- Что? Я... Откуда ты знаешь? - Гизборн настолько опешил, что действительно сел на поваленный Камень, не спросив - ни кто она такая, эта старуха, ни что она тут делает, на его земле.
- Неважно. Я все знаю. Да не хлопай ты так глазами! - и она снова засмеялась, заливисто и заразительно. Но почему-то Гаю не было весело. - Не езди никуда, возвращайся. Нельзя, чтоб овражек стал пропастью. Не вернешься сегодня - она начнет тебя бояться, перестанет тебе доверять.
- Но я... Да черт же всё возьми! Я хотел...
- Не нужно ей ничего. Ни из Йорка, ни откуда еще... Ей только ты сам нужен. Подарок хотел привезти? Боишься, да? Вон, розовый куст на склоне, видишь? Привези ей розу...
Гизборн повернул голову. Действительно, куст... Все еще по-летнему ярко-зеленый, с плотными, глянцевыми листьями. И с множеством светлых цветов, усыпанных каплями воды, которые сейчас сияли под расхрабрившимся, наконец, солнцем, как драгоценные камни. Он подошел поближе, остановился, выбирая... укололся пару раз, разумеется, ругнулся себе под нос, но сорвал тот, что показался ему самым красивым. Нет, он никогда не думал о цветах, не замечал их. Но вот этот - плотный, шелковистый, с нежными прожилками цветок - вдруг показался ему самым совершенным творением из всего, что он видел в жизни. Чуть угловатые изгибы лепестков... изящные, но сильные и такие живые, слегка погрызенные кем-то невидимым - листья, даже коричневатые шипы, изогнутые, как сабли... Рыцарь обернулся - старуха уходила по склону Холма, и рядом с нею важно шагал ручной журавль...
Гизборн вернулся в сарайчик, похлопал коня по шее, вывел наружу, на промокшую от грозы и дымящую сейчас паром траву. Вскочил в седло, оглянулся - не было уже старухи на склоне, только клочья тумана плыли по ложбинкам оврага. Приснилось, что ли?
- Блайз, домой! - вороной вполне бодро заплюхал по лужам. - А куда цветок-то девать, проклятье, мне же обе руки нужны?... Ладно, вот так как-то, - и Гизборн, недолго думая, сунул розу за пазуху.
***
Махом протрезвев от зрелища, которое являл собой хозяин, вылетевший Джеку навстречу из каминной, бывший оруженосец резво отскочил в сторонку от греха. К окошку. Подошел к двери, постоял под ней чуток, но потом все же решил войти... Почему? Да потому, что послышалось ему... Нет, не послышалось.
- Леди Эзелинда...
Она сидела на полу, скорчившись в горестный комок, маленькая, беспомощная и настолько несчастная, что, казалось, умрет сию же секунду, если ей не помочь. Господь всеблагой, что сэр Гай сотворил, чертов сын белобрысый?! Джек кинулся к хозяйке, ухватил ее за запястья:
- Леди Эс, не надо Вам на полу сидеть... Нехорошо это...
Она подняла на него невидящий, совершенно стеклянный от слез взгляд, лицо красное, жалкое, губы трясутся... Потом немножко опомнилась, узнала управляющего.
- Джон... Джон из Крэйнхилла.
- Джек, моя госпожа. Всего лишь Джек...
Эзелинда довольно быстро приходила в себя, лицо ее постепенно каменело - ей уже было стыдно за свои слезы, за то, что ее застали в таком унизительном положении. Она оперлась на руку своего майордома, поднялась с полу, выпрямила спину, сейчас уйдет... Джеку стало отчего-то страшно.
- Моя леди... Что случилось? Скажите мне, прошу. Вы - жена моего лорда. Я за Вас жизнь отдам. Скажите мне...
- Он... Я испугалась. Я спросила только, правда ли, что он убил Гаренна. Гаренн сватался ко мне... Давно. А Гай... Твой хозяин расколотил дверь, вскочил на коня и уехал. Наверное, - Эзелинда посмотрела Джеку в лицо, - он не вернется больше. Он... - у нее опасно зазвенел голос, - бросил меня...
Джек сжал кулаки в досаде на себя:
- Ох, дурак я болтливый! Это ж я Вашей Тильде сбрехнул! Вот откуда ноги-то растут, ну, попадись мне, старая корова... Простите меня, моя леди. Я виноват. Не уходите, постойте минутку! Выслушайте меня, госпожа.
- Леди Эс, - Джек помолчал, собирая мысли, - я хозяина пятнадцать лет знаю. Он никогда никого не бросает. Он меня в Лиссабоне на горбу припер на корабль, хоть и... - Оруженосец осекся, - да оба мы тогда были... Не бросил, нет, нашел, когда я потерялся там. А может, и от смерти тем разом спас... Сэр Гай вернется. Обязательно. Перебесится - и придет. И... простите мне эту вольность, леди, но он вас любит. Уж я-то знаю, вижу. Он и аквитанца-то убил только потому, что тот о вас болтал дурное - при мне было дело.
Пока он говорил, у Эсси постепенно оживало лицо, снова задрожали губы, снова глаза налились слезами.
- Ты... Ты правду говоришь?
- Истинную правду, моя госпожа...
И Эсси во второй раз разрыдалась, но это были уже совсем другие слезы. Джек покачал головой удрученно, принес ей воды в кубке, усадил в кресло у окна и принялся рассказывать. Про Палестину, про Марсель и Лиссабон. Похоже, больше некому...
***
Всю дорогу домой, погоняя Блайза, Гизборн думал о том, как он приедет, как Эсси выбежит его встречать, что она ему скажет... Бросил повод конюху, глянул по сторонам - пусто... Вошел в дом, замедляя шаг и внутренне холодея. Тихо отворил дверь в каминную залу - никого. Она не вышла ему навстречу, и не выйдет уже... В камине весело, брызжа искорками, потрескивало дубовое полено. Можно хотя бы согреться...
За спиной раздался такой знакомый звук шагов, но он даже не пошевелился, стоял и упорно смотрел в огонь.
Когда до него остался шаг, Эсси остановилась. На секунду. Потом сделала этот шаг, набралась духу и взяла его за руку.
Гизборн порывисто обернулся:
- Эс, я...
Она быстрым движением положила пальцы на его губы, запрещая ему говорить. Отпустила его ладонь, отступила немного назад и внятно, четко произнося слова, сказала, подняв руку ритуальным жестом:
- Гай Гизборн! Я клянусь всем, что есть для меня святого, что я никого, никогда не любила - голос у нее сломался, - кроме тебя. И мне... мне никто не нужен... кроме тебя... - глаза у нее, и так уже покрасневшие, снова наполнились слезами, и она тщетно пыталась их удержать.
- Эсси! - огромный, пахнущий дождем, он схватил ее в объятия, страдальчески сведя брови, испытывая почти физическую боль от ее плача. - Эс, ты... - и вдруг неожиданно охнул и дернулся, отстраняясь, вместо того, чтобы ее поцеловать.
- Что? - Эсси даже испугалась немножко: кто его знает, где его носило, и что он делал. Вдруг ранен?...
- Вот. Забыл, - и Гизборн, беспомощно улыбнувшись, достал смятую розу из-за пазухи.
Она взяла цветок осторожно, плавным, гибким движением. Не потому, что боялась уколоться, а потому, что время отчего-то потекло медленнее, исчезли все звуки, кроме шума крови в ушах, огонь в камине запылал жарче, в зале потемнело... Вдохнула тонкий, слабый аромат... Подняла к мужу лицо и провела пальцами по плотно сжатым лепесткам розы, повторяя движением ту спираль, которая уводила вглубь цветка, в бесконечность. У Гая заколотилось сердце, гулко бухаясь в груди, во рту мгновенно пересохло. Он смотрел, как завороженный, не отрываясь, на ее руки. А она сначала провела пальцем по острому, зазубренному и почти негнущемуся краю листа... Потом, повторяя жест, точно так же коснулась его рта, там, где горячая и мягкая кожа верхней губы становилась грубой и жесткой от сбритой щетины... Затем ее пальцы скользнули дальше по его щеке, под ухо, к затылку... Гизборн закрыл глаза и принялся целовать жену, исступленно и жадно, уже не разбирая, что он целует - лепестки розы или веки, щеки и виски Эсси. Да и не нужна была им больше роза...
***
Бренда так и не дождалась леди Эзелинды в саду. Но и искать не рискнула, поэтому доделала, как уж сумела, последнюю, оставшуюся незаконченной прививку и поднялась в рабочую комнату - прясть. Прясть все равно надо, а что и где делает хозяйка манора - то не ее, Бренды, дело. Правда, киска? Правда-правда, и нечего мурчать... Мы и здесь с тобой хорошо посидим, работы полно... Оставь веретено в покое!
Когда поздним вечером, уже в темноте, старая Тильда, набравшись храбрости и ничего толком не добившись от Бренды, пошла разыскивать свою молодую госпожу по всему дому, она чуть не споткнулась о длинные ноги Джека, перегородившие почти весь коридор ярдов за двадцать до двери в каминный зал. И услышала много добрых слов в свой адрес...
Потом, некоторое время спустя, они, правда, забыли этот случай, Тильда и Джек. И даже выпили не раз за здоровье своего лорда и его хозяйки.
А Гизборн и Эсси никогда больше не вспоминали о Гаренне.
***
Наутро Гизборн совершенно откровенно маялся. Ходил за женой, как потерянный, норовил коснуться будто невзначай, места себе не находил. Спустился в каминную, глянул, как Дикки-плотник починяет треснувшие доски дубовой двери... Стало не то, чтоб совестно - вообще-то это моя дверь, хочу - вовсе прочь вышибу, но как-то нехорошо стало на душе. Эсси напугал, орал, как дурак... Да, они помирились вчера, и была роза... И была ночь... Но что-то Гизборна грызло.
И ведь ехать все равно надо. Так лучше сегодня, чем завтра. Кобыл могут перекупить, если опоздаешь, а дело стоит того, чтоб о нем похлопотать...
Наконец, утомившись бесцельно бродить по манору, Гизборн поднялся по башенной лестнице в комнатку, которая стала чем-то вроде Эссиной мастерской, на третьем этаже. Леди со своими служанками там пряла, ткала, шила, вышивала - короче, занималась рукоделием женским. Ну, и травы по углам там висели, и те, которыми пряжу красить можно, и те, которыми можно лечить.
Служанок не было, слава Богу. Эсси сидела, поджав ноги, в кресле у окна и сонно тыкала иголкой в ткань, подрубая нечто вроде тяжелой узорной скатерти. Гизборн заметил, что жена устроилась так, чтоб край ткани прикрывал ей ноги. Холодно? Он потоптался у окошка, посмотрел, как она шьет и - уже сознавая, что взял неверный тон, но не успевая ничего изменить - заявил, задрав подбородок:
- Мне нужно ехать. Я говорил тебе. В Йорк.
Эсси чуть нахмурилась, сердито, с треском, ткнула иглу в скатерть и ответила:
- Я помню. Ты говорил, да. На неделю почти... Поезжай.
Стоя у окна, глядя исподлобья, Гизборн сделал новую попытку:
- Тебе холодно, я вижу. Ты все время кутаешься... Давай, я тебе плащ новый привезу? Шелковый?
- Вовсе мне не холодно! И у меня все есть...
Гизборн был упрям. В три шага очутился возле жены, опустился на корточки перед ее креслом, нашарил в складках ткани маленькую нежную ножку Эс. Так и есть - ледяная. Стал греть в ладонях, заглядывая жене в лицо снизу:
- Ну, ты ж замерзла совсем. Хочешь, привезу тебе туфельки из Йорка? Меховые, теплые, я как-то видел... А?
- Да не нужны мне никакие туфли!
- Ладно. А колечко хочешь? Вот на этот пальчик... - Гизборн тихонько провел рукой по мизинцу жены.
- Да не надо мне ничего... Сам вернись скорей.
Гизборн насупился и встал. Повернулся к жене спиной, отошел к окну, мрачнея по дороге все больше - Эсси не видела его лица, но почувствовала. Ой...
- Гай...
Муж оттолкнулся рукой от оконного проема и пошел к двери, не оборачиваясь.
Эзелинда птицей вспорхнула с кресла, скатерть сползла прямо в солому, устилающую каменный пол, а Эс уже повисла у Гизборна на рукаве.
- Гай! Ну постой же...
Гизборн досадливо дернул плечом, но остановился, хоть и отвернулся от жены, угрюмо глядя в стенку.
- Гай, ну прости... Просто мне так не хочется, чтоб ты уезжал! Мне хочется, чтоб ты был со мной. И сегодня, и завтра, всегда... Чтоб ты говорил мне, что любишь меня... - Эсси обняла Гизборна, прильнула, потом потянулась вверх и силком повернула к себе его лицо, прижав ладони к щекам мужа. Заглянула в глаза, чуть не плача уже снова, прижалась щекой к его груди, - Я правда мерзну немножко, я не привыкла, здесь холоднее, чем дома. Нет, здесь мой дом, здесь! И ты - самое дорогое, что у меня есть... Мне не жить без тебя... Возвращайся скорей. И скажи, что любишь меня!
И Гизборн шепнул ей в макушку, сглотнув комок в горле:
- Люблю...
***
Уезжали весело. Неожиданно помягчевший лицом Гизборн, чуть смущаясь, махнул жене рукой и пустил коня в галоп. Следом за ним рванули по дороге пятеро нанятых два месяца назад все в том же Йорке солдат, предвкушая городские радости жизни. Пятерку местных сэр Гай оставил дома - надежнее будет. Если вдруг случись что - они будут драться за свои дома и семьи... А замыкал колонну Джон из Крэйнхилла. Хоть и он Джон теперь - а без него все равно хозяин не обошелся, раз ехать надо, куда ему без верного Джека. Эх, вот если бы меня кто любил так, никуда б я не ездил от жены, я б дома сидел. Особенно, коли б женой была Бренда... Только вот два месяца хожу вокруг нее, а слова доброго не добился. А чего? Я вольный, как и она, с достатком теперь... Да и не урод распоследний, вроде... Ух ты, это что же?
Обернувшись в последний раз на манор, Джек заметил в окошке Бренду. Она молчала, как обычно, но вот нагнулась, подняла на подоконник серую пушистую Китти и помахала Джеку кошкиной лапкой. И улыбнулась! Ай да я... Не зря, выходит, столько времени угробил! Ну все, точно платок привезу тебе.
Вслед уехавшему хозяину манора трубил с башни в рожок Идверд, призывая жителей быть бдительными и молиться о скором возвращении лорда.
***
Ничего особенного по пути не случилось, дорога как дорога, сколько их уже было... Доехали быстро, всего-то за два дня. Остановились у всё того же Толла, в его "Золотом щите" - не самый удобный постоялый двор в Йорке, да и кровати в комнатах тесноваты... Но Гизборн еще в прошлые разы заметил, что хозяин "Щита" любит лошадей. И у него в хозяйстве все устроено наилучшим для коней образом. А это сейчас важно. А на какой кровати спать - неважно. Дома отосплюсь...
И наутро Гизборн со своими людьми был уже в конном ряду, ища свою покупку. Лодевейк из Тонгерена оказался на месте, такой же светлоусый, как его кузен Адлар, но моложе. И говорящий почти без акцента. Зато усы у него были чуть ли не вдвое длиннее, чем у Адлара. И самое главное, что кобылы, все десять - были на месте. Правда, на покупку ушло чуть не полдня. Каждую кобылу следовало внимательно осмотреть, проехаться на ней, хоть и не предполагалось, что завтра под седло, скорее - наоборот. Но все же. Наконец сделка состоялась к обоюдному удовольствию, и Гизборн отправил пятерых своих доблестных воинов в "Золотой щит", в качестве охраны для бесценного табуна. А что? Вот перебирает копытами по дороге в Гизборн-манор целое состояние... Пусть они там определят кобыл по стойлам, Толл в курсе, должен обо всем позаботиться, да я и сам к вечеру вернусь - проверю. А сейчас у меня есть еще пара дел...
Плащ нашелся быстро, как по заказу, в первой же лавке - темно-синий, шелковый, подбитый легким и теплым бобровым мехом. Туфельки пришлось искать подольше, особенно потому, что сэр Гай мог только мычать на вопрос о размере. Как-то ему в голову не приходило измерять Эссину ножку в дюймах... Ну, дело кончилось тем, что он просто каждую туфельку брал в руки. Наощупь было понятнее, придется ли обувка жене впору. Выбрал, даже самому понравились - пару войлочных, крытых замшей мягких туфелек на кожаной подошве, отороченных белкой. Тепло и красиво.
А дальше ноги сами понесли Гизборна в знакомую улочку, где селились ювелиры... Ладно, я посмотрю...
- О, мой лорд Гизборн, добро пожаловать! Что можно Вам предложить сегодня? Или Вы снова с уже готовым пожеланием?
Смуглый коренастый хозяин лавки вышел навстречу Гизборну из-за прилавка, низко поклонившись. Не раболепно, но с почтением, которого заслуживал столь выгодный клиент. Старый Беннет неплохо заработал на том памятном заказе. Нечасто встретишь камни такой чистоты и золото такой пробы. Но и сам мастер потрудился тогда на славу - ведь все остальные заказы отложить пришлось, так торопился сэр Гай. Надо думать, жена его довольна осталась...
- Мне нужно кольцо, Беннет. Золотое.
- Очень хорошо, мой лорд! Смотрите, сэр, я только вчера закончил вот это колечко... а вот это - с неделю тому, - Беннет неторопливо и аккуратно открыл пару крошечных шкатулочек. Пальцы ювелира были настолько корявы, а ногти так исковерканы кислотами, что не верилось, что вот эти крохотные вещи, сияющие ясным золотым свечением, сделал он сам. Однако Гизборн видел, как он работает. Так что придется поверить. А вот выбрать... Гизборн задумался надолго, напомнив сам себе того самого Аристотелева осла, о котором в детстве им, пажам, рассказывал отец Бернард на уроках... Кольца были примерно одинаковой величины и веса, одно с привычным уже мягким теплом изумруда, уложенного в золотые завитки, второе - с сапфиром, глубоким и чистым, как небо над головой в полдень... Оно сулило какой-то странный покой, мир в душе, что ли...
- Беннет! Мастер Беннет, мой хозяин очень торопится и мне велел как можно скорее обернуться, посмотри, сделай милость! - в лавку ворвался средних лет человек в одежде слуги, длинный, тощий и всклокоченный.
- Сэр Гай, Вы не возражаете? С Вашего позволения, я на минутку оставлю Вас? Вы пока думайте, выбирайте...
Гизборн кивнул, всецело поглощенный своей задачей, и подошел поближе к свету, чтоб получше рассмотреть кольца. Вышло, что и к прилавку поближе. И потому он услышал разговор. И насторожился.
- Вот, мастер Беннет, это кольцо моего лорда, он купил его во Франции и носил, не снимая, чуть не двадцать лет. А теперь, если Вы его возьмете, эти деньги пойдут на то, чтоб задобрить еврея Сэмюеля... Чтоб тот отложил еще немного уплату долга. Мастер Беннет, ведь мой хозяин по миру пойдет! Сэмюель потребовал дом, целый дом в залог тех денег, что одолжил моему господину... А зерно, сами знаете, четыре года подряд не уродилось. А у моего лорда сыновья, один уже должен стать пажом. Коня надо, то, сё... Мастер Беннет, ведь Мертон-манор еврею достанется!
Беннет покрутил кольцо в руках, нахмурился, попробовал на зуб. Положил на крошечные весы и с сердцем махнул рукой: "Эх, малый, как тебя там... Надули твоего хозяина в той Франции, мудрено, что раньше это не всплыло. Медь это. Медь, а не золото! Чуток золота сверху, да и то, сам погляди, скоро совсем слезет. Так что скажи лорду Мертону, что дело дрянь. Даже если б я купил кольцо - а я не куплю - этих денег не хватит даже на овцу. Не то, что закладную у Сэмюеля выкупить..."
Гизборн закрыл обе коробочки, шагнул к Беннету и слуге:
- Ты - человек сэра Реджинальда Мертона? Правильно ли я услышал?
- Да, сэр. Горемычный мой хозяин уже совсем отчаялся, это кольцо было последним, что еще не продано и не заложено... Король Джон разрешает евреям грабить честных рыцарей и покупать за бесценок их земли... Сегодня я вернусь с пустыми руками... А завтра моего хозяина еврей выгонит из дому.
- Так. Это мы еще посмотрим, кто кого куда выгонит... Беннет, я вернусь, придержи пока оба, не предлагай никому, слышишь?! - Гизборн сунул шкатулки ювелиру в руки и поволок всклокоченного слугу к выходу, ругаясь себе под нос от злости, ну, не любил сэр Гай евреев, - Веди меня к этому твоему Сэмюелю... Нет, лучше сначала мы вернемся в "Золотой щит" и я возьму троих, нет, четверых моих людей с собой... Лошадь есть у тебя? Ах, оставил у родственника... Ну, бегом побежишь... Шевелись!
И малый послушно зашевелился. По дороге Гизборн выяснил, что слугу Мертона звать Дерек, что служит он у хозяина давно, уж лет десять как, еще до того, как лорд женился, что сыновей у лорда уже пятеро, все рыжие, что жена у лорда красивая, но глупая... Здесь Гизборну захотелось Дерека заткнуть намертво, его же, Дерековой, рваной шапкой, но он сдержался. Видимо, Мертон и слуг подбирал по себе - чрезмерно болтливых. В "Золотом щите" Гизборн выволок из-за стола пинками пятерых своих солдат, ишь - расслабились, стервецы, велел Джеку седлать Блайза и Эгри, да присмотреть, чтоб эти дурни, называемые солдатами, протрезвели махом, немедленно!
Через полчаса Гизборн сошел с коня у двери дома ростовщика Сэмюеля. Пнул дверь и вошел в пахнущее чесноком заведение, тесненькое и напоказ убогонькое, однако располагавшее двумя бугаями-сторожами у входа и немалым запасом монет в сундуках вдоль стен. Из-за рваной занавесочки выполз старикашка, улыбаясь хитро и льстиво, но не умея скрыть страх в острых глазках.
- Ты - еврей Сэмюель, которому задолжал сэр Реджинальд Мертон?
- Я, мой добрый господин, конечно, я, кто ж, как не бедный Шмуль, снабжал моего лорда Мертона деньгами столько лет? И заметьте, сэр, сколько Шмуль ждал! А что Вы имеете предложить старому еврею? Вам нужны деньги тоже? Купить у Вашей милости что-нибудь или Вы располагаете чем-то, пригодным быть оставленным в залог?
- Я располагаю пятеркой солдат у входа. А ты сейчас возьмешь долговое обязательство лорда Мертона и отправишься со мной к шерифу. Я покупаю у тебя этот пергамент.
Гизборн говорил тихо и спокойно, но что-то в его голосе заставило еврея сильно поблекнуть и шустро засуетиться. Джек, плюясь и чертыхаясь, посадил старикашку впереди себя на коня, и вся эта конструкция резво поскакала галопом в резиденцию шерифа Йорка. Дерек бежал рядом со стременем Гизборна, что не давало ему возможности болтать. Шериф граф Уильям де Перси вышел из своих покоев, несмотря на поздний час, потому что запомнил сэра Гая по прошлому визиту, а евреев не терпел до скрежета зубовного. Гизборн в два слова объяснил цель своего визита и заявил, что готов на месте полностью уплатить долг сэра Реджинальда Мертона в силу неких перед помянутым сэром обязательств давнего и личного свойства. Равно, как и готов уплатить налог за сделку, совершенную в присутствии шерифа. И потому, как положено, по долговому обязательству сэра Реджинальда Мертона было уплачено сэром Гаем Гизборном триста марок без каких бы то ни было обязательств со стороны должника, что и было засвидетельствовано обычным порядком, и о чем была сделана соответствующая запись срочно вызванным писцом.
Гизборн напоказ, перед носом Сэмюеля, рванул пергамент пополам. Старикашка мелко затрясся, сгреб мешочек с деньгами, которые как раз закончил пересчитывать писец, и быстро-быстро засеменил прочь под хохот шерифа Йоркского. Гизборн не смеялся. Помотал головой, будто отгоняя некое воспоминание, взял из рук писца перо и на обороте одной из половинок долгового обязательства нацарапал: "Теперь мы квиты, Мертон", - и велел Дереку незамедлительно валить с этим обрывком в Мертон-манор, пока его лорд с горя не утопился в бочке с элем.
Поздно вечером Гизборн валялся на узкой кровати в "Золотом щите" и, опершись на локти, при свече разглядывал колечки на ладони. Оба. Камни сияли, отражали уютный теплый огонек своими гладкими боками, золотые завитки вились, словно оживая от тепла руки... Будто ветви... Или волны. И камни - как вода, синяя и зеленая. Кусочек моря в оправе. Нет, такой зеленой воды не бывает... А синяя - бывает, вот совершенно такая. Когда штиль. Дорого вышло... Ладно, пусть я всю зиму буду пить только эль, который варят в маноре. Не так уж он и плох, бывало и хуже. Никто ж не приедет зимой, поэтому вина и не нужно. А зато Эс...
Что "зато" - Гизборн додумать не успел, потому что ткнулся носом в подушку и уснул, так и не убрав колец по шкатулкам. Джек поднялся с лавки у дверей, осторожно уложил выпавшие из хозяйской руки на постель игрушки по мягким шелковым гнездышкам и погасил свечу, усмехнувшись под нос. Он ведь тоже успел не раз украдкой полюбоваться на платок, купленный для Бренды.
***
Получилось поздновато. Нет, он, конечно, спешил, как мог, но кони-то не железные... Поэтому получилось поздно. Совсем. Даже, скорее, уже рано...
Тихо спешились во дворе, стараясь ничем не бренчать, не греметь и не разбудить весь дом. Велел солдатам поднимать с лежанок конюхов, чтоб те занялись кобылами. Завел Блайза в стойло, расседлал, обтер. Пнул приветственно козла, не вовремя решившего заблеять. Махнул Джеку рукой - вали, пока с ног не упал, а я сам, - и тихо пошел по темному коридору первого этажа. Тихо, как мог. Что-то все-таки задел по дороге. И оно, это что-то, упало и покатилось. Черт бы драл того гада, что сроду ничего не ставит на место... Подождал, пока злополучное нечто докатится до своего нового местожительства. Ага, прикатилось... Можно выдохнуть и сделать следующий шаг. И открыть тихонько дверь кладовой. Смерть Христова, как же я жрать хочу...
***
Эсси долго не ложилась накануне. По идее, Гизборн должен был приехать только завтра. Но она сидела у окна, клевала носом, пытаясь не сбиться со счету в петлях. Свитер выходил тяжеленный, фунтов на пять, зато плотный, как кольчуга. И пах смешным овечьим запахом, потому что некрашеная шерсть - теплей... Все-таки задремала. Выгнала спать Тильду с ее заботами, присела снова в дубовое кресло, высокое и жесткое, с резной спинкой, но почему-то уютное. Гай в нем еле убирался, а ей осталось место даже, чтоб подогнуть под себя ноги. Подперлась кулаком, смотря на круглые отражения звезд в лунных стеклах...
Проснулась от грохота на первом этаже. Почему-то не испугалась, хотя вроде бы и должна была бы, всунула ноги в домашние туфли, пол же холодный. И тихо-тихо выскользнула за скрипнувшую слегка дверь, потом по лестнице вниз, наощупь, ведя кончиками пальцев по камню стены, потом по коридору, на звук странного шебуршания... Опа, а почему из-за двери кладовой - свет?
Муж стоял к ней спиной и был полностью поглощен своим занятием. Держа в одной руке оловянный кубок, явно с элем, потому что из бочонка немножко капало, и прижимая локтем к боку ломоть хлеба, Гай пытался подцепить за хвостик грушку из кувшина с вареньем. Грушка маленькая, горлышко узкое, а рука здоровенная - не получалось. Пришлось поставить кубок, предварительно хлебнув, отломить край от лежавшей на полке горбушки сыра, сунуть его в рот и, не переставая жевать, взять кувшин за горлышко. Получилось.
- Гай!
Гизборн вздрогнул, кувшин полетел на пол и со звонким чавканьем явил миру свое сладкое содержимое, а сам хозяин манора застыл столбом в этой золотисто-желтой луже. Обернулся к Эсси, краснея и пытаясь куда-то деть липкие руки, хорошо, хоть не подавившись:
- Эс... Я хотел завтра, но потом... я, это, ну... скучал, - и смущенно повел плечами, пытаясь судорожно дожевать.
- Я тоже хочу варенья... - Эсси нагнулась к черепкам, поймала грушку, плававшую в глубоком глиняном осколке, и сунула ее в рот, улыбаясь и смотря на мужа нежно и чуть насмешливо. - Вот, я теперь тоже вымазалась. Вылезай из этой лужи и иди сюда.
* Игра слов: "Guy" - парень, ванта, малый, пугало, чучело, смешно одетый человек.