Аннотация: Пародия на Кэрролловскую Алису и на сериал "ROS" одновременно.
Алиса неторопливо, изящными шажочками, как учила ее бонна, шла по лесной дорожке и пыталась сообразить, что она здесь, в этом грязном и запущенном лесу, собственно, делает? Соображать ей сильно мешало явное несоответствие мягких розовых туфелек и кружевных панталончиков, которые она видела на своих крохотных ножках, с громадной тушей оленя на плечах. Да и рога, знаете ли, все время за ветки цеплялись. И еще ей постоянно казалось, что она - мальчик. И зовут ее странным именем Мач... В общем, приходилось с прискорбием признать, что она не имела ни малейшего представления ни о том, кто она такая, ни о том, где она находится.
- Первое, что нужно сделать,- говорил себе Мач, уходя все глубже в чашу по лесной тропинке и цепляясь шарнирными ногами оленя за кусты,- это стать, какая я всегда была. А второе - это найти дорогу в тот чудесный лес. Это вот же не лес, а безобразие какое-то... деревья не стрижены, пони не доены. Надо найти дорогу. Вот и все. Это будет самый лучший план!
План был хорош, спору нет... Особенно вчера.
А сегодня плана не было, зато рос неподалеку здоровенный мухомор. Красный, с белыми пятнышками... Мач, так и не сняв оленя с плеч, осмотрел мухомор очень тщательно: и справа, и слева, и сзади, и даже заглянул ему под шляпку, а потом решил, что уж осматривать так осматривать, и надо посмотреть, нет ли чего-нибудь и на шляпке.
Мач встал на цыпочки, вытянул шею - оленя пришлось-таки положить рядышком на траву - и встретился взглядом с большим и толстым Синим Гусеницем, закутанным в неохватных размеров синий плащ. Из под плаща торчали синие же ботинки, количеством сорок восемь штук, по двадцать четыре с каждой стороны Гусеница. На голове у Гусеница был стальной горшок, а из-под горшка взирали на Мача синие глаза. То есть взирали бы на Мача синие глаза, если б Гусениц обращал бы на Мача хоть какое-то внимание. А так - он вальяжно расположился на шляпке мухомора и курил кальян, не замечая ни Мача, ни всего окружающего, зато увлеченно окутывая себя клубами синего дыма.
"Что-то много здесь всего синего", - подумал Мач, - "Хорошо, хоть не голубого..."
Некоторое время Синий Гусениц и Мач созерцали друг друга в молчании. Потом Гусениц опомнился, вытаращил синие глаза и грозно рявкнул глубоким басом на весь здешний неухоженный лес:
- Кто - ты - такой, раб?
Хуже этого вопроса он ничего не мог придумать: Мач сразу смутился.
- Видите ли, сэр, я... просто не знаю, кто я сейчас такой. Нет, я помню, конечно, что я Алиса, дочь викария... а может быть, Мач, сын мельника. - И Мач снова взялся за оленя, с оленем ему было как-то спокойнее. Детские привычки, как пустышка...
- Когда я спрашиваю, кто ты такой, надо отвечать, кто ты такой! - сурово и внушительно сказал Гусениц. - Как тебя понимать? Какого ты пола хотя бы?
- Простите, сэр, но я сама не знаю, - ответил Мач очень вежливо. - Я еще не определился. Во-первых, я не сумею объяснить, а во-вторых, когда ты то мальчик, то девочка, то такой, то сякой - все как-то путается, правда?
- Неправда! - и в подкрепление своих слов Синий Гусениц стукнул Мача по макушке тридцатым левым ботинком.
- Ну, может быть, с вами просто так еще не бывало, - сказала Алиса, - но вот когда про Вас самого, сэр, станут писать, что Вы то мальчик, то девочка, вам тоже будет не по себе, да?
- Нет! - ответил Синий Гусениц.
- Ну, может быть, у Вас это по-другому, - совсем засмущался Мач, ковыряя в носу. - Но вот мне ужасно не по себе...
- Тебе? - произнес Гусениц презрительно. - А кто ты такой, раб?
Мач расстроился окончательно. Мало того, что олень подозрительно легкий,- бутафорский, что ли? - так еще и этот совершенно синий Червяк пристает.
- По-моему, сначала Вы, сэр, должны сказать мне, кто Вы такой! - сказал Мач и трогательно захлопал глазами, рассчитывая произвести эффект. Произвел. Обратный ожидаемому.
- Я шериф Ноттингемский! - дурным голосом возопил Синий Гусениц, дико вращая глазами и выронив кальян. Синий дым окутал мухомор густым магическим покрывалом, а Гусениц продолжал завывать: "Йа шериф Нотттингемсскиииий!"
Ответ был для Мача совершенно неудовлетворительным, поэтому он скоренько, кустиками, пополз обратно, шустро волоча оленя за собой за переднюю ногу.
- Вернись, раб! - крикнул Гусениц из тумана. - Иначе я отрублю тебе руку!
Перед таким аргументом Алиса не могла устоять. "Ладно, так и быть, - подумала она, - подожду, посмотрю, как это, когда отрубают руку. В сборнике полезных советов для девочек, который Алису заставляла читать бонна, говорилось, что, "если очень сильно ударить топором по руке, вам может впоследствии стать несколько затруднительно заниматься изящным рукоделием". Делать мне все равно нечего, а может, он в конце концов скажет что-нибудь внятное?"
Синий Гусениц долго пыхтел кальяном, расправляя складки плаща и пересчитывая ботинки. Справа налево и слева направо. Сошлось, как ни странно. Он угрюмо глянул на Мача, вынул кальян из перекошенного злобной гримасой рта и пробурчал себе под нос: "Что, вы сомневаетесь в моей способности считать?!"
- Нет-нет, что Вы, сэр Синий Гусениц, нисколько не сомневаюсь. Но только мне все же кажется...
- Креститься надо, когда кажется, проклятый язычник! - Гусениц решительно запыхтел кальяном и округу снова заволокло синей завесой тумана. Наконец из тумана раздалось: - Так какого пола ты хочешь быть?
- Мне почти все равно, - не подумав, ответила Алиса, погладив оленя по пластмассовому носу. - Мне только неприятно, что он так часто меняется. Понятно?
- Мне НЕ понятно, - сдавленно просипел Синий Гусениц из-под сползшего почти что на плечи горшка.
Мач подождал, пока сэр Гусениц прокашляется, выпростается из плаща и усядется поудобнее на мухоморе.
- Твой нынешний пол тебе нравится? - спросил Синий Гусениц.
- Ну, если Вы не возражаете, сэр, я хотел бы всегда носить такие панталончики. И иметь кружевной платочек, чтоб сморкаться. Наверное, это признак правильного пола... Мужчины такие грубые, неряшливые и не носят розовых туфелек. Подумайте, это прямо стыдно быть такого пола!
- Таким полом можно только гордиться, - разъяренно завопил Синий Гусениц, вытягиваясь во весь рост. Плащ облепил синими драпировками его могучий организм и сразу стало ясно, какого Гусениц пола.
- Но я так не привыкла, - чуть не плача, взмолился бедный сын мельника.
- В свое время привыкнешь! - заявил Синий Гусениц и преспокойно принялся снова дымить своим кальяном.
Тут на ветке ближайшего к Мачу дуба началось некое шевеление и постепенно в воздухе нарисовался изящный субъект в зеленых лосинах. Он грациозно улегся вдоль развилки дубовой ветви, пару раз, для тренировки, сменил окраску с брюнета на блондина и обратно и наконец спросил:
- Ну, как вы здесь без меня?
- Ты не мог бы в другой раз возникать не так неожиданно, Всеврутский Кот? - и Синий Гусениц брезгливо сморщился. - У меня от твоих скоропостижных возникновений и исчезаний начинает свербеть в... носу!
- Фи, как некрасиво, сэр Гусениц! При детях... Ну ладно, только ради Вас! - и Всеврутский Кот медленно и плавно стал таять прямо на дубу. После прошествия минут пяти на ветке остались радостно скалиться тридцать два белоснежных зуба. Зубы щелкнули и произнесли: "Скоро стемнеет, Гусениц. И ты останешься без Благословеника!"
- Да чихать я хотел на ваш паршивый Благословеник! - взорвался Синий Гусениц и оглушительно чихнул в подтверждение своих слов. Видно, в носу у него и впрямь свербело. - А вот охмурину старый Рогач обещал...
- Куда тебе охмурин? Ты и так каждый день синий спозаранку! - к зубам постепенно прибавлялись синебритые щеки, черные патлы, зеленые глаза, начинала пробиваться и колоситься шерсть на груди Всеврутского Кота.
- Тебе жалко? Там столько, что хватит тебя утопить!
- Ну да, тебе видней, конечно, ты у нас большой специалист по утопанию! - голос Всеврутского Кота звучал лирически-сочувственно. Сам он к тому времени проявился на суку уже до трогательной красной тряпочки под левой коленкой.
- Да я тебя... - Синий Гусениц спрыгнул с мухомора, но не рассчитал траекторию и воткнулся горшком в усыпавшие землю хернолистья. И стал беспомощно дрыгать всеми сорока восемью ботинками в воздухе, извиваясь и барахтаясь.
- А ты никогда не сдаешься, Гусениц? - Всеврутский Кот перекрасился в блондина и философически созерцал барахтанья Гусеница, свесившись с сука Хернодуба головой вниз. - Хорош позориться, братец! Вылазь из своего горшка и пошли выпьем, раз уже тебе так приспичило... Да и соня ждет...
Синий Гусениц наконец выковырнулся из земли и теперь обиженно таращился синими глазами на Всеврутского Кота.
- Пошли-пошли, хватит прохлаждаться! Да и это вот - как тебя там? - Всеврутский Кот рефлекторно отобрал оленя у Мача - с собой прихватим. Оно тоже хочет стать разбойником!
Через пять минут Алиса, уже уставшая удивляться и потому не удивлявшаяся, осматривала громадный Пень. Вокруг Пня, на Пне и рядом с Пнем сидело, лежало и бегало множество самых странных существ. Кроме всего прочего, спил Пня был сплошь уставлен чашками мейсенского фарфора, в которые все, кому не лень, наливали из громадного дубового жбана некий мутно-зеленый напиток, явно отдающей некой нездоровой хренью... Лицом в чашки на Пне спала соня. Рыжая соня, которую Всеврутский Кот тут же принялся радостно тормошить, поливать из чашек напитком и уговаривать стать его Майской Королевой. Соня беспробудно дрыхла. Во главе стола сидел покрытый хернолистьями от бровей и до пяток Рогач. Ну да, рога у него были, причем в самых неподходящих, по мнению Алисы, местах. Кроме всего прочего, они мешали ему сидеть. Увидев Алису, Всеврутского Кота и Синего Гусеница, он жизнерадостно вскочил, добыл из-под Пня пучок дубовых веток, явно носивший следы долгого употребления, воздел его над головами вновь прибывших и радостно прохрипел: "Вот вам, дорогие гости, мой Благословеник!"
- Ага, всю жизнь мечтал, - пробормотал Синий Гусениц и принялся опустошать ближайшие к нему ёмкости.
Алиса вздрогнула - ей в горло упиралась остронаточенная вилка. Вилку держало в руках облаченное в ярко-красный тулуп с дырками по бокам существо обгорелого вида.
- Ты хто? - прохрипело существо, вращая глазами и дыша на Алису перегаром. - Э? А я ВилкоСкаред!
- Видите ли, сэр... Я еще утром знало, кто я такое. Но сейчас, к сожалению, совершенно не в курсе... - и Мач огорченно развел такими пустыми, без оленя-то, руками.
- Не помнишь, да? Везет тебе. А я вот все забыть не могу - и ВилкоСкаред заскрежетал зубами и принялся грызть кожаный наручник.
- Оставь ребенка в покое, Вилко! Не видишь, мы кушаем? - это подали голос двое только что выкопавшихся из хернолистьев существ. - Не бойся, деточко, - сказало одно из них, толстое и жизнерадостное, облаченное в задубевшую намертво коричневую тряпку, подпоясанную веревочкой. - Я - мнимонах Стук. - Оно приосанилось и в доказательство своих слов предъявило Стукалку, то есть большую дубовую ложку. - А это, - продолжило оно и плавно повело рукой со Стукалкой в сторону другого существа - Саранчин. Саранчин шевельнул сяжками, кивнул усиками, скрежетнул сегментами брюшка и вежливо поклонился. Он всегда вежливо кланялся, потому что два длиннющих меча-яйцеклада сильно осложняли его движения, приходилось шевелиться аккуратно.
- Ты ззззабыло, кто ты есссссть? - тихим свистящим шепотом спросил Саранчин у Алисы. - Тогда тебе сссследует рассказать сссстишшшок. Всссспомнишшшшь.
- Но я ничего не помню - жалобно пробормотал Мач. - Даже про дедмороза и лягушек.
- Мы тебе поможем, детко! - и мнимонах Стук стукнул Стукалкой по Пню, привлекая всеобщее внимание. - Песню запе-вай! И загорланил первым:
В Уикеме, заштатной деревушке
Эдвард жил, с капустою в кадушке.
Не платил шерифу ни полушки,
Потому что деньги - зло!
Тут над Пнем раздался могучий бас Синего Гусеница, грянувшего припев:
Следующий куплет проникновенным лирическим тенором подхватил Всеврутский Кот, опять ставший брюнетом и полупрозрачный:
Многа букафф в книжке де Тальмона.
Видимо, рецепты самогона!
Раз долгов не платят по закону,
Надо-таки выживать!
- Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля, тра-лля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля... - грохотал Синий Гусениц, в промежутках между куплетами продолжая опустошать ёмкости. Он уже к самому жбану подобрался.
Рогач воздел Благословеник над собравшимися и возопил:
Обучалась Марион балету.
Лонгбоу натянуть - силенок нету.
Разве что стрельнуть из арбалету,
Потому что Гизборн - зло!
- Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля, тра-лля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля... - на сей раз к басу Синего Гусеница добавился зловещий шип Саранчина.
В Шервуде, на солнечной опушке
Скарлет пел скабрезные частушки.
Получил от Тука по макушке:
"Все блондинки, Уилли, - зло!"
- Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля, тра-лля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля... - Алисе так понравилась песня, что она тоже присоединилась, радостно запищав:
В Ноттингеме, в досчатой бадейке,
Мыла накупив на три копейки,
С уточкой, служанкою и лейкой
Любит заседать шериф!
- Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля, тра-лля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля... - собравшиеся вокруг Пня прыгали и танцевали, пиная хернолистья. Те улыбались и летели по ветру в прекрасное далёко. Следующий куплет, на сей раз баритональным тенором, снова спел Всеврутский Кот, ставший, для разнообразия, вполне осязаемым голубоглазым блондином:
В Беллем-кастле, прямо из окошка,
Ральф летал совсем не понарошку.
Гизборн к золоту тянул ладошки,
Потому что деньги - зло!
- Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля, тра-лля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля... - как ни странно, Всеврутскому Коту удалось-таки разбудить Рыжую соню. Она тряхнула задорными кудряшками и, разбив по дороге три чашки, вспрыгнула на Пень:
Алан в чаще птичек все пугает,
РобинГуд прохожих обирает.
Зла всем нам, конечно, не хватает,
Потому что деньги - зло!
- Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля, тра-лля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля... - существа кружились, кружились, пели, скакали... Синий Гусениц согласился-таки принять Благословеник и плакал под ним от счастья. Саранчин флегматично жевал подол платья Рыжей сони. Мимонах Стук пытался обнять полупрозрачные зубы Всеврутского Кота, но все время промахивался. В глаз Мачу засветило солнышком.
***
Алиса проснулась и пошевелила крошечными розовыми пальчиками изящных ножек под пунцовым атласным одеялом с бахромой и кисточками. Собственно, проснулась она от далеко не изящных воплей своей бонны.
- О, ма птит филь чайльд! О, как можно благовоспитанный англесский девочко читать такое гадкое книжко? - и бонна брезгливо, двумя пальчиками с маникюром подняла с алисиной постели сборник старинных английских баллад. Книжка была тяжелая и толстая, с картинками и стишками, поэтому двумя пальцами, даже бонниными цепкими пальцами, удержать ее оказалось невозможно. Книжка хлопнулась на пол и раскрылась.
- О, - снова возопила мамзель Клементин, нагнувшись и глядя на картинку, - мой любимый бог, как это отвратительно! Эти гадкие, противные мужщщины, боже, как нагло они выпячивают свои тощие зады в омерзительных зеленых ле панталён, когда стреляют из своих ужасных лонгбоу!
"Интересно", - подумала Алиса - "а это слово Клементайн чисто выговаривает..."
Бонна подобрала книжку и, держа ее на вытянутых руках, как рептилию, посмотрела на следующую картинку: - А здесь... О, дитя мое, какие толстые, мощные и волосатые руки у англесских монахов... Сколь огромные пасти у этих жирных les moines, когда они открывают свои прожорливые рты, чтоб запихать туда окорок... целиком... - бонна побледнела и покачнулась. Пролистала еще страничку и задыхающимся голосом вымолвила, прижимая сборник баллад к тощей груди: - А какие гнусные, вонючие англесские Chevaliers, здесь, на этот illustration! Наверно, они никогда, никогда, ма птит птичка, никогда, говорю я... - и бонна пошатнулась и вздрогнула от непонятного Алисе озноба - они... сами не могут вылезти из свой armure en acier... и, наверное, несчастным ля фам приходится им помогать, стягивая с их чудовищных мускулистых торсов эти ужасные... оооох!
Здесь мадмуазель Клементин была вынуждена покинуть Алису "о, ненадольго, ма филь, совсем нет". Ей надо было принять лекарство. И она, покачиваясь, наконец вышла из алисиной комнаты, судорожно сжимая баллады хищными пальцами. Собственно, саму книжку Алисе не было жалко - она и так все знала наизусть. Но вот картинки... Хотя картинки ее тоже не совсем устраивали. Почему это девица Мэриан обязательно рыжая? И почему шериф Ноттингемский такой маленький и пучеглазый? И почему...
- Ладно, потом, - сказала себе Алиса, благовоспитанно доедая овсяную кашу с патокой. - Потом я это непременно выясню. Заодно с тем, где находится столица Парижа. А сейчас мне недосуг, я занята, правда, Дина?
Кошка гдубокомысленно кивнула.
Алиса достала из-под кружевных подушек рогатку, самостоятельно выструганную тайком от бонны, и, зарядив ее огрызком яблока, выстрелила в оленью голову на стене. Голова качнула ветвистыми рогами, поймала огрызок на лету и довольно хрюкнула.
За окном вертикально вверх прямо с ветки Дуба взвился Стрижаворонок и завопил дурным голосом: "Du! Du hast! Du hast mich!" Алиса подпевала.