Над Невою, на Дворцовом мосту, затянутый во все черное, с сигаретой в углу рта стоит Роман. Длинные темные волосы развеваются на ветру, неподвижный взгляд устремлен на волны, рука поглаживает тепловатый гранит, другая рука сжимает чугунную литую решетку ограждения, по краям губ горькая складка.
Бегут по небу грязные серые тучи, брызги летят от волнующейся реки, срываются горячие капли дождя...
Через мост с натужным гудением переползает троллейбус. Тогда Роман подхватывает свой чемоданчик и бежит к остановке.
...Таксисты и бродяги на Комсомольской площади, толчея в душном и вонючем метро, где повсюду - грязные, опустившиеся нищие клянчат помощь, бестолково разбросанные здания, ларьки, ревущий поток машин (в среднем более дорогих, чем в Питере), уборщики в оранжевых жилетах, испарения от укладываемого асфальта, повсеместный запах мочи...
Новизна Москвы так заняла Романа, что он проехал в метро лишь одну остановку и, не зная города, отправился пешком. Карты у него не было, и он шел наудачу: так было интереснее глазеть по сторонам.
Удивляла архитектура: рядом с семиэтажным "сталинским" домом виднелся 12-этажный панельный шедевр брежневских времен, где-нибудь неподалеку - часовенка, архитектурный памятник какого-то века, а над всем этим великолепием гордо реял новейший "элитный монолит". Дома не создавали ансамбля, а словно бы демонстрировали себя друг другу. Вдобавок промежутки между ними были заполнены функционально: стоянки, шиномонтажи, детские сады, склады и пустыри. При желании и в Петербурге можно было найти такой винегрет, но все же не в центре, а где-нибудь рядом с "Лесной" или на Ланском шоссе. Здесь же это, кажется, было возведено в принцип постмодернистской уверенности: "все годится".
Проходив так часа полтора, взмокший от июльской жары Роман присел отдохнуть на скамейке внутри стеклянной автобусной остановки. Вдруг, издав победный возглас, он бросился к карте московского центра, размещенной за стеклом тумбы неподалеку.
Он определил, что почти дошел до цели своего путешествия. Подхватив чемодан, он возобновил движение и через пятнадцать минут увидел новый дом средней степени "элитности".
Здесь жил его друг школьных лет.
- Сколько же это мы не виделись? - спросил Андрей после объятий, сопровождавших встречу.
- Года четыре, - ответил Роман, усаживаясь на диван в просторной, хорошо обставленной комнате с кондиционером.
- Ну и как ты? Так же сеешь разумное, доброе, вечное?
- Да нет... Армия мне уже так не угрожает, как три года назад, а жить на заработки учителя невозможно. Так что я теперь кладовщик.
- Да ну?! - изумился Андрей.
- А что было делать? До кризиса зарабатывал в сельской школе долларов семьдесят пять - восемьдесят, а после 98-ого - втрое меньше. До этого зарплату все время задерживали, а тут перестали, но все равно, на это еле концы с концами сводил с помощью отца-матери. Пытался в Питере поступить в аспирантуру по литературе, но везде нужен блат, рекомендации. Возраст подошел приличный: двадцать шесть лет, еще годик - и военный билет. А работа так достала... одного ученика чуть не убил. Мог и по уголовному делу пойти... И я решил рискнуть: взял справку, что продолжаю работать в школе, отправил в военкомат, а сам устроился грузчиком в нормальную питерскую фирму, уже в 99-ом. Заработки грузчика повыше учительских, разве что у каких-то заслуженных учителей они такие же. Но до заслуженного дожить еще надо, чтобы не свихнуться от этой работы и с голоду не помереть. Вот один знакомый пристроил меня грузчиком, а через год я вырос до кладовщика.
- Знакомый? - переспросил Андрей.
- А что ты думаешь, рекомендации везде нужны, даже грузчику. Да и прописки у меня нет, попробуй устройся.
- Как же в школе?
- В сельскую школу никто не рвется работать, поэтому туда берут и без прописки, и как угодно.
- И что платят на складе? Баксов двести?
- Да что-то около того.
- А живешь где?
- Снимаю комнату в центре Питера.
- Дорого?
- Да нет, не очень.
- Значит, жизнь удалась?
- Я бы не сказал...
- А что так? Ну да, ты же что-то писал... И что?
Роман помолчал. Нехотя ответил:
- Ни-че-го. Вообще. Попытки были, но все это никуда не годится. Раньше думал: надо получить образование, приобрести какой-то жизненный опыт, а сейчас вижу, что пишу так же плохо... Нет, наверное, во мне искры Божьей... - он вздохнул.
- Ну-ну, не раскисай, - покровительственно сказал Андрей. - Во всех она есть.
И, дабы не длить тягостную паузу, предложил:
- Ну что, выпьем за встречу? Квартиру покажу, чтоб ты не скучал.
Он провел гостя по своей четырехкомнатной квартире. Ничего оригинального в ней не было: немецкие холодильник и плита, итальянская сантехника, французская мебель, испанский кафель. Все это Роман как будто где-то уже видел... конечно, - в журнале "Семь дней" и в сериалах из жизни новой российской буржуазии.
- Нехило, - коротко сказал Роман, когда они вышли на громадный балкон, с которого открывался вид сверху на ревущий поток автомобилей далеко внизу (Андрей жил на 15 этаже). После комнаты с кондиционером лето вновь напомнило о себе жаром духовки.
Здесь же стоял столик и два шезлонга. Андрей жестом предложил садиться, а сам сходил на кухню и принес из холодильника бутылку водки "Белое золото", нарезанную (еще в магазине) тонкими ломтиками сырокопченую колбасу, лаваш и банку маринованных огурчиков. Потом он вновь сходил на кухню и принес на этот раз две литровые бутылки "Боржоми".
Оба сразу же накинулись на минералку в ледяной, запотевшей бутылке.
Андрей пил из бокала, а Роман от него отказался и пил прямо из горлышка. Переведя дыхание, он сказал:
- Уф, хорошо!
- Ну, за встречу! - Андрей плеснул водки в рюмки.
Они выпили. Закусили колбасой и огурчиками.
- Кайф... - произнес разомлевший Роман.
- Во-во. А знаешь, в чем самый кайф? - назидательным тоном спросил Андрей. - В жаре.
- Да ну, - отмахнулся Роман. - Какой же тут кайф?
- Если бы мы остались в комнате, где работает кондиционер и температура 19 градусов, мы бы не почувствовали такого контраста холодной водочки и водички со всей этой атмосферой. А так мы сидим посреди пекла, но нам хорошо.
- В этом есть, пожалуй, резон.
- А-а-а, признаешь правоту дяди Андрея?! За это следует выпить еще.
Выпили еще. И снова выпили. Через полчаса и бутылку допили. И колбасу съели. Потом покурили.
- Надо еще выпить, - пробормотал охмелевший Андрей. - Да и закусить... Кстати, а зачем ты приехал в Москву? Ну не для того же, чтобы меня повидать...
- Ошибаешься, - улыбнулся Роман. - Именно для этого. К тому же имею тайный умысел и тебя соблазнить. Я еду на родину, где не был уже два года: все экономил. А теперь надо бы военный билет получить, да и родные края... Море, солнце... Тянет.
- Правда? А меня вот не тянет! Это же дыра! Но то... как ты говоришь... мне стало интересно... Давай еще выпьем и обсудим.
С этими словами Андрей вышел в кухню, но вернулся ни с чем.
- Ромыч, - с юмористической слезой в голосе сказал он, - оказывается, нам нечего пить. Пойдем тогда гулять.
- Пойдем, - легко согласился Роман и встал.
Не успели они дойти до прихожей, как Андрей скорчил трагикомическую гримасу и прошептал:
- Если я не вернусь, считай меня сам знаешь чем...
С этими словами он скрылся в туалете.
Подождав его с минуту в прихожей, Роман, чтобы не скучать, решил еще раз прогуляться по квартире. Его поражало, что вся эта роскошь принадлежит его однокласснику, который, хоть был и неплохим учеником, звезд с неба никогда не хватал. Помнится, отличался он лишь страшным упрямством и все делал по-своему. Однако, в обстановке, которая и появилась-то не больше года назад, уже ощущался некий начавшийся упадок, какая-то нечистота и безалаберность. Запах табака и несвежих простыней, царапины на кухонном шкафу, оторвавшаяся в одном месте кафельная плитка... Роман приписал все это отсутствию хозяйки и продолжил осмотр.
В кабинете Андрея Романа заинтересовал книжный шкаф, вернее, хаотичный подбор книг. Мешанина бросалась в глаза. "Египетская книга мертвых" соседствовала с "Как приобретать друзей" Д. Карнеги, а зачитанный до дыр "Заратустра" Ницше (шестирублевое издание 1990 года, оранжевый томик в мягкой обложке) - с трилогией Драйзера о жизни миллионера. Тут же стоял "Бизнес со скоростью мысли" Билла Гейтса. Название показалось Роману забавным, и он хмыкнул. Еще были учебники экономики, автомобильные журналы и какие-то справочники. Вообще, книг было не очень много: штук семьдесят. Но больше всего внимание Романа привлекла толстая раскрытая книга на письменном столе (пластик и прессованная древесина - имитация красного дерева). Он склонился над ней и прочитал:
"Была на мне рука Господа, и Господь вывел меня духом и поставил меня среди поля, и оно было полно костей, и обвел меня кругом около них, и вот весьма много их на поверхности поля, и вот они весьма сухи. И сказал мне: сын человеческий! Оживут ли кости сии?"
В дверях появился Андрей.
- Да вот, видишь, Библию читаю, - встретив удивленный взгляд Романа, сказал он. - Уже треть Ветхого Завета прочитал. До Иезекииля добрался.
- Ты подряд, что ли, читаешь?
- Да.
- А я вот так не смог, - вздохнул Роман. - Только кусками.
Они спустились на лифте, и Андрей сказал, подмигнув:
- Пойдем, покажу кое-что.
Они еще куда-то спустились пешком, где был КПП и охранник. С ним Андрей поздоровался как со старым знакомым, и они опять спустились по наклонной, размеченной белой краской поверхности в какой-то тоннель. Навстречу им выскочил черный "Мерседес", резко сбавил ход и просигналил музыкальным сигналом (мелодия из "Крестного отца"), на что Андрей приветственно поднял руку. Роман посторонился, пропуская автомобиль, в котором рассмотрел молодого мужчину в костюме, при галстуке. Тот дружелюбно кивнул ему, и Роман усиленно закивал в ответ. "Мерс" прибавил газу и лихо тормознул у подземного КПП.
- Видишь, - проронил Андрей многозначительно, - какие соседи. Может, конечно, и не элита, но уж точно верхняя граница среднего класса!
- М-м-м, - промычал Роман неопределенно и снова кивнул.
И вот они стоят перед целью короткого путешествия: черная "Ауди - А6", гордость Андрея. Он залез в нее и позвал Романа.
- Но ты же не собираешься сейчас ехать...
- Нет, конечно! Хотя в своем районе у меня с ментами все в порядке, но, во-первых, не надо зарываться, а во-вторых, чего нам сидеть в этом районе! Поедем в другой! Я просто привел тебя машинку показать. Как, хороша?!
- Да уж, - согласился Роман, погладив кожаное сидение.
- Я тебя обязательно покатаю, когда буду потрезвее. А сейчас пойдем.
Они вышли из машины и двинулись обратным курсом.
- Как служба, Коля? - окликнул Андрей охранника.
- Отлично, Андрей Геннадьевич! - предсказуемо бодро ответил тот.
- Так держать! Пойдем, старик, - обратился он к Роману, обнимая его за плечи и с силой прижимая к себе. - Я ужасно почему-то рад тебя видеть, веришь?!
Роман кивнул, хотя не знал, приписать ли это подлинной симпатии либо действию алкоголя.
Быстро поймали такси. Андрей слегка поторговался с таксистом, и через несколько минут они уже сидели в уютном ресторане на Большой Коммунистической.
Сделав заказ и закурив, Андрей задумчиво произнес:
- То, что ты говорил о своих попытках писать, меня задело... За живое. Я ведь тоже не собирался зацикливаться на деньгах. Деньги были как проба: что могу. Ну и, конечно, хотелось какого-то уровня, комфорта, статуса. Хотелось творчества, только не знал, в каком надо быть: кино, музыка? Ну, думаю, сначала деньги сделаю, а там и знакомства появятся, и времени больше свободного... А теперь времени вроде хватает, а желания уже нет. Запал перегорел. Вот и у тебя, видимо, такая же петрушка.
- Ага, - кивнул Роман. - Только без денег.
Оба засмеялись.
Принесли водку в графине, лаваш, нарезанный треугольниками, и украинский борщ.
- Кухня здесь путевая, - сказал Андрей, отрывая зубами кусок лаваша. - Да и цены не запредельные.
Он налил водку в стопки.
- Ну, за встречу, - сказал.
Они выпили.
- А чего ты не пойдешь в частную школу? - спросил Андрей, зачерпывая ложкой борщ. - Там платят больше.
- Не уверен, что там все пойдет как по маслу, да и платить там начинают не сразу, а еще долго мурыжат.
- А ты, значит, хочешь всего и сразу?!
- Почему же сразу? Вот ты, наверное, быстро такой уровень перемахнул.
Андрей откинулся на спинку стула. Тон его неожиданно начал меняться. Я бы не стал сравнивать, сказал он. Это означало, видимо, что он человек другой породы. Роман решил, что он предлагает ему знать свое место. Кстати, неожиданно спросил Андрей, ты там не стал "голубым" случайно, в Питере? С чего бы, спросил Роман. Да так, пиджак у тебя какой-то во вкусе этой публики, откомментировал Андрей. Может, ты приблизился к их среде, добавил он и подмигнул, смеясь. Странная мысль, покачал головой Роман. Пиджак как пиджак, ничего особенного. (Ему не хотелось говорить, что пиджак был куплен им в магазине "Красного Креста", "сэконд-хэнде" для бедных, за четыре доллара.) Да чего ты испугался, продолжал приставать Андрей. Я предрассудков лишен, нормально отношусь к гомосексуалистам. Люди это творческие, оригинальные, вроде тебя, только слабые, неустойчивые какие-то. Ничего себе хорошее отношение, мелькнула мысль у Романа, вот он и проговорился. Сейчас скажет, что я неудачник и дерьмо, а двести долларов - моя красная цена.
Но Андрей, видно, сообразил, что наговорил лишнего, и мило улыбнулся бывшему однокласснику.
- Давай-ка еще накатим, - ласково сказал он и попытался сильной рукой приобнять Романа через стол. Тот с усилием освободился. Их пустые тарелки унесли. Андрей разлил водку по стопкам, и в этот момент официант поставил на стол свиные отбивные с гарниром.
- О! Отлично! Ромчик! Я очень рад твоему приезду! За тебя! Чтобы у тебя все в жизни получилось!
Потом ели отбивные, пили "Боржоми" бутылку за бутылкой, а водку стопку за стопкой. Андрей вернулся к благостному настроению и пустился философствовать.
- Вот эта жратва, - сказал он, указывая на полупустые тарелки и закуривая "Кент", - не думай, что это просто жратва. Это культура потребления! В ней-то и заключаются какие-то общечеловеческие ценности. Она меняет тебя, приближает к цивилизованным образцам жизни. Это я понял в Париже. Но Москва... в чем-то лучше Парижа!
Роман постеснялся в этом ресторане доставать свою "Яву" и вынул сигарету из пачки Андрея. Закурив, он спросил:
- А когда это ты был в Париже?
- Я был там дважды, - ностальгически печально промолвил Андрей, - сначала два года назад, а потом еще полгода назад.
- И что там хорошего?
- Словами это не передать. Тебе бы там понравилось. Атмосфера... у-у-у... женщины, улочки, кафе...
При этих словах он даже зажмурился.
- От воспоминаний потянуло на "Хеннеси". Но нельзя смешивать. Поэтому продолжим ударять по водочке. За Париж!
Они еще выпили, и у Романа начала кружиться голова. Он почувствовал слабость во всем теле и перестал прислушиваться к словам Андрея. Тот, напротив, становился все бодрее и разговорчивее.
- Вижу, тебе нехорошо, но это оттого, что ты расслабился. А ты не поддавайся своей слабости, борись с собой, напряги все силы!..
Он что-то еще такое говорил, но Роман уже не слушал, чувствуя себя в лодке в океане.
- Погоди-ка, старик, - пробормотал он, - дай-ка я в сортир схожу.
С трудом поднявшись, он брел по мраморному полу, сопротивляясь качке, широко расставляя ноги, дабы не сбиться с курса. Напряженно застыли официанты, глядя на его продвижение; женщина за столиком высоко подняла брови и что-то сказала своему собеседнику, сидевшему спиной к Роману. Тот обернулся.
- Все нормально, - хрипло пробормотал Роман, как ему казалось, почти шепотом, на самом деле - очень громко.
"Но смотрите: ему остается пройти четыре четверти пути" - всплыло в голове и вызвало смех. Так, с истерическим смешком, он и вошел в туалет. Здесь царила замечательная прохлада. Голубоватый кафель зрительно освежал. Деревянные, чуть ли не дубовые, кабины смотрелись стильно. Приятно журчала вода. Роману показалось, что он уже протрезвел. Он зашел в кабину, помочился, потом, подумав, опустил стульчак и задумчиво уселся на него. "Неплохо было бы блевануть", - смутно подумалось ему. Какое-то утомление накатывалось на него, почти дремота. Он привалился спиной к холодному бачку и действительно задремал. "Как мне плохо. Не надо было столько пить..." - мысли скользили в равнодушном сознании, но их путали какие-то толчки, идущие из глубины организма.
С шумом открылась дверь, и кто-то быстро вошел в соседнюю кабину. Роман открыл глаза и начал прислушиваться. Сосед расстегнул брюки, звякнул пряжкой ремня и затих. Но через секунду шумно опорожнил кишечник. Романа опять замутило. За стенкой послышался облегченный вздох, шуршание бумаги. Мужчина застегнул брюки и, насвистывая, вышел из кабины, вымыл руки, потом, видимо, причесался. И удалился, хлопнув дверью. Роман медленно поднялся и застегнул брюки. Он посмотрел на пол под собой. Пол был чистый и даже сверкал. Внезапно Романа охватило отчаяние. Он не мог понять, что с ним, но он вдруг почувствовал себя песчинкой в мутном потоке. Плюнув в унитаз, он нажал на смыв, и журчащая вода унесла его плевок. Ему захотелось плакать, но толчки, шедшие из глубины его тела, вдруг усилились. Роман упал на колени и обнял белый унитаз. Его вырвало.
Когда он вернулся к Андрею, тот сидел за столиком и курил. Вид у него был практически трезвый. Перед ним стояли чашки для чая и два небольших чайника.
- Ну наконец-то, - воскликнул Андрей. - А я уже думал за тобой сходить.
- Плохо стало, но теперь уже лучше, - слабо улыбнулся Роман.
- Вот поэтому я и взял чаю. Садись, пей, а после этого поедем на вокзал.
- Ты решил меня проводить? - спросил Роман.
- Нет, я решил тоже скататься с тобою. Да-да! На родину так на родину! Может, я изменю свое мнение, и это не жуткая дыра, а наш маленький Париж!
Выпили по чашке чая. Андрей расплатился, и они двинулись в путь. На Курский вокзал они вошли обнявшись, чем привлекли внимание милиционеров. Те проверили у них документы и с неодобрительным видом вернули их.
У окошка кассы была небольшая очередь.
- Ромыч, на' тебе деньги и паспорт, возьми два билета на ближайший в СВ. А я отойду посмотрю на окружающее, давно не был на этом вокзале, а очереди терпеть не могу со времен Совка.
Он сунул Роману в руку несколько тысяч и паспорт и исчез. Роман оказался в сложном положении. С одной стороны, он ехал с другом школьных лет на родину, но, с другой стороны, поездка в СВ не входила в его планы, забирала сразу почти треть его денег. Ни возразить, ни обсудить все это возможности не было: слишком быстро ушел Андрей, оставив его одного. Приближалась неумолимо его очередь, а Роман все колебался. Все-таки он махнул рукой на бережливость: не ездил в СВ со времен распада СССР, прокачусь!
- Уже твоя очередь, отлично! - послышался голос Андрея у него над ухом. Он держал в руках бутылку водки "Русский стандарт". При виде ее Романа вновь замутило. - В дорогу, - пояснил Андрей. - Кстати, у тебя скоро день рождения, так что считай этот билет моим подарком.
Ближайший поезд уходил в девять вечера, через полтора часа, и, взяв такси, они поехали на квартиру Андрея за вещами. Казалось бы, затруднения Романа разрешились легко и просто, но именно эта чрезмерная простота вызывала у него какое-то неясное напряжение. Не унижение ли этот подарок, думал Роман, вот в чем вопрос. И не находил ответа.
Сев в поезд, Андрей почти сразу заснул, а Роман достал из чемодана "Конец и вновь начало" Льва Гумилева, попытался читать, но сил явно не было, он отложил книгу и, промучавшись час, заснул.
Проснувшись утром, оба сошлись в том мнении, что вчера маленько перебрали.
- Сколько же это мы выпили? - спросил Андрей.
- Помнится, где-то с литр, - слабым голосом ответил Роман из-под простыни.
- Нет, - задумчиво возразил Андрей, - я себя чувствую где-то на восемьсот, а пили мы поровну, значит, выпили больше.
- Постой, постой, - осенило Романа, - помнишь, я сказал тебе, что "Флагман" не хуже "Русского стандарта", и ты его заказал?! ...Господи, неужели я столько выпил?
- Да, тогда все сходится, - деловито подытожил Андрей. - Раз я чувствую в себе восемьсот, значит, столько и было.
- Что же делать? Может, выпить что-нибудь от головной боли?
- Водки!
- Меня выворачивает от одного этого слова!
- Ладно, тогда минералочки! Пойдем в вагон-ресторан завтракать, а?
- Иди лучше один. Я и есть не смогу, совсем нет аппетита.
С этими словами Роман сходил намочил полотенце и обвязал им голову. У проводника он взял таблетку анальгина и проглотил ее.
Андрей же пошел в вагон-ресторан, слегка перекусил, выпил рюмку коньяку и, когда в голове прояснилось, даже познакомился с демонстративно скучающей девицей за соседним столиком.
В веселом и игривом настроении вернулся он в купе.
Роман, видно, только его и ждал. С похмелья он был настроен критически.
- Ты послушай, что' передают! - и он включил радио.
- А что, - пожал плечами Андрей, закуривая, - обычная вроде попса.
- В том-то и дело! Она всюду, - воскликнул Роман и принялся излагать теории вырождения современного искусства, сказал о деградации евроамериканской культуры в целом, сослался на Л. Гумилева, причем поднял его книгу словно Библию, возложил свои надежды на Китай с Ираном. Потом он как-то скачком перешел к литературе, где видел бесплодную игру цитатами, ерничанье, отсутствие "больших тем", перспективы. "И где же Пелевин?!" - риторически вопросил он. Словоизвержение его продолжалось минут пятнадцать.
Андрей не любил разговоров о "закате" Европы и Америки хотя бы потому, что ездил на немецкой машине. Читать же Пелевина ему было легко и приятно.
- Но сам-то ты ничего не пишешь? - попытался он урезонить Романа.
- А на что жить? Время, деньги? - ответил тот, не слишком, впрочем, уверенно.
- Под что же давать деньги?! Есть ли у тебя идеи, мысли, рукописи? Ссылки на тяжелое положение не убеждают. Пока что я вижу только набор штампов и неудачливого человечка с похмелья. Кому сейчас легко?! Если нет энергетики, надо сидеть и помалкивать в тряпочку - твое дело дохлое. Пиши кровью, и ты убедишься, что кровь - это дух! А если ты лишен силы, если не можешь изменить судьбу, болтовня ничего не решит!
Роман попытался что-то сказать, но Андрей махнул рукой, не желая слушать, и вышел из купе. Он сходил в туалет, умылся, посмотрел на свое отражение в зеркале, подмигнул ему и вернулся.
Его друг лежал и сосредоточенно разглядывал потолок. Андрей посидел напротив, посмотрел в окно на мелькавшие столбы и деревья и спросил:
- В ресторан пойдешь?
- Нет, спасибо, - сухо ответил Роман.
- Как хочешь, - вздохнул Андрей слишком уж опечаленно. Он решил позабавиться и через несколько минут возвратился, и вновь пригласил его в ресторан, а Роман вновь отказался.
Он был задет не столько словами, сколько пренебрежительным тоном Андрея, который словно бы отказывал ему в праве иметь собственное мнение по вопросам, прямо его не касающимся. Андрей, казалось, вводил некий имущественный ценз на проявления свободы мысли, и Роман этого ценза не достигал. Несомненно, речь шла именно о деньгах, так как сила для Андрея заключалась в "способности заработать", хотя вслух ничего подобного не было сказано. Вдобавок угнетало Романа то, что он попал в фальшивое положение прихлебателя, ибо в ресторанах ел-пил за счет Андрея, билет был куплен на его же деньги. Поэтому-то Роман решил выйти из зависимости, немного преувеличив масштабы своей обиды. "Надо дружить с людьми своего уровня доходов", - решил он на будущее.
Вскоре он покурил, успокоился и взялся за чтение. Голова больше не болела, дрожь в пальцах унялась, и он вообще уже пришел в бодрое расположение духа, когда в купе вошел Андрей.
Был он не один, а с той самой девицей, с которой познакомился утром. Девушка, видимо, зарабатывала себе на жизнь подобными знакомствами. Одета она была просто и довольно скромно, что' ее, возможно, и выдавало.
- Вот, Люба, мой старый друг Роман, человек глубокомысленный и ученый, но пока не прославившийся. А это, Ром, Любовь, которая согласилась скрасить мое одиночество... когда ты... полез в бутылку... отказался скрасить. Давай-ка, выпей с нами, - с этими словами Андрей достал из сумки запасенную бутылку водки и открыл ее.
- Очень приятно, - вежливо сказал Роман. Люба весело расхохоталась в ответ, окинув его хитрым взглядом.
- Ты бы лучше попросил у проводника какой-нибудь закуски, пусть сбегает, - и Андрей дал ему помятую купюру в тысячу рублей.
Роману было неудобно просить проводника "сбегать", и он пошел в вагон-ресторан сам. Однако этот поход занял у него минут пятнадцать и, когда он вернулся с пакетом еды в руках, купе было заперто. Он постучал, но ему не открыли, хотя послышалось хихиканье и шепот. Постучав снова, он услышал дурашливый ответ Андрея:
- Не беспокоить! - и снова хихиканье.
- Андрей, это я, - сказал он, но ничего не изменилось.
Постояв несколько минут в коридоре с пакетом еды в руках, он решил пойти обратно в вагон-ресторан и там спокойно поесть. Там он с аппетитом поел, израсходовав оставшиеся от данных Андреем деньги, немного посидел, мечтательно глядя в окно, и пошел обратно.
На этот раз ему открыли. Андрей блудливо подмигнул ему, а он в ответ иронически усмехнулся. Люба по-свойски хихикнула.
- Куда ж ты пропал? - деланно-озабоченно спросил Андрей. - Мы тебя ждали-ждали, да не дождались...
- Я так и понял, - в тон ему ответил Роман. - И решил не беспокоить.
Андрей с Любой переглянулись и прыснули.
- Ну а что там за закусочка? - сказал Андрей. - А то мы проголодались.
В пакете, принесенном Романом, оказались бутерброды с красной рыбой, колбасой и сыром и коробка конфет. Закусив немного и выпив, все как-то расслабились, закурили, но в то же время Андрей начал многозначительно поглядывать на Любу. Та быстро сориентировалась, встала, потушила сигарету и, сказав Андрею: "Буду в Москве, позвоню", скромно удалилась.
- Что ж ты прогнал девушку? - удивился Роман.
- А! Обычная шлюха! Но хороша! Двести баксов не зря отдал, - небрежно сказал Андрей.
- Она проститутка? - наивно удивился Роман.
- А разве не видно? - в свою очередь, удивился Андрей.
- Да я проституток только в кино и видел, - признался Роман.
- Тогда понятно, - насмешливо протянул Андрей. - Ты ожидал увидеть печать порока повсюду, а ничего такого нет. Она, правда, сказала, что ей просто очень деньги нужны, цену себе так набивала, но птицу видно по полету.
- Да, наверное, так.
- Видишь ли, проституция - не порок, а нормальный бизнес. Такой человек ничего больше не умеет, а жить хочет по-человечески, вот и начинает этим заниматься. Тоже - дело. Я помог девочке: я получил удовольствие, она получила удовольствие и деньги, я оставил ей телефон, при случае мы еще друг другу поможем... Давай, дружище, выпьем немного, скоро приедем. Ты уж извини, что долго тебя в коридоре промурыжил, уж очень захотелось... Не устал?
- Нет.
Они выпили, закусили, а потом Андрея сморило, он небрежно извинился, отвернулся к стене и сразу же заснул. Роман не стал читать, а сидел и задумчиво смотрел в окно.
Часа через два за окном замелькали предместья родного города, и друзья начали одеваться. У Романа не шли из головы слова Андрея. "Двести баксов. Такая проза!" - подумал он. Романтические его представления об Андрее как о своеобразном человеке изменились, приобретя какой-то машинный привкус. Ему представилась фабрика, где все было четко размечено, каждый выполнял свои ограниченные задачи. И ему там находилась задача: играть друга детства. По деньгам он мог претендовать на меньшее, нежели проститутка, зато отношения были устойчивее. Он разбудил Андрея и достал свой чемодан.
II
Поезд остановился. Роман с Андреем вышли, и Андрей сел в такси на стоянке и поехал домой, то есть к своей матери. Жили они рядом, но Роман отказался ехать, сказал, что зайдет к однокурснику, который живет рядом с вокзалом. Он сослался на нехватку времени: надо всех увидеть за 7-8 дней.
- А с тобой мы еще увидимся, - улыбнулся он, - езжай пока один.
- Да не дури, поехали, потом его навестишь! - убеждал Андрей, но Роман стоял на своем. - Как знаешь, - сухо сказал Андрей и уехал.
Роман же тихо побрел к трамвайной остановке. Никакой однокурсник у вокзала не жил, а просто хотелось оторваться от Андрея, остаться одному. Он был уверен, что оба они не будут искать встречи. Какая-то принципиальная вышла размолвка, но какой принцип нарушен - не мог понять. Одно было ясно: все это не случайно, а неизбежно.
Двигаясь от здания вокзала, он всюду замечал следы упадка и разрушения последнего десятилетия: плохо одетый человек, собирающий бутылки, осыпавшаяся штукатурка, полуразвалившаяся лестница, выводящая к толкучке на привокзальной площади, где перекрикивались торговцы, всюду сор. Площадь была забита "Газелями" - маршрутными такси. Это была для него приятная новинка. Раздумав ехать на трамвае, он сел в "маршрутку", более мобильную и быструю.
После Москвы и Петербурга, наверное, не самых прекрасных городов земли, если только не верить песням, родной город выглядел обветшавшим и позаброшенным. Но в этом было и что-то милое. Лениво переходящие улицу молодые люди в шлепанцах и спортивных штанах, с наглыми и туповато-вызывающими лицами, с бритыми затылками, вызывали своей провинциальностью почти умиление. Толстые тетки в дешевых задрипанных платьях, чьи жирные загорелые руки оттягивали набитые продуктами авоськи, вперевалку догоняли транспорт, а небритые мужики сидели возле гор арбузов и дынь - все это вызывало в памяти образы детства и ранней юности. Повсюду видны были кавказцы, которые не только торговали, но даже выходили из проходной металлургического завода!
Дорога от вокзала всегда была плохая: на выбоинах беспрерывно подбрасывало, а шофер делал резкие объездные маневры. Но сейчас она стала немного получше. Однако грязь и пыль просто поражали воображение: дворников давно сократили, а те, что остались, еле передвигали ноги, постоянно помня о своей скудной зарплате. А горячий южный ветер гонял по тротуару обрывки афиш Киркорова и Сюткина.
На Романа в черном костюме и черной футболке эти южные люди таращились так, словно увидели инопланетянина. А он решил дотерпеть жару, чтобы не помять пиджак в чемодане.
Он наслаждался: он был дома, это было родное, знакомое с детства, здесь он был рыбой в воде. Это была родина.
Мать встретила его бурной радостью - они не виделись несколько лет и, сев пить чай, рассказывали друг другу взахлеб про свою жизнь, смеялись и целовались, но вскоре поссорились.
Оба привыкли жить в одиночестве и поэтому, когда стали смотреть телевизор, Роман начал высмеивать фильм и объяснять, что в нем к чему, а мать потребовала, чтобы он замолчал, ей интересно. Как это может быть интересно, возмущался Роман, ведь это лабуда. На себя посмотри, возразила мать. Пообщавшись в таком духе с полчаса, они устали друг от друга, так что мать даже сказала в сердцах:
- Два часа как приехал, а вроде и не уезжал никуда - так ты мне надоел!
Роман обиделся, ушел в свою комнату, лег почитать. Взял "Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера" Хемингуэя, но вскоре заснул. Проснулся он оттого, что мать ласково будит его:
- Что ж ты спишь не раздеваясь?..
И, пока Роман вялыми сонными пальцами снимал с себя футболку и брюки, мать уже постелила ему кровать и, когда он лег, поцеловала его, как в детстве, и прошептала:
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, мам, - сонно пробормотал он, а уже проваливался в мягкое, пушистое, детское сновидение. Он был дома, и это расслабляло, заставляло обо всем забыть.
Наутро он позвонил своей первой любви, с которой "встречался" больше года, но давным-давно. Он сказал ей, что приехал и хотел бы увидеться.
- Да... но я замужем, - сказала она.
- Это препятствует встрече? - спросил он после недолгого молчания.
- Будет зависеть от тебя, - и она объяснила, что муж ее весьма ревнив, но если она представит Романа как друга детства, а тот не будет совершать каких-либо "поползновений", общение возможно.
- Поползновений не будет, - усмехнулся Роман. - Когда?
- Сегодня в семь. Идет?
- Ага.
После этого разговора Роман отправился в город, решив совместить всеобъемлющую прогулку с посещением друзей-приятелей.
Выйдя на залитую солнцем, усаженную тополями центральную улицу, по которой медленно катились автомобили, из которых уверенные в себе молодые люди "кадрили" неторопливо гуляющих девиц, он вскоре поравнялся с домом, где жила мать Андрея. Роман остановился, закурил, постоял и пошел дальше. Постараюсь с ним не видеться, думал он.
Он повидал двух друзей, которые обрадовались человеку "из столиц": один из них недавно женился и теперь ожидал рождения ребенка, не зная, как свести концы с концами. Второй из романтика и любителя литературы превратился в заурядного офицера паспортно-визовой службы. Жизнь Романа в Петербурге казалась им насыщенной театрами и какими-то там духовными интересами. Хотя он честно сказал им, что работает кладовщиком, ни у него самого, ни у них не возникало сомнения, что это просто бренный "хлеб", а вообще вскоре все должно измениться. Что именно должно было и могло измениться, ни он, ни они не знали.
К семи Роман появился у своей бывшей возлюбленной с цветами и коробкой конфет. Открыв дверь, Вера (так ее звали) кинулась ему на шею:
- Ромка!
- Да, это я! - заулыбался он такому радостному приему. Отдав ей букет и конфеты, Роман начал охорашиваться перед зеркалом. Тем временем в прихожую вошел невысокий плотный парень в очках. Роману показалось, что очки он носит скорее для солидности, нежели по слабости зрения.
- Леонид, - представился он и протянул Роману руку с приятной улыбкой.
Стол был уже накрыт во всех традициях южного гостеприимства: водка, домашнее вино, шампанское, телячий язык, сало по-венгерски, украинская жареная колбаса, соленая рыба, салаты (в том числе традиционный оливье) и даже черная икра, купленная у браконьеров. Оглядев все это великолепие, Роман поинтересовался у Веры (Леонид в это время хлопотал на кухне, откуда доносился вкусный запах жареной курицы):
- Чем занимается твой муж?
- Бизнесом, - предсказуемо ответила она.
- Я просто смотрю на это изобилие, поэтому и заинтересовался, - пояснил Роман.
- Он еще и готовит отлично! - рассмеялась Вера, глядя на входящего в комнату мужа, несущего с сосредоточенным видом блюдо с вареной картошкой и поднос с разделанной курицей.
- А ты как же? - засмеялся и Роман.
- Я готовлю в будни, а он в праздники.
- Какой же сегодня праздник?
- Ну, ты же приехал! Несколько лет не виделись! Я сказала мужу, что ты гениальный литератор, и он очень заинтересовался, - заговорщически шепнула она. Леонид в это время опять что-то делал на кухне.
- Но это же не так, - возразил Роман, против воли польщенный.
- Изволь соответствовать! - дурашливо сказала она и спросила:
- А чем ты на самом деле сейчас занимаешься?
- Да уж, ты лучше не говори Леониду, а то не будет кормить меня, - с усмешкой сказал Роман, - я всего лишь кладовщик.
- Ну и что! Горький вон кем только не работал! - и она кивнула на шестнадцатитомник Горького на книжной полке.
Роман впервые осмотрелся. Все было почти по-старому в двухкомнатной квартире Веры. Поменялся лишь диван, на котором они сейчас сидели, да техники добавилось: музыкальный центр с колонками, новый огромный плоский телевизор в углу.
- У тебя все по-старому, - сказал Роман с легкой ностальгией.
- Через месяц Леня обещал начать ремонт, все изменится. Ты не отвлекайся, рассказывай свои новости!
- Какие там новости! Слезы!
- Пишешь?
- Писать пишу, только мало и плохо... По-моему, я бездарь...