Честно говоря, Радик Пинтюхин никогда не был религиозным человеком, да и вообще не верил в Бога. Кто бы мог подумать, что усомниться в своем атеистическом взгляде на мир ему придется на работе под шум тысяч механизмов, сделанных человеческими умом и руками.
В тот день Радику пришлось работать в паре со сварщиком Василием Николаевичем. Василию Николаевичу было двадцать шесть лет, фамилия у него была Мирнов, но по фамилии его практически никто не называл. Все, кому он был известен на работе, называли его именно Василием Николаевичем. Уважительным такое обращение можно было характеризовать с натяжкой. Скорее наоборот, над Мирновым не смеялся только ленивый. Да и, если честно, поводов он для этого создавал не мало.
Внешне Василий Николаевич выглядел худощавым, слегка сутулым, вечно был небритым и непричесанным, а его "козлиная" бородка служила источником постоянных шуток. Однажды, когда во время обеда, он уснул в помещении для отдыха, его товарищи по бригаде отстригли ему ножницами этот жидкий волосяной отросток. Какие страшные слова они потом услышали от него! И придурки они, и колхозники, и балбесы! На Высшем суде им все припомнится! Ругался он как ребенок одновременно с обидой и по-доброму, чем приводил еще в больший восторг всех окружающих. К слову сказать, никто никогда не слышал из его уст матерного слова. После той стрижки на протяжении нескольких дней он рисовал мелом круги вокруг себя, если хотел вздремнуть во время обеда.
Вот такой "напарничек" достался Пинтюхину в тот день, когда половину ремонтников цеха бросили на устранение аварии, парализовавшей производственный процесс. Пинтюхин помогал Василию Николаевичу варить металлические конструкции сломавшегося агрегата.
С самого утра на месте работ периодически появлялся начальник цеха Кондратий Громов, наводя ужас на мастеров. Люди знали, что лучше уж пусть орет на всех подряд заместитель начальника Пердулин, чем Громов. Пердулин только создавал шумовые эффекты, а вот Громова, способного не только орать, боялись все. Ему было около сорока и многие говорили, что он молодой и еще не "перебесившийся". Любил материть подчиненных не только обычными оскорблениями, но и такими не матершинными словами как "бандерлоги", "лоси безрогие", "кони педальные" и так далее. Львиная доля "любви" начальника, конечно, доставалась инженерно-техническому персоналу, но иногда перепадало и рабочим. "Вскипая" до определенной критической отметки, он имел обыкновение хвататься за первый попавшийся небольшой предмет и гонять им по цеху всех подряд от рабочего до мастера. Если не было рядом подъемного предмета, при себе у него в артиллерийском арсенале всегда имелась каска. Лучше всех перемены в настроении начальника чувствовал его заместитель Пердулин и успевал первым убежать подальше, так как одна каска у него уже была и вторую с ускорением он в свою голову получить не хотел. Обычно каска начальника пролетала над головами рабочих, и если в этой атаке кто-нибудь из них во время бегства терял свою, то она очень быстро, со свистом могла снова найти хозяина.
В какой-то момент ремонта, когда Громов снова пришел на место устранения аварии, его гнев на медлительных подчиненных дошел до "точки кипения". Пинтюхин в числе первых смекнул, что надо искать какое-нибудь укрытие и спрятался за агрегат. А вот Василий Николаевич видимо этого не понял и остался на месте. "Бедняга, - подумал Радик, - сейчас он будет уничтожен!" Но Пинтюхин не знал, каким мощным секретным орудием обладал Мирнов.
Когда разъяренный Громов налетел на нескладного Василия Николаевича и стал по-черному материть его за непрофессионализм в работе, многие подумали, что следующим действием случится потеря сознания Мирновым либо от остановки сердца, либо от боксерского приема начальника. Но Василий Николаевич с достоинством принял приливную волну негатива и ответил так, что вошел в неофициальную историю цеха на долгие годы.
- Не материтесь. Вас Боженька покарает! - сказал он.
Трудно сказать, что это было - смелость, безрассудство или простое напоминание о существовании высших сил, следящих за грехами людей - судя по характеру и умственным способностям Василия Николаевича об этом догадаться трудно. Но эффект, произведенный этой фразой, оказался волшебным. Громов будто подавился своим языком. Глаза оставались выпученными и налитыми кровью, но он, словно бык, попытавшийся протаранить железобетонное укрепление толщиной в два метра, недоуменно отступил на несколько шагов назад. Штормовые волны ярости разбились о непробиваемую скалу Веры, и буря мгновенно стихла. Начальник посмотрел на всех вокруг, увидел Пердулина, поманил его пальцем, и ушел к себе.
Стоит отметить, что "лобовое" столкновение с начальником для Василия Николаевича не прошло безболезненно. На следующий день Мирнов был переведен на другой участок цеха, подальше от его глаз. А Пинтюхин потом еще долго размышлял о богатой природе человеческих взаимоотношений.