Аннотация: Шпионско-юмористическое фэнтези с прологом и эпилогом, не относящимися к делу эпиграфами и неуместными цитатами.
Пролог
...- А шпионы-то, шпионы куда делись? - в глухом отчаянии вопрошал Оливер наутро, с непонятной тоской поглядывая на булаву в руках каменного бога плодородия. Дико болела голова.
- Легли на дно, - честно отвечал Голдони.
- Врешь? - не поверил Оливер.
- Бог свидетель! - обмахнулся двумя пальцами адъютант. "Пронесло", порадовался он, глядя, как мягчеет лицо Черного. - Лично проследил, чтобы петли вязали на совесть, а камни брали потяжелей...
Говорят, именно тем утром Оливер трагически лишился адъютанта...
Глава 1
Семь на двенадцать
...Немного истории. Центром Тихой долины издревле считается Хельмгард, город торговый и мастеровой. Названием город обязан знаменитому Хельму, некогда огнем и мечом покорявшему окрестные села. Легенда гласит: будучи на излете славы, Хельм остановил коня на берегу Ислы и бросил историческую фразу: "быть городу великому и славному!". Фраза, следуя законам акустики, попала в уши кому надо. Город стал. Не сразу, конечно, и не через год, но надо признать - ростки фраза дала будь здоров. Всем бы так колосить...
По сию пору одной из самых уважаемых наук в городском Университете остается акустика...
Через высокие стрельчатые окна в лекторий лезло солнце, укладывая золотые лучи на головы студиозов, словно полководец, начертаниями пера указывающий путь армиям. Целью вторжения, без сомнения, являлась кафедра, на которой в позе античного оратора застыл лектор. Лев от науки! Могучий зверь с роскошной седой гривой и в академической шапочке...
- И так, - львиный рык обернулся приятным мужским баритоном. - Вы, молодой человек, утверждаете, что воздух суть субстанция физическая?
Обращен вопрос был к студиозу приятной наружности, черноволосому, с вызывающе ярким блеском зеленых глаз. В облике молодого человека угадывалась та самоуверенность, что отличает злостных прогульщиков. О, эти мятежники духа! Обычно они отрицают, что есть такая приземленная вещь, как лень...
- Именно, профессор, - заявил студиоз с легкой улыбкой. - Если позволите, я бы предложил доказательство от противного.
- Интересно, - хмыкнул "лев", крепкий старик высокого роста. В темных глазах его светился острый ум, а изгиб губ выдавал склонность к иронии. - Хотелось бы, так сказать, проследить извилистый путь вашей мысли... Простите, запамятовал ваше имя...
- Эрик.
- О, - улыбнулся лектор, - как я мог забыть... Простите старика. Уверен, мое имя вы вспомните, даже разбуди вас среди ночи.
Молодой человек заметно смутился.
- Не берите в голову! - профессор махнул рукой. Аудитория захихикала. - Доказательство от противного? Прекрасно. Прошу к доске!
Амфитеатр, выстроенный с учетом законов акустики, казался древним стадионом, где ликующая толпа посылает зверю все новые и новые жертвы...
...Совсем чуть-чуть географии. Исла разрезает Хельмгард на две примерно равные части: Хельм и Гард. В то время как вторая, собственно, является городом - здесь расположены ремесленные кварталы, ратуша, пожарная часть, гарнизон, рынок, а также всевозможные увеселительные заведения средней и мелкой руки - то Хельм - это королевский замок, окруженный аристократическими особняками, парками и садами. Промышленность по эту сторону реки запрещена. Костел или кирха Святой Марии является королевским костелом, здесь крестят детей аристократов, опоясывают мечом рыцарей и проводят коронацию. Университет тоже находится по эту сторону Ислы, правда, почти у самой реки...
Семь мостов соединяют Хельмгард в единое целое. Семь прекрасных каменных мостов шириной в тридцать и длиной от пятидесяти до ста футов...
Бух! Бух!
Грохают казенные сапоги. По Рыночному мосту шествуют желтые мундиры - городская стража. На шлемах, лезвиях алебард, ременных пряжках безумствует солнце, плещет в глаза. Под рокантонами - хмурые рожи, красные от загара (и не только) носы и щеки. По распаренным лицам струится пот. Из-за воротника шибает такой аромат, что чертям душно. Впереди - лейтенант. На гнедом коне, в великолепном бархатном камзоле, красных чулках, желтых перчатках. Красив и утончен, как изумруд в выгребной канаве...
Облава, облава, облава! - летит с берега на берег. - Берегись, берегись, берегись!
В ста футах от моста есть гостиница "Кривой рог". Здание о двух этажах, окна как раз такого размера, чтобы выкинуть человека ростом под шесть футов и охватом талии не более двух футов восьми дюймов. Сквозь крайнее оконце виден угол камина.
- Там он, господин лейтенант! - сообщили громким шепотом. Лейтенант огляделся. Улица перед гостиницей опустела, желтые камзолы выдавили любопытных, как взболтанное вино пробку. Растоптанные фрукты, зелень, клочки соломы. За цепью солдат пристроилась старушка в строгом платье и черном платке, в руках - здоровенная корзина коричневых, в крапинку, яиц... Как проскочила, спрашивается?
- Господин лейтенант, - окликнули его, - К вам из Тайной палаты!
К офицеру шел человек в темном плаще с капюшоном, оставляющим лицо в тени. Странно как-то шел... Ломко. Словно бы и в раскорячку, будто по срочному делу в кусты приспичило, но и ровно до жути, как аршин проглотил. За человеком оставался на мостовой след из темных пятен.
- Фу, - поморщился лейтенант. От темной фигуры явственно несло прогорклым маслом, нафталином и воском - амбре, извиняюсь, хоть нос зажимай. Лейтенант прижал к лицу надушенный платок с инициалами "ДВ", вытянул вперед руку в белой перчатке.
- Пожалуйста, стойте там, - попросил лейтенант. Вежливо, но с нотками яда. Шпионов он, как и всякий дворянин, и презирал, и боялся. Не такое уж редкое сочетание, если подумать...
- Приказ секретный, - проскрипел человек. Из-под капюшона глянули бледно-голубые, лишенные всякого выражения глаза. Лейтенант почувствовал дурноту.
- Хорошо, - спрятал глаза человек, - Пошлите мне вашего сержанта...
Сержант Фабио дель Кельпи, будучи человеком незаурядным, мгновенно смекнул, какие выгоды сулит приказ СПУГНУТЬ Ветрогона. Коммерческая жилка пульсировала под черепом, долбя "деньги, деньги, деньги!". Перед мысленным взором сержанта проплыли оливеры старинной чеканки, сложенные в аккуратные золотые столбики; тяжелые серебряные кроны, толпящиеся под крышкой деревянного ящичка; и даже странные яшмовые деньги из страны Чин, нанизанные на шпагат...
- Сержант? - вернул его с небес на землю скрипучий голос. Обдало жуткой вонью. - Приказ вам ясен? И чтобы ни одна живая душа!
Сержант кивнул. Ему все было совершенно ясно...
- Не понимаю, - уже знакомый нам студиоз растерянно чесал лоб. - Воздух суть субстанция умозрительная, ergo: принадлежит к материям духовным! - повторил он, видимо, наиболее озадачившую его фразу. - Но почему?!
- Молодой человек, вы сотканы из противоречий, - сказал профессор, с сочувствием наблюдая за метаниями юного "гения", гипотезу которого он только что разгромил в пух и прах. - Вы логик, но строите свои теории на эмоциях. Взяв за основу ложный посыл, вы привели блестящее доказательство ИСТИННОЙ гипотезы! И тут же, испугавшись, взялись ее опровергать, - профессор покачал головой в черной академической шапочке. - Кстати, с чего вы взяли, что воздух - субстанция физическая? Сами придумали или кто подсказал?
Аудитория грохнула смехом...
- Иметь дух дерзновенный - качество настоящего ученого, - сказал профессор. - Но ваш разум, Эрик, не приучен к дисциплине - вы хватаете знания, не утруждая себя углубленным и вдумчивым изучением... Нужны ли такие знания? Производить впечатление на дам - да, серьезным же ученым так не стать. Подумайте, Эрик. Думаю, люди вашего склада очень пригодились бы науке... Но - продолжим! Садитесь, молодой человек...
- Наука акустика, - заговорил лектор, - имеет в своей основе свойство воздуха, как материи духовной, принимать в себя мысли овеществленные. Мысль овеществленная называется словом, и является по отношению к мысли тем же, чем является тень от дерева по отношению к дереву...
- Молчишь?! - озлился лейтенант, вытащил шпагу. Полоснул крест накрест по корзине с яйцами, тупо уставился на заляпанное желтком лезвие. Дурная старуха упорно не хотела подавать голос, а время шло. Солдаты начали удивленно переглядываться. В то время как знаменитый грабитель сидел в гостинице "Кривой рог", их командир вместо того, чтобы отдать приказ на штурм, занимался черте чем.
- Ты у меня попляшешь, - процедил лейтенант, занося шпагу над головой...
Старуха изменилась в лице.
- Яички мои, - хнык был так себе, можно сказать - пробный. - Цыплики мои пушистые!
В пылу стенаний старуха, видимо, позабыла, что эти яйца цыплятами бы не стали в любом случае. Однако стоны эти, несмотря на энтузиазм, звучали едва ли звонче громкого шепота и спугнуть Ветрогона не могли. Офицер в сердцах швырнул шпагу в ножны, забыв вытереть клинок. Яичные брызги испачкали камзол.
Лейтенант выругался. Опустил руку в карман, выудил две кроны...
- Сержант, - голос звучал на редкость устало. Кроны перекочевали в лапищу дель Кельпи. - Разберитесь, пожалуйста...
- Сто чертей тебе в печенку! - грохнул сержант басом, надвигаясь на старуху дородным телом. - Старая ведьма! - склонился к старухе, шепнул: - Пора, Хенна!
- Что ж вы, ироды, делаете! - заголосила старуха на манер раненого павиана. Видимо, предчувствуя немалую мзду...
Прозвенел звонок. Эрик оставил аудиторию нарочито неспешно, всем своим видом показывая "я проиграл сражение, но не проиграл войну!". Вслед радостно скалилось безумно желтое солнце...
...Русоволосый крепыш сложил руки на груди. Окинул Эрика насмешливым взглядом карих глаз.
- Ну что, братец? - крепыш улыбнулся. На щеках заиграли ямочки. - Добегался?
- Почему это "добегался"? - пробурчал Эрик, недовольно изогнув брови. Выше собеседника на голову, заметно тоньше в кости, он был несколькими годами старше. Интересная получалась парочка: зеленоглазый брюнет и кареглазый блондин, они вечно передразнивали друг друга, временами заигрываясь до драки. Насмешники и прогульщики...
Братья, готовые друг за друга в огонь и воду.
- На лекции надо ходить. - наставительно изрек младший. Надменно вздернул нос, весьма похоже имитируя выражение непрошибаемой уверенности, свойственное брату. - Именно так, профессор! Сейчас я изображу вам это противное доказательство!
Надо признать, интонации были те же самые.
- Симонис!
- А помнишь лекцию по истории? - сказал младший. Ухмыльнулся. - Никогда не забуду выражение лица Мямли, когда я поведал ему легенду о десяти рыцарях... В твоем пересказе, между прочим.
- Так это была месть, - заключил Эрик, притворно хмурясь. Симонис попятился, не убирая с лица глумливой ухмылки.
- От оно как, - с непонятной интонацией произнес Эрик. Младший хихикнул, сделал еще шаг назад. И еще. За ним по пятам двигался старший. - Шутим, значит?
- Вылитый Джимми, - съехидничал Синонис. - Еще бы кружку в руки и... мордой в салат!
Старший взревел. Прыгнул, раскидывая руки...
По Университету понеслась вопящая и хохочущая во все горло куча мала, оставляя после себя смех и помятых студентов...
В то же самое время двумя кварталами западнее, одним южнее, некто в сером плаще постучался в дверь под вывеской "Армик Штагенфельд. Золотых дел мастер". Спустя некоторое (весьма немалое, надо заметить) время за дверью скрипнуло, фыркнуло, простучали каблуки, щелкнул замок... На уровне груди гостя распахнулось маленькое окошко.
- Ффы ко мне? - спросили оттуда простуженным голосом.
- Мастер Штагенфельд? - гостю пришлось изобразить подобие поклона. Не сказать, чтобы он был так уж высок - скорее худ и тощ - но даже из такого, сгорбившегося, из него можно было нарезать полтора человека или, пожалуй, двух золотых дел мастеров.
- Ф кем имею честь..?
- Януш Бровачек, купец, - тут человек задержал дыхание, словно ныряльщик перед прыжком в воду... И - скороговоркой: - Имею желание приобрести панцирь семь на двенадцать с охватом талии полтора локтя. С перламутровой отделкой.
Мастер поднял брови. Перевел взгляд на вывеску.
- Пароль идиотский, вы правы, - гость развел руками и слегка покраснел. - Но что делать?
- Фофсе-то я столяр, - сказал мастер. - Штагенфельд жиффет за соседней дферью, а оружейник Кристинсен - через дфа дома фниз по улице. Но я рад знакомстфу, господин Броффачек... Хотя обычно у меня спрашивают шкафы.
Глава 2
Хороший шпион
...Из жизни замечательных людей. Знаменитый Фридрих фон Эйген дал свое первое сражение, будучи восемнадцати лет отроду. Командуя ротой драгун, юный храбрец, презрев волю начальства, отправился в глубокий рейд. И - исчез. Называют сроки от двух дней до трех месяцев - однако, когда в тылу Веймарского Рейтарского полка объявилась рота небритых и заросших солдат Эйгена, противнику стало не до смеха. Вконец озверев от лесной жизни, солдаты пошли в рукопашную... Веймарцы бежали. Фридрих фон Эйген получил первую в своей жизни награду.
Спустя тридцать шесть лет, уже будучи фельдмаршалом, Эйген произнес знаменитое:
- Куда, сукины дети?! За нами Хельмгард!
Из рядов бегущих ответили: спасибо, фельдмаршал, но мы и сами знаем...
(записано со слов Карла Тишлера, столяра, отставного капрала фельдъегерской службы)
- ...Хотя обычно у меня спрашивают шкафы, - завершил тираду мастер. Оглядел гостя. - Ффам плохо, господин Броффачек?
Господин Бровачек молчал. Ему было плохо.
- Зайдите ф дом, я дам ффам соленой воды, - звук "В" в последнем слове мастер произнес на удивление четко. - Сегодня плохое солнце, молодой человек. С непривычки может напечь голофу...
- Сурово, - уважительно протянул мастер, любуясь гостем. Впрочем, подобная интонация весьма оправдана. Януш Бровачек, будучи семнадцати лет отроду, на рост не жаловался, руками обладал длинными, больше похожими на паучьи лапы, пальцы имел цепкие, а глаза голубые. Венчала сей монумент "Растерянности" темно-каштановая шевелюра.
Природа, как известно, обожает шутки. И шутки злые - достаточно вспомнить крошечного Фон Эйгена, бочкообразного Оливера или Шарля де ла Кроче, прозванного "поймай кита". Однако, вдоволь посмеявшись, природа не забывает вложить в страдальца побольше ума и воли. Здесь отняли, там прибавили... Интересный такой колобок. Пассионарий. Бьется и пробует судьбу на зуб. И не дай бог та окажется фальшивой...
Черный Оливер, прежде чем стать "богом наемников", двадцать лет рубил дрова.
- Позвольте предстафиться, - сказал мастер. Приподнял колпак - в облаке седины обнаружилась аккуратная лысинка, - Карл Тишлер, капрал фельдъегерской службы. В отстафке, конечно... А ведь были фремена!
Судя по улыбке, "фремена" были еще те.
...Осталось неизвестным, какие чувства обуревали полководца в момент произнесения исторической фразы - на лице же каменного Эйгена навеки застыло выражение горькой обиды...
Знаменитый полководец украшает конной статуей перекресток улиц Рыночная и Сигнальщиков. Не в том смысле, что скульптор изобразил фельдмаршала в виде лошади - такой, с позволения сказать, "символизм" даже древние греки слабо понимали... Нет. Фон Эйген восседал на коне. Или лошади - скульптор целомудренно опустил анатомические подробности...
На пьедестале выбита знаменитая фраза "За нами Хельмгард!". "Куда, сукины дети?!" - дописано мелом. Альтернативная, так сказать, история...
Спустя час после знакомства отставного капрала и действующего разведчика к памятнику подошли, оживленно беседуя, два студиоза. Зеленоглазый брюнет и кареглазый блондин...
...- В "Трех тарелках" Джимми не видели больше недели - четыре, - отогнул палец Эрик. - В гостинице его нет, так?
- От оно как, - с выражением сказал Симонис. Ухмыльнулся. - А спрашивать ты не позволил... Перестраховщик! Я есть хочу, кстати.
- Гостиница - пять. - Эрик остался с раскрытой ладонью. - И что теперь?
Палец Симониса указал куда-то за спину старшего...
- Уважаемая! - обратился Эрик к старухе. Изобразил придворный поклон, изящно отставив ногу и помахав рукой. За неимением шляпы, подметать мостовую плюмажем ему не пришлось. Что, наверное, к лучшему...
- Уважаемая, не могли бы вы просветить вашего покорного слугу, - поклон, шаг назад, еще поклон, на лице Эрика - предписанный этикетом восторг. Симонис неимоверным усилием подавил улыбку. - Где ноне обретается личность, известная как...
- Яйца кончились! - не оценила подхода старуха. Спрятала корзину за спину.
- Джимми в тюрьме? - вопрос был задан нарочито скучным голосом.
- А бог его знает... - вредная старуха разве что не спала на ходу. - К сержанту сходите... Сержант вам скажет!
Взгляд Эрика стал угрожающе красноречив.
- Хенна, ты прекрасно знаешь, что к сержанту я не пойду, - сказал студиоз. - А денег у нас нет. Так что давайте не будем ссориться, уважаемая!
- Мозгляк!
Эрик обиделся.
...Шутница-природа не обошла Карла Тишлера вниманием. Ростом не дотягивая до пяти футов, он сошел бы за Румпельштильцхена - не будь так хрупок сложением. Огромная седая голова сидела на теле, приличествующем скорее двенадцатилетнему ребенку, чем взрослому человеку. Зато - гордая осанка. Зато - волевое лицо; пусть и в морщинах, но сразу видно, что следы на нем оставила жизнь, а не сквозняки дворцов. Зато - ясные серые глаза (в данный момент покрасневшие и слезящиеся, но не суть важно). Зато - руки, по ловкости не уступающие рукам карманника.
Челюсти, способные перекусить сухожилие лошади. Крепкие зубы, без особой натуги разжующие накусанное. Желудок, способный нажеванное переварить (наряду с гвоздями и солдатским пайком).
Организм Карлу Тишлеру достался на все "фремена"...
Старый кавалерист, подумал Януш, крепкий кавалерист. Однако ж ему лет пятьдесят!
Януш ошибся. Капралу в отставке недавно исполнилось семьдесят пять.
Старый гном и юный великан.
- А что это у вас за дурацкий камзол? - поинтересовался Карл Тишлер.
Юноша оглядел себя, ничего дурацкого не обнаружил. Ах, да! Это же не камзол, а...
- Это жупан, - сказал Януш.
- Молодой челофек, фы что - поляк? - прозвучало как "вы, что - дурак?". Януш покраснел.
- А-а?
- Поляк, - некоторое время мастер смотрел сквозь; губы шевелились, словно проговаривая некие слова. - Судя по акценту, - взгляд вернулся к юноше, - Очень легкому, кстати - фы из южной Польши. Встречался с фашими земляками - очаровательные люди, - в голосе была нежность, - дфа слова и - за саблю. Огонь! Прирожденные кавалеристы.
- Вообще-то я чех, - сказал Януш.
- У чехов хорошая пехота, - мастер почесал распухший нос. - А вот кафалерия хромает.
- Да, - озадаченно подтвердил Януш. - Но причем тут мой жупан?
- Коричнефый - цвет старости, - сказал мастер. - Много повидафшей, спокойной дурости... Да-да, фы не ослышались. Именно дурости. Становясь старше, они перестают искать - считают, что уже нашли.
- Кто "они"? - Бровачек чувствовал - надо брать разговор в свои руки, пока старикан не заболтал его, Януша, до полного разжижения мозгов.
- Надулся, как индюк, - подколол младший. Прыгнул в сторону, уворачиваясь от подзатыльника, зашелся смехом. - Нашел с кем драться - со старухой!
- Я не дрался, - сказал Эрик, постепенно остывая. Улыбка брата всегда действовала на него успокаивающе.
- Ага, если б я тебя не оттащил - подрался бы, - укорил Симонис насмешливо. - Герой! Одним махом семерых старух убивахом...
- Иди ты! - засмеялся старший. Потом вдруг необыкновенно гибким движением оказался за спиной у брата, ухватил за ворот. - Попался! Ух! Аа! Отпусти, зар-раза!
Руки Симониса всегда были очень сильные...
Заполучив в гости вежливого молодого человека, отставной капрал явно прочил его на роль любимого внука...
- Так ффы купец! - восхитился в очередной раз Тишлер, с гордостью обозревая рослого "внучка", - Подумать только. И грамота гильдии имеется? Не надо, я ферю, ферю... А чем занимаетесь?
- Я? Торгую.
- Торгуете? - улыбнулся мастер, - Конечно, конечно... Почему я такой любопытный... А чем?
Януш взмок. Легенда не предусматривала проверки -- все, что требовалось от юноши: назвать пароль и оставить заботы на долю встречающего.
- Я? Я сукном торгую... и деревом.
- Польским? Белый дуб, ясень, береза?
Пся крев!
- Ясень, - пошел ва-банк юноша. - Скоро прибудет новый груз... на следующей неделе, скорее всего.
- Очень хорошо, господин Броффачек! Я так рад, что ффы ошиблись дферью... На телегах, сплаффом?
- Что на телегах? - не понял Януш.
- Груз. Ффы же сами сказали...
- Сплавом.
- По реке?
- По реке.
- Странно, - протянул Тишлер, разглядывая юношу, - А я думал, король запретил сплафлять лес по Исле...
Ой, подумал Януш.
- Я договорился с бургомистром.
- Фы пытаетесь надуть меня, молодой челоффек? - с интересом спросил мастер. - Не надо, прошу фас... Я служил фельдъегерем и знаю, что такое "легенда"...
Тишлер водрузил на нос громоздкие линзы и превратился из свойского старичка в высокомерные стеклышки. На стол легла толстенная конторская книга, словно сама собой раскрылась на нужной странице. Стеклышки взяли перо, аккуратно обмакнули в чернила...
- Итак, - сказали стеклышки, ласково посмотрели на Януша. Даже голос мастера изменился, стал мягче и обрел некую вкрадчивость. - Вы - шпион?
- Нет, - решил отпираться юноша. - Вы меня с кем-то путаете.
- Не слишком ффы молоды, молодой человек?
- Что вы! - возмутился Януш, стремительно краснея. - Я - молод?! Да я опытный агент, ветеран разведки! Десять лет под прикрытием!
- Даже так? - невозмутимо сверкнули стеклышки. Деловито склонились над конторской книгой, скрипнули пером. - Кошек Ф детстфе не мучили?
Опытный разведчик, ветеран, десять лет под прикрытием впервые за шпионскую карьеру утратил дар речи...
Некогда братья жили в общежитии при Университете. И учились соответственно. Вольное житье-бытье закончилось, как только в город приехал Рум, отец старшего из братьев. Опытным взглядом окинув комнату, напоминающую поле сражения (вино вело в счете), Рум скомандовал: за мной! Будучи человеком решительным и последовательным до жестокости, раз принятых решений он никогда не менял - братья поселились на окраине города, на чердаке, разделенном на две комнаты деревянной перегородкой. Рум договорился с хозяйкой, фру Надсен, за две кроны в месяц - отдал за полгода и был таков. Братья остались жить-поживать, добро проживать...
...- Вы только взгляните, - пробормотал Эрик. Детина шевельнулся, в полусне почесал черную, в пиратских завитках, бороду, перевернулся на другой бок и выдал такую руладу, что на улице восхищенно присвистнули.
- И послушайте, - заключил студиоз. Что Эрика удивляло в Джимми, так это восхитительная способность жить настоящим, в полную силу и без сожалений. Дитя природы, младенец мирозданья! Завалился на чужую кровать в сапогах и пыльном камзоле, а совесть чиста как первый снег.
- Эрик, я не понял! - раздался возмущенный голос. В люке появился младший, держа в руках то, что недавно было великолепным окороком. От роскошеств осталась голая кость со следами зубов. - У нас что - завелись крысы? Месячный запас сожрали! Сво...
Симонис замолчал. И молчал так долго, что Эрик забеспокоился...
- Э-э? - толкнул он брата.
- Может, чаю попьем? - вяло предложил младший. - Раз уж есть все равно нечего.
...Стоит также упомянуть об особенностях местной контрразведки. Когда двести лет назад банды Оливера Черного, прадеда Джеймса, взяли Хельмгард (официально: штурмом, на деле же имел место банальный подкуп), Оливер сгоряча приказал умертвить всю тогдашнюю Тайную Палату. Адъютант Оливера, Марко Гольдони, схватился за голову, но... приказ есть приказ. Контрразведчиков срочным порядком посадили на колья, разведчиков с камнями на шеях спустили в подземную реку, канцеляристов и палачей - зарезали без особых изысков. Спастись сумели лишь те немногие, что бежали из города до прихода Оливера.
Когда же обнаружилось, что королю, кроме солдат и генералов, неплохо бы иметь людей, понимающих, откуда и как берется информация - было уже поздно. Бесценные кадры оказались уничтожены. Гольдони выпал из окна, но смерть адъютанта уже ничего не могла изменить...
- Поиграем в игру "Задуши его сам", - сказал Льюис Конрад Дилейни. Оскалил в ухмылке желтые, сверкающие маслом, зубы. - Один выжмет воздух из другого. Победитель получит право расколоться и остаться в живых.
- А если проигравший знает больше? - с вызовом спросил толстяк. Второй узник, Густав, не проронил со времени ареста ни слова. Крепкий орешек? Ну-ну... В подземельях Тайной Палаты и не такие ломались.
Льюис равнодушно пожал плечами.
- Мертвый станет одним из нас. И расскажет все. ВСЕ.
Помолчал, обмозговывая дальнейшее. Дать вам детали? Пожалуйста.
- Будет получать семь фунтов масла в неделю, - дал детали Льюис, - тальк по весу...
Глаза узников округлились.
- Ппо... по какому весу? - Франс начал заикаться.
- Живому, - сказал Льюис. Подумал и исправился. - Мертвому... Ты, например, два фунта с четвертью, - толстяк стал мучнисто белым, напомнив контрразведчику пирог, обсыпанный сахарной пудрой, - а твой друг - фунт и семь унций. И, конечно, нафталин.
Наконец-то, подумал Льюис, выпуская таракана из-под верхней губы. Тьфу, придурок! Куда ползешь?! Таракан бросился внутрь, противно защекотал усами, норовя залезть в глотку. "Произвел попытку глубокого внедрения". Льюис, содрогаясь от отвращения, поймал живность на язык, припер к губам... Пора!
- Нафталин, - открыл рот контрразведчик. Таракан, почувствовав свободу, рванул вперед со всей возможной скоростью. Вскрикнув, обмяк Франс... Густав так резко дернулся назад, что повалился вместе со стулом... Бум!
- Нафталин, - Дилейни проводил таракана взглядом. Тот лихо скинулся на пол, промчался мимо безумно вытаращившего глаза Густава. Зигзагом взобрался на колено бесчувственного Франса, постоял там, шевеля усиками (Льюис мысленно поаплодировал), потом вдруг сорвался в бег и исчез в темноте... Агент "Таракан" задание выполнил.
Расколется, устало подумал Льюис неизвестно о ком. То ли о Густаве, то ли о таракане...
- А нафталин... - сказал Льюис, обращаясь к темноте. Во рту стоял вкус прогорклого масла. - Нафталин нам нахрен не нужен. Потому как чихать на него тараканы хотели. Жрут проклятые и жрут.
Глава 3
Лед и Пламень
Немного политики. Королевство Хельмгард - монархия хоть и не абсолютная, но до такого безобразия, как сейм, еще не дошла. Республика Польская - или, по-хельмгардски - Речь Посполитая, раз в двадцать лет избирала нового короля, отчего поголовье шляхты шло на убыль, а поголовье королей - никоим образом не уменьшалось. По странной закономерности, на каждого избранного короля приходилось по три-четыре короля самозванных, готовых доказывать свои права мечом и бумагой. За каждым из претендентов стояло по магнату с клиентелой сабель тысяч в пять; каждый самоназванный король чеканил монету с личным профилем, издавал указы, вел переговоры с иноземными государствами, собирал налоги. Буйный нрав шляхты ногам - то есть крестьянам -- покою не давал.
Сорокалетняя война, заставившая Тихую долину ходить кувырком, а Хельмгард - три раза сменить правящую династию, Речь вообще не затронула. Там резали по другому принципу, нежели принадлежность к католикам или лютеранам...
В скором временем в уже известную нам дверь под вывеской "Армик Штагенфельд. Золотых дел мастер" постучали снова...
- Вы - не Штагенфельд, - у человека в плаще были на редкость неприятные глаза. Бледно-голубые, почти белые, они казались плодами, источенными червем до прозрачности. Зрачки наколоты булавкой.
- Фферно подмечено, - согласился мастер, шмыгнул носом. - Соседняя дферь. С кем имею честь?..
Вопрос завис в воздухе. Человек поднял голову и уставился на вывеску. Перед глазами мастера оказался подбородок гостя. Каждая мышца казалась вылепленной отдельно, кожа - прозрачной. Губы тонкие, темно-коричневые, в мелких трещинках; щеки столь впалые, что угадываются очертания зубов.
- Простите...?
- Вы - не Штагенфельд, - взгляд вернулся к мастеру, заставив того поежиться, - а я - не идиот. Давно он уехал?
- Дня дфа назад, - мастер громко высморкался, скомкал платок. - Ффу-ух! Простите. Что ему передать?
Последние слова прозвучали вдогонку. Человек в темном плаще удалялся странной вихляющей походкой, держа спину прямой, как доска.
- Продолжим? - мастер возник в дверях, щуря хитрющие глаза. Появление его сопровождалось неким запахом... напоминающим прогорклое масло в сложной смеси с помойным амбре.
- Догадайтесь, кто приходил? - морщины мастера собрались в лукавую мину.
- Золотарь? - предположил юноша.
Мастер покачал головой, глаза смеялись.
- Зачем же так? - сказал он, вынимая из кармана платок размером с небольшую скатерть. Высморкался. - Фсе-таки это фаш коллега.