Я плыл в небесах. Перистые облака китайскими драконами свивались и развивались под моими раскинутыми в стороны руками...
Тело ныло и болело, точно по нему проехал каток. Я застонал и пробно шевельнулся - вроде бы ничего не было сломано.
- Хватит отдыхать! - раздался надо мной ехидный, что называется, до боли знакомый голос: каждое слово втыкалось в висок раскалённым гвоздём. - Вернулся, и молодец! Где Тэйя-то? Следом прибудет?
Я с трудом поднялся и только тут понял, что вовсе не лечу по небу, а сижу на необъятном зеркальном полу в уже известном мне зале. Рядом стояло семеро аюннов с неизменно-беспристрастным выражением на "фарфоровых" лицах. С другой стороны ко мне подходил Горынович, растративший всё своё ехидство по мере приближения к моему помятому телу.
- Фиа Тэйя... - я грустно покачал головой. - Эх!
- На, вот, глотни! - хийс опустился рядом со мной, протягивая небольшую бутыль из тёмного стекла. - С возвращеньем тебя. Подробности расскажешь позже.
Уже со вторым глотком я совершенно пришёл в себя: голова прояснилась, руки-ноги перестали гудеть, вот только нахлынули воспоминания - великий Лес, я же провалил задание! Я с горечью оглянулся вокруг. Дома. Опять со своими. А душа Тэйи, увы, никогда не вернётся в своё тело. Я поискал глазами фианьюкка - тот замер у хрустального гроба, даже с моим приходом не покидая свою жену. От страшного предчувствия он чуть не терял сознание. Я сделал вид, что поглощён чудодейственным напитком, экстренно собираясь с мыслями. Допью и во всём признаюсь. А повинную голову, как известно, и меч не сечёт.
Грозное рычанье прервало поток моих мрачных мыслей. Из центрального столба со звучным хлопком и сопровождающей его яркой вспышкой света вдруг вывалилось уродливое создание. Сильно ударилось об пол и обиженно оскалилось, смерив нас всех единственным, горящим неутолимой злобой глазом - стоять! бояться! всех убью! Тупоносая акулья морда с тройным рядом игл-зубов в приоткрытой пасти крепко сидела на приземистом чешуйчатом теле крокодила. Короткие лапы оканчивались изогнутыми когтями, а длинный гибкий хвост - устрашающим тройным шипом. Лапы и спина чудовища были защищены жёсткими пластинами. Брюхо, грудь, хвост и морда напротив являли собой дикое сочетание отдельных густых пучков шерсти бурого цвета и ярко-жёлтых наростов, напоминавших здоровенные бородавки. Ощутимо завоняло уксусом и чем-то тошнотворно сладким.
Горынович заученным движением выхватил меч и стал приближаться к уродцу. Тот утробно заворчал и припал к полу, готовясь к прыжку. Его хвост нетерпеливо нахлёстывал бока: пластины звенели и скрежетали. Аюнны испугано сбились в кучу. Фианьюкк прикрыл своим телом жену, распластавшись прямо в хрустальном гробу.
А я с нескрываемым интересом рассматривал невесть откуда взявшуюся зверюгу. Что-то неуловимо знакомое, притягательное было не столько в его облике, сколько в повадках - вкрадчивое и неумолимое, яростное и расчётливое одновременно. Я прищурился, сосредоточился и... Вокруг него вдруг сгустилось серебристое облако - чёрт меня побери! Как же ты сюда пробрался? Ведь для Тэйи "выход" в этот мир был закрыт. А для тебя, поганец, значит, - нет?.. Я рассердился, вскочил на ноги и решительно пошёл к своему старому знакомому-прилипале (сказано ведь было - не ходить за мной! да даже если и не сказано).
- Отойди! - остановил на замахе Горыновича и направился прямо, что называется, к зверю в пасть.
Тот хрипло рыкнул и пружиной взвился в воздух, метя мне в горло.
- К ноге! - рявкнул в свою очередь я, посылая команду не только голосом, но и концентрируясь мыслью. - Фу! Нельзя! Место!.. Плюнь! Замри! Упасть! Отжаться!
Зверь неожиданно взвизгнул - узнал-таки, шельма! - и, судорожно извиваясь всем телом, прямо в полёте начал тормозить. С большим трудом это ему удалось, и до горла моего он не долетел, тяжело рухнув прямо к моим ногам. Грохоту было, будто упала кухонная полка с кастрюлями. Ни мало не смущаясь комичным положением, крокодиловый монстр тут же вскочил, отряхнулся и радостно запрыгал вкруг меня, изнывая, как щенок перед хозяином, у которого в руках оказалась его любимая игрушка. Он повизгивал и пытался тереться о мои ноги лохматым боком, валялся и вилял хвостом: шип оставлял глубокие царапины на зеркальной поверхности пола.
- Василий! Опять ты кого-то подцепил! - Зорр ловко убрал в ножны меч и стоял, наблюдая нашу пламенную встречу, в удивлении теребя усы. - Однако с каждым разом твои новые друзья всё симпатичнее и симпатичнее.
Я развёл руками. Он улыбнулся мне и подошёл ближе. Мой "ручной зверёк" сразу же перестал играть и, напрягшись, внимательно следил за каждым его шагом. Когда до меня оставалось метра два, пластины на спине чудища зашевелились, вставая дыбом, горло издало глухой предупреждающий рык, пасть приоткрылась, обнажая внушительные иглы-зубы.
- Нельзя! - тихо, но непререкаемо повторил я несколько раз, легонько постукав зверя по носу, и присел с ним рядом, придерживая за шею. - Это свой! Друг! Кусать - нельзя, охранять - можно!
- Вот спасибо! Удружил, - рассмеялся Горынович, с сомнением разглядывая своего нового якобы защитника.
"Защитник" глядел на него с не меньшим недоверием, но рычать, всё же, перестал. Хозяин, это друг?.. Не жрать?.. Не рвать? - пронеслось в моей голове. Я согласно кивнул и ещё раз, для пущей важности, погрозил пальцем - друг навсегда! Усвоил? Чудовище покорно вздохнуло и перевело на Горыновича внимательный изучающий взгляд своего единственного глаза, потом неспешно приблизилось к хийсу и, принюхиваясь, вразвалку обошло вокруг, в довершении коротко рявкнуло и вильнуло хвостом - усвоило!
- Ну, ты даешь, Василий! - Зорр больше не смеялся, с уважением глядя на нового грозного спутника. - Если он на нашей стороне, то я даже согласен терпеть его вонь.
Хийс протянул к зверю руку - потрепать по шее, но тот вёртко уклонился и отбежал ко мне, усаживаясь у ноги, как хорошо выдрессированная служебная овчарка. Весь его вид красноречиво говорил: жрать - не буду, защищать - буду, но фамильярностей - не потерплю!
- Ладно, ладно, - проворчал Горынович, не делая больше попыток приблизиться. - Признаешь только Василия? Хорошо. Кстати, Вася, смотри, как бы он другими не позавтракал!
Зверь тут же посмотрел на "других", затем на Горыновича и возмущённо фыркнул. Поднял голову и уставился на меня, усиленно виляя хвостом: здесь... никого... не жрать....
- Молодец! Умная собачка! - я почесал ему шею у горла, он блаженно зажмурился и заурчал. На его голове, слева и справа, две жёлтые бородавки вытянулись вверх и развернулись самыми настоящими ушами, мягкими и морщинистыми, свесившимися по обеим сторонам морды. Одно ухо было почти наполовину оторвано или срезано... мечом? Шрам был совсем свежий, ещё вспухший. Что ж, я же сам, наверное, и отсёк это ухо, причём неоднократно - когда дрался с сильсом-вампиром-оборотнем на Дороге дорог. Вот как бывает: старый враг - теперь мне новый друг. Я потрепал его за целым ухом - хорошая псина!
- Буду звать тебя... - я на секунду задумался, - Ван Гогом! У того тоже ухо отсутствовало, - зверь внимал мне с благоговением. - Гога! Гоша! Понял? - он клацнул зубами и мотнул ушами. - Ну вот, и хорошо! Всегда мечтал иметь собаку, и не какую-нибудь болонку, а пренепременно серьёзную дрессированную овчарку. Так что ты ещё к тому же назначаешься собакой! А теперь - лежать!
- Ты хоть знаешь, что это такое? - спросил Горынович, рассматривая послушно улёгшегося зверя. - Это же уршш! Поглоти меня бездна, самый настоящий уршш! И как я раньше не догадался?
- Уршш так уршш, - легко согласился я, мне было без разницы: крокодило-акуло-пёс нравился мне под любым названием. - Потом разберёмся. Это ведь неважно, главное - он меня слушается. Да дело, в общем-то, и не в нём. Понимаешь ли, я не выполнил поручение, и Тэйя...
Я вздохнул, бросил взгляд на "уршша" - тот продолжал прилежно лежать, положив акулью морду на крокодиловые лапы, и пристально следил за всеми прищуренным глазом, - и, не договаривая, направился к аюннам, которые терпеливо ожидали, когда я, наконец, разберусь со своим чудовищем, увязавшимся за мной в походе, и доложу о ходе операции. Зорр подошёл следом. Фианьюкк суетился около гроба, заглядывая жене в лицо и трогая её за руку - ждал, что она вдруг очнётся?
- Я нашёл Тэйю Яэйстри на Дороге дорог, как вы мне и говорили, - начал рассказывать я, ощущая нарастающую боль где-то в области сердца. - Её уже почти настигал охотник. Какие только обличья он не принимал, даже Енлока Рашха (Горынович нахмурился и сжал пальцы в кулаки)... Не с первого раза, но мне, всё-таки, удалось убить преследователя. Вот этот зверь - это то, что от него осталось.
Все ещё раз дружно посмотрели на уршша, по-новому воспринимая его присутствие.
- Как оказалось потом, гонки да драки были ерундой. Дальше нам предстояло вернуться сюда. Вот тут-то и начались настоящие неприятности. Мы достигли выхода, но не смогли пройти сквозь него. Вернее, я - пожалуйста, а вот Тэйя... - я замолчал и с гадким ощущением в душе пошёл, как на казнь, к фианьюкку.
Он перестал метаться около тела своей жены и замер в изголовье.
Даже мёртвая Тэйя Яэйстри была прекрасна. Точёные черты лица излучали безмятежность и покой. Руки, сложенные на груди с врождённой естественной грацией - будто так их сложила она сама, - поражали хрупкостью и изяществом тонких пальцев, бледных, почти прозрачных на кончиках под золотыми ногтями. Да, Тэйя была красива непогрешимым совершенством Нефертити - точная её копия, но только не из шамота, а из плоти и крови. Мне вдруг нестерпимо захотелось узнать, какого цвета глаза скрываются под перламутром закрытых век, под плотно сомкнутыми изгибами позолоченных ресниц. Это внезапно стало иметь для меня принципиальное значение, будто там, на Дороге дорог, я упустил что-то важное, неповторимое. Та Тэйя - фиа-до-моего-возвращения - всплывала в памяти нежной трогательной девушкой, державшей меня за руку, прячущейся и взывающей о помощи, но вот глаза... глаза её - убей меня, Бог! - я не помнил.
- Тэйя, прости меня, - сказал я, вставая у гроба. - Я не смог... не успел тебе помешать! Зачем ты убила себя?! Мы обязательно что-нибудь придумали бы...
Фианьюкк ошеломлённо вскинул на меня глаза - умерла?! - губы задрожали, задёргались, он захватал ртом воздух, но так и не смог вымолвить ни слова, хрипя, провалился вниз, на пол, будто утонул, цепляясь за хрустальный край.
- Прости, Айт. Я виноват и перед тобой... Но душа твоей жены теперь свободна, - я замолчал на минуту: не хватало ещё искать себе оправдания, тяжело вздохнул и вымолвил только: - Она просила передать, что будет ждать тебя... там... за чертой.
Из-за гроба раздались отчаянные рыданья.
Я дотронулся до холодных неподвижных рук:
- Прощай, несравненная фиа. Для меня было честью встретиться с тобой, - не оставляло чувство, что я что-то так и не сделал, не сказал. Я стоял и смотрел на неё, не в силах оторвать взгляд. Твои губы улыбались мне, твою шею чуть было не прокусил оборотень, а вот сюда... в солнечное сплетение ты, мужественная фиа, вонзила кинжал. Если б это произошло в этом мире, я бы быстренько оживил тебя печатью - честное слово! И было бы это вот так... Словно отдавая дань уважения, а на самом деле, пытаясь хоть каким-то образом заглушить грусть-печаль-тоску, я снял королевскую печать и положил её на то место, где, по идее, должен был остаться след от смертельного удара.
- Великий Лес не забудет тебя! А я и подавно, - прошептал и накрыл печать ладонью. - Прощай!
И тут же отдёрнул руку, дуя на обожжённые пальцы. Печать вспыхнула и засверкала, точно раскалённая. По хрустальному гробу заплясали бриллиантовые радуги. Центральный столб зала ответно заструился прозрачным водопадом. Фианьюкк с визгом отпрянул прочь под защиту Горыновича. Уршш зарычал и приготовился к прыжку. Аюнны безмолвствовали.
А я, не веря своим глазам, наблюдал, как сияющим диском воспарила над мёртвым телом королевская печать... И как из груди девушки медленно выдвинулся призрачный клинок - тот самый ключ-кинжал?! - на секунду завис, а потом выстрелил молнией вверх, попав точно в изображение короны. Печать полыхнула ослепительным светом и взорвалась, выстреливая мелкими осколками.
Все инстинктивно пригнулись. Айт рухнул на пол, прикрывая голову. Уршш вдруг разразился самым настоящим неистовым собачьим лаем, захлебнувшимся на вибрирующей пронзительной ноте.
Я же успел лишь заслониться руками, ожидая, что и их разнесёт в клочья - к чёртовой матери! Зажмурился и... ничего не произошло.
В звенящей тишине я открыл глаза - прямо передо мной в хрустальном гробу сидела живая Тэйя. На её коленях лежала королевская печать, абсолютно целая и невредимая.
- Фа лиу! - только и произнесла бывшая "спящая красавица", протягивая мне мой непостижимый артефакт.
- Здравствуй, - улыбнулся я, помогая ей спуститься со своего печального ложа, ещё раз удивляясь, насколько же она похожа на легендарную египетскую царицу. Она улыбнулась мне в ответ и благодарно кивнула. Глаза у "Нефертити" были серо-бирюзовые, ясные, точно старинные серебряные монеты.
Фиа стремительно оглянулась на голос, но кричавший уже заключал её в объятия - любовь моя, мы встретились!
Он был на пол головы ниже своей жены, она только что вернулась с того света...
- Я всегда знал! Я знал, что найду тебя!
- Айт!
- Я так звал тебя! Я всё время звал тебя! Я так долго... Мы больше никогда... не расстанемся?! Теперь мы будем вместе?! Лоули?!
- Навсегда, любимый! Лоули!
Я видел лицо фианьюкка, глаза, зажмуренные в беззвучном плаче, чувствовал, как судорожно его руки обнимают жену. Тэйя не плакала, лишь плечи вздрагивали в такт словам: милый... родной... единственный... что он с тобой сделал...
- Мы выжили, и это главное... - шептал он. - Прости меня, я не смог остаться прежним!
- Мне всё равно! - отвечала она. - Я люблю тебя! Люблю тебя любым...
Но Айт не унимался: слёзы градом катились по щекам. Тогда Тэйя нагнулась и поцеловала его, в едином порыве останавливая и поток слов, и поток слёз - всё кончено, всё только начинается! Он замер, погружаясь в поцелуй, как в бездну, возносясь, как птица в небо... Их фигуры засветились изнутри, перетекая одна в другую, и вдруг взлетели в воздух, кружась в сверкающем смерче - быстрее и быстрее!
Печать на моей груди задрожала и тоже воспарила, откликаясь на волшебство происходящего таинства.
- Перципиент с инициированием душевной матрицы первого порядка, - пробормотал я, вспоминая слова Оллисса Ушранша о том, что "окончательно исцелить фианьюкка может лишь тот, кто добровольно отдаст ему часть своей души". - Ёшкин чотт! Кто б сказал мне, что это произойдёт так скоро! Да ещё прямо у меня на глазах.
Между тем, кружение замедлилось, и влюблённые плавно опустились на пол. Трудно было даже представить, что молодой фианьюкк, высокий, статный и сильный, счастливо улыбающийся и крепко прижимающий к себе юную красавицу-жену, совсем недавно захлёбывался слезами и не мог говорить. Единственное, что так и осталось от прежнего Айта, было полное отсутствие волос на голове, лишь с подбородка вместо бороды свисала туго заплетённая позолоченная "египетская" косичка. Трансформировался не только его внешний вид, но и одежда - безумная эклектика, являвшая собой последствия нашего долгого путешествия, сменилась на изящество белоснежных складок, задрапировавших тело фианьюкка: на талии тонкое полотно перехватывалось гибким витым поясом, а вокруг шеи, на плечах и груди скреплялось широким воротником из чеканных золотых пластин. К поясу была подвешена небольшая агатовая чернильница и узкая кожаная коробочка с письменными принадлежностями. На указательном пальце левой руки Айта, словно ультрамариновый скарабей, синел великолепный лазуритовый перстень. Такой же перстень, только меньших размеров, украшал и руку Тэйи. Девушка тоже облачилась в белоснежные одежды - что-то среднее между изящным египетским каласирисом и вечерним платьем от Пако Рабана. Плиссированный шёлк, точно обрисовывавший её тонкую фигуру, доходил до середины груди - на открытых плечах и шее рельефно выделялись цветные полосы бирюзовых и аметистовых бус, - а внизу плотно облегал икры ног, не позволяя делать широкие шаги. Впрочем, шикарный убор на её голове - высокий серебряный венец, полностью скрывавший волосы, - и не предполагал никаких легкомысленных прыжков или пробежек.
- Лоо! - первым откликнулся аюнн, у которого на правой руке было всего три пальца. Остальные хозяева замка, даже в этой волнительной ситуации, упорно сохраняли молчание.
- Приветствуем тебя, Луон Зиоф, - благодарно кивнул Айт Яэйстри, - тебя и твоих собратьев. Мы счастливы быть гостями в стенах Йяффа и признательны вам за помощь. Вы спасли больше, чем нашу жизнь...
На лицах аюннов промелькнуло подобие улыбки, трёхпалый "переводчик", которого назвали Луоном Зиофом, тут же озвучил её словами:
- Это не мы, а ваша любовь сотворила чудо. Только она смогла исцелить ваши тела, а главное - души. Нам же оставалось лишь следить за тем, чтобы процесс выздоровления проходил правильно и своевременно.
Фианьюкки переглянулись и, более ничего не говоря, низко поклонились своим удивительным докторам.
- Я очень рад видеть вас, как прежде, вместе! - сказал стоявший рядом со мной Горынович, как только вновь воссоединённая чета повернулась в нашу сторону. - Ты стал выше ростом, уважаемый Айт, а ты, несравненная Тэйя, ещё прекраснее и свежее. Если бы я не знал, через что вы оба прошли, я бы, может быть, добавил, что опасности и приключения пошли вам лишь на пользу.
- Всё - к лучшему! - улыбнулся фианьюкк, но улыбка у него получилась печальная и весьма задумчивая. - Наши приключения действительно оказали нам неоценимую услугу, но за неё мы чуть не заплатили жизнью. Впрочем, не будем об этом... Я уже целую вечность не был в Ульдроэле. Там, наверное, многое изменилось?
- Не так много, как хотелось бы! - отмахнулся Зорр Горынович. - Я с удовольствием введу вас в курс дела: нам ведь предстоит совместный путь во дворец. К тому же, я думаю, Советник всё ещё жаждет услышать рассказ о том, где столько времени пропадал его личный секретарь. Мне помнится, что он говорил, будто ждёт тебя сегодня вечером?
Айт посмотрел на свою жену и пожал плечами: сегодня так сегодня, читалось в его взгляде, моя любимая уже со мной, а остальное - неважно.
Я благостно следил за происходящим, почти не вслушиваясь в благодарственные дифирамбы. В глазах стояло видение - тёмная пещера, толстенький симпатяга-гном с занесённым топориком и визжащее существо, жмущееся к моим ногам. Жалкий финюк за несколько дней превратился в фианьюкка, а тот, в свою очередь, сказочным образом - в прославленного писца Айта Яэйстри. Но, на самом-то деле, какая бы метаморфоза не происходила с ним, это был всего-навсего мой друг, преданный и пылкий фиа, безумно любящий свою жену. В этом мы были с ним схожи, только для меня Диллинь...
- Василий!.. - Горынович легонько толкнул меня в бок, возвращая с небес на землю.
Фианьюкки уже давно молча стояли передо мной. Тэйя с опаской поглядывала в сторону лежавшего уршша - тот немигающим взглядом внимательно следил за всеми, кто приближался ко мне на одно ему ведомое "разрешённое" расстояние.
- Melioribus utere fatis! In saecula saeculorum!* - первым нарушив затянувшуюся паузу, я вдруг понял, что опять говорю на латыни, усмехнулся и, шагнув вперёд, крепко обнял Айта и Тэйю - к чёрту условности! - Я рад за вас! Будьте счастливы!
Тэйя проникновенно вздохнула, а Айт тихо сказал:
- Ubi amici, ibi bene... Te laudamus**...
* - пусть ваша судьба теперь будет счастливой! Во веки веков!
** - там где друзья, там всё хорошо... Тебя славим...
- Слава - тяжёлая ноша, - покачал головой я, воспринимая его латынь, как должное. - Не будем всё усложнять. Давайте, как раньше: без реверансов и восхвалений. Мой путь во дворец ещё очень долог, рано мне привыкать к высокопарному слогу.
- Твой путь в Ульдроэль очень короток! - возразил Айт, отстраняясь от меня и заглядывая мне в лицо с выражением внезапного, радостного озарения. - Василий, ты должен пойти вместе с нами! Я буду просить Советника о том, чтобы он разрешил тебе быть моим почётным гостем! Когда я расскажу ему, что ты для меня и для Тэйи сделал... как ты спас нас... он... он обязательно... тут же!.. - фианьюкк задохнулся, обуреваемый нахлынувшими чувствами. - Весь Ульдроэль будет праздновать... чествовать тебя, как героя!
Я поморщился - ещё чего не хватало!
- Праздник в честь нашего Василия - это вряд ли, - покачал головой Горынович. - Тем более, если ты сообщишь всё! И вообще, в докладе о своём чудесном спасении я, на твоём месте, был бы очень сдержан и осторожен. Надо весьма хорошо подумать, о чём стоит рассказывать и о чём необходимо умолчать.
- Да уж, вряд ли Советник воспылает праведным гневом по отношению к своему сыну, - согласился я. - Каким бы тот не был негодяем и убийцей, а родня есть родня. К тому же, где доказательства? И того, что виноват в ваших страданиях именно Енлок Рашх, и того, что именно я эти страдания прекратил?
- Но моё слово! - воскликнул фианьюкк. - Слово личного секретаря!
- Боюсь, что теперьтвоегослова недостаточно. Тебя могут посчитать остаточно сумасшедшим или, что ещё хуже, обвинить в преднамеренной лжи (Айт возмущённо сверкнул глазами - фиа не лгут!). Сам подумай, ведь за время твоего опасного приключения с тобой могло произойти что угодно. А такие ужасы, о которых ты, кстати, собирался поведать всему свету, вряд ли кто пережил бы без последствий для своего тела, а главное - разума. Может быть, для тебя более безопасно и более мудро притвориться, что ты ничего или почти ничего не помнишь, - фианьюкк попытался возразить, но я остановил его жестом и продолжил: - Я понимаю твоё справедливое возмущение, Айт. Но послушай! У нас с тобой сильный и хитрый враг. Не стоит сразу, пока мы не готовы, вызывать его на бой. Сейчас шансов победить - нет. Почти нет.
- Василий дело говорит! - поддержал меня Горынович. - Отличная идея - прикинуться склеротичным счастливцем, у которого от пережитого страха и внезапного чудесного избавления частично стёрло память. Никто ни в чём не виноват, так? Значит, и наказывать некого. Василий нашёл и спас тебя случайно...
- Но Василий - дафэн! Он ничего не делает случайно! - воскликнул Айт.
- Делаю, делаю! - я чуть было не расхохотался. - И ещё как!
- А вот про то, что он дафэн, - нахмурился хийс, - и так уже знают слишком многие. Вполне достаточно. Когда-нибудь слухи достигнут и дворцовых ушей, но лучше бы это случилось как можно позже. Сейчас Вася для всех пусть будет обычным человеком...
- Гнусным хоном! - подсказал я.
- Презренным низшим существом! - бодро подхватил Горынович. - Чем незаметнее, тем лучше. Тогда действительно вполне вероятно, что тебе, Айт, и твоей чудесной жене будет позволено пригласить к себе в гости безобидное и непривлекательное создание, не представляющее опасности или интереса ни Советнику, ни, тем более, Королеве. Дальше ворот и конюшен проход для вашего гостя всё равно будет закрыт.
- Я смогу остаться в Ульдроэле и увидеть Диллинь?..
- Нашими общими стараниями - надеюсь, что сможешь, - кивнул он. - Дня два-три у нас точно будет в запасе. Внутрь Ульдроэля тебя провести, конечно, вряд ли получится... Эх! - Вот бы достать для тебя пропуск! Проще луну с неба! Именные перстни выдает не безызвестный тебе Советник, а он тебя послал сам знаешь куда... Что ж, на всё воля Леса! Если только не случится чудо, и ты себе самолично не наколдуешь кольцо, способное убедить Ульдроэль, что ты достоин аудиенции Королевы!
- Да уж, как фокусник, из кармана достану, - пробормотал я. - У меня чего там только не лежало: клубки путеводные да противоядные жемчужины. Сейчас вот стабб настоящий с каменным цветком... Кольцо, кстати, тоже имеется, - я полез в карман и вынул изумрудный перстень погибшего ранторра Фандухра, подобранный мной, когда того придавило деревом. - Чушь, безделица. Зачем поднимал? Всё равно чужое, настроенное не на меня! Лишь место в кармане занимает.
- Перстень?.. Чужой, говоришь? - ко мне подошёл аюнн по имени Луон Зиоф, заинтересованно, по-птичьи склонив голову набок, помедлил и протянул трехпалую руку: - Могу ли я посмотреть на него поближе?
- Можете даже забрать его себе.
Луон Зиоф зажал драгоценность между ладонями и замер, прикрыв глаза. Через минуту вздохнул и разжал пальцы. Посмотрел на меня пристально и отчётливо произнёс:
- Ты связан с ранторром предсмертным обещанием.
Я кивнул.
- Пока не исполнена до конца последняя воля ранторра, перстень не угаснет и, в какой-то мере, ещё будет способен осуществлять свои функции. Но его хозяина уже нет в живых, служить некому...
Я пожал плечами, подтверждая и так очевидное - совершенно бесполезен!
- Идём! - поманил меня аюнн и, не оборачиваясь, сам направился к центральному столбу. Я пошёл за ним следом. Уршш было увязался за нами, я погрозил ему пальцем - место!
Вблизи столб, как и раньше, струился ярким потоком, его границы плыли и размазывались. Никакой щели-проёма у его основания уже не было.
- Одень перстень и войди внутрь колонны! - скорее попросил, чем приказал Луон Зиоф. - И чтобы не случилось, ни за что не снимай!
- Дискотека продолжается, - пробормотал я себе под нос и, улыбнувшись, украсил свой указательный палец на левой руке. Изумруд был крупный, чистого травяного цвета - зелёный квадрат усечённой пирамиды, оправленный в червонное золото. Перстень пришелся точно впору. Потерев о рукав и без того идеально отполированный камень, я оглянулся на выжидательно замершего аюнна, выставил вперёд руки и, жмурясь от ослепительного света, погрузился внутрь столба. Прохладное пламя колыхнулось мне навстречу и заплясало вокруг меня, лаская невидимыми языками. Я стоял, всё ещё вытянув руки, понимая, что не дышу. Сквозь закрытые веки ко мне в голову заплывали огненные протуберанцы. Сердце гулко колотилось в груди - горячий и твёрдый комок, единственное, что осталось внутри моей пустой, бесформенной оболочки. Оно так громко отдавалось в ушах, что казалось: оно жило само по себе или принадлежало кому-то другому. В сливающемся в сплошное марево сиянии лишь только перстень на моём указательном пальце казался чем-то конкретным и незыблемым. С каждым мгновением он наливался тяжестью, всё плотнее сжимаясь холодным обручем. Сделав несколько глубоких вдохов и совладав с лихорадочно бьющимся сердцем, я медленно ощупал себя руками. Что ж, я - это действительно я: две руки, две ноги и печать на шее. Осторожно приоткрыл глаза: яркие пятна, искры и круги перед ними дрожали и трансформировались в силуэты фантасмагорических персонажей. Пространство вокруг постепенно заполнялось едва различимыми звуками - будто сквозь толщу воды ко мне доносились обрывки фраз, чьи-то шаги, приглушённый смех, шорохи... Фругруммиру руммиру, прошептал мне кто-то на ухо, подходя сзади, не оглядывайся... В спину дохнуло холодом, отзываясь дрожью в занемевших мышцах. Фаллиу фрудра фрундрая, зазвучало уже прямо у меня в голове, мы с тобой теперь связаны, я и ты, вместе... я буду жить в тебе... Ранторр? Да, это я... Холод растекался по моему телу, точно акварелью обрисовывая его в сверкающих струях потока. Достиг левой руки, коснулся кольца. Указательный палец свело и задёргало. Я чуть было не сорвал с него перстень, но вовремя вспомнил предупреждение аюнна - растёр ладони и прижал пульсирующую руку к груди. Перстень стукнулся о печать. Камень вспыхнул изумрудным пламенем и вдруг ожил, расплавился и потёк, липкой плёнкой обволакивая руку, плечо, спину, голову... Я закричал. Зелёная волна залепила мне нос и хлынула в горло. Я захлебнулся и, уже теряя сознание, рухнул вперёд.
3
- Чотт! - ругнулся Горынович, не успев отскочить в сторону и опрокидываясь навзничь, сбитый моим упавшим телом. Мы в обнимку грянулись об пол и заскользили по гладкому зеркалу, медленно затормозив у ног испуганно прижавшихся друг к другу фианьюкков. Аюнны сгрудились за ними, всё так же безмолвно наблюдая моё внезапное появление.
Я сел. Рядом, потирая затылок, поднимался Зорр.
- Прости... - только и успел сказать я ему и опять грохнулся на спину, сметённый неистовым лающим смерчем: на меня наскочил уршш, решивший, наверное, что, наконец-то, настал вожделенный момент, когда можно покинуть надоевшее "место". - Прекрати!!! Сейчас же!.. Нельзя!
Он, обиженно ворча, слез с моей обслюнявленной груди, но уселся тут же, всем своим видом показывая, что не отойдёт ни на шаг - и не просите. Я вздохнул и, привстав, потрепал его за ухом - молодец, хороший Гоша! Тот преданно застучал хвостом и ощерил пасть - "улыбнулся".
- Василий! Я надеялся на твоё скорейшее возвращение и на бурную встречу, но чтобы настолько!.. - Горынович протянул мне руку, помогая подняться.
- Дружище! - мы крепко обнялись, похлопывая друг друга по плечам. Я перевёл взгляд на уршша и хмыкнул. - А нам с пёсиком нравятся тёплые приёмы. Да ведь, Ван Гог?
Тот коротко рыкнул и "улыбнулся" ещё шире, показывая все три ряда белоснежных зубов-иголок. Его единственный глаз горел необузданным, диким восторгом.
- Да-а... - покачал головой хийс, разглядывая его довольную лохмато-пупырчатую морду. - Твой ласковый и нежный зверь.
"Гога, посиди хоть минуту смирно, - мысленно попросил я своего экзотического любимца. - Дай с другими пообщаться".
Я поднял ладони, резким командным движением переводя просьбу в статус приказа - смирно!
- Что б меня укусила бешеная кикиморра! - удивлённо воскликнул Горынович, глядя на меня, нет, на мою левую руку: перстень ранторра сверкал и переливался золотыми и изумрудными звёздами. Внутри камня, где-то в пирамидальной глубине, завихрялось и билось зелёное пламя. А на полированной поверхности появилась резная надпись "Dhgetong est Yalevegal".
- Что б и меня зажевала!.. - пробормотал я, разглядывая преображённый артефакт.
- Это какой-то особенный ритуал? Укус kikimorus столь уникален? - заинтригованно спросил приблизившийся Луон Зиоф. Тут его взгляд тоже остановился на перстне, и он прямо-таки расцвёл, разволновался, что для него, как для аюнна, было явно непривычно. - Немыслимо! Мы надеялись, что Поток Времени лишь сотрёт с камня информацию о его бывшем владельце: "чистое" кольцо является проводником на низшие уровни дворца... А ты!.. Ты сам, Василий, смог стать истинным владельцем высочайшего пропускного перстня!
- Перекодировал колечко? Да одной левой! - проговорил я, внимательно изучая мелкие буквы на нём. - Тем более что его бывший хозяин сам изъявил желание отдать его мне в единовременное пользование, - я оторвался от чтения надписи, кожей чувствуя вопрошающие взгляды окружающих. - Хорошо. Объясняю. Я видел Фандухра, вернее его тень, внутри светового столба! По обоюдному нашему соглашению, ранторр теперь находится, как бы внутри меня... Я думаю, что в нужный момент - на каком-нибудь вашем контрольно-пропускном пункте - его сиятельство бдительный Ульдроэль будет лицезреть не мою персону, а того, кто во мне, так сказать, прячется. Так что, ура-ура! Да здравствует свободный вход во дворец - со всеми проживающими в нём!
- Это теперь твой личный... пропуск?! - Горынович ошалело тёр виски. От волнения у него перехватило дыхание, и он с трудом выговаривал слова. - Не может... быть! Ещё ни разу... никому... никогда... не удавалось ни отнять... ни вымолить... ни купить... Дракакурдова задница!.. Ты себе даже представить не можешь, что произошло! - он тряханул меня за плечи и рассмеялся. - Васька, хон рыжий, вот дурень везучий, ты же на самом деле попадёшь на высшие уровни Ульдроэля!
- Попаду-то, попаду, - я совсем не разделял радостную эйфорию моих друзей. - Но ведь тогда всем и всюду придётся растолковывать, почему и откуда у меня взялось то, что "никогданиукогонивкоемслучае". Я думаю, что и уважаемых аюнн совсем не похвалят за их креативный поступок. Рухнет одна из незыблемых аксиом, будто личный пропуск, в виде вот таких вот славных украшений, - настолько личный, что разгуливать с ним может лишь его хозяин. Все, кому не лень, попытаются раздобыть себе подобный входной билетик. В Йяффе, а потом и в Ульдроэле станет тесно и шумно... А меня, - я вздохнул, - как зачинщика, оперативно отведут за угол и прикончат! Без суда и следствий!
- А ты никому ничего не демонстрируй, тогда и объяснять не придётся, - сказал Айт Яэйстри, заворожено разглядывая сверкающий перстень на моей руке. - Я, например, предчувствую, что доклад о наших с Тэйей злоключениях - кстати, по твоему же доброму совету - весьма укоротится по дороге во дворец и, более того, превратится в крайне скучную и безобидную историю. Мне для этого даже не придётся поступиться честью и совестью, - для фиа ложь отвратительна и неприемлема ни в каком виде! - а нужно будет лишь посмотреть на события под другим углом зрения.
Я молча снял с пальца кольцо и сунул себе в карман, хлопнул в ладоши, показывая всем пустые руки - а было ли оно?
- Это ничего не меняет! - улыбнулся Горынович. - Мы-то с тобой зна-а-аем...
- И в нужный момент, как козырную карту из рукава, раз и на палец! - согласился я, чувствуя тяжесть спрятанного перстня. - Кстати, хотел спросить, что символизирует надпись "Dhgetong est Yalevegal", которая вдруг прорезалась на изумруде? Дракон Д'хетонг - это понятно, "эст", наверное, значит "и", а вот Ялэвэгал - это кто?
- Йялэвэйгел, - поправил меня фианьюкк. - Белый единорог.
- Дракон и единорог, - повторил я, медленно снимая шелковый платок с головы и откидывая назад отросшие пряди волос. - Интересно, есть какая-нибудь связь между проступившими на кольце словами и вот этой картинкой?
Тэйя ахнула. Луон Зиоф и остальные шестеро аюнн придвинулись ближе, с любопытством заглядывая мне в лицо. Цветная татуировка, заполнявшая мой лоб от линии волос до бровей, кажется, стала ещё ярче и отчётливее: красный дракон всё также переплетался с голубым единорогом вокруг белого лунного диска.
- Без сомнений! - спокойно кивнул хийс, он-то уже видел моё налобное украшение. - Раз перстень стал твоим личным пропуском, то соответственно на нём и появился отличительный знак, указывающий именно на тебя!
- Значит, перстень точно мой! Ладно, его я уже убрал с глаз долой, - сказал я. - Ну, а с этим что делать? Так и ходить в косынке? А вдруг её ветром сорвёт или чьими-нибудь шаловливыми ручонками? Вопросы начнут поступать, в устном и письменном виде.
- О! Это очень просто! - воскликнул Луон Зиоф и обернулся к остальным аюннам. Они сблизились, едва не касаясь головами, и замерли, словно совещаясь. Затем дружно отпрянули в стороны и уставились на меня.
- Снять с меня скальп или окунуть голову в дёготь, живописно дополнив перьями? - предположил я.
Луон Зиоф укоризненно покачал головой и направился вглубь зала. Вернулся, торжественно неся перед собой металлический обруч, шириной не более трёх сантиметров.
- Ну, конечно же! - подхватил в тон ему Айт Яэйстри. - Ведь Василий - наш гость, и обязан во время пребывания в Ульдроэле носить опознавательную полосу! На нижних уровнях это обязательно для всех приезжающих. Никто и внимания не обратит на какого-то хона, если на том имеется ...
- Настоящая фефня! - ухмыльнулся я, надевая обруч: широкая полоса, полностью закрыв татуировку, надёжно и даже стильно обернула мою голову, плавно огибая уши и сужаясь сзади. Он был светло-серебристого цвета, абсолютно гладкий, лишь на лбу, на месте так называемого третьего глаза, виднелось небольшое утолщение, едва различимый бугорок.
- Эта вещь только выглядит, как фефн, - сказал Луон Зиоф. - Мы специально придали ей форму невзрачного и часто встречающегося предмета. На самом же деле это - фай!
- Вы шутите?!.. Фай - выдумка, легенда! - опешил Горынович. - Если бы кто-нибудь заполучил его, то стал бы непобедим и покорил бы весь мир!
- А вот это действительно выдумка, - возразил аюнн. - Фай - всего лишь прочные и удобные доспехи. И ничего более. Смотрите!
Он поднял руку и точным движением нажал на бугорок спереди обруча, затем легонько стукнул по нему три раза.
- Тук-тук-тук, сиди, я сам открою! - пошутил было я, но тут обруч завибрировал, по нему пробежала волна, от затылка ко лбу, и мой металлический "третий глаз" стал увеличиваться, набухать и... раскрылся. Сначала появилась вертикальная трещина, затем "веки" моргнули и раздвинулись. Внутри вспыхнул ярко голубой огонёк - самое настоящее сияющее око, отразившееся в зеркале пола, - и из образовавшегося глаза стали расти-выползать-выбрасываться сверкающие серебристые лепестки. Они стремительно укутали меня с головы до ног - открытыми остались лишь глаза и нижняя часть лица. Я глянул на своё отражение и не удержался от возгласа. Прямо на меня смотрел диковинный серебряный рыцарь, только латы у него были тонкие и гибкие, как одежда, как вторая кожа - непобедимый сказочный воин?..
- Дай меч! - крикнул я Горыновичу. - Ну, скорее же!
Сперва осторожно провёл клинком по переливающемуся покрытию - ничего! Полоснул со всей дури - и опять ничего не почувствовал, на металле не осталось даже царапины.
- Фай нельзя разрубить простым оружием, - сказал, снисходительно глядя на мои попытки, Луон Зиоф. - Его можно уничтожить, лишь попав его владельцу точно между глаз, - он указал на утолщение спереди обруча. - В остальном надёжнее защиты не придумать. Но учти, он не спасёт тебя, если ты станешь тонуть или гореть в огне, умирать от голода или холода...
- А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо, - пробормотал я, сжимая и разжимая пальцы, заворожено наблюдая, как переливается серебряная броня. - Да ладно. И так уже добрую половину напастей от меня отвели... Кстати, извините за прозаический вопрос: а если мне понадобится ну... хотя бы справить нужду... то - как же...
- Очень просто! - без запинки проговорил мой "инструктор по снаряжению". - Для того чтобы вернуть доспехи в прежнее состояние надо лишь накрыть центр лба ладонью и нажать!
Я тут же последовал указанию - фай снова пришёл в движение и образцово-показательно свернулся, утягиваясь в бездонное отверстие на обруче: "третий глаз" моргнул и закрылся, плотно смыкая металлические веки. На моей голове опять был банальный фефн - как и у всех приезжающих в Ульдроэль.
- Фефн это или легендарный фай, - я провёл рукой по прохладному металлу, закрывающему мой лоб, - не слишком ли шикарный подарок для меня?
Аюнны дружно посмотрели на печать, висевшую на моей груди, потом перевели взгляд на обруч и покачали головой.
- Фай никогда не сравнится с тем, чем ты уже обладаешь, - ответил за всех Луон Зиоф. - Он лишь наша дань уважения и благодарность тебе - дафэну, которому оказалось под силу вернуть душу прекрасной Тэйи Яэйстри... - он неожиданно смутился и пояснил: - Фиа и мы, аюнны, - в определённом смысле, близкие родственники. Нас, тех и других, не так уж много, живём мы хоть и долго, но вот уже пять столетий в наших семьях больше не рождаются дети... Теперь нас ровно сто сорок четыре десятка - в этом мире и за его пределами, - и поэтому жизнь каждого - аюнна или фианьюкка, старого или молодого, - ценится нами, как своя собственная... как величайшая драгоценность!
- Что ж, и мне это чувство знакомо, - согласился я, оглядываясь на державшихся за руки фианьюкков, и добавил едва слышно: - Более того, дело даже не в цене, ведь есть на свете та, за которую я, не раздумывая, отдал бы любую цену, даже больше, чем жизнь.
- Погоди разбрасываться-то, ты ведь не катт, у которого их целых девять, - прервал меня Горынович. - И вообще, пусть платят те, кому по счёту положено. Нам же предписана дорога во дворец! Так что, давай, собирайся... Жизнь отдать легко, ты её прожить попробуй!
Я молча кивнул: действительно, поживём - увидим! Повернулся к аюннам:
- Спасибо за гостеприимство. И за необыкновенный подарок!
Они слаженно закивали - на здоровье! Их тела, и так подобные сгусткам света, засияли ещё ярче, миндалевидные глаза заблестели, заискрились, точно слёзы в их уголках заиграли блики. Танцующим шагом хозяева Йяффа двинулись к выходу, туда, где ажурной дугой выгнулся единственный мостик, соединявший зеркальный зал с остальным миром.
- Всё? Аудиенция закончена? - спросил я неизвестно кого, глядя вслед удаляющимся силуэтам. - Вот так вот, без лишних церемоний?
- А что ещё? - удивился Айт Яэйстри, обнимая жену и направляясь за ними следом.
- Забирай своего чудо-зверя, и догоняй! Готов опять в путь-дорогу? Вон, твой зверёк уже явно засиделся без дела! - сказал Зорр, косясь на уршша: тот в нетерпении ёрзал на месте, повизгивая и метя хвостом, шипы на конце которого процарапали на зеркальном полу чёткую полукруглую царапину. - Или надеешься ещё одним чудовищем разжиться?
- Зачем мне второе, у меня ведь уже есть - ты! - улыбнулся я Горыновичу, жестом подзывая "своего зверька". - А Гоша - самый обыкновенный "друг человека", милейшая и преданнейшая псина... - я глянул на лохматую бородавчатую морду, на которой единственный глаз прямо-таки источал обожание, и махнул в сторону уходящих: - Вперёд, Ван Гог! Пришло время поразмяться! Гу-ляяять!!!
Пару раз, вхолостую проскользнув лапами по гладкому полу - чем безнадёжно испортил полировку, - уршш резко взял с места и разразился таким радостным лаем, что эхо затерялось где-то высоко в голубом небесном куполе.