Король шахмитов ожидал результата гаданий. Он стоял за цепью пехотинцев с длинными копьями и широкими мечами. С левой руки, у сердца белого короля, занимала почетное место лилейнокудрая королева. Офицеры - учтивые, изящные храбрецы в блестящих доспехах - располагались по бокам царственной четы. За ними размещались крылатые кони; фланги же замыкали грозные ладьи.
Ферзиты стояли на другом конце доски.
Падишах горделиво попирал блестящими черными сапогами белое поле возле черноокой, гибкой как лоза, красавицы-шахини; смелые офицеры, крылатые кони, могучие ладьи казались черными отражениями белых войск. Свирепые янычары с круглыми щитами и кривыми ятаганами прикрывали войско спереди. Силы армий были равны.
Главный колдун шахмитов появился (как этого и следовало ожидать) внезапно: перед королем вдруг засеребрилось небольшое облачко, и из него материализовался колдун. Он деловито доложил обстановку.
Ворожба по внутренностям животных дала противоречивые результаты. В священном ручье кудесник увидел колеблющиеся весы, но в чью сторону они склонились, осталось неясным, так как их почти сразу заволокло густым потоком крови. В пламени костра перед впавшим в транс колдуном возник сияющий образ белой королевы, и вещая птица шепнула волшебнику, что король одержит победу, если пойдет на величайшую из жертв.
Одним словом, ведун предоставил обычный набор ни к чему не обязывающих прорицаний. Последнее было особенно туманным. Что именно имела в виду вещая птица? Какая из величайших жертв могла открыть королю путь к победе?
Уж не лукавил ли колдун?
Король шахмитов не слишком-то доверял ясновидцам. Он больше полагался на силу своего разума и отвагу воинов, чем на басни пророков и колдунов. Да и какой прок от всех этих прорицаний? Так или эдак - битвы все равно не миновать, смотри хоть в воду, хоть в огонь.
Окончив доклад, маг отвесил королю почтительный поклон, подогнул ногу, как гусь лапу, завертелся волчком - и исчез. Это тоже было частью ритуала. Колдун просто обожал разные театральные эффекты, и король, хорошо понимая влияние колдуна на моральный дух войска, вынужден был это терпеть.
Лишь только колдун исчез - в густом темно-синем небе появились дикие гуси. Гусей было очень много, и они летели над самым полем, вытянув длинные худые шеи и едва не задевая концы копий. Когда птицы пролетели, в дальнем конце доски, у самой его кромки, всплыл сияющий золотистый шар.
Король поднял руку со скипетром.
- С нами Бог! - провозгласил король.
Загремели барабаны, затрубили горны. Шар налился ядовитым багровым светом и беззвучно лопнул, разбрызгивая снопы малиновых искр. Из лагеря белых, бряцая доспехами, выдвинулся пехотинец.
Крикливо заблеяли карнаи в лагере черных.
- Аллах акбар! - провозгласил падишах.
Он стоял под черным знаменем с изображением трехглавого пеликана. В черной чалме, увенчанной темным, как глаз дракона, алмазом, в расшитом узорами черном блестящем халате, падишах казался воплощением хитрости и коварства.
Рукой, унизанной драгоценными перстнями, падишах взял из золотой чаши маслину и отправил ее в рот.
Так начиналось это сражение.
И вот теперь король шахмитов бежал от войска падишаха.
Над его головой кипели молнии, и мокрый розовый снег, словно застывшая кровь погибших воинов, сыпал с затянутых мутной пеленой небес. Положение было безвыходным. Прорицание колдуна сбывалось. Ключ от победы находился в руках короля, но он не пожелал воспользоваться им!
Поначалу битва протекала в равной борьбе. Оба полководца были дальновидными стратегами; и тот и другой знали множество военных хитростей. Но свои замыслы короли хранили под покровом глубочайшей секретности, маскируя их невинными и даже как будто лишенными смысла, на первый поверхностный взгляд, ходами. Но - на войне как на войне: тут и там происходили локальные стычки; иной раз, ради далеко идущих целей, приходилось жертвовать тем или иным солдатом. Текла кровь. В боевые операции втягивались все новые и новые резервы. Сражение принимало все более ожесточенный характер - для того, чтобы выиграть битву, кому-то приходилось умирать...
К 33 ходу положение на поле брани стало критическим.
Казалось, силы армий равны; и позиции, как белых, так и черных, вполне надежны. Но уже ясно было, что это кажущееся спокойствие готово в любую секунду взорваться и обернуться для одной из сторон непоправимой катастрофой.
Так и произошло.
Сумерки над полем боя сгустились, и небо заволокло тучами; шел бурый холодный дождь; в природе царило гнетущее напряжение. По всей видимости, и где-то там, в зловещей небесной вышине, шла жестокая сеча не на жизнь, а на смерть.
Но король не чувствовал ни ветра, ни дождя; казалось, он вышел из потока бытия; ни единой мысли не витало в его иссушенном мозгу: все варианты, как думалось ему, были им уже давно перебраны, все мельчайшие нюансы борьбы рассмотрены, и никакое решение не могло удовлетворить его.
И вот он ясно увидел во всей своей парадоксальной красоте этот необыкновенный ход!
Есть в подобных прозрениях некая музыка, даже, в своем роде, симфония.
Все фигуры белых вдруг зазвучали грозной мелодией победы; все разом стало до боли ясным, обрело свой глубинный смысл. И пусть, пусть гибнут воины - и свои и чужие - пусть истребляют друг друга, ступая по лужам крови - что из того? На войне как на войне.
Но уже веяли в сердце короля иные звуки. Волны неисчерпаемой любви, нежности и света пробивались из каких-то непостижимых горних миров. И испытанное в жестоких сечах сердце короля сжалось с такой нежностью, с такой щемящей тоской, для выражения которых не найти слов на человеческом языке.
После битвы "прозрели" и многие другие. Нашлось немалое число мудрецов, по косточкам, разобравшим это сражение и, с математической точностью, как дважды два - четыре, доказавших, что если бы король на тридцать третьем ходу принес в жертву прекрасную королеву - он одержал бы блестящую победу.
Бедные, бедные люди!
Что могли знать они, все эти жалкие аналитики, все эти интеллектуалы, о любви короля к прекрасной королеве? Кто дал им право судить его?
Лишь одна королева своим вещим сердцем поняла, что творилось в душе ее возлюбленного супруга.
- О, мой король,- нежным, как журчание весеннего ручейка, голосом, произнесла она. - Гони прочь думы обо мне. Будь тверд и поступай так, как угодно богу.
- Как угодно богу? - с горечью молвил король. - А что угодно богу? Послать мою любимую королеву на верную смерть?
- Мой милый, царственный супруг,- с глубокой любовью молвила прекрасная королева. - Не ты ли учил нас, что все мы созданы для войны. В этом - смысл нашего бытия. Ибо лишь на войне оттачивается ум, крепнет воля и мужество, совершенствуется все сущее. Без войны же все глохнет и замирает.
- Так, значит, божья воля - это кровавая бойня? Это мучения и смерть? И, как венец всего, твоя бессмысленная гибель? - сказал король.
- О, не бессмысленная! - воскликнула королева. - Посмотри, как мудро устроен наш мир. Крылатые кони способны летать над нашими головами; гвардейцам дано двигаться только вперед; благородные офицеры скользят по диагоналям, а могучие ладьи таранят оборону противника с открытых вертикалей. Я же способна разить, как молния, со всех сторон. Все мы созданы разными, у каждого свои пути в этом мире, но все мы рождены для войны! Ты же поставлен повелевать нами. И если для победы над черным шахом тебе нужна моя жизнь - возьми ее.
- Мне не нужна победа,- сказал король.
- О, мой король! Опомнись! Что ты говоришь? Ведь боги так злопамятны и жестоки! А мы - лишь жалкие игрушки в их руках. Мы можем жить и чувствовать, лишь повинуясь их воле. Смирись же и не ропщи. Прими с благодарностью превратности судьбы. И помни: на этой доске не может быть двух владык. Один должен победить, а другой умереть. Таковы правила игры.
- Я знаю правила игры,- сказал король.
- Любимый мой! - молила королева. - Увы, но мы не рождены для счастья мирной жизни. Отбрось сомнения и позволь мне умереть! Ведь чем величественней, чем драгоценней жертва - тем ярче слава короля и красивее зрелище для богов!
И прекрасная королева посмотрела на короля таким кротким, ясным и любящим взглядом.
- О, жестокие боги! - гневно вскричал король. - Вы придумали нас для своей забавы! Вы наслаждаетесь, видя, как мы истребляем друг друга! Зачем вы дали нам способность мыслить и любить? За все сокровища вселенной я не отдам вам на заклание мою королеву!
И вот теперь он бежал по полю боя, преследуемый черным войском, как заяц. Он видел, как гибли его лучшие воины, и падишах уже торжествовал. И распыленное, раздробленное войско белых уже ничем не могло помочь своему несчастному королю.
- О, позор мне! Позор! - вскричал в отчаянии король. - Почему, почему я не послушал твоих слов, о, моя прекрасная королева! Лучше бы тебе погибнуть, чем быть свидетельницей моего униженья!
И ответила прекрасная королева:
- О, мой отважный супруг! Придет час - и все мы будем сметены с этой доски неведомой рукой; и тогда все мы - и черные, и белые,- будем лежать вместе, пока нас не расставят для новой битвы. Но сегодня ты доказал, что ты - не пустая деревяшка. Ты пожертвовал всем ради своей любви. Ибо единственное, ради чего стоит жить, сражаться и умирать на этом свете - это любовь.
Черный падишах лишь сумрачно усмехнулся, слушая все эти "бабьи бредни".
- Так говорят лишь поэта, а не воины,- презрительно заметил он шахине.
Он взял маслину и отправил ее в рот.
- Пора кончать с этими болтунами,- сказала шахиня, но в глубине своего сердца она позавидовала белой королеве.
Падишах дал знак воину и тот, подойдя к королю, вонзил в его сердце кривой ятаган.
Король упал, и его белая мантия обагрилась кровью. Шагнув к королю, падишах горделиво поставив черный сапог на тело поверженного врага и выплюнул косточку.