Dr. Роберт Блюмкин : другие произведения.

Бесконечная история

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 2.91*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Невероятные приключения Стеклова, Потолкова и Бирюлькина.

Стеклов, Потолков и Бирюлькин жили в одной комнате. Жили они так, потому что были в ней прописаны, и ничего не могли поделать. И даже кровати у них были привинчены к полу. Стеклов и Потолков были строителями, а Бирюлькин - так себе просто жил, нигде не работал.
Вот однажды принёс Потолков водки большую бутылку. Поставил на стол, достал стаканы. Бирюлькин со Стекловым тоже конечно подсели. Выпили полбутылки, Потолков хлопнул в ладоши, и из под его кровати вышла женщина, вульгарного вида. Стеклов тоже хлопнул, и из под его кровати тоже женщина вышла, ещё вульгарнее. А Бирюлькин - так себе просто сидел, в потолок плевал.
- Ну, - сказал Потолков, - чего же ты сидишь? - и выжидательно на Бирюлькина посмотрел.
- Да, - сказал тонким голосом Стеклов, - мы ведь ждем! - сказал и переглянулся.
A у Бирюлькина под кроватью не было женщины, - у него там был мужчина. Только он в этом боялся признаться. И не только признаться боялся, но и, надо сказать, не на шутку испугался.
- Сейчас я приду, - сказал Бирюлькин и вышел.
Но он не вернулся. Он пошёл в общественный туалет и там удавился.
*
Стеклов, Потолков и Бирюлькин жили в одной комнате. Жили они так, потому что были в ней прописаны, и поделать ничего не могли. Стеклов и Потолков работали на стройке, а Бирюлькин - так себе просто жил, стенку пальцем ковырял.
Вот однажды принёс Потолков водки большую бутылку. Поставил на стол, достал стаканы. Бирюлькин со Стекловым тоже конечно подсели. Выпили полбутылки, Потолков щёлкнул пальцем, и из под его кровати вышла женщина, вульгарного вида. Стеклов щелкнул другим пальцем, и из под его кровати тоже женщина вышла, ещё вульгарнее. А Бирюлькин - так себе просто сидел, ногой стучал.
- А я знаю, - сказал тонким голосом Стеклов.
- Что же ты знаешь? - отвечал Потолков.
- Знаю, что у Бирюлькина под кроватью! - сказал Стеклов опять тонким голосом.
- А об этом уже все давно знают, - отвечал Потолков.
- Что у меня под кроватью, это никого из вас не касается - сказал Бирюлькин.
- Нет, касается, - отвечал Потолков.
- Да, это нас всех касается, - сказал Стеклов (тонким голосом).
- Ты, Бирюлькин, тунеядец и алкоголик, и живёшь за наш счёт, не забывай это, - сказал Потолков.
- Да, - вставил Стеклов, - ты сейчас водку нашу пил!
- Знаешь, Бирюлькин. - продолжал Потолков, - когда я был в Афганистане, я таких как ты - убивал.
- Да, - сказал Стеклов таким тонким голосом, как будто он сам это видел, - он таких как ты - убивал!
- Я и тебя сейчас могу убить, - сказал Потолков.
- Мы и тебя сейчас можем убить, - подтвердил тонким голосом Стеклов
- А ты, Стеклов, помолчи, - заметил Потолков.
- А ты, Стеклов... - начал было Стеклов, но осёкся.
- Какая же ты, Бирюлькин, всё-таки мразь, - сказал Потолков. - И руки об тебя марать не хочется. Но, видимо, придется. (Да уж придется, - сказал тонким голосом Стеклов, но не очень громко, так, чтобы Потолков не услышал). - А ну, Стеклов, ударь-ка его по голове! (Стеклов ударил Бирюлькина по голове). - А теперь ещё ударь, посильнее: так, чтобы кровь из носа пошла, - сказал Потолков. (Стеклов сделал как ему было сказано). - А теперь ударь-ка его в пах, - продолжал Потолков. - Да не так, а ногой бей! Какой же ты, Стеклов, всё-таки, безтолковый!
- А я стараюсь! - отвечал Стеклов тонким голосом, бия изо всей силы. (Но он был очень щуплый).
- А теперь возьми ступку, и ступкой бей его, а пестиком дави на глаза, - приказал опять Потолков. - Да другим концом дави! Дай, впрочем, я сам... А теперь... теперь... - и так они били Бирюлькина до тех пор, пока он не перестал дышать.
*
Стеклов, Потолков и Бирюлькин сидели за столом. Когда выпили полбутылки, Потолков ударил в медный таз, и из под его кровати вышла женщина, весьма вульгарного вида. Стеклов тотчас же ударил в железный таз, и из под его кровати вышла тоже женщина, и ещё вульгарнее. А Бирюлькин - так себе просто сидел, катышки из хлебной мякоти скатывал.
- А давай, Стеклов, теперь посмотрим, что у Бирюлькина под кроватью, - предложил Потолков. - Или вернее не что, а кто.
- Известно кто! - отвечал Стеклов. - Об этом, небось, весь город уже говорит.
- Но ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, верно, Стеклов? А может, Бирюлькин, ты нам сам всё покажешь, а?
- То, что находится у меня под кроватью, это не твоё, Потолков, дело, и не Стеклова, - ответил Бирюлькин.
- Ну как же это не наше дело? - сказал делано-добродушным тоном Потолков. - Ты заблуждаешься, Бирюлькин. Мы с тобой живём всё-таки в одной комнате, и люди это знают. У меня за спиной уже подсмеиваются; а ведь мнением общества надо дорожить. Ты нас компроментируешь, Бирюлькин. Во время революции я таких, как ты, вешал на фонарных столбах вот этими самыми руками, и при случае могу вновь пустить их в ход.
- Да чего с ним церемониться, давай просто отвинтим кровать и сами во всём убедимся, а потом с ним, с Бирюлькиным, разберемся, - сказал Стеклов таким тонким голосом, каким только мог.
- Ты верно мыслишь, Стеклов, - покровительственным тоном отвечал Потолков. - Тащи отвёртку!
- Вы не смеете этого сделать! - произнёс Бирюлькин. - Это не моя тайна и я не позволю вам совать свои грязныя руки туда, куда...
- Смеем-смеем, и ещё как! - ответил Потолков.
В это время Стеклов принес уже отвёртку, и они вместе с Потолковым направились к кровати, с тем, чтобы отвинтить ей ножки и приподнять. Бирюлькин загородил им проход; его оттащили и привязали к стулу; он сопротивлялся, но ему поставили кляп.
Кровать долго не давалась, но наконец ее удалось оторвать от пола и передвинуть. Под ней, на куске толстого картона, лежал мужчина! Лежал, и был, повидимому, очень занят. Он был так поглощен, что казалось, не заметил перемены обстановки.
- Ну вот, мы так и думали! - проговорил Стеклов таким тонким голосом, что услышать его мог, разве что, человек с очень тонким слухом. - Что мы теперь сделаем? - вопрос повис в воздухе.
- Ты кто? - спросил Потолков, и пнул мущину ногой, но тот никак не отреагировал. Тогда Стеклов подбежал и тоже пнул ногой, да так неудачно, что сам чуть было не упал. - Я спросил, ты кто? - повторил Потолков. Мужчина отозвался не сразу.
- Я Кардамонов, - наконец, ответил он. - Дайте мне десять или пятнадцать минут, и я вам всё разскажу.
- Что ж, подождём, - сказал Потолков. - Наливай, Стеклов! (Стеклов налил).
Через указанное время Потолков подошёл опять; мужчина всё это время лежал с открытыми глазами.
- Ну? - спросил Потолков.
- Сейчас я вам всё объясню, - сказал Кардамонов. Всё очень просто. Бирюлькин сдаёт мне это место под кроватью: здесь я живу и работаю.
- Что-то я не видел, что бы ты работал, - сказал Потолков.
- Я совершаю финансовыя операции и с этого кое-что имею.
- Это что же, с помощью компьютерных сетей? - Потолков посмотрел недоверчиво.
- И даже без всяких сетей, - отвечал Кардамонов. - Это всё происходит в моем сознании, а Бирюлькин получает двадцать пять процентов. В зависимости от объёма продаж это составляет триста - четыреста, иногда до семисот фунтов в неделю включительно.
Потолков присвистнул; Стеклов переглянулся.
- Так что, у него и деньги есть? - спросил Потолков.
- Да, он хранит их в банке, и ещё получает приличные проценты. Здесь у него под кроватью - сухо и тепло, и очень удобно для работы. Я его просил не говорить никому, что я здесь, чтобы не безпокоили. И кроме того, если бы он кому-нибудь обо мне разсказал, то все его деньги бы исчезли бы в тот же час. Да и теперь, когда вы меня открыли, смотрите вон: банка опустела, а только что была полна деньгами; а он ведь каждый месяц отсылал тётке в Саратов. Ну, а мне теперь нельзя уже здесь оставаться - придётся искать новое место. Зря вы это сделали: Бирюлькин теперь такой же нищий, как и вы, а он ведь многим помогал: и духовно, не только материально; да и мне теперь придется начинать всё сначала.
Потолков постоял некоторое время молча, затем стал на колени.
- Ты, Стеклов, тоже на колени стань, - сказал он; Стеклов стал. - Прости нас, Бирюлькин, - продолжал Потолков, - мы были к тебе несправедливы. Ты оказался не тем, что мы думали. Стеклов, повтори!
- Всё так, - стоя на коленях и склонив голову, проговорил Стеклов.
- А вы и сейчас не знаете, кто я есть, - ответил Бирюлькин, - и прощение просите не за то, за что надо.
Но Потолков, казалось, не услышал его. А если и услышал, то не понял.
*
Стеклов, Потолков и Бирюлькин жили под кроватью. Жили они там нелегально, так как из комнаты их выписали и с работы прогнали. Бирюлькин втайне давал крупныя взятки и вообще платил громадные деньги за то, чтобы Стеклова и Потолкова держали на стройке, так как от них там пользы не было никакой, а один только вред. Зато они хотя бы заняты были чем-то, и быть может, научились хоть чему-нибудь.
Вот стали они жить под кроватью. Стеклов и Потолков ночью толкли толокно в ступке и продавали его поутру на рынке, а Бирюлькин - так себе просто жил, семечками щёлкал. 'Ввиду его прошлых заслуг' - как говорил Потолков, ему 'было позволено ничего не делать и жить за наш счёт'. Бирюлькин, конечно, плевал на то, что Потолков мог сказать, и этот последний это знал, но говорил так, чтобы повысить себя в глазах Стеклова.
В комнату же поселили старичка-пенсионера. Этот пенсионер был инвалид войны, почётный ветеран, и государство очень заботилось о нём. Лишь только стоило ему почувствовать лёгкое недомогание, как его тотчас же клали в больницу на обследование, больной орган находили, изымали, и заменяли новым - электронно-механическим. И вот постепенно за несколько лет все части его тела с ног до головы переменили, да ещё усовершенствовали; и не осталось в нём ничего от того, что было прежде. Старичка этого очень ценили и уважали, и использовали для различных мероприятий, как-то: День Победы, Первое Мая, Седьмое Ноября (он был одним из тех, кто делал революцию), и ТД, и ТП. Вообще он был почётным-ветераном/образцовым-пенсионером, и его надо было поддерживать в хорошем состоянии.
Питался он и от сети, и от аккумуляторов. Утром вставал рано, делал зарядку и, надевши спортивный костюм, отправлялся в лесопарк на утреннюю пробежку. Количество километров пробега и скорость неизменно отображались на счётчике, встроенном спереди. Затем он поливал цветы, убирался в комнате и смотрел телевизор, либо читал газеты - всё строго по часам. Газет он выписывал очень много - в основном спортивного и политического характера, но были среди них и материалы эротического свойства.
С соседями поддерживал дружеския отношения, репутацией пользовался непорочной, смело смотрел в будущее, с молодёжью облагораживающия беседы любил проводить.
Спать старик ложился в одиннадцать часов, а вставал в шесть. В этот промежуток времени он ничего не видел и не слышал, так что можно было из-под кровати вылезти и жить обычной жизнью. И хотя наутро пенсионер находил на столе пустые бутылки и прочее, всё же ни о чём не догадывался, а лишь прибирал и выкидывал мусор; а под кровать он и вовсе никогда не заглядывал.
И вот однажды...
Стеклов, Потолков и Бирюлькин сидели за столом. Когда выпили полбутылки, Потолков дёрнул на себя скатерть, и сказал:
- Надо бы старика этого убить, и комнатой вновь овладеть.
Сказал он это так, как бы между прочим, как будто ни к кому не обращаясь, но на самом деле ему важно было узнать мнение Бирюлькина по этому вопросу.
- Да, - сказал тонким голосом Стеклов и совсем некстати - заживём опять прежним порядком! - Так сказал он, и тоже скатерть на себя дёрнул, но Потолков крепко держал её под столом, и Стеклов потерпел крах.
- Ты, Стеклов, помолчи - тебя не спрашивают! - произнёс Потолков и этим сразу выдал себя. Он упал в собственных глазах и теперь не знал, что бы ему такое сказать.
- Только вот, как же мы это сделаем? - спросил Стеклов с умным видом и давая возможность Потолкову поправить своё положение.
- Я уже придумал как, это очень просто, - отвечал последний уже снисходительно-добродушно. - Просто выдернем провода из розетки, пока он спит - старик и подохнет. А ты как думаешь, Бирюлькин?
- А я думаю, этого делать не надо - пускай живёт.
- Да какого чорта, Бирюлькин! - Потолков не ожидал такого ответа и явно был раздосадован. Будучи почти уверен, что найдёт поддержку, теперь он злился: с определённого времени он стал втайне уважать Бирюлькина, но не признавался в этом не только другим, но и самому себе.
- Всё должно быть по справедливости, - сказал Потолков. - Ты, Бирюлькин, хотя и имеешь заслуги в прошлом, но голос можешь поставить только один; а большинством голосов мы определяем, что есть Истина, а что - ложь. И чтобы всё было честно, давайте проголосуем. Вот ты, например, Стеклов - за?
- Я-то? Конечно - за! - Стеклов на конец мог высказать своё веское мнение.
- Вот видишь, Бирюлькин, - продолжал Потолков, - двое против одного - ничего не поделаешь.
- Да, уж! - подтвердил тонким голосом Стеклов.
- Я вам не позволю трогать старика, - сказал Бирюлькин.
- А мы тебя и не спросим! Верно, Стеклов?
- Да об этом и речи быть не может! - уверенно заявил последний.
- Я вам не советую этого делать - может плохо всё кончиться... - начал было Бирюлькин.
- А мы, знаешь ли, Бирюлькин, в твоих советах не нуждаемся! - резко оборвал его Потолков.
Он теперь почти уже не верил в успех своего предприятия, но отказаться от него не мог - слишком самолюбие его было задето. Смутно сознавал он превосходство над ними Бирюлькина, и временами начинал завидовать ему и ненавидеть, а себя презирать. Иногда он догадывался о таком положении вещей и от этого мучился ещё только сильнее. И он даже придумал историю специальную про то, как Бирюлькин якобы 'пошёл в общественный туалет и там удавился', и разсказывал её где только возможно, пытаясь таким образом самоутвердиться.
А старик между тем крепко спал. Или вернее, не спал, а находился в таком особом состоянии, которому у обычного человека соответствует сон. Но не всё так было просто, как то представлялось Потолкову.
- И всё же... - начал опять было Бирюлькин, но тут Стеклов, подкравшись сзади согласно молчаливым указаниям Потолкова, обрушил на голову ему ящик с инструментами, со всею силою, с какою только мог (а он был очень щуплый).
- Молодец, Стеклов! - похвалил его Потолков. - Теперь давай-ка свяжем его, пока он не очнулся.
Далее Бирюлькин был связан крепкими верёвками и положен под кровать, даже на всякий случай привязан к кровати, так что, очнувшись, помешать уже не мог; сверх того ему поставили кляп.
Потолков же на цыпочках подкрался к старику и резко выдернул из сети шнур.
Но не тут-то было: сработала система самозащиты и старик мгновенно перешёл на внутреннее питание; обнаружив в комнате незнакомых лиц, да ещё в такое время, он не растерялся и повёл себя наступательно.
Потолков никак не ожидал такого исхода; он попятился в испуге к окну, старик надвигался; тогда он ударил пенсионера бутылкой из-под водки по голове: это не произвело никакого действия; он ударил ещё раз, бутылка разбилась; наконец старик настиг его и схватил железною хваткой за руку; Потолков пробовал сопротивляться, но тщетно: старик так выкручивал ему руку, что казалось, сустав вот-вот разорвётся; да ещё и бил током.
Что же касается Стеклова, то он сначала спрятался за занавеску, а потом, 'увидев, что битва проиграна, рассудил, что разумнее было бы сдаться'.
Старик отвёл их в милицию: составили Протокол, вызвали понятых, свидетелей, устроили суд - всё как полагается - и в тот же день дали по пять лет каждому.
Но эти пять лет, проведённыя в колонии строгого режима, увы, не дали почти никаких результатов.
- Развяжите-ка меня, а то что-то руки затекли - сказал Бирюлькин, когда товарищи его вернулись из заключения. Кляп он сумел вытащить, а вот развязаться не смог; да ещё порос весь густой бородою.
- Да, Бирюлькин, - сказал Потолков, - придётся нам, видно, опять под кроватью жить, - но в голове его уже зрел новый план...
*
Стеклов, Потолков и Бирюлькин жили в стенном шкафу. Жили они там потому, что под кроватью нельзя было долее жить: старичка-пенсионера переселили в другую, более просторную и современную квартиру, а в комнату заселили молодую семью: муж, жена, и любовник жены. Муж и жена на кровати жили, а любовник жены - под кроватью. Жил он там тайно, и муж об этом не знал; но ведь и жена не знала, что у мужа тоже есть любовник.
Стеклов и Потолков вымогали у любовника деньги, а Бирюлькин - так, ничего не делал; а на досуге стихи сочинял - на то и жили.
- А мы всё расска-а-ажем!.. - медленно растягивая слова, дразнил любовника Потолков.
- Деньги давай, деньги! На водку! - поддакивал Стеклов, ударяя кулачком по столу. Хотя он был и очень смел, однако один на один с любовником не расговаривал и оставаться с ним наедине избегал (ведь он был очень щуплый).
Нельзя всё же сказать, что годы, проведённые в заключении, никак не сказались на наших героях. За те пять лет, что Бирюлькина с ними не было, у них было достаточно времени, чтобы осознать его роль и влияние в их жизни и подумать над собственной судьбой.
Мы упоминали уже, что Потолков стал иначе относиться к нему, и втайне - даже от себя самого - уважать, но его злило, что он никак не может разгадать Бирюлькина. Кроме того, Потолков осознал теперь внутреннюю свою пустоту и никчемность, и ничтожество Стеклова и своё собственное ничтожество ясно он ощутил. Раньше он старался произвести впечатление на Стеклова, и ему льстило его подобострастное отношение, но теперь оно раздражало и было противно. Потолков стал презирать себя, а Стеклова он уже давно презирал.
Стеклова же разъедала досада изнутри, и давно уже он хотел о себе самостоятельно заявить, но не мог - заявлять было нечего.
- Надоело, надоело, надоело! - бился он в бессилии головою о стенку, - Надоело идти только за Потолковым и подчиняться ему во всём!
Десятки раз решал он уже поднять свой голос, и сотни раз проигрывал в своём воображении всё до мельчайших подробностей, но каждый раз решимости не хватало и он опять вёл себя по-прежнему. И тогда, ночью, запирался он в общественном туалете и там безутешно рыдал, и напивался водкою до безпамятства, и клялся, клялся сам перед собой, что в следующий раз, уж точно, всё будет не так - но тщетно.
Потолков об этом не знал и ничего не замечал. Временами ему становилось неловко перед Бирюлькиным, что Стеклов всё время вертится подле него и повторяет чуть ли не каждое его слово; Стеклов всё больше стал его раздражать.
Потолков хотел бы сблизиться с Бирюлькиным и проникнуть в его мир, но не мог. Вместо этого он вёл себя вызывающе и всячески старался его унизить. Это выводило Потолкова из себя и злило - особенно потому, что Бирюлькин совершенно на это не реагировал - и оттого злобу свою он вымещал на Стеклове.
Стеклов же от этого очень страдал, и ещё более усилялась в нём решимость покончить со своим жалким положением, но очень он боялся давления со стороны Потолкова.
И вот как-то раз...
Стеклов, Потолков и Бирюлькин сидели за столом.
Стеклов сидел как на иголках, и твёрдо решил на этот раз не упустить свой шанс. Когда выпили полбутылки, Потолков взял вилку и, поместив при этом на один её конец селёдку, положил на стол и с силой ударил по другому концу, так что селёдка подскочила до потолка, да так ловко, что к потолку прилипла и осталась там висеть. Потолков долго втайне упражнялся, пытаясь в совершенстве овладеть этим трюком, и считал, что он производит чрезвычайно сильное впечатление. Проделав это всё с большим чувством, он произнес:
- Пора нам вновь овладеть комнатой - хватит пресмыкаться, подобно каким-нибудь бедным родственникам.
Стеклов, хотя и разделял полностью это мнение, про себя заранее решил не соглашаться ни с чем, что бы ни предложил Потолков, и всеми силами протестовать; и уж тем более не копировать его жестов, манер и движений - как он всегда обычно делал.
Но вместо этого он тонким голосом неожиданно сказал:
- Вот именно, мы - не рабы! - а затем взял вилку, положил на неё селёдку и, хотя и противился всем своим существом тому, что делает - всё же повторил все операции, произведённыя только что Потолковым, стараясь принять при этом такой же вид; и в заключение ударил изо всей силы - да так неудачно, что селёдка эта попала прямо ему в глаз.
Проделал он всё это, несмотря на то, что целыми днями перед этим только тем и занимался, что повторял формулы вроде: 'я спокоен, я совершенно спокоен, и я уверен в себе'. А теперь вот оказалось, что всё пошло прахом: и Стеклов с досады чуть было не заплакал; и стиснул зубы; и прищемил себе ногу табуреткой; и стал колоть себе руку острым ножиком; - но делал он всё это так, чтобы не было видно. Вообще Стеклов в последнее время стал нередко использовать этот приём: причинял себе внешние, телесные страдания - с тем, чтобы отвлечь себя от внутренних, и легче их перенести.
Потолков ничего не заметил и даже не обратил на Стеклова внимание - (хотя у него была очень хорошая возможность его высмеять или сорвать на нём свою злобу) - так он был поглощён собой: тем, что он сейчас совершил, и что собирался сказать. Он долго обдумывал свой прожект и тщательно к нему готовился, и делал на него большую ставку; и вот наконец, выдержав паузу, произнёс:
- У меня есть новый план о том, как обустроить наш быт. Мужа и жену свяжем мы липкой изолентой, засунем им кляп, и спрячем в шкаф, а любовнику не скажем ни слова. Он ничего не заметит, и деньги нам будет исправно платить; и заживём мы вновь прежнею нашей жизнью, без волнений и потрясений; как и в прошлые годы, когда время текло медленно и незаметно, и один день ничем не отличался от другого.
Потолков был уверен, что план его вне всякого сомнения великолепен и блестящ; хотя, казалось бы, и прост; и будет непременно одобрен. Но тягостное молчание воцарилось за столом, и очень стало неловко.
- Что ты на это скажешь, Бирюлькин? - добавил, наконец, Потолков, чтобы рассеять напряжение, всё более накоплявшееся; - и если бы вы только знали, как непросто далось произнести ему эту фразу!
- Видишь ли, - отвечал Бирюлькин, неторопясь, - всё же я надеялся услышать от тебя... какой-нибудь другой план... более удачный.
Потолков как громом и молнией был поражён таким ответом: ведь он считал, что лучшего и придумать ничего нельзя, и надеялся с помощью этого замечательного плана приобрести расположение Бирюлькина. Волна ненависти к последнему и презрение к самому себе захлестнула его, и в ярости обрушил он на стол свой кулак:
- Как смеешь ты, Бирюлькин, так разговаривать со мной! Ты что, забыл свое место? Ты забыл, кто ты такой и как мы все здесь тебя терпим??! - и тут Потолков неожиданно для себя плюнул ему в лицо; однако, при этом он почувствовал себя так, будто ему самому в лицо кто-то плюнул.
Это внезапное открытие наполнило его такой острою внутренней болью, что на мгновенье он потерял самообладание, но тотчас смог взять себя в руки - как только презрение к самому себе, нарастающее в сознании подобно лавине - притупило эту боль.
- А ну-ка, Стеклов, и ты плюнь ему в лицо! - сказал Потолков, сам не понимая зачем.
Однако, Стеклов не двинулся с места. Всеми своими силами старался он удержаться от того, чтобы последовать приказанию Потолкова, и всё своё могущество бросил на то. Казалось, все внутренние силы истратил он на сопротивление; и оно увенчалось успехом.
- Ты что, Стеклов, оглох?!? Ты разве не слышал, что тебе было сказано?!? - поддержка последнего, как никогда прежде, была необходима сейчас Потолкову.
Но Стеклов не отвечал ни слова: сидел, уперев взгляд в одну точку, и пальцами крепко вцепившись в ножки стола. Громадного напряжения стоило ему хранить молчание, а на большее он был пока не способен: лишь стоило бы ему сейчас зоговорить, как весь достигнутый результат был бы утрачен, и он вновь подпал бы под зависимость от Потолкова. Так что он держался на волоске.
- Да ты что это, Стеклов... восстал??? - тихим на этот раз голосом - почти шёпотом - медленно произнёс Потолков, до которого только теперь стало доходить, что что-то происходит неладное: одно потрясение накладывалось в его сознании на другое, и он стал терять контроль над ситуацией.
Со страшным искушением боролся Стеклов: словно неведомая какая-то сила пыталась сломить его, принудить к повиновению, заставить вновь раболепно склонить голову, как уже и много раз бывало; и чем больше подчинялся он этой силе, тем сильнее презирал себя, и презрение это, однако, давало ему новые силы для борьбы; но страх отнимал их, и отчаяние овладевало им; Стеклов понимал, что у него сейчас последняя возможность изменить существующее положение вещей, которая не представится ему больше - ибо он был до невероятной степени истощен - и если он не воспользуется ею, то навсегда останется там, где пребывал; именно теперь ему совершенно ясно открылось, что сейчас он сам может решить свою судьбу - выбором, который он примет; и если будет выбор неверный, то винить в этом нельзя будет никого, кроме самого себя; и необычайную власть над своею судьбой ощутил Стеклов, и свободу; и властью и свободою этою он страшно тяготился, ибо давила она на него тяжким бременем, какового ещё не приходилось ему нести никогда, ибо неспособен он был нести его прежде... тут в голове его всё смешалось... картины из прошлого сменялись пред ним одна за другой с невиданной быстротою, в мельчайших подробностях увидел он прежнюю жизнь свою и особенно явственно те моменты, которые меньше всего хотел бы видеть; и тут вдруг сознание его озарилось ярким светом, и озарение этого - длившегося ничтожно малый миг - было достаточно, чтобы сделать выбор.
- Да, - сказал Стеклов, - я... восстал!!!
Хотя казалось, что ответ этот тотчас последовал за вопросом, для Стеклова будто много часов мучительнейших переживаний прошло, и целую жизнь прожил он за эти мгновенья, и внутреннее его напряжение достигло последних пределов. Однако, давши такой ответ, он почувствовал мгновенно громадное облегчение.
- Я давно уже ждал этого, Стеклов, - сказал Бирюлькин, видевший всё происходящее.
Паника охватила Стеклова: он не понял ровно ни одного слова из того, что сказал Бирюлькин и - хотя и был необыкновенно храбр - страшно испугался. В голове его всё смешалось уже в недоступный воображению хаос, во рту пересохло, мускулы все были напряжены, необычайное возбуждение наполнило его; и казалось, вот-вот разорвётся он на части. Стеклов не мог больше оставаться на месте ни секунды: охватив в последний раз изступленным, как будто ничего уже не видящим взглядом комнату, он, как был, не одеваясь и бросив всё, ринулся прочь - в темноту ночи, во мрак, в неизвестность...
*
Ринувшись на улицу, Стеклов зашагал стремительно громадными шагами всё прямо и прямо, не обращая внимания на дождь и ветер, который дул ему прямо в лицо, и не замечая ничего на своем пути - как если бы глаза его остекленели. Так шёл он семь дней и семь ночей, сам не зная куда, через горы и леса, поля, ручьи и болота, продираясь сквозь кусты и перелезая ограды; шёл не останавливаясь - ибо не мог остановиться, и, наконец - на восьмой день - рухнул в изнеможении на дне оврага. Там впал он в глубокий сон и проспал ровно двадцать четыре часа, а проснувшись - ещё долго лежал. В голове его ничто не стояло на своем месте: всё металось беспорядочно в каком-то дыму; и нервы его были доведены до белого каления.
Не сразу удалось ему собраться с мыслями, и долго он колебался, прежде чем решил наконец вернуться назад. Стеклов очень боялся - несмотря на всю свою храбрость - как сложатся у него теперь отношения с Потолковым, как ему следует вести себя, и как отнесётся к этому Бирюлькин; кроме того, в памяти его как будто обнаружилось расстройство: Стеклов помнил почти всё из того вечера, но не помнил некоторых периодов - может быть, даже очень кратких. Он не мог также вспомнить, в какой точно последовательности всё происходило, и не имел перед собою целостной картины. Всё это его весьма удручало.
*
После того, как Стеклов так неожиданно покинул помещение, товарищи его недолго оставались вдвоём: Бирюлькин вскоре куда-то вышел по делам, оставив Потолкова одного. Затем они несколько дней виделись лишь мельком - ибо каждый был занят своими делами - и теперь вот вновь собрались за столом. В это время Стеклов как раз вернулся и, открывши дверь, стал на пороге.
- Заходи Стеклов, садись, - сказал Потолков полунебрежно, ставя третий стакан на стол и наливая его водкой.
Он долго размышлял над тем, как ему теперь быть и как не потерять окончательно своего положения, но придумать ничего не мог. Главное, он не знал, что замышляет Стеклов и на что он теперь способен; и тем более, не знал он намерений и мнений Бирюлькина. Тягостные раздумья давили на Потолкова, и наконец, он решил делать такой вид, будто ровно ничего не произошло. 'По крайней мере, не буду класть масло на огонь' - думал он.
Стеклов, хотя и делал тоже точно такой же вид, как и Потолков, однако скорее предпочёл бы открыто разрешить конфликт. Но первым начать он не мог - не решался. Потолков же старался не тревожить старую рану, боясь, как бы не вышло ещё хуже.
Так они оба притворялись, внутренне мучась и друг другу не доверяя. Разговаривать они стали много реже и как-то вскользь, скорее для вида - чтобы не возбуждать подозрений.
Потолков, конечно, не мог уже себе позволить в точности так себя вести со Стекловым, как раньше, и потому тщательно избегал тех ситуаций, где прежде он вёл себя подавляюще.
Стеклов же, напротив, рад был бы принять вызов от Потолкова - чтобы упрочить своё положение и, возможно, даже сделать новыя завоевания; но Потолков не давал к этому повода.
Однако, внешне как будто не было заметно ничего.
*
Стеклов отделился от Потолкова и основал собственное дело: покупал в магазине икру красную и чёрную и, оплодотворив её, выращивал рыб; а затем продавал их на чёрном рынке. Разводил он их в ванне, и так как из одной банки икры получались десятки и сотни тысяч рыб, то доходы были огромны. Рыбы же получались из красной икры - красные, а из чёрной, соответственно - чёрные. Оне враждовали между собой и, пожирая, истребляли друг друга, нередко выкусывая при этом стеклянные глаза свои прежде, чем Стеклов успевал их сбыть.
- Что ты делаешь, Стеклов? - говорил Бирюлькин. - Посмотри, сколько вокруг на улице в пыли и темноте валяется дохлых, жухлых рыб, никому не нужных! А ты ещё плодишь их и размножаешь, а потом злые рыбаки ловят их и, насаживая на крючок, забрасывают в самое пекло, после чего выбрасывают. Лучше бы ты хотя бы одну рыбу вытащил из грязи и оживил в аквариуме, чем девяносто девять произвёл. И поверь мне, Стеклов, что если ты не прекратишь эти свои эксперименты, то рыбы твои не только друг друга истребят, но и уничтожат всё живое на Земле.
Но Стеклов не слушал Бирюлькина и продолжал делать по своему, пытаясь таким образом показать силу воли. Однако, обнаруживал он лишь упрямство и непонимание.

Оценка: 2.91*9  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"