Драганович Вук Миланович : другие произведения.

Город. Главы 1-11

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Зима 1994-1995 годов по неизвестному летоисчислению. В затерянном посреди гор и степей Городе солдаты неизвестной армии воюют с неизвестным противником во имя неизвестно чего и фривольно развевающейся тельняшки. Это фантастика не потому, что этого не было. Это фантастика потому, что мы все это забыли. P.S. Прошу прощения у тех, кого может возмутить отсутствие документалистской правды. Во-первых, это фантастика. Во-вторых, это дань памяти тем, кого забыли. Хотя бы и так. (Текст неокончен, будет дополняться)

  
   Посвящается солдатам и офицерам, штурмовавшим
   Город в декабре 1994 - марте 1995 годов
  
  

От автора

   Наверное, каждый автор должен хотя бы раз задуматься, а какого, собственно, черта он решил выплеснуть на читателя свои мысли, обличенные в этот поток графомании, беспощадной, бессмысленной, а подчас и просто откровенно шизофренически бредовой. К сожалению, я об этом задумался только на середине своего, к сожалению, не графического, но романа. До этого все шло гладко, как по маслу. Память сама подсказывала весьма удобные для той или иной ситуации слова, которые относительно стройно и бесконфликтно соединялись в предложения той или иной глубины, красоты и грации.
   Теперь, увы, эта откровенная лафа закончилась. И, наверное, стоит объяснить другим людям, а прежде всего и самому себе, что мы сейчас держим в своих руках и зачем. Преимущественно, конечно же, для себя, ведь для удобства читателя уже есть аннотация где-то на переплетной крышке или на одной из страничек, щедро разбросанных между переплетом и собственно самим текстом. Составлен он будет, скорее всего, очень коряво, весьма претенциозно и сразу даст понять читателю, что этот magna opus преисполнен глубоких мыслей, голливудских приключений и несомненно будет интересен для прочтения во время задумчивого сидения в туалете на срок от десяти минут и выше, а потому обязателен к приобретению или заимению. Впрочем, какой-нибудь весьма любопытствующий читатель из эстетов или людей недоверчивых, может заглянуть сюда и быть неприятно пораженным, ведь от обещанных в аннотации слов здесь нет ни следа, ни запаха.
   Что же, мой несчастный разум и мой не менее несчастный читатель, давай присядем с тобой на эту чудесную армейскую табуретку из числа тех, куда на ночь солдат складывает свое шмотье, и порассуждаем, как какой-нибудь Сократ с Аристофаном. Впрочем, в отличие от первого, мне повезло больше, ведь у меня есть ДВА благодарных слушателя, один из которых - мой здравый смысл, до сих пор не понимающий, зачем же я ввязался в авантюру, которая может меня привести в агрегатное состояние одного гвардии полковника. Нужно будет не забыть извиниться.
   Итак... Так уж получилось, что информация в наше время - штука довольно относительная. Впрчоем, как и всегда. В пылу религиозного угара Средних Веков Александр Македонский дрался с шестирукими великанами и циклопами, однако до нашего времени дошли очень скудные истории о приключениях этого безбашенного жителя Античности, лишенные каких-либо интересных и загадочных происшествий, а в роли чудовищ, врагов Великого Александра, выступают вполне себе обычные персы, лишенные какого-либо ореола таинственности. В Новое время (хотя и не понятно, относительно чего нова эпоха, отстоящая от нас как минимум на сотню лет, и не имеющая даже какого-либо внятно определенного историками начала) чудовища куда-то испарились, зато добавились вопросы этики, морали и наличия души у многочисленного населения противовеса Европы и Азии с другой стороны земного шара. Десятки и сотни теологов ломали копья и вели совершенно идиотские богослово-юридические споры относительно несчастных людей, почему-то не упомянутых в мифической истории еврейского народа, которую мы, идиоты, обзываем Ветхим Заветом. Это безобразие могло бы продолжаться десятилетиями, если бы у Его Католического Величества Карла I (он же император Священной Римской Империи Германской нации Карл V) не проснулся здравый смысл, потребность в освоении новых земель руками желательно местных подданых и не появилось под рукой пять-шесть терций для разумного и наглядно-популярного объяснения римским папам, чего же хочет от них мирской правитель. Благодаря этому в один прекрасный день, а именно 2 июня 1537 года римский папа Павел III, не желая видеть у себя под окнами собора Святого Ангела развевающиеся бургундские кресты, опубликовал буллу Sublimus Dei, по словам которой у индейцев все же душа обнаружилась. Очевидно, слишком сильный микроскоп понадобился, чтобы ее найти. Долго изобретали.
   Что ж, эпоха торжества умозаключений и мировоззренческих конструкций, когда-то похоронившая под собой эпоху мифов, сказок, религиозных историй и скрывавшихся за ближайшим поворотом дороги великанов, тоже не выдержала давления со стороны неумолимо подступавшей эры разума, точных наук и четких определений, выверенных буквально по миллиметру. Человек погружался все глубже и глубже в мельчайшие частицы мироздания, не желая отвлекаться от своей метафизики и аналитической алгебры на различного рода философские глупости и умозрительные умозаключения, не являющиеся даже теоретически обоснованными. Ломались сотни копий о природе атома и его внутреннем содержании, о природе света и его корпускулярном или волновом распространении, о зависимости скороста света и скорости времени, внезапно оказавшимися абсолютно переменчивыми величинами... Все это высоконаучное безумие продолжалось ровно до тех пор, пока один хитрый немецкий еврей, с детства считавшийся неприспособленным к учебе и любивший скорчить какую-нибудь гримасу на камеру, не заявил, что все в нашем мире зависит от выбранной точки отсчета и осмотра, включая кажущуюся шарообразность Земли и духовно-религиозную скрепность православия русского народа.
   "Автор, какого черта ты все так долго расписываешь?" - спросит меня скучающий читатель и будет совершенно прав. Пытливый читатель тоже вряд ли еще полностью догадался, о чем же идет речь, хотя и подозревает, отчего, вероятно, злится. Мой же здравый смысл уже давно набирает на флагмане короткий номер 112, чтобы вызывать добрых дядек в голубых форменках, рассекающих по Москве на шикарных бело-красных автомобилях типа "Газель". Так что призываю вас, дорогие мои уже три уже не очень благодарных слушателя, все же подождать окончания этой весьма патетической речи прежде, чем записывать меня в дурку или ставить книгу на полку с вердиктом "больше никогда не открывать".
   Казалось бы, история первой чеченской войны рассмотрена под самыми разными соусами, от острого "Мы должны были воевать!" до кисло-сладкого "Нас все кинули, все предали, я не знаю, что делать, я унылое гуано". На эту тему сделаны сотни репортажей, десятки документальных и единицы художественных фильмов, а правительство уже даже выработало официальную позицию, прекрасно вошедшую в бессмысленно-водянистые школьные учебники по истории. Все довольны, все смеются и потирают ладошки, подсчитывая свой групповой или индивидуальный бакшиш. Получившаяся в результате подобного исследовательско-предпринимательского подхода отдельных деятелей и целых профильных учреждений официально-официозная историческая конструкция под названием "Операция по наведению конституционного порядка на территории Чеченской республики" пестрит канцелярско-механическими неологизмами и является истиной. Той исторической истиной в последней инстанции, к которой вынуждены обращаться разного рода студенты или слушатели при написании своих работ на подобную тему для получения хоть сколько-нибудь твердой земли под ногами, так как сохранившиеся документы из тех, которые еще велись во время боев за Город, полны противоречий и расхождений не только с правительственной конструкцией, но даже и друг с другом.
   К сожалению, то произведение, которое ты дорогой читатель, держишь в руках, не является истиной. Как и те наши злосчастные документы вроде "книг боевой службы", "журналов боевых действий" (которые в частях Министерства Обороны попросту не велись, так как официально никто ни с кем не воевал, а трупы в Ростовском холодильнике материализовывались не иначе как сами собой) и прочего канцелярско-штабного триппера, который обычно и является основанием для будущих исследователей пытаться разобраться в особенностях происходившего сколько лет назад дерьма на данном участке фронта, но в данном конкретном случае не интересовавшие даже многотысячные проверки командования самых разных рангов, должностей и чувств собственного величия, не говоря уж об обычных журналистах или бумажно-архивствующих крысок-исследователей. И, что куда интереснее, все написанное и здесь, и в тех документах, будет заведомой ложью, потому что ни коим образом, кроме места и времени действия не пересекается с имеющейся у нас богоданной и богоизбранной истиной. Вот так вот.
   Кроме того, не будет данная книга и правдой. За данным видом информации вам, дорогие мои скучающий и пытливый читатели, следует скорее обратиться в соответствующие религиозные или психологические организации, оказывающие соответствующую поддержку и могущие утверждать, что именно они обладают единственным истинным знанием. В крайнем случае, вызовите посмертные сущности Паши-Мерседеса или Дудаева из соответствующих их статусу гнездилищ душ и побеседуйте, простите за тавтологию, по душам. Увы, но правда является видом информации совершенно метафизическим и практически не свойственным человеческому материальному бытию, полному регулярных перемен, поисков себя, начинаний и бросаний, а также банальных метаний из стороны в сторону, от одной истины к совершенно другой. Правда - это нечто цельное, неизменное и неуклонное, некая константа, не подверженная никакой армортизации и попыткам ушлых прапорщиков напополам с зарвавшимися чинушами всех полов и состояний оторвать себе некий кусочек бытия послаще. Здесь, посреди руин Города, посреди всей этой грязи, мата, полуинстинктивного существования и безысходного проживания дней в доведенной до абсолюта попытке выжить и вопреки всему остаться собой, правду искать бесполезно точно так же, как танцевать балет посреди моржей. Действие есть, вот только неудобно, все болит, да и слушатели обалдевше-неблагодарные.
   "Что же тогда здесь можно найти?!" - возопиете вы. И будете совершенно правы в своем деянии. Что ж, здесь, между двумя переплетными крышками, вы сможете найти малохудожественное низкокачественное литературное произведение, полное мыслей автора, его предположений, идей и всего того прочего мусора, который уже редко ныне оказывается на бумаге, уступив место Главным Героям разных мастей, комплекций и времен действий, а также приключениям поистине голливудского масштаба с их взрывами, выживаниями одного против сотен и прочего архинелогичного поведения, рассчитанного нас удивить, поразить, шокировать, обаять и залезть поглубже в кошелек. Здесь не будет ни истины, ни правды, лишь максимально старательно выполненная реконструкция того, что происходило на моих глазах со мной и моими друзьями НА САМОМ ДЕЛЕ. Того, что моей памяти удалось удержать и сохранить. Того, что действительно было, что в действительности происходило в краткий отрезок бытия вселенной в период с ноября 1994 по март 1995 года нашей эры на пространстве одной небольшой страны, занимающей 1/6 часть суши третьей планетки одной из многочисленных солнечных систем в спиральном рукаве галактики Млечный Путь.
   Это действительно, на самом деле происходящее не имеет никакого отношения к правде - в силу того, что это просто происходящее. Оно не несет в себе никакого оттенка абсолютности в силу своей мгновенной текучести. Настоящего, к сожалению, не существует, а точнее, его существование ограничено одним-единственным мигом. Все, что хоть на миллиардную долю секунды впереди него - это бесконечное, но стремительно уменьшающееся будущее. Все, что хоть на квадриллионную долю впереди, становится столь же стремительно увеличивающимся будущим.
   К истине оно тоже не относится. Это не официально одобренный министерство образования или министерством обороны документ. Это не официозная бумажка с кучей печатей и подписей. Кроме того, она просто не укладывается в рамки официальных заявлений первых лиц государства, которое многие уже давно привыкли называть Ресурсной Федерацией в силу особенностей построения национальной экономики, весьма схожей с некоей республикой Анчурией, расположенной где-то в дебрях джунглей Латинской Америки известного американского писателя О'Генри, беззаветно любимого советско-российскими детьми за рассказ "Вождь краснокожих". Это просто книга, целиком наполненная лживыми относительно истины событиями, персоналиями, мыслями и действиями. Официальное заявление автора таково - все совпадения с истинно существовавшими людьми, событиями или процессами являются абсолютно случайными, расхождения же - специальными и закономерными. Не ищите здесь истины. Ее не было в Городе, не будет и тут.
   Книга не рекомендована к прочтению лицам, остро не выносящим жизнь в реальности и предпочитающим существование в своем маня-мирке, обильно удобренным специальными средствами отключения от реальности, такими как новости, газеты и повышенная религиозность, а так же гражданам, не достигшим хотя бы 16 лет в силу определенных языковых словоупотреблений.
   Что же, дорогие мои читатели, вы еще тут? Еще не бросили бегать глазами по этому бестолковому словоблудию одного полуспившегося "участника"? Тогда добро пожаловать в мой личный Ад! Переворачивай страницу!

Глава 1

Начало

   У любого явления есть начало, момент той самой суперпозиции, когда еще ничего не было, но через одно мгновение уже появилось и стало данностью. Для маленького ребенка это момент его зачатия, для умирающего от рака - первое деление клеток будущей опухоли. Когда же факт моего участия в этом безумном представлении под названием "штурм Города" стал тем самым безвозвратным фактом, с которым не поспорить ни Вселенной, ни предопределению, ни господу богу командиру моей роты?
   Может быть, это был день моих проводов в армию? Маловероятно. В это время вооруженные силы сокращались целыми группами войск и даже мой военком не знал, доеду ли я до Германии или мой полк сократят, пока я добираюсь до части в плацкартном вагоне. Именно так в армии отслужил мой брат. В 1992 году он закончил танковую учебку под Владимиром и более полугода провел в самых разнообразных вагонах, пытаясь достичь хотя бы до одного полка, который еще не распилили на сковородки и не продали в Африку. Он бы так проболтался в подвешенном состоянии еще дольше, если бы за излишнюю въедливость не был отправлен военным комендантом одной из белорусских станций проходить военную службу в танковых частях морской пехоты Тихоокеанского флота. А потому вряд ли момент моей отправки в армию сулит ту катковость неизбежности, с которой колонны нашей техники приближались к Городу в декабре.
   Тогда, может быть, это был исторический парад 31 августа 1994 года, когда в жопу бухой президент "независимой России" втаптывал в грязь и бетон Трептов-парка последние остатки уважения иностранцев к нашей стране под звуки неистовой "Калинки-малинки" в его собственном исполнении. А в это время солдаты некогда грозных гвардейских дивизий и полков под специально сочиненный для этого позорнейшего момента истории тогдашней РФ марш "Прощай, Германия" вывозились домой, оставив в ФРГ не только военные городки, но и тысячи тонн военного имущества, которое то списывалось, то разворовывалось, то просто забывалось. Пришли победителями, уходили непобежденными, но до смерти опозоренными. Слава Господу, что в этом позорнейшем мероприятии мне не довелось участвовать. Не знаю, как это пережили генералы, но я бы лично потом до конца жизни ходил бы, как оплёванный.
   Но увы, даже этого пораженческого парада было мало, чтобы окончательно вынудить события сорваться с цепи и понестись стремительным круговоротом к новому, 1995 году по календарю еврейских майя, проведенному нами в уютных разбитых помещениях и подвалах горбольницы Города.
   Наверное, все началось тогда, когда в полку за 5 недель до отправки неожиданно появилось пополнение. Развал СССР и сопутствующий ему передел вооруженных сил устроил подлинный бардак во всех мобилизационно-призывных мероприятиях. Невозможность отработать на 100% все мобилизационные документы и так является константой и прицей во языцех многих офицеров и людей, хотя бы немного интересующихся военным делом, а в условиях, когда страна просто-напросто развалилась по административным границам, не соблюдаемым Министерством Обороны от слова совсем, это превратилось в совершенно невозможный факт. Огромное число частей просто не могли быть пополнены в принципе, потому что в какую-нибудь 74-ю гвардейскую мотострелковую бригаду в бытность ее 94-й гвардейской мотострелковой дивизией в составе 2-й гвардейской танковой армии ГСВГ призывались люди из Одессы, Москвы, Минска и Ташкента. Где теперь те Одесса, Минск и Ташкент? По совершенно другую, практически враждебную нам сторону границы. А число людей-то призывного возраста в России ограничено всякими статистическими глупостями вроде рождаемости, смертности, алкоголизма и здоровья. Вот и получается, что получит 74-я бригада вместо положенных 700 человек за период призыва каких-нибудь 170-180. И все, комбриг, корячься с этим как хочешь.
   К такому положению дел уже привыкли абсолютно все - от рядовых до командиров военных округов. На моих глазах сокращались некогда полнокровные полки и дивизии Западной группы войск, которые практически некем было пополнять, потому что даже в те части, которые на момент 93-го года еще оставались в своих пунктах дислокации, пополнение приходило крайне скудно и личного состава едва хватало на обеспечение какой-то хозяйственной деятельности и поддержание техники в боеспособном состоянии. Единственным, пусть и крайне изуверским способом хоть какого-то увеличения числа солдат были постоянные сокращения частей с передачей солдат в другие. Именно так поступили с нашим 576-м мотострелковым полком. Имевший почетное наименование "Бобруйский", награжденный орденами Ленина, Красного Знамени и Суворова, он был нафиг расформирован после вывода из Германии в Волгоградскую область. Из его состава остался только куцый 428-й танковый батальон, а оставшийся личный состав раскидали по еще оставшимся полкам 20-й тоже донельзя гвардейской мотострелковой дивизии. Само собой, вся наша техника, за исключением того, что оставили танкистам, бесследно растворилась в море сковородок или просто потерялась без следа.
   Впрочем, жизнь могла вывести и не такие кульбиты. Бесконечные реорганизации, сотрясавшие вооруженные силы страны с 1985 года, просто поражали. Где-то через месяц после нашего перевода в 255-й полк я попал с десятком товарищей в группу, которую отправляли в штаб полка на уничтожение всякой "лишней" документации. Уничтожение проводилось следующим довольно глупым манером - бумаги просто выносились на улицу, где сгребались в кучу, после чего смешивались с листвой, обливались бензином и поджигались. Номинально всем этим процессом руководил командир взвода, но так как он практически тут же испарился по каким-то своим делам, то старшим оказался Витя Носов по прозвищу "Сержант" (он единственный из сержантов всего батальона окончил "учебку"), командир второго отделения. Разумеется, возвращаться в казарму и выполнять какие-нибудь очередные "ебанутые приказы" никому не хотелось, а потому процесс шел ни шатко ни валко целый день с перерывом на обед и ужин. Так как нас никто не торопил, а почитать всякие бумажки было интересно, то я предавался этому эпикурейскому пороку в течение всего дня, попутно делясь своими открытиями с товарищами. В результате выяснилось, что наш полк сменил за последние 4 года несколько соединений и даже ведомств, потому что в приказах с августа 1990 по 1991 он числился в частях КГБ, затем в 82-й мотострелковой дивизии, а затем в 20-й мотострелковой дивизии 8-го корпуса, чудом раз за разом выживая в пламени очередных сокращений. К слову, наша дивизия до своего "торжественного" прибытия в Волгоград значилась в составе 1-й гвардейской танковой армии, вывезенной, как уже потом выяснилось, под Смоленск.
   В общем, некогда многочисленная и хорошо подготовленная для тотальной войны в Европе армия превратилась в какое-то подобие инвалида первой группы, который старается хоть как-то преуменьшить свою инвалидность до "приемлемой" второй. Мы уже свыклись с своей собственной немногочисленностью, апатией еще не уволившихся офицеров и старшин, постепенно возрастающим уровнем дедовщины, обратно пропорциональным проводимой с нами боевой подготовке и все большим ощущением маразма от происходящего вокруг. По вечерам, когда мы рассаживались в центральном проходе и подшивались, выкатывался немецкий телевизор, честно купленный нами еще в Глаухау, и начинался просмотр новостей. Постоянные перебранки политиков, которые месяц от месяца становятся все толще, голод, нищета, наркомания и алкоголизм, закрытые заводы и фабрики - то ли были те перемены, которые так хотело предыдущее поколение, бросавшее "козу" во время концертов Виктора Цоя? Вряд ли. А возможно, именно их оно и хотело. Люди хотели возможной вседозволенности, вырваться из-под казавшегося им всемогущим диктата КГБ, общественного мнения и старперов в партийной верхушке, которым "виагра" не поможет даже разогнать кровь в их издыхающей сердечной мышце. В Советском Союзе, где было строго регламентировано, как следует одеваться и как можно одеваться, где после эпохи застоя воровство приняло такие размеры, что образовывались километровые очереди за унитазами, транзисторами и молоком, жить не хотелось никому. Требовалась "воля", желательно всеобщая и вседоступная. Разумеется, власть довольно круто и быстро показала всем заинтересованным, что в политику может играть только она, потому что только у нее есть ручные танчики и подкалиберные бронебойные снаряды, взрывающиеся не хуже осколочно-фугасных. Но свободных загонов для самовыражения стало больше, настолько больше, что всем показалось, будто бы наступила ОНА, долгожданная "воля". А что же в итоге? А ничего такого. Просто все советские институты, которые людям были ненавистны, внезапно стали неработоспособны. Армия, в которую так любили ссылать на перевоспитание молодых бунтарей, превратилась в сборище голодных и никому не нужных мальчиков в форме, на которых всем абсолютно плевать. Какие защитники Родины? Никому это не нужно. Милиция, которая когда-то гоняла рокеров, принудительно трудоустраивала на работу бездельников и защищала порядок своими "строго"-увещевательными методами (словом, всячески мешала "культурно отдыхать", а также совершать преступления), стала какой-то бандой, не справлявшейся с защитой порядка, зато охотно грабившей людей при помощи своих погон. Дворовые банды, из которых здравомыслящие родители всеми силами старались вытащить своих чад и вывести в лучшую жизнь с помощью образования, развились в преступные группировки, хозяйничавшие в стране столь вольготно и безраздельно, что во многих вопросах заменяли собой государство и выполняли его функции куда как эффективно. Зато на полках магазинов появились товары, о которых большинство либо не знало совсем, либо только и могло, что мечтать. Стало дозволено то, что еще раньше преследовалось или было под серьезными ограничениями. Выехать за рубеж отдохнуть - пожалуйста. Работать дома - сколько угодно, если есть возможность. Частное предпринимательство - в любых формах, от продажи колхозных огурцов до перевозки миллионов тонн нефти. Открытость мысли - абсолютная. Однобокая марксистско-ленинская философия пала под натиском информационного потока извне и действительно думающий человек смог найти для себя много нового и доселе неизведанного. Вот только то старое хорошее, что было в стране, тоже оказалось никому не нужным и выброшенным на помойку мироздания. Потому что оно было советским.
   И я не могу сказать, что пустые полки с полными закромами танков - это хорошо, а полные полки ценой всеобщего развала - это плохо. Человек от природы не способен кушать комбинированную танковую броню. Этот керамо-стальной бутерброд не всякий снаряд способен пробить, а человеческие зубы и подавно его не разгрызут. Увы, но сидеть и питаться картошкой с хлебом вприкуску человек способен только ради действительно великой идеи. Той, за которую он согласится умереть. Когда-то этой идеей было построение социализма. Стахановцы действительно надрывались, перевыполняя планы, и надрывались не только за те хорошие вещи, которые им доставались, но и просто ради абстрактного лучшего будущего, в котором они заживут. Когда СССР поднимался из руин и пепла Великой Отечественной, уничтожившей тысячи городов и деревень, а люди даже ночевали на стройках и отрывали все от себя - это тоже была великая идея. Восстановить страну и зажить лучше прежнего - что может быть светлее? Но вот зажили чуть лучше, бесконечные посадки Калинина и Шверника и хрущевская идиотическая чехарда сменились относительно сытым "застоем"... Казалось бы, теперь-то можно жить! Можно развиваться, повышать уровень жизни простых граждан и строить какое-то реальное государство, а не очередной проект по коренному переустройству земного шара. Но время проходило, с полок магазинов исчезали товары, массово похищаемые самыми разнокалиберными спекулянтами, от начальников заводов до продавщиц в бакалейных отделах, а сильно лучше не становилось. Вся эта партийная олигархия, которая откровенно засиделась на своих несменяемых местах, вступила в ту дивную пору, когда уже ничего не можется, но еще что-то хочется. А снизу люди стучали, колотили и требовали "Хотим перемен! Хотим перемен!". И получили. Радуйтесь, люди, вы получили именно то, чего хотели - волю творить все, что душеньке угодно, не отягощенную никакими нравственными императивами и обязательствами государства. Теперь-то, когда ты дохнешь от голода и холода, не придет дяденька милиционер, не обустроит тебя в коммуналке и не устроит младшим токарем на завод. Никто никому не друг, не товарищ и не брат. Скорее, придет мент с хорошей такой откормленной ряшкой, как следует отпиздит тебя "демократизатором" и будешь ты кишки на кулак под забором наматывать или в мусоре копаться, пока не сдохнешь от метилового спирта, которым разбавили купленную тобой откровенно паленую водку. А ты, солдат нахрен никому не нужной армии, не способной защитить даже саму себя, сиди перед телевизором и смотри на этот цирк уродов, который тебе кормит центральное телевидение. Только если раньше тебя кормили товарищами, которые "от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича", чей престарелый маразм не давал стране развиться морально хоть капельку, то теперь любуйся на героев нашего времени. На всех этих деятелей современной культуры и искусства, в котором от искусства не осталось ничего, зато бессмысленности и жадности стало в разы больше, на толстых коммерсов и жиртрестов-политиков, учащих тебя как жить в современных "противоречивых условиях переходного периода". И знаете, так от увиденного становилось плохо, так противно, что хотелось застрелиться. Делов-то, встать в наряд, открыть оружейку, достать автомат, вскрыть цинк с боеприпасами. Всего один патрон - а сколько морального облегчения! И все же что-то останавливало.
   Все были виноваты в текущей ситуации. Абсолютно. Каждый гражданин нашего "Союза нерушимого республик свободных". Был виноват Горбачев, Ельцин, ваш форс-мажористый ГКЧП, изначально бывший сатирическим фельетоном на тему "Как не надо проводить госпереворот. Пособие для начинающих переворотчиков.". Был виновен каждый из миллионов членов партии, из десятков тысяч офицеров Советской Армии, МВД и КГБ. А еще были виновны сотни тысяч современных политиков, членов партий, офицеров и простых людей. Черт побери, был виноват даже я. Я, рядовой 2-й роты 1-го батальона 255-го полка 20-й дивизии 8-го армейского корпуса КСКВО ВС РФ Алтынов Владимир Владленович, виновен в том, что у нас в стране полная и бесповоротная жопа. Сначала при полном попустительстве и согласии была развалена одна страна, а в возвышении и процветании второй никто не стал заинтересован. Зачем? Можно походить по руинам дома и поковыряться в поисках золотишка, оставшегося после гибели прежних хозяев. А что на чудом уцелевшем первом этаже и в подвале живут люди, сбившиеся в кучу под прохудившимися одеялами - э-э-э не, ребята, мы так не договаривались. Вы сами радостно приветствовали закладку динамита в стены. Сами просили. Следовательно все, что сейчас происходит, является лишь продолжением ваших желаний. Кайфуйте. Наслаждайтесь. Вон, видите, с телевизора вам улыбаются разноцветные люди под фонограмму из плохо записанных голосов, алкоголя и наркотиков. Они вас приглашают.
   А мы сидели, полуголодные, и продолжали смотреть телевизор. Уже не столько желая вернуться туда, в гражданскую жизнь, сколько тупо и бесцельно забивая себе мозг, уже очищенный от идеалов марксизма-ленинизма, но так и не заполненный каким-либо новым содержанием. Ищи его себе сам, братец. И сам наполняй.
   Такая бесцельная апатия продолжалась на протяжении более полутора лет моей службы. Ты наблюдаешь за тем, как все ветшает, приходит в негодность, разваливается и сам становишься в какой-то мере развалиной - морально опустошенным человеком, совершенно машинально переставляющим ноги, доносящим ложку до рта, работающим тряпкой и выполняющим все прочие распоряжения и команды, которые только приходят в голову твоего непосредственного или неофициального командира. А в октябре происходит немыслимое - в полк неожиданно прибывает пополнение. Да не просто пополнение, а ПОПОЛНЕНИЕ - 200 молодых щеглов только что из "учебки". Их довольно быстро, в течение 15 минут, раскидали по ротам нашего полка и в результате на центральном проходе материализовалось аж 10 человек, стоящих в коротком двухшереножном строю и с ужасом глядящих на нас, столпившихся полукругом вокруг них. Для роты в сорок два человека, из которых двадцать было переведено из того самого 576-го расформированного полка, такое пополнение было весьма существенным и изрядно нарушало сложившуюся органичность нашего взаимосуществования.
   - Вы откуда? - спросил Митька Климов по прозвищу "Митрич", награжденный им за свою не по возрасту ворчливую натуру.
   Он стоял прямо перед ними, сунув руки в карманы и с искренним интересом разглядывая вновь прибывших.
   - Из 101-го учебного танкового полка! - четко и гнусовато, под нос, ответил старший из них с ефрейторскими "полосками" на погонах.
   - А что вы в мотострелковых частях забыли? - с удивлением спросил Сержант.
   - Полк расформировали, а нас кого куда, продолжать службу.
   - Так вы там что, учились? - продолжил спрашивать Витька.
   - Ну да! - кивнул ефрейтор.
   - Ты чего гундосишь? Ты что, заболел? - поинтересовался Крест, наш ротный "бацилл".
   - Ну да!
   - Ну-ну, баранки гну! - проворчал Крест, доставая из сумки градусник и встряхивая его.
   Так у нас в роте появился "Антилоп", он же "Гну". А еще "Комлень", "Без пяти", "Лоза" и другие не менее колоритные персонажи. А с ними и небольшой ворох сопутствующих проблем. Начать хотя бы с формы.
   Не сказать, чтобы наша рота отличалась однообразием обмундирования. Из сорока двух человек "германская" половина дефилировала в известных всему миру "Афганках", полученных при ежегодной смене одежды, причем часть комплектов была песочного цвета, а другая - мышино-серого, словно бы из ГДР. Из нас лишь Сержант, получавший форму в "учебке", щеголял в так называемом "бутане". Оставшиеся 22 человека представляли собой гармонию и феерию самых разнообразных красок и форм камуфляжных пятен - от того же самого "бутана" в трех цветовых гаммах, до только недавно введенной в войска ВСР-93, превращавшей солдата в арбузик на ножках. Новички же прибыли не в камуфляже и даже не в танковых комбинезонах, как случилось с одной из рот при расформировании "Бобруйского" полка, а в советской форме образца 1969 года - без сомнения достаточно удобной, симпатичной, навевающей светлые воспоминания о фильмах про Великую Отечественную, но безнадежно выделяющейся даже в нашем цветочном многообразии. А их пилотки на бритых макушках в конце октября месяца заставляли видевших это безобразие содрогаться и поплотнее натягивать на уши наши шапки, сделанные пусть и из "меха невиданных зверей", но все более теплые и уютные, чем суконный платочек с красноармейской звездочкой в качестве дополнительного морально-убийственного элемента. Разумеется, тут же встала проблема переодевания этого зверинца имени маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного в что-то более маскирующее их внешний вид под общую неразборчивую массу. Так как офицерам было абсолютно на все плевать, ситуацию разрешали самостоятельным сержанто-солдатским способом - с помощью каптера.
   Наш ротный каптер, Ефим "Фима" Иванов, был личностью во многом легендарной. Легендарной потому, что практически ничего из положенного мы на руки не получали. Бесследно растворялись в неизвестном направлении (а точнее, на ближайший городской рынок) килограммы мыла, блоки сигарет, сахар, сгущенка, подшивочный материал, конверты и даже сапожный крем. Проблема абсолютно не решалась никакими силовыми способами, так как после первого же побоя он принялся спать в каптерке, а ротный старшина полтора часа проводил профилактику неуставных взаимоотношений в армии с помощью силовых упражнений, меры, конечно, правильной и разумной, но не в данной ситуации. Словом, эти два товарища на пару создали свой междусобойный корпоративчик, на основе которого неплохо жили и не тужили. Боялся Фима одного-единственного человека - Сержанта, приходившегося ему двоюродным братом. Только через него можно было обзавестись мылом, кремом или другими вещами первой необходимости, которые нельзя было позволить с нашего нищенского денежного довольствия. Тотальная нищета и отсутствие предметов самой первой необходимости доходили до того, что в ремонтной роте из каких-то обрезков и кусков делались опасные бритвы, которыми мы и брились. В отличие от многих других, называвшихся "опасными" только из-за соответствия общей форме и назначению, эти действительно полностью отвечали каждой букве своего названия. Из-за них один из наших даже был досрочно уволен в запас, так как в процессе снятия пены со своих почти детских щек отрезал себе полуха, причем действительно случайно, что было подтверждено тремя независимыми комиссиями: военно-прокурорской, внутриполковой офицерской и внутриротной сержантско-солдатской.
   Именно к Фиме и были устремлены наши помыслы буквально на следующий же час после прибытия новеньких в расположение роты. Надо сказать, что делали это мы не без умысла. Широко известный армейский принцип раздачи команд и назначений говорит о том, что первые распоряжения отдаются в пользу самых заметных лиц - самых высоких, выделяющихся или просто чем-то "понравившихся" начальству. Ежику ясно, что 10 человек в шинелях, гимнастерках и пилотках будут тем самым ярко-красным пятном, на которое набросится любой офицерский бык во время раздачи ценных указаний по полезным занятиям. Нам же, носившим гордое звание мотострелков "линейного батальона", как его обзывал многоученый Геродот, отчисленный с третьего курса истфака МГУ за интрижку с дочкой одного из профессоров, откровенно не хотелось идти на уборку мусорки или в рабочую команду по очистке сточных труб столовой. Следовательно, требовалось срочно оказаться абсолютно одинаковыми (насколько это возможно с учетом разнообразно-болотных оттенков нашей формы). И мы двинулись убеждать Феню в аксиоматичности срочности своей необходимости с помощью общественного авторитета и кулаков. Первым Марлезонский концерт по заявкам радиослушателей открыл Сам Сержант.
   "Бух! Бух! Бух!" - гулко отзывалась металлическая дверь на удары его кулаков.
   - Сава, открывай! Медведь пришел! - рявкнул Витя, подкрепляя свои кулачные доводы чечеткой сапогами по все той же многострадальной двери.
   - Че стало? - отозвался через минуту недовольный Фима. Судя по голосу, он сладко видел десятый или одиннадцатый порнографический сон, от которого его отвлекли какие-то презренные черви и вообще низшие формы жизни, по неизвестным причинам одетые в камуфляж.
   - "Че стало? Че стало?" - передразнил его Сержант. - Дверь открывай, разговор есть.
   Многоопытный Ефим открыл дверь на узкую щелочку, ограниченную стальной цепочкой, дабы всякие там недостойные не пытались войти в святая святых, откуда веяло тонким ароматом сивухи и шпротов в масле.
   - Че стало, Вить? - спросил тот уже более нормальным голосом, ощалело оглядывая нашу депутацию. - А вы тут чего?
   Вместо ответа Носов сместился влево, открывая простор для маневра.
   - Граната! - рявкнул Мишка Шифман, выдергивая чеку и заталкивая внутрь каптерки зеленого цвета и овальной формы предмет.
   Грохнула отстрелянная чека. Зашипело. Мы залегли, послушно накрыв головы руками. А Фима продолжал отупело глядеть на крутящуюся на полу РГД-5 в течение одной ОЧЕНЬ ДОЛГОЙ секунды. Лишь затем его вымоченный в спирту мозг сообразил, ЧТО ИМЕННО азартно крутится на полу и дал команду телу на срочную смывку. За еще одну секунду он захлопнул дверь, скинул цепочку, распахнул дверь, вылетел в коридор и растянулся рядом с нами, закатившись за угол к оружейке. В получившейся могильной тишине громко и весело бахнул учебный запал, с громким стуком откинув учебную гранату куда-то в шинельный шкаф.
   - Доброе утро, тигренок! - добродушно осклабился Шифман, поднимая его за шкирку с пола.
   - Фиш, ты его только не забей! - крикнул кто-то из поднимающихся с пола.
   - Эх ты, шлимазл! Кто ж такую овцу забивает! Ее таки подстричь надо! - произнес Мишка с нарочитым околоодесским акцентом, делая жест, как будто срезает с Фени шерстку.
   Парадокс ситуации заключался в том, что согласно всем документам Ефим Иванов был кровным представителем народа Израилева, в то время как Мишка Шифман, безродный детдомовец, по всем документам значился русак русаком и свою фамилию получил по прихоти паспортистки, слушавшей в это время одноименную песню Высоцкого.
   - Что вам надо, ироды! - произнес Фима со слезами в голосе.
   Уже сообразивший, как его хитро провели, он, судя по всему, действительно плавал где-то на грани между истерикой и нервной трясучкой от ужаса перед возможным продолжением издевательств. Но так как все же садистами мы не были, незадачливый каптер был усажен, щедро облит ледяной водичкой из-под крана и через пять минут приведен в более-менее разговороспособное состояние.
   - Ну чего вам надо-то? - спросил наш жиденок, отфыркиваясь.
   - Надо не нам, надо тебе! - с усмешкой ответил Фиш, продолжая поливать его из кружки.
   - Нам нужна форма. Десять комплектов. Срочно, в течение ближайших десяти часов. Понял? - попробовал было наладить Сержант наладить контакт с внеземным разумом, но тщетно.
   На нас уставились два огромных и ничего не понимающих глаза.
   - Зачем же вам столько? Три месяца назад форму меняли! Она же вся новая выдавалась! - буквально возопил на грани между патетикой и "Не верю!" Ефим.
   Чего было не отнять, но форма действительно была новой, не ношеной и первые пару часов после выдачи немного отдавала пылью складов.
   Тут процесс в свои руки взял Крест.
   - Ефим! Погляди, пожалуйста, на этот очаровательный оркестр! - он указал рукой в сторону десяти шинельных танкистов, с ужасом взиравшим на всю нашу сцену. - Эти очаровательные и без сомнения талантливые саксофонисты, гитаристы, арфисты и клавесинисты готовы покорить весь мир своей очаровательной игрой на танковом орудии 2А46 и донести до сердец каждого из зрителей свою порцию осколков калибром 125 миллиметров. Только вот какая незадача - наши уважаемые музыканты прибыли в неподобающей форме одежды. Как мы знаем, в шинели не очень удобно играется и, как я полагаю, нам всем необходимо переодеть наших товарищей в более подходящие случаю фраки и пиджаки камуфлированного покроя. И нам безусловно необходима твоя помощь в качестве человека, который точно знает, где эти фраки и пиджаки можно достать. Понял?
   Минута гоголевско-ревизорного молчания.
   - Че, блять? - наконец, поинтересовался Фиш, сам любитель загнуть какую-нибудь умность.
   - Рядовой Крестовский, подойти к посту дневального! - эхом разнеслось по казарме.
   - Тьфу ты, голота! Никакого гуманитарного образования! - выругался Крест, расстроенный в своих лучших чувствах, и пошел в сторону поста.
   - Короче, Склихософский! Видишь этих товарищей в старой советской форме? Надо поменять! - просто и доступно выложил Вовка Тоцкий.
   - Да где же я вам форму-то найду? - обалдело замотал головой Фима, переводя взгляд с Сержанта на Снежка.
   Интересно, кто придумал назвать Тоцкие военные учения по загону армии в зону радиоактивного поражения операцией "Снежок". Хотя многое из того, что у нас используют в армии, имеет под собой какие-то странные официальные названия...
   - Найди. Укради. Роди. В первый раз что ли? - спросил Митрич.
   - Митрич, родной, да где же я тебе формы столько найду? Ты себе представляешь, сколько она стоит? В 33-м полку солдаты вместо шинелей в ватниках ходят! Даже старых шинелей не хватает! А ты хочешь, чтобы я тебе новую форму нашел?!
   - В общем, так, - подытожил Сержант, поднимая его за грудки. - Или ты находишь десять комплектов новой формы, или я лично позабочусь, чтобы завтра рота вся была в советской форме. Понял?
   Его вопросительный рык эхом раздался в коридоре, вызвав у меня сотрясание кишок, а у нашего каптера - очевидное сотрясение мозга, настолько он активно кивал головой, согласный абсолютно на все.
   - Понял, понял, Вить!
   - Умница! - поставил тот каптера на землю и заботливо погладил его по голове. - Хороший котик, хороший.
   Под дружный хохот всей роты Фима быстро юркнул в каптерку, закрыв за собой дверь. Через три часа несостоявшиеся танкисты уже пришивали к воротникам своих песчаных "афганок" подшивы.
   Но на этом сюрпризы не закончились. В начале ноября полк был резко поднят по боевой тревоге. В полном составе. С выгоном техники. С получением боеприпасов. С погрузкой на машины. С кучей всего остального, что сопровождает массовый подрыв и отправку людей в места столь отдаленные, что они существуют только на карте Генштаба. И все это неожиданно. Не так, как обычно это случается - "Значит так, бойцы! Завтра в нашу роту в 5.30 поступит неожиданный сигнал о тревоге!" - а действительно внезапно, без предупреждений, каких-то слухов и даже намеков и поветрий. Простой и безыскусный подъем по тревоге.
   Разумеется, все не задалось с самого начала. Сначала где-то затерялся запствол от взводного ПК. Затем не могли найти с десяток магазинов. Так и не был обнаружен цинк с автоматными патронами 7.62. Не хватало восьми штык-ножей. И это только в нашей роте. Когда полк все же построился на плацу и замер, сопя в подмороженные и еще сонные носы, нас принялся осматривать начвор полка. Он со скепсисом оглядел строй солдат, решительно не понимающих, что за фигня вокруг происходит и кому из генералов вдруг приспичило повоевать, в то время как за нашими спинами на полковой плац шумно выезжали бронетранспортеры, и пружинящими шагами устремился к нашей роте.
   - Иди сюда! - его короткий палец указал на Дрона, державшего в руках запасной ствол к ПК и два короба на 200 патронов.
   Тот как-то печально взглянул на меня, после чего кое-как растолкал колонну и подбежал к офицеру, перейдя на положенные три строевых шага за пару метров до.
   - Товарищ майор, рядовой Нефедов по вашему приказанию прибыл! - бодро отчитался Андрюха, замерев перед начальством и преданно разглядывая небо над макушкой шапки начальника вооружений полка.
   - Боец, дай запствол!
   Дрон послушно протянул ствол с покачивающимися на нем коробами. Начвор смахнул их на землю, после чего посмотрел через ствол на свет.
   - Шомпол!
   Андрюха послушно выбил шомпол из автомата.
   После третьего удара шомполом в что-то неизвестное, застрявшее в запстволе, на плац полка посыпались дойчмарки. По-немецки разноцветно-тусклые бумажки с портретами Шуман, Неймана и Гаусса, не связанные резинками в пачки, разлетались во все стороны, послушные воле противоречивого волгоградского ветра. Часть из них застряла под сапогами солдат, другая прибилась к офицерским ботинкам или бордюрным камням, но большинство из них устремились в свободный полет под могильную тишину невысказанностей, овладевшую полком. Даже сам Батя, полковник Сергей Рудской, взирал на это все как-то отстраненно и равнодушно, загасив в себе те невысказанные матюги, которые по идее должны были обрушиться на нас щедрым ниагарским потоком. Так прошла минута, другая. Дрон в ужасе смотрел в небо над начворовской шапкой, майор со скепсисом разглядывал локоны Беттины фон Арним, Батя молчал, полк стоял, ожидая расправы.
   - Полк! - наконец, раздалась команда.
   Мы послушно замерли.
   - Вольно! Товарищи офицеры, личный состав в казармы!
   На плацу тут же воцарился гомон. "Рота, левое плечо вперед...", "правое плечо..." и прочие строевые команды раздались отовсюду, срочно уводя пехоту от разъяренного товарища полковника.
   Впрочем, сюрпризы и неприятности на этот день не закончились. Та долгая неходовая консервация, на которую перешел полк по факту некомплекта личного состава и невозможности проводить хотя бы и батальонные учения, привела к тому, что ровно половина БТРов не завелась, не смогла выехать из боксов или застряла по пути к плацу. Из оставшихся 74 машин обратно до автопарка добрались 27. К концу дня начальник автобронетанковой службы полка выжрал все запасы пустырника и валокордина и разве что только чудом не загремел в медсанбат с инфарктом. Кризис изрядно ухудшало то, что БТРы были старыми "шестидесятками", что превращало их ремонт в весьма интересный и занимательный процесс под названием "где, блять, взять запчасти?!".
   В итоге всю следующую неделю полк занимался массовым каннибализмом. Под началом начальника службы абт, начальника вооружений и прочих уполномоченных Уставом лиц осматривались все застрявшие бронемашины, после чего принималось волевое решение, достойна ли эта машина дальнейшей жизни или она должна быть сожрана в угоду остальным. К концу недели "в живых" осталось 102 машины, которые, чисто теоретически, могли покинуть расположение полка и устремиться по приказу Родины... вникуда. Потому что ни Родины, ни приказа не оставалось. Раньше мы должны были воевать против блока НАТО, защищать советский Кавказ и Закавказье, разжиревшие за счет дотаций из бюджета СССР, а теперь? НАТО объявляется нашим ближайшим другом. Укрепления на границе с Китаем заброшены или срыты. Все, мы вступили в светлое и мирное будущее, где войнам для цивилизованных стран не осталось места. Им остались лишь бомбардировки под мандатом ООН, которым с азартом можно подвергать плохо вооруженные средствами противовоздушной обороны боснийских сербов. С кем воевать? К чему готовиться? К защите "священных рубежей Отечества"? Какого отечества? От кого? Кризис поиска смысла сотрясал вооруженные силы, все еще готовившиеся, но не понятно к чему.
   Дальше было еще страньше и страньше. После все же завершенного торжественного возвращения в строй бронетранспортеров, офицерами овладела мания оставаться на работе. После полкового вечернего развода и уточнения боевого расчета рота регулярно оставалась во власти дежурного, в то время как здание штаба полка исправно поглощало командиров рот и других воинских начальников, которые сидели допоздна. Итогом первой же такой "дружеской посиделки" стало получение всем полком бронежилетов, которые до этого отсутствовали, как данность. Полученные свежие броники окончательно нас уверили, что в Багдаде вообще не спокойно. Кстати, с ними тоже было не все в порядке. Часть из них, будучи в заводской упаковке и с пломбами, оказались разукомплектованы. Не хватало пластин, ремней, где-то отсутствовали положенные монтажные платы. Слава Богу, обошлось без приказа "укомплектовать и меня не ебет как!", отданный одним из взводных второго батальона, после чего у него застрелился солдат, обворованный ночью своими "товарищами".
   Вторая ночь понесла за собой массовый пересчет наличных боеприпасов в оружейках. Цинк автоматных 7,62 так и не был обнаружен, после чего подвергся списанию "по итогам стрельб", которые якобы проводились когда-то там в сентябре месяце. Впрочем, это было еще не самая крупная потеря. В неизвестности затерялись несколько цинков выстрелов к АГС, два ящика 14,5-мм патронов для КПВТ и столько же - гранатометных выстрелов. Все практически не сходя с места "отстреливалось" и "уничтожалось в связи с истечением срока хранения". Это вызвало громкие шепотки по всему полку, в которых обсуждалась наша незавидная судьба. Ежику понятно, что мы скоро станем пушечным мясом в одном из многочисленных конфликтов, опоясывающих территорию бывшего СССР-а практически со всех сторон.
   - А я тебе говорю, нас в Таджикистан отправят! - хрипло заявил Крест, споро работая иглой.
   - Ага, как же! Там и так войск хватает! - возразил Фиш. - Может, в Боснию в миротворцы?
   - Ага, как же, раскатал губу! - привычно забурчал Митрич. - Ты знаешь, что им там платят валютой? По паре долларов в день! Туда только лучших отправляют! Куда там нам...
   - А может передислокация? - спросил Лоза.
   Вообще его звали Сергей Дмитриевич Лазо и сначала все хотели назвать его Паровозом в честь знаменитого погорельца, сожженного японцами, но затем градус цинизма поутих и кто-то вспомнил о знаменитом исполнителе с его "маленьким плотом". Был это человек, отчаянно верящий в лучшее. Настолько чистая и незамутненная личность, что ее не испортило и не запятнало ни пребывание в танковой учебке, ни наша рота, не бывшая собранием академиков АН СССР.
   - Ага, передислокация, как же! Разве что только в штаб генерала Духонина! - съязвил Геродот.
   - Куда? - тут же раздался хор ничего не понимающих голосов.
   - Куда-куда, бля... На тот свет! Стройными рядами! - огрызнулся Сержант. - А ну! Рота, отбой! Дневальный! Дневальный, мать твою!
   - Рота, отбой! - послушно взвыл Антилоп со своего поста.
   Однако слухи не прекращали муссироваться и мусолиться среди нас. Немцы называют подобные вещи "сортирным радио". Наше радио пока что воспроизводило только помехи и треск, выдав на-гора два десятка предположений, не отличавшихся никаким здравым смыслом. Так продолжалось еще три дня, пока в расположение роты не влетел встревоженный Семен Колокольчиков, исполнявший неофициальную обязанность батальонного писаря.
   - Мужики, у меня новости прям из штаба! Срочно!
   - Че такое, Семьйон? - лениво отозвался дежуривший по роте Саша "Гудрон".
   - Че-че, блять! Бля, Гудрон, не беси! Где все?
   Я бросил отбивать кантик на кровати и навострил уши.
   - Да здесь все! Че такое-то?
   - Че такое, че такое! В Чечню мы едем, вот че такое!
   - Бля, а это где? - емко подвел логическую черту под разговором Дрон.

Глава 2

Отбытие

   Ошибочно считать, что Россия не готовилась к войне с Городом и окончательное решение было принято 29 ноября на заседании Совета Безопасности РФ. В эпоху, когда два-три олигарха крутят страной так, как хотят, а один из них чуть не доводит мир до ядерной войны, сложно представить, что кучка бесхребетных пухлячков, на лицах которых можно прочесть сумму их интеллекта прописью, может решить хоть что-либо, кроме того, какой виски пить и какой икоркой закусить. Страна к войне готовилась долго и страстно. По телевизору пускали ролики о противостоянии лоялистов и дудаевцев, этот вопрос периодически обсуждался в самых разнообразных ток-шоу, где любой человек мог сказать какую угодно чушь и не отвечать за свои слова даже перед Господом, не то что перед самим собой, и на страницах периодических изданий, полных заключений доморощенных экспертов, из которых даже не понять, разбираются ли они вообще в своей проблеме или нет. Общественное мнение иногда ведет себя как труднодоступная женщина - ей нужны долгие ухаживания. Вот и ухаживала пропагандистская компания за гражданами Ресурсной Федерации, буквально в каждую клеточку каждого спинного мозжечка вбивая истину, что там где-то непорядок. Ну непорядок - и все тут.
   Другое дело, что не готовилась армия. От слова совсем. Абсолютно. Даже узнав, что готовится отправка куда-то, полк продолжал жить своей весьма тревожной мирной жизнью. И пусть особо инициативная группа офицеров то и дело находила еще парочку недочетов, которые нужно было срочно исправить, это ни коим образом не сказывалось на повседневной жизни гарнизона. Ну броники без пластин. Ну БТРы не заводятся. Ну боеприпасы то ли проданы, то ли проебаны. А какая разница? Постоянная беготня остро озабоченных чем-то лейтенантов и капитанов уже перестала нас каким-либо образом удивлять. Ну да, Семьйон пришел и предупредил нас о том, что готовится отправка в Чечню. Только прошел день, другой, а ничего не происходила. В итоге к концу недели уже все окончательно забили на все. Ну бегают и бегают.
   Почти весь ноябрь прошел совершенно обыденно. В полк прибыло еще 120 человек призывников, из которых в нашу роту попало пятеро. Учитывая, что в роте в этот момент числилось целых 52 человека, из которых 31 были призваны весной 1993 года, 10 - осенью 1993, а последнюю десятку составляли несчастные танкисты весеннего призыва 1994, то тенденция к сокращению вооруженных сил стала очевидна даже самому невооруженному глазу. С другой стороны, у нас наконец-то появились те, кого всегда можно отправить вечером в помощь наряду помогать убирать умывальник. Эта пятерка была призвана из Санкт-Петербурга и дрожала при виде нас сильнее, чем осиновые листы на ветру. Наслушавшись в своей гражданской жизни об ужасах дедовщины и неуставных взаимоотношений между военнослужащими, они искренне считали, что их станут бить каждый день. Что ж, парочке из них действительно досталось на одном из утренних осмотров по подзатыльнику за неокантованность шевелюры. Во всем остальном, кроме уборок умывальника в течение минут 15-20 после отбоя, это были самые обычные военнослужащие Российской Армии. Так же, как и все они убирали казарму, потели на физо и не имели ни малейшего представления, как обращаться с автоматом.
   Так прошло две недели, в течение которых даже инициативная группа уже перестала скакать, словно сивки-бурки по буеракам, и жизнь вернулась в свою обычную планомерную и полуголодную колею. Впоть до 30 ноября, когда счастливо сопящий в дырочку полк был поднят по тревоге.
   - Рота, подъем! Тревога! Тревога! Тревога! - взревел на своем посту бессменный Антилоп, опять загремевший в наряд без очереди.
   - Сука! Блять! Что такое?! - огласилась казарма криками сонных, но уже злобных солдат.
   Бормоча под нос ругательства, я выкатился в коридор с табуреткой в руках и побежал в сушилку за сапогами. Блин, такой сон видел! Родной Нижний Новгород, набережная, прогулка под руку с Ниной, вкусное мороженое, нежно перекатывающаяся по волнам Волга, ласковое летнее солнышко... Ага, конечно, боец! Возвращайся с небес на грешную землю, где есть скрип старых кроватей, запах нестираных портянок и старые лампы противно-эелтого цвета.
   - Бля, че за дерьмо опять? - проворчал Крест, заматывая портянки. - Сержант?
   - А я че, ебу что ли?! - огрызнулся Витя, сам в это время всовывавший ногу в сапог. - Ща, мля, узнаем!
   - Ща построимся и все узнаем! - засмеялся Фиш.
   - Товарищ сержант, а что случилось? - невовремя сунулся Комлень.
   Будучи простым парнем из семьи старообрядцев, он обладал огромным врожденным пиететом к старшим по званию, а врожденное любопытство и отсутствие ощущения опасности раз за разом толкали его задать вопрос в самое неподходящее время.
   - Мля, ты еще... С ТЫЛУ!!
   Сержант гаркнул на всю казарму так, что залегла рота в полном составе, послушно рухнув на пол и закрыв голову руками.
   - Встать. Не заебывайте меня! Сам нихера не знаю! Узнаем на построении.
   Кое-как рота через минуту уже стояла заправленная и в более-менее приличном состоянии, преданно поедая глазами потолок над макушкой командира роты.
   - Значицца так, бойцы! Нашей роте оказано высокое доверие Верховного Главнокомандующего, Президента России Бориса Николаевича Ельцина! - сипло, но достаточно громко произнес он, оглашая окрестности центрального прохода и строй солдат стойким запахом водочного перегара.
   - Значит так, уроды! Наша шобла по приказу верховного мудозвона России Борьки-Алкоголика... - забормотал тихо Дрон.
   Я усмехнулся.
   - Разговорчики, сука блять! - рявкнул ротный. - Сука, с тылу!
   Рота послушно рухнула вперед.
   - Вот так и лежим, бля, загораем, бля! - довольно произнес он и продолжил свою сиплую методичность. - Нашей роте оказано высокое доверие...
   - Бля, да он неадекватный! - зашептал Дрон.
   - Ага, не иначе, как вусмерть нажрался вчера! - поддакиваю, успев оценить благоухающий шлейф сивухи, распространявшийся от нашего капитана.
   - Давно его таким не видел! - пробормотал Сашка "Муму", этим летом чуть не утонувший в Волге.
   Тем временем ротный продолжал.
   - Наша рота в составе полка примет участие в операции по наведению конституционного порядка на территории Чеченской республики! Ик! Банды бывшего генерал-майора Советской Армии Джохара Дудаева, пользуясь тяжелым периодом истории нашего государства, захватили власть на территории Чеченской республики и развязали войну против собственного народа!..
   А я тем временем лежал мордой в пол, руками накрыв голову, и думал над нелегкой нашей судьбой. Стало быть, Семьйон был действительно прав и мы в самом деле едем в Чечню. Банды генерал-майора... Это же нам придется, наверное, воевать. Получается, будет война. Или не будет войны? Да конечно не будет войны! Ну конечно же! Наша армия насчитывает несколько миллионов человек даже после всех распилов на сковородки и утюги! Не может же этот чеченец не понимать, что он столкнется с настоящей армией и что война лишь приведет к бесполезным и лишним разрушениям. Не лучше ли ему сдаться?
   Но тут в голове от отупелого сна казарменного распорядка и армейской бессмысленности проснулся здравый смысл. Ага, конечно, сдастся он! Армия? Я не помню, когда я последний раз стрелял. Роты неполного состава, техника ездит через пень-колоду, офицеры... обалдели от пьянства. Это ли та великая армия, которая одним своим чихом в сторону границы между ГДР и ФРГ вызывала дикое желание у американцев либо начать войну первыми, либо сбежать за океан? Да нет, это даже не остатки, это останки былого величия. Скелет с небольшим количеством мяса, которое регулярно срезается и отправляется на сковородку. И вот сейчас этими останками былого величия, этим скелетом мы собираемся грозить бандитам, которые правят своей землей с 1992 года и, судя по репортажам новостных программ, хорошо умеют воевать. Они себя называют армией. Следовательно, у них есть военная организация, четкая система командования и отработанное взаимодействие за 2 года постоянных боевых действий со всеми вокруг и между собой.
   А что можем им противопоставить мы? По штату в роте должно быть 110 человек, включая командира роты, старшину, "бацилла" и прочее управление. Что же мы имеем? Командир роты, старшина, два командира взвода и 57 юных щщей, которые могут только "мама" сказать без подсказки. Три мотострелковых взвода, противотанково-пулеметный взвод - все эти названия остались на карте. Слава Богу, что в после массового каннибализма у нас остались наши 12 БТРов! Начинаем считать. Шестьдесят один минус двадцать четыре (водитель и наводчик) равно тридцать семь. Теперь делим тридцать семь на двенадцать, округляем получившееся число в пользу здравого смысла и неизбежных потерь от трусости и дизентерии и получаем 3 (прописью - ТРИ!!) человека на БТР. И это не считая того, что трое из нас действительно значатся в взводе тяжелого оружия и это тяжелое оружие, похоже, потащат с собой. То есть еще минус три человека, потому что у них есть их дурная труба пусковой установки "Малютки" с управлением по проводу и два тяжеленных ранца с ракетами. Стрелять из этого чуда советского ВПК времен Хрущева, разумеется, им не приходилось. Только теоретические занятия и практическое выполнение изготовки с помощью макетного тренажера. Хотя и это уже было прогрессом для современной Российской Армии.
   Покалеченные роты, измочаленные полки обрубков дивизий жалких ошметков некогда краснознаменных армий. И вот это вот собираются бросить против бандитов, чьим призванием последние несколько лет была война? Совсем недавно, 27 ноября 1994 года все российское телевидение облетели кадры сгоревших к чертям танков на улицах Города и пленных наших ребят, которых то ли послали воевать на стороне Временного Совета, то ли тупо наняли для этой работы. Чеченцы объявили их наемниками, хотя глядя в их юные двадцатилетние лица слабо представлялось, что они могли быть наняты хоть для чего-нибудь и что им пообещали несколько миллионов за операцию. И вот в этот самый ад пошлют нас? Это же какие потери будут!
   - Эти трусливые наемники и уголовные элементы не смогут эффективно сопротивляться Вооруженным Силам России, готовым с честью и оружием в руках отстоять единство братских народов Российской Федерации и... Ик! ...нерушимость нашей территориальной целостности! - продолжал разглагольствовать капитан.
   Во чешет, как по-писаному, прям замполит какой, коммунист в шестнадцатом поколении, готовый с оружием в руках бороться бротив врагов мировой революции! И тут до меня дошло, что наш ротный уже все то, до чего мне пришлось доходить после удара башкой о деревянный пол, прекрасно знает и понимает. Что он прекрасно осознает, какая задница нас ожидает и потому просто напился, пытаясь заглушить страх и угрызения совести за происходящее и то, что произойдет еще дальше, хотя в этой ситуации его вины нет никакой. И вся вот эта партийно-официозная галиматья, которую он несет сквозь водочные пары, затуманившие мозг, является не более чем защитным механизмом, попыткой честно выполнить приказ, как можно сильнее отдалившись от осознания того, кого и куда отправляет.
   - Встать! - рявкнул ротный, покачиваясь от водки.
   Мы послушно поднялись и выстроились.
   - Рота! Нашему полку оказана высокая честь привести к покорности и послушанию мятежный Кавказ! - тут он достал из кобуры пистолет. - Мы, достойные наследники гренадер Ермолова и егерей Карягина, должны не посрамить наших дедов и прадедов, кинувших эти сраные кавказские горы к ногам царя и императора. - Лязг досылания патрона и щелчок предохранителя. - А потому, бля, слушай мой приказ! Оружие всегда держать заряженным, патрон досланным, местному, бля, населению не доверять и по-глупому не дохнуть. Пока!
   Казарму огласил звук выстрела. Тело капитана кулем осело на землю.
   - Блять... - выдавил из себя Крест.
   Мы стояли и молчали, в шоке наблюдая, как лужица крови образовывается под головой и растекается по полу казармы. Лишь Комлень тихо заплакал, в ужасе от подобной самоубийственной смерти. Запахло железом и мочой - у застрелившегося явно был весьма полный мочевой пузырь.
   - Во сука... - выдохнул лейтенант Петренко, командир нашего взвода. - Застрелился нахуй и весь такой чистенький... Пидор ссыкливый.
   Говорите, о мертвых или хорошо, или ничего? Хер там. Любой, даже мертвый, должен получать лишь то, на что заработал при жизни. Или что же теперь, будем хорошо отзываться о Гитлере? Или об императоре Хирохито, потомку богини Аматерасу, по чьему приказу Азия утонула в крови? Или, может быть, Пол Пот был великим человеком? А уж про величие Ли Сын Мана я вообще молчу. Все мы после смерти остаемся самими собой. А потому это ханжеско-лживое "о мертвых хорошо" вызывает у меня лишь изжогу. И, похоже, не только у меня.
   - Сука. Сука! Сука!! СУКА!!! - завопил лейтенант, пиная труп. - Че думаешь, уебище, съебался и все, чистенький, блять?! Хуй там! Хуй ты у меня спокойно лежать будешь! Хуй твоя семья блять пенсию получит! Уебок! Ссыкло!
   Он действительно оказался трусом. Человеком, который не смог выдержать либо своей ответственности за тех людей, которых он должен был как минимум полтора года обучать военному делу настоящим образом, либо своего страха перед смертью. Возможно, капитан действительно лучше нас понимал то, куда именно мы попадем и из какого ада придется выбираться. Но это не является поводом для того, чтобы пускать себе пулю в голову. Как там говорил великий французский пилот Антуан де Сент-Экзюпери? "Мы в ответе за тех, кого приручили", кажется так. Ну что ж, товарищ капитан, поздравляю, вы эту проверку на человечность не выдержали. Нет в вас человеческого. Вы - предатель Родины, не больше и не меньше, потому что позволили себе оставить подчиненных вам солдат на произвол судеб и желаний Норн.
   - Товарищ лейтенант, успокойтесь! Товарищ лейтенант! - потряс его за плечо Дрон, а затем повернулся к нам и заорал: - Хуле блять встали?! Помогите оттащить!
   Мы словно стряхнули с себя оцепенение и быстро оттащили истерящего командира подальше от трупа. Лейтенант выл и ругался матом, пытался вырваться, а после того, как его закинули в бытовку, сел на стул и заплакал.
   - Сука... Сука... Блять...
   - Бля... - пробормотал Фиш. - Они нам сейчас тут озеро целое с Комленем наплачут.
   В ответ он тут же получил кулаком по печени.
   - Заткнись, - прорычал Сержант, поправляя сбившиеся часы на руке. - Иди в ПМП, зови фельдшера.
   Пришедшие медики без какого-либо удивления или выражения других чувств забрали труп капитана.
   - Второй уже, - равнодушно бросил один из них закидывая ноги на носилки. - Бля, сколько из них еще за сегодня застрелится? Нам паковаться надо.
   Все сроки сборов оказались сбиты. К концу дня в полку застрелился еще один человек, на этот раз прапорщик из автороты.
   Утром следующего дня полк начал грузиться на товарном вокзале Волгограда. В расположении полка оставались только куцые остатки третьего батальона. Все остальное грузилось в составы, которые постоянным потоком на полной скорости мчались на юг. На войну отправлялись первый и второй батальоны, разведрота, зенитчики, артиллеристы, ремонтники - всего 1712 человек, 106 БТРов, 29 орудий. Казалось бы, огромная цифра. Может быть, это было и так, особенно по сравнению с другими весьма немногочисленными частями. Вот только разве в город кто-то потащит зенитки или пушки? Не-не-не, ну куда нам без полковой ремонтной мастерской? С собой ее возьмем, повезем в грузовике! Вот и получается, что из всей этой группы лиц в бой по Уставу пойдет тысяча с лишним, а если учесть нашу прелестную нехватку личного состава, то хорошо, если восемьсот наберется, из которых двести будет сидеть на своих боевых местах и вглядываться в триплексы. Вот это силища! И то эта силища стала результатом собирания всего и вся, всех разрозненных отдельных подразделений и вивисекции третьего батальона. Фактически от него в расположении осталось человек пятьдесят, по взводу в расположении роты. Все остальные под командованием своих офицеров и со своей техникой придавались нам для усиления, но процесс боевого слаживания должен был начаться уже только по прибытии в пункт временной дислокации, который пока еще оставался неизвестным. Достаточно сказать, что некоторые реально опасались того, что мы въедем в Город в эшелоне и что вступить в бой придется прямо из вагонов.
   Процесс погрузки был абсолютно авральным, на тяп-ляп. Что-то постоянно терялось и ломалось. Сломался даже захваченный зачем-то замполитом полка бюст Ленина, переживший не одно падение на пол в Ленинской комнате. Организация всего этого карнавала была поставлена настолько плохо, что под колесами одного из грузимых БТРов пала смертью храбрых вторая часть книги боевой службы полка, штука абсолютно необходимая любому командиру, так как только из нее и можно узнать, сколько человек отправили на картошку, сколько красит забор, строит генералу дачу или стоит в наряде по роте. Белоснежные листки разлетелись по всему перрону под бодрый и хриповатый матерок начальника штаба полка, который самолично пытался добраться до мехвода и отпиздить его. Боец же, решив не рисковать своей собственной физиономией в бою с кулаками разъяренного собственным идиотизмом, в коем тоже оказался виноват посторонний, начальника, тут же юркнул внутрь, закрыл люк на стопор и заезжал дальше на платформу исключительно с помощью того, что можно было разглядеть через бронестекла.
   Злой подпол пытался забраться на БТР прямо на ходу, но собственное брюшко и высота корпуса не позволили ему это сделать, из-за чего тот снова разразился потоком брани и стал молотить пистолетом по броне. Мы уже опасались, что он начнет стрелять, но, слава Богу, здравый смысл взял верх и Евгений Вячеславович, сплюнув, степенно удалился.
   - А ну че замерли, мля? - рявкнул наш лейтенант. - На посадку!
   Пришлось карабкаться по лесенке вверх в самый обычный плацкартный вагон и пытаться там разместиться, что очень трудно сделать, когда вся рота набилась в вагон практически одновременно, а на тебе куча всего, включая каску, бронежилет, вещмешок, автомат, сбрую на ремне, да и бушлат не маленький и не тоненький. С грехом пополам удалось разместиться быстро и без каких-либо существенных внутрисемейных скандалов, разве что каптеру Фиме, до сих пор пребывающему в шоке от разлуки с любимой каптеркой, может быть случайно, а может и нет, выбили зуб. Тот верещал, как поросенок, и обещал нажаловаться и отомстить обидчику, на что Комлень смотрел и пожимал плечами, мол, брат, это я случайно, прости Христа ради.
   - Да нахер мне твои извинения с Христом не сдались! - огрызнулся Фима, обмывая горючими слезами свой навеки потерянный для организма зубик.
   - Ах ты нехристь! - рявкнул наш старовер, ударом кулака отправляя каптера в нокдаун. Что-то хрустнуло.
   - Блять! Еще один зуб!! - заревел еврей, кое-как придя в себя.
   - Извиняться не буду! - насупился Комлень. - Он сам противу Господа начал грешить!
   - Так, все, брейкданс, девочки! - примиряюще поднял руки Сержант. - Комлень, мы с тобой меняемся местами. Мне не нужны в роте проблемы. Хорошо?
   - Понял, товарищ сержант! - пробасил сибиряк и, собрав свои манатки, протиснулся в другой кубрик.
   - А ты, Ефим... Если я хоть раз замечу, что ты в его сторону как-то косишься... - Витя сжал кулак и поднес его к носу своего родственника. - Даю честное слово, из Чечни ты вернешься калекой, как минимум.
   - Хорошо! - злобно зыркнул родственник.
   - Вот и славно! - усмехнулся Сержант.
   После этого он широким махом руки закинул наверх броник и вещмешок, оперся руками о верхние полки, подпрыгнул, подтянулся, усадил свою жопку на правую полку и, занося ноги вверх, случайно мыском сапога врезал Фиме прямо по носу. Тот завопил от боли и, зажав нос, бросился в туалет.
   - Бля, он инвалидом еще до прибытия в Чечню приедет! - выпалил Снежок, вызвав у нас очередной приступ хохота.
   Так как тот БТР, который лишил нас книги записей несомненно последующей боевой славы и славных мемуаров военных историков, был последним на погрузке, а все остальное либо находилось на своих местах, либо скинулось куда попало, либо разбилось и укралось, то через 10 минут состав медленно тронулся, направляясь, как уже мы выяснили от Семьйона, в Дагестан. Где-то там посреди гор и степей затерялся мало кому известный город Кизляр, в котором Генерал уже начал сосредоточение своей группировки.

Глава 3

Кизляр

   Наш эшелон прибыл в Кизляр 4 декабря, спустя три дня малокомфортного путешествия, наполненного постоянными остановками, запахом несвежих портянок, табачным дымом, спертым воздухом, поглощением сухого пайка и игрой в азартные игры. Шлепали карты, стучали костяшки домино и стучали ложки по днищам банок. Консервы ели холодными. Греть их было негде, а попытка развести костер в тамбуре закончилась знатными побоями для пытавшихся. Лишь многоопытный Сержант сумел как-то разогревать их в титане для чая, но повторять его опыт никто не рискнул. Невовремя разорвавшаяся каша могла просто забить слив и тогда бы от гнева полупьяных офицеров нас не спас даже сам министр обороны, не то, что какой-то там Господь Бог, в которого эти бывшие пламенные коммунисты и последователи Кашпировского откровенно не верили. Но даже и холодная каша изумительно вкусна по сравнению с тем, чем обычно кормили в столовой, а потому эти три дня были самыми волшебными в нашей короткой двухлетней жизни. Полно еды, начальство мозг не лимонит и вообще носа из своего бухающего купе не кажет, лежи, книжку читай, о бабах разговаривай да в картишки или домино перекидывайся.
   Прибытие в Кизляр тут же развеяло эти околорайские настроения, вернув нас на путь доблестного служения Отечеству.
   - Рота, подъем! - рявкнул Сержант.
   Очередной подъем, очередные сборы, очередная толканка в узеньких коридорах плацкартных вагонов и очередная платформа очередного вокзала. Лязгают ремни на автоматах, с хрустом застегиваются и расстегиваются липучки на бронежилетах, трешит рвущаяся ткань, лязгает навьюченное на ремень имущество... Чудом не выбив никому глаз и не переломав себе ребра, я кубарем выкатился из вагона, поднялся с перрона, забрал свой автомат у Дрона и встал в формирующийся перед вагонами строй.
   - Равняйсь! Смирна! - скомандовал Петренко, слегка покачиваясь от выпитого. - Равнение на середину! Товарищ подполковник, личный состав второй роты построен! Командир роты, лейтенант Петренко!
   - Вольно, - сухо скомандовал комбат, махнув рукой. - Давай, снимайте свои БТРы и пиздуйте в лагерь. Первая рота его уже оборудовала уже более-менее.
   - Э-э-э, товарищ полковник? - летеха задал так и оставшийся полностью невысказанным вопрос.
   Полчетвертого утра и в самом деле плохо предрасполагали к тому, чтобы пытаться снять с грузовых платформ 12 бронемашин.
   - Бля, лейтенант, сука, ты че, не понял? РАЗГРУЖАТЬ, НАХУЙ! - рявкнул подпол, хорошенько стукнув нашего командира поддых. - Мухой, бля! Чтобы через два часа вашего триппера здесь не было! Ты понял?
   Наш ротный от удара рухнул на землю, сложившись, словно карточный домик. Отвечал он, сидя на коленях, держась за живот и хватая ртом воздух.
   - Та... Так точно!
   - Охуенно! На, мля, карту! А то еще заблудитесь! - фыркнул комбат, вытащив из планшета карту и просто кинув ее на перрон, а сам гордо ушел в восход или, правильнее сказать, в здание вокзала. - Умный, сука блять... Развелось тут, блять, нахуй...
   Подождав, пока озлобленный подпол скроется в здании, мы подняли нашего командира с бетона и усадили на пару кинутых вещаков. Фима оторвал от сердца флягу с водкой.
   - Товарищ лейтенант, вот! - протянул он заветный сосуд со священной жидкостью.
   Летеха взял флягу, сделал один глоток и скривился.
   - Пиздец, сраный пиздец... - забормотал ротный, проведя рукой по лицу. - Просто сраный пиздец... Ладно, хуле замерли? Давайте этот триппер снимать!
   Процесс снятия техники с вагонов был долгим и достаточно муторным. "Холодный" запуск техники - это тот еще технологический триппер, особенно когда движки техники убиты так, как у нас. Этим БТРам, произведенным еще до нашего рождения, определенно не помешала бы капиталка, причем с заменой всего, что только можно, включая даже педали газа и тормоза. Но приходилось довольствоваться тем, что есть, то есть пытаться в "холодную" завести наши рындваны, что было занятием отнюдь не для слабонервных. Вообще в бронетехнике обычно предусмотрена такая хитрая штука, которая позволяет прогреть все шарниры, цилиндры и сочленения в моторе. Проблема заключалась в том, что эта система сработала на 2 из 12 "шестидесяток". Еще один запустился так, без подогрева. Остальные же при попытке заставить их работать, начинали дребезжать, грохотать и жаловаться своему Deus ex Machina на жизнь, холод и жестокое человечество. В последнее охотно верил и я сам.
   - Товарищ лейтенант! Может... ну это... костерком? - спросил Сержант с нетипичным для него просящим выражением лица. - Веток соберем там...
   - Ты бы, блять, еще бы предложил в движки спирт залить и поджечь! - рявкнул лейтенант и махнул рукой. - Бля, делайте, что хотите!
   - Так... Хрящ, Без пяти, Гну, Геродот, ко мне! - крикнул Витя, отойдя к фонарю и закуривая "Приму".
   - Чего, Сержант? - спрашиваю, подойдя к нему.
   - Значит так... фу-у-у-у... Значит так, сейчас идете и ищите все, что только может гореть. Ищите, бля, все. Хоть дрова, хоть листву, хоть мусор... Бля, да че угодно, лишь бы горело и тепло. Нам кровь из носу нужно уебать отсюда в лагерь. Ясно?
   - Поняли! - дружно киваем, словно китайские болванчики и бросаемся в разные стороны в поисках чего-нибудь подходящего.
   Практически тут же удача улыбнулась Антилопу. Пробравшись через два состава он натолкнулся на несколько вагонов, битком набитых углем, под охраной немолодого, но еще крепкого мужика. Тот согласился не заметить наше воровство антрацита всего за два пузыря водки и пару пачек сигарет. А пока мы в плащ-палатках наматывали круги, разнося этот стратегический для нас продукт по грузовым платформам, он глядел на нас какими-то теплыми глазами, явно страдающими от излишних воспоминаний об эпохе собственной службы в армии еще Советского Союза.
   Кое-как, путем долгих матюгов, ударов кулаков и клятвенных обещаний трахнуть "гениального" изобретателя этих машин в задницу, нам удалось вытащить оставшиеся 9 БТРов с платформы. К этому моменту прошло уже более четырех часов, желудки сводило от голода, а ноги от усталости. Два наших офицера пахали наравне со всеми, отчего мы представляли собой практически одноцветный строй хрюшек. Черных, как задница у негра.
   - Бля... Свинота, нахуй! - сплюнул комбат, когда лейтенант, в очередной раз построив роту, доложил об успешно выполненной процедуре разгрузки личного состава. - Бери свой детский сад, свой триппер и вали нахуй отсюда! А за доклад в непотребном виде - строгий выговор с занесением, ясно?
   - Есть строгий выговор! - четко ответил наш командир.
   - И радуйся, завтра пополнение прибудет. Доукомплектуем вашу... богадельню... Все, пиздуй отсюда, свинота!
   Белый от бешенства летеха откозырял, развернулся и злобно рявкнул:
   - По машинам, гамадрилы!
   Мы послушно полезли внутрь.
   Вообще я до сих пор не понимаю всю глубину инженерного идиотизма конструкторов нашего рындвана. Они что, всерьез считали нормальным, что боец должен карабкаться во всей своей сбруе на броню, а затем пытаться элегантным куском говна влезть внутрь десантного отсека? Лично я находил весь этот процесс какой-то глупостью. Особенно, если учесть, что подобное десантирование в боевых условиях вообще является чем-то вроде высшей акробатики и попыткой превратить всех нас в хороший шашлык или фарш - в зависимости от калибра используемых противником боеприпасов. Конечно, в уже последующих моделях конструкторы исправили свою ошибку и пехоте больше не надо было скакать, словно горным козлам, но все равно идея бортового десантирования мне казалась какой-то туповатой. Нет чтобы, как на БМП, вылезать взад?
   Через минуту колонна тронулась. Мы все задремали. Я тоже старательно давил на массу, как и все. Честно говоря, смотреть город не было никакого желания. Быстрее бы добраться до кровати да как следует пожрать и поспать, чем тут болтаться, словно помидор моченый в банке. Организм решительно выражал протест и требовал больше с ним так не поступать. Мол, он не создан для того, чтобы таскать уголь и выгружать из вагонов имущество и боеприпасы, а два курса Казанского Государственного Университета сделали из него интеллигента, а не какого-то там разнорабочего за бутылку. Как следует выматерив бунтующее тело, устраиваю голову поудобнее и задаю храпака, просыпаясь через полчаса от резкой остановки.
   - Че за дерьмо?! - закричал кто-то. Кажется, это был Без Пяти.
   - Бля, Спиди, я щас тебя на штык насажу! - кричу я нашему водителю.
   - Да пошел ты нахуй! Блять, всякие местные тут под колеса бросаются.
   - Ага, местные, мля?! - крикнул Геродот, потирая ушибленную о броню голову.
   И тут в веселье влезли два новых персонажа.
   - Эй, ви, пидори! Суки, ви знаете, чью тачку разбили? - донесся сквозь броню один голос с диким акцентом уроженцев аулов братских республик.
   - Эй ви, уебки! Бля, виходите! - вторил ему другой. - Виходите, бля, целее будэтэ!
   - Эй, салдат! Вилезай! Ты нам тепер тачку должэн!
   - Эй, ти что, баран тупой что ли? Я твою маму ибал!
   - Мой пахан - прокурор горада, он тибя на бутылку посадит! А я твою маму и сестру трахат буду!
   - Суки, бля, заебали! - выматерился я, достал заранее снаряженный магазин, зарядил его, дослал патрон и, откинув десантный люк, упер автомат прямо в лобешник бородатому. - Морду в пол!
   - Да пошель ти! Ти знаеш, кто я?! Ти знаеш, что с табой будэт за эту тачку?! Да тебе не жит, ваенный! Ти мне по гроб жизни будеш должэн!
   Предупредительный выстрел прозвучал прямо у него над ухом, заискрив об асфальт и куда-то отрикошетив.
   - Ты че, не понял, баран?! На землю, сука, пока я тебя тут лично не прихуярил! - реву, бешено вращая глазами. - Мне, мля, похуй! Сука, в землю!
   - Вай, не стрэляй! Не стрэляй! - тот бодро рухнул на колени, затем развернулся и послушно улегся на асфальт, что-то причитая.
   - У-у-у-у, бля! Отделение, к бою! - кричу, выкарабкиваясь из душного нутра бронемашины, спрыгивая на землю и, хорошенько пнув его по ребрам, выискиваю взглядом второго участника этого чертового Марлезонского балета.
   - Эй ти, русская сабака! - закричали откуда-то сбоку.
   Я разворачиваюсь и вижу перед собой в десяти шагах другого бородача, который сжимал в руках ПМ. Он усмехался.
   - Нечистая свинья! - усмехнулся он и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Пуля пробила рукав бушлата навылет, распоров, как потом оказалось, даже рукав формы и только чудом всего-лишь оцарапав тело. После выстрела затвор пистолета встал в крайнем заднем положении и напрочь отказался идти обратно. Дагестанец ударил по нему раз, другой, но тот совершенно отказался слушаться.
   - А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! - закричал я от ужаса и выпустил в него полный магазин, совершенно не целясь, от бедра.
   Большая часть оставшихся в магазине 29 патронов улетела вникуда, бодро и противно визжа рикошетами. В цель попал только один. Пуля влетела ему в правую руку, ту самую, в которой он держал ПМ, прямо посередине между локтем и кистью. Бандит тоненько взвизгнул, выронил ПМ и попробовал сбежать, но был бдительно перехвачен Геродотом, подставившим ему подножку.
   - Срань Господня! Что здесь за дерьмо?! - рявкнул Сержант, подходя поближе и сжимая в руках автомат.
   Он ехал в следующем БТРе и успел выбраться только к морковкиному заговению. А точнее - к разбору полетов. И буквально кипел от злости.
   - Какого хуя тут творится?!
   Из БТРа тут же выпрыгнул Спиди и, бешено размахивая руками, принялся за очень быстрые объяснения. Ситуация оказалась проста примерно так же, как сатиновые трусы. Колонна наша продвигалась по городу без сопровождения ВАИ, которые обычно перекрывали дороги на пути нашего следования куда-нибудь. А потому парочка молодых, но уже лихих абреков, напившись коньяку и находясь в компании дам средней податливости, мчали в направлении всем им четверым известной дачи для дальнейшего продолжения банкета и свального греха. На перекрестке их пафосный и затонированный "Спутник" и не подумал остановиться перед лихими ребятами на зеленых многоколесных и многотонных машинах, вместо этого продолжая топить на газ. В результате их "ГАЗ-21099" со всего размаху врезался в корпус нашего БТРа, причинив себе тяжкие телесные повреждения и поцарапав лодку нашей "шестидесятки". Пьяная компания по неизвестным причинам не только отделалась легким испугом и разбитым носиком одной из среднеподатливых девочек, но и в лице своей "сильной" и бородатой половины полезла выяснять отношения, стуча по люкам бронемашины, грозя своими родственниками и угрожая всех нас в грубой форме склонить к гомосексуализму.
   - Пиздец, нахуй! Мне только теперь терок с братвой не хватало... Че там с этим животным?! - заорал Сержант.
   - Да кровища хлещет, бля! Я ща жгут наложу! - ответил Крест, колдовавший над своей сумкой.
   - А ты, Хрящ... Какого хуя у тебя автомат не твой?!
   - Вить, ты чего?
   - Сука, я прям, блять, отсюда вижу, что у тебя автомат не твой! Прям номер вижу! Хоббит! Бля, где этот тупой выкормыш Торбы-на-Круче?! Хоббит!
   Через полминуты перед нами материализовался искомый Хоббит, в миру - Иван Алексеевич Груздев, выпускник СПбГТУ, дипломированный физик и большой любитель ролевых игр и фестивалей по Толкину. На призывной пункт, по слухам, он явился в наборе юного хоббита, собирающегося в поход за приключениями к Одинокой горе. Босиком, в зеленом сельском костюме, с походной палкой и без носового платка, сжимая в руках повестку, словно контракт от Торина Дубощита и Ко. Удивлен, что его не определили на принудительное лечение в дурку. Но с тех самых пор, как мы услышали от остальных его 4 товарищей эту восхитительную историю, кроме как "Хоббитом" его больше никто не называл.
   - Товарищ младший сержант, рядовой Груздев... - начал было он отвечать.
   - Бля, отставить. И руку к голове с автоматом не прикладывают. Значит так, кажется, ты по ошибке взял в руки автомат своего боевого товарища, рядового Алтынова. Поменяйтесь.
   - Но это мой! - опешил было Хоббит. - Я и номер знаю! Семь-семь-восемь-два...
   - Не спорь, нахуй! Я сказал "перепутал", значит перепутал! Сука, блять, все в свои бэтэры спрятались! Кто выглянет, я тому пять нарядов вне очереди обеспечу! - заорал он, завидев, как из других "шестидесяток" высунулись любопытствующие рожи наших соротников.
   - Есть перепутал! - испуганно вытянулся толкинист.
   - Ты че замер, кран?! - рявкнул Витя.
   - Ой! Извините!
   Мы быстро обменялись автоматами.
   - Все, съебался к себе в БТР и пидоришь его, как котовые яйца, понял?
   - Так точно! А...
   - Бля, не беси меня. В лагере обменяетесь обратно! И чтоб никому ни гу-гу! Спрашивать будут - скажи, покурить захотел. Бля, дай сигарету!
   Хоббит послушно протянул пачку "Охотничьих", невесть как оказавшихся у него.
   - "Смерть на болоте", нахуй... - проворчал Сержант и тем не менее взял две сигаретки. - Все понял?
   - Понял, - совершенно серьезно кивнул Иван и тут же убежал в свой последний БТР.
   - Бля, теперь бы отмахаться! - закурил Витя, наблюдая, как к нам идет донельзя злой лейтенант.
   - Дай сигаретку.
   - На. Висельнику не жалко!
   - Сплюнь нахуй... Тоже пулю захотел?
   - Иди ты в жопу! - добродушно усмехнулся Сержант, отшвыривая окурок и разворачиваясь лицом к комроты.
   - Бля, че у вас тут за дерьмо такое?! Пидорасы! Мудозвоны! Детский сад, блять, сука! Одних даже посрать нельзя оставить! Упадете в яму с дерьмом и утонете! Гандоны! Уебаны! Козлороги ебанатные! - заорал тот, еще только подходя.
   Экспозиция "Те же и жандарм", прямо как у Гоголя в его бессмертном "Ревизоре". Лейтенант построил экипаж нашего БТРа и, вышагивая взад-вперед, орал на нас. Используя исключительно ненормативную лексику, он быстро доказал теорию Чарльза Дарвина о происхождении видов вообще и человека в частности, а затем указал и на наше в ней положение. Те два "братка", которые сейчас лежали на асфальте и ожидали решения своей малозавидной участи, его совершенно не интересовали.
   - Мальчики? - прервал словоизлияния нашего любимого начальства женский томный голос.
   Мы все, словно по команде, обернулись. Перед носом нашей бронемашины стояли две девушки и, как-то странно улыбаясь, смотрели на нас. Каблуки, мини-юбки, приталенные курточки и немного косметики прилагались.
   - Я твой рог шатал... - произнес потрясенный Крест, уже почти год не бывший в увольнении, а потому весьма переполненный гормонами.
   - Не выражайся! - прохрипел лейтенант, еще недавно сношавший нас морально и словесно, как последних путан.
   - Мальчики, ну где вы там? Мы соскучились! - произнесла одна из них, блондинка.
   - Вы нас покатать обещали! - подтвердила вторая, рыженькая.
   После этой фразы возбуждение, охватившее нас, было заметно даже невооруженному глазу и под бронежилетами, а они стояли и продолжали строить нам свои лихие блестящие глазки. И лишь после того, как одна из них затянулась какой-то самокруткой, до Геродота что-то дошло. Он встряхнул головой, прищурил глаза и пробормотал.
   - Бля, да они же обкурились, дуры!
   Последним гвоздем в гроб нашего очарования девушками стала милицейская сирена, грозно взревевшая неподалеку. Видавший виды "жигуленок" лихо подъехал к нам и оттуда выбралось два бравых усача в серой форме.
   - Майор Асланбеков! Что у вас тут? Что за стрельба? Это вы их? - он ткнул пальцем в два тела, лежащих на асфальте под бдительной охраной позевывающего Без Пяти.
   - Не мы! - честно ответил Сержант. - Они врезались в нашу машину и и начали из пистолета стрелять по военнослужащим Вооруженных Сил Российской Федерации. Да вот, сами посмотрите, их пистолет! - он ткнул мыском сапога в лежащий на земле ПМ.
   - Ага, и пуля сама от брони отрикошетила? - проворчал милиционер и, подойдя поближе к "задержанным", пристально вгляделся в их лица.
   Те от такого внимания сразу как-то пожухли и начали отворачиваться.
   - Батюшки, кого я вижу! - всплеснул руками майор. - Умаров, Ибрагимов! Да вас же вся городская милиция ищет! А вы тут с солдатами прохлаждаетесь! Непорядок!
   - Э-э-э-э... Не понял? Эт мы че, преступников задержали? - спрашиваю, повесив автомат на плечо.
   - Что-то вроде того, молодой человек... Правда, товарищ лейтенант, вам и вашим людям придется проехать с нами. Кто-то из ваших солдат обвиняется в покушении на убийство двух и более лиц, совершенном общеопасным способом. И это еще не считая...
   - Мои люди никуда не поедут! - голос лейтенанта имел крепость стали. - Они могут быть подсудны только военной прокуратуре. И милиция не может им предъявить никаких обвинений - вы не прокуратура!
   - Лейтенант, вы забываетесь! - крикнул мент, явно привыкший к раболепному подчинению местных. - Вы знаете, что с вами будет?
   - Майор, да мне поебать, кто ты такой и что с нами будет! - довольно осклабился наш командир. - Ты тут можешь быть хоть царем, хоть богом, хоть папой Карло! Мне ваще поебать! А если ты не хочешь, чтобы я вывел свои БТры на прямую наводку и не смешал вас там из крупняков с говном и бетоном, то будь добр, отъебись! Вон у тебя два туловища есть, их и крути! Или ты взятку хочешь?
   От такой откровенности Асланбеков откровенно растерялся.
   - Ну, э-э-э-э... Да, - обалдел он от собственной честности.
   Как уже потом удалось узнать у местных, в Кизляре шло медленное и вялотекущее противостояние между мэрией, представлявшей интересы местных братков и власти, и городской прокуратурой, обслуживавшей потребности Махачкалы. Объектом взаимного интереса была железнодорожная станция, прогонявшая через себя многие сотни тонн грузов в день. Она была перевалочным пунктом на пути из Грозного в Махачкалу, из Баку в Москву и из Махачкалы в ту же самую Москву. Уголь, нефть, осетровые, автомобили, лом цветных металлов, оружие, рабы - все это со стуком вагонных колес о стыки рельсов проносилось мимо станции Кизляр, регулярно и с каждым рейсом принося с собой мелкую мзду за отсутствие проблем, вопросов и хорошую охрану. И за эту мзду в городе крепко боролись вышеозначенные две группировки. Милиция выступала изначально как третья сила, не давая войне на окраинах перейти в полномасштабную бойню посреди улиц. Но затем все больше и больше она вовлекалась в противостояние на стороне мэрии, так как набиралась из местных, имевших тут квартиры, дома, хозяйства, жен и детей.
   Тем не менее война продолжала идти ни шатко, ни валко. Постепенно выдавливать прокурорских из Кизляра местные себе позволить не могли, так как в случае опасной ситуации по одному щелчку пальцев в город прибыл бы республиканский ОМОН с массовыми арестами, побоями, проверками и позорной капитуляцией проигравших. Требовался более деликатный и даже, можно сказать, резкий подход к проблеме. Как раз в стиле того самого ОМОНа. А тут мы случайно преподнесли городским просто обалденный подарок в виде в слюни пьяного сына прокурора, его стреляющего по военным дружка и двух укуренных девах вряд ли высокой нравственности и семейными ориентирами на будущность бытия. Местная пресса и одна прикормленная махачкалинская газетенка охотно бы устроили весьма вонючий скандал, спустив ушат помоев на общедагестанских должностных лиц и заодно утопив в говне городского прокурора, не могущего как следует стеречь закон даже в своей собственной семье. Эффект, сами понимаете, будет погромче, чем от первого боевого взрыва атомной бомбы. Майор Асланбеков же, будучи начальником ГУВД Кизляра, уже предвкушал свои дивиденды от открывающихся перспектив по росту его личного величия. Нас же он обвинял по старой ментовской привычке крутить дело, пока из него хоть что-нибудь не капнет. Выстрелы были? Были. Раненый есть? Есть. Следовательно, надо обвинять и требовать допроса. Разумеется, никто никого тащить никуда не собирался, но и свою копеечку с этого поиметь следует. А потому он сейчас стоял прямо перед нами и на его лице прямо-таки отражалась жадность и прямо-таки пубертатно-подростковое желание овладевание десятком-другим вечно-зеленых единиц.
   - Ну и че те надо? - насколько возможно равнодушно поинтересовался лейтенант.
   - Ну, автоматов парочку, ящик патронов и...
   - Так, а ну захлопнись! - усмехнулся наш комроты. - Извини, но я правила вашего восточного базара знаю, так что можешь мне тут цены не назначать. Мне, бля, ехать надо, и времени с тобой торговаться у меня нет. Значит так, даю пять бронежилетов, цинк автоматных и ты прямо сейчас мне пишешь бумагу, что состава преступления не найдено, пострадавшие сами виноваты. Или, бля, мне с Генералом связаться?
   Судя по тому, как резко побледнел мент, он уже имел некий опыт общения с нашим прямолинейным Генералом, который закончился для него не очень хорошо и приятно. А потому, решив не тянуть ужа за яйца, майор кивнул, за какие-то шесть минут споро написал протокол о ДТП в двух экземплярах, закинул всех пострадавших в машину, получил свою взятку и с визгом шин уебал в свою родную милицию.
   - Бля, и это защитники закона? - спросил Сержант. - Страшно подумать, бля, че в Чечне будет...
   - Так, теперь вы, мои боевые пидарасы! - развернулся к нам командир.
   - А я так надеялся, что все обошлось! - простонал я в голос.
   - С ТЫЛУ!
   Мы послушно залегли и загорали кверху жопой, пока лейтенант смачно и не повторяясь, кроме, разве что, вечного "бля", обсасывал наши моральные, психологические, политические, половые и поведенческие характеристики. "Мангусты сушеные! Пидарасы, блять, китом в жопу трахнутые! Уебаны безрогие! Кастраты обосранные! Блять, ну как же так, нахуй?! Чтоб вам, блять, мамба отсасывала кусучим пылесосом!" - вот лишь некоторые наиболее приличные из его реплик, исполненных во время этого монолога Чацкого о поведенческой психологии России начала 19 века. Ну, того самого, где "служить бы рад, прислуживаться тошно". Мы узнали много нового о своем происхождении, этапе взросления, этапе дергания девочек за косички, о половом созревании и бессилии, и даже о том, что, оказывается, можно жить в принципе без головного мозга. По крайней мере, начальство искренне считает, что у нас это получается.
   - Фух, сука, блять! - выдохнул лейтенант. - Как же вы меня заебали, суки, вы бы знали... Бля, хули разлеглись? По машинам! Рота из-за вас и так минут двадцать проебала!
   - А ведь можно было их и проспать, как все нормальные люди! -закряхтел Геродот, карабкаясь на броню. - И вот нахуй ты полез стрелять?
   - А че, бля, лучше бы он во мне дуршлаг сделал?
   - Нет. Просто сидели бы в БТРе и вааще похуй.
   - Ага. И на этом "похуй" Спиди бы потом уехал в дизель!
   - А так уедешь ты!
   - А с хуя ли, Геродот? Все чин чином, претензий никаких!
   - Это пока никаких. Посмотрим, что будет дальше!
   - Бля, историк, не каркай!
   - Ага, как же...
   - А ну заткнулись оба!
   - Без Пяти, ты че, охуел?! - протянули мы оба.
   - Это вы охуели, ноете тут, ноете... Дайте поспать! - заорал он, после чего натянул шапку на глаза и устроился поудобнее.
   Мы бодро последовали его примеру, проснувшись уже только за Кизляром, на территории палаточного лагеря нашей группировки, когда ротная колонна остановилась и Шиф, который был нашим башенным пулеметчиком, принялся лупасить нас варежкой по головам.
   - Все, приехали, просыпайтесь!
   - М-м-м-м... Дорогая горнишная, а где мой кофе? - сонно пробормотал Геродот.
   - Рота, к машинам! - раздался уже донельзя задолбавший за сегодня голос Петренко.
   Сбросив дремотное оцепенение, я откинул люк и, словно беременная каракатица, кое-как вытащил свою тушку из холодного нутра транспортера.
   - Быстрее! Быстрее! - рычал Сержант, пинками подгоняя нерасторопных и заспанных мотострелков.
   - Становись! Равняйсь! Смирна! Товарищ подполковник, личный состав...
   - Вольно! - устало махнул зампотыл.
   - Вольно!
   - Значит так, палатки вашей роты - номер пятнадцать и шестнадцать! Сами ищите! Потом разгружайтесь, располагайтесь. Из палаток личный состав выходит только на примем пищи или техники обслуживать БТРы. Всем остальным - казарменный режим. Ясно?
   - Так точно, товарищ подполковник! - четко и молодцевато откозырял лейтенант. - Рота, напра-во! Шагом марш!
   Остатки 4 декабря мы провели в пакостной разгрузке имущества. Воистину, один переезд равен трем потопам и татарскому нашествию. Хотя, казалось бы, нужно лишь занести в палатки оружие, снять с БТРов боеприпасы, да пару коробок со всяким мылом и прочим уставной дребеденью, однако это заняло у нас несколько часов и практически все свободное место в палатке. Вообще, по идее, в ее центре должно оставаться достаточно свободного места, чтобы личный состав мог построиться, но все оказалось занято ящиками, вещмешками и прочей поклажей. Кроме того, выяснилось, что на нас банально нет печек. Впрочем, их вообще не было. Вагон с ними при переброске роты МТО остался в Волгограде где-то на запасных путях, а его переброской уже никто заниматься не будет, потому что насрать. Необходимо к концу пятого декабря перебросить в Кизляр весь полк, а тут еще какие-то печки. Ничего, солдаты не маленькие, так перебьются. Мы и перебивались, засыпая в одежде и под бушлатами.
   Делать было решительно нечего. Умные и запасливые читали книги или какие-нибудь журнальчики, обмениваясь друг с другом, в то время как неудачники маялись от безделья или играли в азартные игры. Иногда кто-нибудь принимался рассуждать на тему того, что нас может ждать впереди, но его быстро затыкали. Никому не хотелось думать о том, что будет дальше, так как эти мысли явно были не способны привести хоть к чему-либо хорошему. На режим непокидания давным-давно все наплевали и многие выходили из лагеря в город за сигаретами, едой или слухами. Один донжуан всего за два дня даже сумел приглянуться какой-то местной красавице, которая не только поцеловала его на виду у всего взвода, но еще дала обратный адрес, номер телефона, фотографию и клятвенно уверила его, что будет ждать. Так как красавица была не русской, а представительницей местного винегрета народов, то ли кумычкой, то ли аваркой, то ли даргинкой, то за ее слово можно было не беспокоиться. Ее брат, присутствовавший на свиданиях, клятвенно уверил, что или она выйдет сама, добровольно, или они разрешат ее украсть. Правда, на все вопросы, чем это он так покорил сердце горянки, счастливый жених отмалчивался, лишь смотрел на ее фотографию и загадочно улыбался.
   Так прошли дни с пятого по девятое. В расположении группировки появились новые действующие лица. Из состава нашего же корпуса прибыл отряд 33-го мотострелкового полка - целых 300 человек. По сравнению с нашими двумя тысячами, уже оккупировавшими площадь в несколько квадратных километров, это была словно капля в море. Но если учесть, сколько из наших тысяч было приданными силами усиления, то в действительности подошедший отряд нас здорово усилил. Вместе с полком прибыли еще и силы 68-го разведбатальона - почти 200 хорошо натренинрованных, сытых и одетых солдат. Поговаривали, что они были любимчиками Генерала, а потому они всегда ездили на учения и получали все положенное. Мы им, честно говоря, завидовали.
   Кроме них еще прибыли 3 группы из 49-го, 57-го и 63-го полков внутренних войск. В отличие от нас, полуголодных и грязных, "гоблины" приехали сытые, чистые и хорошо одетые в красивую камуфлированную форму, новенькие разгрузки и шлемы. Разумеется, столь сильный диссонанс вызвал у нас приступ зависти, который очень хотелось выплеснуть на головы "виновных". Однако дисциплина и твердые кулаки Сержанта быстро объяснили самым большим задирам, что устраивать неуставные взаимоотношоения из-за такой мелочи является грехом, который будет караться общественным и общеполезным способом - взвод провинившегося отправится на ассенизационные работы. После такой угрозы драться расхотелось всем, даже постоянно недовольному Митричу.
   Пожалуй, только чудо спасло нас от всех последующих ужасов безделья. Ничего не делать откровенно надоело. За все это время, как нам казалось, мы успели наспаться на много лет вперед. Карты замусолены, книги прочитаны, аппетит пропал, гормоны пожухли и теперь каждый испытывал только дикое желание убраться отсюда как можно скорее. Лично я бы готов даже броситься перед Сержантом на колени с истошным криком "ну прокачай ты меня так, чтоб я завтра не встал!". Однако у него таких полномочий не было - Батя строго-настрого запретил покидать палатки. А выполнять различные физические упражнения в битком набитых всем, чем только можно, палатках было подобно особо изощренной попытке суицида.
   Подлинным спасением для нас стал вечер субботы, 10-го декабря, когда палаточный лагерь безо всякого на то предупреждения охватили истошные вопли дневальных:
   - Полк, строиться!
   Это было довольно странным, учитывая, что даже традиционный вечерне-тюремный ритуал в виде вечерней поверки в лагере не проводился. Но мы послушно застегнули бушлаты, надели шапки и побежали на импровизированный утопающий в грязи плац строиться поротно.
   - Ох, ножки мои ноженьки! Наконец-то можно размяться! - простонал Геродот, немного прихрамывая.
   - Ты блять не Геродот, ты гедонист сраный! - усмехнулся Фиш.
   - Чужие слабости и пороки надо уважать и относиться к ним со снисхождением! - надулся историк.
   - Человек создан по образу и подобию Божиему, а потому не должен принимать ни пороки, ни греха! - пробурчал Комлень, на ходу затягивая ремень.
   - О, и ты тут, проповедник! Комлень неотесанный! - сорвал на нем свою злость "Отец истории".
   Федор тут же обиделся. Он, выходец из старообрядческой семьи, вышедший в мир за солью и попавший на глаза милиции в разгар призывной кампании, вообще оказался не готов к такому повороту событий. Обладавший огромными кулачищами, непомерной силой и ростом, из-за чего стал гордым обладателем взводного ПК, Комлень был безобиднее теленка. Впрочем, никто его особо и не задирал, лишь изредка срывая на нем свое плохое настроение, так как знали, что здоровенный сибиряк все простит, помолится и простит. Вот и сейчас тот возвышался над ротой, тихонько бормоча про себя молитвы и степенно крестясь двумя перстами, привлекая к нам ненужное внимание офицеров. Впрочем, развал СССР принес за собой религиозный плюрализм, а потому никто не стал его одергивать, только посоветовав заканчивать поскорее.
   Наконец, через пять минут, когда уже не только Федор закончил молиться, но и все остальные потеряли всякое терпение и уважение к начальству, появился Батя с какой-то папкой.
   - Солдаты, офицеры, прапорщики, старшины! - начал он своим зычным голосом. - Завтра наш полк покидает расположение пункта временной дислокации и выступит для участия в операции по наведению конституционного порядка на территории Чеченской республики! Призываю помнить, что чеченцы - это точно такие же граждане Российской Федерации, и они обладают всеми правами и обязанностями граждан России. Опасность исходит лишь от немногочисленных отрядов бандитов, которые сейчас заняли оборону в городе Грозный, прикрываясь местным населением как заложниками. Задача нашего полка - принять участие в операции по наведению конституционного порядка на территории Чеченской республики и принести мир на эту многострадальную землю. Надеюсь, что личный состав полка не посрамит памяти предков, с оружием в руках боровшихся против белопольских и украинских бандитов в 40-х годах и будет достоин высокого звания воина Российской Армии!
   - Бля, какая хуйня... - прошептал я, переминаясь с ноги на ногу.
   - Полное дерьмо, - согласился Сержант.
   - А я так поссать хочу... На того, кто это все придумал! - заворчал Митрич.
   - Ага... уволюсь в запас и обоссу, - согласился Дрон.
   - Смотрите как бы на нас через месяц собаки лапу не задирали! - предостерег мудрый Фиш.
   - А я просто поссать хочу. Когда они там уже закончат? - всхлипнул Без Пяти.
   Тем временем Батя все продолжал:
   - ... будет развеваться над Грозным! А потому, товарищи командиры рот, приказываю: осуществить погрузку личного имущества, вооружения и боеприпасов на военную технику; сделать это до 12.00 сего дня; отбить личный состав до часу ночи одиннадцатого числа. Завтра в восемь утра полк должен быть уже на марше! Полк! Вольно! Товарищи офицеры, личный состав в вашем распоряжении!
   - Ну, кто там ныл, что ему работы не хватает? - усмехнулся лейтенант.
   Наша рота страдальчески замычала, предвкушая нелегкую ночку.
   Выехал полк из расположения только в 12 утра одиннадцатого декабря, взяв направление на Чечню...

Глава 4

Марш-ползок

   Двинуться-то колонна двинулась. И практически тут же она вляпалась во все проблемы, которые только могла на себя собрать Российская Армия середины 90-х годов. Их было настолько много, что даже не знаешь, с чего начать рассказывать так, чтобы к концу от накопившегося хохота тебя не разорвало, как одного из героев советского фильма "Остров Сокровищ", с удобством рассевшегося на бочке с порохом. Хотя, пожалуй, нужно все же начать с причин абсолютно объективных и к нам никакого отношения не имевших, а именно - к проблемам матчасти.
   Как хорошо известно широкому кругу узких лиц, допущенных к подобным абсолютно несекретным эмпирям, колонна техники на марше должна иметь запас хода по полям, равнинам и просторам нашей любимой родины в количестве что-то около 500 километров на одной заправке. Предполагается, что именно столько плюс-минус математически высчитанный процент в зависимости от условий марша колонна должна проехать за сутки. Если бы это было так, то мы бы оказались в Грозном через 2-3 дня с перерывом на завтрак, обед, ужин и обалденно толстую гаванскую сигару каждые полчаса. На деле нам удалось кое-как доползти до него к 25 декабря, совершенно измученным и непонимающим, на каком вообще свете находимся. Причин было несколько. Первой оказалось некачественное горючее, которое не могли употребить даже наши откровенно советские движки, расчитанные чуть ли не на неочищенную нефть или гудрон из асфальтоукладчиков. Василию Алибабаевичу за разбавление бензина ослиной мочой в романтически-мягкие советские времена ОБХСС дали год. Если бы та сволочь, которая заливала в наши бензин и солярку всякую непотребщину для восполнения недосдачи, попалась нам в руки, то вряд ли бы смогла пережить хотя бы первые пять минут пыток, которыми им угрожали отвоевавшие в Афганистане чины штаба корпуса. Генерал лично в приступе ярости тряс за грудки какого-то майора, бывшего старшим топливной колонны, но было ясно, что подход абсолютно бесполезен и придется ехать на том, что дают. Доходило до того, что в топливном баке БТРа командира нашего батальона неизвестно откуда и неизвестно как материализовалось с полкилограмма гаек и болтов, которые пришлось доставать оттуда совершенно варварским способом и методом банального разрезания бака и сопутствующей мольбы ко всем небесным силам, чтобы это все не взорвалось к чертям собачьим за время работы резака, затем работы солдатскими ручками по вычерпыванию всего этого дерьма и завариванию получившегося натюрморта обратно с налажением латки.
   Но даже это было не настолько критично, как совершенно убитые движки нашей бронетехники. Как известно, слоновье стадо в засуху идет на водопой со скоростью своего самого контуженного слоника. Соответственно, и колонна техники может двигаться вперед не быстрее, чем это делает самое старое и ущербное ведро с болтами, которое только в ней есть. Увы, таких ведер у нас оказалось слишком много. Итогом этого стали многочисленные остановки на пути. вызыванные попыткой починить то, что еще починить можно. Во многом это объяснялось приказом Генерала о том, что технику на сцепку к грузовикам брать запрещалось. Все должно было добраться до Города своим ходом. Конечно, это весьма затормаживало нас, но зато позволяло починить проблему сейчас, на месте, на еще не остывшем движке, а не пытаться что-то придумать тогда, когда это все уже проморозится, заледенеет и всем будет не до этого. Все же два пулемета - это внушительная огневая мощь и никто не собирался разбрасываться хотя бы и ее крохами, еще сильнее ослабляя свои и без того неприлично крошечные силы. Кроме того, капитально изношенные двигатели потребляли просто несусветное количество топлива, превосходившее все советские холодно-военные рассчеты. Выделенного, к примеру, на 100 километров топлива хорошо, если хватало на какие-нибудь шестьдесят-шестьдесят пять. Техника жрала, как не в себя, даже на регулярных остановках, а глушить моторы никто и не собирался. Даже на ночь бронемашины оставались на холостом ходу, так как существовала огромная вероятность того, что на утро на "холодную" они уже банально не заведутся. Это вызвало огромный логистический коллапс, превращавшему наш "бросок на Город" в шествие инвалидов Троянской войны за ядерное разоружение и мир во всей Ойкумене.
   Третьей причиной подобной странной медлительности стала вопиющая секретность марша. Даже самый последний идиот к 11 декабря знал, что мы выступаем на юг, в направлении села Хасав-Юрт, чтобы затем сделать поворот "все вдруг" на девяносто градусов вправо и устремиться по направлению к Городу. Регулярно проверялись дороги, были предупреждены посты ГАИ и ответственно-должностные лица, кое-как удалось наладить общение даже с представителями многочисленных и не очень братских народов, населявших тот район. Однако вместо этого поворот "все вдруг" направо был сделан с самого начала. Вся корпусная колонна следовала за одинокой БРДМ-2, как ослик за морковкой, не отводя глаз и недоумевая, почему эта самая сладкая хрустящая морковка до сих пор не у него в желудке. Этот "бардак" получал ценностно-ориентационные указания непосредственно от штабной КШМ, причем эти ЦУ были краткими и лаконичными, как спартанская жизнь, и выдерживались в стиле "налево", "направо", "прямо", "разворот". Всем местным было приказано отвечать, что колонна едет к месту постоянной дислокации в город Ставрополь, а дабы ни у кого не возникло желания случайно или "случайно" выболтать эти составляющие личную тайну Генерала сведения, то всем было запрещено покидать колонну без особого разрешения. В сортир - по одному-два человека в сопровождении офицера или в момент остановки на прием пищи/ночлег. Любых интересующихся маршрутом колонны следовало тут же хватать не смотря на все права человека, гражданина и личности, бесхитростно бить в таблоид и доставлять в расположение разведывательного батальона в распоряжение капитана Волошина для последующего его распроса с применением средств и методов, запрещенных как законодательством РФ, так и декларацией прав человека ООН. Двоих человек так действительно задержали. Один из них был обычным местным жителем, пытавшимся прицениться к солдатам на тему возможной покупки старого бушлата или ватника, бо холодно, декабрь месяц, а отопление Чубайс не топит, а вот второй оказался действующим офицером разведки "Чеченской Республики Ичкерия". Потрошил его лично капитан Волошин, имевший прекрасный опыт ведения допросов еще в бытность молодым летехой в провинции Кандагар. После первых трех ударов по почкам и демонстрации довольно ржавого и зазубренного мачете в районе собственной паховой области, чеченец выложил все, что только интересовало наше командование, после чего был быстро закопан в ближайшем лесу, изрядно порадовав местную популяцию волков свежатинкой. Волки жрут волка... Такой вот природный каламбур!
   Дальнейший список проблем составляют явления уже лично-человеческого свойства, не имевших отношения к возвышенно-небесным сферам. Так на третий день целый батальон нашего полка в составе 37 БТРов укатил в совершенно противоположном направлении из-за ошибки механика-водителя головного драндулета. Не считая того, что водитель головной машины, свернувшей с намеченного пути, был хорошенько бит, весь корпус потерял три часа в полубесплодных попытках собраться и соединиться со своими оторвавшимися от материнской груди детишками. Солдаты кранили, командиры тупили не меньше нашего, но из-за разницы в должностном положении и организационно-штатной структуре сказать про них "кранили" нельзя из соображений престижа и хоть какого-то уважения к хоть каким-то представителям некогда гордого офицерского корпуса. Лишь Генерал оставался внешне спокойным и собраным, так как, вероятно, понимал, что делать ему нечего и действовать приходится с тем что есть в тех условиях, в которые Его поставили. В условиях, когда твоя группировка под гордым наименованием "Восьмой армейский корпус" меньше какой-нибудь сраной зачуханной стрелковой дивизии из тех, что штурмовали "крепость Бреслау". Только там дивизия ослаблена бесконечными уличными боями с немцами, прекрасно представлявшими себе свою участь (к слову, оказавшуюся куда более благополучной, чем их представления), а здесь... А здесь мы презренные отщепенцы общества, не сумевшие ни увильнуть от призыва, ни откупиться, ни заработать себе на кандидатские степени. Цирк уродов, отщепенцы общества. Но пользоваться надо тем, что есть. И Генерал, словно пророк Моисей из еврейских сказок об их собственном великом прошлом, собрал нас в стадо и повел за Собой вперед, по одному Ему (и Ему) известному пути. и оба Они с грустью глядели на нас сквозь толстые пластиковые оправы своих очков.
   Наше путешествие сквозь степи Северного Прикавказья продолжалось бесконечных пять дней. Вы просто не можете себе представить, что такое пять дней без нормальной возможности походить, побегать, попрыгать и вдумчиво, с книжечкой, посидеть в туалете. Даже гадить приходилось наскоро, второпях, совершенно не получая никакого удовольствия от этого процесса. Все остальное так же совершалось очень быстро. Консервы ели холодными. Питьевой воды было мало. Хлеба не было совсем. Зато было много сидения на жесткой и неудобной деревянной лавке десатного отделения БТР-60 и мыслей о том, как же хочется домой. Никогда еще меня не тянуло так в родной Нижний Новгород, домой. К слову сказать, у меня никогда не было ощущения, что вот это вот конкретное место является моим домом. Что казарма, что небольшая квартирка в родном городе ощущались примерно одинаково. Ну да, я там живу, храню свои вещи и сплю, но Дом ли это? А тут потянуло, словно бы магнитом. Уже предвкушалась хорошая холодная бутылка водки, домашние огурчики, запеченое мясо, большая тарелка картофельного пюре, улыбающаяся рядом Нина, такие любимые родители и братья, радующиеся моему возвращению... Осталось лишь дождаться, лишь пережить эти четыре-пять месяцев, пока я не услышу свою фамилию в очередном списке увольняемых в запас. А пока оставалось лишь трястись на лавке да читать романы Хайнлайна в надежде, что мы вернемся в Волгоград раньше, чем закончатся взятые в дорогу семь книжек.
   На шестой день произошло нечто неожиданное, но всеми давно ожидаемое - наш отряд сменил направление движения. Головная БРДМ-2 резко, чуть ли не заваливаясь набок, сделала поворот на юг и столь же медленно и практически величественно, как и до этого, повела колонну в направлении, как успели некотрые из нас заметить в триплексы, Города. Это вызвало некоторое нервное возбуждение и мы смотрели во все глаза, рассчитывая насмотреться на воспетые Лермонтовыми, Толстыми и Барятиными горные аулы, сакли и лихих чеченцев. Каково же было наше облегчение, что всего этого вокруг не наблюдалось от слова "совсем". Самые обычные села, населенные в своем большинстве русскими, которые еще несколько десятков лет назад считались жителями Ставропольского края. Теперь это считалось равнинной территорией Чечни, полагаемой дикими нохчами тоже частью их аллахоспасаемой "Ичкерии". Наша колонна практически тут же свернула с главной дороги на какую-то проселочную, не успев возбудить никакого интереса у местного населения. Ну проехали и проехали, главное, что в село не поехали. Местные жители ко всем вооруженным относились с недоверием и настороженностью, не ожидая от них абсолютно ничего хорошего.
   Какими-то проселками и буераками наш корпус так же двигался очень неторопливо, как обожравшийся и укушенный в зад снотворным медведь, ленивый и толстый. Тем не менее общее направление выдерживалось на юг, неумолимо и неотвратимо, как победа мировой революции в будущем. Какой - уже другой вопрос. Хоть революции в сфере радио-связи. Но эта революция откладывалась на дело дальнейшего будущего, пока мы, как хорошие скаковые лошади, дрожали в предвкушении неизвестности. Никто не знал и не понимал, что же нас такое ждет впереди. Никакой афганский опыт родственников и далеких знакомых помочь в этом деле не мог, потому что "афганцы" воевали в чужой стране с людьми, с которыми невозможно общаться без переводчика. Мы же сейчас находимся на территории своей страны, объединенной условным правовым полем, якобы работающей Конституцией и худо-бедно понимаемым всеми общим языком. Условно говоря, мы даже не знаем, по чему мы передвигаемся. То ли эта территория вражеская, так как Чечня объявила о своей самостийности и теперь к ней в гости пришел мишка отбивать свой угол берлоги, то ли это территория наша, раз уж мы восстанавливаем конституционный порядок в рамках своей собственной эрефии. Впрочем, Генерал быстро разрешил все наши споры, объявив поход "по-боевому", после чего мы послушно начали забираться на крыши БТРов, холодные и продуваемые всеми ветрами.
   Наконец, к утру 24 декабря мы выехали к Тереку, причем выехали в весьма оригинальном составе. Так как Генерал логично рассудил, что все нормальные переправы через Терек будут под прицелом чеченцев, то колонна выехала к реке абсолютно проселочной дорогой, местами переходящей в степное бездорожье. При этом перед колонной на удалении в три часа ехала колонна поменьше в составе разведбатальона, мостостроительного батальона и нашей роты в качестве охраны строителей. Задачей нашей было как можно более скорое наведение переправы, после чего мы должны были обеспечивать его охрану до подхода и переправы основных сил на южном (разведчики) и северном (мы) берегах реки соответственно. А потому уже в четыре часа утра, посреди зимней тьмы и лунного света перед нами неровным светом заблестела водная гладь одной из великих казацких рек.
   - Приехали! - сухо пробормотал Спиди, с громким стоном выкарабкиваясь из БТРа и падая прямо в сугроб.
   Его можно было понять. За время движения двигатель три раза делал мозги, то отказываясь употреблять полученное горючее, то просто внезапно самозаглушаясь, то просто подозрительно похрустывая. И такая остановка для него была настоящей манной небесной, благо вид что с брони, что с его сугроба открывался великолепный. Широкая мерцающая поверхность реки своей мелкой рябью отражала лунный свет и о чем-то ласково шептала. На том берегу призывно белел снегом лес, словно бы и не подозревая о таких благах цивилизации, как вырубка, парниковый эффект и дыры в озоновом слое. Пока мостостроители, матерясь, наводили мосты, мы тут же начали жечь костры, курить, болтать и радоваться жизни. Никакой службы по охране и не велось, так как нам казалось невероятным, что кто-то может набраться храбрости и атаковать усиленный (окей, неполный) батальон с БТРами в голом поле. Оружие, конечно, у всех было под рукой, но это было скорее дело привычки и нежелание "залететь" на утерю оружия, "установленную" каким-нибудь особо бдительным офицером.
   Напряжение четырнадцати последних дней марша испарилось, словно бы его никогда и не бывало. Где-то нашелся хлеб, вкусная тушенка грелась в банках на кострах, во флягах плескались разбавленные концентраты всяких химических напитков с "очень" апельсиновым или вишневым вкусом, а утоптанный снег по мягкости не уступал и спальному мешку. Что еще было нужно для счастья? Разве что только покурить. Я достал сигарету и захлопал по карманам в поисках спичек.
   - Блин, у кого спички есть?
   - М? - спросил Юра Семецкий по прозвищу "Юрес", тот самый, что приглянулся прелестной горянке в Кизляре.
   Он как раз в этот момент доставал из коробка спичку.
   - О, Юрес, дашь потом прикурить?
   - И мне! - тут же встрепенулся Геродот.
   - Мгм! - согласно кивнул он, чиркнув спичкой о коробок, прикурил свою "Приму", после чего протянул спичку нам.
   Мы счастливо задымили, даже не услышав раздавшегося выстрела...
  
   "В ходе внезапной атаки, совершенной отрядом чеченских сепаратистов 24.12.94 в 4.21, был убит ряд. Алтынов В.В., получили ранения мл. серж. Шибальдин А.М., ряд. Крестовский Е.К. Противник потерял 10 чел. убитыми и 2 чел. ранеными, которые затем были взяты в плен." (Из записи в книге боевой службы временно исполняющего обязанности командира 2-й мотострелковой роты 255-го мотострелкового полка лейтенанта Петренко М.Н.)
  
   ...который разнес голову Юры. Вот еще только что вы валялись в снегу, довольные, курили сигареты, как вдруг р-р-раз - и голову кого-то рядом с тобой насквозь прошивает пуля, заляпывая снег, костер, консервы и тебя самого кровавыми ошметками мозга еще недавно живого человека. Кровавая кашица заляпала мне лицо и я от неожиданности дернулся, отер лицо рукой, посмотрел на получившуюся красно-серую массу и начал блевать.
   - Ду-дух! - тем временем пронеслось над рекой.
   - Блять! Санитар! Санитар! - истошно завопил Сержант, беря тело Семецкого за руку и оттаскивая за рядом стоящий БТР.
   - Тревога! Нападение! Тревога! - неслось со всех сторон.
   - Буэ-э-э-э-э буэ! - отвечал я им, желтым потоком извергая из себя все то, что только что было съедено.
   - Санитар!! - орал Витя.
   - Бегу! - завопил Крестовский, и в самом деле возникая рядом, тут же бухаясь на колени перед трупом и пристально оглядывая черепную коробку. - Бля... Сержант, он мертв!
   - Сука! Сука! Сука! СУКА!! - заорал Носов, с размаху пнув колесо БТРа. - Не может быть! Этого не может, блять, быть!
   Крест поднялся на ноги и дал хорошего ему хорошего леща.
   - Блять, да успокойся ты! Он умер!
   - Буэ-э-э-э!
   Я кое-как отер рукой заляпанный чем-то рот и зачерпнул рукой чистый снег. Надо было утереться.
   - Блять... Крест!!
   Снова грянул хлесткий выстрел. Подняв голову, я увидел, как тело Крестовского медленно, словно в замедленной съемке, опускается на колени. Это было так мило и романтично, словно бы сцена сошла прямо с экрана какого-нибудь фильма о рыцарях вроде "Баллады о доблестном рыцаре Айвенго". Было бы, если бы бушлат Креста не стал бы стремительно краснеть от крови...
   - Суки! - закричал Фиш, ужом залетая в БТР и разворачивая башню на другую сторону реки.
   Два пулемета трассерной плетью ударили по противоположному берегу, ломая кусты, тоненькие деревья, прошивая насквозь сугробы и окончательно уничтожая все то умиротворение, владевшее нами еще пару секунд тому назад. По лагерю носились солдаты, искавшие своих командиров, бронемашины, оружие и маму впридачу. Шум, крики, вопли, мат, какие-то беспорядочные автоматные и пулеметные очереди вникуда довершали картину полной анархии на грани паники.
   - Бля, кто-нибудь, помогите! - закричал Сержант.
   Перестав оттирать снегом лицо я взял свой рядом лежащий автомат, закинул его за спину и на четвереньках пошел в направлении голоса Витьки, ничего не понимая, ничего не соображая и перестав обращать вообще внимание на что-нибудь вокруг. В голове билась лишь одна мысль: "Надо помочь Сержанту". С чем, зачем - неважно. Автомат своим ДТК загребал снег и землю, которые забивались внутрь. Левая рукавица промокла насквозь, штанины тоже.
   - Да куда ты, блять, прешь?! - услышал я гневный вопль и тут же получил удар чем-то тяжелым по голове.
   Удар помог. Внезапно из бесконечного мельтешения самых разных красок перед глазами появилась осмысленная картинка - обалдевший Спиди, замахнувшийся на меня прикладом своего автомата. Но голову словно жгло огнем от боли.
   - Бля-я-я-я-я...
   - Сука, хули ты под пули лезешь? - рявкнул он, толкая меня к Сержанту. - На, помоги ему! - а сам продолжил поливать тот берег частыми очередями.
   Стрельба все нарастала причем, судя по стучавшим градом о броню пулям, с обеих сторон. У переправы громко ухнуло два взрыва.
   - Бля, сраный пиздец! - выматерился Сержант, доставая из кармана ИПП. - Хуле зыришь, помоги!
   В четыре руки мы кое-как сняли с Креста бушлат и, разорвав с помощью штык-ножей форму, принялись его бинтовать. Пуля вошла ему в плечо, вызвав обильное кровотечение, и застряла там. Ничтоже сумняшеся, мы наложили один бинт на рану, а вторым тут же принялись обвязывать его.
   - Бдух! - раздался рядом новый взрыв.
   Я оглянулся. Горела одна из грузовых "Шишиг", подожженая то ли метким, то ли абсолютно случайным выстрелом из гранатомета.
   - Хуле зыришь, бля?! Помогай давай!
   Мы споро перевязали его как могли.
   - Так, бля, куда его? - спрашиваю. - Может, в грузовик и пусть катится навстречу колонне?
   - Ага, бля, так тебе и дали грузовик! - фыркнул Сержант, вернув себе былую рассудительную серьезность. - Так, надо его в БТР положить!
   - Уверен?
   - Бля, МУХОЙ!! - зарычал он.
   Подчиняясь диктату, я кое-как, дрожащими руками, откинул десантный люк, забрался внутрь и начал затаскивать подаваемое мне тело. Крестовский мычал и ругался от боли.
   - Потерпи, брат, сейчас все будет! Сейчас!
   Одев на него тот бушлат, я застегнул его и устроил на полу десантного отделения, перед этим вколов шприц-тюбик промедола.
   - Давай, сейчас тебе полегчает. Лежи! Мы доктора позовем! - говорю, вылезая затем из "шестидесятки".
   - Блядское, сраное дерьмо! - проворчал Витя, меняя магазин. - Сраное говно!
   Прямо на наших глазах три БТРа, густо облепленных разведчиками, медленно въехали в воду и устремились на тот берег, пока мы продолжали стрелять непонятно куда и непонятно в кого. Я выпустил два полных магазина прежде, чем до нас добрался ротный и заорал прямо в ухо:
   - Прекратить огонь!
   Некоторые уже и сами перестали стрелять, кое-как сообразив, что могут в таком беспорядке попасть своим в спину.
   Тем временем разведчики на своих транспортерах выбрались на другой берек Терека, спешились и практически тут же завязался новый бой, в котором мы уже были невольными зрителями, напрашивающимися на встречу с какой-нибудь залетной пулей. При помощи трех тяжелых и трех ротных пулеметов они быстро зачистили лес и выстрелом зеленой ракеты дали знак, что можно продолжать строительство моста. Его удалось завершить только к тому моменту, как из-за холмов показалась БРДМ-2.
   Против наших ожиданий, потери за время этой ночного боя оказались невелики - один убитый и трое раненых, из которых только один был мостостроителем, а остальные относились к нашей роте. Но моральный дух и состояние личного состава было на уровне пробитого дна, потому что снизу постучали. Страх от возможной смерти, которая ошиблась всего на пару сантиметров, на десятых долей градуса, липкой пленкой оплепил меня и очень-очень медленно сползал на землю, растворяясь в рассветных лучах солнца. Мне все еще казалось, что мое лицо облепляют мозги Юреса и это напоминало какое-то психическое заболевание. Лицо уже горело от колкого снега, а я продолжал тереть его и тереть, словно стараясь смысть само воспоминание об этом из каждой клеточки кожи, из каждой крохотной поры, куда могла попасть хотя бы доля его ДНК.
   - На, будешь? - спросил Сержант, подойдя ко мне и протянув пачку сигарет.
   Я зацепил одну, совершенно механически прикурил от его зажигалки и выкурил в три затяжки. Витя протянул вторую. Она задержалась на пять. Лишь третья пошла нормально и когда я ее докурил, то меня вырвало от переполненности организма никотином.
   - Ты как? - спокойно поинтересовался Витя.
   - Буэ-э-э-э-э! - отвечаю ему, согнувшись в три погибели. - Ахуе-бэ-э-э-э-э-э...
   Проблевавшись желчью, я снова зачерпнул снега, отер рот, сплюнул и потянулся к фляге. Прополоскав рот водой, холодной настолько, что сводило зубы, сплевываю ее и, наконец, встаю на ноги, пошатываясь и в итоге облакачиваясь на БТР как на последнее средство спасения в этом циничном и жестоком мире.
   - Это пиздец! - резюмирую я сразу все. Свое состояние, ночное происшествие, мое отношение к нему, мое впечатление от первого убитого прямо на моих глазах, мою и без того хлипкую веру в Бога, еще больше пошатнувшуюся от того, насколько мерзко умирает человек...
   - Пошли выпьем, - махнул он рукой в сторону своего БТРа. - Фима! Фима, мать твою! Неси!
   В эту ночь я заснул, наверное, только потому, что был вусмерть, в слюни пьян. И все равно, стоило лишь мне закрыть глаза, как перед глазами вновь восставала эта сцена: курящий Юрес, довольный жизнью и теплом костра, пролетающая сквозь его голову пуля, кроваво-красная взвесь, оседающая на снегу и моей одежде... На следующее утро я проснулся весь совершенно разбитый, с диким похмельем и ничего не понимающий. Впрочем, не только я. Вся группировка напоминала каких-то сонных мух и полупьяных ежиков. Однако к середине дня под принудительными пинками офицеров мы быстро стряхнули с себя сонно-убийственное боевое оцепенение и послушно исполняли приказы бегом. А 25-го числа, когда мы уже прибыли в Толстой-Юрт и начали обустраиваться, то ночью уже ничего не приснилось. Было и было. Главное, что мы еще живы и можем отомстить.

Глава 5

Утро

   Никто не знал, когда войска пойдут на штурм Города. Слухи ходили разные. Часть из них развеял ветер истории, часть оказалась плохо замаскированной полуправдой, однако факт остается фактом - точное московское время начала операции назначено не было. Однако уже 25 декабря, едв прибыв в Толстой-Юрт, мы уже знали, что где-то там, в 10-12 километрах от нас стоит Город, в который нам предстоит входить. Вопрос лишь "когда". Нами овладело какое-то предгрозовое безразличие. Каждый знает, что над головой собралась туча, что она очень черная и вот-вот "бабахнет". И ты сидишь, смотришь вверх и думаешь: "Бля, хоть бы уже бахнуло! Чего душу тянуть?". Именно такое состояние тогда заполняло нас, медленно переставляющих ноги на завтрак-обед-ужин-отбой-наряд.
   Впрочем, не только мы абсолютно не понимали суть происходящих вокруг нас великих исторических событий. В остальных группировках, как удалось установить из довольно ленивого радиообмена между особо болтливыми радистами, царило все то же самое "Лишь бы поскорее!", пронизывающее абсолютно все уровни командования от начальника ОГВ до самого последнего рядового мотострелка Худабердыева, спустившегося с гор за солью и забранного в армию. Более того, как выяснилось из тех же "сортирных речей", у командования даже не было планов проводимой операции и они их сейчас выдумывали чуть ли не на коленке, давая чеченцам еще сильнее укрепить Город в ожидании нас. Интересно, а они что, ожидали, что завидев наши искалеченные жизнью и временем колонны под командованием людей с нафталином в мозгах, нохчи быстренько сдадутся и вынесут символические ключики от Города в зубах у спеленутого Дудаева? А заодно сдадут свои тонны оружия, зароют зинданы, отпустят рабов и все, наступит на земле российской полный конституционный порядок и благорастворение в воздусех? Ошибочность этих представлений Геродот высказал еще 26 декабря, когда, в очередной раз ведя рассказ о Кавказских войнах для интересующихся местным колоритом однополчан, сказал:
   - Чеченец делится на два типа: крестьянин и разбойник. Крестьянин пасет скот, как-то возделывает свою террасу под помидоры и живет, торгуя баранами. Таких мало. А большинство - это разбойники. Отнять и поделить. Слов не понимают, всего добиваются лишь силой. И только силой их можно заставить что-то сделать. Пока не макнешь в говно, хер чего добьешься. А как макнешь - так смотри, чтобы он тебе кишки не выпустил. Сравнивают себя с волками, "свободными животными, вах!". Не волки они. Падальщики. Дерьмо пернатое. А мы к ним, как к людЯм пытаемся...
   Но командование продолжало вафлежуйничать и сосать хер. Ежику понятно, что защищали мы здесь не русских, не закон и не сраную Конституцию, принятую под дулами танков. Срать наше правительство хотело на закон. Захотел Борька-Алкаш нарушить закон в 93-м году и нарушил. И хоть кто-то его остановил? Ведь когда "подкалиберные" фугасы разносили Верховный Совет, не было у нашего Гаранта власти и быть не могло. Потому что по закону власть принадлежала ВС и его председателю Хасбулатову. И до сих пор он где-то ходит по земле, неприкаянный законный правитель России-батюшки, нахуй никому не нужный, потому что старик Мао был прав, когда утверждал о преемственности власти от винтовок ее сторонников. А сказать в качестве оправданий за собственные поступки можно много чего. Отговорки, что жопа, найдутся у каждого. Вот истинные причины всегда куда глубже, чем кажется даже самому объективному и разумному политологу на телевидении даже по ТВ6.
   Что есть в Чечне такого, что может представлять собой хоть какую-либо ценность? Вряд ли ее население. Для власть имущих что сотней тысяч больше, что сотней тысяч меньше не составляет никакой разницы. Главная ценность любой территории заключается в той финансовой выгоде, которую за нее можно получить. Здесь это нефть. Не так уж много, чтобы устроить сытую жизнь Саудовской Аравии или Катара, щедро жертвующих миллиончик-другой на нужды исламской революции (боже, более пошлого высказывания не мог придумать даже Черномырдин!), но и не так уж мало, чтобы оставить этот поток бесхозным. Сейчас на нем весьма плотно сидели чеченцы и те олигархи, которые активно помогали строить в этой республике получившийся цирк уродов. Им на пятки активно наступала другая группировка олигархов, не успевшая подсосаться к чеченской нефтяной трубе и теперь активно желающая компенсировать свои моральные страдания и муки ожидания миллиардиком-другим бакинских рублей, полученных за счет экспроприации нефтянки в свою пользу. Ну а так как в России каким-то чудом еще запрещено иметь свои частные армии, то был использован простой, как валенок, метод использования подконтрольного им государства вообще и силовых структур в частности. Сидит там наверху где-нибудь в жопу пьяный Бориска, а ему говорят, мол, мы вот Грозненский НПЗ хотим, а за это тебе откатик и бутылочка водочки сверху залакировать. И эта мразь охотно подписывает указ нумер 2169 "О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики", после чего хлопает водку и идет в баню лимонить на проституток свой висячий хер, потому что не стоит. А тем временем во исполнение этого указика сраный Паша-Мерседес со своим ебаным помощничком Колесниковым, получив по мзде малой, собирают на прогулку в Город части со всего КСКВО, создавая Объединенную Группу Войск из всех подручных больных, инвалидов, калек, умственно отсталых и откровенных мудаков. Позорище! Обескровленная армия искалеченной страны выполняет частный заказик кучки финансовых уебков, мозгов которых хватает только на то, чтобы украсть все, что плохо лежит и не привинчено к этой планете на титанировый саморез.
   Так что, дорогой мой солдатик, на! Возьми газету "Красная Звезда" или какую другую правительственную макулатуру и хорошенько подотри ей свою ослабевшую от поноса жопку, потому что любые содержащиеся в ней слова на счет долга, совести, чести, присяги и родины стоят дешевле, чем затраченная на них типографская краска. Ты лишь дешевый инструмент выполнения задач в интересах очередного миллиардика баксов. Ты стоишь дешевле, чем даже твой автомат, потому что автомат можно списать "налево" и продать с большой выгодой куда-нибудь в Африку или Ближний Восток, где он будет с охотой куплен. А ты вообще никто, полное ничтожество. И нахер никому не сдался, потому что русские бабы, блять, еще нарожают. А пока ты корячишься в своем стылом окопе вместо палатки с печкой, эти олигархи, которые дерутся за сраный НПЗ, на тебе еще и денег заработают, так как на войне требуется все, начиная от гвоздей и заканчивая цинковыми листами для гробов. Это многомиллиардные поставки, на которых знающий человек может нажиться не меньше, чем какой-нибудь ЗемГор времен Империалистической. Армия и так поглощает огромное количество ресурсов, а воюющая армия нуждается всегда и во всем и ей еще всегда и не хватает. Так что, дорогой мой солдатик, ты не просто орудие денег. Ты средство их зарабатывания прямо здесь и сейчас, не отходя от кассы. Смирись. И иди в атаку. И, желательно, сдохни. На трупах тоже деньги неплохо делаются.
   Нет, разумеется, имелись и некие общегосударственные причины для того, чтобы провернуть такую операцию. Основной причиной для этого был Татарстан. Сраный, мать его, Татарстан. Тяжелое наследие хана Узбека, принудительно исламизировавшего Золотую Орду, которое не позволило им, подобно нам, кряшенам, полностью инкорпорироваться в русскую культуру и мир. Крики о самостийности там раздавались с самого 1991 года, а так как Казань к Москве была куда географически ближе, то и на вопли о независимости реагировали острее. У татар тоже была нефть, развитая промышленность, на которой они даже работали, а также какая-никакая, но культура, созданная до СССР (у чеченцев ее не было совсем), что позволяло строить свою государственность не на пустом месте и грабежах, а на хоть каком-то историко-этнографическом базисе.
   Разумеется, все споры относительно независимости были лишь поводом для перераспределения финансовых потоков. Местные элиты хотели оставить у себя как можно больше, в то время как Москва настойчиво требовала поделиться и хотела всячески поучаствовать в соограблении республики. И каждый раз, когда федеральные олигархи пытались увеличить свою долю, местные тут же доставали из подпола и заботливо сдували пыль со своих вшивых представлений о великом прошлом татарского народа. Увы, татар было 7 миллионов в 150-миллионной Ресурсной Федерации, а не 20% населения страны, как хорватов в социалистической Югославии, так что им светило лишь большое и решительное нихуя. Но боевые действия в большой и густонаселенной республике выглядели не самым лучшим решением. Федеральным олигархам требовался небольшой, но показательный пример, чтобы приструнить недовольных. Срочно требовалось одновременное повторение маршей советских танков и десантников в 1991 году в самых разных концах Союза и маленькая, но донельзя победоносная война. Небольшое бряцание оружием, пара очередей в воздух, немножко убитых, что-нибудь раздавленное танками, дабы показать, что Москва не остановится ни перед чем для того, чтобы продолжать доить регионы. На этом фоне небольшая и немногочисленная Чечня казалась весьма хорошим выходом, благо опыт боевых действий в Грузии и между Арменией и Азербайджаном показал полную неспособность населения этого региона к хоть каким-то осмысленным боевым действиям сложнее, чем растянуться цепью и, после первой попытки взять село, бежать от очереди из единственного пулемета. Казалось, что все получится само собой и стоит только войскам подойти, как старейшины родов тут же выдадут нам идеолога золотых краников с верблюжьим молочком аккуратно спеленутым и с огнестрельной дыркой в голове, дабы чего лишнего не напиздел.
   Вы умрете со смеху, но здесь даже имелись огромные интересы геополитики. Самыми очевидными из них были интересы чертовых ближневосточных нефтеносных монархий, да закатают их дети Иеговы в радиоактивное стекло. Не обладая, в отличие от Израиля, атомным оружием (и прекрасно понимая, что в мире нет НАСТОЛЬКО ебанутых личностей, чтобы им его дать), саудиты грезили о мировом господстве. Разжиревшие на нефтеносном нихуянеделании шейхи, обыденное увлечение которых заключалось в том, чтобы трахать труп распотрошенной прямо у них на глазах стриптизерши (настолько их все пресытило), мечтали о владычестве над всей уммой. Эти мысли о зеленой тряпочке с червяками над всем миром изрядно подогревались наличием у них Медины и Мекки, которую сраные англичане позволили им захватить в далеких 20-х годах 20 века. Религия - это тоже валютный ресурс, который можно как продавать, так и использовать. А святые города всегда были особо ценным товаром, которым арабы, прирожденные торговцы, весьма грамотно распорядились Десятки тысяч нихуя не образованных голожопых крестьян, запичканных мечтами о райском саду с 72 гуриями, в которых неожиданно превратился обещанный ихним пророком весьма вкусный виноград без косточек, готовы были порвать кого угодно, неся тьму религиозной мысли на своих штыках. Вчерашние пастухи верблюдов, превращенные волей Двигателя Внутреннего Сгорания в одних из вершителей судеб мира, активно переделывали мир под себя и не последняя роль в нем отводилась Чечне. Полное отсутствие контроля со стороны властей над этим регионом позволяло вести активную пропаганду идей очередного "чистого ислама", подогревая честолюбивые намерения местных полевых командиров деньгами и хорошими, опытными наемниками, зачастую уже имевшими опыт сражения с проклятыми "шурави" в Афганистане. Предполагалось, что Чечня станет только первым шагом и вслед за ней с российской ветки отпадут другие мусульманские регионы вплоть до Урала включительно. Баян, классика.
   Но неужели вы думаете, что вчерашние верблюдопасы способны на сложные политические комбинации? За ними прозорливо наблюдали руководители более высокого звена из Вашингтона, охотно поощряя подобную адресную самодеятельность на территории России. США не хотели повторения Холодной войны, из которой только чудом и нашей собственной дуростью вышли победителями. Следовало окончательно додавить медведя, превратив его в ручного котенка. Москва, по представлениям Белого Дома, должна была стать полной политической пешкой в руках сильных мира сего, охотно продавая свои ресурсы может быть даже и не совсем по бросовым ценам, но точно не помышляя о мировом господстве. Словом, ее хотели старательно низвести до уровня Германии - в целом полезной страны, обладающей некоторым весом и потенциалом, но откровенно лишенной национальной гордости. Нет ее у немцев, совсем нет. Лишили страны-победительницы. И если ГДР все же позиционировалось как государство немецкого народа, такого же народа-победителя над нацизмом (неужели вы забыли про тельмановцев?), то ФРГ огребло все мировые оплеухи за свое постыдное прошлое, каждый год, месяц и неделю публично извиняясь за многочисленные преступления нацизма. Россия должна была стать такой же. Постоянно извиняющейся за свой коммунизм, покорной и не помышляющей о статусе большем, чем региональная держава. В таком случае ее бы простили, приняли в братскую семью демократических народов и, может быть, даже бы позволили жить как-то нормально, а не издыхать под натиском и весом сотен разжиревших ублюдков типа Егора Гайдара, Борьки Ельцина и прочей мудозвонисто-Чубайсовской братии, место которой на Бутовском полигоне в расстрельной яме.
   Куда более тонкая игра задумывалась куда более серьезными игроками. Европа играла в свои политические игры еще тогда, когда прадеды прадедов нынешних богатеньких шейхов гадили в пеленки, и будет в них играть после кончины наших правнуков. До недавней поры политическая активность серьезно сдерживалась фактом нахождения на ее территории войск двух ядерных держав, которые плевать хотели на их мнение, границы и культуру разумного приспособленчества. Советские армии планировали за 10 суток дойти до Английского канала и полюбоваться на траурные останки тонущего и нахер никому не нужного туманного острова, пока в северной части соседнего острова радостные до усеру католики режут охуевших от такого поворота протестантов. Американцы намеревались сдерживать Советы в его Восточном полушарии как можно дольше, не давая ему забраться в родное и любимое Западное, используя для этого, соответственно, все доступные силы и средства ядерного распада. Оба этих варианта были прекрасно осуществимы одновременно, правда, к великому сожалению Европы, абсолютно не учитывали ее интересы. Теперь же, когда самая страшная угроза - советский сапог в устье Сены - была фактически уничтожена, европейцы собрались заняться ликвидацией для себя угрозы Вашингтона, который победил в Холодной войне и в один прекрасный исторический момент времени обнаружил себя единственной мировой сверхдержавой. Фактически, США проиграли Холодную войну фактом своей победы в ней, так как все политические блоки и союзы строились именно на основе борьбы с Варшавским Договором и бегающими по лесам Африки племенными вождями-коммунистами. Лондон, Берлин и Париж, не имея никакого желания и дальше находиться под плотной опекой доброго дядюшки Сэма, решили стравить американцев с каким-нибудь другим противником, в качестве которого ими был выбран тандем из Ресурсной Федерации и Китая. Обладающий неисчерпаемыми людскими ресурсами Пекин и все еще имеющая ядерное оружие Москва идеально дополняли друг друга в качестве новой весьма серьезной угрозы Pax Americana. Другое дело, что для этого Россия должна была представлять из себя хотя бы какое-то подобие целого государства, то есть парад суверенитетов на ее территории допускать не следовало ни в коем случае, но и усиливаться давать нельзя, а то как перестанет дружить с кем надо и против кого надо...
   Впрочем, какое дело обычному пехотинцу до подобных высоких материй? Солдат спит, сидит, идет, стоит, есть, прячется от начальства - а служба его идет, неумолимо приближаясь к вожделенному увольнению в запас. Мы смотрели на юг, где за лесами и туманной дымкой взгляд дорисовывал очертания Города и думали: "Когда же уже начнется?". Но началось все веселье без нас. 30 декабря отряд 33-го мотострелкового полка выдвинулся из Петропавловского по шоссе и начал медленное, планомерное продвижение к мосту через Нефтянку, где и занял оборону. Накал боев там был такой, что несколько раз артиллерия поддерживала их огнем из Толстой-Юрта прямо из расположения корпуса. Преодолев дачный пригород, мотострелки зацепились за свой берег реки и азартненько перестреливались через нее с дудаевцами, явно решившими, что мы пойдем тут.
   А пока 33-й полк выполнял свою задачу, в нашем лагере проходили последние лихорадочные приготовления к выдвижению в Город. Расслабленность последних дней словно бы куда-то испарилась, уступив место бешеном приливу энергии. Генерал исходил из самого наихудшего варианта развития дальнейших событий, поэтому БТРы битком набивались боеприпасами и лекарствами. Ящики с патронами крепились на броню, тем самым увеличивая ее стойкость к гранатометным выстрелам. Водители не вылезали из своих машин, стараясь довести до ума и кондиции любую мелочь, способную только отказать в плановом порядке. Пехота набивала магазины патронами, укладывала их в подсумки и карманчики на бронежилетах и с непонятной смесью тревоги и облегчения ждала дальнейших действий. Ночью никто не мог сомкнуть глаз. Лежа в тесном нутре "шестидесятки", я ворочался и изо всех сил пытался успокоиться. В конце концов, кто знает, что завтра будет? Мы же не Берлин идем штурмовать, а с бандитами воевать. Пусть и опытными, пусть и хорошо вооруженными, но бандитами. Организация родо-племенная, порядка мало, кто кому подчиняется вообще непонятно. Должны сломить.
   Наверное, у нашего Генерала было какое-то предчувствие. Вот никто не знал, когда будет штурм, а Он знал. Или предполагал. Или чувствовал. Приказ о взятии под контроль Города (даже не штурме, а именно взятии под контроль) пришел лично от Паши-Мерседеса. В жопу ужратый, готовый праздновать свой день рождения с шиком и размахом, этот ушибленный на голову десантный полудурок явно считал, что взятие его станет отличным подарком как ему на день рождения, так и не менее бухающему Борьке-Алкоголику к знаменательной дате. Так сказать, благодарная армия - благодарному Бореньке! С Новым 1995 годом, дорогой ты наш Ублюдочный Рассиянин! Требовался шикарный пропагандистский ход, не менее эффектный, чем красное знамя над Рейхстагом к 1 мая. Вот только Берлин к 1 мая действительно уже слабо трепыхался в отдельных районах и по отдельным подвалам, в то время как мы еще даже не добрались до окраин этого сраного Города, а 33-й полк всю ночь перестреливался с закрепившимися на кирпичном заводе чеченцами.
   И тем не менее приказ на вход поступил. После долгих уточнений, проверок и совещаний наш корпус двинулся в направлении Города еще затемно, в шесть сорок пять. Усевшись на броню БТРа поудобнее, я дослал патрон и поправил ремень "Мухи", изрядно отягощавшей спину. Ручные гранатометы нам выдали буквально за два часа до входа и лейтенант Петренко долго инструктировал нас, как этой штуковиной пользоваться, потому что нарисованное на картинках инструкции было чем-то таинственным и непонятным, а в нашей рукожопости он и вышестоящее начальство нисколько не сомневались. Тем не менее, РПГ-18 мы получили с запасом, а колонна вышла из Толстой-Юрта, оглашая всю округу вообще и Терский хребет в частности, что федералы выехали из своих нор.
   Честно говоря, никакого страха перед тем, что должно было произойти дальше, я не чувствовал. Ну, подумаешь, 33-й полк сцепился с боевиками за мост через Нефтянку. Подумаешь, санитарная "Шишига" вывезла оттуда в корпусной госпиталь пятерых раненых. Раненых же, не убитых. Казалось, что собравшаяся сейчас в кулак мощь под командованием нашего Генерала раздавит любое сопротивление, как виноградинку. В конце концов, мы же смогли добраться сюда без тех приключений, которые выпали на долю остальных группировок, регулярно обстреливаемым из леса, недосчитывающимся по утрам украденных солдат... Война как явление воспринималась нами только по беспощадным схваткам Великой Отечественной и Афганской войн, а потому то, что разворачивалось сейчас полагалось чем-то не настоящим, а недавнее происшествие с Юрой Семецким - и вообще не существенной случайностью. Разумеется, здесь тоже можно погибнуть, вот только шансы этого казались очень маленькими. На нашей стороне, в конце концов, такая силища! Сотни БТРов, десятки единиц артиллерии, самолеты, вертолеты! В ту пору я, как последний идиот, еще измерял силу армии в единицах бронетехники...
   Как потом оказалось, согласно планов нашего высокомудрого начальства во главе с командующим группировки Квашниным, наш корпус должен был войти в Грозный бодрым маршем по Петропавловскому шоссе. Учитывая, что все предыдущие планы столь же прекрасно становились то ли известны противнику, то ли просто казались полной неудачей, Генерал пошел своим, ведомым лишь одному ему путем. Мы проследовали по извилистой дороге сквозь Терский хребет и, переехав через какую-то речку-говнюшку, сразу же съехали направо, по небольшой дороге, ведшей к какому-то бывшему колхозному коровнику. Там наша колонна оставила небольшой пост из 4 разведчиков, а сама, не замедляясь, свернула в заснеженное поле, носившее следы активной жизнедеятельности не только животных, но и пары хорошо протоптанных человеческими ногами троп. Техника споро шла по относительно ровной местности, а мы вглядывались в подсвеченную рассветом местность, то и дело ожидая выстрелов. Однако все обошлось и через полчаса такого относительно спокойного движения колонна достигла леска, который проехала прямо насквозь, оглашая окрестности треском и сдавленным матом некоторых невезунчиков, исхлестанных ветками по особо чувствительным и болезненным областям физиономий. А еще через десять минут впереди показались очертания домов.
   - Что это такое? - спрашиваю, ткнув пальцем.
   - Алхан-Чуртский! - ответил Геродот. - Село-пригород, я на карте видел!
   Мы обошли село с севера и, круто повернув на юг, с запада, быстро достигнув берега Нефтянки в совершенно не предусмотренном для этого чеченцами месте. Переправа проходила штатно и даже скучно, но я все же перебрался со ската на крышу, подальше от ледяной и, почему-то, не замерзшей речной воды, хотя ее было не так уж и много - только лодку корпуса намочить. Но текла она вполне стремительно и сомнений в том, что если упадешь в нее в полной сбруе, то нахрен утонешь, не было никаких.
   А впереди показались очертания Города...
   - Бля, холодно чет! - заворчал Без Пяти, сумев все же донести все свое недовольство сквозь рев и урчание десятков двигателей.
   - А ты че хотел? - спрашиваю, доставая сигареты и тщетно пытаясь прикурить от спичек.
   Бесполезно. Их задувал ветер.
   - Сука! - вышвыриваю коробок в снег. - Есть зажигалка?
   - Ага! - кивнул он и протянул мне заветный предмет.
   Но тут откуда-то спереди раздался взрыв. Наша "шестидесятка" резко остановилась, а заветная зажигалка рухнула куда-то в снег.
   - Все с брони! - кричу, сам спрыгивая в сугроб.
   Нахер зажигалку, жизнь главнее! Той же самой мысли придерживался и сам Без Пяти, обычно прижимистый.
   Спереди начали раздаваться автоматные очереди и грохот пулеметов.
   - Бля, сука, что за сраный пиздец?! - бормочу, оглядываясь.
   - Чеченцы! - заорали истошно спереди, как будто кто-то еще не догадался.
   Раздался еще один взрыв. Шум стрельбы все нарастал, причем с обеих сторон. Кое-как развернувшись в сторону головы колонны, я заметил чадящую головную машину, пять медленно отъезжающих назад БТРов и спешившихся наших, которые бежали к месту боя. Кое-как преодолев земное притяжение и вес всего находящегося на мне снаряжения, поднимаю автомат и бегу со всеми вместе в небольшую рощицу, за которой и шел бой. И лишь там, устроившись за небольшой сосной, я впервые увидел в лицо нашего противника. Это был невысокий, одетый в какую-то спортивную куртку с каской на голове чеченец, целившийся из гранатомета в технику. Большой бочонок его реактивной гранаты угрожающе зеленел на фоне всего остального блекло-серо-белого великолепия. Первый увиденный мной враг.
   Кое-как переведя флажок с предохранителя, вскидываю автомат и пытаюсь было выпустить в него очередь, но в концерт стрельбы для фортепиано с оркестром ворвался всего лишь один выстрел. Как и многие паникующие до меня, я слишком сильно дернул переключатель и тот встал на "ОД". Пуля послушно пролетела в направлении, указанном ему каналом ствола и затем улетела куда-то в белый свет. Четырехнувшись, перевожу положение переключателя, но того гранатометчика к тому моменту уже и след простыл.
   А тем временем в бой вмешивались все новые и новые участники с обеих сторон. Чертов лесок уже не мог вместить всех желающих спрятаться, потому многие залегали уже и в голом поле, подвергая себя опасности быть раздавленным слабо чего видящим в бронестекла водителем, в то время как у дудаевцев было полным-полно вещей, за которыми боец может сныкать свою тушку. И лишь через пару секунд, когда очередь из КПВТ прошлась по этим укрытиям, до меня дошло, что же это. Памятники. Мы деремся прямо на кладбище. Ну а что, и долго идти не надо!
   Однако у Генерала явно были свои планы на этот счет, равно как и на потерю нами драгоценного времени в безнадежной перестрелке криворуких. Вместо того, чтобы гнать пехоту в бой дальше, Он затребовал артиллерию.
   Знаете, это непередаваемое ощущение, когда снаряд врезается в землю и взрывается. Он словно бы избивает ее, словно грушу, отчего земля ходит ходуном. Знаете, раньше был такой эффективный метод прерывания беременности - хорошенько надавать бабе по пузу. Три-четыре хороших удара и у женщины выкидыш, а нежеланный ребенок, скорее всего, уже просто мертв. Вот то же самое примерно мы делали сейчас с планетой. Вот только ей нечем было разродиться. Она отдавала нам наших же мертвецов... Чеченцы, решив не испытывать судьбу, быстро отступили и мы бегом устремились за ними, наблюдая, как воронки от снарядов обнажили это место, показывая всем желающим гробы, истлевшие тела и свеженьких покойничков, которых мощь гаубичной артиллерии разорвала чуть ли не в куски. Сзади нас раздался щелчок. Репортер. Сделал фотографию. Наверное, в какую-нибудь газету отправит, в статью с заголовком "Сенсация! Федеральные войска воюют с мертвыми!".
   Под ноги мне попадается чья-то рука, обрубленная осколком. Мыском сапога равнодушно отшвыриваю ее обратно. Мне уже все равно. Блевать не тянет. И лишь взгляд провожает этот кусочек еще недавно единого и целого тела, орошающий окрестности вытекающей из разорванных сосудов кровью.
   - Вперед! Вперед! - подбадривает нас ротный.
   Наша задача сейчас - как можно скорее достичь окраины города. Если отступающие нохчи решат занять окраинные дома, то нам придется весьма долго их оттуда выковыривать, драться за каждый дом и стрелять по окнам, чего бы не хотелось. Еще перед выездом нас предупреждали, что в городе полно гражданских, а потому следует вести себя крайне осторожно. И сейчас, представляя себе городской бой, я представлял себе, сколько гражданских будет убито просто потому, что попали под случайные очереди неумеющих стрелять солдат и таких же косолапых бандитов.
   Про неумение стрелять я не оговорился. Если нас никто этому не учил, то большая часть боевиков из себя представляло ополчение. Хорошо замотивированное, часто обладающее опытом срочной службы или местных межклановских боев, но ополчение. А потому все палили в белый свет как в копеечку, куда придется, лишь бы в направлении противника. Достаточно сказать, что водитель и стрелок подбитого БТРа умудрились выбраться через десантный люк, смотревший именно туда, откуда в стреляли эти самые ополченцы. И хотя дуракам везет, но ведь выбрались, смогли, хотя и маются сейчас слухом. Вон, бегут наравне со всеми, хотя действия у них какие-то ватные и неуверенные. Не слышат ничего.
   Однако отступающие и отстреливающиеся чеченцы не стали удерживаться за окраинные дома. Вместо этого они совершенно неожиданно растворились в глубине кварталов, очередями из автоматов и пулеметов отбивая все желание следовать за ними куда-то в эту мрачную городскую неизвестность. Впрочем, никакого желания за ними последовать и не было. Лично я к моменту добегания до пятиэтажки уже дышал, как загнанная лошадь и не смог бы попасть из автомата даже очередью в упор, уперев ДТК нохчу в пузо.
   - Фу, блять! - рядом рухнул на землю Лоза. - Сука, нашли, блять, спринтера по вашему сраному Городу носиться! Спартакиста, блять! Чемпиона олимпийского!
   - Что замерли, уебки? - рявкнул подбежавший лейтенант, сжимая в руках автоматное цевье. - Бля, эти пидарасы сейчас в квартал втянутся и мы хуй их выбьем до вечера!
   Словно в подтверждение этих слов по стене дома забарабанили пули, с громким хрустом кроша кусочки бетона. Выглянувший было за угол Митрич тут же спрятался обратно и теперь смотрел на все огромными от ужаса глазами. Он аккуратно прислонил автомат к стене дома и полез в карман за сигаретами.
   - Э, ты, блять, чего?! - накинулся на него Сержант.
   - Еще бы пара сантиметров... Еще бы пара сантиметров... - тихонько бормотал тот.
   - А, понятно, невроз! - подвел Витя медицинский итог, а затем скрепил свое врачебное заключение печатью в виде хорошего удара поддых, от которого Дима сложился, словно карточный домик. - Слышь ты, екарный папенгут, ты как?
   - Где связь?! - заорал лейтенант, вертя головой. - Где эта сраная каланча?!
   Прижавшись к стене и наблюдая разворачивающуюся вокруг меня сцену, совершенно лишенную каких-либо привычных по фильмам упорядоченностей и диалогов главных и второстепенных персонажей, я сделал для себя неутешительный вывод. Война - это не только ад, это еще и невозможность разобраться в происходящем. Полный сумбур, в котором два рядом расположенных человека могут делать откровенно противоположные вещи, а ты за этим не сможешь уследить.
   - Нормально я! - прохрипел пришедший в себя Митрич.
   - Вызывали, товарищ лейтенант? - добежал, наконец, Без Пяти, тащивший на своих плечах помимо обычной сбруи еще и тяжелую коробку ротной радиостанции. Кое-как прошкандыбал к ротному, вытянулся, откозырял и согнулся в три погибели, дыша, как загнанный паровоз.
   - Ну раз нормально, тады вставай!
   - Ты, ебаный лосось, тебя где, сука, носит?! Рацию сюда!!
   Наш почти двухметровый радист тут же снял с себя эту чугуниевую оливковую коробку радиостанции Р-105, такой же старой, как и наши бронетранспортеры. Лейтенант тут же схватил гарнитуру.
   - Двенадцатый! Двенадцатый! Я второй! Двенадцатый! ТЬфу ты, сука... Шевченко! Шевченко, мать твою?! Пидор сраный, где БТРы?! Уебище тупорылое! Сука, блять, давай сюда!
   Тут он прервал свой мат, а в наушниках что-то зашипело настолько ощутимо, что услышал даже я, стоявший в семи метрах.
   - Ты че, охуел?! Ты, блять, сраный пидор, ты че, охуел??! Да я в гробу тебя ебал, уебище! - рявкнул ротный, отшвыривая гарнитуру.
   БТРы двинулись вперед только минут через двадцать, после приказа командира батальона. До этого они так и стояли в трехстах метрах от нас, на границе кладбища, ожидая то ли приказа, то ли когда мы двинемся вглубь квартала, обеспечивая им, так сказать, комфортное существование. Но Петренко выдвигаться не приказал и все эти двадцать минут мы провели в относительно комфортной безопасности за стенами дома, изредко вглядывая из-за угла и тут же прячась обратно, чтобы не попасть под пулеметную очередь. Чеченцы обустроили на детской площадке свою огневую точку из двух или трех ПК, которые довольно оперативно прекращали все попытки заглянуть или пройти дальше. Впрочем, эта проблема очень быстро разрешилась сама собой, когда "шестидесятка" с бортовым номером 1204 выехала в проход между домами и дала короткую, но весьма оглушительную очередь сначала из крупнокалиберного, а затем из обычного пулемета. Затем из десантного люка показалась донельзя недовольная физиономия комбата.
   - Че замерли, нахуй?! - рявкнул он на нас, обалдело пялившихся на эту композицию. - Вперед, блять! Там 33-й уже в прорыв пошел! Смотрите не подстрелите!
   Послушно закивав, мы отлипли от стен и осторожно, медленно, ощетинившись стволами, как ежик собственным пузиком, шагнули внутрь двора. Шаг, другой, третий. Сзади короткой цепи нашего взвода покровительственно урчали движки бронетранспортеров, так же охотно сопровождавших своими пулеметами все подозрительные объекты в поле зрения. Правда, таких не предвиделось. Зато детская песочница, послужившая чеченцам пулеметной точкой, превратилась в прекрасную иллюстрацию действий какого-нибудь маньяка. Тяжелые пули калибра 14,5 имеют гадостное свойство превращать людей в кучу мяса, в кровавую взвесь на стене. И сейчас, как-то с сомнением рассматривая оторванную по колено ногу, я поглядывал по сторонам не в поисках недобитого противника, а в поисках тролля, которого мы выгнали с места такого роскошного пиршества. Наверное, он очень хотел покушать, этот несчастный тролль Том. Баранина быстро приедается, это знает любой Толкин!
   Краем глаза заметив какой-то странный отствет, поднимаю голову. На крыше дома перед нами что-то блестело...
  
   Выстрел раздался весьма неожиданно. Шедший перед Комленем Хрящ, еще пару мгновений назад задумчиво попинывавший обрубок человеческой ноги, внезапно дернулся и кулем с мукой рухнул на землю.
   - Володимир! - закричал он, бросив пулемет на землю и подбежав к кряшену.
   Однако тот уже не мог ответить и лишь смотрел в небо своими невидящими зелеными глазами.
   - Упокой, Господи, душу раба твоего Володимира! - прошептал Федор и, сняв с головы шлем с вязаной шапочкой, истово перекрестился положенным двуперстием под аккомпанимент КПВТ, с помощью которого комбат выбивал дух из чеченского снайпера. - Приими его, Господи, во Царствии Твоем!
  
   Выстрел раздался весьма неожиданно. Пуля пролетела в считанных сантиметрах от моей головы, как-то весьма презрительно посвистывая, и впилась в траурные остатки песочницы. Очевидно, не считала меня за достойную цель.
   - Еб твою мать! - выдохнул я, рухнув на землю и направив автомат куда-то там вперед.
   На крыше снова что-то заблестело.
   - У-у-у-у, паскудное семя! - выматерился Комлень, за это время успевший не только устроиться на земле, но и с максимальным удобством навести пулемет на цель. Длинная очередь хлестнула по крыше изрядно выше блеска, как я уже понял, прицела. Мои выстрелы так же не принесли никаких видимых последствий. Поняв, что он уже не просто замечен, а обнаружен, чеченский снайпер привстал и собрался было дать деру куда-то в сторону пожарной лестницы, как сзади, совсем рядом, оглушающе забубухал крупнокалиберный пулемет и человеческое тело, такое маленькое и беззащитное, некрасиво изламывается и кубарем катится вниз, пока не слетает с крыши и не разбивается о землю со звуком, с которым говно шлепается в туалет. Такой хороший мокрый шлеп.
   - Пиздец! - выдыхаю, взглядом сопровождая падение.
   - Что тут? - рявкнул лейтенант, подбегая и усаживаясь на колено, направив автомат куда-то в проход между домами.
   - Снайпер, товарищ лейтенант!- отчитался Комлень, пока я, матерясь, менял магазин на полный. - Его из БТРа убили. Из пулемета.
   - "Из БТРа убили!" - передразнил его ротный. - Ладно, чего разлеглись? Мать-земля не отпускает?
   Получив такую поэтическую отповедь, мы оторвали наши пузики от подмороженной земли и медленно пошли дальше, то и дело ожидая очередного нападения или обстрела. Но его не последовало, а потому с грехом пополам и без потерь наша рота вышла на Петропавловское шоссе. Вышла и тут же закатилась обратно, осыпаемая чеченскими очередями.
   На этот раз мы не стали беззаботно отступать, прячась и выжидая маму с положенным авиационно-артиллерийским кагалом. В основном потому, что нам его не дали. Хриплый голос комбата рыкнул в гарнитуру радиостанции "Вперед, блять!" и нам пришлось подчиниться. Ну а пока мы прохлаждались, совершая утренний моцион по детским площадкам, шедшая по улице колонна уже успела попасть под обстрел со стороны укопавшегося противника. Головной дозор, получив щедрым горохом по броне, не стал геройствовать и деловито съебался из-под обстрела, заслужив похвалу Генерала и пару танков в качестве поддержки. Дальнейшее было делом техники, уж простите за каламбур. Выехавшие на прямую наводку танки бухнули пару раз по окнам, выбивая самых храбрых или отмороженных, после чего наша и 1-я рота, развернувшаяся в цепь прямо на дороге, рванули вперед, послушно укрываясь за широкой спиной бронетехники и немилосердно поливая огнем все подозрительное. Пусть мы и не умели стрелять, но компенсировали отсутствие умения прилежанием послушных учеников.
   Тем временем танки, пользуясь своей толстошкуростью, аккуратно обвалили 4 секции забора, сквозь которые мы проникли в зазаборное пространство и оказались на территории какого-то завода.
   - Рассосредоточиться! Сука, встали, блядь, как бляди на шоссе! - рыкнул наш лейтенант.
   Послушно залегаем, пользуясь "складками местности", а по-простому - всякими ящиками и прочим мусором, раскиданным по территории, - и ощетиниваемся стволами. Но нохчи оказались не идиотами и не стали переть быром на роту, поддерживаемую на прямой наводке танками. Вместо этого они спрятались где-то в глубине территории завода и терпеливо выжидали пехоту. Эдакая игра в гляделки закрытыми глазами. Кто первым откроет глаза, тому и идти в атаку на другого. Мы сдались первыми. Нам кровь из носу нужно было занять территорию завода.
   - Вперед! - выдохнул ротный, подчиняясь какому-то неведомому приказу из гарнитуры нашей допотопной радиостанции.
   Послушно поднимаюсь и иду в общей цепи. Наша рота в количестве аж тридцати с лишним человек сбивается в кучу, представляющую собой скорее не строй, а толпу перепуганных овец, но лейтенант нас не одергивает. Всем до усрачки страшно.
   Наконец, мы более-менее определяемся с нашей жизненной ориентацией и всей гурьбой вваливаемся в одно из зданий через один-единственный вход. Теперь этот шаг кажется полным идиотизмом. Будь в предбаннике хотя бы один пулемет, то он бы положил всю роту одной очень длинной очередью. Но его там не оказалось.
   Почти все здание представляло из себя один огромный цех, заполненный непонятными машинами явно конвейерного производства. Пахло пылью и чем-то кислым, словно бы тут что-то испортилось.
   - Бля, ну и вонизм! - проворчал Митрич, зажимая нос.
   - Заткнись! - рыкнул Сержант, приложив его по шлему кулаком.
   Звук удара вышел весьма гулкий и эхом разлетелся по всему цеху, после чего в нас принялись стрелять.
   Автоматная очередь хлестнула по бетону совсем рядом с ними.
   - Блять! - завопили они хором, рыбкой ныряя куда-то за одну из машин.
   Невидимый стрелок выпустил еще одну короткую очередь, высекшую искры из конвейера, и прекратил стрелять, затаившись.
   - Блять, осмотреться! - громко зашептал лейтенант, поглядывая по сторонам в легком приступе паники.
   Паниковать и впрямь было немудрено, потому что этот сраный чеченец мог нас там положить запросто всех. Один, Совершенно не зная ни планировки здания, ни того, где находится стрелок, мы могли лишь рассосредоточиться и стрелять на каждое подозрительное движение. На каждый шорох, увы, не получится, так как за грохотом очередей снаружи этого вряд ли заметим. На территории завода, то затухая, то вновь разгораясь, шла вялотекущая перестрелка.
   Оглядываясь по сторонам, я заметил, что с другой стороны цеха где-то на высоте второго этажа находится небольшая площадка, на которой аккуратно примостилась небольшая директорская, позволявшая из окон видеть все пространство цеха. Наверняка это сделано было специально, чтобы видеть каждого работника и при случае пенять ему на лень и медленную работу. Лучшей позиции для того, чтобы поохотиться на солдат, ему было не найти.
   - Ничего-ничего, сученок... - шепчу, изготавливая к стрельбе "Муху". - Ща, блять, поохотимся!
   После этого я с относительным удобством устроился на земле, встав на одно колено, и выстрелил. Пуск гранаты в замкнутом помещении изрядно ударил по ушам шумом работы реактивного двигателя, но взрыв оказался еще более оглушительным.
   - Какой, блять, мудак, это сделал?! - заорал в полный голос лейтенант, надрываясь во всю мощь своих богатырских легких.
   - Там чеченец был! - попробовал было оправдаться я.
   - А оружие тебе, блять, нахуя Родина дала? Чтоб ты им себе жопу дрочил?! - продолжал кричать ротный, то и дело теребя пальцами уши в бесплодной попытке выбить из них поганое ощущение ваты и какого-то противного гула. - Сука, блять, если его там нет, я тебя прямо там пристрелю!
   На мое счастье, он действительно там оказался, наш стрелок. Храбрый, мать его, защитник сраной воли и независимости. Это был парень лет 18-19, ничем не отличавшийся от десятков точно таких же салажат, призванных в блядскую Российскую Армию чистить сортиры, красить заборы и строить офицерам и генералам дачи. Одетый в какой-то спортивный костюм, он трясущимися руками пытался дотянуться до лежащего в паре метров автомата. Осколки от гранаты из "Мухи" практически не задели его, оставив на теле лишь несколько мелких порезов. Однако куда страшнее они обошлись с его ногой, превращенной ниже колена в кровавое месиво, из которого толчками лилась кровь.
   - Шакалы! Псы сраные! Русские уебки! Ненавижу! - бормотал он, переводя взгляд с меня на лейтенанта и обратно и пытаясь дотянуться до своего оружия.
   Получалось плохо.
   - Я украинец, - с какой-то грустной усмешкой сказал ему наш ротный.
   - А я кряшен, - осклабился я, отодвигая ногой автомат еще дальше от него.
   - Ненавижу! Свиньи! Рабы! - шептал нохча, все еще пытаясь дотянуться до своего автомата.
   Так он и подох, продолжая осыпать нас оскорблениями, пока его кровь толчками выливалась из раздробленной ноги. Больше никого в цеху обнаружено не было. А еще через пять минут завод был полностью захвачен нашим батальоном. На моих часах было 9.55 31 декабря 1994 года...

Глава 6

День продолжается

   Следующие пятнадцать минут после доклада о занятии завода прошли в занятии общеполезными и общеукрепляющими упражнениями, среди которых числились бег, шаг, ходьба на корточках, гуськом и движение вслепую. Генерал не удовольствовался столь быстрым отчетом о взятии и вместо того, чтобы дальше двигаться по маршруту, Он отправил наш батальон и разведку обратно рыть носом всю заводскую территорию на предмет чего-нибудь ценного или спрятавшихся чеченцев. Вдруг не все оказались такими нервными, как наш мучитель в цеху, и своевременно сныкались от злых федералов подальше и поглубже, чтобы потом ночью тихой сапой выбраться наружу. Приборы ночного видения? Кто это сказал? Кто сказал такую глупость?!
   Кроме того, наше начальство официально попросило нас приказным тоном попробовать взять хотя бы парочку пленных любой ценой. Впрочем, это действие было очень логичным. У командования не было никакой информации относительно численности противостоявших нам сил, их рубежей обороны, вооружения, боеприпасов и военной техники. Мы просто наступали в пустоту городских коробок, которую затем ушлые компьютерные разработчики обзовут "туманом войны". Я, конечно, не отрицаю гения Клаузевица и таланта английских переводчиков его трудов, введших в оборот данный термин под данной формулировкой, но его стратегический гений был от нас весьма далек, зато в какой-нибудь WarCraft: Orcs & Humans люди играли уже прямо сейчас. И подобно игрокам, то и дело ожидающим, что из-за пиксельного мрака вот-вот появится какой-нибудь гнусный враг в большом количестве 4 юнитов, так и мы прекрасно себе представляли, что из-за любого поворота может появиться очень недружелюбный человек с характерным акцентом и не менее характерной трубой противотанкового гранатомета. И чтобы хоть как-то минимизировать свои собственные потери, группировке следовало двигаться самым непредсказуемым для противника образом. Впрочем, наш Генерал был в этом деле редким специалистом.
   Удивительно, но до сих пор мы за все время боев не потеряли ни одного человека. Да, в 33-м полку за сутки танцев на Петропавловском шоссе набралось шестеро раненых. Да, у нас во время боев на кладбище ранило и контузило семерых, из которых одного пришлось отправить обратно за Хребет. И все же пока что каким-то неуловимым чудом мы обходились без потерь. В отличие от противника. Впрочем, те тоже не были на всю голову стукнутыми мусульманами и не торопились вкушать обещанные самим пророком 72 вкусные виноградины без косточек. Они вообще не были мусульманами. Даже тот пацаненок, которого мы в цеху подстрелили, и тот скорее хотел парочку убить, а потом сбежать, чем сам помирать героической смертью. А как подыхать пора пришла, так тоже не со словами шахады и не уконтрапупив, как полагается, свое тело в направлении Каабы, а пытаясь сжать автомат, словно дикий норманн. Только вопля "Один, ек ком" не хватало для полного счастья, да парочки распотрошенных рабынь на будущую жизнь в Вальхалле. Не все же киш-мишем давиться.
   А вот для того, чтобы и дальше отправлять наших недругов употреблять фрукты без излишних и тем более уж безвозвратных потерь с нашей стороны, необходима была информация. Кровь из носу нужна. Иначе туман войны превратится в полный мрак, в котором нас из-за каждого угла может ждать очень недружелюбный местный пейзанин-вайнах с автоматом в качестве мотыги. О том, что бывает при необдуманном следовании приказам без какого-либо планирования или применения своей собственной хитрожопости знал уже каждый из нас. В то время как наша колонна тихими маршами в режиме практически полного радиомолчания двигалась только хрен и Генерал его знает куда, в Ингушетии и в Дагестане колонны войск регулярно обстреливались из леса, а солдаты воровались, похищались или просто захватывались в плен, тем самым плодя убитых и без вести пропавших еще до начала боевых действий, да еще на территории, которая считалась мирной, то есть на которой нельзя палить в людей длинными очередями по головам. Из этого следует два простых вывода. Первый - никогда не доверяй плану, который тебе спустили сверху. Второй - делай то, что совершенно не предусмотрено планом. А так как наступать в темноту могли лишь испанцы и португальцы, неуязвимые для большинства врагов в своих стальных или стеганых доспехах, то нашей разведке вообще и капитану Волошину в частности срочно требовался весьма умный и эрудированный собеседник, ничего не имеющий против близкого знакомства с телефонной связью, холодным оружием и крепким литературным слогом.
   А потому, починяясь диктату неумолимого начальства, мы ринулись прочесывать территорию завода с рвением абсолютно задолбавшихся и ленивых медлительных коал. Не помогали не грозные окрики офицеров, ни пинки и брань сержантов. Вообще достаточно тяжело заставить торопиться человека, упакованного в многокилограммовое и не совсем удобное снаряжение. Оно вообще редко когда бывает удобным. А если уж его сделали удобным, то самое время задуматься, а не помешает ли тебе твое удобство в решении вопроса выживания твоей собственной симпатичной жопки? Вот и сейчас мы передвигались с грацией и стремительностью очень беременных тюлених. А по-другому и не получится, ведь на нас двенадцатикилограммовые броники, неудобные стальные шлемы, которые давным-давно пора выкинуть на помойку истории или сдать на цветмет, автоматы, по восемь магазинов, по 4 гранаты, набитые разнообразными полезностями вещмешки, подсумки, лопатки, противогазы и весь прочий солдату положенный по Уставу скарб слабо похож на балетную пачку и туфельки. Нет, это были десятки килограммов железа и стали, брезента и иных материалов, готовых в любой момент спасти тебе жизнь, но такие неудобные, что хотелось выть. А так как никто не стрелял в нас и вопрос сохранения собственной жизни не стоял совершенно (по крайней мере, никто открыто в нас не целился, а снайпер на удалении в полкилометра превращался для нас в миф), то и метод выполнения приказа негласно, но сообща, был выбран предельно ленивым и энергосберегающим.
   Тем не менее, мы честно и послушно обшарили всю заводскую территорию частым гребнем, заглядывая под каждый камешек, в каждый кустик и стреляя короткой очередью в каждый подозрительный темный угол. Разведчики даже настолько отличились, что поймали пятерых чеченцев, один из которых был, по слухам "сортирного радио", командиром группы, защищавшей этот самый завод. Слухи, конечно, не оправдались, но как потом рассказывал Семьон, напел тот нохча действительно много чего интересного. Мы же в результате так называемых оперативно-разыскных мероприятий сумели выяснить главное предназначение данного промышленного комплекса. Раньше тут делали консервы.
   Первым склад с консервированным соком обнаружил Сержант. Будучи педантом и знатным формалистом, он не удовлетворялся беглым осмотром помещения, а полноценно залезал в каждую коробку и ящик. В результате первого же его подобного экзерсиса на свет Божий пред очи возлюбленных чад его (согласно заверениям святой матери нашей Православной Церкви в лице верных слуг ее христопродажников, табачноторговцев, борделесвятцев, мальчиколюбов и долларостяжательников) появилась первая трехлитровая банка с желтоватым мутным содержимым.
   - Бля, эт че такое? - пробурчал Лоза, вглядываясь в полумраке на этикетку.
   - Ты... тыквенный с... сок... - прочитал Сержант и поставил банку на ящик. - Так, братцы, а ну-ка открывай ящики дальше! Смотрим!
   По счастливому случению обстоятельств, мы набрели на склад, битком набитый ящиками с консервированным соком. Судя по всему, завод не простаивал даже в условиях боевых действий в республике, потому что нам регулярно попадались банки закрутки мая, июня и июля 1994 года. Здесь были соки тыквенные, яблочные, виноградные, грушевые и даже изредка попадались мандариновые. Каждая такая находка сопровождалась радостным воплем, иногда матерным, и разнообразными шумами, иногда грохочуще-звенящими и жидко-растекающимися. Разумеется, вода из фляг тут же потекла журчащей струйкой по бетонному полу. Вместо нее из дырок, пробитых в крышках банок штык-ножами щедрой струей потекла ароматная кровь плодов земных.
   Быстро наполнив флягу любимым яблочным соком, я повесил ее обратно на ремень, кое-как поправил эту неудобную конструкцию и пошел дальше, насвистывая "День открытых дверей" группы "Алиса"...
  
   Салван испуганно вжался в стену. Раздававшиеся неподалеку радостные голоса русских его откровенно пугали. Молодой, не по-чеченски еще практически безбородый паренек сжимал в руках укороченный милицейский автомат и старался даже дышать потише, надеясь, что солдаты пройдут мимо и не заметят его, такого небольшого и маленького, испуганно присевшего в тупичке темного коридора. Он и сам не мог сказать, как очутился именно здесь. Казалось бы, еще только пару секунд назад его расширившиеся от ужаса глаза видели, как огромные танки сносили забор и стреляли по верхним этажам сортировочного цеха, а уже в следующую секунду стало видно только вязкую мглу подвала, скудно освещенную уцелевшими лампочками.
   Тут из гомона голосов, боя банок и каких-то непонятных звуков выделился один. Свист. Который медленно, но верно приближался в такт шагам неизвестного. Через несколько секунд появился и сам владелец свиста, прекрасно видимый в свете горящей сзади него лампы. Беззаботный и ни о чем не подозревающий, лишь оглядывающийся по сторонам в поиске непонятно-чего-нибудь. Русский солдат, с автоматом, висящим на плече, сигаретой в зубах и усталым взглядом. Он наклонился и разогнулся обратно, после чего посмотрел по сторонам. И когда его взгляд уткнулся в темный угол, в котором спрятался Салван...
   Воздух пронзила длинная автоматная очередь. Чеченец стрелял, зажмурив от испуга глаза. Ему казалось, что он отчаянно мажет и не в состоянии попасть вообще никуда, что сейчас его тело пронзят свинцовые вестники смерти, что эти русские сейчас подождут, когда у него кончится магазин, скрутят и вытащат его на улицу уродовать и потрошить... Но стоило ему прекратить стрелять и открыть глаза, как Салван увидел, что взгляд этого солдата не выражал ничего, кроме усталости...
  
   "Щелк!" - раздалось справа от меня.
   - Что за... - бормочу, испуганно озираясь.
   И лишь через пару секунд до меня дошло, что так щелкает только спущенный в холостую боек автомата. Звук, знакомый до боли каждому солдату, разбиравшему и собиравшему автомат во время сдачи бессмысленных зачетов, чистки оружия и просто из озорства. А затем пришло и осознание того, ПОЧЕМУ в темном углу боек может щелкнуть впустую...
   Я повернулся к темному углу и щелкнул флажком предохранителя, как на меня из темноты бросился чеченец. Ускорение, приданное толчком его плеча в грудину было вполне достаточным, чтобы два с лишним десятка килограммов железа потащили меня за собой вниз. И с элегантностью, с которой коровья лепешка шлепается в траву, моя тушка оседает на пол, только чудом не подмяв автомат под себя. Но предохранитель уже снят, а патрон и подавно дослан. Так что я направляю ствол в спину убегающему и, прижав приклад к плечу, жму на курок.
   Грохот выстрелов эхом загулял по коридору, каждое мгновение увеличиваясь в соответствии с параметрами скорострельности автомата. На этот раз очередь была короткой, не как в Кизляре. Тогда я выпустил в того дагестанца весь магазин и попал только в руку. Сейчас потратил только полмагазина, но при этом несколько пуль вошли убегающему в спину, от чего он раскинул руки и рухнул на пол. Вот идиот, убегать по коридору в полный рост. Хоть бы пригнулся. Пуля в зад пусть и не совсем приятная рана, но с такой даже бегать можно при большоми желании.
   - Че за херня, блять?! - заорал Сержант, выглянув в коридор и тут же спрятавшись, увидев у меня в руках автомат. - Бля, сука, Хрящ, не тычь в меня стволом!
   Послушно откладываю свой "Калашников" в сторону и пытаюсь подняться с пола. Получалось не очень. Многие килограммы тянули к земле, а отбитые падением на пластины ребра ныли, совершенно игнорируя качаемые по венам и артериям литры адреналина.
   - Че за дерьмо тут у вас?! - зарычал старший лейтенант Макош, командир третьего взвода, высунувшись из-за поворота.
   Илья Олегович был на три года старше нашего, как мы его начали называть, вриротного, но по штатному расписанию он стоял последним из офицеров роты. С вытекающими последствиями для должностнх обязанностей.
   - Товарищ старший лейтенант, тут... это...
   - "Тут это!" - старлей передразнил Дрона. - Носов, блять, че у вас тут, блять, за дерьмо?! Кто стрелял?!
   - Я стрелял, товарищ старший лейтенант! Рядовой Алтынов! - отвечаю как можно бодрее, стараясь принять предусмотренное уставом положение "прямо-вертикально". О строевой стойке уж и речи не шло.
   - Товарищ старший лейтенант! - тут же заговорил Витя, стремительно разобравшийся в ситуации. - Был ликвидирован один из чеченских... этих... ну как их...
   Сержант завис. Ему срочно нужно было определение, которое он мог бы вставить в свой доклад, чтобы все вокруг продолжило быть ясным, понятным и начальство свалило относительно довольное.
   - Бандитов! - подсказал ему Геродот.
   Именно от него мы услышали довольно странное советское сокращение эпохи всеобщих сокращений и формирований новых литературных языков "чечбандит".
   - ... Один из чеченских бандитов, - как ни в чем не бывало продолжил Носов свой доклад. - При попытке задержания для дальнейшего допроса им было оказано сопротивление, которое вызвало ответные действия со стороны...
   - У-у-у-у, бля! - белугой заревел старлей. - Бля, Носов, если бы я хотел выслушивать твои официальные рескрипты, я бы, блять, историка вашего попросил отвечать. Ты же, блять, разумный человек! Сука, просто скажи мне одну простую вещь: что за дерьмо у вас тут произошло?!
   - Чеченца застрелили. Сбежать пытался, - уже просто и буднично ответил сержант.
   - Кто застрелил?
   - Я, товарищ старший лейтенант! - подаю голос, меняя магазин, а старый запихивая в карман на бронежилете.
   В бронежилете их 4. Весьма удобно. И 4 кармашка под гранаты. Уже неудобно. Колечком как за что-нибудь зацепишься - и будет у тебя через положенные по ТУ и уставу 3-5 секунд жопа гореть гееной огненной так, что Люциферу и не снилось. Но носить приходится, потому что без боезапаса тут тухло. Как и без гранат.
   Пользу от этих чугуниевых шариков мы увидели на примере 3-й роты. В одном из спусков в подвал на их участке ответственного обыска затихарился гнусный ворог вайнахской национальности, который, решив, что жизнь ему больше не мила и не нужна, а сбежать шансов не предвидется, длинной очередью полоснул по прогуливавшейся цепи. Ни в кого не попал, но залечь испуганно заставил. Положение спас один из солдат, лежавший буквально в пяти метрах от этого спуска, прикрытого, по интимной традиции, бетонной стеночкой. Рухнув за какую-то стальную балку и от души выматерив все руководство, включая Верховного Главнокомандующего, он достал две гранаты и, выдернув предохранительные чеки, закинул их в бетонную норку противника. Бахнуло знатно (особенно, если учесть, что за стеной находились радостные мы, счастливо потрошащие банки сока), а когда бетонная пыль осела, то превращенный в пищевой фарш противник не подавал никаких видов жизнедеятельности, умерев, судя по всему, от болевого шока. После такой наглядной демонстрации мощи и полезности уже никто не ворчал и не возникал, послушно набивая до отказа кармашки и подсумок на ремне яйцеобразными драгоценными гранатами.
   А мы тем временем закончили потрошить склад и, вполне довольные жизнью, продолжили досмотр вверенной нам территории, не найдя, впрочем, никого живого и достойного внимания. Недоволен был лишь я. Вернее, мне было очень плохо. Адреналин, подстегнутый моим чудесным везением, уже давно покинул мои сосуды под гнетом веществ, активно выделяемых надпочечниками. Осталось лишь какое-то душевное опустошение, усиленное как шоковой ситуацией от возможной смерти моего любимого тела (а возможно и души, отправленной бы догорать свои годы на сковородке в Муспельхейме, царстве нашего дорогого и большинством населения Земли нежно любимого Диавола, Человекоубийцы от начала, Князя Мира Сего), так и от убийства другого человека, практически подобного мне. Или, по крайней мере, относящегося к тому же виду Homo Sapiens Sapiens. Говорите, человек стал сверхразумным? Пф-ф-ф-ф, бред сивой кобылы! Мы просто стали чуть менее волосатыми, чем мартышки, чуть более умными (они не делают палки-копалки на основе энергии ядерного полураспада) и самую малость симпатичнее. И ум еще не обозначает разум. Да, уже любой школьник обладает огромным запасом знаний. И его речевой аппарат куда богаче 300 слов амслена (американского языка глухонемых), в среднем выученных шимпанзе. Но шимпанзе может убить другую разве что в драке или чтобы сожрать ее (Кто сказал каннибализм?!), но не потому, что кто-то приказал это сделать. Кто-то видел хоть раз сражения двух стад горилл под предводительством двух очень больших горилл, которые, пока их подданые насмерть друг друга лупят термитными палочками, сидят и обжираются лобстерами, черной икрой и фуа-гра? Я тоже не видел. А вот люди это делают друг с другом с завидной регулярностью уже больше нескольких тысяч лет, с тех самых пор, как их царские или фараонские величества перестали вести свои войска в атаку в непосредственной близости от злобных копейщиков и не менее недружелюбных всадников.
   У меня мелко подрагивали руки. Все же не приходилось еще убивать человеков, пусть и таких малоприятных. Может, на кладбище я в кого и попал, да разве увидишь в густом снегу и нагромождениях памятников хоть что-то? Лишь только куски тел после удара артиллерии. А вот смотреть прямо в лицо тому, кого ты только что лишил жизни, в первый раз ох как тяжело и неприятно. Так неприятно, что аж блевать тянет. Но нельзя. Нельзя слабину показывать. Мы тут только начали, а когда закончим - знает только Господь да Генерал. И оба Они ох как не любят озвучивать свои планы даже собственным подушкам - вдруг проболтаются? Так что остается только сжать зубы да зубами грызть себе путь домой. Не хочу тут помирать. Не хочу и не буду. Я - потомок кряшенских воинов, кидавших к ногам Великого Царя Казани, Нарвы, Мариенбурги и Феллины. И пусть я теперь служу в армии не великих царей, а всего-навсего нищей холопской своры, по ошибе поднятой из грязи коммунистами и теперь пытающейся насытить свое никчемное брюхо и изобразить из себя хозяев жизни, хотя остались они по своей сути гнилой холопьей породой, но раскисать не имею права. Кровь не простит.
   А потому затолкав противный ком поглубже в себя, я пару раз глубоко вдохнул и отправился обратно, на погрузку. Завод занимал второй батальон нашего полка, а мы отправлялись дальше. Все тем же порядком, все в ту же географическую координату Хуй-Знает-Куда северной широты / Жопа-Неизведанная восточной долготы. И 2-я рота первого батальона - во главе сей траурной процессии.
   Путь наш лежал прямо на юг. От той самой призаводской площади, на которой еще попыхивали выхлопными газами два танка, вращая из стороны в сторону дулами своих страшных орудий. Крутились они не просто так. Один идиот из второго батальона уже было решил, что дело сделано и можно не беречься, а гулять в полный рост, словно на набережной родного города, вразвалочку и неторопливо. За этого он быстро был вознагражден автоматной очередью, добавившей ему три вентилляционных отверстия в ногах, причем одна из пуль застряла в кости и требовала теперь или аккуратного хирургического вмешательства квалифицированного кандидата медицинских наук, или терпения со стороны владельца, потому что в непогоду будет болеть просто зверски. Чеченец был явно умелым стрелком, потому что эту репризу он устроил с расстояния в метров триста, хотя большинство из принимавших сейчас участие в межнациональном веселии гражданской войны и борьбы с бандитизмом/за независимость и на сто метров-то стрелять не умели, а в банку, поставленную на забор, попали бы, наверное, только в упор. И то если над ухом не чихать. Проблему стрелка, зачем-то устроившегося на крыше, решил один-единственный осколочно-фугасный снаряд, прямым попаданием размазав его кишочки атомным слоем по жести дырявой от осколков крыши. Командир танковой роты было пытался отчитать своих за расточительство, но Генерал тут же пресек попытки инсинуаций с его стороны, заявив, что Ему насрать, сколько боеприпасов будет потрачено, лишь бы итоговый товарный вид трупа врага ничем не отличался от того, что сейчас капало с крыши дома в трехстах метрах от нас. Так что два танка остались на заводе, подкрепляя его оборону своими стенобитными орудиями. А мы, словно хорошие детки, усвоившие урок, площадь пересекали бегом. Хотя это и весьма сложное занятие, особенно когда у тебя с непривычки мочевой пузырь требует внимания.
   Но шутки шутками, а мы весьма оперативно заняли свое местоположение впереди колонный всей и двинулись ровно на юг вдоль неизвестной улицы. Двигались медленно, со скоростью лениво идущего впеде пешехода, но Генерал нас не торопил. Памятуя о сюрпризах как на кладбище, так и во время продвижения к консервному заводу, каждый из нас смотрел во все глаза, выискивая хотя бы дуновения шанса на опасность. Пару раз даже доходило до того, что блики от стекол принимались за отсвет от прицела снайпера, но вслед за торопливой автоматной очередью слышен был лишь хруст и бой стекла.
   Дивизионная колонна ленивой змеей ползла вперед, оставляя за собой на каждом перекрестке небольшой блок-пост. 2-3 БТРа, десяток автоматчиков из 33-го полка должны были служить не только охраной нашей задницы, но и телом того клина, который Генерал прямо на наших глазах вбивал в оборону Города. Бесполезно и думать, что тысяча с лишним человек сможет с ходу занять четверть многотысячного поселения, набитого отчаянно сопротивляющимися людьми. В этом не поможет ни огневая мощь, ни неумелая отмороженность и напор солдат. Лишь медленное, планомерное наступление в самых неожиданных направлениях. Лишь постоянная связь нашего ударного острия клина, в котором я, блин, принимаю свое неуютное, но непосредственное участие, с Большой Землей ну или хотя бы с Толстой-Юртом. А потому я каждый раз с сочувствием глядел на людей, остававшихся на перекрестках. Им будет куда тяжелее нас. Как говорят, на миру и смерть красна. А вот когда вас четырнадцать, а вокруг лишь пустые бетонные коробки, наполненные то ли мирными жителями, то ли жаждущими вашей кровушки вооруженными до зубов чеченцами, - становится страшно. И мне оставалось лишь радоваться тому, что ударный кулак из нашего 1-го и разведывательного батальонов продолжает свой путь вперед без выделений каких-нибудь нарядов для охраны пути.
   Наш неспешный анабазис со скоростью ленивой черепахи продолжался примерно три с лишним часа. Напряжение, державшее нас в тонусе с самого момента отбытия из Толстой-Юрта, куда-то испарилось, оставив за собой усталось и желание поспать. Дико хотелось есть, а глаза слипались так, что мы держались исключительно на страхе быть убитыми от такой оплошности или же, чего хуже, упасть на землю и попасть под колеса идущего сзади БТРа. Безумно давил на плечи тяжелый и неудобный бронежилет, к тому же дополнительно утяжеленный несколькими набитыми боекомплектом подсумками на ремне в добавок к уже имеющемуся в кармашках. Неудобный и бесполезный шлем заставлял шею изнывать под его стальным весом. Сильно болела спина, вынужденная принимать на себя все эти килограммы и терпеливо сносить их вот уже как восемь часов. Да и монотонность происходящего порядком обрыдла. Первые два часа в крови еще гуляли остатки боевого адреналина, еще увлекала вперед неизвестность движения. Но когда где-то в час дня мы все же узнали из единственного несбитого указателя, что двигаемся по Лермонтовской улице, стимулирующие гормоны покинули сосуды, а очарование неизвестности сменилось раздирающим потроха голодом, настроение упало ниже плинтуса. Единственной мыслью, которая нас еще удерживала в целеустремленном сознании, была "Добраться бы, блять, до конечного пункта и как следует пожрать!". Конечно, еще бы не помешало вздремнуть так минут сто двадцать или сто пятьдесят, но кто же позволит солдату это сделать?
   Ну а ровно в два часа наши усталости и апатии как рукой сняло.
   "Бдумс!!" - рванула граната прямо перед нашим БТРом.
   - Засада! - завопил кто-то.
   - Засада, к бою! - заорал наш лейтенант.
   - Отделение, с брони! К бою! - кричу уже я, скатываясь на асфальт, словно мешок с картошкой.
   Наша "шестидесятка", между тем, разумно продолжила свое движение. Остановиться под автоматным огнем противника бронетехника может и должна, прикрывая свою пехоту и поддерживая ее огнем. Остановиться под огнем гранатометов и ручных противотанковых гранат - подобно смерти. Спиди и Фиш умирать сегодня явно не собирались, а потому они резко отвернули в сторону, не давая возможности остановить колонну подбитием головной машины.
   - Рота, к бою! - продолжил надрываться Петренко. - Блядь, где Макарский?!
   Тем временем стрельба нарастала. Рядом с нашими головными машинами взорвалось уже три гранаты и осколки с противным свистом барабанили по броне, только чудом еще никого не зацепив.
   - Сука, откуда ебашат?! - взревел Сержант, подбежавший к нам.
   Ответом ему послужила пулеметная очередь Шифа, который щедрой трассирующей струей из ПКТ приголубил окна желтого здания на перекрестке с левой стороны дороги. Все, кто мог, тут же включились в эту игру, азартно расстреливая симпатичненькое здание, круша стекла и его облицовку, обнажая посеревший от времени кирпич.
   - Че это за нахуй?! - спрашиваю у Вити, прижавшись к стене прикрывавшего нас дома и прячась от ответных выстрелов чеченцев. Безопасных мест за броней уже не хватало, а высовываться в голое поле с одним бронежилетом на пузе я не собирался.
   - Бля, горбольница, походу?
   - Че, блять?! - опешил я.
   - Горбольница, блять, говорю! - прокричал он, кое-как пересилив своими связками грохот трех КПВТ. - Мы ее занять должны!
   Тут он достал из планшета какую-то карту, не бывшей привычной нам генштабовской разметкой местности для военных округов, а всего-лишь туристическим путеводителем для отдыхающих в здравницах Северного Кавказа за сраный 1989 год, и ткнул пальцем в обозначение красного крестика.
   - Вот тут она. Мы ее должны занять.
   Его спокойный тон очень резко контрастировал с тем, что шум боя постепенно нарастал. К нам уже начали присоединяться ребята из других взводов, спешившихся со своих машин и изо всех сил спешивших принять участие в веселье. В это время Спиди и Колено вытворяли чудеса дрифта, выписывая на неширокой улице какие-то непонятные геометрические фигуры, но продолжая уворачиваться от выстрелов из РПГ. Остальные БТРы разумно оставались вне зоны видимости, не увеличивая и без того слишком большое количество танцоров на льду.
   - Ебаный стыд, блять! Воюем по картам для туристов и театралов! - сплюнул я, снимая автомат с плеча. - Дрон, Комлень, Гудрон, за мной!
   Мы вчетвером, кое-как прорвавшись через толпу желающих принять участие в бесплатной перестрелке, обошли дом и выбили подъездную дверь. Само здание было толи ЖЭКом, то ли еще каким-нибудь собесом, а потому не представляло из себя ничего капитального, но зато позволяло взглянуть на происходящее с другой, не обстреливаемой стороны. Кое-как поднявшись по лестнице на второй этаж, мы выбили двери в пару кабинетов и обустроились в них, воспользовавшись оконными проемами и азартно включившись в перестрелку.
   - Уши! - крикнул Гудрон, раскладывавший "Муху".
   - Ох блять! - выдохнул я, скидывая с головы каску и зажимая ушные раковины ладонями.
   Рев двигателя реактивной гранаты эхом загулял по комнате, все равно оглушив меня и вновь наполнив все вокруг каким-то противным гулом, от которого зудело все тело и безумно хотелось вырвать его из своей головы вместе с ушами.
   Взрыв был особо ничем не примечательный, однако такого чеченцы не выдержали и тут же отошли вглубь здания, чем тут же воспользовался наш летеха. Рота тут же перестала жаться к стенам и к деталям местности, а развернулась в какое-то подобие боевого порядка, контроллируя окрестности. БТР Спиди тут же подрулил почти вплотную к зданию больницы и наши полезли внутрь по этим импровизированным абордажным мосткам, не утруждая себя прорывом через укрепленные входы и закрытые запасные выходы. Внутри тотчас завязался очаянный бой, слышный даже нам из собеса.
   - Че делаем-то, товарищ командир? Тут кукуем, аль к нашим на допомогу? - спросил Комлень, с каким-то хищным выражением лица менявший ленту на пулемете.
   - Нахер тут куковать. К нашим идем, - не раздумывая, ответил я.
   И в самом деле, оставаться тут и дожидаться, пока чеченцы, окружающие нас, не надумают использовать собес в качестве одной из огневых точек просто глупо. Почему-то сомнений, что сегодня дивизия сегодня больше никуда не пойдет, у меня не было. Наверное, предчувствие. Уходя, мы аккуратно прикрыли за собой двери. Произойди это через неделю, мы бы, разумеется, использовали каждую возможность для оставления на память чеченцам маленьких взрывоопасных подлянок, но тогда и они, и солдаты еще испытывали друг к другу некоторую неловкость. Примерно так же дерутся во дворе два парня. Сначала им нужно минутку потолкаться, позаводить друг друга легкими ударами и обидными репликами и лишь после этого обязательного ритуала начинается драка с последующими разбитыми носами и размазанными по лицу слезами с кровью. Тогда еще не пришло время ломать друг другу носы. Тогда еще как-то этого... стеснялись. И попросту не умели.
   Тем временем бой за больницу принимал все более серьезный оборот. Штурмовавшие один из входов в здание бойцы разведбата уже потеряли одного своего убитым. Разъяренные разведчики сначала выстрелами из РПГ-18 и РПГ-22 разбили массивные двери, а затем выпустили туда заряд из "Шмеля" - реактивного пехотного огнемета, - превратив их баррикады в грубу мелкой щепы, а самих защитников размазав кровавыми кусками тел по входной площадке.
   - Пиздец! - прокомментировал увиденное Дрон, когда мы вломились в здание вслед за разведчиками.
   - Че пиздец, блять? Давай, наших искать надо! - толкнул его в спину Гудрон, каким-то образом не оглохший после своего выстрела в крохотной комнате.
   Впрочем, его непостижимое везение объяснялось довольно просто. Он перед выстрелом догадался набить в уши ваты.
   Но искать кого бы то ни было в этом аду боев за больничный комплекс было бессмысленно. Мы совершенно не знали его планировки. К тому же бой развивался абсолютно децентрализованно и каждый суслик был в поле своим собственным агрономом. Абсолютно случайно нам удалось найти в этом аду взвод из третьей роты и прибиться к ним.
   - Вы откуда?! - спросил, перекрикивая грохот стрельбы из ПК старший лейтенант Воскобойников, командир взвода.
   - Вторая рота, первый взвод, товарищ старший лейтенант!
   - Да знаю я! Где вы, блять, были?!
   - В собесе! Мы оттуда их обстреляли! - отвечаю ему.
   Мы стоим вплотную и орем друг другу в уши. Других способов коммуникации уже не работают или же слишком долгие. Все остальные звуковые спектры заполонили собой автоматные очереди и взрывы гранат. Здание трясется, с потолка отовсюду сыпется пыть, побелка и бетонная крошка и я начинаю переживать, как бы разрушения, устраиваемые нами, не превысили запас прочности, вложенный в здание советскими инженерами-строителями. Вряд ли они рассчитывали, что оно превратится в ожесточенное поле боя, в где противники будут использовать все, что попадется под руки.
   - Ясно! Идете с нами!
   - Есть!
   Входить на второй этаж следовало явно осторожно. Пока наши штурмовали и чистили первый этаж и подвалы, разведчики почему-то занялись третьим и четвертым, оставив, тем самым между собой пустоту, могущую быть занятой в любой момент любым количеством солдат врага. Страшно и представить, что может сделать один-единственный автомат с расслабившимися бойцами, спускающимися с верхних этажей и не подозревающих об опасности. Эту ошибку и собирался исправить старший лейтенант Воскобойников со своим взводом и нами, по случайности оказавшихся не в том месте и не в тот час.
   - Первыми пойдут ты, - он ткнул пальцем в меня, - и ты.
   На этот раз тычок пришелся в совсем небольшого пулеметчика ростом от силы метр шестьдесят два. На его фоне ПК смотрелся чудовищным порождением безумия оружейников Ижевского завода, а тот, кто поставил этого кроху на такую должность, выглядел вообще сущим монстром.
   - Идете осторожно. Чуть что - падайте на пол. Мы сзади вас прикроем, чем сможем, - тут лейтенант потряс своим собственным автоматом с прикрепленным к нему подствольным гранатометом. - Вам все понятно?
   - Так точно! - хором выдохнули мы тихонько.
   - Тогда вы идете первыми, вас прикрываем я и Куст. Где Куст?
   - Йа зде-е-есь... - произнес тот с весьма характерным акцентом.
   Отто Куустинен был легендой нашего батальона. Более пофигистичного существа, чем он, в природе было не найти. Не придумала еще природа таких спокойных и, я бы даже сказал, безнервных теплокровных существ. Когда командир полка в максимально непарламентских выражениях объяснял его рабочей команде не только их трудовые ошибки, но и очередность происхождения видов, из которых следовало, что Куст был порождением ДНК бабуина и дятла с его маленьким мозгом, обернутым птичьим языком, тот и ухом не повел, лишь поинтересовавшись, когда уже комполка выдохся:
   - Ра-азрешит-те исполня-а-ать?
   Мне оставалось лишь искренне надеяться, что хваленое хладнокровие Кусту не изменит и тот положит свою гранату из подствольника точно по адресу, а не мне в спину по ошибке.
   - Ну чё, пошли? - спросил я у крошки-пулеметчика.
   Тот серьезно кивнул и перехватил свой ПК, словно Рэмбо, за пистолетную рукоятку и ручку для переноски. Если бы не пулеметный широкий ремень, то он бы давно клюнул носом пол от того, как эта штука его перевешивает.
   - Давай, Енот, мы вас прикроем! - произнес кто-то из второго взвода.
   Мы вышли из лестничной площадки навстречу неизвестности. У неизвестности было очень мусорно...
  
   Терапевтический корпус русским дался нелегко. Они были слишком беспечны и неумелы, пытаясь пройти нахрапом, без помощи своих танков и крупнокалиберных пулеметов БТРов. У чеченцев были хорошие позиции, заранее подготовленные еще с утра, когда стало известно, где именно пойдет этот странный русский Генерал и его колонна. Впрочем, было ясно с самого начала, что 1-я городская больница Города станет одной из мишеней для федералов во время штурма. Уж очень хорошо она была расположена, в центре города и в шаговой доступности как от президентского дворца, закрытого "свечкой" института нефти, так и от Военного Колледжа ВС ЧРИ, в котором подростки уже тоже готовились исполнить присягу и с честью защитить свой дом.
   Вахиб присел за массивным столом бывшего заведующего отделением травмотологии, располагавшейся когда-то на этом этаже. Когда-то - всего день назад. Теперь же это поле боя, а любой предмет мебели превращался в баррикаду. Ровно так же поступили и с несколькими матрацами. Скрученные в скатки, они служили укрытием для еще двух бойцов, готовых встретить оккупантов морем огня и свинца и слушавшихся его, как родного отца.
   Вахиб понимал, что шансов удержать русских у него немного. Вернее, совсем почти нет. Но если нанести им потери сразу, неожиданно, то, пока русские будут пытаться спасти своих людей или думать, что делать с неожиданным противником, они смогут забраться в одну из палат, смотрящих внутрь больничной территории, выбить стекло и спрыгнуть вниз, благо второй этаж не является какой-то большой высотой. Если выкинуть автоматы, то можно будет выдать себя за людей, приносивших в больницу раненого, или же за ее сотрудников. Или просто сбежать, пока русские еще не заняли весь комплекс зданий и не обыскали каждый его закоулочек.
   - Стреляем только после меня, поняли? - произнес он на чеченском своим двум молодым подопечным, едва начавшим брить свои куцые бороденки.
   Те согласно кивнули. В их глазах Вахиб был великим воином. Конечно, ведь впервые он взял в руки оружие чтобы убить еще в Афганистане в далеком 1987 году, когда страшные "шурави" пытались помощь этим тупым дуболомам-афганским военным навести социалистический порядок в стране. Получалось из рук вон отвратительно. Средневековый воин очень хорошо понимает преимущества автомата Калашникова над мечом, но очень плохо - преимущества колхозов и соцсоревнований над размеренной жизнью по тысячелетнему опыту предков. Затем 1989-й, увольнение в запас, служба в ОМОНе, затем в Гвардии президента Дудаева, опыт боев в Надтеречном районе против отряда Руслана Лабазанова, бывшего соратника Джохара Мусаевича и командира его личной охраны, ушедшего в оппозицию в результате малообъяснимого конфликта с перестрелкой и трупами. И теперь вот федералы...
   Нет, Вахиба не мучила совесть. Уже давно не было страны, которой он присягал на верность, а ехавшие по городу навстречу своей смерти солдаты не были солдатами армии его страны. Теперь он сержант Национальной Армии Чеченской Республики Ичкерия и будет защищать свою страну от оккупантов до последнего.
   Вот из-за поворота на лестницу показались солдаты. Двое. Они держат автоматы наготове, готовы в любой момент открыть огонь, но не знаю, куда именно стрелять. Вахиб позаботился об этом. Он и его два подчиненных вытащили все, что только можно, из палат травматологического отделения и накидали в абсолютном беспорядке. Теперь русские видят перед собой лишь множество небольших баррикадочек, но не знают, за которой из них прячется противник. Это имело и свои минусы, так как русские были видны только по пояс. Нельзя было стрелять по ногам, чтобы обездвижить и заставить федералов в бессилии слушать, как исходят стонами и плачем их боевые товарищи. Но и так сойдет. Сейчас их задачей является не смерть в бою, а убийство как можно большего числа русских и поспешное бегство после этого.
   - Стреляй! - закричал он, нажав на курок.
   Оба русских не успели и удивиться, когда три автомата принялись поливать все пространство перед собой свинцом, с радостным визгом дырявившим больничную мебель и матрацы, а также проникавшим в податливую человеческую плоть...
  
   Едва завидев весь тот бардак, который был на втором этаже, я сразу понял, что дело тут нечисто. Можно считать это предвидением или интуицией, но давайте подумаем логически - разве может шкаф с лекарствами сам по себе покинуть кабинет и лежать поперек коридора с ЦЕЛЫМИ стеклянными дверцами? Что в случае погрома, что при обстреле из танков он бы вряд ли представлял собой что-то целое и красивое, как это металлическое, блестящее белой краской чудо. Здесь же было навалено все. Кровати, матрацы, шкафчики, столы, стулья, тумбочки. Ни следа организованной или беспорядочной эвакуации. Ни единой вещи, говорившей о том, что это отделение банально пытались разграбить неумелые воришки и грязнули, мечтавшие отомстить за свое несчастное детство, проведенное в больницах при лечении многочисленных свинок и ветрянок. Скорее, это было заранее подготовленное поле боя.
   Останавливаюсь, внимательно оглядывая окружающую нас действительность. Идти дальше не хотелось совсем. Все во мне буквально вопило: "Идиот! Стой на месте! Спрячься! Притворись ветошкой!". И в такт моим мыслям спереди что-то хрустнуло. Не медля ни секунды, я прыгаю на Крошку Енота, сбивая его с ног и слыша, как практически над нашими спинами пронзительно свистят чеченские пули.
   - Блядь! Кабаняра! Придавил! - прохрипел пулеметчик, извивавшийся подо мной, словно уж на сковородке.
   - Заткнись! - кричу, скатываясь на пол и выползая обратно на лестничную клетку.
   Я откровенно запаниковал. Грохот автоматных очередей, хруст бетона, оглушающий стук собственного сердца и всепроникающий, лишающий сил страх смерти породили бурную смесь, которая начисто вырубила мое сознание, направив тело в одном-единственном стремлении - прожить дальше, как можно дольше оставаясь целым и пушистым. Все слилось в какую-то единую черную массу без цвета, без запаха, без вкуса, томно-липкую, как эпоксидная смола.
   Следующим осознанным воспоминанием была боль. Она пришла первой. Ухо буквально горело огнем.
   - ...ак? - вернулся ко мне слух.
   Появившееся следом зрение выхватило из однообразной мутной пелены ступени, отвратительный зеленый казенный цвет краски на стенах и абсолютно равнодушное лицо старлея, влепившего мне очередную оплеуху.
   - Боец, ты, блять, в себя пришел? В норме?
   - Да... Товарищ... Старший лейтенант... - слова приходилось буквально выплевывать изо рта, настолько они не хотели покидать мое тело.
   - Хорошо. Отпустите его!
   Я рухнул на пол и без сомнения бы скатился вниз по лестнице, если бы не Крошка-Енот, ухвативший меня за ремень.
   - Слыш, пидор, ты че? Решил, что я просто так дам сдохнуть тому, кто спас мне жизнь изнасилованием?! - фыркнул он.
   Ответом ему был мой сдавленный хрип и бравый гогот всех остальных.
   - Това-а-а-арищ старший лейтенант. Чт-то делать с э-э-этим? - раздался откуда-то характерный голос Отто.
   - Мочи суку.
   - Слу-у-ушаюсь, - равнодушно ответил финн, после чего раздался выстрел, прозвучавший оглушительно даже на фоне царившей в больнице какафонии.
   - Поднимайся, хуле лежишь? - произнес Гудрон, радостно осклабившись.
   - Иди в жопу! - хриплю, кое-как усаживаясь прямо на полу.
   Рисковать и подниматься я не стал. Не настолько вестибулярный аппарат пользуется доверием моего здравого смысла.
   - Бля, где автомат?!
   - Вот, держи! - пробасил Комлень, протягивая мне его, словно бы держал в руках пушинку, а не стальную дуру весом в три с лишним килограммов.
   - Че стоим, лентяи трухлявые?! - рявкнул старлей. - Осмотреть этаж!
   Но больше мы никого не нашли. Единственными его защитниками были два разномастно одетых паренька да уже взрослый мужик в камуфляже со связанными руками, разметавший свои мозги по полу.
   - Вот это я, блять, поспал... - пробормотал я, оглядывая несколько попорченную обстановку коридора травматологического отделения.
   - Ничего, нормально! - усмехнулся Дрон, отпинывая в сторону изорванный матрас. - Это, блять, только начало!
   Он был прав. На очереди было еще два корпуса - инфекционный и хирургический, - а поддержки чего-нибудь потяжелее КПВТ и не предвиделось. Танки безнадежно отстали где-то в глубине дивизионной колонны, в то время как корпуса необходимо было брать прямо сейчас, не давая возможности чеченцам укрепиться еще сильнее, занять круговую оборону и подтянуть подкрепления. Поэтому, не мудрствуя лукаво, комбат приказал бронетранспортерам въехать во двор.
   - Взвод! К окнам! - скомандовал Воскобойников под шум волочившихся за головным БТРом выбитых ворот во двор. - Постреляем, блять!
   А пострелять и правда было необходимо. Разведчики ворвались во внутренний двор больницы и, под прикрытием бронетранспортеров, ринулись на штурм хирургического корпуса. Чеченцы стреляли по ним из каждого окна и броня "шестидесяток" так густо искрила от многочисленных попаданий и рикошетов, что могла бы служить фонарем в даже самую темную и непроглядную ночь первых дней творения, когда светил еще не было. Разведосы, как могли, огрызались, но их было слишком мало для постоянного продвижения, а любая остановка в атаке грозила неминуемой смертью. Тот классический вариант, когда нужно идти вперед, не взирая на потери. В конце концов, в первом случае погибнут многие, а во втором - абсолютно все. То, что так и не смог понять ни один либеральный историк, разбирая историю штурмовых атак.
   Я вломился в один из кабинетов с матрацем в руках. Вслед за мной влете Комлень со своим неизменным ПК.
   - Ой, бля... - бормочу, уже заранее прощаясь со слухом.
   - Чего ругаешься? - пробасил он. - Стекла выбивай!
   В два ствола мы быстро выбили окно и постелили под жопу рваный матрац. Сидеть на осколках, особенно таких, неуютно. Мы не индийско-индусские факиры и йоги.
   Пулемет бил оглушительно. Комлень не мелочился и поливал нохчей в окнах нескромными длинными очередями, отчего под напором воздушных масс осколки стекла медленно, но верно поползли по полу в сторону выхода, а меня самого регулярно потряхивало, словно в детстве, когда я случайно задел розетку ногой. Правда теперь меня лупило не по всему телу током, а исключительно по ушам грохотом выстрелов. Если бы комнатка была поменьше, а в рамах оставались целые окна, то моим барабанным перепонкам не стал бы завидовать даже самый глухой человек на свете. А так вроде бы не совсем уж плохо. Меня даже хватило на то, чтобы высунуться из окна и отстрелять примерно полмагазина в направлении пулеметчика нохчей, засевшего на третьем этаже.
   Впрочем, разведчики и сами были не лыком шиты. Буквально за две минуты, что мы с Комленем принимали некоторое участие в бою, они отстрелили штук двадцать одноразовых гранатометов, не только изрядно преобразив облик здания, не только внеся в него не предусмотренные инженерами и строителями конструктивные изменения, но и пробив себе вход в здание в несколько непредусмотренном для этого месте. Наученные горьким опытом, они уже не лезли в имеющиеся проходы, предпочитая самолично проделанные отверстия в кирпиче. Правда, сам проход пришлось изрядно расширять при помощи тротиловых шашек, но это было куда лучше, чем переть на баррикаду с установленными на ней двумя ротными пулеметами. Вместо этого они просто закидали их изнутри гранатами.
   Сам хирургический корпус был очищен довольно быстро. Сказалась интенсивная перестрелка во внутреннем дворе, в ходе которой большая часть гарнизона здания была перебита, а оставшиеся не имели достаточного количества сил, чтобы превращать бой за здание в полноценное сражение. Вместо этого меньшая часть попробовала сбежать еще при первой опасности или сдавалась в плен. Правда, пленных было всего пять одетых в штормовки бандита. Большая часть была закидана гранатами на входе. Гарнизон же инфекционного корпуса не стал тянуть судьбу за шрамы и эвакуировался в полном составе, буквально на полминутки обогнав подошедшие к нам танки. Сам штурм занял едва полчаса. К 14.30 больничный комплекс был занят целиком и в больничный двор начали въезжать остатки дивизионной колонны, а мы принялись наводить порядок в разбитой больнице. Самый длинный день года еще только начинался...

Глава 7

Новый Год

   Проблемы начались практически сразу после занятия горбольницы. Во-первых, выяснилось, что чеченцы продолжали использовать ее в качестве медицинского учреждения не смотря на то, что по нам стреляли даже из окон операционных. В результате в сумбуре и горячке боя было убито трое человек медицинского персонала и около десятка больных, большая часть из которых имело подозрительно свежие огнестрельные ранения. Еще четыре медика и пятнадцать ранбольных подняли лапки и сдались в плен, после чего были отправлены в подвалы. Нечего всяким там пленным по позициям шляться, аки по Бродвею.
   Вторая проблема заключалась в малости доступного внутри больницы пространства. Каждая рота - это 12 БТР. Итого 35 машин (минус 1 подбитая на кладбище). Плюс "шестидесятки" взвода связи, зенитного и прочая-прочая-прочая. Итого в одном нашем батальоне уже набиралось 39 бронетранспортеров и 20 разнокалиберных автомобилей. Плюс батальон разведки в составе трех рот. Это еще по 1 БРМ, 4 БМП и 4 БРДМ-2 на каждую. Итого - еще плюс 27 единиц бронетехники. Слава Богу, у них хотя бы положенных по штату танков не оказалось. ПТ-76 с их картонно-фанерной броней в количестве 9 штук погоды бы не сделали, зато число гробов явно бы преумножили. Итак, сколько у нас уже техники накопилось? 39+20+27=86. И это не считая "Тунгусок" дивизиона ПВО, грузовиков с медициной, с боеприпасами, с продовольствием и еще 5 танков. Вся эта куча техники набивалась внутрь, под защиту стен больничных корпусов, изрядно стесняя и без того небольшое свободное пространство.
   Третья проблема - малое количество "конных, людных и оружных". Бронетранспортеры мы сами загнали внутрь, лишив себя их оглушающей пулеметной поддержки. Если же вспомнить, что нас на каждую "шестидесятку" приходилось всего по 2-3 человека, то становится совсем грустно. Если смотреть по военнослужащим, то цифра, разумеется, получалась весьма значительная - почти пятьсот человек. Полнокровный мотострелковый батальон со всеми средствами усиления, включая минометы, СПГ, "Малютки" и прочие прелести жизни общевойскового боя. Но если снять розовые очки и приглядеться к ситуации внимательнее, то окажется, что число солдат в боевой линии едва достигает двухсот-двухсот пятидесяти человек. Все остальные - это водители, стрелки, техники и разные другие "военно-учетные специальности", включая корпусного переводчика с грузинского и полкового "финика" - финофицера, которому единственному по штату полка даже не положен автомат.
   Четвертая проблема была продолжением первых трех и одновременно ее следствием. Мы сейчас торчали практически в центре Города, в нескольких сотнях метров от ее важнейших объектов. Как уже успел нам поведать Семьон, отосланный офицерами обратно в свою (нашу) роту, где-то там, за "свечкой" института нефти, находилась главная цель. Президентский дворец Джохара Дудаева. Тем, кто первыми поднимет над ним флаг России, Паша-Мерседес лично пообещал звезды Героев России. Еще пару дней назад это казалось слухом, но теперь уста самого осведомленного человека в роте подтвердили байку, разом превратив ее в реальность, одновременно радующую и ужасающую. С одной стороны, кому не хочется быть героем? Приехать домой в красивой форме и с боевой наградой - это дорогого стоит. Вот только главное здесь не "в красивой форме", а "домой". Лезть вперед, сломя голову, лишь бы заработать вожделенную медальку, не несущую в себе по нынешним временам никакого смысла, включая идеологический. Ну да, Герой России, гордость мамы с папой. Только за душой ни гроша, как у латыша. Только хер, да душа.
   А ведь впереди не только Президентский дворец. Семьон рассказал, что по данным, полученным от форсированно выпотрошенных пленных, само здание института нефти так же укреплено и в нем достаточное количество человек, чтобы мы обалдели его штурмовать. Кроме того, где-то в самых ближайших окрестностях располагались еще два узла обороны, битком набитых людьми, оружием и боеприпасами. Учитывая все обстоятельства нашей жизнедеятельности, они вряд ли спокойно останутся сидеть на своих местах, покорно ожидая, когда к ним заявится большой и пушистый полярный лис с большим калибром любопытного носа. Скорее, чеченцы охотно перережут нашу тоненькую линию снабжения и с радостью добьют нас в окружении, танцуя свой дикий зикр на наших костях.
   Наступать мы не можем. Вряд ли у нашего Генерала еще остались какие-нибудь хитрые ходы для продвижения вперед в условиях отсутствия численного превосходства и малого пространства для маневра. Но и обороняться тяжело, учитывая, какой огромный обоз сейчас пыхтит изо всех своих куцых лошадиных сил в импровизированном автопарке. Слишком мало солдат. А умеющих воевать - нет вообще.
   Приказ о занятии обороны прозвучал практически сразу, стоило нам зачистить горбольницу и задуматься, что делать с телами убитых. Приказ был встречен удивлением и непониманием. Большинство солдат искренне недоумевало, почему это вместо того, чтобы враться вперед и стать первыми в деле занятия чеченского рейхстага и вывешивания на нем разноцветных тряпок, мы решили потоптаться на месте, уступая эту честь другим. У многих в голове накрепко засели слова о звезде Героя от Паши Грачева, а кажущаяся простота штурма что завода, что больницы для них служили лучшим свидетельством слабости обороны Города. Ворчали даже в нашей роте и постоянные подзатыльники и окрики Сержанта не помогали в борьбе с жадным тщеславием. От него не спасали даже грохот выстрелов, составлявший пятую проблему нашего маленького и недружного коллектива.
   В Городе то и дело начиналась перестрелка. Звуки стрельбы, изрядно измененные и перевранные кривизной улиц, доносились до нас со всех сторон, заставляя мандражировать и покрепче сжимать цевья верных автоматов. Полминуты в одном месте, через пять минут уже в совершенно другом, а еще спустя двадцать - в третьем. То близко, то далеко. То пара выстрелов, то полноценный грохот орудий и взрывы. Обстановку не знал абсолютно никто, а связь с "большой Землей" была изрядно осложнена.
   - Бля, нихера не фурычит! - завопил Без Пяти, со всей дури стукнув свою радиостанцию о пол.
   - Че случилось? - спрашиваю, с удобством устроившись на кровати и положив под голову вещмешок.
   Можно жить, однако.
   - Да ниче, блять! Сука, станция сдохла! Помехи выдает!
   - С хуя ли она сдохла, дебил? - рыкнул обозленный Сержант.
   Его только что хорошенько выебал комбат за необорудованные огневые позиции. На вопрос, чем оборудовать, когда нет ни мешков, ни песка, ему последовал краткий ответ:
   - Жопой!
   Так что Витя рвал и метал.
   - Ты, говна кусок, хули, блять, имущество гробишь, недомерок, бля!
   Особенно последние два слова колоритно смотрелись при сравнении этих двоих. Без Пяти, собственно, и был без пяти два метра, в то время как Витя Носов едва достиг своих 165 сантиметров.
   - А ну поднял, мудила, блять!
   Могучий пендель заставил медленно склонявшегося радиста не только пошевелиться, но и убрать недовольную гримасу с лица.
   - Быстрее, блять!
   Без Пяти послушно поднял ящик радиостанции. Сержант схватил гарнитуру и начал щелкать переключателем частоты, то и дело повторяя про себя "Бля! Бля! Бля!". Через пять минут он снял наушники, заковыристо выматерился и дал хорошенько в лоб нашему несчастному радисту.
   - Мудила, блять, запомни и потомкам своим передай, блять, что это нас глушат! Глушат, блять!
   - Че, серьезно? - спрашиваю, отвлекаясь от жевания безвкусной галеты.
   - Как пальцы апостола Фомы! - пробурчал тот, ложась обратно на свою кровать.
   Комленя передернуло от подобного сравнения, но сибиряк не стал ничего говорить, то ли из чинопочитания, то ли из-за обострившегося инстинкта самосохранения.
   - Ты ж атеист! - усмехнулся было Дрон, набивавший ленту к пулемету.
   "Бам-м-м-м-м!" - раздалось в помещении. Дрона буквально снесло с кровати. На виду остались торчать только его ноги, тоскливо торчащие вверх наподобие раздвоенного ствола дерева.
   - Следующая будет уже без кольца. Не заебывайте! - пробурчал Сержант, накрывая лицо шапкой.
   Я, увы, слабо разбираюсь в радиоделе. Практически все мои знания умещаются в анекдот про то, как Маркони создал свое радио и услышал матерящегося на другом конце Ойкумены Попова. Но даже этого анекдота мне хватило, чтобы понять, в насколько глубокой жопе мы сейчас все здесь оказались. На самом деле, заглушить частоты весьма просто, но для этого нужно их знать и обладать соответствующим оборудованием. Если же чеченцам это удалось, то мы имеем дело с полноценным подразделением радиоэлектронной борьбы. Или хотя бы с его техникой в достаточно умелых руках. Как-то это все не увязывалось с тщательно рисуемым нам начальством образом бандита, которому достаточно погрозить ремнем, чтобы он сдался.
   - Так, хуле разлеглись?! - зарычал наш вриротного, ввалившись в самозанятую нами палату.
   Мы тут же вскочили с кроватей, послушно вытягиваясь во фрунт.
   - Так, блять, одного на оружии оставили, а сами мухой вниз, там машины разгружать надо! Мухой! Носов, старший!
   - Есть! - отдал тот воинское приветствие и тут же занялся кипучей деятельностью. - Так, Комлень, ты на оружии! Никого не пускать. Будут пытаться зайти - разрешаю открыть огонь на поражение. Мне насрать, что им тут нужно. Кровати, матрацы, прочий триппер - поебать. Это расположение нашего взвода. Ясно?
   - Точно так, товарищ сержант! - пробасил он, исхитрившись принять строевую стойку с пулеметом на груди.
   - Всем остальным скинуть оружие, вещаки и вниз, разгружать... хер знает что. Там доведут.
   - Слыш, Сержант, а подсумки сымать? - поинтересовался Гудрон.
   Витя остановился на секунду, задумался, но потом все же выдал:
   - Нет. Нахер. Время только потеряем. Давайте быстрее, блять!
   Генерал рассудил логично. Сейчас наша дивизия (четыре батальона, которым больше подходит название "инвалидная команда имени Капитанской Дочки") перешла к обороне, следовательно большое количество средств доставки сил и средств нам уже не нужно. Смысл от грузовика сейчас, когда мы торчим в центре города бельмом в глазу дудаевцев, если он даже небронированный? Не проще ли скинуть все в подвал, а внутреннее пространство освободить для вещей куда более нужных и полезных в данных условиях? В конце концов, "Шишига" занимает столько же места, сколько и "шестидесятка", только не имеет в себе ни КПВТ, ни ПКТ, ни даже тонюсенькой брони. А потому все грузовые машины сейчас спешно разгружались и отправлялись по контроллируемой нашими блоками дороге назад, в Толстой-Юрт.
   Разгрузка происходила в авральном ритме вальса. Солдаты бегали взад-вперед с разнокалиберными мешками, ящиками, коробками, свертками и кульками. Отовсюду постоянно доносился мат, треск, грохот, вопли офицеров и прапорщиков, руководивших этим содомом, писки медсестер и бас врачей, старавшихся вытащить из этой круговерти нагруженных солдат свое драгоценное медицинское имущество. Спешно выяснялось, что взятое с собой уже где-то проебалось и, наоборот, забытое или вообще не взятое успешно находилось в самых неожиданных для этого местах. Неожиданно всплыл среди бинтов наш уже давно списанный "в результате отстрела" цинк "семерки". Неожиданно среди продовольствия нашелся ящик с литературой военно-патриотического содержания и манекен для отработки перевязок. В то же время батальонные противотанкисты остались только с тем, что имели при себе, потому что запасные ракеты к "Малюткам" совершенно случайно погрузили в машину второго батальона, оставшегося на консервном заводе. Все это вызывало постоянные брань и поиск виновных, в которые с иезуитской изворотливостью могли оказаться вписанными и проклятая теща, и многомудрое большое начальство, не давшее указаний, и, ну как же без этого, криворукие солдаты, которые, видите ли, никогда не делают все так, как положено. Впрочем, это были еще цветочки. Ягодки наступили, когда выяснилось, что нами мужественно был потерян офицер штаба полка, а именно - "финик". То ли он вообще не выезжал из гарнизона, то ли где-то отстал по дороге, однако на горизонте тот отсутствовал, зато его питослет обнаружился в ящике военно-политической литературы. Двойного дна с его телом там, к сожалению, не обнаружилось, хотя командир полка ходил кругами и клятвенно обещал затолкать туда "эту жирную молдованскую морду", а потом еще попрыгать на крышке для лучшей закрываемости.
   И, тем не менее разгрузка продолжалась. Пустые машины уезжали назад, на север, провожаемые грустными взглядами солдат, а на их место выруливали новые, чтобы, в свою очередь, скинуть груз и умчаться в закат. И это коловращение, обозванное злым и запыхавшимся Геродотом непонятным словом "караколе", продолжалось 3 часа без перерыва. Только к шести вечера еле волочащие от усталости грузчики вытащили тяжелый ящик с винтовочными патронами, занесли его в подвал в подвал и вышли наружу. Весь двор был забит мокрыми, потными, обессилившими солдатами, курившими или просто устало присевшими на корточки у стен не смотря на декабрьский холод.
   - Так... блять... Пошли наверх... - прохрипел Сержант, работавший наравне с остальными.
   - Слыш, Сержант... Может, покурим? - спросил Семьон, отирая шапкой лицо.
   - Наверху... Фух! Наверху покурите, - ответил он, поднимаясь по лестнице. - Нехер тут здоровье гробить.
   Лютые курильщики обиженно замычали. Еще неизвестно, чем их заставят заниматься наверху, а вот покурить сейчас - это покурить сейчас. Ценность самобытная и универсальная.
   - Мухой, блять! - рявкнул Витя и мы понуро пошли внутрь.
   Кое-как поднявшись на второй этаж и войдя в палату, мы тут же без сил повалились на кровати. Не было никаких сил делать что-либо, даже почесать зудящую от пота спину. Пожалуй, если бы прямо сейчас мне предложили три банки тушенки в обмен на такую банальную вещь, такую как положить шапку под голову или снять сапоги, предлагающий был бы послан нахер. Слишком много сил забрал сегодняшний день, а его окончание еще явно даже и не предполагалось. Утешало пока что только одно - никаких особых последствий от нашего визита в самое логово зверя еще не последовало. Мы продолжали находиться в горбольнице, которую чеченцы даже и не думали атаковать, хотя по городу то тут, то там вспыхивали перестрелки.
   Где-то минут через надцать мы все же более-менее пришли в себя. Приветливо затрещал небольшой костерок, сделанный из тумбочек и прочего деревянного мусора, попавшегося под руки, щедро намазанного сапожным кремом, зашипел кипящий жир в банках, зазвякали фляги с соком. Вытащив штык, я быстро пробил две дырки в банке сгущенки и с наслаждением выдул ее всю. Вкуснотища неописуемая! Сразу же откуда-то появились силы, усталость чуть отпустила, а мир вокруг стал чуть приветливей и добрее по отношению к детям своим. А после пачки галет с тушенкой так и вообще стало настолько хорошо, что просто невозможно как прекрасно. Фактически, человеку немного нужно для счастья. Пожрать, поспать, да чтоб его еще не заебывали часика так три-четыре. А еще какую-нибудь хорошую книгу, да девушку красивую рядом, с волосами цвета меди и изумрудными глазами... Впрочем, вряд ли ей бы понравилось наше портящее воздух и чавкающее с грохотом газотурбинного двигателя общество. А в Нижнем Новгороде неохотно пустят в ресторан какое-то немытое, грязное существо в старой потрепанной зимней "афганке". Моветон-с. Приличные господа хотят кушать в приличном обществе-с, а не в компании какого-то зачуханного федерала.
   Выкинув из головы напрочь все воспоминания о гражданке, я выпил еще соку, убрал ложку в вещмешок, кинул его под кровать, а сам вытянулся на сетке больничной койки и с удовольствием задремал, сунув шапку под голову. Голоса других становились все глуше, тело словно бы наливалось ватным расслаблением и где-то через минуту ладья сновидений уже приняла меня на борт, медленно покачиваясь на волнах...
  
   "Бдум!"
   - А, че за дерьмо?! - спросонья завопил я, сев на кровати и стряхивая с себя посыпавшуюся с потолка побелку.
   "Бдумф!". Здание снова затрясло.
   - Срань Господня! Какого хуя?! Бля, че за хуйня?! - доносилось со всех сторон.
   - А ну ша, блять! - проорал Сержант со своего койкоместа. - Раскукарекались, блять, как куры на насесте! Пидорасы! Лаперузы обоссанные!
   "Бдых!". Здание тряхнуло еще сильнее. С громким лязгом на пол упал автомат.
   - Быстрее, блять, идиоты! - рявкнул Витя, видя наши ступор и замешательство.
   Мы в панике, лишь бы побыстрее, натягивали бронежилеты и размещали на ремне подсумки, брали оружие и распихивали магазины и гранаты по отведенным для них кармашкам.
   - Сука, блять, лег я поспать! - выматерился стихами Антилоп, тщетно пытаясь попасть магазином в магазиноприемник.
   Бакелитовый "рожок" все никак не хотел вставать на место.
   Я посмотрел на часы. Было девять вечера. Поспать удалось от силы два с половиной часа.
   - Че замерли?! На позиции! - заорал лейтенант, заглянув к нам в палату, и тот час же убежал куда-то дальше.
   - Да уже, уже! - ворчу, присоединив магазин и вываливаясь из палаты в коридор.
   Коридор, когда-то чистенький и красивый, теперь являл собой плод буйной фантазии сюрреалиста. В стенах появилось несколько новых, не предусмотренных проектировщиками дыр, большая часть стекол вылетела от воздушной волны, несколько рам перекосило, а некоторые из открывающихся окон теперь выпали внутрь, сияя своими пустыми деревянными "глазами". На полу виднелись капли крови. Где-то неподалеку, на окраине зоны слышимости, матерился и скрипел зубами раненый.
   - Это че за дерьмо?! - кричу, спрашивая у бегущего солдата.
   Тот не обратил внимания и помчался куда-то дальше. Тогда я схватил за рукав другого.
   - Че тут у вас творится?! - воплю ему в ухо.
   - Танки! Танки херачат! - заорал он, пытаясь вырвать рукав.
   - Какие нахуй танки?! - опешил я.
   - Чеченские, блять!
   От этих слов у меня все внутри перекосоебилось.
   "Бдум!". Здание снова тряхнуло, да так, что я не удержался на своих ослабевших ногах и упал на пол, выпустив своего случайного собеседника. Затылок резануло острой болью.
   - М-м-м-м-м-м! - мычу, пытаясь приподнять голову и нащупать пальцами причину боли.
   - Владимир, что с тобой?! - пробасил Комлень рядом.
   - Больно! - всхлипываю, нашарив рукой осколки стекла в затылке. - Федь... Федь, чей та, а?
   - Лежи смирно! Не замай руками грязными! - сказал он, отставив пулемет и сев рядом со мной на пол. - Дай-кось погляжу!
   Его огромные, но мягкие сейчас руки перевернули мою тушку и начали осторожно ощупывать затылок.
   - Слышь, блять, хуле тут разлеглись? - рявкнул выходивший из палаты Геродот.
   - Иди к бесам! Не видишь, Владимир ранен?
   - Ох ты ж блять! - выматерился историк, ставший обладателем медицинской сумки после Креста. - Че с ним?!
   - Стеклами затылок посекло!
   - Так, ясно! Значит так, у тебя во фляге что?
   - Вода.
   - Ясно... А, жопа! Ладно, похуй, так херачить будем! Дай флягу!
   Геродот споро промыл водой затылок, после чего выдергивать кусочки стекла.
   - У-у-у-у-у, блять! - завыл я, дергаясь
   - Лежи смирно, нахуй! - Саня был напряжен. В его голосе чувствовалась практически атлантическая ответственность на плечах.
   - Легко сказать! - хриплю, сжимая зубы.
   - Бля, у тебя тут всего два кусочка стекла застряло, а ты ноешь, как целка, которой в жопу без вазелина сунули!
   - А-а-а-а-а-агх! - захлебываюсь криком, когда первый кусочек все же был вытащен из меня. - Блять, Федя, чем этот пидорас хоть дергает-то, а?
   - Пинцетом. Не боись, все будет хорошо.
   "Бумф!". На этот раз здание совсем не тряхнуло. Наверное, снаряд попал куда-то рядом со зданием. Или в другой корпус. Или...
   - М-м-м-ма-а-а-а-ать! - реву белугой, ощущая, как в затылок впивается что-то горячее и острое.
   - Так, блять, все... - выдохнул Геродот. - Срань Господня, где у этого мудака перекись водорода была? О, вот!
   Прохладная жидкость полилась мне на затылок, вызывая новые приступы боли, уже тупой и не такой сильной.
   - Слушай, Хрящ, ты как так умудрился? - спросил историк, перематывая мне голову белоснежным бинтом. - Или они застряли в полу, как кинжалы? - усмехнулся он своей собственной идее.
   - Вот я не ебу, чесслово! - ворчу, морщась от собственных воспоминаний. - Просто чет ебнуло, здание затряслось и я ка-а-а-а-ак на пол шмякнусь. Затылком об пол приложился - и на тебе, кровяка.
   - Ну ты, блять, везунчик! - фыркнул Саня, затягивая узел. - Все, нахуй, три клизмы два раза в день, клистир на мыле, гастроскопия каждый четверг после дождичка!
   "Бдаух!". На этот раз чеченцы попали прямо по нашему этажу. Послушные воле ударившей в них сталисто-тротилловой чушки, кирпичи разлетели на крупные и мелкие обломки, пробив в стене дыру размером с мою голову.
   - Подкалиберными херачат! - произнес Без Пяти.
   - Че? - спрашиваю недоуменно.
   Ну вишь, дырка какая! - он ткнул в новое отверстие в стене. - Это они подкалиберными противотанковыми херачат. Фугасный бы тут все нахуй разъебал.
   - Ага. И твою жопу тоже! - гыгыкнул Геродот, которому один из обломков кирпича снес с головы шапку.
   - И твою тупую голову! - не остался в долгу Без Пяти.
   - Но-но! - усмехнулся историк. - Она такая тупая, потому что в ней много знаний! Поэтому у нее такая интересная геометрическая форма!
   На это никто не нашелся, что возразить и мы заржали, как кони.
   - Че ржете? - вкрадчиво поинтересовался Сержант, нависнув над нами, аки Сцилла над несчастной триерой.
   - Эм... - тут же замялись мы.
   Впрочем, моя белоснежная повязка говорила сама за себя.
   - В медпункт не надо? - спросил Витя.
   - Потом, после боя.
   - Как знаешь. А теперь все по позициям, - произнес он без обычного своего надрыва.
   Наша рота медленно рассосредотачивалась по всему корпусу. Нас было очень немного, а удержаться требовалось во что бы то ни стало. Отступить из той западни, в которую мы сами себя загнали, не смог бы никто. По этим узеньким городским улочкам, под огнем злобных чеченцев, плохо различимых в темноте... Нет уж, увольте!
   А тем временем грохот боев начал нас настигать отовсюду. Кажется, чеченцы разом атаковали наши отряды по всему Городу. Отчаянная орудийная стрельба, стрекот автоматических пушек, грохот автоматных и пулеметных очередеей сливались в одну какафонию боя, достойную симфонии Вагнера. И это пугало тем сильнее, что нохчи пока что не атаковали нас. Да, обстреливали из танковых орудий...
   "Бамф!". Здание содрогнулось. С пронзительным грохотом рухнул шкафчик для лекарств, разбив стеклянную дверцу на мелкие осколки.
   ... но не штурмовали. Пока что. Может быть. Так, лишь развлекались, подгатавливая нас, разминая, как это делают с пластилином или тестом. И собираясь начать готовить лишь тогда, когда генеральный повар этого сраного Ада сочтет нужным кинуть нас на огонь.
  
   Махмуд с остервенением наводил орудие на проклятый хирургический корпус. Оптический прицел в его Т-72 отчаянно барахлил и орудие стреляло куда Аллах на душу положит, но, что уже радовало, хотя бы в направлении противника. Не помогало ни то, что танк стоял неподвижно и палил чуть ли не прямой наводкой, ни отсутствие какого-либо противодействия со стороны русских. Со времен его службы на Т-62 в рядах Советской Армии слишком многое поменялось и стало непонятным, а курсы переподготовки в Чечне никто и не думал проводить. Его, как одного из имеющих хоть какой-то опыт обращения с танками, выдернули из отряда безумного Арби Бараева еще месяц назад и приказали найти и подготовить экипаж для трофейного "Урала", захваченного во время провального ноябрьского штурма. И если подобрать водителя не составило труда, то все остальное было куда как печальнее. Наводчика он так и не нашел и был вынужден сейчас совмещать в себе обе роли, постоянно сражаясь с непокорной СУО, то ли сломанной кем-то из танкистов во время сдачи, то ли просто бывшей уже давно неисправной и так и доставшейся ему по наследству от предыдущих владельцев. Слава Аллаху, что в этом танке хотя бы не нужен заряжающий, хотя выбираться из своего места и пересаживаться на место наводчика для того, чтобы киянкой дослать снаряд из в очередной раз заклинившего автомата заряжания приходилось регулярно. Да и снарядов к танку было немного, а потому стрелять приходилось нечасто, редко и нерегулярно.
   Тем не менее бывший сержант советской армии дело свое знал хорошо и целился старательно. И не его вина, что снаряд часто мог улететь в совершенно другое, незапланированное для этого место. Вот и сейчас, приникнув к прицелу, Махмуд наводил танковую пушку на второй этаж корпуса, а затем нажал на педаль выстрела. Послушное воле своего хозяина, орудие выплюнуло положенный боеприпас, с каким-то противным лязгом откатившись назад. А тем временем снаряд в едином порыве сгоревших сотен тысяч частей бездымного пороха летел вперед. Его удар о кирпичную стену был страшен. Корпус боеприпаса врезался в кладку, давая дорогу вольфрамовому стержню, проделавшему отверстие и конусом увлекавшим за собой куски и крошку красного кирпича, а затем и пробившим насквозь податливую человеческую плоть, скверно защищенную каким-то жалким сантиметром карбида бора. Убитый рухнул на бетонный пол, орошая его фонтаном хлещущей кровью, став очередным элементом рукотворного пейзажа смерти и разрушений. Лишь белоснежная повязка на голове выделялась из окружающей красно-серой грязи.
  
   "Бдамф!". Танковый снаряд ударил в дерево и пробил его насквозь, соорудив в нем изрядного размера дыру.
   - У него, похоже, СУО сдохла! - откомментировал этот выстрел Антилоп.
   - В смысле? - спрашиваю.
   - Ну бля... - замялся он. - Видишь, как стреляет хуево? У него что-то с прицелом. Он наводит орудие, по прицелу, думает, что все правильно, а на деле - жопа полная. Оно может выстрелить хоть в асфальт, хоть в небо.
   - Ага... ПВО Ичкерии, блять! - фыркнул Геродот.
   - Так, блять, где эти сраные ракетчики? - снова неожиданно материализовался ротный.
   - Не могу знать, тов... - бормочу, пытаясь вытянуться бодро и молодцевато в соответствии с требованиями уставов.
   Правда, это относилось к воинскому приветствию, но мало ли.
   - Бля, заткнись! - махнул рукой лейтенант. - Сержант, где эти шесть пидарасов?
   - На первом этаже, товарищ старший лейтенант! - четко отрапортавал Витя.
   - Давай их сюда. Блять, если они этот танк не сожгут, нас тут всех хоронить можно будет нахер!
   Противотанкисты материализовались практически тут же. Кое-как приладив свои пусковые устройства к особенностям помещений, они с оглушающим рево-свистом запустили два ПТУРа, но, судя по матерным перлам ротного, никуда не попали. Впрочем, чеченцы тоже поняли намек и танк куда-то испарился, растворяясь в недоступных улочках Города.
   Тем временем стрельба в Городе нарастала с каждой минутой. Огонь велся где-то неподалеку и это были уже не жалкие очереди из автоматов, а полноценный огневой бой из всего, что есть под рукой. Грохотали орудия, доносились какие-то взрывы, беспрестанно стрекотало ручное оружие. Где-то здесь, совсем рядом, одна из наших группировок попала под настоящий паровой каток, желающий ее уничтожить. И нам оставалось лишь вслушиваться в эти звуки, да гадать, когда же бой закончится и примутся за нас. Впрочем, ждать особо долго не пришлось. Чеченцы явно не любят сильно задерживаться перед приходом на ужин.
   Собственно, почему ужин? Потому что стрельба началась, стоило мне только поставить разогреваться банку перловки с мясом.
   Первая попытка штурма состоялась примерно в полдесятого.
   "Дах-дах-дах-дах!". Звуки крошащегося кирпича, бьющихся стекол, визг рикошетов. Затем сквозь стрельбу прорывается реактивный рев, который сменяется взрывом и продолжающейся стрельбой.
   - Че за блядство?! - рычу, поднимаясь и хватая автомат.
   Случайно задетая ногой банка каши отлетает в угол, словно мячик.
   Мы выбегаем в коридор и прямо передо мной один из бойцов оседает на землю, держась за плечо.
   - Что с тобой, братан?! - кричу, оттаскивая его к стене из-под ног бегущих солдат.
   - Плечо... блядь! Сука, плечо больно!
   Увидев привалившегося к стене солдата все остальные начинают пригибаться ибо все же головы не казенные, посмертно новые не выдадут.
   - Ты откуда, братан?
   - 2-я разведывательная, - прохрипел раненый, продолжая зажимать рукой рану.
   - Ты руку убери, дебил! - тут же посоветовал кто-то рядом.
   Разведчик послал советчика нахуй в таких заковыристых выражениях, что я невольно восхитился.
   - Так, что здесь за лежбище сраных морских котиков? - заорал лейтенант, материализовавшись из ниоткуда. - Алтынов, Маковенко, взяли раненого и отнесли к санитарам!
   - Есть! - ответили мы с Геродотом и начали думать глупые думы на тему того "как можно обойтись без носилок".
   Тащить его под руки нельзя было и пытаться - рана в плече начала бы кровоточить еще сильнее, плюс боль и опасность задеть какой-нибудь жизненно важный сосуд, который пока пуля миновала, но таким макаром вполне может случайненько разорвать. Хм, а что если не тащить?
   - Слыш, братан, ты сам-то идти можешь? - спрашиваю у разведчика, который белизной лица сравнялся с остатками краски на стене.
   Тот кивнул, как-то странно закусив губы.
   - Тогда пошли!
   Схватив его за бушлат, я рывком поднял раненого на ноги. Тот зашатался, словно пьяный, и едва не рухнул обратно на пол. Кое-как мне удалось придать этой дырявой тушке какое-то подобие вертикального положения, после чего махнул рукой Геродоту.
   - Слышь, историк, давай, тащи свой груз в медчасть!
   Саня выматерился, но осторожно закинул здоровую руку своего подопечного себе на плечо и медленно повел в сторону докторов, виляя, аки обожравшийся перезрелого винограда икающий ежик.
   А тем временем бой затихал сам собой. Чеченцы, встревожив наш муравейник, с чувством исполненного долга растворялись в темноте. Через пару минут стрельба прекратилась совершенно из-за физического отсутствия противника, который давно уже сбежал. Как выяснилось, это была группа из 15-20 чеченцев, двигавшаяся через площадь Орджоникидзе. Внезапно обстреляв помещения второго и третьего этажей а заодно спалив наш БТР, они еще немного постреляли, а затем откатились назад, унося с собой убитых и раненых. А возможно, наши даже ни в кого и попасть не смогли, паля в белый свет как в копеечку. У нас, к счастью, из потерь пока был только один раненый, тот самый разведчик с дыркой в плече.
   За последующие два часа эта ситуация повторялась трижды. Небольшие группки неизвестного подчинения и принадлежности старались подойти как можно ближе к больнице, после чего открывали по ней стрельбу из всех подручных стредств, которые у них имелись, и валили со всех ног раньше. чем перепуганные часовые и подоспевшие солдаты успевали открыть сосредоточенный ответный огонь, а не просто пальбу в воздух. Противодействовать таким налетам было решительно невозможно. В полку не было никаких приборов ночного видения (по крайней мере, в рабочем состоянии), а потому приходилось полагаться лишь на остроту зрения наблюдателей и часовых, уже основательно задолавшихся за все последнее время. В итоге, после второго нападения кто-то не выдержал и начал следовать прекрасному эмпирическому методу второй мировой, который заключался в периодическом постреливании по "нейтралке". Метод этот вызвал бурную панику личного состава и угрозы побоев со стороны офицеров, которым шум "беспричинной стрельбы" изрядно действовал на нервы. Однако ближе к 23.00 данный способ показал свою успешность. Абсолютно "слепая" очередь из пулемета в очередной раз хлестнула по темноте площади Орджоникидзе, свистя, щелкая и звеня рикошетами. В ответ оттуда раздался вой страшной, нечеловеческой боли. Практически тут же по хирургическому корпусу ударили с десяток автоматов, громко заревел РПГ, взорвавшийся на крыше и проделавший в ее скате изрядную дыру.
   - Опять? - страдальческим голосом возопил к небу злой и разбуженный Фиш.
   - Хуле ноешь? Ноги в руки и бегом, чичей ловить! - злобно усмехнулся Дрон.
   Но к тому прекрасному моменту, когда корпус вновь ощетинился ежиком стволов, стрелявших на площади, и след простыл.
   - Сраное блядство! - выругался Шифман. - И вы че, так всегда бегаете?
   - Каждый раз! - пожал плечами Геродот.
   Уже наутро в бинокль мы увидим на Орджоникидзе труп убитого. Неестественно скрючившись, он держался за пах. После этого кличка "Евнух" к пулеметчику прилипла намертво. Ну а пока все готовились к отбою. Генерал разрешил личному составу отойти ко сну, однако при этом мы должны были держать оружие под рукой и быть полностью готовыми к действиям. Ни разуваться, ни раздеваться, ни даже снимать с себя бронежилеты категорически не разрешалось. Автоматный ремень должен был быть намотан на руку. Единственный предмет, который разрешалось с себя снять, была шапка. И та под голову. Злые, многие голодные, мы готовились отойти ко сну. Набивали магазины, чистили оружие в неровном свете самодельных костерков, кто-то даже писал письма. Я сидел и курил, смотря на огонь. Писать домой не хотелось. Да и о чем? "Здравствуй, мама! Пишу тебе на сапоге убитого товарища...". Эта шутка, заходившая по армии еще со времен Афганистана, как никогда вызывала у меня оторопь. Скорее, хотелось что-нибудь соврать, написать о том, что мы сейчас на территории своего военного городка, опять чистим ебаный плац или занимаемся бесконечно-надоевшей строевой. А кому еще можно начеркать пару строк? Нине? Ей-то уж тем более ничего не надо знать. Помню, как раньше по городу ходили "афганцы", как от них на дискотеках люди расступались, потому что, мол "они бешеные, отбитые". Кому-то везло в семейной жизни. А кому-то этот сраный "интернациональный долг" всю жизнь попортил.
   Вообще о будущем думать не хотелось. Мысли о том, что на тебя падет очередное клеймо "неадекватного отморозка", словно бы ты сам виноват, что попал в это дерьмо, изрядно угнетали. "Ну я же вас туда не посылал!" Э нет, братец, это ТЫ послал! ТЫ! Ты работник системы, которая забрала меня из дома и отправила на два года выполнять мифический долг перед родиной, к которой я не имею ни малейшего отношения. У меня даже паспорт с обложкой СССР. Я гражданин России? Пфе, что это такое? Terra Incognita, страна пресвитера Иоанна XXI века, Дикое, мать его, Поле современности. Территория, населенная ста сорока восемью миллионами человек, которая фактически никем не управляется и никому не принадлежит. Что, у нее есть правительство, герб, флаг, гимн и прочие атрибуты государственности? Не аргумент. На заборе тоже много чего написано, а за ним дрова лежат и огород вкусный. Вот и страна наша превратилась в один большой огород, который очень вкусно "бомбить". И всем глубоко насрать, что где-то там, за МКАДом на обломках великой страны пытаются выжить миллионы человек. Зачем о них париться? Кому они нужны?
   Вот и получается, что я гражданин несуществующей в моих же собственных документах страны, выполняю несуществующий перед ней долг и потом какое-нибудь всратое быдло с ряшкой поперек себя толще станет меня убеждать, что оно мне ничего не должно и меня туда не посылало?!
   Я усмехнулся и зажал сигарету уголком губ, смотря прищурившись на огонь, а мысли продолжали дождевыми червями склизко возиться у меня в голове своим липким клубком...
   Вот мне сейчас двадцать с небольшим лет. По идее, считается, что жизнь в это время только начинается. А что делать, если она может уже закончиться? Вот как с "афганцами". На работу не устроиться, потому что нафиг никому такой контуженый не нужен. Личной жизни тоже ноль. Куда идти, в бандиты? О да, бандиты нынче в нашей стране - это большая сила. А начиналось все с тех же "афганцев", не нашедшим места в стране, ими же и защищаемой. Сложная экономическая обстановка середины и конца 80-х, с которой не справлялось ни ОБХСС, ни КГБ, ни МВД, ни Госплан, и, что самое важное, даже не хотел справляться, потому что имели свой гешефт, породила определенную самовоспроизводящуюся потребность в некотором количестве людей с мускулами и опытом совершения действий, попадающих под статьи УК РСФСР. Нелегальная, подпольная торговля уже породила борьбу за точки сбыта, передел собственности, в том числе всяких нелегальных "качалок", цехов по пошиву и прочих мелкооптовых производственно-сбыточных мощностей, а борьба требовала наличия определенного, весьма специфического ресурса в виде опытных бойцов, умеющих убивать без каких-либо вопросов и сомнений. Ветераны войн в Афганистане соответствовали этим критериям практически идеально. Никому не нужные, не востребованные в мирной жизни, вызывающие злость у населения своими инвалютными чеками, отовариваемыми в "Березке"... Обычные трудящиеся, видите ли, всеми правдами-неправдами достают эти чеки по два-три рубля за рублевый чек, а тут какое-то молодое чмо, которое жизни не нюхало, ходит в "Березку" как к себе домой?! И никому невдомек, что эти молодые парни видели в своей короткой жизни куда больше, чем этот слесарь четвертого разряда или электромеханик трамвайного депо может себе представить в водочном угаре. "Почему это у него есть, а у меня, такого ахуенного трудяги, двадцать лет пьянки у станка, нет?!". А работы для них нет - "Я вас туда не посылал, а мне контуженые не нужны!". А в то же время, на официальном уровне войной это не считалось! Ветераны Великой Отечественной приходили в мае в школы, рассказывали о патриотизме, о любви к родине и социализму, о борьбе с нацизмом и фашизмом, а тут вот, у вас десятки и сотни молодых парней, которые еще так же не разочаровались в вашем сраном социализме инфаркта миокарда и старческой импотенции, которые умеют воевать и искренне считали, что защищают свою страну... Но им отказывают в этом праве. Им отказывают в том, что они ее защищали. Они просто два года провели на теплых курортах Средней Азии. Ни адаптации, ни лечения, ни хоть слова об их важности ПОСЛЕ возвращения домой. Нет, страна просто выкинула несколько сотен тысяч своих молодых граждан в помойку. И мне до рези в животе не хотелось повторять их жизненный путь. А есть ли выбор? А нихера. Меня, как кутенка, взяли и кинули в это сраное чеченское болото, мол, на, варись кашка понаварестей и повкуснее, вот тебе еще кусочек мяска, ням-ням. Или же, если ты, читатель, сторонник сраных сказочек, то как мышку в молоко. Насрать им по совету одного поляка в это масло, что ли...
   Практически до самого утра под моим ухом грохотала эта вялотекущая перестрелка. Чеченцы нас практически не атаковывали. Лишь стреляли из окон близлежащих домов, пускали гранаты да изредка пытались подобраться со стороны площади. То ли горбольница не представляла для них собой такого интереса, как нечто рядом, то ли они просто не хотели ломать зубы раньше времени о нашу оборону, но эта ночь не принесла с собой практически никаких сюрпризов. Мы относительно мирно отпраздновали Новый, 1995 год, пожрали консервов и просто начали отрубаться в палатах, изредка меняясь с часовыми у окон.
   Впрочем, не следует считать, что у нас царило благорастворение в воздусех и все было зашибись. Радиосвязь накрылась медным тазом. Сплошные помехи, через которые совершенно невозможно пробиться. Где-то совсем рядом с нами продолжал идти отчаянный бой с применением всего и вся. Пару раз было даже слышен запуск ракет из "Тунгусок", хотя вроде бы чеченскую авиацию разбомбили еще до начала войны. Ежику ясно, что как только нохчи раздавят сопротивление там, они примутся за нас. И это было страшно. А помочь этим людям мы ничем не могли, потому что даже не представляли себе, где именно идет бой. Двигаться вникуда по туристической карте города при том, что у вас два бойца на БТР - уж увольте. Оставалось лишь надеяться, что нам удастся под этим натиском выстоять, да поддерживать вялотекущую перестрелку. Кое-как достояв до двух ночи и пережив пару довольно неприятных моментов со свистящими мимо пулями, передал свой пост сонному Лозе, а сам едва дополз до кровати и рухнул на нее без сил, даже не раздеваясь. С новым, мать его, годом. С новым, срать его, счастьем.

Глава 8

Арка

   Пробуждение было отвратительным. Большая часть тех, кто занимается бумажно-перекладывательной работой почему-то считают, что как следует устав, ты слаще спишь. И утром просыпаешься после восьми часов отдыха свежий, как огурчик. В пупырышку и готовый к труду и обороне. Нихрена. Ты реально как огурец. Зеленый. Подавленный. Все тело болит, во рту как будто гадила целая стая кошек, а башка настолько ватная, что ей можно коробки набивать для мягкости, чтобы при кантовке мензурки не побились. Если это именно то, что называется "свеж и бодр сил" - то оно так и есть. Ты достаточно свеж, чтобы четко сформулировать посыл нахуй для того, кто тебя будит, и достаточно бодр, чтобы попробовать его чем-нибудь стукнуть. Что я, собственно, и сделал.
   - Иди нахуй! - рычу сквозь сон, хватаю автомат и пытаюсь приложить прикладом свой будильник.
   - Ай! - пискнул он голосом Хоббита. Судя по звуку, прилетело в нос.
   Приятная темная реальность бытия, в которую мне только-только удалось снова погрузиться, опять была нарушена самым что ни на есть циничным способом. Меня банально скинули с кровати.
   - Уй, бля-я-я-я-я! - застонал я, пересчитав своими позвонками каждую пластинку карбида бора в спинной секции бронежилета.
   Это было больно. Без громких выражений, пафосных искр из глаз и без невзвиденного белого света. Просто больно. Очень.
   - Че за блядь?! - кричу, кое-как разлепляя глаза.
   Обстановка в палате, увиденная мной, не сказать, чтобы радовала. Хоббит стоял в углу, запрокинув голову и зажимая пальцами нос, у дверей притулились два санитара с носилками ("И не страшно им в полный рост так ходить?!" - мелькнула в голове мысль), а прямо надо мной возвышалась громадина Сержанта, с увлечением пинавшая меня ногами.
   - Сука. Пидор. Сраный. Идиот. Мудак. Гандон, - спокойно, ровно и методично произносил он с каждым ударом, будто бы просто высчитывая получаемые в бане полотенца. - Хер. Ублюдок. Уебан.
   - Да хорош уже, бля! Хватит! - взмолился я, ощущая, как мои бока и ребра превращаются в отбивную.
   - Не хватит, мудила, - Витя спокойно продолжал осыпать меня ударами. - Ты что же, идиот, думаешь, что своих же солдат бить можно?
   - Да это случайно вышло!
   - Случайно, блять, только мыши трахаются.
   Ребра начало палить адским пламенем.
   - Ты че думаешь, пидорас, если тебе поспатькать хочется, так тебе можно, сука, других пиздить?! - взъярился, наконец, Сержант и, наклонившись, взял меня за грудки и основательно тряхнул.
   Моя башка затряслась и затылок под повязкой снова ожгло жгучей болью удара о пол.
   - Ты, уебушек казантипский, если хочешь, блять, с кем-нибудь подраться, нахуй, так вперед, нахуй пиздуй на площадь, бросай сраную шапку оземь и вызывай этих ебаных чеченцев на кулачный бой! Или, блять, если мозгов чуть больше, бодни башкой стену с разбегу! Понял?!
   - Д-да! - хриплю, морщась от невидимых обручей, стиснувших мою голову.
   Витя разжал руки.
   - И вам всем на заметку. Если хоть кто-нибудь хоть раз на своего товарища по строю здесь руку поднимет - я ему ее из НСВ отстрелю по самые гланды! Все ясно?!
   Все настолько опешили, что в ответ раздалось лишь несройное "Так точно, товарищ сержант!", больше похожее на мычание стада коров на водопое.
   - Вольно, нахуй! - выпалил Сержант и ушел куда-то в закат, провожаемый откровенно обалдевшими взглядами не только нашего взвода, но и двух санитаров, которые, казалось, совершенно забыли о своем грузе на носилках и спохватились лишь тогда, когда раненый тихонько застонал.
   - Пиздец, блять... Че, больше некуда положить раненых что ли? - заворчал Спиди.
   - Некуда, солдат! - устало пробормотал санитар и принялся перекладывать ранбольного на мою кровать. - Все нормельные места уже забиты.
   - Так в подвалы кладите!
   - Ты че, боец, идиот? - обалдело ответил второй, чуть не уронив ноги своего носилочного подопечного. - А давай мы тебя засунем в холодное влажное помещение и оставим там на суток трое, а? Заткнись, мурло, и не чирикай!
   Спиди и в самом деле уселся на пол, обиженно замолчав.
   - Доброе, нахуй, утро! - подвел логическую черту под беседой Фиш.
   Утро и в самом деле было изумительно распрекрасным. Стрельба в городе не прекращалась ни на миг. Откуда-то спереди и справа постоянно доносились звуки боя, не изменившиеся по ожесточению со вчерашнего дня ни на йоту. Обе стороны продолжали поливать друг друга огнем из всей доступной скорострельности, словно бы они сидят на целом складе с боеприпасами и занимаются его экстренной утилизацией. Изредко постреливали и по нам, но уже неприцельно, для порядку, для сохранения напряжения, мол, никуда вы отсюда не денетесь, русские! Учитывая, как глубоко забрался корпус вглубь чеченских позиций, это действительно могло быть так. Сейчас только сопротивление в том, другом месте добьют...
   - Бля, лишь бы наши там продержались... - прошептал Лоза, смотревший на мир сквозь прицел своей снайперской винтовки.
   - Видно че-нить?
   - Да нихера! - проворчал он. - Но стреляют знатно.
   - Да это я, блять, и без тебя знаю!
   - А че тогда я? Я вам не тепловизор, сквозь стены не смотрю!
   - Теплокто, блять?
   - Тепловизор! Ну бля, "Хищника" смотрел? - отвлекся от своего "Драгунова" Лоза.
   - Конечно!
   И в самом деле, кто не смотрел этот фильм, в котором Железный Арнольд борется в джунглях против зловещего инопланетянина, не выпуская сигару изо рта? Одна из самых популярных картин нашего детства.
   - Вот там этот Хищник через тепловизор на человека смотрел. Через него видно тепло. Смотришь на стену - глухая, как кирпич. а за ней два тела горячих ждут, когда ты в зоне видимости появишься.
   - А че, так возможно? - опешил я.
   Как и все, смотревшие "Хищника", я полагал подобные вещи чем-то из разряда фантастики. Слишком слабое техническое образование. Вот этнографии нас учили славно. До сих пор могу вспомнить, чем эвены от эвенков отличаются и как именно камлают чукотские шаманы. Но вот чтобы принцип работы тепловизора, что он там видит и замечает... Нет бы что-нибудь попроще, например "технологическое совершенство и пути развития палки-копалки".
   - Ну да! Есть же приборы специальные!
   - И толку-то от них, - пожимаю плечами. - Один хуй он нам сейчас бесполезен...
   Осознание своей собственной беспомощности мучило и рвало душу посильнее, чем плети с крюками, которыми пользовались флагелланты. Где-то здесь, совсем рядом, идет яростный бой, но помочь нашим мы не можем совершенно. Любая попытка проехать колонной дальше обречена на провал в силу отсуствия прикрытия с флангов. На этих не самых широких улочках техника будет как на ладони из каждого окна, смотрящего наружу, что превращает наше убийство в увлекательную игру "вытащи зайку из силка". Кроме того, никто банально не знал, где идет бой. У наших отцов-командиров (включая Генерала) были лишь самые общие представления о маршруте движения группировок. А потому любая попытка выдвинуться станет напоминать поиск иголке в стоге сена. Город построен по радиальной структуре, в которой каждый "стержень" упирается в площадь Орджоникидзе. И если выехать случайно не на ту улицу, то в результате можно очутиться где-нибудь в совершенно противоположном как от своих, так и от боя, месте. Так что сиди и надейся, что наши там сумеют все же отбиться и из внешнего мира им придет какая-нибудь помощь. Иначе ту группу раздавят и примутся за нас, повизгивая от желания как можно скорее расправиться с последними русскими. И хрен тогда что нас спасет здесь. Хоть Богу молись, хоть Аллаху, хоть Иегове, хоть Дэви Марии Христос - однохуйственно. Всем силам небесным сейчас глубоко посрать на нас. Сюда, в это дерьмо, они не спустятся, сколько ни призывай.
   А потому мы делали ровно то, что было в наших силах: сидели и ожидали нашей собственной смерти. Втайне надеясь, что те ребята все же выживут, каждый из нас в глубине души понимал, что это все, finita la comedia. Конечная остановка, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны. Нас тут банально бросили. Всех, начиная от Генерала и заканчивая распоследним водителем "Шишиги", оставили тут, обменяв не известно на что. На что можно обменять сотню-другую солдатских жизней? На канистру бензина? На ящик тушенки? Учитывая то, за какой бесценок в начале 90-х продавалось имущество и вооружение Советской Армии, когда миллионы долларов в танковом эквиваленте могли загнать за жалкую сотню по цене металлического лома, я бы не удивился, если бы нас действительно оценили в пару бутылок водки или банок сгущенки. Продали? И ладно, хуй с вами. Только я зубы сожму и выживу. Выживу вопреки всему, просто потому что не хочу сдохнуть по вашей указке. Не собираюсь быть еще одной строкой "прихода" в вашей толстой амбарной книге, по которой вы на развес торгуете страной.
   "Но надо подняться, надо добраться. Если сломаться, то можно нарваться и тут." - как пел со сцены один из классиков современной русской поэзии. Надо действительно суметь выжить в окружении в Городе, переполненном злобными боевиками. Это сейчас нас не трогают, просто потому что сил одновременно разгромить две группировки у них все же не хватает. Какой бы искалеченной, разорванной развалом СССР, "умелым хозяйствованием" и "сбалансированным питанием" ни была наша армия, она еще обладала достаточным количеством вооружения и военной техники, чтобы местным бандитам было тяжело с ней бороться. Городская застройка изрядно мешает ведению боевых действий с использованием тяжелого вооружения, так что все наше хваленое превосходство в огневой мощи сейчас не стоит и выеденного яйца. С другой стороны, реализовать здесь превосходство в численности, которым без сомнения обладали чеченцы, тоже весьма тяжело, что превращало любой бой в длинную позиционную перестрелку с неизвестным результатом и возможностью удерживать свои позиции сколько угодно долго при наличии постоянно подвоза подкреплений и боеприпасов. Что, собственно, никто делать и не собирался.
   А ведь у командования были все возможности. Вокруг Города стояла еще туева хуча частей. Начнем с того, что в него так и не вошли силы двух группировок, которые могли бы продолжить штурм. И это не считая частей резерва, а также полков Внутренних Войск, которые за каким-то хреном стянули сюда, но в сюда, в это хитросплетение городских кварталов вводить не стали, дескать, у них нет тяжелого вооружения, нечего им делать посреди бетонных джунглей, хотя они, в отличие от частей Министерства Обороны, насчитывали в среднем 70-80% личного состава, а не от 20 до 40. При обеспечении поддержки какой-нибудь дивизионной артиллерией эти "гоблины" ничем не отличались от нас, точно так же воевавших при поддержке БТРов. Но нет, все они оставались в своих пунктах дислокации, ни в коем виде не участвуя в творящемся вокруг безобразии. А следовательно, кто-то высокомудрый просто принес нас в жертву так называемой "оперативной необходимости", либо махнув нас на хороший чемоданчик зелени (или жалкую сотенную купюру, что, в принципе, должно было бы льстить моему самолюбию, мол, как дешево нас ценят, но как дорого мы им обходимся), либо просто нихера не соображая в традиционном вопросе российской литературы - "Что делать?". Ну а вместо того, чтобы что-то делать, в это самое время некий Паша-Мерседес, так и не получивший звание Маршала РФ, давал интервью каким-то журналистам, произнеся свои великие и легендарные слова, навеки вошедшие в фонд русской словесности и журналистики: "Эти восемнадцатилетние юноши за Россию умирали, и умирали с улыбкой". Блять...
   Но я еще жив. Еще выжили остальные наши ребята, которые сейчас вместе со мной сидят на полу и смолят советские "Охотничьи" без фильтра, настолько ядреные, что после недели их курения хочется выблевать легкие. У нас есть оружие, еще полно боеприпасов и совершенно дохуя желания выжить, вопреки всему. Как там? "Погляди на моих бойцов, Целый свет помнит их в лицо", так кажется... Что ж, посмотрите на нас. В наши злобные, усталые, полные ненависти ко всему живому глаза. Боже, неужели было достаточно всего одного дня, одной жалкой ночи, чтобы каждый из нас куда-то потерял всю свою неуклюжую вальяжность, всю свою нескладную нелепость и неуверенную помятость военнослужащего Российской Армии? Господи, что Ты с нами сотворил?! А, ну да, Ты же не слышишь...
   Я невольно ловлю себя на мысли, что насвистываю песню Nautilus Pompilius. "Мы живем в Городе Братской Любви, Нас помнят, пока мы мешаем другим.". Что ж, будем стараться изо всех сил. Спасибо за руководство к действию и жизненный принцип. Просто барахтаться. Лишь бы подольше. Просто как можно сильнее насрать перед смертью всем, кто нас тут имел в жопу и уши. Скажете, что так жить нельзя, что от нас требуется христианское всепрощение и понимание? Хуй вам! Идите со своей сраной церковной диалектикой нахуй. Или на Бутовский полигон и жалуйтесь всем десяткам тысяч якобы за веру пострадавшим. Мне поебать на вашу богохранимость, на молитвы за власти и воинства. У меня теперь есть один бог - Генерал. И офицеры полка - пророки Его. Он нас сюда завел и отсюда же и выведет. Через день, неделю, месяц, сорок лет. А ваша насквозь фальшивая вера, не имеющая под собой никаких идей, кроме сделать не облагаемое налогами бабло на водке и сигаретах, на воде и пирожках, на свечках в цену 1000% от себестоимости и платном освящении крестиков, просто идущем по ходу литургии и не отнимающем времени у священника, больше ко мне не относится никаким боком и гранью. Еретик? Да пофиг. Отлучение от церкви? Поебать. "Дай мне сойти с ума, Ведь с безумца и спроса нет! Дай мне хоть раз сломать Этот слишком нормальный свет!"...
   Вы привели сюда телков на заклание. Что ж, благодарю покорно. Обратно вы получите безумцев, свято верящих только в автомат в руках и в полные карманы боекомплекта. Не знаю, чем закончится эта война. Возможно мы победим и типа восстановим конституционный порядок, не соблюдающийся даже в стране, пославшей нас сюда. Возможно мы смоемся отсюда, как из Афганистана, лишаясь каких либо останков национальной гордости и веры в себя. Один хрен Чечня вообще и Город в частности породят сотни таких же отморозков, которые уже заполонили страну в конце 80-х после Афгана. К началу 95-го только-только прекратилась стрельба прямо в центрах городов. Самые беспокойные давно уже перемочили друг друга очередями от пуза. Самые спокойные вышли вверх по теневой пирамиде бандитского правительства. Остальные потихоньку цивилизованно отстреливали друг друга тихо и без очередных гекатомб. Теперь же города заполнят новые кандидаты в бандиты, которые вновь начнут друг друга стрелять длинными очередями или бухать как черти в попытках забыться. Беспрецедентная по своему цинизму и расчетливости утилизация самой активной и беспокойной для жвачного правительства красно-белых педерастов части населения. Нацистов обвинили в геноциде евреев, цыган и славян, хуту получили по шапке за резню тутси. Интересно, кто-нибудь хоть раз попытается обвинить коммунистов в геноциде населения России? Нет, не коммунистов Сталина, Хрущева и Брежнева, других. Коммунистов Горбачева, коммунистов Ельцина и прочих президентов, которые наверняка последуют за этим сраным алкоголиком, потому что как вы себя ни называйтесь, а не был бывшим членом КПСС в стране разве что Станислав Говорухин. Все остальные сначала дружно были "всегда готовы", затем дружно главенствовали в комсомольских ячейках, а потом столь же дружно и единогласно поднимали руки в Верховном Совете или других заседаниях КПСС. Вот этих вот коммунистов, перекрашивающихся в случае острой угрозы кормушке и собственному сытному существованию, а также при любой возможности оттяпать еще один жирненький кусок от тела России, кто будет судить? Когда эта банда окажется перед пулеметами Бутовского полигона?
   От этих всех вопросительно-безответных мыслей меня отвлек подошедший Сержант.
   - Хрящ, дай сигу! - пробормотал он жалобно.
   - Да на, держи, не жалко! - протягиваю ему пачку.
   Тот зацепил сразу две, одну отправил за ухо, вторую сунул в рот и жадно прикурил.
   - Пиздец нахуй.
   - Что такое? - спросил Лоза, в это самое время перенабивавший ленту.
   - Снайпер, блять... - произнес он, выдыхая дым. - Сука, блять, двоих снял и съебался.
   - А че, не накрыли? - интересуюсь, прикуривая от спички.
   - Да АГСом очередь дали, а хули толку? Хер поймешь, был он там или нет. Съебался скорее всего.
   - Херово...
   И в самом деле херово. Снайпер в городской застройке - существо слабоуязвимое. Хер ты его найдешь в этом хитросплетении окон и домов. Уже то, что тогда после второго выстрела вычислили, можно назвать подвигом. А так этот бородач мог бы часами постреливать без риска быть обнаруженным нами. Пусть в глазах у всех уже и сияла злоба, а умение к ней еще не прилагалось. Мы продолжали быть телками. Пусть и уже начавшими бодаться.
   - И ладно, блять, палит, так этот пидор разрывными херачит. Блядь, там парню всю руку разворотило.
   - А со вторым че?
   - Да нихера. Так, в пластину попало. Пластине пиздец, ему ребро сломало.
   - Ну хоть теперь месяца три сюда не вернется... - с усмешкой произнес Фиш.
   - Ага, если только его еще отсюда вывезут! - возразил Антилоп.
   - Вывезут, дорога пока наша...
   - А ну ша, убили базар! - пресек дальнейшие споры Витя, выкидывая бычок в окно.
   В отличие от нас, с уютом рассевшихся на полу, он продолжал стоять. То ли смерть манит, то ли просто в голове что-то переклинило. Одно ясно - не в полном порядке человек. Но дело пока свое знает туго, командует по делу.
   - Мне нужно два, блять, добровольца. А потому пойдут Хрящ и Фиш!
   - Ну ахуеть я доброволец! - фыркнул Мишка, прикуриваясь от чьей-то сигареты.
   Носов не стал спорить и просто пнул его в грудину. Подошвой, чтобы самому себе пальцы не отбить о пластины.
   - Раз я сказал, что ты доброволец, значит ты доброволец. Уяснил? - спокойно произнес Сержант.
   - Уяснил, уяснил, Сержант! - прохрипел Шифман, кое-как поднимаясь.
   Я ему мог только посочувствовать. Спину он приложил явно знатно.
   - Тогда пошли за мной!
   Мы подхватили автоматы и, пригибаясь, пошли вслед за бредущим Витей. Тот провел нас через половину здания, опустил на этаж ниже, через черный ход вывел в во двор, все так же заставленный бронетехникой и автомашинами, между которыми сновали извазюканные в масле солдаты, и подвел к арке, смотревшей в сторону дороги, по которой мы сюда и приехали. Сквозь это подъездное отверстие в кирпично-бетонном теле больницы была видна пятиэтажка на противоположном конце улицы и кусок детской площадки, укрытой от любопытных глаз деревно-кустарниковыми насаждениями, еще не посеченными боевыми действиями.
   - Значит так, обживаете тут КПП. Побольше мусора, укрытия и все прочее. Пулемет возьмете в третьей роте. Через пять часов смена. Ясно?
   - Так точно, - весьма уныло пробормотали мы хором.
   - Вот и отлично, - сказал Сержант, после чего развернулся на каблуках и ушел "в закат", то есть в хирургический корпус.
   Нам же осталось только приняться за работу. Пулемет в третьей роте и в самом деле выделили без проблем. Это их парню таинственный снайпер разворотил плечо, так что уже через минуту споров, пререканий, давления авторитетом и обращения к здравому смыслу Фиш стал счастливым обладателем древнего как говно мамонта ПК, запствола и пяти сотенных коробов с патронами. Куда сложнее оказалось подготовить хоть какие-то позиции. Так как эта арка была выездом в Город, то ее нельзя было перегораживать полностью, иначе по-другому, как танком, отсюда будет просто не выбраться. Следовательно, баррикада должна быть легко преодолима для техники, но изрядно мешать заходить сюда простым людям. Сделать это было невозможно даже теоретически. Поэтому решили пойти путем простым и не требующим от человека никакой особой смекалки. Часть прохода прикрыли больничной "Буханкой", основательно набив ее мешками с бельем из прачечной, а остальное пространство забили катушками от кабеля, вроде бы даже достаточно толстыми. Убив на все про все минут тридцать суммарного времени, я и Фиш уселись на деревянный ящичек, безжалостно экспроприированный в качестве весьма уютного сидения для наших аристократических задниц, не переносящих грязного асфальта, и довольно закурили.
   - Эх, щас бы бабу... - пробормотал Фиш, смотря сквозь дым на небо, чистая голубизна которого старательно была прикрыта кустистыми свинцово-серыми тучами. - А еще лучше девушку...
   - Щас бы пожрать! - говорю, испытывая некоторые откровенно нескромные урчащие позывы в желудке.
   - А вот это можно! - радостно осклабился Шифман и достал из вещмешка две банки. - Тебе какую?
   - С перловкой.
   - Окей! - усмехнулся он довольно, оставляя себе рисовую кашу.
   Довольно споро разломав еще один ящик и превратив его с помощью газеты "Красная Звезда" в уютный костерок мы подогрели кашу и начали было есть, как сзади, из арки, раздалось слезливое:
   - Помогите!
   Чертыхнувшись, я тут же подхватил автомат и прильнул щекой к прикладу, направив его наружу. Рядом судорожно дергал переводчик огня и досылал патрон Фиш.
   - Стоять!
   Прямо перед нами стояла женщина лет сорока-сорока пяти, одетая в бесформенную одежду, серый платок на голове и прижимавшую к груди какой-то сверток.
   - Помогите, пожалуйста! - жалобно просила она.
   Говорила женщина на русском почти без акцента. Ее лишенное косметики лицо выражало страдание, карие глаза прищурены, рот некрасиво изогнут в плаче, а руки мелко-мелко дрожали, все же достаточно твердо прижимая к себе крошечный сверток, откуда начал раздаваться плач недовольного ребенка.
   - Мамаша, ты иди отсюда! Тут война! - как мог вежливо ответил Фиш, справившийся, наконец, с затвором.
   - Помогите, пожалуйста! Ребенок болеет! Врача! - продолжила она своим слезливо-отчаявшимя голосом.
   - Да твою ж... В бога душу мать! - выматерился Мишка, опуская автомат и вставая в полный рост. - Мамаш, да иди ты, говорю! Война тут! Выходи из города! Там тебя встретят и помогут. Вали отсюда, а, Христа ради! Не доводи до греха!
   - Солдатики, ну помогите...
   - Мамаша, пиздуй отсюда! - рыкнул уже я, теряя терпение и наводя на нее свой автомат.
   Очередь перед ногами имеет свойство отрезвлять людей.
   Но пока я пытался прицелиться так, чтобы не попасть случайной пулей в эту дуру с дитем, она взяла инициативу в свои дрожащие руки. Из-под свертка показался пламегаситель автомата. Очередь вспорола воздух с грохотом, напоминающим стук адских барабанов. Многократно отраженный от стен арки, он буквально раздирал наши уши на части. А пули все летели и летели, пока боек не щелкнул в холостую и женщина не замерла, как-то робко и неуверенно глядя на нашу баррикаду.
  
   - Ах ты сука! - завопил Михаил, нажимая на спусковой крючок.
   Короткая очередь крестом перечеркнула тело женщины, только чудом не задев сверток. Она рухнула на землю, распластавшись на ней и раскинув руки, а сверток покоился на ее груди и истошно верещал от страха и боли.
   - Вова!
   Шифман склонился над лежащим телом, стягивая с головы шлемофон.
   - Вов, ты чего, а?
   Но он уже не слышал его, уставившись в небо голубыми невидящими глазами.
  
   - Ах ты сука! - хриплю, нажимая на спусковой крючок.
   Короткая очередь превратила ее голову в груду кровавых ошметков. Обезображенное и почти безголовое тело кулем рухнуло на землю, накрывая собой истошно верещящий сверток. Я откинул автомат в сторону и подбежал к Шифману.
   - Мишань, ты как? - спрашиваю, осматривая его.
   - Боль...но... - простонал он тихонько, уставившись своими голубыми глазами в сумрачно-свинцовое небо Города.
   - Слыш, ты это... Ты того, не умирай, слыш! - бормочу, доставая из кармана перевязочный пакет и зубами раздирая оболочку.
   - Больно... - вновь прошептал Фиш.
   Слава всем силам небесным, бронежилет выдержал, приняв на себя большую часть очереди. Лишь одна пуля достигла своей цели, попав в руку и разорвав мышцу своей слабо предсказуемой траекторией полета, из-за чего рукав стремительно наполнялся кровью. Не мудрствуя лукаво, я штыком кое-как разодрал рукав бушлата и затянул жгут выше раны, затем начав перематывать прямо поверх формы. Самое главное сейчас - остановить кровь. Бинт стерильный. Со всем остальным пусть медицина разбирается. У них мозги и образование.
   - Че тут за дерьмо?! - раздался у меня над головой голос Сержанта.
   Поднимаю голову, уставившись на него ненавидящим взглядом. С ним было еще пятеро человек, дышавших, словно загнанные кони. Очевидно, в приступе судорожного оказания первой медицинской помощи я банально не услышал, как они подбежали.
   - Мишку... Фиша... Очередь... Баба... - выплевываю слова из непослушных губ, и они кажутся чем-то посторонним, словно прилипшая шелуха от семечек.
   - А ну успокойся, - спокойно произнес Витя, сев прямо передо мной, с другой стороны от Шифмана. - Успокойся. Без истерик.
   Не знаю, что меня проняло тогда сильнее - его спокойный тон или то, что к Носову вернулся его спокойный тон взамен тех истерических концертов, закатываемых нам утром, - однако меня словно окатил ушат ледяной воды. Тем временем Сержант осмотрел перевязку, ощупал и махнул рукой своим сопровождающим:
   - Пятеро - его на автоматы, двое тут.
   Кое-как просунув стволы своих калашей под потерявшего сознание Мишку, они с нятужным "хэканьем" подняли его и потащили в направлении медсанбата. Хоббит и Геродот остались тут.
   - Че тут стало? - спросил историк, сложив руки на крышке ствольной коробки РПК, висевшего на груди.
   - Да... пиздец... - бормочу, залезая в карман бушлата и доставая оттуда сигареты. - Пиздец... Полный пиздец нахуй...
   - О, дай одну тоже! - довольно осклабился "Отец истории".
   Мы закурили. Хоббит по привычке раскрошил табак в трубку и задымил под нашими недоуменными взглядами.
   - Не, ты че, и тут что ли? - развел руками Геродот.
   - Да оставь его! - грустно усмехаюсь, выпуская дым. - Одно слово - хоббит!
   - Ага! Бильбо Бэггинс! - довольно произнес ленинградец. - Слыш, а че там за писк?
   Затянувшись, я прислушался. И в самом деле, непонятно откуда доносился какой-то странный плач.
   - Да хер знает? - пожал плечами соблазнитель профессорских жен.
   - Да заткнись ты! - шиплю, крутя головой и лишь затем вспоминая ВСЕ обстоятельства происшествия.
   Осознание накрыло меня, словно бы обухом по голове.
   - Бля, парни, прикройте меня! - бормочу сквозь зажавшие сигарету губы, закидывая автомат за спину.
   - Ты че собрался делать? - опешил историк.
   - Бля, Бильбо!
   Хоббит без каких либо дополнительных и откровенно ненужных вопросов уютно примостился за одной из катушек, направив в проем арки автомат.
   - Готов! - прошамкал он кое-как.
   От этого одного-единственного слова его трубка так заходила ходуном во рту, что мне даже стало смешно. Фыркнув и выматерившись, я перекинул тело через баррикаду и пополз по-пластунски, обдирая чехол новенького бронежилета об говененький асфальт. Крики становились все ближе.
   - Ты че творишь, бля?! - крикнул в спину Геродот.
   Но я уже дополз до трупа женщины, уже начавшего остывать на морозе, и кое-как откинул его в сторону. Плач усилился.
   - Тс-с-с-с, малыш! - шепчу, осторожно, за краешек, притягивая к себе кулек.
   Это действительно был ребенок. Не кассетный проигрыватель с записанным на пленку голосом, как я опасался, а самый обычный плачущий ребенок, замотанный в серый сверток. Его некрасивое, как и у всех маленьких детей, личико раскраснелось от долгих криков, глаза были закрыты, а маленькие ручки тянулись вверх, куда-то, где по его инстинктивному убеждению должна была быть такая теплая, такая заботливая, такая любящая мама. Мама, которая сейчас валялась рядом на снегу, расплескивая по нему содержимое своей тупой головы, когда-то плотно набитой трескучей пропагандой, к сожалению не обеспечивающей бронезащиты головы хоть по какому-то классу. Она умерла, пытаясь подстрелить нас из своего автомата. А ребенок остался. В чем смысл? Не пойму я этих горных баранов, нет, не пойму.
   Автомат забирать не стал. Зачем? Тогда какой-нибудь ушлый репортер, которых наверняка тут появятся сотни, стоит чеченцам добить нас всех, сделает какой-нибудь отвратительно пошлый снимок вроде "Убитая злобными федеральными карателями мирная жительница Города", получит за него Пулитцеровскую премию и на многочисленных интервью, счастливый, богатый и продажный как последняя шлюха, станет рассказывать куда более невезучим репортерам о многочисленных зверствах, которые русские позволили себе против мирного и беззащитного населения Чечни. Так что пусть лучше ее рука так и закоченеет на пистолетной рукояти этого АКСУ. Хоть одним камешком меньше будет в наш огород. Вместо этого я переворачиваюсь головой к баррикаде, хватаю ребенка и изо всех сил мчусь к нашим, ощущая, как мое сердце падает куда-то в пятки и трясется там от страха, то и дело ожидая выстрела в спину. Но в результате все обошлось. Хоббит осторожно принял сверток, а Геродот тем временем втащил меня внутрь больничного дворика.
   - Пиздец, блять... - шепчу, переводя дух.
   Казалось бы, всего десяток, ну полтора, метров разделял тот труп и наши позиции. Дело пары секунд, неторопливых и вальяжных. А дышу так, словно бы пробегал километров пять, спасая свою жопу от огнедышащего дракона.
   - А че оружие бросил? - поинтересовался историк, кое-как перекричав вопли ребенка.
   - Не, мое на мне! - выплевываю, прекрасно ощущая, как длинный ствол автомата не дает мне нормально согнуться, чтобы отдышаться.
   - А этой?
   - Да нахер надо.
   - А ну хватит при ребенке ругаться! - рявкнул Хоббит.
   От удивления опешили не только мы с "Отцом истории", но и сам виновник торжества, на секунду смолкнувший, обведший нас взглядом своих голубых глаз, и пуще прежнего продолживший надрываться.
   - У-у-у-у-у, блять... - взвыл я, ощущая, как во мне вскипает какая-то странная ярость.
   - Так, бойцы, я не понял, че это тут у вас за детский сад?! - раздался у меня за спиной возмущенный голос.
   - То... то... - хриплю, боясь обернуться.
   - Слыш, боец, я че, че-то не ясно сказал?!
   - Виноват, товарищ полковник! - разворачиваюсь строевым приемом и преданно поедаю свинцовое небо Города "шомполом".
   Надо же было такому случиться, что проходивший рядом наш Батя, командир полка, услышал подозрительные крики и отправился на поиск таинственного источника шумов. И обнаружил троих нас, откровенно не понимающих, что делать и кто виноват в неожиданно свалившемся "богатстве".
   - Это блять что?! - выпучил глаза полковник Рудской.
   - Это ребенок, товарищ полковник.
   - Я, блять, вижу, что не попугай! Я, блять, спрашиваю, какого хуя тут делает ребенок?! - тут его голос дал петуха.
   - Ну... это... - замялся я.
   - Боец, ты че, совсем охуел? Ты че, блять, решил тут детский сад и ясли открыть?!
   - Да какие нахер ясли?! Мамаша у него сдохла! - завопил Геродот. - Вон она, сука паскудная, сдохла, под аркой лежит, с автоматом! Ребенка сюда притащила! Он, блять, чудом выжил!
   Такой храбрости историк явно даже сам от себя не ожидал. Выпалив последнее слово, он стушевался, поник и бочком-бочком пошел прятаться за Хоббита, не самого высокого человека, к слову. Детский сад, блять, реально. Штаны на лямках. Впрочем, полковник от полученной новости и сам завис. Где-то у него в голове перемкнуло реле, после чего ток в цепи оборвался и загнал электронно-вычислительную машину на перезагрузку от греха подальше.
   - Так... Так... Так... - повторил он три раза совершенно бесцветным, ничего не выражающим голосом.
   - Кажись, закоротило его! - тихонько прошептал "Отец истории".
   Однако комполка его прекрасно услышал.
   - С тылу! - выдохнул полковник и они оба кубарем рухнули на асфальт, прикрыв руками головы.
   Я помялся с кричащим ребенком на руках, покрутил башкой по сторонам и принял за лучшее приняться его укачивать и успокаивать.
   - Солдат, тебе что, устав не писан? - осведомился Рудской. - А, извини. Да, не подумал.
   - Тс-с-с-с-с...Малыш, не волнуйся, все хорошо! - шепчу, баюкая его на руках.
   Плач и в самом деле стал потише, не прекращаясь полностью, но снизив свою интенсивность на пару октав точно.
   - Так... Ты - встать! - ткнул он пальцем в Хоббита.
   Тот поднял голову, удостоверился, что обращались именно к нему и тут же оказался в вертикально-шомпольном исполнении, преданно уставившись на небо.
   - Значит так... Бежишь сейчас к командиру первой роты и передаешь ему приказ. Пусть выделяет четверых человек, чтобы под конвоем доставили сюда одного пленного. Постарше. Понял?
   - Так точно! - выдохнул питерец.
   - Бегом.
   Хоббит испарился и появился через пять минут вместе с четырьмя злобными солдатами, тычками стволов гнавшими перед собой чеченца со связанными за спиной руками. На вид ему было под пятьдесят лет. Взяли, похоже, самого старого. Досталось тому изрядно. Лицо покрыли кровоподтеки, губа разбита, а светлая рубашка, проглядывавшая из-под серого пальто, оказалась густо заляпана темно-бурыми пятнами крови. На все происходящее он смотрел только одним глазом, второй заплыл. Но и в одном-единственном глазу пылало столько огненной ненависти, что ее хватило бы для хорошего, массового аутодафе на сотню-другую человек.
   - Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! - вытянулся один из конвойных. - Пленный доставлен.
   - Развяжите! - бросил Батя.
   - Тэ... Товарищ... Товарищ полковник! - не сразу нашелся старший конвоир. - Но это же...
   - Боец, выполняй приказ! - рыкнул комполка.
   Конвоиры послушно расковали нохчу и тут же наставили на него свои автоматы.
   - Отдай ему! - произнес командир, кивнув мне.
   Я бережно, словно тончайшую пушинку, протянул сверток с ребенком чеченцу. Тот практически мгновенно забыл о своей ненависти, злости и непокорстве. Все его существо сосредоточилось на этом крошечном, но так истошно кричащем свертке.
   - Забирай.
   Старик не стал вынуждать просить себя дважды. Он практически выхватил дите из моих рук и прижал к себе, зашептав что-то на своем гортанном чеченском.
   - Давай, уебывай отсюда. Не попадайся больше.
   Уже бывший пленный поднял на полковника взгляд, полный непонимания и надежды.
   - Бойцы, расчистить проход!
   Мы послушно откатили одну из катушек в сторону, пристально наблюдая за аркой и окрестностями. Печальный опыт Фиша не хотелось повторять никому.
   - Давай, вали отсюда, - устало сказал Батя, махнув рукой в сторону арки.
   - Товарищ...
   - Мухой! - злобно прошипел полковник, буквально нависая над мужиком, прижимавшим к себе ребенка и словно пытавшимся его огородить от бешеного федерала. - Блять, ты заебал! - он потянулся к кобуре.
   Увидев это движение и услышав щелчок отстегнутого клапана кобуры, чеченец тут же быстро пошел в сторону открывшегося выхода из больницы.
   - Учти, попадешься - нахер пристрелим, - бросил ему вслед командир.
   Бывший пленный ускорился еще быстрее, так и не перейдя на бег, но перебирая ногами изо всех своих куцых после побоев сил, и через минуту уже скрылся за поворотом. Мы закатили катушку обратно на место.
   - С тылу, - совершенно равнодушно произнес Рудской.
   Три практически одновременных шлепка были ему ответом.
   - Встать. Вернуться к исполнению обязанностей.
   Когда полковника уже и след простыл, а мы вновь с удобством устроились за баррикадой, Геродот восхищенно пробормотал:
   - Во мужик! Батя!
   - Ты, блять, лучше за дорогой смотри! - проворчал я, щелчком отправляя бычок в пространство перед баррикадой.
   Но остаток дня для нас прошел без происшествий. Массовая стрельба в городе затихла где-то ко второй половине дня, оставив нас в относительном неведении относительно произошедшего. Связь все так же работала с дикими перебоями практически по всем частотам. Все чаще из домов, стоящих вокруг больничного комплекса, чеченцы открывали огонь по зданиям. Не прицельно, на авось, но ведь пуля - дура, летит, не разбирая путей и преград, а потому полевой госпиталь постепенно наполнялся ранбольными, аромат антисептиков сменился тяжелым запахом крови и промедола. В итоге в конце дня пришлось отправить БТР с самыми тяжелоранеными на борту на Большую Землю, в Северный. Здесь им грозила верная смерть, а с Северного их могли вертолетом доставить в нормальный госпиталь, а не нашу полевую шарашку имени бинтика и зеленки.
   - Бля, завидую... - прокряхтел Геродот, закатывая катушку на место после того, как БТР покинул внутренний дворик. - Госпиталь, девушки-медсестры, вкусная еда...
   - Да ну нахуй! - замахал руками я. - Накаркаешь еще, блять...
   - А че каркать? - осклабился он, поправляя автомат на плече. - Мы и так в госпитале. И смотри, как бы завтра он, нахуй, в сраный морг не превратился!
   - Иди в жопу! - буркнул Хоббит.
   - Мы и так в ней! - продолжил ржать историк. - Всем корпусом! Поголовно!
   Самое печальное, что он был не так уж и не прав...

Глава 9

Башня

   Первые признаки, что пиздец таки не за горами и его пушистый хвост уже вот-вот начнет щекотать нас за ноздри, появились к вечеру первого января. Это были четыре бойца, сводная группка из совершенно разномастных частей и соединений, каким-то чудом нашедшие друг друга в Городе, решившие держаться друг дружки и просто банально пытавшиеся выбраться из города. Увидев же развевающийся над нашей горбольницей наш нацистско-коллаборационистский триколор, ставший по прихоти идиотов и предателей национальным флагом Ресурсной Федерации, они не придумали ничего лучше, как дождаться темноты и под покровом сумерек дойти до нас. Идею я не могу назвать ни здравой, ни глупой. В конце концов, что еще оставалось делать перепуганным солдатам в Городе, битком набитом разного рода неприятными личностями, террористами, убийцами и просто малосимпатичными людьми? Попробуешь отсидеться в подвале - не факт, что тебя не найдут местные. Идти через полгорода на север, к своим, тоже нельзя назвать хорошим предложением. Словом, и так плохо, и так никуда. Когда совсем других вариантов нет еще можешь попробовать куда-то пройти и постараться выйти, ну а раз у тебя всего в сотне метров такая прекрасная больница, к тому же набитая такими прекрасными, улыбчивыми и родными людьми, то почему бы и не зайти в гости?
   - Эй, не стреляйте! - раздался в арке тихий голос.
   - А ну нахуй кто здесь?! - крикнул Геродот, щелкая "флажком" предохранителя.
   - Тс-с-с-с, потише! - буквально взмолился говоривший. - Свои!
   - Да ну? Чем докажешь?! - с насмешкой произнес я, дыша на замерзшие руки.
   - У-у-у-у, блять! - в сердцах выругался кто-то на той стороне, после чего в арке показалась палка с намотанной на нее тряпочкой. - Так понятнее?!
   Бурча под нос что-то про ебаных чеченцев, которые даже пожрать не дают, историк поднял с земли "летучую мышь" и осветил ей арку. Тряпочкой на палке оказался замызганный, грязный, но вполне узнаваемый голубой берет.
   - Бля, и правда свои!
   - Давай по одному! - говорю в проход уже потише. - Так, Хоббит, зови Сержанта с сопровождением! Хай разбираются, блять, что за перцы!
   Раз уж свои, так чего зря внимание привлекать? Нохчи сейчас и так за нами охотятся, за каждым из нас. Зачем им давать лишнюю возможность убить кого-то? А если не свои, так зачем их пускать всех скопом?
   Первым показался парень с палкой в руках.
   - Подходишь и к стене лицом! - хриплю, указывая стволом автомата, куда именно следовало вставать.
   - Бля, зём, ты че? - обалдел шедший, замерев в проходе.
   - Сука, блять, ты че, глухой?! - перешел я на рык, направив "калашников" прямо ему в лоб. - Подошел, положил автомат и к стене!
   - Земель, ты че борщишь-то? - продолжил гнуть свое упертый боец.
   У меня уже начали сдавать нервы. Инцидент с той полоумной матерью произошел всего пару часов тому, ее тело еще валялось под аркой лишним напоминанием на мою совесть. И если уж эти пидарасы сюда бабу с дитем послали, то разве трудно будет найти четырех русскоговорящих наемников, готовых вскрыть оборону какой-нибудь хитрожопостью? Кто может доказать, что этот конкретно-карандашно взятый упертый баран Войск Дяди Васи тот самый, за кого себя выдает, а не какая-нибудь обычная нохча?
   - Уебище, блять, на землю! Руки на затылок! - кричу, стреляя в асфальт рядом с ним.
   Того как ветром сдуло. Всего доля секунды - а боец растекся на земле, накрыв голову руками. С комическим запозданием звонко лязгнул автомат, шмякнувшийся рядом с ним.
   - Вы че там, а? Совсем охуели, уебки?! - раздалось с той стороны арки. - Свои же, блять!
   - Слышь, Хрящ, че делать-то будем? - обеспокоенно спросил Хоббит.
   - Сержанта, блять, ждать будем! - бурчу, направив автомат на лежавшего десантника.
   - Мужики, вы че, мужики?!
   - А ну заткнулись нахуй, а то ща гранату кину! - отвечаю, и в самом деле доставая из кармашка на бронежилете ребристую Ф-1 и выдергивая чеку.
   Усики вышли из пазов с неожиданным лязгом.
   - Ой бля-я-я-я! - протянул кто-то на той стороне...
   Десантник продолжал молчаливо греть ледяной асфальт, послушно не выражая ни звука эмоций.
   Сержант прибежал с отделением буквально через минуту.
   - Бля, че тут опять у вас?! Хрущ, бля, ты без приключений можешь?
   - А я ебу? - отвечаю, кое-как вставляя чеку обратно. - Вон, смотри, к нам тут пришли.
   - Бля, мужики, уберите этого ебанутого! Он же больной! Ему в дурку надо! - опять подал голос греющий землю десантник.
   Хоббит со скепсисом на лице передернул затвор.
   - А ну помолчи! - прошамкал он, держа во рту неизменную трубку.
   Сержант усмехнулся, оглядывая всю эту композицию.
   - Ну пиздец прям какой-то! Картина Гоголя "Те же и не ждали!", блять! - хохотнул Витя, спокойно откатив катушку и подойдя к распростертому прыгуну из поднебесья. - Так, Митрич, давай дуй к зеленым мальчикам! Кажется у нас для них сюр призовый нарисовался. А ты, подпрыгунчик, слыш, документы давай!
   Бурчащий что-то себе под нос десантник в ответ послал его далеко и в жопу, после чего кое-как перевернулся, прижался спиной к кирпичной стене арки и начал расстегивать бронежилет, все это время недовольно поглядывая на радостного Носова, не отводившего от него дула автомата. Расстегнув ремень и липучки бронежилета, боец сунул руку куда-то в бушлат и через десять секунд уже протягивал довольно потрепанный военный билет.
   - Эге! - произнес Сержант, листая красную книжицу. - Рядовой Пестемеев, в/ч 56264, должность - стрелок-санитар. Так?
   - Так! - злобно ответил Пестемеев.
   - Это откуда он? - поинтересовался Хоббит, выдыхая дым из трубки.
   - Что за часть? - тот час же спросил Витя.
   - 237-й гвардейский Краснознаменный Торуньский парашютно-десантный полк! - выпалил опрашиваемый.
   - Ишь какой, гордый! ГвардОта! Че, не в кайф у махры под прицелом сидеть? - самодовольно поинтересовался Носов.
   - Бля, мужики, ну ведь правда же свои! Сука, через полгорода до вас добирались, а вы тут свои сраные китайские церемонии устраиваете! Блядь, да лучше бы нас уже чичи подстрелили, отмучились бы!
   - А ну ша! А то ты у меня, блядь, отмучаешься сейчас! Так нахуй отмучаешься, что, блядь, охуеешь от радостей жизни!
   Тем временем к нашему импровизированному блок-посту подошел старший лейтенант Кишарев, командир разведывательной роты полка, в сопровождении семи своих бойцов и запыхавшегося Митрич. Хоббит было пытался вытянуться в положенные по уставу стойки, но был остановлен полувеличественным-полупохуистичным взмахом руки офицера. Я даже не стал и пытаться изобразить из себя положенные случаю приличия. В конце концов, мы сейчас вроде бы как на боевом посту, да еще и непосредственно под прицелом держим задержанного. Словом, не до уставных сантиментов с сопутствующими прикладываниями приветствий к голове.
   - Так, что тут у вас? - прохрипел он, с громких хлюпаньем отпивая что-то из кружки. Судя по пару, это был чай. - Носов, че за дерьмо? Какого хуя меня твои бойцы от ужина отвлекают?!
   - Да вот, товарищ старший лейтенант, подпрыгунчик со свитой нарисовались! Говорят, что наши!
   - Ага, наши? - спросил Михаил Пафнутьевич. - Серьезно? Откуда?
   - 237-й парашютно-десантный, товарищ лейтенант, - ответил десантник, пытаясь подняться. - Стрелок-санитар 3-й роты сводного батальона гвардии рядовой Пестемеев.
   Учитывая количество сбруи, это было весьма тяжело. Я даже ему посочувствовал. В принципе, у меня лично сомнения в его принадлежности отпали. Многие мелочи в его внешности и поведении выдавали в нем срочно-солдатскую сущность с той же ясностью, с которой крякающее, переваливающееся и плавающее нечто можно назвать уткой. В конце концов, какой нормальный человек будет носить с собой противогаз? Что, чеченцы собираются нас хлорпикрином выкуривать? Ан нет, по уставу положено и противогаз на месте. В сумке, как водится. И еще одна сумка, санитарная, поверх нее. Большая, объемистая и с явными следами свежего проливания всяких йодов и зеленок. Готов поспорить, что если как следует в ее нутре покопаться, то выяснится, что часть лекарств отсутствует как данность. Основательно разношенные сапоги. Застиранная форма расцветки "десантный бутан" с специальными прорезями для ремней РПСки. Тяжелый на вид, но ничем не грохочущий, не лязгающий и не шуршащий битком набитый РД-54. Подшива, которую не меняли как минимум дня три. Щетина, причиняющая огромный дискомфорт. Все это говорило в пользу того факта, что перед нами чудом спасшийся откуда-нибудь в Городе подпрыгунчик.
   А с другой стороны, разве немцы в Великую Отечественную не создали целое подразделение специально обученных бойцов, которые даже говорили по-русски, как на своем родном? Многие чеченцы служили в еще Советской Армии, превосходно знают всю внутреннюю кухню и те бытовые мелочи, которые выдают или не выдают в человеке своего. Обладая огромными запасами оружия, формы, снаряжения и прочего, они могли просто разукомплектовать какого-нибудь пленного, изъять у того недостающие элементы и переклеив печать на новую фотографию старым прапорщицким методом свежесваренного яйца, после чего послать данных товарищей к нам. Хитро, скажете. Нихуя. Лучше я перебздею и своих полчасика на мушке подержу, чем стану здесь биоразлагаться свежим и тупым трупиком.
   - Эге... Ну и кто у вас командир полка? - поинтересовался старлей, вновь прихлебывая чай.
   Я сглотнул слюну. Чаю хотелось неимоверно. Даже и без сахара, просто кипяточку!
   - Гвардии полковник Сивко, - пробормотал десантник, кое-как, с опорой на стеночку и свои две трясущиеся ходули, но все же поднявшийся.
   - А полностью ФИО?
   - Сивко Вячеслав Владимирович.
   - Чем он награжден?
   - Орден Красной Звезды. За Афганистан.
   - Ну допустим... Стрелок-санитар обязан принимать меры...
   - ...для защиты раненых от вторичных ранений (поражений) в условиях, когда вывоз их с поля боя временно задерживается! - без запинки оттарабанил подпрыгунчик.
   - Понятно. Этот свой. Швабоден. Оправиться, подобрать оружие и построиться у стены слева. Носов, проконтроллировать.
   - Понял! - кивнул тот. - Хоббит, Хрящ!
   Мы послушно поднялись, повесили автоматы на плечи и указали куда становиться, разом расслабившись и перестав видеть в нем врага. Впрочем, десантник явно не обижался.
   - Пиздец... - произнес он, усевшись на землю и уперевшись спиной и головой в стену. Так неподвижно он просидел пару минут, после чего закурил и предложил всем нам.
   Мы не стали отказываться, благо и сигареты у него были какие-то нарядные, не обычные "Охотничьи" или "Прима", а целая "Балканская звезда".
   - Слышь, зем, ты прости, что мы так! - пробурчал я, закуривая. - Сам понимаешь, что тут за блядство...
   - Да не, норм все, мужики! - сплюнул он на асфальт. - Все ништяк. Сам бы так же поступал, так что... Это вы меня простите. Блядь, сука, сколько нервов чичи пожрали, пока мы по Городу пиздюхали! Удавил бы, блядь, собственными руками!
   - А че стало?
   - Да нихуя! - пробурчал десантник, прикуривая от бычка новую сигарету. - Мы, блядь, сводной группой шли. Мы и еще батальон из Тульской дивизии. На выручку, блять, этим... Которые на вокзале засели!
   Так вот почему такая стрельба целые сутки была! По чертовой туристической карте выходило, что железнодорожный вокзал находится практически в центре города, на этом же северном берегу Сунжи, но только с другой стороны. Расстояние плевое, всего-то километр, может полтора. Однако эти тысячу пятьсот метров еще было необходимо пройти, а потому совсем рядом расположенный вокзал превращался в остров на другом конце океана, окруженный со всех сторон враждебными автоматными водами.
   - Там, блядь, по слухам целые две бригады заперли, - продолжил подпрыгунчик. - Ну я хуй знает. Но выручать их нас отправили. Ну и мы, блядь, пошли. Два квартала проехали, входим в третий, а потом на, нахуй, блядь! Сука, головную БМД подорвали, крайнюю подорвали и пошла пизда по закоулочкам! Сука блядь... Отовсюду, нахуй, "аллах акбар" кричат, стрельба, гранаты рвутся, ребята кто куда прячутся, херачат, блядь, в белое небо, лишь бы, блядь, самоуспокоиться и самоудовлетвориться! Ну я с брони прыгаю, стрелять начинаю, а тут меня чет-то по башке как ебнуло, ну я и выключился, нахуй, как лампочка Яблокова.
   И в самом деле, в неровном свете луны, фар и каких-то огней из окон можно было заметить шикарную налитую шишку. Издали-то ее волосы рыжие волосы прикрывали, а сейчас, при непосредственном общении, факт, так сказать, налицо. А приложило и действительно неслабо. И явно не осколком. Обломок кирпича какой в каску попал или еще что-нибудь...
   - В себя прихожу, значит... Уже сумерки, блядь, вокруг только парочка трупов, колонна куда-то уебала, а я один, как сраный тополь на плющихе. Ну че, автомат подобрал и пошел, куда глаза глядят, лишь бы из Города свалить... Только, блядь, пошел не в ту сторону, заблудился. А когда разблудился, то оказалось, что я, блядь, до вокзала почти дошел. Ну я слышу, что что-то едет навстречу из глубины квартала, и в подвал сразу ныряю. А там уже эти трое сидели, блядь... Три танкиста, нахуй, три веселых друга... Ну с ними подождали часик, пока движение не стихнет, да пошли выбираться из этого дерьма. Направление взяли на похуй, лишь бы подальше от железки, и дворами-огородами... Ну вот к вам и вышли.
   - Ясно... А че, как тебя зовут-то? - спрашиваю, отпивая сок из фляги и протягивая ему.
   - Федором зовут... - ответил Пестемеев, отпив из фляги.
   Следующая троица немного разбавила рассказ десантника новыми подробностями. Все трое действительно были танкистами, причем двое - из одного экипажа. Одиночка оказался наводчиком из 131-й Краснодарской бригады, а одномашинная парочка - водителем и командиром танка из 81-го Петроковского полка. Рассказывали они одно и то же, постоянно перебивая друг друга и не стесняясь в выражениях настолько, что слово "ебаный пиздорез" было из них самым приличным. Впрочем, ругаться действительно было с чего...
   Изначально занять вокзал было задачей для совершенно другой группировки. Предполагалось, что они войдут в город, прорвутся с севера и при поддержке других группировок с азартом возьмут Президентский дворец, видившийся нашим идиотам от командования чем-то вроде сраного Рейхстага. Однако в районе 11 утра и в бригаду, и в полк поступил приказ - бросить все и наступать на вокзал. Они и пошли, регулярно попадая в засады, теряя машины и людей, однако все же часам к трем достигли вожделенного здания и начали готовиться к обороне. Впрочем, как сказал один из танкистов, здание вокзала для обороны было еще то дерьмо. Окна огромные, укрытий нормальных нет. И вот где там обороняться? Однако нет, держать оборону! А как ее держать, если у них сил не хватало даже пару ближайших самых к вокзалу зданий занять? Выкатило-то к вокзалу "в силе великой" - два батальона бригады из Майкопа, да батальон полка из Самары. Только это кажется это только, что сила великая. А на деле - одних триста человек, да других сто шестьдесят. С парой сотен единиц бронетехники, грузовиками, "Тунгусками"... В общем, не батальоны, а куча водителей и стрелков, да пехоты самый мизер, чтобы было кому грузовики из дорожного дерьма вытаскивать.
   И их там зажали. Конкретно. Без вариантов. Принялись сразу же, как только стемнело, часов в пять. Били изо всего, на любой шорох, на любое подозрительное шевеление. По одиночному солдату могли стрелять даже из РПГ-7, не говоря уж о всяких там обыденных пулеметах. На руку чеченским бандитам было и то, что они засели в многоэтажках. Хоть пять этажей, хоть девять, а все равно в вокзале едва два было. Получается сверху вниз, весьма удобно, особенно если не гнаться за меткостью. а стрелять по снующей туда-обратно технике, пытающейся танцевать свои боевые вальсы под непрекращающимся огнем. Как сказал парень из Краснодарской, у чеченцев там было даже несколько танков, из которых один им удалось сжечь прежде, чем его собственная машина была подбита. Ребята отбивались сутки. Вечером 1-го января полковник Савин и подполковник Ярославцев повели своих людей на прорыв. Выживших раненых вывозили на двух БМП. Еще одна группа двигалась на танках. Остальные шли кто как, разбившись на небольшие группки. Эта троица, шедшая в одной из таких пешедральных команд, в темноте отстала от своих и приняла самое разумное в этих обстоятельствах решение - спрятаться в подвале, где их и обнаружил пресловутый десантник. Дальнейшее было уже известно.
   - Ну такое, блять... - подытожил Сержант. - Пиздец вы, конечно, ребята, везучие!
   - Ага. Я щас прям охуею как! - злобно пробурчал Пестемеев.
   - Так, бойцы! - вставил свои пять копеек Михаил Пафнутьевич. - Я вам, конечно, верю и в честности не сомневаюсь. Но у нас тут свой, локальный пиздец. Так что советую пойти пожрать, почистить оружие и готовиться к какому-нибудь дерьму, которое, блядь, обязательно последует. Сопли жевать не советую. Не поможет нихуя. Поняли?
   - Так точно! - недружным хором ответили вновь прибывшие, кое-как поднимаясь с земли.
   - Элвин, отведи, - кивнул головой Кишарев.
   - Ну че, пошли! - хмыкнул Сашка Элвин, махнув рукой.
   Шестеро его разведчиков обступили четверых уцелевших и повели их в один из подвалов, где был обустроен продовольственный склад. Все правильно - проверить-то проверили, да не целиком, а кто есть кто только бой покажет. А пока можно и нужно поберечься. Да и, в конце концов, банально помочь дойти тоже нужно. Танкистов даже легкий ветерок пошатывал из стороны в сторону, словно матрешек.
   - Так... - произнес Носов. - Сейчас пришлю к вам смену. Хватит тут, блядь, жопы морозить.
   - Да я, блядь, только за! - бурчу, снова дыша на замерзшие руки. - Я тут за день охуел уже!
   Смена и в самом деле появилась очень быстро. Митрич, Комлень и Семьон быстро заняли наше место, Сержант остался раздавать ценные указания, а я с Хоббитом и Геродотом отправился назад, в палату, на боковую. Впрочем, сделать это было не так-то уж и просто. В темноте хирургического корпуса мы очень быстро прошли мимо нужной лестницы и в результате, поднявшись на второй этаж, попали в расположение 3-й роты. Те, конечно, нам обрадовались, но не сказать, чтобы сильно. Сказывалось общее напряжение и ожидание чего-то неизвестного. Поэтому мы, быстро попрощавшись, избавили ребят от своего присутствия и отправились блуждать по этажу в поисках нужной лестницы.
   - Екарный папенгут! - выругался в сердцах историк, саданув как следует прикладом по крошечному мутному квадратному стеклопакетику, какие часто можно встретить в стенах лестничных пролетов присутственных зданий. - Сука, блядь, какой мудила эту больницу проектировал?!
   - А ну ша! - рычу. - Хорош, блядь, успокойся! Хватит тут истерики нам устраивать! Щас лестницу найдем и дойдем до своих!
   Лестницу мы нашли только с четвертой попытки...
  
   БДУММХ!! Здание заходило ходуном. Осколки стекла щедрым дождем осыпали лестничную клетку, барабаня своими острыми гранями бетон, кирпич, людей. А вместе с ним внутрь проник густой сноп металлических осколков, с противным визгом впивавшийся во все вокруг.
   - Бля-я-я-я-я!! - завыл Геродот, держась за левую руку, которую насквозь пронзил осколок снаряда.
   - Ох блядь! - выдохнул Хоббит, в это время стоявший на пролет ниже и потому не затронутый взрывом.
   Его трубка, более не удерживаемая зубами, выпала изо рта.
   - Черт! Черт! Черт! - запищал он, расширенными от ужаса глазами смотря на руку историка. - Что же это... Что же это, а? Хря-я-ящ!
   Тот не отзывался.
   - Эй, Хрящ, ты че?! - еще сильнее запаниковал питерец и тряхнул его распростертое на лестнице тело.
   От этого резкого движения его голова в каске съехала на ступеньку вниз и красная кровь щедрой струей потекла вниз, больше не скапливаясь в куполе стального шлема...
  
   БДУММХ!! Здание под ногами покачнулось и заходило ходуном, словно бык, пытающийся сбросить матадора на бескровной корриде. Разом на тело навалилась огромная тяжесть, а ребристые ступеньки лестницы внезапно стали весьма родными и близкими мне, с силой впечатываясь острыми гранями в мой организм.
   - Ой мля... - бормочу, ощущая, как по голове разливается ватная слабость.
   - Ох блядь! - выдохнул Хоббит.
   Практически тут же раздался звук падения какого-то предмета.
   - Черт! Черт! Черт! - запищал он.
   Совсем рядом скрипел зубами историк. Это было не мычание, не тяжелое дыхание и не прочие симптомы тщательно сдерживаемых сильных страстей и эмоций. Наш Геродот действительно скрипел зубами, пока толкинист занимался душеспасительными и малополезными причитаниями.
   - Кхах! Кха-кха-кха! - закашлялся я, ощущая, как отбитые легкие горят огнем, а малейшее напряжение мускулов отзывается в организме тянущей болью. - Че за нахуй?!
   - Помоги! Слушай, Хрящ, помоги, а... - ноющим голосом произнес питерец и тут же выпалил единым духом. - Ох-тыж-блять!
   - Ч-кхе-кхе!.. Чё такое? - бормочу, кое-как переворачиваясь на спину.
   - У тебя... это... блять... Ну... Ты как?
   Но пока Хоббит пытался сформулировать хоть какой-то осмысленный вопрос ко мне, я уже кое-как сумел сфокусировать взгляд на скрипящем зубами Геродоте.
   - Ебаный ты нахуй! Сука! В МПП его, мухой!!
   - Но ты же...
   - МУХОЙ!!! - заорал я и тут же скрутился в приступе кашля.
   Но послушный толкинист не стал спорить. Вместо этого он все же вспомнил какие-то азы медицинской науки, всадил шприц-тюбик с промедолом Геродоту в кровоточащую руку и потащил нашего скрипуна к медикам. А пока они пытались спуститься с лестницы, не подскользнувшись в своих сапогах на стекольно-бетонных обломках, здание снова затряслось.
   - Ебаный папенгут! - хриплю, пытаясь подняться.
   Не получалось. Непослушные ноги тряслись и отказывались нести тело с той покорностью, которая еще пару минут назад казалась естественной и не требовала никакого вмешательства, руководства или даже хотя бы повышенного внимания от чрезмерно утомленного мозга. После третьей попытки встать, которая чуть не окончилась триумфальным падением с остатков лестницы, я сплюнул и на четвереньках пополз на второй этаж, костеря себя и свою слабость чем свет стоит. Спустя весьма долгую минуту мне кое-как удалось преодолеть половину пролета и заползти в коридор, после чего на меня тут же кто-то налетел.
   - Твою ж блядь! Какого хуя ты тут распластался, как кусок говна?! - заревело упавшее на меня сверху тело голосом Спиди.
   - Спиди... хуеплет херов... - хриплю, ощущая, как мутная пелена боли накрывает собой все тело, не давая ни малейшего шанса двинуться хотя бы чуть-чуть.
   Впрочем, когда на тебе валяется матерящаяся туша в килограммов сто (вместе со снаряжением), то особо и не подрыгаешься. А когда отбитый ливер буквально молит о пощаде и часе-другом спокойствия, то и не захочется подрыгать.
   - Бля, братан, какого хуя у тебя в спине столько осколков? - раздался сверху недовольный голос нашего водятла.
   - Я ебу?! - хриплю сдавленно. - Мля, сучий потрох, съебись, блядь...
   Спиди, очевидно, каким-то шестым чувством догадавшийся, что столь подробное любование уровнем железа в спинной доле моего организма не является для меня комфортным и приятным времяпрепровождением, а потому быстро скатившийся на пол рядом.
   - Слышь, это че, тебя только что ли задело?
   - Еще Геродоту осколок попал в руку.
   - Начисто?
   - Да не, нихуя. Шестой палец организовало!
   Спиди заржал.
   - Ну все, теперь будет удобнее дрочить!
   БДАМММ! Здание снова затрясло. с потолка щедрой струей посыпалась побелка, а боец, бежавший с ракетой от "Малютки", поскользнулся и рухнул на землю, своим лбом сломав одно из крыльев ракеты, оглашая при этом коридор отборными сочными выражениями, которые только и могли выразить всю гамму обуревавших его чувств. Спиди вздрогнул.
   - Дебил! - проворчал я, вложив в это слово все свое отношение к его пошлым шуточкам. Тут человек может без руки остаться или на всю оставшуюся жизнь не иметь возможности полноценно ей пользоваться, а ему лишь бы поржать!
   - А че дебил сразу?! - обиделся водятел.
   - Да потому что...
   - Чеченцы!! - прервал мою сентенцию отбитого организма и уязвленной души чей-то оглушающий вопль, загулявший эхом по коридору и вызвавший необычайное оживление в до этого полупустом помещении.
   Вокруг разом воцарилась сутолка и суета, весьма напоминавшая панику, да и не сильно от нее отличавшаяся. Солдаты выскакивали из палат кто во что горазд. Многие были без бронежилетов или бушлатов, пара солдат вообще демонстрировала городу и миру свои белоснежные, но уже немного замызганные "белуги", кто-то вытащил все свое шмотье в коридор и теперь лихорадочно одевался, при этом постоянно пригибаясь и стараясь не сильно светиться в окнах здания. Всех объединяло лишь одно - руки, твердо сжимавшие оружие.
   А затем раздался первый выстрел. Пуля неслышно пролетела разделявшую два здания улицу, влетела в окно и с диким визгом отрикошетила от эбонитового ствола ПК, оставив на нем основательную зарубку, сама же врезаясь в кирпичную кладку за спиной у нашего вриротного. Тот немного позеленел и, повернув голову, скосил глаза на место попадания. На него как-то совершенно равнодушно уставилось скромное отверстие в побелке, уже сыпавшее через край смешанным бело-красным порошком.
   - Твою мать... - выдохнул лейтенант, ощупывая голову на предмет ранений и прочих некондиционных поражений организма, слабо соотносящихся с дальнейшей нормальной жизнедеятельностью.
   Именно эти слова стали началом трехдневной бойни за больницу...
   Правда, в отличие от всяких тупых боевиков и не менее неисторичных исторических фильмов, огонь не был открыт сразу же, мгновенно и всеми. Это лишь в туповатых голливудских лентах и их последователях для нагнетания страху в ваши уютно расположившиеся на диванчиках тушки "внезапно" начинается стрельба из всего и разом. На самом деле все бывает совсем не так. После первого, робкого и пробного выстрела последовала нервная и противная автоматная очередь, огненной плетью сплошных трассеров хлестнувшая по зданию без какого-либа вреда. За ним последовала еще одна, и еще... К автоматам присоединялись пулеметы, злобно ухали ручные противотанковые гранаты и противно свистели выстрелы от гранатометов, а вишенкой на тортике стал Т-72, паливший по зданию из танкового орудия.
   Впрочем, столь злобные инсинуации не могли остаться без ответа. И не остались. Ровно так же, как начинали стрельбу чеченцы, в бой вступали и наши - по одному, с чувством, толком, расстановкой и полным ощущением абсолютной неуправляемости боя. Впрочем, им и в самом деле было практически невозможно управлять, и, что самое важное, совершенно бессмысленно. Огневые позиции были распределены за долго до сего момента, а практически безостановочный бодрящий душ из свинца делал невозможным нормальное ориентирование относительно каждого конкретного окна или подоконника раскинувшихся вокруг комплекса городских джунглей.
   И тем не менее, какие-то точечные попытки переменить ситуацию имели место быть. Например с этим чертовым танком.
   БУМММФ! Здание тряхнуло снова.
   - Сука блядь, где этот ебаный Копыленко со своим расчетом?! - выпалил лейтенант, тряся головой, по которой только что знатно приложился кирпич. Вернее, не по голове, а по стальному шлему на ней.
   Верный Копыто материализовался буквально через несколько секунд, как будто его сюда перенесло магическим порталом.
   - Товарищу лейтенант, вызывали? - заорал он вопрощающе.
   - Блядь, да сделайте вы че-нибудь с этим сраным танком, пока он нам здесь весь дом не разъебал! Копыленко, блядь, если вы его сожжете, я тебя к "Красному Знамени" представлю! - в сердцах пообещал Петренко.
   - Товарищу лейтенант, так их же отменили! - опешил тот.
   - Да делай же ты уже, сраный ты курощуп! - не выдержал наш вриротного и приложил его прикладом по башке.
   От удара противотанкист упал на жопу и только чудом не повредил свое драгоценное оборудование, должное спасти наши филейные части от осколочно-фугасного метода шинкования капусты.
   - Понял! - бодро отрапортовал Вовка, после чего гаркнул. - Антилоп! Антилоп, мать твою, ко мне!!
   Послушный Гну на карачках, чтобы не подставиться, подполз к командиру.
   - Давай, мля, пошли!
   Глядя на эту парочку, на четвереньках бредущую по коридору, я не мог сдержать смеха и ржал, словно придурок. Не отставал от меня и вернувшийся Хоббит, вновь набивший свою неизменную моднявую трубочку.
   - Слушай, ты ее хоть когда-нибудь не смолишь? - спрашиваю, продолжая похихикивать над двумя ползунками.
   Обидевшийся питерец ничего не ответил, мрачно прикуривая от спички.
   А тем временем наши противотанкисты насколько могли стремительно раскладывали установку, то и дело сталкиваясь с непредусмотренными Уставом и всеми боевыми наставлениями проблемами, еще раз подтверждая аксиому военного дела, что чем сложнее оружие, тем более тупому солдату его вручат. В мирное время это имело свое определенное преимущество - тупой солдат не полезет копаться в его внутреннем устройстве, не захочет разобраться, как оно там работает, и вообще постарается как можно меньше соприкасаться с этим непонятным. Для умного же и автомата Калашникова хватит, в котором ему ничего не удастся сломать, ибо он так же прост, как и соха, которую Сталин обменял на атомную бомбу. Что ж, модель поведения, имеющая право на существование.
   Вот только сейчас каждый из нас мог сполна насладиться всеми последствиями подобного подхода со стороны начальства. Не могу назвать Антилопа глупым. Все же люди подобной невезучести обычно довольно умны и сильно рассеянны. А вот Копыто звезд с неба не хватал. Будучи до мозга костей гуманитарием, причем экономистом, да еще и хорошим, он откровенно не понимал, как именно следует закрепить ракету на направляющей, но изо всех сил старался это исправить с помощью мускулов и дури. Конечно, подобную проблему могли бы с блеском разрешить две недели напряженных тренировок с вверенным оружием, но кто же будет так отвлекать солдат от полезных дел по уборке территории и прочих хозработ? Ходили непроверенные слухи, что 33-й полк оказался в Кизляре прямо с картофельных полей и перед отправкой вовсю занимался увлекательным из сражений - битвой за урожай. Впрочем, в этом нет ничего удивительного или порицаемого. Солдат хочет кушать. Желательно - хотя бы два раза в день. А родное Министерство Обороны на решение продовольственного вопроса выделяет такие крохи, что многим "финикам" их даже воровать страшно. Как еще можно улучшить положение с продовольствием в части? Только с помощью братской и небезвозмездной помощи со стороны колхозов. А это требует выделения солдат, техники и времени. А теперь поставьте себя на место какого-нибудь полковника Маркушина, перед которым стоит дилемма. Или он отправит батальон на полигон и тогда погибнет несколько человек, но весь полк останется без "усиления" на весь год и начнется голод, или батальон накормит всех, но какое-то количество человек погибнет в случае, если их вот таких вот отправят на войну. Что бы вы выбрали? Если голод - то вы лицемерная мразь.
   Зато сейчас я воочию мог убедиться в последствиях подобного метафизически правильного подхода. Копыто и Антилоп целую минуту пытались приладить ракету к направляющей, а затем еще три потратили на подготовку к запуску и отладку пульта. И все это время рядом пули крошили кирпич и побелку, здание сотрясалось от попаданий танковых снарядов, люди орали и матерились, а гильзы щедрым звоном раскатывались по полу.
   - Да быстрее же вы, ну?! - рявкнул Петренко, после чего пустил длинную очередь в здание на другой стороне площади. - Разъебут же!
   - Да сейчас, товарищу лейтенант! Сейчас эта... хуйня, блядь, на место встанет...
   Ее вставание заняло где-то секунд тридцать и несколько ударов кулаком по корпусу ракеты, которая отчаянно отказывалась занимать какое-то правильное положение. Наконец, с четвертой попытки 9М14 встала на направляющую, вызвав бурю матерных восторгов.
   - Готово, товарищу лейтенант! - отчитался Копыленко.
   - Так сожги его уже блядь нахуй! - рявкнул вриротного.
   Было прекрасно видно, как их двоих передернуло от одной мысли высунуться в окно и подставиться чеченским пулям. Конечно, теоретически можно было шмальнуть просто в окно, а затем с помощью пульта навести на танк, благо и камера имелась, но... Наличие не обязательно обозначает работоспособность. Пробный пуск в новогоднюю ночь прекрасно показал, что то ли от долгого хранения, то ли от каких-то еще внутренних проблем, однако крошечный телевизор наводки сдох к чертям собачьим, а потому стрелять из-за укрытия не получится. Только прямая наводка и подстановка своей драгоценной тушки всем свинцовым ветрам.
   И хотя борьба между любовью к жизни и исполнительностью явственно отобразилась на их лицах, противотанкисты все же согласно кивнули.
   - Сделаем.
   Стрельба велась способом весьма оригинальным. Станок с ракетой банально поставили на подоконник. После этого Митрич и Без Пяти надели по две пары варежек, чтобы хоть как-то предохранить руки от реактивной струи, пока Копыто наводил "Малютку". Затем они снизу зафиксировали чемодан с "Малюткой", удерживая его в требуемом положении, а изрядно нервничающий Антилоп ударил кулаком по кнопке запуска. Послушная воле программного кода и релятивистской механики ракета с противным свистом сорвалась с направлящей и устремилась прямо вперед, не разбирая дороги. Грянувший взрыв был какой-то тихий и невпечатляющий, особенно на фоне царящей вокруг какофонии.
   - Ну че там?! - заорал лейтенант, в это время паливший куда-то в другую сторону.
   Антилоп робко, краешком глаза, выглянул в окно, после чего снова спрятался под спасительные стены больничного корпуса.
   - Нихуя...
   - Блядь! - взвыл Петренко, сменил магазин и с лязгом дослал патрон. - Сожгите его нахер! Че хотите, блядь, делайте, а сжечь его надо!
   - Щас... Щас... Щас! - бормотал себе под нос Копыто, наводящий на цель очередную ракету.
   Мы с Хоббитом сменили откровенно обалдевших от запуска Митрича и Без Пяти. У последнего от громкого рева реактивного двигателя из ушей пошла кровь и над ним сейчас кудахтал Комлень с пакетом ваты и щипцами, а мы в этом время изо всех сил пытались удержать неимоверно тяжелый чемоданчик в правильном положении.
   - Блядь... Правду говорят, кто в армии служил, тот в цирке не смеется! - прохрипел от натуги питерский ролевик. - Нахер эти голливудские фильмы! У них там от бедра из автоматов и пулеметов стреляют... Российская армия круче. У нас с рук стреляют ПТУРами!
   Я фыркнул, представив себе какого-нибудь Рэмбо, стреляющего направо и налево "Малютками". Картина и правда представлялась себе уморительной. Правда, долго предаваться приятным мыслям о международном кинематографе мне не дали.
   - Блядь, Хрящ, ты че, уснул?! - выматерился Копыто, пнув меня сапогом по заднице. - Мудила, держи!
   Получив оживительно-поджопного стимулятора, послушно держу чемодан в указанном положении.
   - Давай! - рявкнул Копыленко, отпрыгивая в сторону.
   Гну послушно ударил по кнопке запуска. Меня оглушило ревом реактивной струи... Через ватный гул от которой спустя пару секунд пробились звуки мощного взрыва.
   - Да-а-а-а-а! - ревел Антилоп от счастья, подпрыгивая на месте и совершая странные движения руками а-ля танец и совершенно не обращая внимания на пули, впивающиеся в кирпич совсем рядом.
   - Что там?! - кричу, едва слыша свой голос.
   - Взорвали... - выдохнул Хоббит.
   - Кажется, экстренный снос отменяется! - пошутил Копыто достаточно громко, чтобы я его расслышал, а не угадывал слова по движениям губ.
   - Ага. Скорее, кому-то сорвало башню! - фыркнул Гну.
   Я, не удержавшись, осторожно выглянул в окно. Танк, стоявший на противоположной стороне площади Орджоникидзе и с частотой раз в полторы минуты посылавший в нас по снаряду, от внутреннего взрыва распался на две части. Корпус продолжал стоять на том же самом месте, посылая в небо языки пламени и клубы дыма, в то время как сорванная с погона башня валялась в метрах пяти от него, безмолвно смотря в небо своим днищем, словно бы вопрошая у неба "За что ты меня так?". Впрочем, вряд ли бы кто-то сверху ответил несчастному танку...

Глава 10

Крыша едет не спеша

   Пламя, вырвавшееся столбом из подбашенной коробки танка, послужило тем последним ушатом воды, который все же позволил сбить разгорающееся пламя. Один за другим чеченцы постепенно прекращали стрельбу и выходили из боя, исчезая во мраке ночи лабиринта городских кварталов или узких пеналах советских квартирок, словно бы взрыв танка был заранее обговоренным всеобщим сигналом к отступлению. Где-то через пару минут перестрелка окончательно затихла, сменяясь непривычной полуночной тишиной, в которой изредка что-то грохотало, материлось или визжало противным рикошетом, - то есть тем самым, что еще каких-то полчаса назад царило вокруг нас, а теперь превратилось в чужака, непонятного изгоя, совершенно постороннего этому миру. Какое-то оживление сохранялось лишь в сквере. В момент начала боя чеченский отряд в некоторое количество автоматов пробрался в стоявшее напротив хирургического корпуса здание, обозначенное на туристической карте как "библиотека имени Чехова". И ясное дело, что не с целью чтений произведений этого великого русского писателя, не для публичной декламации его рассказов или постановки пьес, а с самым что ни на есть кровожадно-корыстным интересом устроить бескультурный опорный пункт и вволю по нам пострелять, благо здание достаточно капитальное, 1964-го года постройки, не сильно бетонно-монструозное и расположенное на другой стороне улицы, за которой раскинулся стискиваемый асфальто-урбанистическими тисками сквер. Впрочем, первая же попытка опять завязать перестрелку была весьма грубо и радикально пресечена двумя злобными разведчиками, выстрелившими в здание из "Шмелей". По библиотеке как будто ударили кувалдой, в воздух взметнулась серая пыль и обрывки каких-то листков, после чего и на этом конкретно взятом клочке урбанистических пейзажей возникли спокойствие и умиротворенность трех-четырех коротких очередей в час.
   За ночь перестрелки той или иной степени интенсивности начинались еще три раза и продолжались от силы полчаса. Вероятно, чеченцы и правда весьма полагались на танк как на чудо инженерной мысли и прекрасное стенобитное орудие. Похоже, что командовавший конкретно этим баранье-чабаньим стадом практически молился на разрушительную мощь танковых орудий и тщил себя надеждой, что ни коим образом злые урысы его нежную, холимую и нежно любимую во все целовательные местечки игрушку не повредят. Мысль о том, что у русских тоже могут найтись РПГ и ПТУРы, очевидно, в его многомудрую голову так и не вошла. А теперь очевидная потеря драгоценной для чеченцев техники и сопутствующей этому отступление частей чеченцев от больницы явно вывело этого неведомого командующего из колеи. Стройный план разрушился, да и потери получились явно неоправданные. Диких пастухов, любящих овец не по Корану, можно найти в каждом ауле под сотню, дать им автомат и отправить вопить на весь Город "беэсмилле рахман рахим!" или "Аллау акбар!". А вот найти целый, боеготовый танк с боекомплектом, хорошим топливом, которое согласится кушать весьма капризный танковый движок, да еще и с обученным экипажем - дело весьма трудное, еще более усложняющееся от того, что, кажется, танкоремонтного завода на территории Чечни никто так и не удосужился построить. Такая потеря кого угодно выведет из равновесия и заставит пить водку стаканами, с пьяной искренностью моля Аллаха о том, чтобы тот покарал неверных. Ну или хотя бы даровал своему верному рабу десяток-другой танков с обученными экипажами, а лучше сразу оперативно-тактический комплекс и спутниковую систему наведения, чтобы проклятым гяурам небо на головы обрушилось. И никому нет дела, что в Коране строго-настрого запрещено каким бы то ни было образом оскорблять, покушаться на жизнь или унижать насара и ахль аз-зимма - христиан или людей завета. В конце концов, они же тут воюют за величие ислама, а ради величия своей религии люди вообще любят заниматься всякими зверствами, строить пирамиды из голов, зашивать людей в овечьи шкуры и поджигать из огнеметов, не говоря уже о таких обыденно-презренных вещах и явлениях, как грабежи, насилия и убийства любого не приглянувшихся людей. Говорите, "при 300 процентах нет такого преступления, на которое он (капитал) не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы"? Интересно, какова же тогда прибыльность веры в рамках церковной организации с последующим обещанием рая небесного от имени Господа? И только не надо мне врать, что человеческая душа не имеет в своей сути монетарного выражения.
   Увы, не смогу судить, кому именно молился, обращался или грозился командир нохчей, однако утром, часам к семи утра, результаты этой деятельности начали проявляться во всей красе. Для начала на крышу здания, стоявшего на другой стороне площади старика Серго и примыкавшего к скверу (не путайте с библиотекой, стоявшей прямо перед самим сквером), вышла небольшая процессия чеченцев, человек двадцать-двадцать пять. Медленно, с оружием в руках и зеленым флагом, на белом поле которого уютно расположился то ли кот, то ли барс, то ли вообще какое-то жвачное, они вышли из подъезда, после чего человек пять осталось изображать у стены какое-то подобие торжественно-парадного строя, а остальные весьма грамотно быстро разбежались в стороны, беря наше здание на прицел своих автоматов и гранатометов. Следом за ними из распахнутых настеж дверей вышел какой-то чеченец, одетый в иностранный камуфляж и преисполненный собственной важности и величия. И хотя до другой стороны площади было чего-то метров четыреста, что сообщало некоторые проблемы для стрельбы по людям, но его напыщенные щеки и чремерное чувство любви к самому себе ощущалось даже невооруженным нюхом.
   Пока эти деятели выходили и занимали места на сцене, в партере нашего корпуса уже разгоралась вялотекущая борьба за обладание какими-нибудь средствами наблюдения. Лоза свою винтовку предоставить опчеству категорически отказался, мотивировав особо непонятливых ударом деревянного приклада по голове, а вот биноклей было целых три, из которых только один принадлежал Сержанту и потому был недостигаем для жадных и цепких солдатских ручек. Остальные же тут же стали предметом ожесточенных прений, скулежа и ленивых постукиваний друг друга по плечам - единственной части корпуса, не прикрытой бронеплитками. В результате победителями и счастливыми обладателями двух превосходных призов, а именно двух биноклей Б8х30 производства Ленинградского оптико-механического объединения имени В.И.Ленина, стали я и Антилоп, видевший хуже всех. Всем остальным же пришлось напрягать всю свою дальнозоркость, чтобы разглядеть суть происходящего на другой стороне площади.
   Тем временем, пока мы занимались дележом невостребованного по причине отсутствия людей имущества - а сержантов у нас и правда был полный некомплект, вместо положенных четверых налицо присутствовал только Сержант, все же остальные отсутствовали как вид, мол, и так сойдет - на крыше события развивались своим чередом. Нарядный и самодовольный нохча построился перед своим полуразвалившимся парадным строем и поднес к ротовому отверстию матюгальник.
   - Эй, рюсские! - заорал он с ужасающим акцентом и его голос, многократно усиленный мегафоном, разлетелся по всей площади, затекая щели, проемы и не давая ни единого шанса укрыться, спрятаться или хоть как-то остаться обделенным. - С вами гаварит начальник ахраны прэзидэнта Чэчэнскай рэспублики Ичкэрия Абу Арсункаев!
   - Во бля, какая обезьяна вылезла! - фыркнул Геродот, баюкая свою перевязанную ладонь. - Слышь, Лоза, у тя ж эта, винтовка снайперская! А ну его ебни!
   - Не могу. Он с белым флагом, - виновато пожал плечами снайпер.
   И действительно, в потрепанную жизнью и армией оптику бинокля было прекрасно видно белую тряпочку на какой-то палке в руках у Арсункаева. Который, между тем, продолжал.
   - Вы уничтажаетэ нашы дама, наш горад, нашу зэмлю! Вы бамбитэ мирных житэлэй, женшын и дэтэй, а патаму вы не салдаты, а убийцы! И паступать с вами мы будем как с убийцами!
   Практически сразу же, подчиняясь какой-то неведомой команде, на крышу здания вышли два одетых в спортивки нохчи, которые что-то волокли. И лишь когда они это донесли до самого Арсункаева, нам стало ясно, что же это. Солдат. Военнопленный. Даже в побитую оптику была заметна грязно-желтая повязка на голове и многочисленные потеки засохшей крови на лице, куда более свежей, чем запекшееся пятно на бинте. Били. Издевались. Я опешил и дернулся от раздавшегося страшного скрипа и лишь затем понял, что это скрипели мои собственные зубы, сжатые от злобы и ненависти.
   - Лоза, стреляй! - прошипел я, не отводя взгляда от страшной картины.
   Я даже боялся представить себе, каково сейчас приходится тому несчастному пленному. Раненый, избитый, без лекарств, какой-нибудь медицинской помощи и, что самое главное, посреди людей, для которых он лишь объект издевательств и очередного повода доказать свою крутость и морально-физическое превосходство. И каково вот так вот, стоять без сил, покачиваясь, когда вокруг тебя только бесчеловечное зверье, при этом точно зная, что ты сейчас находишься под прицелом десятков глаз с другой стороны?
   Прикрываю глаза, пробормотав сквозь сжатые зубы "ебаное зверье" и поворачиваю голову в сторону снайпера.
   - Слышь, ты, блядь, сраный поэт-песенник! Если ты, хуеплет вавилонский, сейчас не выстрелишь, я тебе твой плот в жопу загоню, ты понял?! - рычу, набычившись.
   - Да как же я выстрелю?! - испуганно залопотал он, прижимая к себе винтовку.
   - Бери его, мужики! - раздался сзади голос Спиди.
   На снайпера тут же навалилось несколько человек, прижимая его к полу и пытаясь вытащить-выкрутить из рук СВДшку. Тот держался за нее изо всех сил, не собираясь отдавать свое оружие. А нохча тем временем, дав нам насладиться произведенным от показа избитого пленного впечатлением, опять заревел в свой матюгальник.
   - Пригаворам ваеннаг трибунала Чэчэнскай рэспублик Ичкэрия этат убийца и насилнык пригавариваеца к смэрти! - восторженно заорал он, вскинув руку с зажатым в ней пистолетов вверх.
   Один из двух державших солдата чеченцев достал длинный нож и резким движением вскрыл горло пленному. Тот воспринял это совершенно обыденно и устало. Не стал дергаться, пытаться вырваться или хотя бы пытаться уклониться от острого лезвия. Не пытался даже поднять руки затем, чтобы прикрыть своими ладонями порез. Он просто стоял несколько секунд, пока кровь струилась и брызгала, а затем кулем рухнул на крышу здания.
   - Вот што будэт с каждым из вас, шакалы! - грозно проревел Абу Арсункаев, а затем его "парадный" строй прокричал "Аллау акбар!".
   - Ох блять... - прошептал за моей спиной Антилоп.
   - Что там?! - раздался голос одного из пытавшихся отобрать у Лозы винтовку.
   - Там... Там... - произнес он с каким-то непонятным бульканьем.
   Я обернулся. Антилоп стоял, глотая слезы. Его грязные щеки четко очертили две влажные дорожки, сопли в носу пузырились, тело сотряслали рыдания, а руки сжимались и разжимались на автомате.
   - Суки! - прохрипел он, после чего вскинул автомат и выпустил длинную очередь в направлении чеченцев. - СУКИ-И-И-И-И!!!
   - Ох блять! - выпалил Геродот, прыгая на него сбоку и повалив все еще вопящего истошное "и!" Гну на пол.
   Над их головами густо защелкали по побелке и кирпичам автоматные пули, вызвав целый дождь мелкой крошки, сыпавшейся на и без того зачушенный бетон. Всего несколько чеченских коротких очередей и на площади вновь воцарилась подавленная тишина, размазанная тонким слоем по асфальту хищным лезвием окровавленного кинжала. Я тряхнул головой, поправил шапку и вновь приник к биноклю.
   - Плешивые сабаки! - хрипло рассмеялся Арсункаев.
   Тем временем один из сопровождавших пленного боевиков достал нож и медленно, с видимым сквозь увеличение наслаждением отрезал трупу голову, после чего чеченцы начали перебрасывать ее друг другу, хохоча и припрыгивая, словно обезьяны с бананом.
   - И так будэт с каждым! - пригрозил начальник охраны Дудаева, после чего исчез в здании, прикрытый со всех сторон от возможных выстрелов в спину своими бандитами.
   Но выстрелов не последовало. Да и вряд ли кто-либо вообще из нас мог бы сейчас стрелять. Большая часть из нас сейчас стояла, потрясенная до глубин души этим простым и естественным для них актом бесчеловечности, а меньшая пыталась добиться от нас хоть какого-нибудь внятного слова кроме бесконечных матерных речитативов. На наших глазах произошло совершенно обыденное зверство, банальное до скрежета зубовного из Евангелия от Матфея. И для нас, цивилизованных жителей цивилизованного мира, это совершенно естественное проявление звериной человеческой жестокости, было чем-то невообразимым.
   И было отчего. Мы, здесь собравшиеся русские, татары, украинцы, беларусы, ханты-манси и прочий многонациональный народ Ресурсной Федерации, были народами, привыкшими к порядку и законности. Да, по этим самым законам мы могли десятилетиями осваивать север в условиях вечной мерзлоты и регулярной смены патронов в магазинах охранников. Мы могли из-за случайной юридической ошибки или несовершенства экспертизы быть поставленными к стенке перед отделением с карабинами, или бесконечно, каждодневно переводиться из камеры в камеру для того, чтобы за очередным поворотом получить пулю в затылок. В конце концов, по оговору или просто из-за предвзятости судьи можно отправиться на пять лет валить лес или три года делать кирпичи. Однако все это совершается при помощи законодательства, с стопками бумажек, протоколов, свидетельств и туевой хучи законов и кодексов, позволяющих себя трактовать как угодно в зависимости от ситуации. У нас есть иногда работающая милиция, у которой, даже не смотря на окружающий обычных людей бандитизм, беспредел и взяточничество, все равно есть какие-то планы по поимке и борьбе. Черт побери, да даже самый законченный взяточник и самый дружелюбный к организованной преступности сотрудник МВД все равно борется с преступностью, хотя бы и самим фактом своего существования! Потому что банда бандой, а все же банда не занимается обычными изнасилованиями, убийствами и грабежами. Это, как говорится, мешает бизнесу. Разумеется, уществует целая масса исключений. Правда, каждое из них обычно весьма недолгоживуще. Все равно милиционеры ловят и сажают в тюрьмы преступников, и чаще всего - даже настоящих, подлинных и иногда даже с хорошим "послужным списком".
   Что же мы видим перед собой сейчас? Это не цивилизованный человек, нет. Это не человек цивилизации. Он, разумеется, умеет пользоваться ее благами, а часто даже наслаждается ими, благо большая часть из них доступна даже самому тупому идиоту, признанному врачебной комиссией дегенератом, нуждающимся в опеке. Он может обожать центральное отопление, наслаждаться горячей водой из-под крана и восхищаться предметами искусства, расставленными по квартире. И тем не менее это существо все равно останется самым обычным овцеебом, проживающим на продуваемом всеми ветрами куске скалы вместе со своими пятью овцами и бараном, с мышлением самого обычного овцееба - средневеково-животным, бессмысленным и зашоренным. Зажатые со всех сторон архаическими условностями, устаревшими еще во время нашествия нашествия монголов, они ведут свое жалкое бытие и изо всех сил считают себя "горными орлами", хотя их текущее бытие буквально вопит о том, что их загнали в самые наблагодатные края более богатые и многочисленные соседи в лице разных осетин, многочисленных народов Дагестана и прочих грузино-черкесов. И это сиденье голой жопой на холодном камне сопровождается глуповато-ложными преданиями о своем собственном величии, когда-то утеряннном без сомнения при весьма героических обстоятельствах и обещаниями вернуть его во что бы то ни стало любыми способами. И никому в голову не может прийти, что этого величия у них, собственно, никогда и не было. Что все эти предания о великих героях прошлого равны героическим байкам об абреке Зелимхане Гушмазукаеве, который весь из себя такой герой, славный воин и настоящий нохчо, а на самом деле прославился лишь налетами на вокзалы и банки, которые беззастенчиво грабил. Восхитительная борьба за правду, не правда ли? Каламбурчик, хе-хе. Вот и все герои, все примеры для подражания - бандиты и воры. А их список славных деяний - грабежи, убийства должностных лиц и обычных людей, да бандитский форс, с которым они иногда одаряли какого-нибудь нищего одним рублем из двадцати тысяч украденных. Превосходные идеалы подрастающих поколений, не правда ли? А главное, как замечательно демонстрирует все ценностные ориентиры данных сообществ. Это просто собрание падальщиков. И нет, не тех санитаров леса, которые трупы поедают, подчищая леса от массовых заболеваний своими воистину лужеными желудками. Это высокоорганизованная группа не хищников, а отбросов, изблеванных из уст всех богов существ, которые могут убивать женщин и детей, калечить, насиловать, рвать на части тела, резать и при этом веселиться. И все - под предлогом и с ссылкой на великое прошлое, ведь их герои поступали точно так же и считали это верхом своей доблести.
   Конечно, убийство человека путем перезания ему горла тоже не является чем-то особенно приемлимым в нашем обществе. Но чтобы с шутками и прибаутками отпилить голову, а потом играть ей, словно в баскетбол... От такого у меня в желудке возник холодный ком, тело прошиб ледяной пот, а мозг решительно покинули абсолютно все мысли, в страхе спрятавшиеся где-то в районе мозжечка и не реагировавшие ни на какие электрические импульсы. Полная апатия к каким-либо видам жизнедеятельности бытия, кататонический ступор организма и полное нежелание воспринимать происходящее как данность. Но уйти в себя мне не дали, треснув по копчику резким пинком. От такой неожиданной и резкой боли кто угодно в себя придет.
   - Держи его, мужики, держи! - закричал кто-то сзади.
   Тряхнув головой и избавившись от наваждения презренности и никчемности собственного бытия, я обернулся назад в поисках таинственного пинателя, чтобы как следует устроить нарушение уставных взаимоотношений из хулиганских побуждений и чувства ложного превосходства, а конкретнее - как следует заехать тому парню в ухо. Но этим уже занимались другие люди, так как прямо позади меня четверо бойцов изо всех сил пытались спеленать мычащего что-то бессмысленное Сержанта. Тот ревел белугой, выл какой-то абсолютно бессмысленный речитатив на одной ноте и изо всех пытался добраться до автомата, который испуганно прижимал к себе Хоббит.
   - Че тут за херня творится? - спрашиваю у нашего толкиниста, единственного не принимавшего активное участие в этой антрепризе.
   - У товарища сержанта кажется... того.. крыша потекла... - промычал он, пытаясь отойти от Носова подальше и прячась за меня.
   - Как потекла? Что потекла? - выпучил я глаза в удивлении. - Объясни ты, блядь, толком, хули прячешься?!
   - Да с ума он сошел! - выпалил питерец. - Как увидел, что эти овцеебы башкой кидаются, так сразу в лице переменился, автомат с плеча дернул и пошел как автомат хуй знает куда! Ну его и остановили, ствол отобрали, а он как начнет вырываться! Совсем, видать, что-то в голове у него перемекнуло...
   - Р-р-р-агрх! - рычал Витя, ужом извивавшийся в руках у перепуганных сотоварищей, изо всех сил пытавшихся его удержать.
   - Да ебаный в рот! Да дайте же ему по голове уже! - рявкнул кто-то слева.
   - Слышь, ты, блядь, умник! Я тебя сейчас по голове очередью дам! А потом в рот твой поганый трахну, чтоб ты хуйню больше не говорил! - выматерился Геродот.
   - Арр-р-р-ргах! - ревел Сержант, но затем, неожиданно и резко, словно кто-то щелкнул у него в мозгу соответствующий тумблер, завопил уже разборчиво и, возможно, даже осознанно. - Отпустите меня! Отпустите меня! Я только с одним хуем поздороваться иду! С одним сраным хуем из сраной Чечни! Сейчас я, блядь, быстро ему руку пожму и вернусь! Я только руку пожать! Поздороваться!
   Бля, мужики! Держи его! Отходит же! Отходит! - завопил Спиди. - Давай, тащи его в палату, на койку его!
   - Отпустите меня! Ну что же вы, а? Ну что же?! Да я только... Я только поздороваться!
   Ребята быстро занесли верещащего Носова в палату, уложили на одну из кроватей лицом в подушку и навалились сверху, не давая подняться. Тот верещал, клялся, божился, умолял его отпустить и обещал "только поговорить, ну!", но его продолжали вжимать в продавленные пружины. Наконец, через пару минут эти вопли сменились судорожными всхлипами. перешедшими в истошные рыдания и вой. Вой муки и боли, от которого кровь стыла в жилах, а тело замирало в испуге, подчиняясь древним инстинктам кроманьонцев, еще не до конца вышедших из генофонда Человека Разумного-Разумного. Я так и остался малодушно стоять в дверях, не в силах войти в комнату, где разум моего друга продолжали терзать невесть какие демоны неизвестного ада.
   - Слышь, зем, че там у вас? - осведомился подошедший парень.
   Я уже было собирался послать его глубоко нахуй, как заметил его цепкий взгляд, небритость и медицинскую косынку на голове. Разведчик.
   - Да... Видел, как эти уебки нашему голову вскрыли?
   - Ага.
   - Ну вот нашего и проняло...
   - Бля, бывает...
   - Бывает, блядь. Слышь, есть че покурить?
   Разведчик спокойно и без ворчания достал пачку "Примы".
   - О, кучеряво живете! - усмехаюсь, цепляя сразу две сигареты.
   - Да пиздец нахуй! - согласился со мной разведос. - Суки, уебаны сраные.
   - А че стало? - осведомляюсь, пытаясь прикурить сигарету.
   Выходило так себе. Сигарета банально плохо тянулась, как будто я пытался дышать через палочку от "Чупа-чупса" с застрявшими в ней кусочками карамели.
   - Бля, че за херня? - спрашиваю, вытащив сигарету изо рта и внимательно ее оглядываю.
   - Эти суки тыловые, хуеплеты сраные, подмокшие сигареты привезли! - выматерился разведос, со злостью впихивая пачку в нагрудный карман бронежилета.
   Военнослужащим, находящимся во всяких разных местах, не предполагающих наличие на каждом шагу ларьков и магазинов с табачной продукцией, положено было выдавать сигареты из рассчета сколько-то штук в день. В обычной, срочной жизни в пункте постоянной дислокации срочнику положена только залупа на постном масле и культяпка на воротник за счет денежного довольствия, которое он получает и на которое сам должен приобретать все, что его душеньке угодно, если что-то останется после разнообразных необходимых офицерам закупок. Впрочем, мы выходили из ситуации с присущей большинству солдат находчивостью и вороватостью, разживаясь на дивизионных складах старыми советскими сигаретами, лежавшими там на случай войны с когда-то вероятными, а теперь уже и вовсе неведомыми врагами. Теперь же, находясь в условиях, практически приближенных к боевым действиям фактически, но мирной жизни по документам, армейское командование решило не тянуть кота за уши в попытке выдать его за кролика и нормализовать довольствие по соответствующей окружению, а не реальности по документам, норме. В итоге уже сегодня утром мы получили по коробку и по пачке сигарет "Прима", а офицеры - "Столичные". Двадцать штук, на два дня. Но до них я еще не добрался, продолжая смолить остатки "Охотничьих", уворованных еще на складе в гарнизоне. А у кого-то остатков не было и пришлось сразу раскочегарить имеющееся. И при первых же затяжках выяснилось, что сигареты банально где-то подмокли, хотя пачка выглядела свежо и цело. Где это произошло - сказать можно было с точностью в 99,9%. На складе.
   Вооруженные Силы СССР на 1985 год насчитывали 5 миллионов 350 тысяч человек, включая Пограничные Войска КГБ и Внутренние Войска МВД. Вся эта орава хочет есть, пить, спать, справлять естественные надобности и даже курить. Соответственно, на тысячах складов на территории всей страны и даже союзных государств было распределено все необходимое для полноценной жизнедеятельности этой толпы людей, а также еще 8 миллионов мобилизуемых в течение трех месяцев, за время которых в случае атомной войны должна была определиться судьба СССР. И на этих тысячах складов находились миллионы тонн оружия, снаряжения, боеприпасов, а также таких прочих, подчас совершенно невоенных вещей, таких как мыло, спички и сигареты. И они там могли находиться не просто годами, а десятилетиями, причем в условиях отсутствия нормального климат-контроля. Поэтому было совершенно неудивительно, что внутри складов собирался конденсат, который с годами накапливался в сигаретах и вымачивал табак, превращая обычную в общем-то горлодерную "Приму" в кучу силоса. Ну а так как современная Российская Армия достигла впечатляющей численности в 1 миллион 895 тысяч, то никто не видел необходимости в накоплении дополнительных запасов и обновлении старых, имеющих свойство к порче и гниению. Возможно, на это выделялись какие-то суммы, чуть отличающиеся от символических, только попадали они в Министерство Обороны, в котором большинству генералов абсолютно насрать на то, чем будут травиться их рядовые подчиненные. Они предпочитают смолить зеленое (ментоловое) с золотым ободком на фильтре "Собрание" в больших картонных упаковках и носить "Ролекс" за пять тысяч долларов. Как минимум. Как видите, в этих словах нет ни звука о заботе о военнослужащих. Так что, думаю, все эти деньги быстро оказывались распиленными по карманам исключительно вороватого генералитета еще до того, как доходили до Службы Тыла Вооруженных Сил Ресурсной Федерации. Как говорится, на солдат похуй, они и это скурят. А мы в итоге получили откровенное дерьмо производства 1985 года. Охуенная забота о своих подчиненных. И все в армии так - лишь бы подешевле, лишь бы сэкономить на чем угодно, а оставшиеся деньги браво разделить себе в карман, как будто, блядь, их можно с собой утащить. Готов поспорить, глядючи на наших олигархов и прочих денежных держиморд, в царстве люциферов и аидов придумали новое посмертное воздаяние для таких товарищей - сеанс поглощения нажитого непосильным трудом. Сидишь такой в столовой адовой, всем наливают говна пополам с лавой, невкусно, зато питательно, а какому-нибудь рыжему Чуберу, так невинно и не убиенному, или генералу Колесникову, начальнику Енерального Штаба, кладут кипу капусты из мелко нашинкованных вечно зеленых условных единиц. Жрите, суки.
   - М-да, пиздец! - пробурчал я, с сомнением подумывая о собственной пачке, лежащей в боковом кармане штанов. - Блять, и где это дерьмо теперь сушить?
   - Да я хуй знает! - проворчал разведчик, все же берясь за свою "Приму" и закуривая, от безысходностной злобы сломав две спички.
   Подмокшие сигареты подмокшими сигаретами. а курить-то хочется...
   - Слышь, бойцы, вы хуле тут замерли? - раздался весьма недовольный голос позади меня.
   Увидев, как разведос тут же вытянулся в струночку и куда-то заныкал едва зажжённую сигарету (величайшую ценность бытия после разогретой банки каши и сладкого сна минут на шестьсот), я развернулся и увидел нашего мрачного вриротного. Товарищ лейтенант стоял передо мной мрачнее тучи, а его указующий карающий перст тыкается мне куда-то в район бронепластин на пузе.
   - Алтынов, у тебя сигареты есть? - поинтересовался он настолько вкрадчиво, что стало ясно, что вопрос им позиционируется только в качестве риторического, для разминки голосовых связок перед дебатами, так сказать.
   - Так точно, товарищ лейтенант, есть! - бодро рапортую.
   - Гони сюда! - тут же распорядился он, протянув ладонь вперед.
   - Ну товарищ лейтенант! - тут же заныл я, прекрасно понимая, что в будущем свою пачку могу больше и не увидеть.
   А вернее всего - что она прямо сейчас исчезнет без следа в глубинах формы товарища лейтенанта. Так сказать, пойдет на усиление и сохранение боеспособности подразделения и его командования. Конечно, сигареты еще оставались, где-то с полпачки, так что можно даже особо сильно и не экономить... Но ведь черт побери, обидно-то как! Свое же, не чужое, не уворованное, а честно положенное согласно всем нормам и формам довольствия военнослужащего!
   - Да не бзди, я тебе замену дам! - и тут Петренко достал из кармашка под магазин початую пачку "Столичных".
   Судя по виду и положению сигарет, достал он оттуда только одну, после чего явно разочаровался в этом продукте советских табачных фабрик.
   - Вот, товарищ лейтенант! - обреченно протянул я, все же послушно опустив руку в боковой карман на штанах и доставая вожделенную для нашего командира красно-белую пачку с витиеватой надписью. - Только это, они того... Сырые.
   - Блядь! - выматерился он, от злости швырнув пачку в стену. - Хуеплеты мокрожуйные, уебки, уебаны сраные!
   Ну а пока ротный заливался соловьем, всячески словесно сношая наших тыловиков на все лады, я уже прятал дорогие офицерские сигареты в карман, пока у него не появилось желания все переиграть назад прямо сейчас. Потом уже и поздно будет. Пачка опустеет еще сильнее, да и стыдно как-то будет обратно просить. В крайнем случае, он же офицер, просто попросит пайку кого-нибудь из убитых, ему каптер и выдаст. Или кто там на пайкодаче. Меня же, предвкушавшего уже нормальный перекур, ждал лютейший облом. Столичные оказались еще сильнее вымокшими и практически не тянулись. По сравнению с ними любой, курящий "Приму", был настоящим паровозиком и смолил за шестерых. Если та еще хоть как-то раскуривалась, то офицерские же были просто сущим дерьмом.
   Впрочем, проблема худо-бедно решалась с помощью нашей любимой авто-бронетехники. Так как ресурс "холодных" запусков у ее большей части был израсходован еще во время пубертатного периода наших пап и мам, то ее банально перестали глушить, переведя на малые обороты, разумно решив, что лучше уж она просто работает, дорабатывая и без того находящийся на издыхании моторесурс, чем потом трахаться с попытками завести насмерть промерзшие за ночь движки. А потому весьма быстро почти все БТРы были оккупированы жадными до курева солдатами, сушившими свои пачки на движках "шестидесяток". Так что через четыре часа, где-то к обеду, я уже был довольным обладателем пачки, более-менее готовой к употреблению. Не так, конечно, как они должны были бы быть изначально, но тоже пойдет, уже не полное дерьмо, а только его предбанник.
   К обеду же проснулись и чеченцы. Сначала проснулись какие-то муэдзины, вопившие во всю мощь матюгальников свое "Аллау акбар!" и бормотавшие речитативом малопонятные молитвы на арабском. Интересно, а им в голову не приходило переводить ее на понятные нормальным людям языки? В конце концов, кто-то там из высокомудрых строчителей графоманских хадисов поучал же, что у сур Корана может быть 666 толкований. Почему бы одному из толкований и не быть на нормальном русском литературно-печатном языке? Тогда бы и люди понимали, чему они молятся, КОМУ они молятся и соотнесли молимое с окружающей себя действительностью. Насколько я еще помню, в Божественной Литургии еще никто не упоминал имя Господа, Ниспровергающего Неверных или Бога Карающего. Что за ветхозаветное мышление древнего мира?
   После же молитвы, весьма неожиданно для нас, начался обычный такой, я бы даже сказал, банальный... минометный обстрел. Стреляли из трех или четырех минометов калибра под 120 мэмэ, причем делалось это равномерно, неторопливо, я бы даже сказал, вальяжно и без каких-либо попыток ведения точного прицельного огня. То ли у них не было толковых артиллеристов, умеющих обращаться с этими дурами, то ли это делалось специально для того, чтобы заставить весь гарнизон прятаться при каждом взрыве, потому что мина могла попасть куда угодно. Так, первый залп ушел в молоко, лишь слегка попортив фасады зданий, второй вдребезги разнес две "шестидесятки", а третий они уронили прямо на свои передовые позиции, ударив в здание библиотеки. Было довольно забавно наблюдать, как четвертый взрыв, раздавшийся где-то внутри, выбивает не только тучи пыли и обломки кирпичей, но и взлет разных книжных листков.
   - Охуительный перенос огня! - фыркнул Геродот, наблюдавший со мной все это.
   - Да пиздец! - согласился с ним я, почесывая зудящую шею и с ужасом представляя себе, во что превратилась подшива, не перешитая с 30 декабря.
   Идиоты-гражданские даже не представляют себе, сколько полезной нагрузки несет в себе этот белый кусочек материи. Во-первых, с его помощью достаточно просто вычислить грязнулю среди личного состава. Во-вторых, это превосходный способ всегда иметь при себе ветошку для чистки оружия. В-третьих, это предохраняет шею от натираний и фурункулов от жесткого воротника кителя. Последнее было особенно актуальным, учитывая то, что форму шили множество мелких мастерских и производств в исправительно-трудовых колониях, компенсировавшие качество количеством и зачастую использовавшие ткань, едва отличающуюся от мешковины.
   - Че чешешься? - спросил историк, пригибаясь от раздавшегося где-то во внутреннем дворике взрыва.
   - Да так, чухней себя чувствую... Бля, вот как негры в пустыне месяцами не моются?
   - Пхах! Песком моются! Попробуй! Вдруг понравится? - хохотнул он.
   - Я те че, мусульманин что ли?! - фыркаю, внимательно разглядывая сквер.
   - Ну знаешь, со своим уставом в чужой монастырь...
   - Бля... Чичи в сквере!! - верещу, сдергивая с плеча автомат и посылая очередь на противоположную сторону улицы.
   - Спрячься, придурок! - рыкнул Геродот, отпихивая меня в сторону и сам прячась за бетонную стенку.
   Конечно, голливудские шаблоны требуют того, чтобы сразу же после того, как я нырнул за перекрытие, на волосок разминувшись с моей черепной коробкой, коридорная стенка на уровне моей головы должна была вспыхнуть фонтанчиками крошева. Реальность же оказалась куда прозаичнее и обыденней. Бегущие в атаку нохчи обрушили на здание целый вал огня... неприцельного, заставляя нас прятаться, вжиматься в укрытия и дать им возможность проскочить опасный, простреливаемый участок, однако большая часть их выстрелов даже и близко не попадала в оконные проемы. Мы отвечали им тем же, практически безрезультатно поливая пулями наступающих.
   - Ух суки! Кучно садят! - откомментировал Спиди, потирающий ухо, по которому только что врезал отбитый выстрелом кирпичный кусочек.
   - Бля, какого хуя эта дылда молчит?! - испуганно спросил лейтенант, высунувший ствол автомата и паливший куда-то абсолютно неприцельно, спрятав голову за кирпичным уступом.
   - Какой дылда? - опешил временно исполняющий обязанности сержанта Митрич.
   - Да там на крыше Без Пяти за пулеметом! Его утром отправили с кем-то из разведбата на "Утесе" сидеть! - ответил Лоза, вжавшийся в стену и прижимавший к себе свою винтовку.
   - Бля, хуле вы тут расселись! - прорычал появившийся на этаже замполит батальона, капитан Шепетнов.
   Не обращая внимания на выстрелы чеченцев, он подбежал к лежавшему ближе всех к лестнице лейтенанту, взял его за грудки, тряхнул и буквально проорал и лицо.
   - Ты че, дебил, приказ не слышал, уебище?!
   - Никак нет! - испуганно пролопотал вриротного.
   Я с удивлением и некоторым злорадством наблюдал за этой сценой. Человеку вообще свойственно наслаждаться, когда другому плохо. Особенно - когда это твой начальник. И пусть он нам ничего не сделал плохого, пересилить эти чувства и ощущения было весьма сложно.
   Тем временем чеченцы под натиском автоматного огня и, наконец, проснувшегося на крыше Спиди с его НСВ, залегли на противоположной стороне дороги, так и не набравшись сил или смелости его перейти, но активно огрызаясь и не давая себя отбросить. Для стрельбы приходилось высовываться буквально на две-три секунды или же брать пример с лейтенанта и садить очередями совершенно не целясь, только высунув руки с оружием в окно.
   - Какого хуя вы еще на этаже?! Выметывайтесь!
   Как там говорил Фридрих-Вильгельм I? "Солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули врага"? В истории, конечно, авторство цитаты и ее реалистичность, увы, не зафиксирована, и все же она наиболее ярко отражает всю сущность любых вооруженных сил. Подчиненный должен свое начальство бояться и слушаться беспрекословно, дабы послушно идти на смерть, не боясь выстрелов. Мне лично было немного страшно.
   - Во внутренний дворик! Уебывайте!! - заорал замполит, а затем проворчал. - И без вас справятся...
   Словно в подтверждение его слов, ударили автоматы с первого этажа, который занимала третья рота, после чего чеченцы начали откатываться обратно, медленно и злобно огрызаясь.
   - Товарищ майор, я же ничего не получал! - испуганно залопотал лейтенант, все теснее и плотнее припираемый Шепетновым к стенке.
   В какой-то момент времени его голова показалась над подоконником. Случайная пуля, выпущенная изрядно перетрусившим, но еще живым нохчей, прошла сквозь его череп насквозь, застряв затем где-то в ошметках уцелевшей штукатурки и брызнув на лицо майора красно-серой взвесью, тошнотворным пятном осевшей на его левой стороне лица. Замполит выдохнул и разжал руки.
   - Охтыжблять! - выдохнул Лоза.
   - Все вниз! - прошипел майор, оглядывая нас бешеным взглядом.
   Мы подчинились.
   Правда, во внутреннем дворике никто нас строить не стал. Хватило ума сообразить, что внутренний дворик может просматриваться со стороны квартала напротив и что стоит там появиться строю солдат, как по нему тут же ударят минометы. Вместо этого загнали в какой-то подвал, почему-то ничем не занятый, и начали раздавать ЦУ.
   - Так, где ваши офицеры? - первым делом спросил замполит, кое-как оттерев лицо какой-то не первой свежести тряпкой.
   - Командир роты убит, командир третьего взвода сейчас в медпункте, - вяло ответил Митрич.
   - Понятно. А прапорщик где?
   - Не знаем...
   Через пять минут появился и наш старшина, прапорщик Васнецов. Появился он весьма незаметно. Просто р-раз - и в подвале материализуется он, щеголяя своей перевязанной рукой. Судя по виду бинта, перевязывали его давно.
   - Прапорщик, ты назначаешься командиром роты.
   - Товарищ майор? - кажется, в его голосе иронии было столько, что хватило бы утопить Титаник второй раз.
   - Блядь, заткнись и слушай! Сейчас твоя рота и рота Воскобойникова вместе с танками пойдете на штурм библиотеки. Крайне важно, чтобы вы ее взяли. Предполагается, что там находится корректировщик, так что связистов и радиостанции необходимо брать живыми и хоть сколько-нибудь здоровыми. Ясно?
   - Ясно, товарищ майор! - прохрипел прапор, сбросив с себя всю свою каптерную вальяжность.
   - Сейчас придет Воскобойников, согласуете с ним как и что. В бой через полчаса, так что если собрались пожрать или перезарядиться - то лучше это делать сейчас.
   - Разрешите приступать?
   - Давай! - и замполит тут же покинул подвал, оставив нас в подвешенном состоянии.
   Идти в атаку? На чеченские позиции? На подготовленные узлы обороны, набитые восторженными поклонниками культа обрезания голов и их религиозный фанатизм? Да вы что, смеетесь? Черт побери, да их же тупо больше, чем нас! Как донес Семьон, по показаниям пленных в городе в городе насчитывалась группировка в 8-10 тысяч человек, причем не как у нас - две трети водители, обслуга всего и вся и прочие не очень строевые связисты и химики. Нет, это полноценные тысячи штыков, обладающие танками, артиллерией и не сильно стесненные по рукам и ногам тыловыми службами. В то же время с нашей стороны в Городе всего два не сильно-то комплектных батальона пехоты, которые им при такой численности раздавить - как нефиг делать. Пока эти тупые идиоты в штабе группировки, повышенные с глаз долой, будут соображать, что же им делать и как выбраться из дерьма, в которое сами же и упали рожей, с наименьшей потерей престижа и собственных денежных должностей, нас тут передавят. Конечно, всякие Арсункаевы, театрально режущие солдатам головы, в первых рядах не пойдут. Они слишком ценят свои головы и свои валютные сбережения. А вот всякие дикие абреки, играющие головами и распаленно повторяющие чужие речи о величии предков, могут и броситься на штурм, превращая больничный комплекс в одну братскую корпусную могилу.
   Но, черт побери, приказы не обсуждаются. И наше пехотное мнение здесь никого не интересует. Мы - всего лишь тупенькая солдатская скотинка на войне, которая не война. И обязаны подчиняться. А потому, пока наш ротный старшина и командир первой роты старший лейтенант Воскобойников в поте лица своего рожали планы грядущего побоища, рядовой состав охотно ел консервы, набивал магазины или просто кемарил, используя подаренные полчаса на полную катушку. Так прошли первые полчаса, за ними еще одни. Наконец, спустя двадцать минут после окончания второго получасия, нашу роту построили.
   План был простой, как мычание. Первая рота занимала здания напротив библиотеки и открывала по ней ураганный огонь. Затем в дело вступали мы и два танка поддержки. Задачей бронетехники было сделать несколько проломов в больничной стене и подавить огневые точки чеченцев, после чего наша вторая рота занимала здание, очищала его от остатков сопротивления и всячески обустраивалась, не давая нохчам отбить его обратно.
   И все же "гладко было на бумаге". Рота находилась под командованием старшины, последние пару лет занимавшийся личным обогащением за солдатский счет. Единственный кадровый сержант сейчас еще пристегнут наручниками к кровати и приходит в себя после того приступа безумия. Офицеров в наличии нет совсем. Единственный уцелевший в это время торчит в медпункте по неизвестной причине и явно не стремится возвращаться обратно в расположение. Паноптикум.
   Интересно, что чувствует крыса, когда ее загоняют в угол? Говорят, что она начинает драться не на жизнь, а на смерть, стремясь подороже продать свою хвостатую жизнь. Наша группировка сейчас в положении той самой крысы. Горбольница - идеальный угол. Единственная дорога наружу хоть и под контролем ребят из 33-го полка, но по ней я бы проехать не рискнул даже за мгновенное увольнение в запас по достижении Толстой-Юрта. Так что она, скорее, просто отображение крысиного хвостика. Правильная крыса, разумеется, сжалась бы, ощетинилась и заклацала зубами. Мы же поднялись и небольшой кучкой, одной из лапок, пошли в атаку, сделали шаг навстречу, казалось бы, смерти. Возникает вопрос - а крыса ли человек? Или все же в процессе эволюции нам досталось нечто, что формулируется фразой "лучше умереть на ногах, чем прожить на коленях"? Умный командующий, воюющий по Уставу и Наставлениям, не станет дробить силы, отправлять их в какие-то бессмысленные атаки, а соберет все наличные силы и будет обороняться до подхода подкреплений, которые, несомненно, подойдут и деблокируют. Наш Генерал вряд ли был умным паркетным начальником, иначе бы не получил под свое командование заштатный армейский корпус в СКВО, но ему нельзя было отказать в особенном чутье, наглости и дерзости, ведь, без сомнения, Арсункаевы и прочие чеченские командиры прекрасно понимали, как станет вести себя типовой российский командир. Конечно, ведь многие из них еще в недавнем прошлом сами командовали ротами, батальонами и полками Советской Армии, а потому прекрасно представляли себе кухню, в которой варились 98% офицерского и прочего командного состава. Так что, если Генерал не хотел повторить судьбу полковника Савина и разгромленной по вине тупого Пуликовского бригады, следовало предпринимать самые странные шаги, не могущие быть очевидными для неглупого Масхадова и его полевых командиров. А потому крыса выходит из своего уголка. Крыса идет кусать волка.
   Мы спешно выбежали из подвалов и вскарабкались на БТРы под прикрытием перестрелки, которая с какой-то непривычной быстротой разворачивалась в сотне метров перед нами, буквально за несколькими стенами и перекрытиями. Рота старлея Воскобойникова, следуя приказу, обрушила на библиотеку целую лавину свинца и огня. Опешившие чеченцы, не ожидавшие такой прыти, принялись отвечать и уже через минуту грохот стрельбы заглушал даже рев моторов "шестидесяток".
   Дальше в дело вступили танки. Два Т-80 медленно и величественно проехали перед нами, все еще карабкающимися на броню, после чего выбили своими массивными корпусами сразу четыре секции забора, устроив целую аллею для желающих прокатиться с ветерком. Вслед за этим они замерли и синхронно выплюнули 125-миллиметровые снаряды, отчего здание библиотеки тут же вспухло взрывами и столбами пыли и крошки. Рев газотурбинных двигателей танков не только приглушил какофонию стрельбы, но и совершенно лишил нас возможности хоть как-то общаться друг с другом, кроме как знаками. Важно выглядывавши из люка Спиди сначала пытался услышать что-то в своем шлемофоне, а затем просто сплюнул, юркнул вниз и резко рванул вперед, своим толчком едва не сметя нас с брони.
   - Ебаный пиздец! - емко прокомментировал я ситуацию, поудобнее перехватив автомат.
   Впрочем, не думаю, чтобы хоть кто-то что-то услышал.
   Тем временем танки дали второй залп, вызвавший еще больший грохот и облако чего-то крошеобразного, смешанное с взвившимися в воздух листками.
   - Понеслась, блеать! - взвыл рядом Лоза.
   Странно, но его голос я почему-то услышал четко, хотя он сидел по другую сторону от меня.
   Тихонько (на фоне ревущих газовых турбин) рыкнув, четыре "шестидесятки" двинулись в сторону пролома. На каждой из них сидело по шесть человек. Итого 24 бойца - весь актив роты. Исчезающе малые силы н фоне когда-то многомиллионных воинств эпохи тотальных войн и огромная мощь в конкретно данный момент времени. Мы проскочили эту сотню метров за несколько секунд и, выскочив на улицу, оказались прямо в первых рядах театральной постановки о художественном сносе зданий. Так сказать, действие третье, явление второе, "те же и кордебалет". А пока подтанцовка, хрипя и матерясь, горохом скатывалась с брони, две примы продолжали свою работу. Новый синхронный залп, взрывы на крыше и мы видим, как она начинает оседать на третий этаж этого весьма сложного здания. Вообще оно состояло из двух частей - из корпуса, выстроенного еще до революции и уже более современной пристройки, появившейся уже в 60-е и не особенно вписывавшейся в архитектурный комплекс, но существенно увеличившей библиотеку в размерах. И вот сейчас можно было наблюдать, как несколько покатая крыша более нового корпуса оседает вниз, в то время как основное здание, пусть и посеченное, продолжает стоять, сурово разглядывая своими столетними колоннами дерзновенных разрушителей.
   И все же, несмотря на пламенно-незримые взгляды первого корпуса библиотеки, рухнувшая крыша позволила нам без какого-либо сопротивления пересечь улицу и подобраться к стенам здания. Однако сходу ворваться в него не было никакой возможности. Мешали решетки на окнах первого этажа, установленные еще во времена борьбы с расхищением социалистической собственности с помощью доброго слова и каким-то макаром не утащенные местными на цветмет за бесполезностью библиотеки как культурного объекта для них.
   - Ебаное все! - емко откомментировал прапор и ткнул кулаком в Без Пяти, неизменного нашего радиста. - Свяжись с "Митей"!
   Тот послушно завыл в гарнитуру:
   - "Митя", я "Шарик", прием! "Митя", я "Шарик", прием!
   Со второй попытки радиостанция сердито прошипела:
   - Здесь "Митя-2". Ну че там у тебя?!
   - Прием! Это "Шарик"! - тут же отобрал гарнитуру прапорщик. - У нас проблема. Не можем войти в здание! Решетки на окнах! Нужна машина и трос! Как понял? Прием!
   - Тю, и всего-то?! - ехидно осведомился голос. - Бля, ховайся в бульбу, пяхота!
   - РАЗОЙДИСЬ!! - завопил наш новый ротный, отшвырнув от себя наушники, словно ядовитую змею. - ГРАНАТА!!
   Если первая команда вызвала у нас очевидный ступор, то вторая куда больше способствовала пониманию происходящего. Инстинкты, вбитые в нас кому на КМБ, а кому и в учебных частях, тут же отмерили три секунды на бешеную работу ногами и последующий прыжок на землю в попытке максимально интимно сблизиться к ней, слиться в животном экстазе выживания и спасения своей тушки от жадных кровососущих осколков.
   Не знаю, то ли "Митя-2" нас пожалел, то ли у него в автомате заряжания что-то пошло не так и пришлось дорабатывать процесс киянкой, но выстрелил он только через пять секунд после команды. Так что, увы, эффективного прыжка под свист каменно-бетонных осколков у нас не получился. Зато рявкнуло на славу. Два осколочно-фугасных снаряда, последовательно вбитых в угол здания, разворотили его настолько, что туда мог спокойно войти солдат в полном обвесе и не слишком задевая все выступы и шероховатости.
   - Окна зачищены! - с очередной порцией ехидства заметил "Митя-2" из радиостанции распластавшегося рядом Без Пяти.
   Эту реплику заметил и сам прапорщик, который после этого поднял голову и крикнул:
   - Че, пидарасы, разлеглись?! На пляже что ли, нахуй?! Вперед!
   После чего он сам подал нам пример, вскочив, словно попрыгунчик, и устремившись вперед. Чеченцы все еще не стреляли. Опомнились они уже только тогда, когда в первый корпус вошло семь человек, занявших оборону среди поваленных книжных полок. Ими была предпринята контратака, должная нас выкинуть из библиотеки, но отбитая практически сразу же после своего начала. Потеряв троих человек, нохчи рассосредоточились по всему зданию, превратив его зачистку в калейдоскоп зачисток и автоматических действий. Комната. Граната. Вторая граната. Длинная очередь от пуза и добивание раненых и оглушенных. Следующая комната. Граната. Вторая граната...
   Я никогда не думал, что в качестве баррикад можно использовать книги. Они стояли на полках, лежали у нас под ногами, постранично витали в воздухе и набивались в мешки, которыми закладывались окна. Они были всюду. И одновременно нигде, потому что их время уже давно прошло. Боги войны не любят читать. Им нет дела до написанных человечеством строк, потому что их история пишется кровью на алых страницах пожаров и черных листах жирного пепла.
   Импровизированные укрепления разносились выстрелами противотанковых гранат. Оглушенные и особо упорные защитники убивались на месте. Гранатные осколки свистели, выписывая в узких коридорах немыслимые траектории полета. Визги рикошетов и звуки крошащегося бетона создавали новую музыкальную симфонию, наш ответ Шостаковичу. Белые бинты охотно окрашивались тягучей кровью в попытке остановить угасание человеческой жизни - новое направление модных домов России, куда там хваленому Милану с его приторной роскошью. Как и было приказано, в живых оставили только одного - афганца с радиостанцией и каким-то рюкзаком за плечами. Его уже было хотели закинуть в БТР и отправить командованию, как вечно голодный Антилоп открыл верхний клапан, заглянул внутрь и пошел блевать на полное собрание сочинений Александра Дюма в белой матерчатой обложке.
   - Не надо! Не надо! - взмолился пуштун, словно предчувствуя свою участь.
   Спешно кинув в один из тлеющих костров с десяток книг и подождав, пока они все как следует займутся, мы без каких-либо эмоций кинули афганца лицом в огонь, сапогами наступив ему на затылок и тело, не давая вырваться. Истошный вой взвился вверх, тонкой струйкой горелого мяса витая под крышей. Но и он через некоторое время затих. Библиотека стала нашей, о чем прапорщик и доложил по трофейной радиостанции, изредка мстительно попинывая Без Пяти под общий хохот за невовремя севшую батарею родной Р-105.
   А в рюкзаке лежало четыре свежеотрезанные головы русских солдат.

Глава 11

Площадь

   Библиотеку удержать у нас не получилось. Нет, поначалу все шло совершенно прекрасно - часть бойцов разошлась по обоим корпусам здания, выискивая уцелевших и оборудуя огневые позиции. Другая часть занималась куда менее приятным делом, а именно выкидывала трупы на улицу. Нечего им разлагаться тут, в храме Знания. Знание нетленно - и что может сильнее подорвать Его авторитет, нежели десяток-полтора мумифицированных, вздувшихся от газов, разлагающихся трупов, фривольно расположившихся в его Святая Святых? А потому мы взяли на себя роль хранителей этого полуразрушенного храма и стали очищать помещения от тел. Чем портить нам воздух здесь, пусть уж лучше они послужат кормом для чеченских собак. Чеченские собаки жрут чеченских волков. Метафорично.
   Уцелевших, к счастью, обнаружить не удалось. Каких-либо неучтенных архитектурным проектом путей проникновения в здание (за исключением нашей же дыры) - тоже. После таких радостных новостей мы более-менее обустроились и стали ждать подкреплений, коротая время за поглядыванием в окна на позиции противника да за неспешным консервированным то ли обедом, то ли ужином. В том, что они обязаны быть, мы и не сомневались, так как важность положения библиотеки была очевидна даже для нас. Одной стороной она выходила на улицу Чехова и тем самым банально прикрывала собой больничный комплекс. Кроме того, с ее стен открывался весьма примечательный вид на здание, где казнили нашего пленного, на корпуса института нефти и на огромный по меркам Грозного шестнадцатиэтажный дом, который уже успели окрестить "свечкой" за его размеры. Все эти здания, занятые чеченцами, находились в приятной шаговой недоступности от нас благодаря скверу, не дававшему подойти скрытно. Кроме того, из окон храма знаний прекрасно просматривались и два расположенных рядом моста через Сунжу, один из которых чуть ли не примыкал к больничному комплексу, а второй - к институту. Со всех сторон выгодная позиция. Само собой разумеется, что об этой выгоде нохчи знают и постараются как можно скорее ее отобрать. Ежику понятно, что в таких условиях позицию силами одной роты размером с сильно побитый взвод позиций не удержать.
   Но никого так и не перебросили. И если при свете дня положение наше нельзя было назвать таким уж скверным, благо чеченцы сидели на жопе ровно, то после заката события боевики принялись за дело. Сначала огнем ПТУРов и РПГ они загнали технику обратно в больничный комплекс, подбив при этом один БТР. Затем они атаковали само здание.
   К тому моменту уже каждый из нас сидел у окна и вглядывался в темноту, безуспешно пытаясь различить в ней крадущиеся человеческие силуэты среди деревьев. Конечно, глупо было надеяться, что хоть кто-то из нас сможет заметить хруст ветки, лязг снаряжения или посторонний отблеск, когда на заднем плане нарастает перестрелка между гарнизоном больницы и чеченцами из соседних зданий, но мы продолжали надеяться, что все же сумеем заметить противника раньше. Не заметили. Взрыв противотанковой гранаты вспух в окне второго этажа старого корпуса библиотеки совершенно неожиданно.
   - Аллау акбар! - взревела темнота.
   И тогда мы начали стрелять в темноту перед нами, пытаясь если и не попасть хоть в кого-нибудь, то заглушить этой отчаянной стрельбой свой страх перед смертью. Черт побери, как же нас было мало!
   А темнота ответила нам.
   - Аллау акбар! - кричала и ревела она множеством голосов.
   И тут же обернулась настоящим вихрем огня, свинца и смерти.
   Взрывом гранаты от "Мухи", раздавшимся прямо в оконном проеме, Лозу отнесло к стене коридора. Сноп острых, как бритва, осколков превратил все за пределами бронежилета в кровоточащий, дышащий паром мясной фарш и весь свой полет тело окропляло окрестности своей кровью.
  
   Хрящ, методично поливавший темное пространство перед собой, обернулся на шум взрыва и увидел, как тело снайпера шмякается о стену.
   - Лоза! - заорал он и, поднявшись с колена, тут же был прошит автоматной очередью. Пули охотно, не разбирая дороги, просвистели положенные метры и разнесли его голову, отправив на тот свет быстро и весьма безболезненно. Пожалуй, такой смерти можно было бы даже позавидовать... В узких кругах тех, кому достанется совершенно другая участь.
   Услышав взрыв, раздавшийся совершенно рядом, я обернулся и увидел, как тело нашего снайпера врезается, подобно мешку с чем-нибудь сыпучим, в стену. Раздавшийся "шмяк!" и кровяные брызги не оставляли сомнений в произошедшем - взрыв гранаты от "Мухи", раздавшийся, скорее всего, прямо в оконном проеме и множественные осколочные ранения.
   - Лоза! - завопил я и попытался встать, но тут же был сбит с ног невесть как оказавшимся рядом сидящим на дешманском паркете Геродотом.
   - Ты че удумал, уебище?! - взвыл он, ударив меня прикладом по голове. - Че, бля, совсем жизнь не мила?!
   - Отпусти! - рычу, пытаясь отмахаться от него руками и ногами.
   - Лежи! Лежи, сука! - кричал историк, каждое слово подкрепляя весомым аргументом удара стального тыльника. - Ты че, блять, удумал, Герострат недоебанный?!
   - Пусти!
   Страшно. Больно. Гадостно.
   - Успокойся, хер моржовый!
   Вместо меня к поверженному, словно древний король остготов Тейя, Лозе подбежал Антилоп. Критически оглядев тело и по невесть каким признакам определив состояние, он привстал, повернулся к нам и крикнул:
   - Мертв.
   После чего упал, держась рукой за шею, из которой толчками лилась кровь. Пуля прошла навылет.
   - Твою мать! - выдохнул историк.
   Я же воспользовался моментом и, скинув с себя его тело, на четвереньках подполз к Гну.
   - Что же ты, что же ты, мудила, блять?! Куда полез, сраный пентюх?! - слова тихо вылетали изо рта, пока руки, живущие своей собственной жизнью, торопливо разрывали упаковки индивидуальных пакетов и пытались соорудить хоть какую-то перевязку.
   А пока я наматывал бинты на его шею, он тихо и спокойно умер, истекая кровью и уставившись на белую стену невидящим взглядом.
   - Блять! - заорал я, отшвырнув бинт от себя. - Сука! Сука! Сука!!
   Когда перед тобой умирают люди - это тяжело. Но к этому можно хоть как-то привыкнуть. Проще всего привыкнуть к умирающим офицерам. Кто они такие для солдата? Люди с другой планеты. У них откровенно свои заботы, свои проблемы, своя жизнь, в которой есть время и место для вкусного ужина, симпатичной жены, теплой кровати. В которой они как-то пытаются выжить на зарплату, которую получают раз в полгода, а затем долго и мучительно решают, что же им купить: куртку ребенку или покушать на неделю. В которой взвод/рота/батальон/полк солдат - это лишь работа. Неизбежная бумажная работа с личным составом, которая длится от какого-то времени до какого-то времени, затем сменяясь декорациями КПП, за которыми уже ждет симпатичная и может быть даже не изменяющая жена и прочие прелести обычной жизни гражданского человека. В общем-то так и есть, офицер - это гражданский человек, потому что у него есть РАБОТА. Что бы вы ни говорили про их долги, присяги и тому подобные глупости, но у него есть работа, абсолютно добровольная и чем-то для него привлекательная. А если есть работа, то чем он отличается от миллионов таких же, только работающих в других местах? Тем, что государство делегировало ему насильственные полномочия, а заодно специально написало для его жизнедеятельности целую главу Уголовного Кодекса? Пф-ф-ф-ф, не смешите меня. У сотрудников атомных станций полномочия не меньше. Или у сотрудников заводов по производству боеголовок для межконтинентальных баллистических ракет 15П014. Солдат работает? У него физически нет такого агрегатного состояния. Он и не трудится, потому что труд законодательно закреплен в объеме 40 часов в неделю с двумя выходными днями. У солдата выходной? Ага, выходной, как же, в автопарке тосол в БТРах менять... Службой это тоже нельзя назвать, потому что служба - это служение. Кому служение? Чему служение? Стране? А что такое страна? Вы ее хоть раз видели? И не надо мне тыкать в лицо свои географические атласы! Территория государственных границ является такой же всратой условностью, как верность родине. Сегодня граница у нас здесь, а завтра долбаный добрый дяденька-презик Борька-Алкоголик отдаст этот кусок земли каким-нибудь сраным китайцам, которым она принадлежала разве что во время правления династии Цин еще до Синхайской революции и Пекинского договора. Сорян, ребят, вы все проебали. А что находится в пределах этих государственных границ? Родина? Отечество? Да ебал я в рот такое отечество. Вся суть национальных государств, созданных после далекого 1648 года, ознаменовавшегося окончанием Тридцатилетней войны и началом эпохи Нового времени, сводится к тому, как бы поэффективнее загнать своих людей в окопы, а заодно еще и объяснить им, за каким чертом они, собственно, умирают. Все, больше ваше государство, ваше "отечество", ваша "родина" не заинтересована ни в чем. Вы - пыль, прах с сапог, полезный только в двух испостасях: потребителя, обязанного схавать все, что дают, да еще побольше и пожаднее, вырывая у других их миски с дерьмом, и солдата, защищающего собственно это потребление и навязывающее его другим. В отличие от нас, офицер хотя бы может уволиться или затребовать перевод к другому месту службы. А что может солдат? Нихуя. Сказали тебе "грузись в вагон" и ты идешь грузиться. Все как у классика:
   "Три тонны удобрений
   Для вражеских полей:
   Сорок человечков,
   Восемь лошадей".
   И никого не ебет твое желание, хотение или что-то там. Даже желания зачуханного и тупого лейтенанта всех волнуют, интересуют и так далее, а твои, сраная ты пехотка, нет. Бабы еще нарожают. Иди воюй! И кто мы? И кто я? А никто. Я бессловестное животное, раб на два года. В Средние века на Руси была такая категория людей, как "закупы". Когда-то лично свободные крестьяне, которые брали в долг и до момента отдачи долга являлись собственностью человека, давшего деньги, зерно или что там этот закуп попросил. С существенным ограничением прав этого самого хозяина на новую собственность, конечно, но уже и не совсем свободный. Вот солдат - это тот же самый закуп, только еще более бесправный, на уровне холопа, с которым хозяин может сделать все, что угодно. Даже убить, если захочется. Тебе говорят - ты этим самым отдаешь долг. Все вокруг утверждают, что "это твой долг". Что ты обязан потратить два года на всякую иногда полезную, а иногда и нет, херню. Остается только один вопрос - кому это я в сраном дурдоме надолжал одним фактом своего рождения, что после 18 лет я кому-то там обязан одеть камуфлированную робу и стоять в ряду таких же закупов. Я ни у кого кредит не брал. Ни о чем не просил. Отработать не обещал. Так какого, спрашивается, хуя, государство считает, что у него есть право превратить меня в раба? Какого ебаного попугая я должен сейчас торчать в сраном Городе и смотреть, как на моих руках умирают ни в чем не повинные люди?! Единственный грех которых состоит в том, что они, блять, родились не того пола! Какой ебаный долг я здесь отдаю?!
   Здание тряхнуло. Затем еще раз и еще. Сверху посыпалась белесая побелка.
   - Отходим! - раздался истошный крик прапорщика.
   Он наполовину высунулся из окна и палил куда-то длинной очередью, затем залез обратно в коридор и уже натурально взвыл:
   - Отходим, блять! Чеченцы в здании!
   - Че замер, нахуй?! - толкнул меня Геродот. - Давай, мля, копытами, копытами!
   Тут судорожно кашлянул Лоза, сплюнув кровь, ярко-красным пятном расплывшуюся на грязном бронежилете.
   - Он живой! - говорю историку, подбирая свой автомат.
   - Да вижу, вижу, блять! - рявкнул он. - Сука, ходу давай! Я его понесу! Хоббит! Хоббит, где ты, мать твою, волосатое чудовище?!
   - Тут я! - пискнул он, вжимаясь в стену.
   Здание тряхануло еще раз, на этот раз куда весомее и сильнее. На чердаке что-то обвалилось.
   - Хватай Лозу и понесли! Давай, мля, резче!
   Я подобрал винтовку Лозы с на удивление целым прицелом и пошел за ними. Сзади нас то и дело торопил постоянно оглядывающийся прапор. Мы спустились по лестнице на первый этаж, где в это время разгоралась лихорадочная и беспорядочная перестрелка. Почти все помещение читального зала было затянуто клубами белого и красного дыма, который бывает от армейских дымовых шашек. Из этого странного густого и липко-рыжего марева то и дело вылетали пули, щепившие перила лестницы или с визгом крошившие бетон, однако никого они так и не задели. Наши же, разложившись на импровизированной книжной баррикаде, не оставались в долгу, поливая этот дымный кисель перед собой длинными очередями, но столь же безрезультатно.
   - Че тут за херня?! - заорал старшина, пытавшийся перекричать шум стрельбы.
   - Да мы бежали по коридору и на них нарвались случайно! - ответил Без Пяти, ковырявшийся в разбитых остатках радиостанции. - Ну и давай палить друг в друга. Митрич вон, дымовухи ебнул, теперь нихера не видно.
   Судя по всему, столкновение было исключительно внезапным для обеих сторон. В ход пошли длинные очереди от бедра, летящие практически в потолок, использование томов классики и сборника фантастики Беляева в качестве укрытия и в качестве катарсического приема, метание шашек, превратившее просто неорганизованный встречный бой в совершенную вакханалию без надежных ориентиров.
   - Отходим все нахуй, пока дом не окружили! - скомандовал ротный.
   - Так а как же наши? - опешил Дрон, кивнув головой в сторону больничного комплекса.
   - Уебывайте все нахуй отсюда! - рявкнул Васнецов, тряхнув автоматом. - Сраные пидоры, уебывайте, я сказал!
   Комлень, вечно послушный начальственным распоряжениям, кивнул головой, послал последнюю очередь из своего громыхающей погремушки, и послушно побежал через коридор в сторону той самой комнаты с выбитым углом. Проводив его грустным взглядом до поворота, потянулись и остальные. Митрич перед уходом кинул еще несколько шашек, чтобы противного дыму стало еще больше, словно и того что было не хватало, чтобы щипать глаза и драть горло. Я зашелся в кашле.
   - Алтынов, - повернулся ко мне прапор. - Берешь винтовку Лозы и встаешь в конце коридора. Твоя задача их задержать тупо на минуту. Часы есть?
   Киваю головой. Часы и в самом деле были, крутые электронные Casio, мечта каждого дворового пацана. Ну а точнее, дешевая китайская подделка под известную марку. Главное, что ходили и весьма точно.
   - Вот как сядешь за углом, отслеживай. Минуту, не больше! Там мы тебя уже прикроем. Все, давай!
   Постепенно перестрелка с нашей стороны начала стихать - боец за бойцом исчезали в ведущем из читального зала коридоре, чтобы затем свернуть в одно из подсобных помещений и раствориться в мраке ночи Города. Но чеченцы этого словно бы и не замечали, продолжая поливать огнем все перед собой. Так, под шумок, исключительно на везении, ушли Без Пяти, Геродот с Хоббитом и повисшим на них Лозе, ротный, Митрич, Дрон. Я двигался последним и, когда остальные двигались к нашему импровизированному выходу, с удобством устроился у поворота. Часики затикали, отмеряя положенную мне минуту на своем умном таймере.
  
   Назрулло Расулов был зол. За время боя в библиотеке его отряд потерял двух человек убитыми и еще пятерых ранеными. Это было слишком много. Под его командованием находились не какие-то там горные козлопасы, загнанные старейшинами в Город сумбурной квази-патриотической галиматьей, и не "кадровые" войска Ичкерии, а почти сотня прекрасно подготовленных и имеющих бесценный боевой опыт наемников, в большинстве своем афганцев и таджиков, среди которых изредка попадались всякие эксцентричные личности вроде принявшего ислам белого француза или сикха. Тем не менее, несмотря на не очень однородную пестроту, отряд был слаженным и вполне способным выполнить поставленную задачу. Поначалу все прошло, как по маслу - взрыв стены, проникновение в здание и если бы не этот чертов русский с его дымовыми шашками, то весь гарнизон этого домика был бы давным давно перебит... Назрулло закашлялся в прикрывающую лицо куфию. Дым от армейских шашек не сказать, чтобы был слишком едким, но в такой концентрации...
   - Не стрелять! - крикнул он на фарси.
   Его люди послушно прекратили стрельбу.
   Тишина заполнила помещение. Вслушавшись в нее, Назрулло начал грязно материться себе под нос на русском. Ничего, на нем можно. Язык этих христианских собак все равно больше ни на что не годен, на нем можно только ругаться.
   - Вперед! - скомандовал он и сам первым двинулся вперед.
   В таких вот наемных отрядах, зачастую спаянных не общей кровью или деньгами, а хоть каким-то чувством братства по оружию, слишком много зависит от поведения командира. Он всегда должен идти со своими людьми. Если же не пойдет, то что ж, в Чечне сейчас много наемных отрядов и много командиров, готовых платить большие деньги хорошо обученному человеку.
   Они быстро перебрались через книжные развалы и уже было собрались втянуться в узкую кишку коридора, выйдя за пределы дымного облака, как в голове у Расулова прозвенел противный звоночек. Привыкший за годы войн доверять своему собственному чутью, он подозвал к себе пару гранатометчиков.
   - Ты и ты - ко мне!
   Две фигуры, в которых причудливо смешались афганские народные паколи и теплые камуфлированные куртки, послушно замерли рядом со своим командиром, сжимая в руках гранатометы РПГ-7.
   - Вы сейчас должны будете выстрелить в конец коридора, ясно? - скомандовал Назрулло.
   Афганцы послушно кивнули и тут же направили свои смертоносные трубы в направлении, где сквозь дым виднелся коридор. Остальные бойцы дисциплинированно рванули в разные стороны, спасаясь от реактивных струй. Выждав десять секунд, пока не смолкнут все шорохи, гранатометчики выстрелили. Рев гранат практически тут же сменился хлопками взрывов и противным шумом полета осколков.
   - Вперед! - выдохнул Расулов.
   Пройдя вместе со своими людьми до конца коридора, он обнаружил лежащее за поворотом тело. Силой взрыва его откинуло чуть в сторону и были прекрасно видны многочисленные ранения, сочащиеся свежей кровью. Рядом лежала снайперская винтовка с размочаленным прикладом и пробитой ствольной коробкой, из которой торчал кусочек металла. Он уже собирался было пнуть тело и пойти дальше, как на руке у убитого что-то тихонько запищало. Один из афганцев наклонился и стянул с руки парня чудом не пострадавшие часы, электронные Casio на металлическом ремешке. Они глухо и пронзительно пищали, давая знать всем желающим, что таймер послушно выполнил свою работу...
  
   Первые секунд пять ничего не происходило. Вообще. С той стороны все так же продолжали палить абы куда, лишь бы погуще, да пострашнее, пока кто-то не крикнул на своем чурекском какую-то отрывистую команду, после которой стрельба прекратилась разом. Надо же, какие послушные ребята. Дисциплина у них там на уровне.
   Затем раздалась еще одна отрывистая команда. Сомнений не было, им скомандовали идти вперед. Ну а раз они идут вперед, то можно и пошуметь.
   "Бдямс!" Выстрел из снайперской винтовки Драгунова прозвучал, словно удар плети по разгоряченному конскому крупу. Попал я куда или нет, определить за клубами дыма было совершенно невозможно, да это и не важно, потому что практически сразу же после этого чеченцы вновь начали стрелять. И среди дадаханья автоматов и пулеметов прозвучали очень резкий свист и весьма специфический рев. Осколочная граната пролетела вдоль коридора и рванула где-то в глубине помещения, заставив вжаться в бетонную стену, спасаясь от возможных осколков. Ну раз вы так, то и мы сейчас повеселимся!
   Винтовка лягнула меня в плечо два раза. Прицел, судя по всему, был до невозможности сбит, потому что пули вместо дымки ушли куда-то в потолок. Приняв соответствующие поправки "на глазок", делаю еще выстрел. На этот раз она послушно с визгом исчезает в клубящемся мареве, из которого то и дело доносятся завывания, призывы к Аллаху и автоматные очереди недовольных таким положением дел овцеебов. Смотрю на часы. Сорок пять секунд. Хм, неплохо. Подбадриваю чеченцев еще одним "бдямсом", который на этот раз обрывается всхлипывающим визгом, таким, каким обычно плачет взахлеб ребенок.
   - Э, овцеебы, че замерли? Баранов на всех не хватило?! - заорал я.
   Меня охватил злой кураж, с которым, казалось, все по плечу и все возможно. Добрый дядя Атлант расправил плечи и снял с меня тяжелую ношу небесного свода. Остались лишь винтовка, автомат, бронежилет да собственный вес. Что это такое, по сравнению с миллионами тонн неба, тысячами тонн слов, десятками тонн судеб, килограммами жизни и какими-то граммами собственной души? "Бдямс!" Пуля с каким-то противным визгом щелкает по бетону и уходит в сообщаемый ей законами физики и сопроматами рикошет. Кажется, в магазине должно было остаться еще 4 патрона, если, конечно, Лоза не дострелил сколько-нибудь ранее. Тридцать пять секунд.
   - Эй, русский! - донеслось с той стороны.
   Голос был классического южноазиатского, а не кавказского, произношения, но говорили практически без акцента. Значит, кто-то из выходцев из Средней Азии, имеющий как минимум высшее образование. Ну или просто выросший исключительно на русском языке, с хорошей учительницей. Могло быть и такое. Говоривший был молод. Наверное, готовился к поступлению в техникум или институт, учился бы на одни "хорошо" и "отлично", получил бы диплом и потом бы вырос гордостью семьи, бедных крестьян, выращивающих в колхозах хлопок или что там приказала партия. Откуда такие выводы? Вся интеллигенция сбежала оттуда еще в 1992 году, когда страны южнее Казахстана охватила антирусская истерия с погромами, поджогами и убийствами. Образованный человек не пойдет в моджахеды, у него голова есть. А вот такой вот, зависший на перепутье - вполне может.
   - Ну че те? - с хохотом кричу я.
   Тридцать секунд.
   - Ты же один, русский! Уходи! Уходи, мы тебя не тронем. Аллахом клянусь! Дадим тебе уйти к своим!
   - А нахуй тебе не сходить? - рявкнул я, все еще ощущая легкость, задор и кураж. - Что мне твой Аллах? У меня тут правоверного мусульманина в свидетели нету, только христиане все! А потому слову твоему цена - дерьмо от параши!
   Пятнадцать секунд.
   - Ты че, собака неверная, в слове моем сомневаешься?! - заорали с той стороны. - Да мы тебя сейчас говно собственное заставим жрать! Брюхо выпотрошим! Кишки на шомпол намотаем! Гранату в задницу засунем и подорвем!!
   Часы тихо пропищали где-то в середине его речи. Ноль секунд. Сделал!
   - Ты че там, мне свои фантазии и фанаберии рассказываешь? Ты это брось, я по мальчикам не хожу, блять! Если ты хочешь, то пожалуйста, я не против, мы все подождем, пока ты там своему сраному козлу под хвост присунешь!
   - Ах ты...
   Но что именно он там он мне говорил, было уже не слышно за грохотом выстрелов. Винтовка преданно толкнула меня в плечо три раза. "Бдямс! Бдямс! Бдямс!" Попытка выстрелить еще раз обернулась холостым щелчком, видно, Лоза все же успел куда-то шмальнуть. Но это было уже не важно. Кое-как перекатившись по зачуханному полу через коридор, я поднялся и побежал, покачиваясь, в сторону выхода. Вывалившись в пробитый проход, отираю лицо снегом, разбиваю прицел о стену, откидываю СВД в сторону и мчусь изо всех сил в сторону пролома в заборе больничного комплекса. Впрочем, не стоит принимать это "мчусь" всерьез и представлять меня в виде спринтера на дистанции в 100 метров. Оно было лишь субъективным процессом и больше напоминало бег раненого бегемота, с топотом, перваливанием из стороны в сторону и каким-то сиплым мычанием изо рта.
   Своих я догнал уже у самого забора. Они отходили медленно, постоянно оглядываясь и готовясь ответить огнем, но, судя по всему, штурмующие не стали изображать из себя спецназ и окружать здание, а решили удовольствоваться простым и достаточно кондовым решением - выдавить нас наружу, как гной из фурункула. А там уже и хоть трава не расти. Здание их, мы отступили, понеся при этом еще и какие-то потери. Успех полный, несомненный и общевойсковой. Два десятка усталых и деморализованных солдат лучше, чем два десятка просто трупов. В этом вопросе чеченцы разбирались прекрасно. Чего одна выходка с тем пленным стоит...
   Усталые, грязные, заебанные в хлам, мы прошли мимо наших постов и ввалились в свое прежнее положение в хирургическом корпусе на втором этаже. Пока прапорщик куда-то испарился то ли на доклад, то ли, наоборот, подальше от начальственных глаз (пехотке-то один хуй ничего не будет, что им нас, в дисбаты отправлять?), шефство над нами принял более-менее оклемавшийся Сержант. Выглядел он, конечно, неважно. Судя по всему, его в наше отсутствие прокололи чем-то не успокоительным, а озверительным, потому что он не мог стоять на месте, постоянно потирал руки, а глаза блестели странным блеском. Геродот тут же окрысился на батальонного "бацилла".
   - Слыш, мудила, ты че ему вколол?!
   - Да ничего! Я ему сначала пустырнику влил, а потом через час дал водки!
   - Че ж он тогда такой приплясывающий-то, блять?!
   - А я ебу?! - заорал фельдшер. - Бля, сука, нашли, блять, крайнего! У меня целый батальон долбоебов, сука, блять, каждый третий пытается тарен сожрать или промедолу вколоть! У меня и так, блять, в первой роте раненый чуть нахуй не улетел от передоза! Ему санинструктор сраный, блять, с перепугу аж четыре тюбика вколол! Еще вы тут со своим психом! Отъебись, блять, от греха подальше!
   Чумазый историк от такой отповеди опешил.
   - А кто тут блять, медиков в батальоне готовит, я, блять, что ли?! Ты у нас сраный медбрат, у тебя, блять, даже диплом сраный есть! Хули ты тогда нас перед отправкой сюда не готовил?! Хули, ебаный ты хуй, подготовку не проводил, а?! Сидел у себя, блять, в ПМП посменно, аспирин от боли в горле давал да спирт жрал! А теперь че, как обосрался, так все кругом виноваты, один ты чистенький, блять, с крылышками и ебаным хулахупом на голове?
   Различие меду ними и правда было разительным. Геродот внешне сейчас больше напоминал вытащенного из лужи бомжа - мокрый, грязный, потный, небритый, разит костром и чем-то кислым. В противовес ему "бацилл" был более-менее чист, достаточно свеж, с выбритыми щеками и даже новой подшивой, проглядывающей из-за расстегнутого воротника.
   - Слыш, рядовой, ты не опиздохуел ли?! Забыл, с кем разговариваешь?!
   Сухо щелкнул переводчик огня на автомате.
   - Че, побазарить хочешь? - прошипел историк. - Побакланить, да? Или к начальству покрысить?
   Фельдшер сбледнул.
   - Ты, кажется, рядовой, забываешься! - произнес он на остатках своего гонора.
   - Я? Я нихуя не забываюсь! Ты, мразота такая, тут стоишь для того, чтобы, сука, нас лечить. Чтобы, блять, не дать сдохнуть! Ты же, прошмандовка ебливая, не делаешь нихуя, только мотаешься из стороны в сторону, как сраная пожарная сирена! Делом лучше, блять, ебаный утырок, займись! А будешь мне тут что-то о забывчивости вякать - охуеешь. Обещаю.
   С этими словами Геродот повесил автомат за спину и пошел вперед, с силой оттолкнув фельдшера к стене.
   Я всю эту сцену наблюдал, жадно уписывая холодную рисовую кашу с тушенкой. Ложка с трудом, каждую секунду угрожая погнуться, входила в слипшуюся холодным жиром массу и потому куски каши отламывались просто огромные. Но это было обалденно вкусно, а жир потом можно будет и чаем отогреть в желудке.
   На самом деле, Геродот был действительно прав в своих обвинениях. Нашей боевой подготовкой не занимался никто от слова "совсем". Да и зачем отрывать солдат от разного рода полезных занятий в виде "битвы за урожай", покраски заборов и подметания ломом листвы? Всем офицерам было откровенно не до солдат, у них своих забот хватало, чтобы еще и личным составом зачем-то заниматься. Прочему начальствующему составу тоже было откровенно плевать на нас. А потому стоит ли удивляться тому, что в полку почти никто почти ничего не может? Историк не предлагал "бациллу" взять автомат и пойти с ним в атаку. Он не обвинял его в том, что это засидевшаяся в теплых местах зажравшаяся тыловая крыса. Он обвинял его в том, что это чмо почти два года занималось откровенной хуйней вместо своих прямых обязанностей. А теперь, когда все "ах!" и все швах, выясняется, что наш медикус, в общем-то, подобосрался, нихуяшеньки не готово, раненых обкалывают тримеперидином по самые брови так, что можно уже и не вытащить, организация через жопу, а единственное его занятие - устраивать танцы на палубе тонущего корабля, козырять солдатам на свои сопли на погонах да орать "отъебитесь!". Отъебитесь, блять, его величество занято. Мразота!
   Сплевываю от злобы и продолжаю жевать кашу. Сухая и холодная, она отвратительно проходила в желудок, грозя последующим гастритом и тяжестью с изжогой, однако была в то же время настолько вкусной, что не описать ни одной сказкой. Она БЫЛА ВКУСНОЙ. Только так. И даже грохот танковых орудий пополам с сыпающимся с потолка черт знает чем, не помешают мне ее доесть!
   На удивление, прапорщика даже не отымели за то, что он так поспешно бросил позиции, не "исчерпав все силы и средства для защиты". Кажется, уже не только до командования полка, но и до командования корпуса дошла истина о том, что одна отдельная рота как боевая единица не представляет из себя ровным счетом ничего. Да, у нее есть БТРы и КПВТ, дохера и больше. Только пехоту было брать совершенно не откуда. И дело даже не в качестве солдат, потому что основная масса чеченцев от нас ничем не отличалась. Такое же пушечное мясо, нагнанное старейшинами и Дудаевым для численной огневой поддержки его немногочисленных отборных банд и отрядов наемников. Дело, блядь, в их количестве. Как же, сука, охуенно грозно звучит 1-й мотострелковый батальон 255-го гвардейского Краснознаменного Волгоградско-Корсуньского полка. И как же, сука, накатывает разочарование, когда узнаешь, что в целом батальоне народу наберется хорошо если сотня человек, со всеми взводами усиления. Что, библиотеку удержать? Пф-ф-ф-ф, мы силами роты даже ложку у рта вряд ли удержим. Так что командование, конечно, приняло нашу неудачу во внимание, погрозило пальчиком, пообещало "а-та-та" в двух вариациях и отстало. Заодно вернув с перевязки старшего лейтенанта Макоша, которого за час до начала эпопеи с библиотекой настолько знатно приложило осколками от "мухи", что он минут пять блевал, а потом еще полчаса мучился в медсанбате, пока из его руки доставали осколки практически без обезболивающего. А потому он предстал перед нами, слегка покачивающийся от боли с водкой и слабо соображающий.
   - Ра... Ра... Это... Равняйсь! Смирна!
   Мы подобрались, насколько это было возможно, не изображая, впрочем, из себя послушных пехотных болванчиков. Даже во внутренних помещениях больницы изображать уставщину было попросту глупо. Здесь не плац, не казарма и не пункт постоянной дислокации. Все устали, заебались, хотят спать и вообще мечтают уже снять не только снять эти тяжелые бронежилеты, но и по-человечески помыться. Добиваться от таких людей уставных взаимоотношений - то же самое, что от голодного кабана требовать танцевать вальс. Он хрюком пошлет вас подальше и пойдет жрать желуди. Кроме того, это было еще и просто опасно для жизни. Ни что так не заставляет ценить жизнь и близость к земле, как 82-миллиметровая мина образца какого-нибудь дремучего 1936-го года. Как выяснилось на практике, для нее ничего не стоит пробить крышу и затем взорваться уже внутри помещения, разбрасывая свои осколки, с тянущим душу свистом желающие впиться в что-нибудь теплое и податливое, например, человеческое тело. Пусть окна расположения роты и выглядывали во внутренний двор, но дыра в потолке и похрупывающие под ногами кусочки стали и свинца как бы намекали, что дополнительная вентиляция может быть устроена нам в любой момент. Не хотелось бы в этот момент стоять по стойке "смирно" и изображать из себя тупого болванчика.
   - Вы че, аху...? - задумчиво протянул он, развернувшись так, что ноги его завернулись узлом, опасно приближая тело владельца к состоянию падения. - А, бля... Да... Мы же в Грозном... Ка... Это... короче... Рота... Атбой!
   Сам же он дождался, пока все послушно разбредутся по койкам и начнут скрипеть их старыми пружинами, пытаясь устроиться поудобнее и поуютнее в холодном, неотапливаемом помещении, что-то пробурчал себе под нос и куда-то испарился. Утром же в расположении найти его не удалось. Посовещавшись в своем узком семейном кругу, мы обыскали весь больничный комплекс, заглянув практически в каждую щель и закоулок, разумно держась подальше от подвалов высокого начальства и передвигаясь группками по двое-трое человек, чтобы иметь вид занятой и куда-то спешащий. Когда же плюнув на все я повел Геродота на перевязку, старлей обнаружился в одной из импровизированных палат, счастливо сопящий в две дырочки в компании пустой бутылки коньячного спирта и початого блистера анальгина, ставших в столице Чечни куда более доступным обезболивающим, нежели промедол.
   Со снабжением и правда начались определенные трудности. Пусть даже изначально нас здесь не набиралось и больше тысячи человек, но эта тысяча самым гадостным и паскудным образом жрет и пьет, как не в себя, вместо того, чтобы питаться энергией Солнца и Небесным Эфиром, как все вменяемые люди. Плюс регулярно нужны боеприпасы, медикаменты, горючее, а еще необходимо увозить совсем уж тяжело раненых и изредка даже привозить какие-нибудь подкрепления. Все это худо-бедно обеспечивалось по одной-единственной ниточке, ведущей из горбольницы в сторону наших войск и охраняемой силами 33-го полка, который, напоминаю, едва достигал по численности 300 человек, а должен был охранять территорию в несколько километров, ведя круговую оборону. И если в первые два дня чеченцы еще были слишком сильно заняты тем, что давили другие группировки и вообще не могли себе представить, что Генерал заведет нас в такую жопу, то в тот самый момент, пока мы танцевали вокруг библиотеки, они изо всех сил стремились прервать сообщение с Большой Землей. Честно говоря, оставалось лишь поразиться мужеству этих людей. Без шуток. Что ни говорите, а на миру как-то и действительно проще сдохнуть. Не грузишься одиночеством.
   А тут... Вас два БТРа и хорошо если десять человек личного состава. Боеприпасов немного. До следующего поста метров 150-200. Казалось бы, прямая видимость, протяни руку и коснись, но на самом деле это уже совсем другая планета, бесконечно далекая от тебя настолько, что хочется выть от ужаса и тоски безысходности. Особенно когда из каждого окна за тобой следит пара добрых глаз, готовая в любой момент хорошей очередью прервать твою ненавистную ему жизнедеятельность. Одно хорошо - особенности застройки, представлявшей из себя практически одни типовые пятиэтажки, вытянувшиеся вдоль дороги, не позволяли вести огонь каким-нибудь снайперам и существенно уменьшили список доступных противнику гадостей до неприцельных автоматных очередей из-за бетонных перегородок и перекрытий. Впрочем, это не могло прекратить постоянные перестрелки, когда то один, то другой отряд чеченцев пытался перерезать дорогу. И хотя атаки были по большей части безуспешны, они наносили регулярный урон колоннам транспорта, которые ехали в больницу или возвращались в Толстой-Юрт. Это приводило к тому, что колонны задерживали, а пару раз и вовсе отменили, что, вкупе с потерями машин, лишало нас столь необходимых припасов. И если патронов завезли заблаговременно много, а учет еды просто не вели, выдавая явочным порядком, то вот с лекарствами и перевязочными материалами наступали определенные проблемы, особенно усугубившиеся после подрыва "Шишиги" с обезболивающим. В результате группа разведчиков выехала на завод и пригнала оттуда с десяток канистр с коньячным спиртом, с успехом заменявшими всякие новокаины, а в комплекте с анальгином - и более серьезные лекарства. Народный рецепт, мать его. Не сомневаюсь, что когда-нибудь, на волне оптимизации, модернизации и реформ и обычная гражданская медицина дойдет до такого. А то хуле мы тут одни мучаемся. Хотя можно еще попробовать и средневековые методы с ее святой водой, прижиганиями и упованиями на Господа в качестве самого эффективного средства лечения. Это будет вполне в духе нашего времени, верящего в финансовые пирамиды, зарядку воды через экран телевизора и прочие Дэви Марии Христосы. Чего уже и говорить о людях, сначала умоляющих врача спасти их или их детей от какой-нибудь болезни, а после выздоровления радостно скачущих в церковь бить лоб о пол и радостно-благодарно молить Господа. А, блядь, врача вы поблагодарить не хотите, сраные ханжи? Это его руками, знаниями и лекарствами Господь принес исцеление, а не космическими лучами. Язычество... Вся страна в пала в язычество. Как будто нам и обычного цирка уродов не хватало для полного счастья.
   Вообще удивительно, почему чеченцы до сих пор так и не сообразили самый простой способ нашего окружения. Им не нужно было ломиться в горбольницу и пытаться нас оттуда выбить. Проблема решалась всего лишь парой танков, которые необходимо было применить в боевых порядках пехоты при атаках на посты 33-го полка. В большинстве своем "мухи" против современных Т-72, имевшихся в определенном боеспособном количестве у нохчей, были бесполезны, а к РПГ-7 нам никто не дал нормальных выстрелов, позволяющих пробить бутерброд современной танковой брони. Конечно, при желании можно было бы что-нибудь выдумать или хотя бы подбить гусеницы, но атакуемые посты это бы вряд ли спасло.
   Но, так или иначе, нохчи не сообразили. А старший лейтенант дрых, как младенец, распространяя вокруг себя аромат легкого перегара. Мы его за это не осуждали. Я бы и сам не отказался выпить, если бы у меня из руки достали с десяток мелких и пару крупных осколков, напоминающих о себе ноющей болью. Но вместо этого мы вышли во внутренний двор и стали свидетелями лихорадочных сборов. Танки ревели своими двигателями, то ли прогреваясь, то ли выполняя задачу по звуковой маскировке, то ли просто по непонятной нам причине. Бойцы разведбата носились взад-вперед, грузились на БТРы, а над всем этим шумовым и ревящим кагалом стоял такой мат-перемат, что Геродот даже присвистнул в восхищении:
   - Сюда бы девах с филфака... Ох бы они выражений нахватались!
   - Сюда вообще девах никаких не надо. Нахер их в Город тащить? - спросил я.
   - Резонно. Ладно, пошли. Жопой чую, щас к чему-нибудь припашут!
   И правда, припахали. На этот раз мы вместе с еще парой рот должны были обеспечивать огневую поддержку наступающим отрядам. Задача перед ними стояла та же - захватить библиотеку, торчавшую бельмом в нашем глазу. Слишком близко от наших позиций, чтобы можно было не замечать и слишком оторванная от чеченцев, чтобы можно было пытаться игнорировать. Правда, на этот раз, правда, атака планировалась не одиночная, а сразу на несколько направлений. Один батальон 74-й бригады, пришедшей в расположение 2-го числа, пока мы валандались с "чеховкой", должен был при поддержке танковой роты атаковать то самое здание, где зарезали пленного, оказавшееся военным колледжем чеченской армии или, грубо говоря, военное ПТУ для подростков. Еще одной роте той же бригады и танковому взводу было приказано переправиться на правый берег и зацепиться там. Наш полк оставался в резерве на случай чего-нибудь чрезвычайного и должен был удерживать периметр. Собственно, на большее в своем измочаленном состоянии, он и не был способен.
   Атака началась в районе 11 утра. Техника и люди в один момент выплеснулись из больничного комплекса, устремившись веером в три разные стороны. Через несколько секунд чеченцы открыли огонь из всего, что только у них было. Еще через пару секунд ухнули минометные мины. А затем уже открыли огонь наши.
   Чеченцы стреляли весьма эффективно. Выстрелами гранатометов и ПТУРов из "чеховки" они сожгли три танка и несколько БТРов. Еще пять машин просто получили попадания без видимых повреждений, но что такое попадание без видимых повреждений, например, в башню? Это как будто вы одели ведро, а по нему ударили лопатой. Хорошо еще, если плашмя. Впрочем, танкисты, не смотря на все контузии, не остались в накладе. За три выстрела они полностью обвалили один из углов библиотеки, а затем начали "гасить" своими снарядами огневые точки. Только после получасовой подготовки разведчики смогли продвинуться вперед настолько, что пересекли улицу и ворвались внутрь здания. Правда, это не означало, что здание захвачено. Бой разведбата с чеченцами в нем продолжался несколько часов и закончился только к вечеру. К тому моменту в строю от когда-то единственного полнокровного батальона корпуса осталось 24 солдат и 1 офицер, едва держащиеся на ногах от усталости, но живые. Четверть личного состава.
   Военный колледж взять не удалось совсем. Танки на площади Орджоникидзе были слишком открыты всем ветрам и огням для того, но все же бронегруппа подошла в упор, к самому зданию, позволив пехоте подойти и занять часть комнат первого этажа. В контратаку чеченцы бросили все, включая учащихся этого самого военного колледжа, детей от 10 до 16 лет, считавших своей святой обязанностью убивать мифических врагов чеченского народа. Они погибли почти в полном составе в первой попытке отбить здание. Во вторую атаку, начавшуюся через сорок минут после первой, нохчи уже не стали изобретать велосипед и бросать в бой своих козлопасов. Вместо этого они применили испытанное временем и проверенное на практике оружие в лице наемников из Афганистана, катком выдавившее наших из помещений волной огня практически без потерь с обеих сторон. Силы 74-й откатились назад, в больничный комплекс, огрызаясь огнем и не давая ликующим вайнахам и пуштунам продолжить преследование или на сколько-нибудь долго подобраться к окнам.
   Еще более печальной была судьба отряда, который должен был переправиться через Сунжу. Насчитывавший всего роту при поддержке двух танков, он был обстрелян из противотанковых средств еще на середине моста. Пехота залегла, не решаясь двигаться вперед, а сами танки практически сразу же сожгли, после чего чеченцы переключились уже на живую силу. После такого горячего приема бойцы стали отходить назад и вернулись несолоно хлебавши всего за какой-то час, в отличие от многочасовых танцев вокруг двух других точек.
   А самое ужасным было то, что мы наблюдали это все в окна, смотрели во все глаза, но не могли принять никакого участия. Нет, конечно, ничто не мешало ослушаться приказа и присоединиться хотя бы и к атаке на военный колледж, кем-то уже прозванный "Пентагоном" за весьма схожую форму и соответствующую функцию по одурачиванию мозгов, благо бардак и дезорганизованность там творились полные. Но мы продолжали стоять и смотреть на все это во все глаза, безмолвные очевидцы происходящего вокруг ужасного. И именно необходимость сидеть и спокойно смотреть на происходящее вкупе с невозможностью что-то изменить были тяжелее всего. Оказывается, не так уж и сложно под огнем идти в атаку. Конечно, приходится договариваться со своей совестью, мочить штанишки от страха, стрелять в белый свет, как в копеечку, и совершать много других не менее нелепых поступков, но ни один из них не идет в сравнение с необходимостью стоять и смотреть, как твои товарищи умирают. Как горят танки, как автоматные и пулеметные очереди пересекают хрупкие человеческие тела...
   Именно поэтому для меня большая часть третьего числа прошла как в тумане. Я на автомате наблюдал за происходящим, пил, ел, потом опять наблюдал и так до самого заката, когда ожесточение боев схлынуло и высокие договаривающиеся стороны перешли к излюбленной тактике редких перестрелок и минометных обстрелов. А когда нас пришли сменять, то уснул практически мгновенно, как и все мы, внезапно открывшие для себя столь ужасающую вещь, что не хотелось ни пошутить, ни позубоскалить на тему девочек, ни обсудить отвратительность кулинарных изысков министерства обороны России, общее число меню которых можно было посчитать по пальцам одной руки. Нет, мы просто легли без слов на кровати, поставили рядом автоматы и без каких-либо слов уснули, умоляя все доступные силы небесные о том, чтобы вся эта ночная катавасия ни коим образом не затронула нас. И, убаюканный этой мыслью, я уснул, едва коснувшись подушки.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"