Она была как Америка, которая только и ждала своего Колумба. Она очень хотела быть открытой, но сама открыться не могла. Нужен был кто-то со стороны, умный и авторитетный, кто пришёл бы к ней однажды и разглядел бы её. Она даже специально прятала себя, чтобы уж наверняка знать, что разглядевший её этого достоин. Ведь если он её увидит, по-настоящему увидит, сквозь все вуали и маски, он непременно в неё влюбится. Даже так - он всегда любил её, а теперь просто понял, что именно её и любил. А она полюбит его. И всё было бы замечательно, и жили бы они долго и счастливо, не знали б на споров, ни ссор, душа в душу жили бы, да только он что-то не торопился её разглядеть. Не то чтобы вообще никто не пытался, но никому не удавалось. Чего-то им всем не хватало, скорее всего терпения. Это было главным условием её испытания. Она хотела быть завоёванной. Ведь завоёванный с трудом трофей особенно ценен и желанен, им гордятся и хвастаются за кружкой пива перед друзьями. А она очень хотела, чтобы ею гордились и хвастались. Пусть даже и за кружкой пива. Только так всё время получалось, что именно она сама никому не была нужна. Все, все прекрасные принцы, пытавшиеся штурмовать эту крепость, все колумбы, пытавшиеся достичь её берегов, пасовали при первых же трудностях и со словами "Ах, раз ты так - уйду к твоей более дружелюбной подруге!" действительно уходили. Но она не расстраивалась. Раз они ушли, значит они всё равно не были достойны. И она продолжала ждать с терпением весенней почки, желающей расцвести, но не позволяющей себе этого, пока солнце не растопит весь снег. А она ведь так хотела расцвести. Ей казалось, что она была бы прекраснейшим цветком, изысканным, неповторимым и очень нежным, и благодарно отвечающим солнцу за каждый луч света и тепла. Только почему-то мужчины не умели ни светить, ни греть. Или просто не хотели. Она не вникала в такие подробности. Они её, в общем-то, не интересовали. Её интересовал только тот, кто будет достоин её интереса и её любви. Но пока его не было, она ждала, ждала и шла по жизни мимо.