Три цвета, только три цвета - серый, чёрный, коричневый. И это всё.
Знаешь, это ведь всё ноябрь.
Это нарастающая напряжённость в ожидании звука упавшей капли, легко скользнувшей по щеке, прямо с неба. Ласковый серый пёс, лохматый и, как и положено всем преданным псам, интуитивно угадывающий моё настроение, лучше, чем я сама его знаю, лижет мне лицо, проницательно смотрит в глаза. И чуть-чуть улыбается своей непонятной пёсьей улыбкой. Всё понимает, но ничего не говорит. Как и положено всем псам. Бродит за мной, принюхивается к звуку моих шагов, прислушивается к тусклой палевости отгоревших клёнов, водит лохматой головой по сторонам и чему-то усмехается про себя, с удовольствием подставляет холку ласке замёрзших рук. Но потом снова убегает. Дождь, он такой, его не приручить...
Это пальцы, перепачканные в угольной крошке, и пустая пачка валяется в углу, и украшенный хаосом штрихов лист на полу, на стопке таких же, но неудавшихся. Акварель, гуашь и масло кончились уже давно. Теперь вот и угля не осталось. И я открою новую пачку бумаги, простой чистой бумаги, и её белоснежность всё скроет, всё исправит. А на весенней генеральной уборке я соберу бумагу с пола и найду на нём нарисованные в ноябре штрихи, всё такие же болезненно чёрные, режущие глаза - до слёз, сердце - до крови, душу - до стихов, своей правильностью. И безупречной чернотой, больше не нуждающейся в контрастности белого, чтобы быть прекрасной. Солнечный свет, намотавшись на этот остов, на мгновение вновь напомнит мне, каким он был в ноябре - профиль старого Клёна и последний лист, брошенный им на асфальт...
Это звонкая, пронзительная тоска от прощального прикосновения к шершавой и уже холодной коже друга. Это так сложно, это практически невозможно понять - вот он был, а вот его уже нет. То, что ты видишь - это вовсе не он, это даже на него не похоже. Если присмотреться. Смириться и отпустить. Но нет. И бродишь, бродишь кругами и эллипсами, рядом и сквозь, вокруг да около. Теряешь рассудок и заблуждаешься в трёх соснах, пяти дубах, семи осинах. Осторожно касаешься пальцами и горестно прижимаешься щекой. И не можешь смириться. И не можешь отпустить. И не хочешь понять. Лес, ну как ты мог, как ты посмел?..