Ямщика, разумеется, никакого не было, просто снег падал мне на лицо, на волосы, и казалось удивительным, что я все еще способна что-то чувствовать. Не холод - к холоду я привыкла, он въелся в кости и затопил легкие.
А чувствовала я досаду: от сознания того, что все сейчас закончится, глупо и бесславно. Сил идти дальше не было. Насколько хватало глаз - пока еще хватало - тянулась белая пустошь. Интересно, будет ли смерть такой же ледяной и скучной, как эта нескончаемая равнина?
Голод, неутомимый и настырный, как избалованный кот, терзающий слишком добрую хозяйку, наконец отступил. По-видимому, какие-то клетки мозга, способные его распознавать, отключились из-за перегруза. Наконец решив, что готова отпустить эту реальность, я закрыла глаза, намереваясь рухнуть в снег.
И в эту секунду в кармане плаща сдавленно пискнул смарт.
Простите. Меня нет. Ни для кого.
Я вынула телефон с единственной целью зашвырнуть подальше в сугроб.
Но на экране высветилось сообщение навигатора: "Через сто пятьдесят шагов - отель".
Я подняла голову. Впереди ничего не просматривалось не то что на сто пятьдесят - на пять шагов, из-за плотной завесы снега. Да и определить нужное направление, когда краев тропы давно не видно, почти нереально. Хотя мой недолгий опыт скитаний по странному чистилищу говорит, что заблудиться здесь невозможно, если есть объект. А объекты есть, пока остаются желания.
Я считала, что больше ничего не хочу, но, видимо, я себе вру.
Со вздохом убрав смарт на место - раз отель появился, стоит попробовать дойти, - я проковыляла свои сто пятьдесят шагов.
Крыльцо, к счастью, невысокое, вынырнуло навстречу в тот момент, когда ноги окончательно онемели, а руки ощущались как две бесполезно болтающиеся деревяшки. И все-таки я взобралась на него.
Дверь с разноцветными стеклами открылась внутрь, и на пороге возникла дама неопределенного возраста. Я разглядела только удивленное лицо, немыслимую прическу, в которую были забраны иссиня-черные волосы с малиновыми прядями, и на плечах поверх светлого платья - что-то вроде накидки из гладкого, темного, блестящего меха.
- Боже мой, в такую погоду - без шубы! Входи же скорее, сестра! - воскликнула женщина, втаскивая меня внутрь. - Не понимаю, как ты дошла в таком состоянии, - хлопотала она, снимая с меня плащ и усаживая в кресло.
- Друзья. У меня всегда были друзья, - почти шептала я. - Они меня поддерживали.
- Это хорошо, это хорошо, это всем нам надо, - причитала женщина, стягивая с меня затвердевшие сапоги. - Но как же так, как же так! Ведь и замерзнуть недолго. Ты что же: как есть из дома - и сразу к нам? Ох, бедняжка...
Дальше в моих воспоминаниях зияет провал, помню только пестрый половик под ногами, приглушенный свет бра, пианино в углу, чей-то тихий смех и запах свежеиспеченного печенья.
И пожалуй, пора уже начать рассказывать о себе.
* * *
История первая.
Сначала умерли дедушка и бабушка. Потом - другие дедушка и бабушка. И наверное, не осталось никого, кто любил бы меня. Я была чудовищем? Да нет, обычным человеком. Любили ли меня родители? Я не знаю.
Мне нравилось делать сов. Я шила их из тряпок. Из обрывков одежды. Я покупала фетр и плюш. Сов скопилось много, они были везде, они бесили маму. Она говорила, что все время натыкается на хищные взгляды. Да, у сов были желтые глаза и крючковатые клювы - такие, как и полагаются хищным птицам. Мама утверждала, что они ее преследуют.
Однажды она сказала, что мои совы летают по ночам и не дают ей спать - и потребовала выбросить их, все до единой. Я ответила, что это просто чушь. И тогда мама начала кричать, что я идиотка. Что я испортила ей жизнь. Что я хочу свести ее с ума. И что она больше не потерпит идиотов в своем доме.
Она сказала это сгоряча, с испугу. Но я была слишком молода - и поверила. Тогда я стала совой - своей внешней основой. И улетела из дома сюда.
Это оказалось просто, не знаю, как. Наверное, я слишком любила сов. Ночной полет, охота, запахи леса и протяжный крик - эти несколько счастливых месяцев я не забуду никогда. Я могла бы жить так и дальше - но увы, мне стало слишком скучно. Поэтому я вернулась к людям.
На этом моя первая история заканчивается.
* * *
Проснувшись в мягкой постели, вероятно, даже на перине, я сразу вспомнила, где нахожусь. Рядом на стуле сидела девушка в униформе горничной, с пушистой рыжеватой косой, тараща огромные преданные глаза и держа чашку с бульоном.
- Привет! Наконец-то!
- Привет... Здесь что: санаторий?
- Нет, - девушка захихикала. - Скорее наоборот.
Сил было еще не много, поэтому я почти не сопротивлялась, когда девушка принялась кормить меня с ложечки. В груди потеплело.
- В смысле?
- На карте обозначено как "Отель", но на самом деле это... последний приют.
- Последний? - холод, о котором я успела забыть, вновь проснулся и пополз от кончиков пальцев ног к щиколоткам и выше, к коленям.
- Ну да. Сюда попадают не все, и есть два пути: или совсем умрешь или станешь цельной и вернешься. Ну или застрянешь надолго, как наша Герцогиня.
Она снова захихикала, а я почему-то сразу догадалась, что она имеет в виду женщину, которая встретила меня у дверей.
- Как тебя зовут? - спросила я, проглотив очередную ложку.
Куриный бульон был душистым, не пожалели укропа.
- Ну как меня могут звать, - пожала плечами девушка, - если не Наташа.
Наташа... Действительно. Никакое другое имя с ней не вязалось. Руки у Наташи были крупные и цепкие, взгляд бесхитростный, складка над переносьем довольно жесткая. Все понятно было с Наташей. Вдобавок от нее слегка пахло мокрой шерстью.
- А тебя?
-- Евгения.
Силы постепенно возвращались, руки уже не были деревянными, хотя все еще плохо гнулись: чашку не удержу. Я осматривалась. Обычный недорогой номер с желтыми обоями и стандартной мебелью.
- Кто владелец отеля?
Наташа быстро взглянула на меня, ничего не ответила и перевела разговор на другую тему:
- У тебя есть чем расплачиваться?
У меня были какие-то деньги. Но добрые люди научили их здесь не тратить, потому что всегда есть возможность расплатиться умениями.
- Могу развлекать детишек: картинками, историями или играми.
Обычно это очень востребованная функция.
Наташа помотала головой:
- С детьми никого сейчас нет. А с психами управляться, случайно, не умеешь?
Я вздрогнула:
- У вас есть психи?
- Конечно. Но не буйные, не бойся.
- Вообще-то... не очень.
- А стриптиз?
Еще одна востребованная фишка. Кстати, не вижу в этом ничего преступного - особенно для тех, кто жить больше не собирается. Но почему-то не могу решиться, наверное, старые стереотипы.
Должно быть, все эти сомнения отражались у меня на лице, потому что Наташа протянула:
- Оке-эй. А музыку не можешь?
- Музыку?
Умирать резко расхотелось.
- У нас есть клавиши! - сказала Наташа гордо.
- Да, могу. Ты давно здесь?
- Давно. - Она кивнула. - Не хочу возвращаться.
- Почему? - в лоб спросила я.
В Наташиных глазах мелькнуло тоскливое выражение:
- Угадай.
Вариантов, из-за которых люди попадают сюда, только шесть, это все знают.
"Нет сил ни на что", - самый частый. Еще бывает "Гнобят (не ценят, не понимают) родители", "Он меня не любит", "Я ничего не добился", "Я никому не нужен" и недавно добавился "Я не понимаю, как жить".
Я еще раз внимательно взглянула ей в лицо.
- Никому не нужна?
Наташа кивнула.
Догадаться было нетрудно. Зато в этом отеле она явно нужна - всем обитателям, сколько бы их тут ни было.
- А у тебя что, любовь? - с живым интересом спросила Наташа.
Ответить можно было по-разному. Я сказала то, что чувствовала в данный момент:
- Дело не в любви.
Наташа усмехнулась:
- Все у нас так говорят. А потом увидят Стило - и сходят с ума. Но расскажи же!
* * *
История вторая.
Я училась на дизайнера. Я уже не шила сов - мне нравилось лепить фигурки из полимерной глины. Но мне-то нравилось - а другим не очень. Мне говорили, что дело не в фигурках. Что я просто не умею себя подавать. Что нужен маркетинг. Нужно уметь рассказывать. Нужно понимать, чего хотят люди - и предлагать им это. Тогда это купят. Мне казалось, что я понимала: люди любят котиков, енотов и единорогов. Я всегда старалась угодить заказчику, услышать его желание, переделать, если нужно. Наверное, мне не хватало опыта - и уверенности. Наверное, я слишком ждала чужого одобрения. Мои фигурки редко покупали, и в конце концов я стала считать, что ни на что не гожусь - и тогда я стала полимерной глиной - своей внутренней основой. И попала сюда второй раз.
Это было тяжело и долго. Из меня лепили, что хотели, меня обжигали, раскрашивали и выставляли на продажу. От меня отказывались. Меня меняли на других. Меня показывали, словно в зоопарке. Ломали и собирали заново. И даже выбрасывали.
Но я научилась себя пиарить. Подавать. Продавать. Собирать лайки. Я научилась нравиться и вводить в заблуждение. Научилась убеждать, что нужна именно и только я. И что я стою дорого.
Потом мне все осточертело и я вернулась к людям.
На этом моя вторая история заканчивается.
* * *
Уже к вечеру я смогла сойти по широкой лестнице, вдоль которой по стенам мерцали в канделябрах свечи, в холл с тремя французскими окнами. За окнами по-прежнему шел снег, хотя уже и не так густо. Странно, вчера я не запомнила ни свечей, ни белого ворсистого ковра на полу, хотя в моем состоянии это не слишком удивительно.
Пианино тоже показалось каким-то другим, но главное, что оно тут стояло. Я подошла и откинула крышку.
Наверное, это мог оказаться синтезатор или рояль, все что угодно. Но нет - знакомое черное пианино "Октябрь". Прямиком из моего детства. Разница заключалась в том, что это было прекрасно настроено.
Я села на вертящийся стул. На самом деле - я не помню уже почти ничего. Но может быть здесь...
Поставив руки на клавиатуру, я зажмурилась и позволила музыкальному воспоминанию втекать в себя по капле. Нота за нотой. Во все десять пальцев. Через минуту я уже играла "Маленькую прелюдию номер два".
Успела дойти почти до конца, когда французское окно напротив с шумом распахнулось и в нем появилась огромная черная... Я с радостью назвала бы это кошкой, но увы - это была пантера. И эта пантера сжимала в зубах чью-то окровавленную тушку.
Я застыла, не в силах ни продолжать играть, ни оторвать глаз от вереницы красных капель, стекающих на белый ворсистый ковер. За спиной тикали часы. Пантера, с двумя малиновыми дорожками в шерсти головы, таращила на меня зеленые глазищи, а я, вероятно, так же таращилась на нее.
Внезапно поблизости раздался собачий лай и пантера "отмерла". Сделав неуловимое движение - она просто исчезла. Я не успела заметить - куда.
А я еле перевела дыхание.
Нет, за время скитаний я, разумеется, многое узнала об особенностях здешних обитателей. И увидев Герцогиню, как и Наташу, не могла не понять, что...
Но понять - одно дело, а привыкнуть - совершенно другое.
- Испугалась?
Я обернулась. На нижней ступеньке лестницы стоял мальчик лет восемнадцати-двадцати. Чуть выше среднего роста, с темными вьющимися волосами, в каких-то удивительно стильных очках, идеально сидящем темно-коричневом костюме и до блеска начищенных ботинках. Даже галстук-бабочка в горошек не выглядел на нем нелепо, а гармонично завершал образ. Мальчик улыбался легкой полуулыбкой, а глаза сияли столь хорошо знакомым мне светом, который позволяет безошибочно вычленить ему подобных (мальчику, не свету) в любой толпе. Хоть в метро, хоть в офисе, хоть в парке. Свет назывался "Нарцисс обыкновенный. Одна штука". Смягчало ситуацию только одно: обладатель света был еще молод. При благоприятных обстоятельствах дело может не зайти слишком далеко.
Но обычно все-таки заходит.
- Как тебя зовут? - спросил он.
Полуулыбка превратилась в полную, ее обладатель приблизился.
"Тебя". Хорошее начало. С учетом того, что я здесь выгляжу на свой возраст, а мне... Короче, он мог бы быть моим ребенком. Впрочем, возможно, что ему в реальности намного больше, но что-то подсказывало: нет.
- Меня зовут Евгения. - Я сделала паузу, следя за выражением его лица и, ни секунды не сомневаясь, добавила: - А ты, вероятно, Стило.
- Да, - просто ответил он.
Ну что ж. С тобой тоже все ясно, дорогой. "От него все сходят с ума", - сказала Наташа. Я не сойду - но лишь потому, что у меня есть такой же муж.
- Я слышал, как ты играешь, - продолжал Стило, придвигая стул. - Люди редко так чувствуют Баха.
Я с трудом удержалась, чтоб не расхохотаться. Классика жанра... Слава богу, что не сказал что-нибудь про технику или сложность произведения, это было бы уже совсем палево - учитывая мои деревянные пальцы и полное отсутствия тренировки.
- Что ты здесь делаешь, Стило?
Я закинула ногу на ногу, прислонившись к спинке стула, и с интересом взглянула на собеседника. Только не "любовь", не "ненужность" и не "не знаю, как жить". Вероятнее всего: родители.
На его лице появилось выражение легкого сожаления:
- Я ничего не добился.
- Сколько тебе лет? - вырвалось у меня.
- Двадцать.
- И-и?
Он согнул ногу, положил ее на другую и обхватил руками колено.
- Я мечтал закончить школу с красным аттестатом - но не смог. Не поступил в институт. Пытался работать офис-менеджером, но это не то, чего я хочу, не смог прижиться. Сейчас учусь в колледже - и, к сожалению, это все, что у меня есть, тогда как мои ровесники...
- А кем ты хочешь быть? - перебила я его.
- Сценаристом. Менять реальность.
- Хм.
- Кое-чему я научился здесь. Вот например, - он обвел взглядом холл, - эти французские окна появились только сегодня. И этот ковер. И свечи. С обстановкой уже получается.
Я начинала понимать.
- Значит, Стило это твоя...
- Внутренняя основа, да. Внешней нет: я не оборачиваюсь.
Он снова улыбнулся.
- А хотел бы?
- Конечно. Как только получится, я сразу же уйду отсюда, хотя мне здесь и нравится. Но жить все время в изоляции, - он тяжело вздохнул, - это не мое.
Я заметила на лацкане его пиджака жесткий черный волос и потянулась, чтобы снять его.
- Я живу с котом, - мягко, как бы извиняясь, произнес Стило.
Ну, может и с котом. И вообще - это не мое дело.
- А где все?
Он с готовностью ответил:
- Сумасшедшие гуляют на веранде, Наташа на кухне, с поварихой, Герцогиня, вероятно, вылизывается.
- А больше, что, никого нет? - удивилась я.
- Сейчас - нет. Пересменка. Ах да, еще хозяин отеля: он придет однажды вечером на тебя посмотреть. Может появиться скоро, может - нет. Может спросить что-то, может промолчать. Может подарить какую-нибудь вещь, может отпустить. А может...
Он сделал неопределенный жест рукой.
- Кто он вообще, этот хозяин отеля? - нахмурилась я.
Стило внимательно посмотрел на меня и тихо ответил:
- Он - Смерть.
Мое сердце оборвалось и ухнуло в пропасть.
- А ты... А он... Ты его видел?
- Да, но я не могу ничего рассказывать.
- Так уже... вечер, - оглядываясь на окно, заметила я.
- Да. Но он, скорее всего, придет не сегодня. Я попробую помочь тебе, скажи: что ты хочешь? Вообще. И какая у тебя внутренняя основа.
Я усмехнулась:
- Почему ты уверен, что не внешняя?
- Я вижу. Ты не собака, как Наташа. Не пантера, как Герцогиня. Не ежик, не мышка, не енот, не обезьянка, как кто-то из наших сумасшедших. Вижу, потому что у меня та же ситуация, и мне этого не хватает. Поэтому понимаю, как не хватает и тебе. Так какова твоя внутренняя основа: что-то, связанное с музыкой, угадал?
Я покачала головой:
- У меня нет внутренней основы.
- То есть? Совсем?
- Раньше была. И внешняя тоже. Только очень давно.
- То есть, ты меняешься? Может, тебе лучше вернуться?
- Не могу. Не получается.
Он помолчал.
- Видимо, задачка сложная, нужно подумать. Пойдем, - он поднялся, - я угощу тебя кофе. Я научился делать здесь кофе сам, и Наташа экономит на кофемашине. Будем пить кофе, и, может быть, ты захочешь мне что-нибудь рассказать.
Мы вышли в соседнюю комнату: по всей видимости, это была столовая, где собирались желающие поесть в компании. Стило заскочил за барную стойку и принялся колдовать, при этом непрерывно что-то объясняя. Я почти не слушала, потому что не могла думать ни о чем, кроме предстоящего знакомства с хозяином отеля. Уловила лишь: "Добавляем какой-нибудь сироп и конечно - капельку любви. Для тебя я возьму карамельный. Или лучше ореховый?"
- Ореховый, - на автомате подтвердила я.
Ощущения тревоги нарастало. Может, и кофе пить не стоит? Сердце и так колотится.
При этом я не могла не напомнить себе, что смешно сейчас думать об этом: еще вчера я собиралась умирать.
А потом мы вернулись в холл. И я рассказала ему все. Двадцатилетнему мальчишке. Почему-то веря, что он сможет понять.
* * *
История третья.
Я встретила будущего мужа. Я сразу поняла, что это он. Счастье было... Нет, не безграничным. Скорее - горьковатым. К счастью все время примешивалось ощущение, что он не со мной. Не совсем со мной. Не думаю, что у него были другие женщины, - и в то же время да. Он из тех людей, которым мало целого мира. Из тех, кто запускает в мир обе руки, черпает его горстями, пьет и не может напиться, глотает - и никогда не наедается. А я... Я всего лишь человек. Обычный человек.
Мы жили под одной крышей и спали под одним одеялом много лет. Мы вырастили дочь и сына. И все это время меня не покидало ощущение: он не мой, я для него только - тень, штрих, эпизод, дуновение, штатная скрипка в огромном оркестре. Когда дети стали взрослыми, я поняла, ощутила всей кожей: больше его рядом со мной ничего не держит. И ушла сама. Сюда.
На этом моя третья история заканчивается.
* * *
- Да, это непростая сказка, - медленно повторил Стило. - Я должен подумать. Сейчас я бы сказал лишь одно: что бы ни случилось, ты не должна оправдываться. Хорошо?
Я кивнула.
Этот вечер тянулся бесконечно. А может быть, это был не один вечер, а целая плеяда вечеров, просто утро не наступало - здесь ведь время идет не так, как в нормальном мире.
Я в основном играла на пианино - все, что только могла вспомнить. Подряд. Почти без перерыва. Не уставая и не сбиваясь с ритма. Сначала в холл потянулись сумасшедшие. Я видела их лишь краем глаза - и этого хватило, чтобы больше не смотреть. Они пребывали в человеческих телах, и даже не слишком буянили, если не считать того, что время от времени кто-нибудь вскакивал, пытаясь бить чечетку или вальсировать и подвывать, в основном не в такт, не в музыку, но с неиссякаемым энтузиазмом. Наташа и Герцогиня то и дело шикали на них, стараясь утихомирить. Поначалу это действовало. Но в конечном итоге - из-за накопившейся усталости или перевозбуждения - наши Ежик, Обезьянка, Енот и другие расшалились так, что дело дошло до криков и мордобоя. Человеческие уговоры уже не помогали. Я бросила играть и поинтересовалась у Стило: не стоит ли нам помочь Наташе с Герцогиней.
Но он тихо ответил:
- Они справятся сами. Смотри.
И вот тут я увидела оборотней во всей красе.
Собака - сенбернар - рычала. Пантера, обнажив белоснежные клыки, била хвостом по ногам, готовясь, если понадобится, прыгнуть. Половина смутьянов успокоилась сразу же. Другая, менее вменяемая, еще покуражилась, но уже скорее из чувства своего внутреннего долга, чтобы показать: мы сильны, нас так просто не возьмешь.
В конце концов сумасшедшие были разведены по номерам и заперты. Холл опустел, но наверху продолжалась какая-то возня.
- О черт, - пробормотал Стило и кинулся вверх по лестнице. - Как же я забыл... - донеслось до меня.
Я бросилась следом - и чуть не врезалась в него, стоявшего на верхней площадке лестницы.
Посреди коридора второго этажа красиво и методично - на самом деле, совсем не красиво, а очень страшно, по-звериному, дрались пантера и сенбернар. Летели клочья шерсти, визг стоял на весь этаж. В воздухе пахло кровью, шерстью, звериным потом и страхом. Собака была более крупной, с тяжелыми лапами - но пантера, разумеется, более быстрой и дикой.
- Боже мой, из-за чего они? - вполголоса спросила я.
Стило бросил на меня быстрый взгляд, но промолчал.
И тут я, кажется, поняла. Кто-то начинает выяснять отношения - напившись. А кто-то, судя по всему, делает это в зверином облике. Наташа и Герцогиня сейчас, несомненно, воевали из-за Стило.
- Они же убьют друг друга! - я схватила Стило за плечо, при этом додумав: "Друг друга - да и нас заодно".
- Это вряд ли, - промурлыкал Стило. - Но они перепугают наших психов, которых сами же еле успокоили. Поможешь?
- Как?
- Я отвлеку пантеру, а ты позови Наташу. Уведи ее вниз, на кухню.
- Да она сожрет тебя, стой!
- До сих пор не съела же.
Он кинулся прямо в центр схватки. Описать, что я почувствовала, невозможно: при мысли, что сейчас человека разорвут на моих глазах, меня объял невыразимый ужас.
Но, к моему удивлению, клубок тут же распался. Стило кинулся обнимать за шею пантеру, что-то шепча и успокаивая. Я позвала собаку. Скуля и плача, она бросилась ко мне, я схватила ее за длинную шерсть на спине и увела вниз.
На кухне Наташа долго рыдала, пересказывая мне всю свою жизнь. В ее биографии не было ровным счетом ничего необычного - бросали, предавали, обманывали, порой даже били. Любили, разумеется, мало, давали - и того меньше, требовали много, и всегда находились те, кто считал ее во всем виноватой. Словом, это была одна из тех историй, слушая которые я всегда понимала, что если ад существует - то вот он, рядом, а что до меня, то я живу в раю. Ну, почти.
- И вот появился он, понимаешь? Он - такой красивый, такой умный, добрый, самый лучший, ну почему опять не мой, ну почему, почему! - плакала Наташа, а я гладила ее по голове, отпаивая чаем и думала: а в самом деле, почему? Почему - Герцогиня? Ведь Наташа - моложе лет на десять-двенадцать, она почти его ровесница.
В конце концов я отвела ее в постель, накрыла одеялом и сидела рядом, пока она не уснула. Потом вышла из комнаты. И на лестнице столкнулась с Герцогиней. С герцогиней-человеком.
Она выходила явно не из своего номера, и вид у нее был - уже не такой израненный, я слышала, что на оборотнях все заживает почти мгновенно - но усталый. И страшно довольный.
- Осуждаешь? - с вызовом спросила она, облокачиваясь на перила.
- Кто я такая, чтоб...
- Вижу, что осуждаешь! - усмехнулась она. - И гадаешь: почему я, а не Наташка, так?
Я молчала.
- А я скажу тебе. Наташка - дура. Мужики не любят дур. Знаешь, о чем она мечтает?
Я примерно знала. Все, имеющие внешнюю основу, мечтают о внутренней. Все, имеющие внутреннюю - о внешней. Я только не знала, о чем именно мечтала Наташа.
- А я тебе скажу, - продолжала Герцогиня, выгибая спинку возле лестницы. - Она хочет стать смартом. Экраном, дура. Думает: он станет писать на ней. А он не станет. Ему - неинтересно.
Она прошествовала мимо меня вниз по ступеням, потом обернулась и добавила:
- Не будь экраном. Никогда!
И с этими словами удалилась.
А я отправилась к себе и легла спать - но спала плохо, потому что мне снился кошмар. Мне снилось, что я снова глина - но не полимерная, обычная глина. Из меня делают таблички. И какие-то дикари вырисовывают на мне иероглифы, взрезая мою плоть, а я не могу даже закричать, потому что у меня нет голоса...
К счастью, меня разбудил стук в дверь и кошмар прекратился.
В приоткрывшуюся щель заглянул Стило.
- Что ты хочешь? - устало спросила я, натягивая одеяло до подбородка. Не потому что боялась или стеснялась двадцатилетнего мальчишку, а потому что после моего недавнего сновидения видеть его было не слишком комфортно.
- Я ненадолго, прости, что разбудил. Можно войти? Это очень важно.
- Ну входи.
Он присел на краешек кровати. Свет не горел, но снегопад наконец-то прекратился. За окном висела луна, и в ее свете я видела профиль Стило. Красивый точеный профиль.
- Во мне что-то изменилось. Я чувствую, что вот-вот... Что я скоро уйду отсюда. Я должен был сказать это кому-то. Но только не им.
Я поняла, что он про Герцогиню и Наташу.
- Изменилось? Когда? После сегодняшнего вечера?
- Да, наверное. Но скорее - после твоего появления.
- А причем здесь я?
- Я долго думал, и мне кажется: ты цельная. Тебе не надо становиться чем-то вовне или чем-то внутри. И ты не уходишь просто потому, что не хочешь. И я тогда подумал: а ведь я хочу уйти - значит, надо просто уходить. Ничего не ждать. И я сделаю это в ближайшее время.
Я раздумывала некоторые время над его словами, потом спросила:
- Почему ты считаешь, что я не хочу уходить?
Он ответил моментально:
- Потому что ты хочешь - чтобы он пришел за тобой. Сюда.
Это было так просто, так ясно и так очевидно.
- Я слышала, что, - мой голос внезапно охрип, - сюда невозможно прийти за другим человеком. Невозможно прийти в персональный ад. Он для каждого свой.
При этом мне хотелось кричать: "Разубеди меня, разубеди, разубеди же!"
Но Стило просто молчал.
- Я уверен, - произнес он наконец, - у тебя все еще будет хорошо. Станет хорошо, - поправился он.
- Откуда тебе знать? - прошептала я. - Тебе двадцать лет.
Стило пожал плечами:
- Мне интересны люди. Я ведь будущий сценарист. Я знаю. Я напишу.
После этого он встал и вышел из комнаты.
* * *
Прошло еще несколько дней - или один бесконечный. Я играла на пианино. Общалась с людьми - иногда даже с сумасшедшими, но больше с Наташей и Герцогиней - по очереди. Я научилась печь печенье и перевязывать раны. Стило выходил из своей комнаты редко - все время то ли думал о чем-то, то ли писал. И я чувствовала: он уже не с нами. Он с каждым днем отдаляется все сильнее.
Однажды, когда Герцогини не было дома - она пропадала на охоте, неизменно поставляя нам свежее мясо, - ко мне в холл вбежала Наташа - сенбернар - и, ухватив за платье, потащила к лестнице. Я поняла, что она зовет меня наверх. Поднявшись на второй этаж, мы проследовали в комнату Стило.
Там было пусто.
Только на полу у распахнутого настежь окна, в пыли, лежал электронный стилус. А на подоконнике одиноко дожидалось пушистое серое перышко.
Все, что оставил нам Стило.
Я опустилась на стул у окна. Взяла в руки это перышко и посмотрела на небо. Вдали маячила едва заметная серая точка. А может быть, мне просто хотелось думать, что я ее вижу. Собака Наташа положила стилус мне на колени и заскулила.
Стило обрел свое внешнее, как и свое внутреннее. А вот я... Что бы он ни говорил, я до сих пор ничего не чувствую. Может быть поэтому все никак не приходит хозяин отеля?
Вечером мы сидели втроем и пили клюквенную настойку.
- Девчонки, надо просто жить, - говорила Герцогиня, разливая красную, как кровь, жидкость по рюмкам. Наташа хлюпала носом, но уже успокаивалась. Я не понимала, что чувствую, но это все больше походило на тихое спокойствие. - Надо жить. Надо достойно стареть. - При этих словах Наташа фыркнула. - Чего ты смеешься? Это сегодня тебе двадцать пять, а Евгении тридцать девять, а завтра вам обеим - и-и-и-и...Столько же, сколько мне.
- А сколько тебе? - промямлила Наташа.
Герцогиня отмахнулась:
- Столько не живут. Так что завтра же начинаем достойно стареть. Устроим бал...
Она опрокинула в себя целую стопку и закашлялась. Пришлось хлопать ее по спине. В четыре руки.
* * *
Он пришел ночью. В глубине души я сомневалась, что это вообще когда-нибудь произойдет - жила, радовалась, думала о хорошем. Когда же Герцогиня, поманив, прошептала, что меня ждут на крыльце - это прозвучало ударом огромного колокола. Все мысли вылетели, осталась лишь одна: "Сегодня!"