Современная Турция пользуется устойчивой популярностью у наших соотечественников всех возрастов и социальных категорий. Но в то время, как одни, допустим, немолодые одинокие женщины приезжают в эту страну ради её курортов, пляжей, солнца, моря, специфических кулинарных изысков и романтических отношений с местными непритязательными мужчинами, другие едут ради работы, ради научных исследований, не обращая на всё остальное никакого внимания.
К числу последних можно отнести Таисию Ивановну Слепанды, доктора исторических, филологических и некоторых других наук. В Турции Таисия Ивановна провела в общей сложности около четырнадцати лет своей жизни, участвовала в нескольких крупных международных этнографических, филологических, исторических и даже археологических экспедициях, занималась междисциплинарными исследованиями, а кроме того провела бессчётное количество собственных научных изысканий едва ли не во всех уголках средиземноморской части Турции - там, где много веков назад стояли греческие города и колонии.
Именно в ходе личных изысканий Т.И.Слепанды стала первооткрывательницей и обладательницей нескольких неизвестных до сих пор древних рукописей, возраст которых можно смело датировать как минимум поздней античностью.
К сожалению, нам не известны подробности обнаружения этих рукописей и те методы, к которым Слепанды прибегла, чтобы вывезти их из Турции. Она никого в это не посвящала и вообще предпочитала не распространяться о своей личной жизни (которая была целиком отдана служению науке). Главное, что рукописи очутились в Москве и стали частью личной коллекции артефактов Таисии Ивановны. Она планировала тщательно изучить их и перевести, дабы затем попытаться установить авторство.
Однако на этой стезе её поджидала внезапная и трагическая развязка. Так и не научившись за всю жизнь водить машину, Т.И.Слепанды всегда пользовалась общественным транспортом. В тот роковой день она повезла рукописи в институт ***логии и ***графии РАН на метро. Неизвестный злоумышленник выхватил кожаный портфель с рукописями из рук растерявшейся женщины и ловко скрылся в толпе на станции Китай-город.
Вряд ли это было случайным совпадением. В настоящее время рукописи скорее всего уже распроданы на каком-нибудь "чёрном" аукционе коллекционерам краденых древностей. Таисия Ивановна ничего не смогла предпринять для их поиска. Трагедия подорвала её здоровье и беззаветно преданная науке женщина скоропостижно скончалась.
В её бумагах были найдены кое-какие заметки относительно рукописей, судя по которым все эти древние литературные памятники были посвящены Троянской войне, её реальным или вымышленным событиям. Также был найден приблизительный перевод (с древнегреческого) рукописи No5, сделанный лично Т.И.Слепанды. Все эти материалы мы и предлагаем вниманию читателей.
Также мы заранее с негодованием отвергаем возможные обвинения в том, что Таисия Ивановна, пользуясь широким научным кругозором, сама состряпала, сфальсифицировала эти рукописи, выдав их за подлинники, а затем инсценировала "похищение", чтобы мистифицировать общественность и вместе с тем избежать разоблачения и ответственности. Среди коллег, родных и близких Т.И.Слепанды известна как серьёзный учёный и человек кристальной честности, положивший на алтарь науки всю свою жизнь. Остаётся лишь сожалеть о том, что её больше нет с нами и о том, что собранные ею бесценные свидетельства древности столь трагично канули в Лету...
* * *
Заметки Т.И.Слепанды:
По всей видимости невозможно или по крайней мере очень трудно придумать что-то по-настоящему новое. В подавляющем большинстве случаев новое - это действительно "хорошо забытое старое". Даже если взять такую, казалось бы, новинку, как альтернативная история, оспаривающая истинность официальной. Оказывается, это отнюдь не сегодняшнее явление, у современных альтернативщиков были свои предтечи в античности. Это со всей наглядностью (судя по предварительной оценке) демонстрирует нам рукопись No2, найденная в ***. Немалое количество испорченных временем пробелов и трудночитаемых мест всё же позволяют понять, что автор оспаривает общепринятые положения историографии Троянской войны.
Сложно сказать, возникла ли эта идея в эллинистический период античности или появилась позже, по мере распространения римского влияния, когда цивилизационные и культурологические акценты и парадигмы несколько сместились.
Если верить автору рукописи, всё в Троянской эпопее происходило не так. Никто не похищал Елену из Спарты, никто не брал и не сжигал Трои. Гомер и прочие писатели своими полуфантастическими сочинениями запудрили голову всему человечеству. Слепой и нищий бродяга-аэд Гомер жил за счёт подаяний, выступая перед богатыми и знатными слушателями. Пел он, естественно, так, чтобы понравиться им. Тогдашние аристократы и нувориши возводили свои родословные к древним героям, вот Гомер и воспевал этих героев, приписывал им несуществующие подвиги, перечислял их эфемерные заслуги и достоинства. Т.е. тешил самолюбие публики, врал самым беззастенчивым образом, а знать и богачи внимали ему с восторгом и удовольствием и щедро сыпали монеты в его нищенскую миску.
Автор рукописи No2 предлагает подойти к истории непредвзято. Как можно поверить, вопрошает он, что Парис, не обладавший никакими достоинствами, кроме тяги к разгульному образу жизни, сумел увлечь суровую спартанскую царевну, у которой уже был муж - могучий воин Менелай, а до этого не менее могучий любовник - красавец Тесей, настоящая звезда ахейской цивилизации? Не стоит забывать и о том, что родными братьями Елены были знаменитые на всю Ойкумену герои-диоскуры, Кастор и Полидевк. Елена определённо знала толк в мужской доблести, красоте и привлекательности. Она и сама была тяжела на руку - не стеснялась лично лупить служанок, а будучи в Трое, запросто давала леща самой Андромахе... Неужели, став женой Менелая, Елена вдруг сделалась такой неразборчивой и до такой степени наплевала на собственное достоинство, что сломя голову бросилась в объятия посредственного и никчёмного хлыща Париса?
Неужели родственники, слуги и рабы настолько плохо за ней приглядывали, что позволили похитить у себя из-под носа? И неужели троянцы, увидев у себя под стенами громадное греческое войско, предпочли не выдавать беглую жену-блудницу, а вместо этого ввязались в долгую и кровопролитную войну?
Автор старается убедить нас в том, что на самом деле всё было иначе. В действительности Парис был одним из женихов, сватавшихся к Елене - как Менелай и прочие греческие (и не только) цари и царевичи. Старый Приам послал на сватовство никчёмного Париса, а не доблестного Гектора, потому что, во-первых, у Гектора уже была жена, Андромаха, а во-вторых, Парис был старше Гектора, что автоматически делало его потенциальным наследником трона, а значит ему необходима была жена, чтобы обеспечить уже собственных наследников. Всё, о чём до этого помышлял ветренный Парис, так это о пьянках и гулянках, а не о женитьбе.
Выбор Елены - это чисто меркантильный выбор тщеславной, себялюбивой и привыкшей к роскоши бабы. Крохотные и разобщённые греческие царства в то время были жалкими нищебродами по сравнению с Троей, одним из богатейших государств Ойкумены, владевшим доброй половиной Малой Азии.
Никому не нужно было похищать Елену, она сама выбрала жалкого Париса, лишь бы "прописаться" в богатой и могущественной Трое. На выбор повлияло и то, что разгульный Парис не осуждал Елену за внебрачную дочь, плод её греха с Тесеем, и готов был принять жену без необходимой для первого брака девичьей невинности. Он увёз Елену в Трою как свою законную супругу, потому-то троянцы потом и не выдали её грекам - она стала их законной царевной, за которую они готовы были стоять насмерть.
Оскорблённые тем, что им предпочли иностранца, греки, в которых ещё сильны были отголоски родоплеменного высокомерия, сговорились, собрали войско и сообща двинулись на Трою. В действительности это вряд ли была настолько огромная армия, как утверждают писатели и историки. Скорее это была просто банда, больше занимавшаяся грабежами окрестностей, нежели схватками с регулярными троянскими войсками. Потому-то вся эпопея и растянулась на долгих 10 лет, а вовсе не потому, что Посейдон с Аполлоном возвели вокруг города неуязвимую стену.
За 10 лет войны "великие герои" не совершили ничего выдающегося. На десятом году начались взаимные ссоры не добившихся своего вождей и ропот рядовых бойцов, которым всё надоело и которые хотели всё бросить и вернуться наконец домой. Писатели и историки подали это затем как следствие "ссоры Ахилла с Агамемноном".
Доблестный Гектор прикончил Ахилла в первом же бою и забрал его доспехи в качестве трофея. Чтобы скрыть от потомков это возмутительное позорище, писатели и историки придумали какого-то Патрокла, который якобы был другом (и по некоторым данным гомосексуальным любовником) Ахилла и вместе с ним учился воинскому мастерству у кентавра Хирона. Этот-де Патрокл тайком надел доспехи Ахилла и никто его в них не узнал...
Автор рукописи обращает внимание читателей на стоявшие в его времена курганы возле Трои - курганы всех павших героев троянской войны, - и замечает, что никакого кургана Патрокла среди них нет. Стало быть "Патрокл" - это вымысел!
В самый разгар войны к троянцам пришла подмога союзников - эфиопов и амазонок. Но ведь известно, что союзники верны лишь победителям. Если бы троянцы проигрывали, все союзники их бы тотчас же бросили.
Наконец греки сами запросили мира и в качестве своеобразного символического искупления возвели на берегу огромную статую деревянного коня, а потом ни с чем уплыли домой. Историю с отрядом хитроумного Одиссея, который спрятался внутри коня и затем поджёг Трою, сочинили специально, чтобы не было так стыдно из-за бесславного поражения. (Здесь автор проводит аналогию с царём Ксерксом, которого греки победили в ходе греко-персидских войн. Вернувшись в Персию, побеждённый Ксеркс объявил подданным, что это он победил греков.)
Греки уплывали из Трои порознь, наспех, в непогоду. Так не бывает после славной победы и дележа трофеев, так бывает после позорного провала и взаимных раздоров. На родине "героев" приняли соответственно: Агамемнона убили, Диомеда изгнали, у Одиссея разграбили имущество... Разве так встречают победителей? Скорее так встречают опростоволосившихся неудачников, надававших множество обещаний и не оправдавших всеобщих надежд. Кто готов с пониманием отнестись к вожаку, угробившему 10 лет жизни и несколько тысяч своих подданных на сомнительную авантюру и вернувшегося с пустыми руками? Разумеется, таких вожаков не щадят.
А что же "побеждённые" троянцы? Эней обосновался в Италии, Гелен в Эпире, Антенор в Венеции... Они совсем не похожи на несчастных беглецов, спасающих свои жизни, они больше похожи на тех, кто расширяет свои владения и сферы влияния - как на суше, так и на море. Во всех этих регионах до сих пор (имеется в виду время жизни автора рукописи) стоят сильные, могучие города, тогда как Микенская Греция, Греция Агамемнона, Ахилла, Одиссея, Геракла, Тесея и Менелая давно исчезла с лица земли...
Рукописи No1, No3 и No4, найденные в ***, *** и ***, напротив, не отрицают традиционную историографию Троянской войны, лишь описывают её как нечто глобальное, навроде Крестового похода, а не как сугубо локальный конфликт, вызванный спором за право владеть Дарданеллами и, соответственно, взымать мзду за проход торговых судов.
Согласно авторам этих рукописей, вся тогдашняя Крито-Микенская Греция вложилась в данный поход (материально), в надежде на солидные дивиденды после победы.
Поначалу кампания шла успешно. Ахейские войска, подобно саранче, прошли насквозь всё Троянское царство и полностью его опустошили. За Троадой, в центре Малой Азии, располагалось Хеттское царство; греки заодно разграбили и его. Затем, погрузив солидную добычу на корабли, они прошли южнее и атаковали финикийские земли на территории нынешней Палестины, где в их руки попало ещё немало богатств.
Если бы греки на этом остановились и вернулись домой, Микенская цивилизация процветала бы ещё многие века и вся дальнейшая история Европы пошла бы по-другому. Но опьянённых успехами ахейцев угораздило пойти дальше и напасть на Египет.
Государство фараонов в то время находилось как раз в зените своей славы и своего могущества. Отягощённые добычей и изнурённые десятью годами непрерывных боёв, греки не были равными соперниками тогдашним египтянам. Войска и флот фараона перебили и утопили всех, а немногих выживших взяли в рабство. Обратно в Элладу не вернулся никто...
Это стало колоссальным экономическим ударом для Микенской цивилизации, столько средств вложившей в снаряжение войска. Расчёты не оправдались, Крестовый поход против государств Азии не окупился. А самое страшное, что произошла ещё и демографическая катастрофа, потому что на войну ушло всё взрослое мужское население. Остались лишь бабы, старики и дети. Пока армия существовала и совершала победы, никто из воинственных соседей Эллады не трогал этих баб, стариков и детей. Но едва лишь египтяне отправили ахейскую армаду на корм рыбам, ситуация изменилась. Бабы, старики и дети очутились один на один со всем враждебным миром и некому стало их защитить. Некому стало даже просто работать, потому что рабы теперь стали совсем по-другому поглядывать на своих хозяев...
Ситуацией быстро воспользовались греки-дорийцы, северные соседи ахейцев, не менее воинственные, но гораздо менее цивилизованные и культурные. Они захватили микенскую Аттику и эта уникальная высокоразвитая цивилизация Бронзового века перестала существовать. На несколько веков вся Эллада погрузилась в некое подобие сумерек средневековья, ознаменовавшееся всеобщим и повсеместным упадком и деградацией.
Лишь века спустя на этой земле вновь воссияла цивилизация, цивилизация классической Греции Платона и Аристотеля, Пифагора и Сократа, но это уже была другая Греция...
Указанные рукописи - это по сути своей плач по утраченной Микенской цивилизации, погибшей по вине самонадеянных ахейцев.
Остальные рукописи, начиная с No5, найденные в *** и далее, вплоть до ***, затрагивают не столько историографию, сколько мифологию Троянской войны и вносят в неё местами дополнения, а местами поправки. (Перевести для примера рукопись No5 как наиболее лёгкую и наиболее полно сохранившуюся.)
* * *
Пробный и несколько вольный перевод пергаментной рукописи No5, выполненный Т.И.Слепанды:
Высоко над землёй вздымается гора Олимп, чья вершина скрыта за густыми и непроницаемыми облаками. Так распорядились боги, чтобы никому из смертных не были видны их чертоги. Есть у смертных одна неприятная черта: увидят что-нибудь диковинное, столпятся вокруг и давай таращиться, глаза пялить. А ведь олимпийские чертоги - это не просто какое-то диво, это обитель бессмертных. К ней люди так взглядами прилипнут, что будут глазеть, пока не умрут. С места не сдвинутся, позабудут про еду, сон, детей и повседневные обязанности. Безо всякого девкалионова потопа исчезнет с земли род людской... Ну, по крайней мере греки. Над кем тогда Олимпийские боги будут властвовать?
Почти все Олимпийцы живут в сияющих чертогах на вершине горы, кроме одного - хромого и уродливого Гефеста. Намного ниже обители бессмертных, глубоко в толще горы высечена широкая разветвлённая пещера. Она запрятана в недрах Олимпа столь тщательно, что ни одного удара по наковальне не доносится до вершины, до слуха богов. Здесь, в своей кузнице, Гефест коротает дни и ночи.
Сын Зевса и Геры нелюбим своими родителями, ими же он и изуродован. Для остальных богов Гефест служит ходячим посмешищем и объектом нескончаемых издёвок. Над ним глумятся, его дразнят, ему придумывают обидные и унизительные прозвища. На частых пиршествах Гефест нежеланный участник, да он и не особо туда стремится. Ему не по душе возлежать за столом, вкушать амброзию и нектар, любоваться танцами нимф и слушать лиру Аполлона или флейту Диониса. Его могучее коренастое тело и грубые сильные руки требуют постоянной работы, настоящей, тяжёлой работы.
Главная обязанность Гефеста - ковать молнии для Зевса. Регулярно, в положенный срок, их приходит забирать Афина, давняя подруга и родная сестра бога-кузнеца, его соратница во многих славных деяниях. Гефест и Афина бок о бок сражались с гигантами на Флегрейских полях. Гиганты, громадные и чудовищные отродья Урана и Геи, осмелились бросить вызов Олимпийским богам и за это были истреблены все до единого. Впоследствии эту битву, от которой дрожали земля и небеса, назвали "гигантомахией". Гефест тогда кое-как сразил Миманта, а Афина не без труда расправилась с Паллантом и, поскольку её доспехи на тот момент были измочалены вдрызг, она содрала с поверженного великана его крепкую шкуру и натянула на себя вместо доспехов, толком не вытерев с неё кровь. Когда она предстала перед остальными гигантами в столь устрашающем виде, они на мгновение застыли от ужаса, а богиня, не долго думая, вскочила в свою колесницу и на всём скаку метнула в Энцелада первым попавшимся под руку камнем. Этим камнем был нынешний остров Сицилия... Остальные гиганты так и таращились на Афину, позабыв, что к её щиту прибита голова Медузы Горгоны, которую с помощью богини добыл Персей и затем преподнёс в дар своей покровительнице. Ожидая атаки гигантов, Афина инстинктивно закрылась щитом и все отродья тотчас же окаменели, превратились в горы, которые и по сей день высятся в Аркадии.
Афина единственная, кто не унижает и не травит уродливого кузнеца, и она единственная из бессмертных, кто ему по-настоящему нравится. К остальным Гефест равнодушен, даже к тем, кто делил с ним ложе и рожал ему детей, а вот Афина - та совсем другое дело. Мудрая, сильная, прекрасная, величественная, грозная. На взгляд Гефеста - идеальная женщина. Дочь Зевса и Метиды, по силе ничуть не уступает громовержцу и при этом её преданность ему абсолютна. Воистину Афина эталон верности. Тучегонитель Зевс доверяет ей хранить у себя его молнии, зная, что у Афины они в надёжной сохранности.
С Афиной шутки плохи. Она безжалостно карает за малейшую провинность. Никто в здравом уме даже не пытается с нею связываться. Вот и Гефест, когда Афина снисходит с Олимпийских высот в его кузницу, не пытается с ней флиртовать, хотя больше всего на свете желает признаться Палладе Промахос в своих чувствах. Будь его воля, он бы женился на ней без раздумий. И что с того, что они брат и сестра? Зевс с Герой, родители Гефеста, тоже брат и сестра, а между тем преспокойно живут в браке.
К сожалению, Афина способна лишь на крепкую дружбу и ни на что больше. За свою жизнь она ни разу ни с кем не крутила любовных отношений. Среди Олимпийцев таких недотрог всего двое - она и Артемида. Злые языки сплетничают о том, что Афина пару раз всё-таки согрешила с кем-то и родила, например, Эрихтония, но Гефест знает, что это ложь. Всем же известно, что Афина - Парфенос, то есть "дева". Её не познал ещё ни один мужчина, а значит детей у неё быть не может, тем более таких, как Эрихтоний. Афина лишь любезно взяла его на воспитание и в результате из Эрихтония получился не худший в Аттике царь. Гефест действительно знает это лучше кого бы то ни было, потому что Эрихтоний - его сын. Плод его греха. Как знать, если бы детей Гефесту в законном браке рожала Афина, быть может тогда от его семени не рождались бы сплошные уроды, как змеехвостый Эрихтоний...
Но Афина воспринимает Гефеста всего лишь как друга и как брата. Он выяснил это давным-давно, ещё когда на заре времён они вместе с Афиной обучали первых людей ремёслам. Афина тогда ясно дала понять, что никому из живущих не бывать её мужем. Она из тех женщин, кто возвёл целомудрие в принцип. Не то что прикоснуться, она даже увидеть себя голой никому не позволяет. Несчастный Тиресий был ею моментально ослеплён, когда случайно увидел, как она купалась. Афина даже родилась в одежде - в доспехах и с оружием.
К её чести, она хоть сурова и вспыльчива, зато и остывает быстро. Того же Тиресия поначалу ослепила, а затем пожалела о содеянном и в качестве компенсации за травму сделала величайшим в мире прорицателем. До слепоты этого пастуха ни одна собака не знала, а теперь сидит за одним столом с царями. Агамемнон, Одиссей, Менелай, Нестор, Аякс, Диомед, Ахилл и прочие без него никуда. Когда задумали идти войной на Трою, к кому первым делом за советом - к Тиресию!
В своей пещере-кузнице Гефест работает не только над зевесовыми молниями. Здесь он изготовил опочивальню для Геры, упряжку медных быков для колхидца Ээта, венец для Пандоры, цепи для Прометея и многое другое. Бог-кузнец знает, что на Олимпе его не любят, презирают, считают уродом, но всё равно не могут без него обойтись, то и дело просят что-нибудь сделать - и он делает, потому что без работы не может жить.
По пещере вокруг Гефеста туда-сюда снуют его механические слуги, которых он изготовил из меди. Изготовил по необходимости - никто живой, из плоти и крови, не смог бы постоянно находиться в невыносимом кузнечном чаду. Медные слуги раздувают в горне огонь, подносят хозяину заготовки и инструмент, помогают ковать, прибираются, готовят кушанья, устраивают хозяину регулярные вечерние омовения... Гефест не только работает в пещере, здесь он ест и спит. Живёт. Пещера достаточно просторна, с обширными залами и гротами. Здесь достаточно места и для мастерской, и для склада заготовок, и для опочивальни, и для всего остального.
Прямого выхода в божественные чертоги пещера не имеет. Олимпийцы не желают, чтобы к ним наверх поднимались кузнечные чад и гарь. На одном из склонов горы, скрытый так, чтобы его не смог отыскать ни один смертный, расположен вход в пещеру-кузницу. Подобно остальным богам, Гефест не хочет, чтобы смертные беспокоили его понапрасну.
Гефест - бог-изгой. Зевс и Гера были бы в шоке от идеи женить постылого сыночка на Афине (да и сама Афина далека от мысли соединить с кем-либо жизнь, создать семью и нарожать детей). Вместо этого хромому кузнецу придумали новое унижение - против воли женили на шлюхе-Афродите, на женщине, которой даже в общих чертах не ведомо понятие супружеской верности. И любой другой верности тоже. Напротив, она постоянно пеняет Гефесту за его верность Олимпийцам.
Афродита блудит с кем попало, направо и налево. Бог ли, смертный - для неё нет никакой разницы, она готова залезть в постель к любому. Особенно часто она делит ложе со своим братцем Аресом. Нарожала ему странных и даже жутковатых детей - Фобоса, Деймоса, Эрота... А Гермесу и вовсе родила несуразного Гермафродита, глядя на которого, не поймёшь толком - то ли перед тобой мужик, то ли баба.
И стоило лишь Гефесту помянуть свою суженую, как она и сама тут как тут. Снаружи до слуха кузнеца донёсся характерный шум, издаваемый упряжкой и свитой богини. Его ни с чем нельзя было спутать, ведь только Афродита впрягала в колесницу целую стаю оглушительно чирикающих воробьёв. Никто, даже она сама не смогла бы сказать точно, сколько именно там воробьёв - тысяча или миллион.
Куда бы она не направилась (исключая её любовные похождения), Афродиту постоянно сопровождала целая толпа нимф и харит - её собственных дочерей от Диониса, - не замолкающих ни на миг болтушек, сплетниц и насмешниц. Неизвестно, кто трещал и щебетал громче - они или миллион воробьёв в упряжке. Гефест спокойно воспринимал оглушительный грохот своего молота по наковальне, но вот свиту жёнушки терпеть не мог. От её галдежа и от этих воробьёв у него начинала болеть голова. Поэтому он никогда не выходил из пещеры навстречу супруге, хоть этого и требовали элементарные нормы приличия.
Богиня любви вынужденно терпела это и когда время от времени навещала своего муженька, не стеснялась заходить в пещеру сама, одна. Нимфы и хариты морщили носы и наотрез отказывались дышать чадом и гарью. Афродита всегда оставляла их снаружи, под охраной усмирённой волчьей стаи и громадных медведей. В пещеру вслед за ней решались войти лишь два льва, её непосредственная охрана. Эти животные были настолько велики и свирепы, словно их взяли из одного помета с Немейским чудовищем. Впрочем, свирепы они были лишь с посторонними, а с Афродитой вели себя ласково, как котята.
Пройдя по длинному, узкому проходу, Афродита очутилась в просторной зале, где тотчас же расположилась на удобном ложе, откуда ей была видна мастерская с горном и наковальней. Один из львов улёгся у её ног и принялся тереться мордой о её нежно-розовые ступни, другой улёгся возле головы. Афродита рассеянно запустила руку в его густую гриву, наблюдая за работающим супругом.
Бог-кузнец трудился над доспехами для Ахилла, делая вид, что ему безразличен визит жены. На самом деле это было не совсем так. Какой бы распутной она ни была, Гефест не мог отрицать очевидного: Афродита оставалась прекраснейшей и соблазнительнейшей из бессмертных - и это после стольких-то беременностей и родов.
Золотые украшения, которыми богиня любви была увешана с головы до ног, лишь подчёркивали её совершенство. Голову Афродиты венчала золотая тиара, сверкающая множеством драгоценных камней. Тиара была искусно вплетена в высокую причёску, по эллинской моде. Афродита сняла её, распустила густые, шелковистые, слегка вьющиеся волосы, позволив им свободно упасть на обнажённые плечи, и принялась неторопливо расчёсывать их золотым гребнем.
В отличие от лоснящегося от пота тела Гефеста, прикрытого кожаным кузнечным фартуком, изящное и стройное тело богини никогда не знало физического труда, равно как не знало и одежды - в общепринятом смысле этого слова. Обычно всё её облачение составляли либо обильные украшения, либо хитроумно сплетённые из фиалок, нарциссов, анемонов и лилий повязки, едва-едва прикрывавшие грудь и пах. Богиня и сейчас вошла в пещеру в таких повязках, однако нежные цветы не выдержали чада и жара, осыпались при первых же шагах.
Маленькие ножки Афродиты сроду не знали тесной и жёсткой обуви. Она всегда ходила босиком и не ощущала при этом никакого дискомфорта. Богиня любви любила не только постельные утехи, она любила всё сущее и всё сущее старалось отвечать ей тем же. Ни один камешек, ни одна колючка не посмели бы её уколоть или поранить. Богиня спокойно могла бы войти голышом в густые заросли крапивы и не получить ни единого ожога. Никакая грязь не смела её испачкать. Даже здесь, в кузнице, частицы гари, витавшие под потолком пещеры и оседавшие на всём и на всех, словно обтекали фигуру Афродиты, не касаясь её.
Механические слуги поднесли хозяйке чаши с амброзией и нектаром. С лёгкой гримасой неудовольствия Афродита мотнула головой, отсылая их прочь. Она недолюбливала медные творения Гефеста; к тому же она не трапезничать сюда пришла.
- Над чем трудишься, дорогой? - наконец нарушила она молчание.
Если бы голосовые связки считались музыкальным инструментом, Афродита смогла бы посоревноваться и с лирой Аполлона и с флейтой Диониса. Её речь звучала сладостнее и нежнее любых песен Сирен - этих полурыб-людоедок, дочерей высокомерной Мельпомены.
Гефест неслышно выругался. Когда жена находилась рядом, у него никак не получалось сосредоточиться на работе. Всё его естество пылало от вожделения. Он не любил и презирал супругу за блуд, но не мог не думать о её теле. Такова была сила богини любви - ни бог, ни смертный не могли перед ней устоять. Более того, любая вещь, когда-либо побывавшая у Афродиты, начинала обладать привораживающими свойствами. Зная об этом, Гера (отнюдь не первая красавица на Олимпе) однажды заставила Афродиту отдать ей свой пояс. Царица богов в очередной раз рассорилась с Зевсом и надеялась посредством волшебного пояса пробудить в нём вожделение и в итоге помириться - через постель.
- Делаю новые доспехи для Ахилла, - с трудом выдавил из себя Гефест, надеясь, что жена удовлетворится этим и уйдёт. Выгнать Афродиту силой он не мог, а общаться с ней не хотел. В присутствии богини любви всякая воля покидала бога-кузнеца. Нелюбимая жена имела над ним больше власти, чем он над ней.
- М-м, Ахилл! - сардонически хмыкнула Афродита. - Славный ахейский герой... Полагаю, не он сам попросил тебя о доспехах. Где ж ему, бедолаге, сыскать на это время? То на один невольничий рынок надо рабов везти, то на другой... Небось совсем с ног сбился, бедняжка... Наверняка кто-нибудь из Олимпийцев тебе приказал? Дай-ка угадаю. Гера? Нет-нет, она ведь тебя видеть не может, её от тебя тошнит. Может Зевс? Или Афина?
- Фетида, - процедил сквозь зубы Гефест.
- Ах эта! - презрительно фыркнула Афродита. - Ну, ясно. Мамашка грязного мародёра, любителя воевать с безоружными крестьянами и рыбаками! Она часом не упоминала, он ещё не все берега Азии разорил, не всех её жителей продал ионийцам и египтянам в рабство? Всё ж как-никак десять лет почти этим промышляет. Умаялся поди, герой-то наш доблестный! Единственная отрада - наверняка солидные деньги на этом наварил. Вот что значит вовремя и кстати разругаться с Агамемноном и обзавестись правильными покровителями. Они и подскажут, и направят... Одна Афина чего стоит!
- Довольно! - Гефест хотел рявкнуть на жену, но рявкнуть не получилось. Голос предательски дрогнул, а лицо залилось краской. Бог-кузнец всегда краснел, когда посторонние упоминали при нём Афину.
В отличие от него Афродита повысила голос без труда:
- Довольно - что? - прогремело на всю пещеру. - Довольно хотеть от законного супруга, чтобы он перестал быть тряпкой и не пресмыкался покорно перед теми, кто унижает и ненавидит его, кто сделал его калекой и уродом? Уж извини, дорогой, но - нет!
Богиня привстала на ложе и гордо выпрямилась.
- Хоть раз в жизни покажи себя мужиком. Топни ногой, стукни кулаком по столу, крепко выругайся, но не делай этих доспехов проклятому Ахиллу. Ты такой щепетильный, когда дело касается моих добродетелей, так куда же делась твоя щепетильность в отношении добродетелей пелеева отпрыска? Великий герой Эллады - трусливый и подлый мародёр, разбойник и работорговец. М-м, что скажешь? А как насчёт его соучастия в чудовищном злодеянии в Авлиде, когда Агамемнон заманил туда от имени Ахилла глупенькую Ифигению, сдуру втрескавшуюся в "великого героя"? Наивная дурочка понеслась, не чуя ног, как ей казалось, навстречу своему счастью, а вместо этого попала на алтарь, где Агамемнон, Нестор, Калхант, Ахилл и прочие палачи принесли её в жертву, чтобы греки смогли отплыть в Трою. Хорошо, что у засранки Артемиды проснулась совесть и она в самый последний момент увела девчушку из-под ножа... В наших родственниках, Гефест, иногда просыпается какая-то странная тяга к человечине, словно мы грязные африканские божки, а не Олимпийцы. Вот скажи, неужели все мои грехи перевешивают грехи тех, ради кого ты стараешься? Неужели вся эта твоя принципиальность настолько фальшива?
Бог-кузнец с силой вдарил молотом по наковальне. Гора в ответ мелко-мелко задрожала.
- Ты мои принципы не трожь, - тихо проговорил он. - Они были, есть и будут, и они нерушимы. Ты лучше на себя посмотри, да посмотри внимательно. Почему ты так нетерпима к семье, Афродита? Мы же все одна большая семья! А ты всегда говоришь и делаешь только наперекор, тебе лишь бы поперёк, лишь бы не так! Этим-то ты и гневишь наших царя и царицу, неужели тебе не ясно? И вот опять: началась война и ты сразу же встала на сторону троянцев. Зачем? Я ещё могу понять Посейдона с Аполлоном, у них-то с дарданцами давний уговор, но ты-то каким боком в их компанию затесалась? В чём твоя-то корысть? Неужто из-за того, что Парис потешил твоё самолюбие и вручил яблоко "Прекраснейшей!" тебе?
- Парис был честен, только и всего, - пожала плечами Афродита. - Кому же ещё он мог вручить яблоко? Перезрелой Гере или солдафонке Афине? Не смеши! И дураку ясно, что прекраснейшая - это я. Я и отблагодарила Париса соответственно, сообразно его темпераменту и предпочтениям. Думаешь, ему бы пригодились дары Геры и Афины? По-твоему, такого человека, как Парис, интересуют власть и военные победы? Вспомни, какую жизнь он вёл до знакомства с Еленой, этот бабник и завсегдатай всех вечеринок. Какая, в Тартар, власть, какие военные победы? Настоящей наградой такому человеку могла быть лишь смазливая, сочная и фигуристая бабёнка, по которой сохнут все мужики Ойкумены. Я и дала ему такую бабу. И, кстати, Парис меня приятно удивил, когда не стал воротить нос от той, кто уже нагуляла ребёночка от Тесея...
- Вот только она бросила этого ребёночка в Спарте, - не преминул напомнить Гефест.
- Не бросила, а оставила в тихом и спокойном месте, - поправила его Афродита, - где, если ты не заметил, в данный момент нет войны. Оставила под присмотром заботливых родных и близких. Как мать, Елена намного лучше той, кого ты знаешь.
Гефест сообразил, что Афродита намекает на его мать, Геру, покалечившую собственного младенца лишь за то, что он ей не понравился - не родился красавчиком, как Аполлон или Ганимед.
Привыкший работать руками, Гефест не умел красиво говорить и складно выражать свои мысли. Состязаться в споре с Афродитой ему было физически тяжело, потому-то её редкие визиты и были ему в тягость.
- Не в Олимпийцах вовсе дело, - сказал он, наконец сформулировав ответ на упрёки жены. - Просто я не иду против устоявшегося миропорядка...
Афродита моментально ухватилась за эти слова:
- МироПОРЯДОК уже по определению подразумевает порядок, тогда как ложь не имеет с порядком ничего общего, ибо умножает и усиливает хаотизацию. Олимпийцы же постоянно врут, они совсем изоврались, Гефест. Даже твоя ненаглядная Афина, не говоря уже про морскую жабу Фетиду.
- Ну вот опять, - вздохнул Гефест. - Зачем ты снова на всех наговариваешь?
- Наговариваю? Отнюдь. Фетида сказала тебе, зачем её любимому сынульке новые доспехи?
С тоской посмотрев на работу, к которой ему, судя по всему, ещё не скоро позволят вернуться, Гефест снова вздохнул.
- Патрокл взял старые доспехи Ахилла, чтобы мирмидонцы...
- Нет-нет-нет! - замахала на него руками Афродита. - Зачем Ахиллу вообще доспехи, ведь он же неуязвим? Фетида всем нам уши прожужжала своими россказнями про то, как закаляла сынульку в огне, натирала амброзией, купала в водах Стикса... Она хвалилась этим всем и каждому, чуть плешь нам своими баснями не проела. Уязвима у Ахилла лишь одна пятка, куда Аполлон давно мечтает влепить стрелу. Ну так и сделай ему броню для одной пятки, целый-то доспех ему зачем?
Гефест печально покачал головой:
- Ты вся прямо сочишься желчью, Афродита. В твоих словах сплошные яд и сарказм. Сама-то ты зачем уговорила Ареса сражаться за троянцев, наперекор Зевсу? Наплодили с ним детей, ну так и нянчились бы с ними. Чего вас обоих потянуло на войну, да ещё не на той стороне?
- Наши дети вполне взрослые, с ними не нужно нянчиться, - огрызнулась Афродита. - Ты бы это знал, если б чаще бывал в чертогах. Ах да, тебя же туда не приглашают! Сам-то с Эрихтонием много нянчился, праведник ты наш? Что до Ареса, не буду скрывать, он любит битвы и пошёл бы воевать с кем угодно, но он выбрал сторону троянцев, потому что любит меня, по-настоящему любит. Как тебя все считают уродом и посмешищем, так и его все почему-то считают тупым куском мяса, горой мускулов с одной извилиной. Почему-то никто не верит, что Арес способен на крепкую и искреннюю любовь, а он способен, да ещё как! Да, я нарожала ему детей - и что? Я их много кому рожала. Дети - это счастье, дети - это будущее, дети - это радость материнства. Я и дальше с удовольствием буду рожать. Арес не только силён, но и красив - как и все мужчины, с которыми я делила ложе. Что плохого в том, чтобы хотеть детей от красивого мужчины, раз я сама красива? Ведь тогда и дети родятся красивыми, а я хочу, чтобы мои детки были красивыми. Разве не великолепна моя Гармония? Или Эрот? Даже Фобос с Деймосом красивы - особенной, зловещей красотой. Мои хариты красивы. Гермафродит хоть и странен, но тем не менее тоже красив. А что насчёт твоих детей, Гефест? Хоть одного из них можно назвать красивым? Кого? Огнедышащего людоеда Какия? Тошнотворного вонючку Ардала? Змеехвостого Эрихтония? Это что вообще за существа такие, м-м? Может поэтому Афина тебя к себе не подпускает? Хотя навряд ли, скорее всего у неё ещё один бронзовый шлем вместо матки...
- Прекрати! - сердито воскликнул Гефест, замахиваясь на жену молотом. Афродита лишь бровью повела и руки бога-кузнеца безжизненно опустились.
- Если уж зашла речь о детях, мой дорогой, тебе не следовало забывать о ещё одном моём сыночке, Энее, который сейчас как раз защищает Трою. Ну и дурацкий же ты вопрос задал, муженёк, когда спросил, ради чего я помогаю троянцам. Я помогаю всем моим детям, не делю их на рождённых от людей и от бесмертных. Для меня все они равнозначны. Они не пустое место, Гефест. Арес знает, как я буду страдать, если мой Эней погибнет или станет рабом ахейцев. Ему плевать, что это сын от другого мужчины. Ради моего счастья Арес готов горы свернуть. Перед ним ни секунды не стояло вопроса, за кого сражаться в этой войне.
- И не стыдно тебе, - тихо молвил Гефест, - признаваться в любви одному, а детей рожать от многих?
- Пф! - Афродита громко фыркнула. - Правило моногамии, насколько я помню, боги установили для людей. Нам-то самим с чего ему следовать? Кто среди Олимпийцев не полигамен, у кого нет связей на стороне? Может ваш с Афиной папенька Зевс - образец благочестия и супружеской верности? То, что мы с Аресом любим спать друг с другом, не означает, что мы этим должны ограничиваться. Я сплю, с кем хочу, и он спит, с кем хочет. Не известно ещё, у кого из нас с ним больше детей на стороне. Мне-то каждого приходится вынашивать самостоятельно, стараясь делать продолжительные перерывы между родами, чтобы восстановить силы и прийти в форму, а ему достаточно лишь разбрызгать семя. В этом смысле вам, мужикам, гораздо удобнее и проще. Помнишь, как ты совершал уединённую прогулку, грезил о несравненной Афине и ласкал себя рукой между ног? Вроде бы твоё семя просто упало на землю, а Гея возьми да и роди Эрихтония!
Афродита звонко расхохоталась.
- Так что ты тоже настругал целый выводок детишек от разных баб, Гефест. Не тебе меня в этом упрекать. Ты только законной супруге никак не можешь присунуть. Похоже, ты станешь единственным, с кем мне ничего не светит. И надо ж было случиться, что именно такого тюфяка мне всучили в мужья!
Богиня любви раскинулась на ложе, бесстыдно выставив напоказ все свои прелести.
- Может всё-таки попробуем, а, муженёк? Ну же, вот она я, доступная, согласная, готовая на всё. Иди ко мне. Возьми меня, возьми хотя бы раз. Ужель я хуже Антиклеи, Кабиро или Аглаи, с которыми ты почему-то не стесняешься крутить шуры-муры? Думаешь, я ничего про вас не знаю?
Гефест задрожал от бушевавшей внутри него яростной борьбы между принципами, вынуждавшими его презирать Афродиту, и плотским вожделением к ней. Всякий раз, когда она приходила, ему приходилось делать над собой колоссальное усилие и прилагать колоссальную волю.
Понурившись, он стоял у наковальни, в окружении бессловесных слуг, готовых ждать сколь угодно, пока хозяин снова не начнёт работать или не отдаст им какое-либо распоряжение.
Афродита разочарованно отвернулась.
- Ну вот опять... Так и знала...
В пещере повисла тишина, нарушаемая лишь шумом мехов, которыми "медные куклы", как их презрительно звала Афродита, продолжали раздувать угли в горне.
- Я всех и всё люблю, - наконец заговорила богиня, - всем и всему желаю самого лучшего, потому что мне самой этого никто не желал, Гефест. Однако и у моей любви есть предел! Есть те, кого я ненавижу лютой ненавистью!
Схватив подушку, богиня с силой швырнула её в стену. Огромные львы беспокойно заворчали и заёрзали.
- По несчастливому совпадению, Гефест, это те, от чьего семени и в чьей утробе ты родился. Наши владыки. Творцы, как ты выражаешься, "установившие миропорядок". Дело в том, что мне-то они никто. Седьмая вода на киселе. На самом деле я дочь Урана, Гефест. Родилась в тот миг, когда его убивал Кронос, твой проклятый дед-титан. Капли крови Урана упали в морскую пену и из неё вышла я. Вышла и первое, что увидела, это своего убиенного родителя. В те времена Нерей был единственным, кто заботился обо мне и хорошо ко мне относился. А когда Зевс прикончил папашку и занял его место, он поначалу не знал, что со мной делать. Моя жизнь тогда висела на волоске, пока тучегонитель решал, представляю я для него опасность или нет. В обмен на жизнь мне было велено говорить всем, что я дочь Кронида и какой-то Дионы и помалкивать о широко распространённой у вас в семейке практике отцеубийства. Как тебе, м-м? Видишь, я при всём желании не могу быть сестрой Ареса. Я старше него, старше Зевса, старше тебя, старше вообще всех Олимпийцев. Я не виновата в том, что ты там себе про меня навыдумывал.
Потрясённый Гефест невольно разжал пальцы. Молот выпал из его руки и гора отозвалась на его падение низким гулом.
Голос богини любви звучал спокойно и ровно, словно она говорила о вещах, давно переставших её волновать, о вещах, с которыми она давно свыклась, словно внутри у неё давно всё перегорело.
- На самом деле у нас с тобой гораздо больше общего, чем ты готов признать, Гефест, - продолжала она. - Нам обоим позволяют жить в обмен на постоянные оскорбления и унижения. Подумать только, обозвать меня - меня! - дочерью Зевса и какой-то кошёлки Дионы! Кто она вообще такая, эта Диона? Выдать меня - меня! - замуж за самого уродливого бога! Просто так взять и отнять мой любимый пояс, словно я чем-то обязана этой фифе Гере! Увести у меня моего любимого Адониса, словно я чем-то уступаю этой подземной замухрыжке Персефоне! И ладно увести, Артемида его вообще погубила, эта дрянь, дикарка! Они с Персефоной весьма самонадеянно мнят себя равными мне, но ничего, я ещё с ними поквитаюсь! Арес - тот ни разу не сказал и не сделал мне ничего дурного. Хотя, по мнению остальных, это от того, что он слишком туп...
Афродита поднялась с ложа, подошла к Гефесту и обняла его сзади, прижавшись к широкой спине и ощущая, как от её прикосновений дрожит могучее тело.
- Помнишь, как все веселились, когда заставили тебя приковать нас с Аресом к ложу невидимой сетью? Как все толпились вокруг и ухахатывались, когда мы спросонья, ничего не понимая, барахтались на простынях и безуспешно пытались высвободиться? Чудесные забавы у тех, кому ты хранишь верность, не так ли? Хотя и уступают забавам Олимпийцев со смертными - тех вообще брюхатят направо и налево, убивают, уродуют, превращают в животных или в чудовищ... А как ловко подшутили над Мидасом, м-м? Какой блеск творческого воображения, какая фантазия!
Афродита запустила руки под фартук Гефеста и пробежалась ноготками по его мускулистой груди, поросшей жёсткими курчавыми волосами - как у всех мужчин-южан.
- Ну и наконец самое главное оскорбление и унижение: нас обоих принудительно связали браком ни с тем, с кем бы хотелось. Думаешь, я не замечаю, как ты смотришь на Афину, как реагируешь на любое упоминание о ней? Ты готов целовать подошвы её сандалий, но она такова, какой породил её Зевс - бесчувственная машина для убийства, умная, сообразительная и оттого более страшная и опасная, чем Арес. Захоти Зевс, он бы породил её другой, более приятной и женственной, да в том-то и дело, что он не захотел. Ведь ему нужна именно такая помощница - бесчувственная, не колеблющаяся, не рассуждающая, готовая в любой момент карать неугодных. Не врагов, Гефест, а неугодных. Это разные вещи. Думаешь, если однажды ты станешь неугодным, Афина дрогнет? Как бы не так, муженёк, она тебя прикончит и глазом не моргнёт. Низвергнет в Тартар или чего пострашнее учинит... Знаешь, о чём судачат бессмертные женщины у неё за спиной? Насколько Афина мужиковата. Бывают ли у неё, например, месячные? Есть ли у неё вагина или же она ниже пояса как мой Гермафродит? А её маленькая невзрачная грудка - настоящая или же Афина что-то подкладывает под доспех? Так что ты не слишком-то обольщайся на её счёт. Она верна лишь Зевсу, а остальные для неё ничего не значат, она ни в грош не ставит даже друзей. Ты в курсе, что это она помогла Прометею похитить у тебя огонь? Хороша подруга, нечего сказать. Помнишь, что было потом? Громовержец чуть тебя не убил, обзывал растяпой и другими нехорошими словами; Прометея вообще к скале приковали, а что сделали Афине? Ни-че-го. Единственным козлом отпущения стал Прометей. До сих пор бы, бедняга, печенью расплачивался, если б не Геракл. А с Афины как с гуся вода. Здорово она вас обоих подставила? Эх мужики, мужики, вы иногда бываете такими слепыми, такими бестолковыми...
Не выпуская мужа из объятий, Афродита передвинулась чуть вбок, чтобы заглянуть из-за плеча в страдальчески искажённое лицо Гефеста.
- По-нормальному это называется "воровством", дорогой. Твоя разлюбезная Афина попросту тебя обокрала, дурачок, и потом свалила всю вину на вас с Прометеем. Он позарился на огонь, ты его прошляпил, а она как бы ни при чём. Но ты и дальше можешь её идеализировать, можешь и дальше перед всей семейкой расстилаться. Считай Афину наилучшей, считай её моей полной противоположностью, более удачной, более качественной, и не вспоминай, к примеру, о несчастной Арахне. В чём была вина этой трудолюбивой девушки? Исключительно в том, что руки у неё росли из правильного места. Арахна в честном соревновании победила рукожопую Афину, не жульничала и не мухлевала, как любят делать, кстати, Олимпийцы. И что же она получила в награду за своё мастерство и трудолюбие? Вместо того, чтобы честно признать поражение и перестать уже корчить из себя совершенство, твоя ненаглядная Афина превратила Арахну в паука. Ай да богиня справедливости! Вот, что значит справедливость по-олимпийски, Гефест!
Богиня любви выпустила мужа из объятий и встала рядом с ним, подбоченясь и не обращая внимания на жар, идущий от горна.
- Ты прав, я всё делаю поперёк, наперекор, вопреки - это моя форма протеста против такой вот "справедливости" и такого вот "порядка", против постоянных оскорблений и унижений. А у тебя какая? Никакой? Ты мужик вообще, Гефест? Ну же, брось эти доспехи, Ахилл всё равно обречён. Кентавр Хирон предвидел это давным-давно. Вот увидишь, Аполлон обязательно найдёт способ погубить дерзкого ахейца. Пойдём со мной на ложе, муженёк, утонем в пучине любви и страсти... - Афродита теребила и тормошила застывшего как статуя Гефеста. - Прильни ко мне, давай, покажи, что твоё тело сильно не только выше пояса, но и ниже него. Не с этими же медными куклами ты развлекаешься?
От бушующей в нём внутренней борьбы в голове у бога-кузнеца шумело, от манящей наготы супруги темнело в глазах. Дыхание перехватывало от соблазна и от исходящего от богини возбуждающего аромата.
- Гефест, Гефест, - не отставала от него Афродита, - давай вместе бросим вызов всему и всем, хотя бы разочек, один-единственный раз! Пускай ахейцы проиграют эту войну!
- Нет, уходи! - почти простонал Гефест и, собравшись с силами, оттолкнул супругу. Он не мог перестать быть тем, кем был - покорным слугой своей семьи. Он с лёгкостью менял свойства металлов, но его самого не могла изменить даже запредельная сила богини любви.
Лик Афродиты потемнел.
- Берегись, Гефест! - пригрозила она. - Ты и представить себе не можешь, как страшно я мщу тем, кто меня отверг! Кто, думаешь, распускает все эти слухи про Афину и Эрихтония? О-о, я ещё и не на такое способна! Будьте вы все прокляты! Однажды я заставлю вас пожалеть обо всём! Если греки в этой войне победят, я сделаю так, что потомки моего Энея сожрут Элладу с потрохами и отправят на свалку истории!
Афродита бросила на мужа последний гневный взгляд, смешанный с жалостью и разочарованием, презрительно поджала губы, резко развернулась и быстрым шагом покинула пещеру. Гигантские львы вприпрыжку бросились за ней. Вскоре шум и гам упряжки и свиты затихли вдали... Медные слуги безучастно таращили свои безжизненные глаза, им ни до чего не было дела.
Отдышавшись и постепенно совладав с эмоциями, Гефест вернулся к работе и вскоре доделал ахиллесовы доспехи. Больше его ничто не отвлекало от работы.
Однако недолгое присутствие Афродиты и сказанные ею слова сделали своё дело - на что она и рассчитывала. Гефест допустил ошибку и не заметил одного-единственного дефекта на доспехах. Слишком часто его разум уносился мыслями то к идеальной Афине, которая оказалась не такой уж идеальной, то к порочной Афродите, которая была не такой уж и порочной.
Как и говорила богиня любви, все истории Фетиды про неуязвимость пелеева сына были ложью. Несчастливая в браке, Фетида отдавала все свои силы любимому сыну, весьма ревностно насаждая и возделывая культ "великого героя" Ахилла, всячески продвигая и при надобности преувеличивая его реальные и мнимые достоинства и достижения. На самом деле Ахилл, конечно же, не был неуязвимым.
Афродита явилась Парису, своему любимчику и причине Троянской войны, и внушила ему мысль, что в стрельбе из лука он будет гораздо удачливее, нежели в позорном поединке с Менелаем. Стрелы Париса взялся направлять сам Аполлон. Дефектное место в доспехах Ахилла не могло укрыться от его божественного взора. Первую стрелу он направил в пятку, как и мечтал, а вторую - в то единственное место, куда Ахилл мог быть поражён. Будем честны: если бы Гефест сработал доспех безупречно, добросовестно и без изъяна, Парис ни за что не смог бы убить Ахилла и даже стрелы самого Аполлона его бы не сразили.
К сожалению, никто из тех, кто бился насмерть в той войне, так никогда и не узнал, по чьей милости душа Ахилла отлетела к Аиду. Никто и никогда не узнал о том, что это Афродита отвлекла Гефеста и смутила его разум своими речами, отчего бог-кузнец первый и единственный раз в своей жизни допустил в своей работе производственный брак.
А затем, окончательно оправившись от ранения, нанесённого ей Диомедом, богиня любви занялась судьбой своего сына Энея, но это уже другая история, которую поэт [очевидно имеется в виду Вергилий - прим. Т.И.Слепанды] поведал лучше нас. О каком-то там Ахилле Афродита уже и не вспоминала...