(Снежный жар - глава-послесловие после основного произведения "Проклятый род", а также приквел к двум последующим книгам серии "Короткое лето" - "Цена слов" и "Двоеверие")
Горечь трав, железный вкус крови и бешеное биение сердец... Сивер бежал через снежную ночь, не чувствуя холода. Он был готов сбросить одежду, позволить морозу коснуться пылающей кожи, и любой из его шести товарищей точно также желал отдаться Зиме. Глаза юношей лихорадочно блестели, их белые лица появлялись в ночи неясными призраками. Зелье горячило кровь Навьих охотников, не давая замерзнуть, но со Снежным жаром приходили и мороки.
На краю зрения вспыхнуло нереальное пламя. Из его багряных языков вслед за Сивером выскочил огненный волк. Издав дикий вой, зверь мчался той же дорогой, что и Навья стража. Тряхнув головой, охотник отогнал от себя обжигающее виденье. Волк исчез, бесследно развеялся среди снежного крошева. Радостно скалясь, вожак Навьей стражи припустил ещё пуще, не слушая боли в готовом взорваться от быстрого бега сердце.
Монастырь близко, но Навья стража не пойдёт на приступ его белокаменных стен. Используя ночной мрак, они проберутся к деревянному частоколу вокруг прилегающей к Монастырю слободы. Во время холодов крестианцы жались по избам построенным из крепких брёвен. Минуло восемь месяцев Долгой Зимы, осталось ещё шестьдесят дней лютых морозов. Люди не доверяли холодному камню обители: просторные залы было слишком нелегко протопить. Для выживания требовалось много тепла, которое легче сберечь в маленьких деревянных домах.
Крестианцы целую Зиму прятались внутри Тепла, словно в берлоге, покидая свои укрытия не раньше весны. Но сегодня ночью один из домов слободы стал целью для охотников Нави.
Никто в Монастыре не стоял на посту. Люди думали, будто в мороз к ним не подобраться. Сивер разразился полным злого веселья смехом. Новый морок показал ему Монастырь горящий в огне... Как долго вожак Навьей стражи ждал своего испытанья! Восемнадцать Зим - вот сколько ждал! - с момента своего рождения, с момента, когда увидел Волчицу...
Голубые глаза наследницы рода и её многообещающая улыбка, так и стояли перед взглядом молодого охотника. Но не время было думать о грешном. Кровь Сивера и так кипела от возбуждающего зелья. Даже ночной мороз не помогал унять охвативший его колдовской жар.
Частокол слободы Навья стража миновала без затруднений. Охотники заскользили ночными тенями по улицам деревянной общины. Полоски света пробивавшиеся через закрытые ставни не могли раскрыть присутствия Волков. Нави не требовался дневной свет: ночью они видели лучше, чем звери. Каждый из стаи Сивера отведал собственной крови, разбудив дремавшего внутри духа. Очумев от зелья, Волк потребовал бега, драки, смерти любого, кто окажется перед стаей!.. Но Сивер сдерживал гнев, он хорошо знал, чем кончается путь слепой ярости. Сила нужна им сейчас только для дела.
Вот и дом, о котором говорила ведунья - широкая изба на целых две комнаты, в которых наверняка не одна печь. Хозяин Тепла любит простор и свободу, и он может себе это позволить. Сивер злобно оскалился на малодушное желание крестианцев всегда держать тело в тепле. Пусть люди узнают, для чего нужна Навья охота посреди Зимней ночи!
Перемахнув через высокий забор, вожак стаи услышал собачий лай, приглушённо доносившийся из сеней дома. Почти в каждом крестианском Тепле завели чутких псов. Люди в оседлой общине догадывались, кого следовало опасаться.
Вскочив на крыльцо, Сивер дёрнул за ручку двери... Заперто! Законопачено до весны, чтобы не впустить к себе холод. Спасаясь от стужи, оседлыши перекрыли дорогу и Нави. Закрыв глаза, Сивер медленно выдохнул, и постарался отогнать от себя ослепляющие гневом мысли. За его спиной захрустел снег - во двор спрыгнуло ещё пять теней из числа стаи.
- Скорее! - шёпотом поторопил кто-то из молодых. Зарычав, Сивер глянул через плечо и осадил нетерпеливых острозубым оскалом. Не нужно было указывать вожаку... Ведунья рассчитывает на него. Воспоминание об улыбке Белой Волчицы заставляло Сивера дрожать в сладкой истоме. Он глотнул своей крови сочившейся из рассечённого языка, и его мускулы загудели от притока силы. Ухватившись за ручку, Сивер потянул дверь на себя. Послышался треск, гвозди почти вылетели из доски, но крюки с запорами сломались быстрее.
Из сеней на охотника немедленно кинулась зубастая тень - смелый пёс, Нави не испугался; вероятно, любил своего хозяина больше, чем жизнь. Схватив собаку за горло, Сивер вспорол ей брюхо, отбросив визжащую псину в сугроб у крыльца. Получилось чересчур много шума... Люди в доме засуетились, дверь в сенях распахнулась, и из Тепла выскочил парень. В руках мальчишки был зажат пистолет. Он сделал шаг в сторону Сивера, стреляя навскидку, но оружие дало осечку - слишком старое. Юноша удивленно вытаращил глаза, увидев перед собой навьи клыки. Сивер скалился на него, так и не дождавшись собственной смерти.
- Батя! - закричал парень, бросившись наутёк, но не успел добраться даже до двери. Нож охотника вошел пацану точно между лопаток. Крестианец упал, издав отчаянный крик, но Сивер на этом не остановился: клинок вонзался в его тело снова и снова - пока человек не умрёт, пока добыча не перестанет дёргаться в судорогах!
Из Тепла выскочила испуганная женщина - услышав крик сына, она не смогла удержаться, и появилась в сенях раньше хозяина дома. Сивер поднял глаза на крестианку, по его лицу стекала кровь убитого парня. Увидев мёртвого сына, мать закричала не своим голосом. Но следом за Сивером уже спешил его нетерпеливый товарищ. Прижав крестианку к дверям, он несколько раз ударил ножом ей под грудь. Тело женщины вздрогнуло, начало оседать, глаза бессмысленно остекленели. Чтобы труп не мешал пройти стае, охотник оттолкнул её в сторону. Путь Волков в эту ночь выстилался чужими слезами и кровью... как и всегда.
Набег - резня среди не ждавших беды людей. Но набег посреди холодов был непривычен даже для Нави. Волчья душа Сивера запылала сильнее от ощущения подаренного Зимней охотой.
Ружейный выстрел огласил избу раскатистым громом. Убивший женщину охотник с болезненным воем отлетел от дверного проёма, дробь искромсала всю правую часть его тела.
Вырвав нож из трупа зарезанного крестианца, Сивер бросился внутрь комнат, но натолкнулся на нацеленный в его грудь дробовик. Двустволка подрагивала в руках заросшего бородой человека. Потеряв за одну минуту жену и сына, мужчина желал лишь одного - мести. Ружьё щёлкнуло, но не разрядилась... Сиверу не просто везло - вожак стаи понял, что не погибнет сегодня! Он был уверен в удаче, хотя взял залог у проклятой Белой Волчицы.
Радостно зарычав, подземник бросился на человека. Нож Сивера не нашёл цели, острие клинка было отбито ударом приклада. Навьему вожаку противостоял сильный боец - настоящий воин из числа крестианцев. Враг был крупнее него и с лёгкостью отбился от первых выпадов. Отвечая на новый удар, мужчина разбил лицо Сиверу. Охотник почувствовал, как зубы во рту зашатались, но боли не было - зелье прекрасно справилось с ней, а вот крови в глотку хлынуло много. Волк яростно взвыл, почувствовав свежую силу. Зверь заставил охотника быть в три раза сильнее, в четырежды более быстрым и впятеро осторожнее.
Это была достойная схватка: мужчина стоял на защите своего рода. Такого противника можно было уважать за отвагу, но сначала Сивер его убьёт. Стая замерла на пороге, предпочитая не вмешиваться. Это испытание предназначалось только для вожака.
Увернувшись от увесистого кулака, Сивер полоснул ножом под рубаху крестианца. Враг охнул, получив первую рану, на его одежде проступили кровавые пятна. Тут же из соседней комнаты раздался испуганный девичий крик:
- Папа!
Не было времени отвлекаться. Ещё удар! На этот раз Сивер бил прямо в незащищённое плечо крестианца. Болезненный рык человека перерос в попытку моментально ответить. Ружьё давно было брошено, он дрался руками, стараясь перехватить запястья охотника. Кисть Сивера оказалось зажата в медвежьей хватке мужчины, но лишь на мгновение. Удар кулаком по свежей ране заставил врага отпрянуть и зашататься. Сивер не упустил своего шанса, вонзив нож крестианцу под бороду. Кровь густой струёй хлынула на пол. Мужчина перехватил горло руками и медленно повалился. Навий охотник остался стоять победителем над телом врага.
Тяжело дыша, Сивер смахнул выступивший на лбу пот, но только добавил лицу кровавых разводов.
Из второй комнаты на Навь с ужасом смотрела девочка Зим десяти отроду. В колыбели возле печи кричал испуганный шумом младенец. Сивер ухмыльнулся, подумав, что ведунья хорошо просчитала, куда посылать свою стаю. Он не тронул девчонку - прошёл мимо, не удостоив малышку вниманием. Его товарищи ворвались следом и не дали малышке закричать в полный голос...
Но младенец был только для вожака. Сивер добрался до укрытой тёплыми одеялами колыбели, с интересом заглянув внутрь. Ребёнку был всего месяц, может два... Сивер не разбирался в таких вещах: он был охотником, а не какой-то там вестой.
Снаружи послышался собачий лай, смешанный с испуганным визгом. Услышав выстрелы, люди выгнали псов на улицу, к обагрённому кровью дому. Сами оседлые не рисковали сунутся в бой, но и псы не рвались в схватку с тенями на страшном морозе.
Закутав ребёнка в тряпьё из колыбели, Сивер схватил его и выскочил в сени. Получивший огнестрельное ранение охотник странным образом выжил. Он глупо скалился, не чувствуя боли из-за выпитого отвара.
- Уходим! - толкнул его Сивер. Парень пошатнулся как пьяный, но побежал. Собаки не рискнули напасть. Псы жалобно скулили на холоде, пятясь и поджимая хвосты. Выбежав на улицу, вожак стаи остановился.
- Ты! Возьми его, и не смей потерять! - протянул он ребенка другому охотнику. Тот на бегу подхватил свёрток с младенцем, догадавшись, что у вожака остались в общине незаконченные дела. Сивер достал из-за пояса нож украшенный оберегом из волчьих зубов. Требовалось наведаться к ещё одному человеческому Теплу...
************
- Упокой Господи души усопших раб Твоих, - прошептал Данила, опуская веки маленькой девочки. Леонид взглянул, как ратник прощается с убитым ребёнком, и отвернулся. Воевода бродил по выстывающему Теплу, повсюду наблюдая следы недостойной человека жестокости. Те, кто напал на семью посреди ночи, не имели права называться людьми: никого твари не пощадили, даже младенца забрали из собственной колыбели. Наверняка, чтобы наглумиться, и погубить ещё одну безгрешную душу. Леонид снова сотворил на себе крестное знамение. Давно воеводе не приходилось видеть вокруг себя столько крови... Никогда прежде на христианскую общину не случалось набегов...
- Всех перерезали, проклятые сволочи!
- Это Навь, больше некому...
Ратники шептались между собой, сверкая глазами от злости. Но в их гневных взглядах нашлось место и страху. Люди крепче сжимали оружие, желая мстить, но опасаясь новой встречи с подземниками. Как могла Навь пройти в Монастырь среди холодов Долгой Зимы? Почему Волки не грелась в подземном логове, где обычно дожидались весеннего солнца? Не должны были они вылезать на поверхность в такой ранний срок, а значит на то имелась причина...
- Найдите кого к Сергею отправить. Старший воевода вместе с Китежской ратью под стенами Тавриты стоит. Донесите до него весть, что семью Настоятеля вырезали, а глава нашей общины погиб. Пусть Сергей возвращается. Волчий род начал пить христианскую кровь...
*************
Громкий стук разбудил Веру за полночь. Она суетливо зажгла свечу и прислушалась, но тишину больше ничто не нарушало. Может звук удара в дверь ей только привиделся?
Вера с трудом встала с постели: большой живот мешал двигаться - ребёнок ждал часа своего появления. Вздыхая, будущая мать оделась теплее. Она двигалась тихо, стараясь не разбудить спавшего на печи младшего брата. В их доме стало прохладно. Тепло быстро выветривалось, нужно снова подтапливать печь. Надеяться в этом она могла только на помощь соседей. В светлое время суток можно пройти по морозу и добрые люди помогали Вере в нелёгкой жизни без мужа: приносили воду, дрова, разводили огонь. Сергей воевал вместе с Китежской ратью на западе. Муж хотел завершить все дела до весны. Он опасался Навьих набегов, ведь Волки появятся из-под земли вместе с весенней оттепелью, когда сойдёт снег...
Но Вера постаралась не думать о страшном: нельзя было ей лишний раз волноваться. Зимой, внутри Монастырских стен - чего ей бояться? Мороз и стужа не давали никому высунуть носа из дома, а ночной стук мог вполне оказаться отголоском ускользающих снов.
Осторожно выглянув в сени, Вера поёжилась. Даже накинутая поверх плеч медвежья шуба не спасала её от холода. Совсем не хотелось выходить за порог, но наружная дверь выглядела ненадёжной. Подняв свечу, девушка шагнула к выходу из Тепла, чтобы проверить засовы. Сердце часто забилось, страх требовал вернуться обратно в дом, но услышанный звук был слишком реален, чтобы просто уснуть - кто-то точно ударил ей в дверь...
Решившись, Вера отомкнула запоры, слегка приоткрыв выход на улицу. Диким зверем холод ринулся в сени. Плотнее кутаясь в шубу, христианка осторожно вышла на скрипнувшее крыльцо.
Чернота хранила звёздную ночь, не давая толком ничего рассмотреть во дворе. Глупо было сейчас покидать Тепло, чтобы искать во тьме свои мороки. Мороз сразу добраться до тела и заколол лицо Веры незримыми иглами. Стараясь не вдохнуть мертвенный воздух Зимы, она развернулась обратно к сеням, но замерла от сковавшего сердце ужаса...
В дверь дома был глубоко воткнут нож. С рукояти клинка на кожаном ремешке свисали два волчьих зуба. Острие ножа прибило к доскам красивый девичий гребень. Свою украденную вещь Вера не видела много месяцев. Только сейчас гребень вернули, перед этим выломав ему все до последнего зубья.
Стужа ворвалась в лёгкие девушки, разнеся по общине испуганный крик. Христианка отшатнулась прочь от ножа, по её ногам хлынули воды. Ребёнок рождался раньше положенного ему срока, появляясь на свет из-за судорог материнского ужаса.
*************
Никто не думал о войне посреди Долгой Зимы. Никто не был готов к ней, кроме заранее распланировавших нападение союзников. Сергей предложил выступить за два месяца до конца холодов, чем сильно удивил Китежского воеводу. Но в этом был смысл: дневное солнце в последние зимние месяцы прогревало воздух до "сороковника", а значит совместное языческо-христианское войско могло совершать марш и сражаться.
Тавриты убедились в возможности Зимней войны очень быстро. Рать Китежа, Кроды и Чуди пополнилась отрядом из Монастыря, после чего выдвинулась к стенам скотоводов. Если бы не помощь христианских общин на пути, союзные войска могли перемёрзнуть в дороге, но этот поход был направлен против ненавистного всем Ивана Тавритского - каждый старался помочь Теплом и провизией.
Такого удара глава скотоводов не ожидал. Аруч и Дом не смогли поддержать союзника в битве, или не захотели... Слишком много зла Иван сотворил покорённым. Настала пора платить за угнетение...
Таврита осталась одна, её стены дрожали от грохота артиллерийских ударов. Две батареи украшенных оберегами пушек, не экономя боеприпасы, выпускали десятки снарядов по деревянным домам. Штурм вели с такой лихой яростью, что казалось, будто враг Китежа и Монастыря стоил каждого потраченного на него выстрела.
Очередной снаряд врезался в высокую насыпь, уничтожив на ней ряд крепкого частокола. Таврита горела, наполняя морозный воздух треском смертоносного пламени и криками погибавших людей.
- Два легли среди простого Тепла. Там насмерть, наверное, всех перебило, - поморщился корректировщик, отнимая бинокль от глаз.
- Цельтесь точнее. Ведь знаете, где арсенал и казармы, - недовольно бросил Сергей. Из-за инея залёгшего на ресницы, он видел пожары в Таврите как сияние лучистых звёзд. Смахнув снег с лица, Сергей проморгался. Нет... в войне не было ничего даже отдалённо прекрасного. Казалось, что с дозорного поста он слышит крики погибавших под артобстрелом семей.
- Вечно-то вы крестианцы ко всем жалость имеете. А тем временем Иван закопался поглубже на складах своих каменных, и не выкуришь его оттуда. Два штурма уже захлебнулось...
Корректировщик был из язычников Чуди, но во время осады они с воеводой из Монастыря прекрасно понимали друг друга. Общее дело - война - их объединило.
- Слишком добры, говоришь? Война одна на всех: и для язычников, и для христиан... и для тех, кто креста просил, а сам злое удумал, - многозначительно ответил Сергей. - Настоятель отправил меня под Тавриту, потому как я из тех христиан, кто жестокости не боится.
- Практичный человек - ваш Настоятель.
- Он в Бога верит, как и я... Может, верит столько же, сколько и я верю, - задумчиво ответил Сергей. Взгляд воеводы задержался на еле видных вдали строениях Тавритского городища.
- Что там?
- Где? - заторопился корректировщик, обводя панораму осады биноклем. - Ну и глаз же у тебя, я с оптикой еле увидел!.. Это стоила для скота Тавритской общины. Вон, дым из труб стелется - это они для быков своих топят. Говорят, даже в простом Тавритском Тепле быки с людьми уживаются. Душу скотоводы готовы продать за коров своих ненаглядных...
- Быки для Тавритов - ценнее золота. Они кормильцы для целой общины. Скотоводы Велесу покланялись, когда открыто себя называли язычниками... Подожгите стойла.
- Так заживо же сгорят, ведь тоже невинные души... да и какая утрата запасов, - поражённо уставился на него корректировщик.
- От бычьего рёва Иван со своими отрядами со складов выйдет - самое ценное потеряет, и на месте не усидит, - холодно ответил Сергей.
- Что же ты за человек такой? Как среди крестианцев-то оказался? - начиная рассчитывать вектор стрельбы, бормотал корректировщик над походным планшетом.
- О Волках когда-нибудь слышал? - усмехнулся Сергей, но в подробности вдаваться не стал.
- Где воевода христианский?! - вдруг раздался тревожный окрик поблизости. С внешней стороны укреплений пробирался человек в порядком задубевшей от холода шубе. Он приехал из Монастыря, но ни одна лошадь не выдержала бы такого мороза. А значит, гонец потратил на дорогу драгоценное топливо, взяв единственную машину в общине, и дело у него было срочное.
Увидев Сергея, ратник поспешил к нему, на ходу протягивая конверт.
- От младшего воеводы Леонида известие!
- Леонид? Он же Монастырь стережёт! Неужели Дом с Аручем решились напасть? Ведь ненавидели Ивана, к нам хотели переметнуться!
Срывая печати, Сергей развернул доставленное послание. Взгляд быстро пробежался по ровному почерку младшего воеводы. На последних строках Сергей побелел, и со злостью сжал бумагу в руке.
- Без меня будете Ивана добивать. Для христианских войск я командиров оставлю. Ивану всё равно недолго осталось... Поджигайте скотный двор, выманивайте Таврита, а там терзайте его сколько угодно... Мне вернуться в Монастырь надо, защитить Веру.
- Понимаю, - ухмыльнулся язычник.
- Нет. Не понимаешь...
*************
- Принёс? - вопрос ведуньи заставил Сивера улыбнуться. Он осторожно протянул ей сверток с притихшим ребёнком.
- Почему не кричит? Заморили?!! - оскалилась на него Старшая.
- Да живой он, живой!
- Не "он", а "она", дыролобый, - огрызнулась Волчица. - А семья её, что?
- Всё как в старые времена - набег без жалости и без пощады. Вырезали всех, кто на пути оказался!
- Хорошо... - облизнула губы она. Взяв ребёнка, Влада улыбнулась, не нарочно показав малышке острые зубы.
- Замёрзла девочка? Силушки нету кричать? Мамку свою потеряла, а жить как-то надо? - качая на руках чужую дочь, припевала ведунья. Сивер, опустив взгляд по телу Волчицы, не сумев удержаться от наглой ухмылки.
- Чего уставился?! - рявкнула та. Два голубых глаза сверкнули на охотника из-под волос цвета пепла. Власы были гладко расчёсаны, Волчица запретила себе подстригаться, но ухаживать сама за головой не любила - отвыкла.
- Ты залог мне давала, - напомнил охотник. Одарив его надменным взглядом, Влада только презрительно фыркнула.
- Ну и как, выполнил?
- Выполнил.
Ведунья не спешила с ответом. Сивер знал, о чём она сейчас думает: прикидывает, почему он остался жив, и ищет подтвержденье тому, что проклятие снято.
- И что хочешь сейчас?..
Парень смутился: вопрос был простым, но выворачивал душу. Не привык Сивер робеть перед женщиной, даже перед той, которая ведёт сейчас Навье племя. Вскинув лихой взгляд, охотник громко проговорил:
- Тебя хочу! За тобой на любое проклятие пойду! Хоть ещё сто раз испытай, но тобой овладею!
Ведунья залилась смехом. От этого громкого звука, ребёнок на её руках закричал. Улыбка Влады исчезла быстрее, чем тает в зимнем воздухе дым.
- Сейчас ты со мной не управишься... Да и кто чего тебе обещал, давая залоги? Говоришь, не боишься проклятий?.. А ножа в груди ты боишься?
- Хочешь, режь! - рванул на себе куртку Сивер. Лицо Влады побледнело, но в глазах промелькнул интерес.
- Какой молодой, какой глупый... - прошептала она, укачивая чужого младенца. - Иди прочь, весной поговорим... Може ещё залог тебе дам, а може сердце твоё, к какой-нибудь весте направлю. Слюбится, стерпится, прикипит...
- Не прикипит! Не полюблю никого, кроме тебя! - тяжело сипел Сивер. Он был чересчур настойчив, и ведунья раздражённо поморщилась.
- Не первый дурак такой, знаю, что добром не отстанешь. Сколько вас уже было... Шальная идея за мною стелиться: мне сейчас никто больше не нужен! Может статься, что никогда мне муж не понадобится... До весны с этим меня не тревожь, лишь раз тебя остерегаю! А теперь, пошёл прочь, пока не сглазила!
Сивер не стал испытывать силу ведуньей угрозы. Он тихо выскользнув из норы, подальше с колдовских глаз. Когда парень вышел, в углу логова зашевелилась чёрная тень. Старая наставница подошла к своей ученице, устало взглянув на лицо похищенного младенца. Женщина выглядела плохо - под её глазами залегла синева, после терзающих приступов кашля на губах остались кровавые пятна. Прочистив горло от горьких сгустков, Девятитрава спросила:
- Эту ли видела в своих Ведах?
- Да... В самом первом откровении птицы, - улыбнулась ей Влада. Рука Белой Волчицы достала из-под складок своей одежды два синих пера и положила их на свёрток с ребёнком.
- Как звать её будешь?
- Сирин. Имя давно было названо крылатой тенью... Сильной станет, красивой, близка будет к Нави... если выживет.
- А что ты? - спросила старая женщина. Она чуть пошатывалась, срок жизни Девятитравы почти истёк. - Волчица не сможет обойтись без хорошего Волка... Охотник в мужья набивается.
- Он один из первых, к кому дух Зверя вернулся. С каждым днём двоедушцев в племени прибывает, хотя в Сивере сил побольше будет, чем в прочих... Но он мне не нужен! Ты ведь тоже живёшь одинокой... Отец мой ушёл, старый сказалец мир Явий покинул... Тяжело тебе, знать-то, без мужа и сына?
- Михаил и Олег смотрели на меня токмо прошлым: как на травницу со светлым именем. Да только те времена давно минули. Я привыкла к Навьему роду... - ответила Девятитрава. - Однако, мой срок приходит. Я многое успела увидеть, предвидеть и сделать: на верный путь Мать-Волчицу наставила, и тебя, пока, наставляю. Дни твоей силы прибыли, многое ты сделать должна. Ярый жар посреди Зимы разгорится и опали;т многих. Сдержать его буде трудно... Потому, приготовься.
Предсказывая, Девятитрава пристально смотрела в глаза ученицы. Тяжело было выдержать прямой взгляд старухи.
- Как долго одна проживёшь? Как долго собираешься по отступнику сохнуть?
- Не дождётся, не высохну! - зло рявкнула Влада. - Вместе с охотниками ему посланье отправила... Сам ко мне приползёт! Я жизнь его поломаю: на рассвете будет слезами горючими умываться, а ночь встречать с криком!
- За преданный род будешь мстить, или токмо за то, что отвергнул тебя?
Влада ничего не ответила. Осторожно положив ребенка в расписанную рунами колыбель, она тихо пропела:
- Сварим зелья покрепче, и невзгоды уйдут; печаль отойдёт, отступит льдом перед жаром. А ежели глаз дурной взглянет - род защитит. Лютую смерть нашлём, душу вырвем и к Маре направим... Теперь ты дома, девочка. Укреплю твою волю, наставлю тебя на путь выбранный мною...
Вдруг Волчица заметила шнурок под воротом распашонки. Потянув за него, Влада достала простой деревянный крестик, принадлежавший младенцу. Она тут же обрезала нить острым ножом, отбросив прочь символ чуждой ей веры. Из оберегов в колыбели маленькой Сирин остались только два синих пера.
*************
- Молитвами нашими, малютка здорова, - вздохнул Леонид, отойдя от постели. Вера лежала под пуховыми одеялами, прижимая к себе новорождённую дочь. Начавшиеся на холоде роды дались молодой матери нелегко. С великим трудом ей удалось вернуться обратно в дом, напугав своим видом Егорку. Но мальчонка сильно окреп после всех испытаний, которые им с сестрой довелось пережить. Он быстро оделся, прошёл через морозную темень и позвал на помощь к роженице соседских женщин.
Вера изнемогала от слабости, но девочке жизнь дала и сама не погибла - это благое событие согревало сердце младшего воеводы.
- Довольно смертей. Хватит костлявой по нашей общине бродить. Пусть новая жизнь отгонит от нас черноту Навьих проклятий, - сказал Леонид, вспомнив резню прошлой ночи. - Как наречёте дитя?
- Евгенией, - выдохнула уставшая Вера.
- Хорошее имя - для настоящей красавицы... Вон, какие при ней голубые глаза - как у батюшки. А волосики-то золотые - как у матушки, - улыбнулся Леонид круглому детскому личику.
В прихожей послышался шум. Громыхая сапогами, в дом вошёл ополченец Данила. Он нёс в смятой тряпке нож с гребнем вырванные из входной двери.
- Эх ты, дурень! - разозлился на него воевода. - Ты на кой чёрт эту гадость сюда приволок?!
- Так, снять надо было!.. Бабы ходят рядом с избой, крестятся да шепчутся, словно дурки! Хоть и "сороковник" на улице, а со всей слободы люди сбежались. Лясы точить и на холоде хочется!
Вера отвернулась в подушку и тихо заплакала. Скрипнув зубами, Леонид начал выталкивать ратника вон из избы.
- Ты эту дрянь брось в огонь! Гребня с ножом руками не трогай и дым от сожжения не вдыхай! Вещь подброшена не случайно, а на худое дело: с порчей и с заговором. Только коснёшься - сразу на тебя беды полезут, одна другой хлеще!
Испугавшись, Данила трижды сплюнул через плечо, пробормотав: "Чур меня!"
- Нехристь, лучше бы перекрестился! - продолжал увещевать его воевода. Ратник собрался выскочить на крыльцо, но Леонид его задержал. - Стой!.. Нож не сжигай, покажем его Сергею. Быть может, в ноже есть послание. А гребень сожги, чтобы праха от него не осталось!.. Да вели ратникам приготовиться: оружие достаньте хорошее, патроны, машину...
- Машину за Сергеем отправили! - торопливо напомнил Данила.
- Без тебя помню!.. Иди, жги Навье проклятие, пока нас всех не помазал!
Под ругань, ратник и воевода покинули избу. За дверью стоял "сороковник", но у ворот собралось много людей. Христиане шептались, женщины всхлипывали, передавая друг другу слухи о ночной бойне. Многие из них видели нож в двери Веры. Молодой жене Волка и без того тяжко жилось среди людских домыслов: довелось обвенчаться с явившимся из-под земли мужем! Но Леонид хорошо знал их семью, знал Сергея. Волк был из тех, в ком нуждался сейчас Монастырь. А после смерти Настоятеля, дела христиан становились и вовсе не веселы...
- Лёня! - вдруг послышался из избы голос Веры. Воевода скорым шагом вернулся обратно в комнаты. Протянув к нему навстречу бледную руку, Вера заговорила сквозь слёзы.