Куда она попала, выяснилось из разговоров пациентов госпиталя, а дату Анна уточнила у отца Жюля, прикинувшись, что подводит память, и чуть не вскрикнула от радости.Священник убедил ее прилечь отдохнуть, чтобы не мешать возвращению воспоминаний, и девушка без конца повторяла про себя, все боясь поверить: не было б счастья, да несчастье помогло! Кто бы мог подумать! Мечтала? Получи, можно сказать, в оригинальной упаковке. Получи и распишись, теперь ты здесь на ПМЖ: хочешь-не хочешь, до двадцать пятого года домой не вернуться - портал закрыт!
Это знак! Определенно, знак самой судьбы! Ждите меня, граф де Ла Фер! Я буду, как только, так сразу! Восторг и ликование приостановило соображение, что загодя прикупленное в ломбарде кольцо осталось у грабителя: оно было немного великовато и сдернулось с пальца вместе с перчаткой, а, кроме пострадавшего в пожаре платья и бесполезного в данный момент ридера у нее ничего нет. Правда, на этой мысли девушка не зациклилась, полагая, что раз все так удачно складывается, то проблему переезда в Берри она решит. Оливье, любимый, ради НАС, я придумаю что угодно!
Версию присутствия в городе пришлось немного подправить - вместо почившего кюре из Витри в ней стало фигурировать имя почтенного горожанина, несколько лет назад перебравшегося из Турне, и вместе со всей семьей не пережившего прошлую огненную ночь. Незадолго до пожара их дом посетила молодая девушка, кто именно - соседи узнать не успели, и теперь терялись в догадках, куда гостья делась потом. Анна, понадеявшись, что это так и останется тайной, решилась пойти ва-банк.
К вечеру приехала патронесса Дома графини, где и находился госпиталь - невестка епископа Лилля Франсуа Ван дер Бурша. Прежде чем по просьбе отца Жюля помочь потерявшей в пожаре родных приезжей девушке-дворянке, зловредная тетка устроила не то смотрины, не то осмотр товара, после вынеся вердикт: пока не найдутся еще родственники, Анна должна отправиться в Тамплемар, но не воспитанницей - слишком велики расходы, а на послушание. Мадам Магдалена сама не сможет пожертвовать вступительный взнос, но уверена, что аббатиса не откажет. Монастырь бенедиктинок находился в полутора лье от госпиталя, и 'отец Жюль, к величайшему сожалению, не сможет наставлять Анну каждый день', но патронесса не сомневалась - 'девушке помогут усвоить монастырский Устав, чтобы в начале своего пребывания в обители не нарушить заведенного в ней порядка и дисциплины. Самое главное - смиренная почтительность!' Ага, как же, спешу и падаю! Вот же, крыса средневековая!
Анне невероятно повезло, что она умела рукодельничать, хотя, и не сказать, что особенно любила. Предъявив свое изрядно уделанное платье, как собственноручно пошитое, она с удовлетворением отметила, что исполнять уготованное послушание, вывозя грязь и гробясь на черной работе, ей не грозит, как бы мадам Магдалена ни надеялась. В келье, которую отныне предстояло делить с сестрой Полин, удалось найти укромный уголок, чтобы спрятать ридер. Ушлая соседка его быстро нашла, но, как ни старалась, открыть плоскую коробочку не сумела, а документы Анна всегда держала при себе.
Отца Жюля девушка видела достаточно часто, почти каждый день. В обители его любили - мы всегда любим тех, кто любит нас. А молодой священник, несомненно, любил всех, кого навещал: послушниц, монахинь, аббатису и даже мадам Магдалену. Анна часто ловила на себе его взгляд, и затруднялась признаться самой себе - понимать ли, как на нее смотрят? Еще в детстве, в бумажной, зачитанной до дыр книжке, вычитала: 'Никогда не совершай ошибки! Если кто-нибудь проявит к тебе сочувствие, симпатию и преданность, удивит благородством характера, цени это, но не перепутай с... чем-то другим'. Перепутать, по правде говоря, хотелось, особенно, в ее обстоятельствах, да и перепутать ли?
Сестра Полин рассказала, что отец Бонне был рукоположен еще осенью, но до сих пор ждет прихода. Без протекции место получить трудно, но благочестие и скромность святого отца расположили к нему епископа, а мадам Магдалена обещала, но сколько нужно еще ожидать, и предположить нельзя. Анна припомнила, что до приезда нового священника в Витри пройдет еще несколько месяцев, и решилась сказать, что по дороге в Лилль слышала, будто в деревне близ Буржа умер старый кюре. Отец Жюль написал бывшему семинарскому куратору, в настоящее время - канонику буржского епископа. По его просьбе монсиньор Андре Фремьо ходатайствовал об отце Жюле перед графом де Ла Фер, в чьих владениях расположен приход, осталось дождаться ответа самого сеньора.
Новой послушнице полюбилось рукодельничать в беседке, возле самой реки. Вдали на левобережье виднелись постройки пригородов Лилля, и Дёль раздваивалась на два рукава, поместив растущий город между ними, а здесь, у монастырских стен, было тихо и почти безлюдно. Отец Жюль шел к ней очень быстро, почти бежал: 'Граф де Ла Фер пригласил меня занять место кюре в Витри, я пришел проститься'. Девушка припомнила его воскресную проповедь: 'Любовь - не просто состояние души, а способ развития личности, в котором, увы, многие люди никогда не продвигаются дальше начала", и подумала: 'Любопытный взгляд на почти запретное здесь чувство. А если б он не был священником и не дал обета безбрачия?' Покопавшись в памяти, она нашлась, что ответить: 'Любовь друг к другу мы отдадим Богу, направив все свои чувства на тех, кто в этом нуждается, на страждущих. Наша привязанность не превратится в обычную слабость, вместо того, чтобы быть источником силы'. Отзывом святого отца был свет в его глазах, этот удивительный негасимый свет.